Йозеф Геббельс Враги Речь Вы хотите тотальной войны на немецком. Мой призыв к тотальной войне от 30 января был встречен оглушительными аплодисментами. Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед многотысячной аудиторией во Дворце спорта в Берлине 18 февраля 1943 года. Узнайте, как влиятельная речь Йозефа Геббельса в Берлине, призывающая к тотальной войне, смогла взволновать нацию и заручилась поддержкой тотальной войны.
Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г
Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год. По мнению Людендорфа, тотальная война — это военный конфликт, в котором страна-участник использует все доступные ресурсы и методы, чтобы одолеть противника. Текст речи Геббельса о тотальной войне поступил на радио накануне, с указаниями министра, как надлежит ее подать. Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед многотысячной аудиторией во Дворце спорта в Берлине 18 февраля 1943 года. Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на. Загрузить музыку / рингтон Речь Йозефа Геббельса Тотальная война 1943 год в формате MP3.
Как Геббельс заново изобрёл искусство пропаганды и заставил немцев хотеть войны
Часть первая. Йозеф Геббельс: политика пропаганды и веры | Речь Геббельса о тотальной войне до победного конца в феврале 1943 года, когда немецкие войска терпели тяжелейшие поражения на всех фронтах Европы и Африки. |
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне в Берлине, 1943 год. | Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта, нем. |
Goebbels' 1943 Speech on Total War | «Тотальная война», которая, возможно, должна была стать чем-то вроде «тихого государственного переворота», впрочем, довольно громкого, не привела Йозефа Геббельса к статусу второго человека в Третьем рейхе. |
Пропаганда последних дней | Пикабу | Речь о тотальной войне Йозеф Геббельс — один из самых страшных военных преступников Второй мировой войны и не менее страшный пример того, как ораторское мастерство может служить вдохновением не только демократических свобод, но и тоталитарной пропаганды. |
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне 1943 год — Видео | 18 июля 1944 года Геббельс направил Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации на тотальную войну. |
Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г
Но вот убивать безоружных и связанных женщин, насильно угнанных в Германию, они очень даже были способны. И убивали с более чем звериной жестокостью, достреливая раненых. О чем сами и свидетельствуют. Так что и этот крысиный выводок жалеть особо не стоит — и у него руки по локоть в крови. В чем они и сами сознаются: «Они нас всех убьют, ведь мы все виноваты» [63] Кнопп Г.
Нехватку солдат мужчин а с лета 1944-го — и подростков немцы пытались в какой-то степени компенсировать частичной заменой их женщинами. Но их женщины, что затем выяснится, с нашими, отстреливающими немцев сотнями, будучи снайперами, или сбрасывающими на их головы бомбы, имея прозвище «ночных ведьм», не говоря уже за женщин медсестер, которые будучи хрупкими с поля боя под пулями вытаскивали здоровенных мужиков, ни в какое и малейшее сравнение не шли. Курица не птица. Девушки, которые ее обслуживали, испугались столь многочисленных разрывов бомб и удрали в убежище.
Так что и с женщинами своими этот социалистический режим, будучи национальным, боролся не менее успешно, чем с подрастающим поколением и даже со стариками. Но даже и такие суровые меры, как заградотряды, чья организация, вместо немцев, в процессе фальсификации хода 2-й мировой войны, в конце концов списана на нас, не помогли этой крысиной державе отстоять свою нору. Ведь страх за свою жизнь у стремящихся покинуть тонущий корабль серых хвостатых существ был так силен, что, в припадке прилива нахлынувшего на них животного чувства самосохранения, без боя они бросили заблаговременно оборудованные мощнейшие укрепления Восточной Пруссии в районе Мазурских озер. Но этот довольно странный для немецкой пунктуальности инцидент является следствием охватившей противника паники.
А у страха глаза велики. Потому, при отсутствии связи, враг дрогнул и кинулся наутек. Что и позволило нашим войскам на плечах в страхе за свою жизнь бросающего свои позиции противника без каких-либо серьезных потерь ворваться в сильно укрепленное логово врага — Восточную Пруссию. И было им, кстати говоря, чего опасаться.
Ведь в завершении приказа по 3-му Белорусскому фронту от 19 января 1945 г.
Подобная софистика позволяла оправдывать даже явные военные неудачи по типу Сталинграда, отыскивая даже в поражении какие-либо положительные стороны. Да мы отступили, но фронт-то сократился, а значит, нам будет легче.
Серьезно, я даже не утрирую, вот пожалуйста вам цитата: «Мы бьемся теперь, упираясь спиной в стену. Это, конечно, опасно, но дает ряд преимуществ. Построив оборону на своей территории, мы избавились от множества неразрешимых проблем, тогда как наши враги могут действовать лишь в ограниченных масштабах и в ограниченное время».
Да, абсолютный! Но в ситуации когда ужасный враг у ворот, а у вас одна винтовка на троих только это и остается. Полное, тотальное и беспросветное отчаяние толкает людей на крайности.
Находясь в подобных, безвыходных ситуациях, начинаешь хвататься за каждую соломинку, будь хоть трижды атеистом, но находясь в бункере рейхсканцелярии под огнем русских орудий — поверишь во что угодно, даже в мистику. И Геббельс поверил. В те «последние» дни, усиленно шла пропаганда через историческую параллель.
Вот, дескать, Берлин в осаде, русские идут, и мы почти проиграли как в 1762-м, но ведь Гитлер он же как Фридрих великий, он обязательно победит, надо только чтобы кто-нибудь из руководителей вражеского лагеря умер и тогда вся игра перевернется. Ха, и вы знаете, таки да, умрет Рузвельт — американский президент. Правда сказка не продлится долго, 20 апреля день рождения Гитлера карета превратится в снаряды русских пушек, что уже чуть ли не прямой наводкой бьют по фюрербункеру, а соратники величайшего злодея в истории человечества начнут разбегаться кто куда, лишь бы подальше от тонущего корабля.
Радостные представители фольксштурма Фантазиям о великой исторической миссии Третьего рейха не суждено было сбыться. Однако Геббельс отличился, он в отличии он многих других не покинул своего «бога» а остался с ним для того чтобы и дальше своими сладкими речами утешать, обреченных на смерть бойцов фолькштурма, которыми он руководил лично и жителей Берлина. Чем мрачнее и безнадежнее выглядела реальность, тем с большим красноречием рисовал он волшебные картины будущего, ожидающего и Германию, и всю Европу.
Все ее разрушенные города и села будут восстановлены в еще лучшем виде, и в них будут жить счастливые люди.
Пока же гитлеровская Германия, по словам оратора, была единственной защитой Европы от большевистской угрозы с Востока. Затем последовали три основополагающих тезиса речи. Во-первых, согласно Геббельсу, нападение на Советский Союз было превентивным, совершённым «за две минуты до полуночи» до планировавшегося сталинского наступления.
Целью большевизма якобы была «мировая еврейская революция», которая бы установила «интернациональную большевистско-капиталистическую sic! Во-вторых, гауляйтер заявил, будто только нацистская Германия способна справиться с большевистской угрозой. В подтверждение этого Геббельс Берлин, Берлинский край! Правду о Холокосте нацисты пытались скрывать и от собственного народа в тылу.
Наконец, третий тезис был самым важным. Так как Германия оказалась перед лицом смертельной опасности, то единственный выход — тотальная война.
Вы должны хлопать в ладоши! Неужели мы теперь вообще не спим, не будем ничего есть, увидим всех убитых людей, мирное население тоже? Я просто не мог представить себе эскалацию. Это было достаточно ужасно! Однако тотальная война привела к поражению. Вдохновляйте свой почтовый ящик - Подпишитесь на ежедневные интересные факты об этом дне в истории, обновлениях и специальных предложениях.
Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944)
Доктор Геббельс Тотальная война У фюрера не было ни дня отпуска с тех пор, как началась война, и если он относится к своей работе ТАК ответственно, то мы, простые люди, тем более не можем поступать иначе. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г ИТК Дашков и К. Вид 1. Яростная речь Геббельса о "тотальной войне" стала самым знаменитым выступлением рейхсминистра пропаганды за всю его политико-пропагандистскую карьеру.
Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне в Берлине, 1943 год.
К этому призывал и развёрнутый над трибуной огромный транспарант: «Тотальная война — наикратчайшая война! Она подразумевала сокращение отсрочек и «броней» для мужчин и внедрение трудовой повинности для женщин. В качестве популистской меры Геббельс заявил о закрытии баров, клубов, дорогих ресторанов и салонов красоты. Были произнесены проклятия в адрес «немногих бездельников и уклонистов».
Прозвучало сравнение ситуации начала 1943 г. Затем произошла кульминация. Перечислив все категории слушателей, присутствовавших во Дворце спорта, Геббельс нарёк их представителями всего немецкого народа и задал им десять вопросов.
Якобы англичане утверждают, что немцы не хотят войны, потеряли веру в победу, разлюбили фюрера и всё в таком духе. Аудитория дружно не соглашалась и после каждого вопроса, предполагавшего опровержение негативных английских заявлений, хором кричала «Да!
Способом ведения экзистенциальной войны является война тотальная, и 18 февраля исполнилось 80 лет со дня произнесения самой известной речи министра пропаганды Третьего рейха Йозефа Гёббельса, которая так и назвалась — "О тотальной войне". В ноябре 2014 года тогдашний президент Украины Пётр Порошенко заявил в интервью немецкой газете Bild: "я не боюсь войны с российскими войсками, и мы подготовились к сценарию тотальной войны". Издание вынесло слова о "тотальной войне" в подзаголовок, но их бы и так заметили, поскольку для Германии это словосочетание имеет особое — и крайне неприятное — значение. Авторство термина "тотальная война" принадлежит кайзеровскому генералу Эриху Людендорфу.
То есть тринадцатилетних… Однако ж чрезмерно тужить о чуть ли ни тотальном истреблении русским штыком поставленным у него на пути германском молокососе не приходится. Ведь если убивать русского солдата ему практически и не довелось, потому как фронтовик такого юнца, что и естественно, убивал первым, то убивать людей беззащитных ему было куда как более сподручно. Эсесовцы повели нас куда-то. У меня было чувство, что нас отобрали для выполнения чего-то особенного. Потом все разворачивалось стремительно… женщины строились в колонну по двое в ряд, а мы должны были их сопровождать. Колонна двинулась в сторону моря к местечку Анна-Грубе. Женщин заставляли вставать на колени на краю большой ямы, заполненной трупами.
Затем их убивали выстрелом в затылок. Многие упавшие еще шевелились. Я видел, как один из ребят достреливал из своего карабина людей в яме… Возможно, он через несколько дней уже похвалялся своей стрельбой… Домой я возвращался совершенно унылым и подавленным. До моих ушей доносился грохот канонады. Что с нами будет? Понятно, что когда русские придут сюда, нам придется защищаться. Даже ножами.
Так что некоторые даже осознавали — за что их следовало бы убить. Но многие погибали, не осознав преступной деятельности своей нации в этой страшной тотальной войне. Кстати, и у Пол-Пота палаческие функции возлагались именно на подростков. А поубивали они людей миллионами, истребив треть населения своей страны.
Напротив, мы хотим вести себя не только как берлинцы, но и как немцы, а именно работать, действовать, брать инициативу в свои руки и делать что-то, а не предоставлять делать это кому-то другому. Неужели хоть одна немецкая женщина захочет проигнорировать мой призыв за счёт тех, кто сражается на фронте? Неужели кто-то захочет поставить свой личный комфорт выше национального долга? Неужели кто-то в свете угрожающей нам страшной опасности станет думать о своих частных нуждах, а не о требованиях войны? Я с презрением отвергаю вражеское заявление, согласно которому мы подражаем большевизму. Мы не хотим подражать большевизму - мы хотим его победить, какие бы средства для этого ни понадобились.
То самое святое, что у неё есть, охраняется ценнейшей кровью нашего народа. Немецкая женщина должна по собственной инициативе заявить о своей солидарности со сражающимися мужчинами. Она должна вступить в ряды миллионов рабочих в армии тыла, причём сделать это завтра, а не послезавтра. Через немецкий народ должна пройти река готовности. Я надеюсь, что властям сообщит о себе бесчисленное количество женщин и, прежде всего, мужчин, не выполняющих важной работы для фронта. Дающий быстро даёт вдвое больше. Наше общее хозяйство становится всё более прочным. Это затрагивает, в особенности, страховую и банковскую системы, налоговую систему, газеты и журналы, которые второстепенны для военной экономики, а также малозначительную партийную и правительственную деятельность; кроме того, это требует ещё больше упростить наш образ жизни. Я знаю, что большая часть нашего народа идёт на большие жертвы. Я понимаю их жертвы, и правительство старается обеспечить им необходимый прожиточный минимум.
Но кое-кто должен остаться, и кое-кто должен нести груз. Когда война закончится, мы вновь отстроим то, от чего сегодня отказываемся, с большей щедростью и ещё прекрасней, и государство в этом нам поможет. Я решительно отвергаю обвинение в том, что наши меры уничтожат средний класс или приведут к монопольной экономике. После войны средний класс вернёт себе свои экономические и социальные позиции. Нынешние же меры необходимы для военной экономики. Их цель - не изменить структуру экономики, а всего лишь выиграть войну как можно быстрее. Я не спорю с тем, что в предстоящие недели наши меры вызовут тревогу. Они придадут нам второе дыхание. Мы готовим фундамент для предстоящего лета, не обращая внимания на угрозы и бахвальство врага. Я счастлив раскрыть этот план победы бурные аплодисменты немецкому народу.
Он не только принимает эти меры, он их сам потребовал; он требовал их сильнее, чем когда-либо прежде во время войны. Народ хочет действий! Настало время для этого! Мы должны использовать наше время для того, чтобы подготовить предстоящие сюрпризы. Я обращаюсь сейчас ко всему немецкому народу и, в частности, к партии, как руководитель тотализации нашей внутренней военной экономики. Это не первая серьёзная задача, с которой вы столкнулись. И, чтобы с ней справиться, вы должны привнести сюда традиционный революционный натиск. Вам придётся иметь дело с ленью и праздностью, которые время от времени могут проявляться. Правительство издало общие директивы и в предстоящие недели издаст дополнительные директивы. О мелких вопросах, не затрагиваемых в этих директивах, должен позаботиться народ, под руководством партии.
Для каждого из нас превыше всего стоит один нравственный закон: не делать ничего, что вредит военной экономике, и делать всё, что приближает победу. В прошедшие годы мы нередко вспоминали пример Фридриха Великого в газетах и на радио. Мы не имели права так поступать. Ибо согласно Шлиффену, незадолго до начала Третьей Силезской войны пять миллионов пруссаков Фридриха Второго противостояли 90 миллионам европейцев. На втором году страшной Семилетней войны он потерпел поражение, сотрясшее Пруссию до самого основания. У него никогда не было достаточного количества солдат и оружия, чтобы сражаться, не рискуя при этом всем. Его стратегия всегда заключалась в импровизации. Однако его принципом было нападать на врага каждый раз, когда это было возможно. Да, у него были и поражения, но главным было не это. Что было главным, так это то, что великий король оставался непокорённым, что переменчивый рок войны был не способен его поколебать, что его сердце преодолевало все опасности.
В конце Семилетней войны ему был 51 год, он остался без зубов, его мучили подагра и тысячи болячек, однако он стоял над опустошённым полем сражения как победитель. Как можно сравнивать нашу ситуацию с его?! Давайте же покажем такую же волю и решимость, какую показал он, и, когда придёт время, давайте действовать так же, как действовал он, оставаясь непоколебимыми, несмотря ни на какие капризы судьбы, и давайте, так же как и он, одержим победу даже при самых неблагоприятных обстоятельствах! И давайте ни на миг не сомневаться в величии нашего дела! Я твёрдо убеждён, что немецкий народ был глубоко потрясён ударом судьбы под Сталинградом. Он взглянул в лицо суровой и безжалостной войны. Теперь он знает страшную правду и полон решимости следовать за Фюрером сквозь огонь и воду! Зрители встают и как бушующий океан начинают распевать: "Фюрер, приказывай - мы следуем за тобой! Да здравствует наш Фюрер! В последние дни английская и американская пресса много писала об отношении немецкого народа во время кризиса.
Похоже, англичане думают, что они знают немецкий народ гораздо лучше, чем мы, его руководство. Они думают, что сегодняшний немецкий народ - это тот же немецкий народ, что и в ноябре 1918 года, который пал жертвой их убедительной лжи. Мне нет нужды доказывать лживость их утверждений. Это сделает сражающийся и трудящийся немецкий народ. Впрочем, мои немецкие товарищи, для того чтобы ещё больше прояснить ситуацию, я хочу задать вам ряд вопросов. Я хочу чтобы вы ответили на них по мере ваших знаний, согласно вашей совести. После того как 30 января аудитория встретила меня аплодисментами, на следующий день английская пресса сообщила, что всё это было пропагандистским шоу, не отражающим подлинного мнения немецкого народа. Спонтанные возгласы "Фу! Они узнают, что это не так! Слова министра сопровождались бурными аплодисментами, которые усилились, когда он перешёл к собравшимся представителям армии.
Передо мной - ряды раненных немецких солдат с Восточного фронта, без ног и без рук, с раненными телами, потерявшие зрение, пришедшие с сиделками, мужчины в расцвете сил с костылями. Пятьдесят из них носят Рыцарский Крест с Дубовыми Листьями, являясь яркими примерами нашего сражающегося фронта. За ними - рабочие с берлинских танковых заводов. За ними - партийные служащие, солдаты сражающейся армии, врачи, учёные, артисты, инженеры и архитекторы, учителя, чиновники и служащие учреждений, гордые представители каждой области нашей интеллектуальной жизни, которые даже посреди войны творят чудеса человеческого гения. Я вижу в Дворце спорта тысячи немецких женщин. Здесь и молодёжь, и старики. Ни один класс, ни одна профессия, ни один возраст не остались без приглашения. Я могу со всей уверенностью сказать, что передо мной собралась показательная выборка немецкого населения - как с тыла, так и с фронта. Так ли это? Да или нет?
Творящееся в Дворце спорта - нечастое зрелище даже для этой старой боевой арены национал-социализма. Массы людей вскакивают на ноги. Тысячеголосый ураган выкрикивает "Да! Вы, мои слушатели, на данный момент представляете весь народ. Я хочу задать вам десять вопросов, на которые вы ответите за немецкий народ на весь мир, но прежде всего для наших врагов, слушающих нас по радио. Слова министра может расслышать только с большим трудом. Возбуждение толпы достигло кульминации. Каждый вопрос подобен острой бритве. Каждый собравшийся чувствует, что обращаются лично к нему. На каждый вопрос собравшиеся отвечают с полным соучастием и энтузиазмом.
Дворец спорта оглашается единым возгласом одобрения. Англичане утверждают, будто немецкий народ потерял веру в победу. Я спрашиваю вас: верите ли вы, вместе с Фюрером и нами, в полную и окончательную победу немецкого народа? Я спрашиваю вас: намерены ли вы следовать за Фюрером сквозь огонь и воду к победе и готовы ли вы взять на себя даже самое тяжёлое личное бремя? Англичане говорят, будто немецкий нард устал воевать. Я спрашиваю вас: готовы ли вы следовать за Фюрером как фаланга тыла, стоя позади сражающейся армии, и вести войну с фанатичной решимостью, несмотря ни на какие повороты судьбы, до тех пор пока победа не будет за нами? Англичане утверждают, будто у немецкого народа больше нет желания принимать растущие требования правительства к труду на военные цели. Я спрашиваю вас: намерены ли вы и весь немецкий народ трудиться, если Фюрер прикажет, по 10, 12 и, в случае необходимости, 14 часов в день и отдать всё для победы? Англичане утверждают, будто немецкий народ не ободряет принятые правительством меры по тотальной войне. Будто он хочет не тотальную войну, а капитуляцию!
Крики: Нет! Ни за что! Я спрашиваю вас: хотите ли вы тотальную войну? Если потребуется, хотите ли вы более тотальную и радикальную войну, чем вы вообще можете сегодня представить? Англичане утверждают, будто немецкий народ потерял веру в Фюрера. Я спрашиваю вас: доверяете ли вы Фюреру сильнее, крепче и непоколебимей, чем прежде? Готовы ли вы целиком и полностью следовать ему, куда бы он ни пошёл, и делать всё, что только потребуется для доведения войны до победного конца? Многотысячная толпа поднимается как один, проявляя беспрецедентный энтузиазм. Тысячи голосов сливаются в один: "Фюрер, приказывай - мы следуем за тобой! Я спрашиваю вас: готовы ли вы отныне отдавать все свои силы для обеспечения восточного фронта людьми и вооружением, необходимыми ему для того, чтобы нанести большевизму смертельный удар?
Я спрашиваю вас: клянётесь ли вы торжественно перед фронтом, что тыл надёжно стоит за ним и что вы отдадите ему всё, что ему нужно для победы? Я спрашиваю вас: хотите ли вы, в особенности женщины, чтобы правительство делало всё возможное, чтобы побудить немецких женщин отдать все свои силы работе на военную экономику, а также освободить мужчин для фронта везде, где это только возможно, тем самым оказав помощь мужчинам на фронте? Я спрашиваю вас: одобрите ли вы, в случае необходимости, самые радикальные меры против небольшой кучки уклонистов и спекулянтов, делающих вид, будто сейчас не война, а мир, и использующих народную нужду в своих корыстных целях? Согласны ли вы, что наносящие вред военной экономике должны лишиться головы? Десятое, и последнее. Я спрашиваю вас: согласны ли вы, что прежде всего во время войны, согласно платформе национал-социалистической партии, все должны иметь одинаковые права и обязанности, что тыл должен нести тяжёлое бремя войны совместно и что бремя следует поровну разделить между начальниками и простые служащими, между богатыми и бедными? Я задал вопросы, и вы мне на них ответили. Вы - часть народа, и ваши ответы - это ответы немецкого народа. Вы сказали нашим врагам то, что они должны были услышать, чтобы у них не было никаких иллюзий и ложных идей. Сейчас, так же как и в первые часы нашего правления и в последующие десять лет, мы тесно сплочены с немецким народом.
За нами - самый могучий союзник на всей земле, сам народ, и он полон решимости следовать за Фюрером, что бы ни случилось. Он готов нести самое тяжёлое бремя, лишь бы это привело к победе. Какая сила на земле сможет помешать нам достичь этой цели? Мы должны победить, и мы победим! Я стою сейчас перед вами не только как представитель правительства, но и как представитель народа. Вокруг меня - мои старые партийные товарищи, занимающие высокие народные и правительственные посты. Рядом со мной сидит товарищ Шпеер. Фюрер поручил ему крайне важную задачу по мобилизации немецкой военной промышленности и снабжению фронта всем необходимым оружием. Рядом со мной сидит товарищ Лей. Фюрер возложил на него руководство немецкими рабочими, включая обучение их беспрестанной работе на военную экономику.
Мы в глубоком долгу перед товарищем Заукелем, которому Фюрер поручил доставить в Рейх сотни тысяч рабочих для поддержки нашего народного хозяйства; это то, что наш враг сделать не в состоянии. С нами также все руководители партии, армии и правительства. Мы - дети народа, сплочённые самым критическим моментом за всю нашу национальную историю. И мы обещаем вам, обещаем фронту, обещаем Фюреру, что мы превратим тыл в такую силу, которой Фюрер и его сражающиеся солдаты смогут полностью доверять. Мы торжественно клянёмся, что будем делать в нашей жизни и работе всё, что необходимо для победы. Мы наполним наши сердца политическим рвением, вечным огнём, пылавшим во время великих битв партии и государства. Никогда во время этой войны мы не позволим себе стать жертвой лживой и лицемерной объективности, которая столько раз приносила великие беды немецкому народу на протяжении его истории! Когда началась война, мы обратили наш взор к народу и только народу. То, что служит его борьбе за жизнь, - хорошо, и это надо поощрять. То, что вредит его борьбе за жизнь, - плохо, и это надо устранять и искоренять.
С горячим сердцем и холодной головой мы преодолеем нелёгкие проблемы этой стадии войны. Мы на пути к окончательной победе. И победа эта покоится на нашей вере в Фюрера. В этот вечер я хочу ещё раз напомнить всему народу о его долге. Фюрер ждёт, что наши будущие поступки затмят всё, что мы делали до сих пор. Мы не хотим обмануть его ожиданий. Так же, как мы гордимся им, он должен гордиться нами. Великие кризисы и потрясения в народной жизни показывают, кто настоящий мужчина и кто настоящая женщина.
«Тихий государственный переворот». Почему Геббельс действительно объявил «тотальную войну»?
В дневниках рассматривается первое применение «нового секретного оружия» — крылатых бомб Фау-1, а также подготовка к боевому использованию баллистических ракет Фау-2. Геббельс упоминает о предложениях Японии об установлении сепаратного мира между Германией и Советским Союзом при ее посредничестве. Обстоятельно рассмотрены бои на Восточном фронте с последующим крушением фронта группы армий «Центр».
Вследствие этого мы вынуждены в течение нескольких тяжелых дней скрывать от народа истинную картину». Они стоят насмерть… Приблизительное определение советской боеспособности было ошибочно и ввело нас в заблуждение». Видимо, ряд отечественных авторов и пропагандирующие их труды российские СМИ до сих пор верят официальной геббельсовской пропаганде и твердят о разгроме Красной Армии в первые месяцы войны и ее паническом отступлении. Автор же этих утверждений, Геббельс, не принимал всерьез сочиненную им чушь. Когда 9 октября 1941 г.
Он кричал о «немыслимой безответственности» и о «грубейшей пропагандистской ошибке» за всю войну. Он запретил печатать речь Дитриха в газетах и передавать ее по радио. На следующий день Геббельс высказал более осторожную оценку: «Сегодняшние сражения, которые ведутся на центральном и южном направлении в России, предопределили исход кампании. Однако это нельзя понимать как окончание войны». В октябре Геббельс провел совещание пропагандистов и журналистов. Рисс писал: «Он объяснил им, какие требования они обязаны неукоснительно выполнять: их репортажи должны быть максимально реалистичными, ничто не должно приукрашиваться, никакие трудности, с которыми сталкиваются войска, не должны затушевываться. Он ставил задачу заставить население в тылу понять, что значит идти вперед по крови и грязи, что значит вспыхнувший от вражеского снаряда танк, что значит голод и трескучие русские морозы.
Он требовал от своих людей очистить свои репортажи от показного героизма, ему нужна более или менее правдивая картина тяжелой войны». Геббельс нервничал. У него открылась язва желудка. Он страдал от бессонницы и вызывал среди ночи массажиста, чтобы массаж успокоил его. Вопреки запрету Гитлера он вылетел в его ставку, где предложил развернуть массированную пропагандистскую кампанию на оккупированных советских территориях. Гитлер отослал Геббельса к Розенбергу, но тот снисходительно заявил, что он знает, как обращаться с русскими. Узнав о начале советского контрнаступления под Москвой, Геббельс не скрывал тревоги.
В циркуляре для пропагандистов он писал: «Потери на фронте невозможно восполнить». В одной из своих статей он утверждал: «Сегодня у немецкого народа есть шанс — самый большой, но в то же время последний… Победа принесет всем нам процветание, а поражение — гибель всему народу». Геббельс обратился к населению Германии сдавать теплые вещи. В этом обращении он признавал, что тыловые службы не смогли обеспечить германские войска подходящей одеждой. Геббельс писал: «Но наш фронт в тылу поможет спасти своих отцов и сыновей от жестокой зимы.
The railroad serves to transport war goods and travelers on war business. Only those who need a rest from hard work deserve a vacation. Since the first man of the country takes his duty so seriously and responsibly, it must be expected that every citizen will follow his example. On the other hand, the government is doing all it can to give working people the relaxation they need in these trying times. Theaters, movie houses, and music halls remain in full operation.
The radio is working to expand and improve its programming. We have no intention of inflicting a gray winter mood on our people. That which serves the people and keeps up its fighting and working strength is good and essential to the war effort. We want to eliminate the opposite. To balance the measures I have already discussed, I have therefore ordered that cultural and spiritual establishments that serve the people not be decreased, but increased. As long as they aid rather than harm the war effort, they must be supported by the government. That applies to sports as well. Sports are not only for particular circles today, but a matter for the entire people. Military exemptions for athletes are out of place. The front shares our desires.
The entire German people agrees passionately. It is no longer willing to put up with efforts that only waste time and resources. It will not put up with complicated questionnaires on every possible issue. It does not want to worry about a thousand minor matters that may have been important in peace, but are entirely unimportant during war. It also does not need to be constantly reminded of its duty by references to the great sacrifices of our soldiers at Stalingrad. It knows what it has to do. It wants everyone, high and low, rich and poor, to share a spartan life style. He knows only work and care. We do not want to leave it all to him, but rather we want to take that part of it from him which we are able to bear. The present day has a remarkable resemblance for every genuine National Socialist to the period of struggle.
We have always acted in the same way. We were with the people through thick and thin, and that is why the people followed us. We have always carried our burdens together with the people, and therefore they did not seem heavy to us, but rather light. The people want to be led. Never in history has the people failed a brave and determined leadership a critical hour. Let me say a few words in this regard about practical measures in our total war effort that we have already taken. The problem is freeing soldiers for the front, and freeing workers for the armaments industry. These are the primary goals, even at the cost of our standard of social life. This does not mean a permanent decline in our standard of living. It is only a means to reaching an end, that of total war.
As part of this campaign, hundreds of thousands of military exemptions have been canceled. These exemptions were given because we did not have enough skilled labor to fill the positions that would have been left open by revoking them. The reason for our current measures is to mobilize the necessary workers. That is why we have appealed to men not working in the war economy, and to women who were not working at all. They will not and cannot ignore our call. The duty for women to work is broad. That does not however mean that only those included in the law have to work. Anyone is welcome. The more who join the war effort, the more soldiers we can free for the front. Our enemies maintain that German women are not able to replace men in the war economy.
That may be true for certain fields of heavy labor. But I am convinced that the German woman is determined to fill the spot left by the man leaving for the front, and to do so as soon as possible. For years, millions of the best German women have been working successfully in war production, and they wait impatiently to be joined and assisted by others. All those who join in the work are only giving the proper thanks to those at the front. Hundreds of thousands have already joined, and hundreds of thousands more will join. We hope soon to free up armies of workers who will in turn free up armies of fighting front soldiers. I would think little of German women if I believed that they do not want to listen to my appeal. They will not seek to follow the letter of the law, or to slip through its loopholes. They few who may try will not succeed. We will respond appropriately.
The few who may attempt it will only lose the respect of those around them. The people will despise them. No one expects a woman lacking the requisite physical strength to go to work in a tank factory. There are however numerous jobs in war production that do not demand great physical strength, and which a woman can do even if she comes from the better circles. No one is too good to work, and we all have the choice to give up what we have, or to lose everything. It is also time to ask women with household help if they really need it. One can take care of the house and children oneself, freeing the servant for other tasks, or leave the house and children in care of the servant or the NSV [the party welfare organization], and go to work oneself. Life may not be as pleasant as it is during peace. But we are not at peace, we are at war. We can be comfortable after we have won the war.
Now we must sacrifice our comforts to gain victory. They know it is their duty to their husbands to support them by doing work that is important to the war effort. That is true above all in agriculture. The wives of farmers must set a good example. Both men and women must be sure that no one does less during war than they did in peace; more work must instead be done in every area. One may not, by the way, make the mistake of leaving everything to the government. The government can only set the broad guidelines. To give life to those guidelines is the job of working people, under the inspiring leadership of the party. Fast action is essential. One must go beyond the legal requirements.
As Gauleiter of Berlin, I appeal here above all to my fellow Berliners. They have given enough good examples of noble behavior and bravery during the war such that they will not fail here. Their practical behavior and good cheer even during war have earned them a good name throughout the world. This good name must be maintained and strengthened! If I appeal to my fellow Berliners to do some important work quickly, thoroughly, and without complaint, I know they will all obey. We do not want to complain about the difficulties of the day or grump to one another. Rather we want to behave not only like Berliners, but like Germans, by getting to work, acting, seizing the initiative and doing something, not leaving it to someone else. What German woman would want to ignore my appeal on behalf of those fighting at the front? Who would want to put personal comfort above national duty? Who in view of the serious threat we face would want to consider his private needs instead of the requirements of the war?
We do not want to imitate Bolshevism, we want to defeat it, with whatever means are necessary. The German woman will best understand what I mean, for she has long known that the war our men are fighting today above all is a war to protect her children. The German woman must spontaneously proclaim her solidarity with her fighting men. A river of readiness must flow through the German people. I expect that countless women and above all men who are not doing essential war work will report to the authorities. He who gives quickly gives twice as much. Our general economy is consolidating. That particularly affects the insurance and banking systems, the tax system, newspapers and magazines that are not essential for the war effort, and nonessential party and government activities, and also requires a further simplification of our life style. I know that many of our people are making great sacrifices. I understand their sacrifices, and the government is trying to keep them to the necessary minimum.
But some must remain, and must be borne. When the war is over, we will build up that which we now are eliminating, more generously and more beautifully, and the state will lend its hand. I energetically reject the charge that our measures will eliminate the middle class or result in a monopoly economy. The middle class will regain its economic and social position after the war. The current measures are necessary for the war effort. They aim not at a structural transformation of the economy, but merely at winning the war as quickly as possible. I do not dispute the fact that these measures will cause worry in the coming weeks. They will give us breathing room. We are laying the groundwork for the coming summer, without paying heed to the threats and boasting of the enemy. I am happy to reveal this plan for victory Stormy applause to the German people.
They not only accept these measures, they have demanded them, demanded them more strongly than ever before during the war. The people want action! It is time for it! We must use our time to prepare for coming surprises. I turn now to the entire German people, and particularly to the party, as the leader of the totalization of our domestic war effort. This is not the first major task you have faced. You will deal with the laziness and indolence that may occasionally show up. The government has issued general regulations, and will issue further ones in coming weeks. One moral law stands above everything for each of us: to do nothing that harms the war effort, and to do everything that brings victory nearer. In past years, we have often recalled the example of Frederick the Great in newspapers and on the radio.
We did not have the right to do so. He never had enough soldiers and weapons to fight without risking everything. His strategy was always one of improvisation. But his principle was to attack the enemy whenever it was possible. He suffered defeats, but that was not decisive. What was decisive is that the Great King remained unbroken, that he was unshaken by the changing fortunes of war, that his strong heart overcame every danger. At the end of seven years of war, he was 51 years old, he had no teeth, he suffered from gout, and was tortured by a thousand pains, but he stood above the devastated battlefield as the victor. How does our situation compare with his?! Let us show the same will and decisiveness as he, and when the time comes do as he did, remaining unshakable through all the twists of fate, and like him win the battle even under the most unfavorable circumstances. Let us never doubt our great cause.
I am firmly convinced that the German people have been deeply moved by the blow of fate at Stalingrad. It has looked into the face of hard and pitiless war. The English and American press in recent days has been writing at length about the attitude of the German people during this crisis. The English seem to think that they know the German people much better than we do, its own leadership. They give hypocritical advice on what we should do and not do. They believe that the German people today is the same as the German people of November 1918 that fell victim to their persuasive wiles.
Международное еврейство — это дьявольская разлагающая закваска, которая получает циничное удовлетворение от того, что она ввергает мир в глубочайший хаос и разрушает древние культуры, в создании которых она не принимала никакого участия. Мы также осознаем нашу историческую ответственность. Двухтысячелетняя западная цивилизация в опасности. Переоценить опасность просто невозможно… Цель большевизма — всемирная еврейская революция. Они хотят ввергнуть рейх и Европу в хаос, используя последующие за этим безнадежность и отчаяние, чтобы установить свою международную, скрывающуюся за маской большевизма капиталистическую тиранию… В СССР еврейство скрывается под личиной большевизма, а в англосаксонских государствах — под личиной плутократического капитализма. Евреи — специалисты по мимикрии. Они усыпляют народы-хозяева, парализуя их волю к сопротивлению. Крики из зала: «Мы испытали это на себе! Европе грозит смертельная опасность... Еврейство в очередной раз предстает как воплощение зла, проворный демон разложения и носитель международного хаоса, разрушающего культуру. Это, кстати, объясняет нашу последовательную политику в отношении евреев. В еврействе мы видим прямую угрозу всем государствам. Нам все равно, что делают другие народы в отношении этой опасности. Однако то, что мы делаем для нашей собственной защиты, — это наше личное дело, и мы не потерпим возражений со стороны. Еврейство — это заразная инфекция. И пускай вражеские государства лицемерно протестуют против наших антиеврейских мер и льют по этому поводу крокодиловы слезы — мы не перестанем делать то, что считаем необходимым. В любом случае Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость». После этой фразы рейхсминистр несколько минут не может продолжать из-за вдохновенного пения зрителей. На аудиозаписи отчетливо слышно, как разъяренный Геббельс обещает противостоять еврейству «радикальным истребл... На середине слова «аусротен» истребить, уничтожить Геббельс спохватился и на ходу заменил его на похожее слово — «аусшальтен» нейтрализовать, устранить. Ни в рукописном черновике, ни в брошюре-стенограмме речи, выпущенной после ее произнесения, слова «аусротен» нет. Факт, что Геббельс осекся на полуслове, говорит сам за себя: физически уничтожая евреев как народ на Ванзейской конференции 20 января 1942 года речь шла об уничтожении 11 млн европейских евреев , нацисты предпочитали использовать эвфемизмы «эвакуация евреев на восток», «нейтрализация», «окончательное решение еврейского вопроса». На грандиозном митинге 18 февраля 1943 года в берлинском Дворце спорта Геббельс объявил тотальную войну. Они лицемерно утверждают, что это означает, что с большевизмом вообще не надо бороться. Однако вопрос здесь не в методе, а в цели, а именно в устранении опасности. Аплодисменты, не утихающие несколько минут. Национал-социалистическое правительство готово использовать любые способы. И нам плевать, если кто-то против. Мы не намерены ослаблять военный потенциал Германии мерами, поддерживающими высокий, почти как в мирное время, уровень жизни для определенного класса, тем самым подвергать опасности нашу военную экономику. Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно. Это не самоцель, а средство к цели. После войны наш социальный уровень жизни будет еще выше. Нам не надо имитировать большевистские методы, поскольку наши люди и лидеры лучше, чем у них, и это дает нам огромное преимущество. Однако события показали, что нам нужно работать гораздо больше, чем мы работали до сих пор, чтобы окончательно обратить войну на востоке в нашу пользу… Тотальная война стала делом всего немецкого народа… Народ готов нести любую ношу, вплоть до самой тяжелой, идти на любые жертвы, если только это ведет к великой цели — победе. Бурные аплодисменты. Это, естественно, означает, что ноша должна распределяться поровну. Шумное одобрение. Мы не можем мириться с той ситуацией, при которой бремя войны несет бОльшая часть народа, в то время как его малая, пассивная часть пытается уклониться от бремени и ответственности. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые нам еще только предстоит принять, будут наполнены духом национал-социалистической справедливости. Мы не обращаем внимания на класс или положение в обществе. Богатые и бедные, люди из высших и низших слоев общества должны распределять ношу поровну. Все должны выполнять свой долг в эту трудную минуту — хотят они того или нет. И мы знаем, что народ это полностью одобряет. Уж лучше сделать слишком много, чем слишком мало, лишь бы только это привело к победе.
От «пушек вместо масла» к тотальной войне
"...И пусть грянет буря!" - Знаменитая речь о тотальной войне | Главная» Новости» Выступление геббельса о тотальной войне. |
Нацистская пропаганда в конце войны | Теоретик Людендорф. |
Князь лжи. Как Геббельс из поклонника России превратился в рупор рейха | Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед. |
Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский | Гитлер поведал молодому Геббельсу, что нужно провести тщательную настройку огромного пропагандистского рояля и заставить слышать людей музыку войны. |
Князь лжи. Как Геббельс из поклонника России превратился в рупор рейха
Ложь тем отличается от правды, что непременно становится явью. Правда с нами. И светит она как свет во тьму, и тьма не победит ее. Гитлер поведал молодому Геббельсу, что нужно провести тщательную настройку огромного пропагандистского рояля и заставить слышать людей музыку войны. Речь Геббельса о тотальной войне против капиталистического империализма и восточного большевизма.
Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский
Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта, нем. Теоретик Людендорф. Этой речью Геббельс хотел воодушевить немецкий народ и поднять в нём боевой дух, что ему блестяще удалось. Геббельс воспользовался выступлением в «Спортпалаце» 18 февраля 1943 г. для изложения программы «тотальной войны».