Если это так, то зачем читать современные романы, особенно если мы можем купить огромное количество классических произведений по бросовым ценам или скачать их в интернете совершенно бесплатно?

В 2013 году блог TestYourVocab опубликовал статистику: регулярное чтение художественной литературы увеличивает словарный запас на 30 процентов и выше.

«Больше тупой обыденности твоей жизни»: зачем читать книги и делают ли они нас лучше

Однако, в прозаических произведениях художественной литературы использование тропов не несет особой смысловой нагрузки, в отличие от лирических произведений. Зачем нужны паспорт, ФИО, подпись и фото на документы. «Правила жизни» и главным редактором литературного медиа БИЛЛИ Максимом Мамлыгой о том, зачем нужны литературные медиа и критики, как социальные сети формируют литературные тренды и как блогеры повлияли на децентрализацию чтения в России. Зачем нужна классическая литература? Этот вопрос волнует многих людей, которые не понимают, зачем читать произведения, написанные еще несколько веков назад. Любая программа по литературе продуктивна, если учитель понимает, зачем преподаёт свой предмет. Нужно где-то заказать 3D проект, подготовить документации и многое другое.

Сочинение Зачем нужна классическая литература?

Зачем нужно читать книги (аргументы за и против). Почему вам нужно читать художественную литературу? Зачем читать художественную литературу Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации». Начать, конечно же, нужно с плюсов, которые литература и близкое знакомство с ней приносят подрастающему поколению. Литература Она нужна, прежде всего, для прогресса человечества.

Польза от чтения классической литературы

И так ли это необходимо на самом деле? Об этом мы поговорим в статье. Почему читать полезно? Первое — книги развивают воображение. Например, вы читаете произведение с мужественным главным героем.

Соответственно, вы прорисовываете его облик у себя в воображении. Цвет волос, глаз и другое. Именно поэтому многие разочаровываются в экранизациях любимых книг, когда видят несоответствие между картинкой, которую они составили в своей голове, и той, которую выбрал режиссер. Второе — это уменьшение стресса.

Если вы желаете отдохнуть после тяжелого трудового дня, то просто удобно расположитесь в горячей ванне с любимой книгой, а после продолжите читать в уютном кресле с чашкой вкусного чая. Вы сразу поймете, что это прекрасно! Третье — развитие мышления. Это относится в первую очередь к литературе с жизненными ситуациями и элементами психологии.

В этом случае чтение помогает задуматься над проблемой и ее решением, а также использовать появившиеся мысли в своей жизни.

Лермонтов, указав обществу на симптомы и настаивая на необходимости «горьких лекарств». Культ личного успеха с презрением отверг Чацкий, утверждая свое право служить и гневно отказываясь прислуживаться. Хорошо бы, чтобы школа учила такому пониманию художественных текстов. Конечно же, этот двухтомник не представляет из себя никакого учебника: просто авторы обсуждают с читателем те эмоции, которые они испытали, соприкоснувшись с классикой. Но в том-то и фокус, что чувствуют они себя с этой классикой почти что наравне: я писатель, ты писатель, какой уж тут пиитет. Книга занимательная. Из нее я узнал, например, о существовании современного писателя Терехова, который написал главу о Солженицыне. Глава эта представляет этакое панибратское похлопывание по плечу писателя, которого Терехов называет не иначе как Солжем — без малейшей попытки понять его творчество или же хотя бы очертить контуры литературной галактики, созданной им.

Или вот Герман Садулаев, размышляя о Есенине, вспоминает, как он прочитал не вполне приличное стихотворение из цикла «Москва кабацкая» в школе на каком-то официальном мероприятии, что, возможно, имеет отношение лично к Садулаеву, но ни малейшего — к Есенину. Как весь так называемый учебник русской литературе в целом. Разумеется, подобные попытки писать «Моего Пушкина», «Моего Есенина» Булгакова, Солженицына, кого угодно имеют право на существование, но когда они характеризуют пишущего, а не самого писателя. Были ведь «Прогулки с Пушкиным», «Пушкинский дом». И «Литературная матрица» могла бы войти в этот круг, если бы не одно обстоятельство. Книга создана, как уверят второй титульный лист, «При участии Филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета»! Участие университетских филологов с докторскими степенями придает книге некий университетский академизм, едва ли не статус рекомендованного учебника! Честное слово, для меня осталось мучительной загадкой, почему коллеги из Санкт-Петербургского университета взялись за это весьма сомнительное предприятие. И в чем, собственно, это участие проявилось.

Но объективно эта книга служит дискредитации русской литературы — нивелирует те ее свойства, о которых мы говорили. Лишает сакральности. Превращает в несерьезную игру. Дай-ка самовыразиться, поставить свое имя рядом с тем, что уже давно на скрижалях русской истории. Вероятно, экзерсизы, подобные «Литературной матрице», оказываются возможны потому, что литература действительно утратила свои важнейшие социально-психологические функции, среди которых формирование национального взгляда на мир, манеры чувствовать и думать оказывается первостепенной. Конечно, чтобы «вычитать» это все, нужно научиться читать — тому и должны служить школьные уроки по литературе. Увы, они далеко не всегда достигают своих целей. Современный выпускник зачастую выносит из них мысль о неком абстрактном гуманизме, утверждаемом словесностью, а так же размышления о том, что «человеческая жизнь есть высшая ценность». Но если именно ради этой мысли созданы тома русской классики, то как понять тогда размышления Петруши Гринева под виселицей, когда Савельич просит его, сплюнув, «поцеловать злодею ручку»: «Я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению».

Значит, для Петруши есть какие-то более значимые ценности, чем его жизнь: он готов не раздумывая повторить ответ великодушных товарищей своих самозванцу и расстаться с жизнью, как только что сделали капитан Миронов и другие их товарищи по обороне крепости, — но не расстаться с честью, которая важнее для героя… Оглядываясь на опыт ХХ века, многие писатели и в Советской России, и в эмиграции возложили на русскую литературу вину за исторические потрясения, выпавшие на нашу долю. На западе эта точка зрения аргументировалась следующим образом: именно литературный образ русского человека, то разломанного и лишенного цельности, как Онегин или Печорин, то бездеятельно-созерцательного, как Обломов на своем диване, то необразованного и ленивого, как Митрофанушка, прячущийся за матушкиной юбкой, унизил нас в глазах Европы и представил легкой добычей перед Вермахтом, когда разрабатывался план «Барбаросса». Немцы рассчитывали встретить здесь сплошных Обломовых… Русская литература обманула их, внушив ложные представления о русском человеке, и этот обман слишком дорого стоил нам. Для писателей иного исторического опыта, для познавших репрессии и поднявших лагерную тему, именно гуманистический пафос русской литературы обнаружил полную несостоятельность. По мысли Варлама Шаламова, сама гуманистическая литература скомпрометирована, ибо действительность вовсе не оказалась соотносима с ее идеалами: «Крах ее гуманистических идей, историческое преступление, приведшее к сталинским лагерям, к печам Освенцима, доказали, что искусство и литература — нуль. При столкновении с реальной жизнью это — главный мотив, главный вопрос времени». Этот же мотив недоверия классической литературе слышится и у А. Солженицына — от полемики с Достоевским, с его «Записками из мертвого дома», до полемики с Чеховым. Речь у Шаламова и Солженицына идет о наивном гуманизме, трактующем человека венцом Вселенной и самим смыслом ее существования.

При столкновении с реальными противоречиями жизни, тем более с историческими катаклизмами, подобная позиция обнаруживает свою полную несостоятельность, а «та жалкая идеология «человек создан для счастья»», внушенная литературой, выбивается «первым ударом нарядчикова дрына» «Архипелаг ГУЛАГ». Думается, что и в том, и в другом случае речь идет о ложной и некорректной интерпретации глубинного идейного пафоса литературы ХIХ — ХХ веков. В ней содержались не только идеи о счастье, для которого создан человек, но утверждалась, повторимся, мысль об ответственном отношении человека к миру. Об ответственности личности за собственную честь, которая воистину дороже счастья и жизни, и национальную судьбу, за которую и жизнь положить не жалко. И мы можем припомнить не только бездеятельных Обломова с Онегиным, но и героев совсем другого склада: Чацкого, Петрушу Гринева, Татьяну Ларину, князя Андрея, Николая Ростова, лесковских Левшу и атамана Платова… Целую галерею образов праведников, созданных этим писателем в одноименном цикле. Функцией литературы в условиях литературоцентризма русской культуры было формирование национально значимых образов культурных героев, с которыми и по сей день самоидентифицируется любой грамотный человек. Они «обживают» историю, делают ее понятной, близкой и «домашней», создают алгоритмы поведения в разнообразных жизненных ситуациях, формируют систему бытовых и онтологических ценностей. Образы литературных героев, перешедших с книжных страниц в национальное сознательное и бессознательное, ставших национально значимыми архетипами, категориями национального сознания, которыми мыслил русский человек еще совсем недавно, сформированы литературой предшествующих столетий. Схожую роль играла литература советского периода, в том числе социалистического реализма, ориентируя человека, лишенного революцией важнейших бытийных, онтологических опор религиозных, культурных, социальных, правовых , в историческом пространстве советской эпохи, создавая мифологию нового мира, новых культурных героев Павел Корчагин, Алексей Турбин, Петр Первый, герой Алексея Толстого, Вихров и Грацианский, герои «Русского леса» Л.

Леонова , объясняя бытийный смысл свершившихся исторических катаклизмов. Литература создавала образ советского космоса и укореняла там человека, открывая перед ним смысл его исторического бытия. Можно говорить о том, что этот космос оказался непрочным, исторические цели, поставленные перед поколениями ХХ века, недостижимы, но именно литература создала столь притягательный образ советского мира, что он стал национальной идеей огромной страны, мировой державы на протяжении нескольких десятилетий. Образ мира, созданного советской литературой, формировал идеал жизни, приближение к которому обусловило исторические цели нескольких советских поколений. И хотя этот идеал так и не был достигнут, он обладает несомненной ценностью, и можно ли от него с пренебрежением отвернуться нынешнему поколению, которое не смогло выработать для себя и своих детей не то чтобы идеал, но хоть сколько-нибудь внятную историческую перспективу, которая не была бы связана с курсом иностранной валюты и ценой на нефть? Конечно, русской литературе ХХ века история неизбежно предъявит и свой счет.

Ведь каждый хочет быть лучшим и самым успешным. Если вы не любите книги из-за того, что они скучны и неинтересны, значит, вам попадались ненужные книги.

Когда вы нашли жанр по вкусу, то не сможете оторваться от литературного произведения. Как приучить себя читать книги? Выработать привычку читать вполне возможно, главное — проявить немного упорства и настойчивости. А вот и несколько советов: Составьте список книг, которые хотите прочитать. Возможно, вы услышали об интересных произведениях от друзей, или нашли рекомендации в интернете. Думайте о том, что даст вам прочтение книг из списка. Пусть книга всегда будет на виду. Положите ее, например, на прикроватную тумбочку.

А уходя из дома, возьмите ее с собой. В течение дня всегда есть немного времени, чтобы прочитать несколько страниц. Пообещайте себе читать каждый день. Пусть это будет даже 10-15 страниц, но это поможет выработать привычку.

Зачем позволять своим мыслям бесцельно бродить вдали от реальности, когда в мире осталось столько всего непознанного? Даже если ты читаешь не художественную, а документальную литературу, это идет тебе на пользу и автоматически делает тебя круче тех, кто не читает. Чтение помогает развивать ум, делает тебя более образованным и дает тебе пищу для размышлений. В этом списке на первое место я бы поставил рассуждения: любой человек может получить из книги информацию, но самая важная составляющая процесса чтения — способность эту информацию анализировать, давать ей оценку и взглянуть на нее с разных точек зрения.

Как ты можешь применить эту информацию к жизни? Имеет ли она отношение к реальному миру? Ты можешь воспринимать ее объективно или трактуешь ее тенденциозно в силу своей личной точки зрения? Что эта информация для тебя значит? Документальная литература дает нам голые факты и наращивает нашу эрудицию, в то время как художественная литература открывает наш разум для творчества, увеличивает наш словарный запас, влияет на наши эмоции и усиливает когнитивные способности. Есть определенные причины, чтобы читать художественную литературу и таким образом стать лучше. Развитие творческих способностей Человеческая способность творить поддерживается за счет новых идей, точек зрения и мнений. Художественная литература показывает нам мир с новой точки зрения, заставляет взглянуть на всё через новую призму.

Наш ум открывается навстречу авторской точке зрения, мы пытаемся предугадать сюжет и предположить, как он стал бы развиваться при других обстоятельствах или же в реальном мире, живущем по известным нам законам. Художественная литература помогает нам открывать новые идеи. Будучи взрослыми людьми, мы можем пользоваться свой фантазией, как дети, если не бросим читать.

Для продолжения работы вам необходимо ввести капчу

Нужна ли литература
Школьная программа по литературе или «игра в классики»
для детей и родителей
Заключение
6 доказательств того, что литература полезна в обычной жизни

Что происходит с современной русской литературой

Причины, по которым литература необходима, можно перечислять очень долго, но суть в том, что без нее мы не сможем жить. Произведения литературы могут помочь читателям развить такие качества, как честность, справедливость, сострадание, терпимость и ответственность. В первом приближении пользы от чтения художественной литературы действительно не больше, чем от любого другого развлечения, позволяющего на время отрешиться от нервяка жизненных обязательств. — Литература нужна человеку для того, чтобы оригинально мыслить. Предлагаем вашему вниманию статью на тему: Нужно ли современной молодежи читать русскую классику: «за» и «против».

Зачем людям литература

Зачем нужна нам всем литература? Именно для этого нужна литература. Зачем нужна современная литература. Последние двадцать лет ознаменованы стремительным развитием науки и информационных технологий. Материал на тему: Зачем нужно читать классику. Именно для этого нужна литература.

Зачем нужно читать классическую литературу

На основе чего возможно формирование общезначимой национальной идеи? Во-первых, на возрождении исторической памяти как актуальной составляющей каждодневного бытия человека. Современный русский российский человек может и должен в своей каждодневной жизни ощущать себя наследником тысячелетней культурно-исторической традиции. Во-вторых, для современного человека точно так же, как и во все времена, необходимо понимание исторической цели существования русской цивилизации и личной причастности к этой цели. Лишь тогда человек ощутит себя и частью общества, и членом государства. В самом деле, что сближает нас всех, прошедших уже два десятилетия ХХI века? В сущности, две вещи: язык и общая тысячелетняя история, давшая нам ту культуру, которую мы часто не видим и не умеем ценить. Но если родным языком мы овладеваем без усилий, то для овладения историей и культурой требуются весьма значительные усилия — и от личности, как в процессе становления, так и на протяжении всей жизни, и от ближайшей социальной среды, в которой созревает человек, от школы, с которой связаны первые десять теперь — одиннадцать сознательных лет его жизни. И вот здесь-то возникает самая большая проблема: школа не выполняет своей главной задачи — культурно — исторической социализации человека, не включает его в контекст тысячелетней истории и не связывает его судьбу с историческими перспективами России — по той причине, что в самом обществе неощутимы эти связи.

Они как будто стали не нужны, не востребованы. В результате даже в том случае, если школа и дает некие представления об истории, русской культуре и литературе, то они существуют какое-то время в сознании выпускника сами по себе, а его офисно-менеджерская жизнь а еще лучше — чиновничье-управленческая — вне всякой связи со школьными или вузовскими знаниями гуманитарного профиля. Таким образом, человек, вступая во взрослую жизнь, к тридцати годам ощущает себя не гражданином своего отечества, а менеджером, клерком, обслуживающим если удастся хорошо устроиться интересы транснациональных монополий. Увы, так устроена современная экономика, ей подчинены социальные структуры, ею определяются социальные процессы. Смеем предположить, что это устройство не является единственно верным. Скорее, наоборот: оно не только не учитывает исторические перспективы российской цивилизации и государственности, но противоречит им. Начнем с того, что попираются глубинные, выработанные веками национальной жизни и быта принципы отношений, когда культ личного успеха просто не мог доминировать в общинном сознании, когда слово и честность априори были значительно важнее финансовой состоятельности и определяли ценность личности, когда чистоплотность превалировала над нечистоплотностью и существовало понятие «нерукопожатности», «нерукопожатного человека», когда честь ценилась значительно выше собственной жизни. Но возникает вопрос: если эти черты, некогда укорененные в национальной ментальности, безвозвратно канули, откуда мы можем знать об их отдаленном во времени существовании и как мы можем судить о них?

Что это за мифология прежней прекрасной жизни, противопоставленная нынешним обстоятельствам? Мы можем судить о них по литературе. Именно литература доносит до нас через десятилетия и века нормы национальной жизни. Формирует представления о должном и недолжном, о той самой нерукопожатности слово, давно ставшее историзмом. Литература формирует наши взгляды на исторические события и на людей, участвовавших в них, — рассказывает о том, как они мыслили себя, как ощущали в пространстве русской истории, что двигало ими, заставляя вершить историю, совершать поступки, действовать вопреки интересам личного преуспеяния. От Льва Толстого мы знаем о войне 1812 года, от Грибоедова — о мироощущении декабриста накануне выхода на Сенатскую площадь, от Алексея Толстого — о преобразованиях Петровской эпохи, от Достоевского — о том, как чувствует себя человек в период ускоренного развития капитализма. В этом смысле герои «Преступления и наказания» выглядят едва ли не нашими современниками, особенно если вспомнить «теорию целых кафтанов» Лужина и мысль героя о том, «что все в мире на личном интересе основано», — под нее подводится целая научная концепция. Достоевский показывает, к чему приводит подобная идеология и человека, и общество, ступившее на сей путь.

Вот только наши современники далеко не всегда могут прочитать и понять роман, написанный больше чем полтора века назад. А кажется — что сегодня и о нашем времени. Литература является носителем своеобразного генетического кода, без которого человек и общество теряют преемственные связи по вертикали времени. Через литературу человек получает накопленный столетиями опыт национальной жизни, частного поведения, манеры чувствовать и думать. И считать, что этот опыт архаичен и неприменим в современных условиях можно сослаться на глобализацию , значит отказаться от принадлежности к собственной национальной культуре. В самом деле, почему неприменим? Потому что не нужен для работы в нефтяной компании? В какой-либо транснациональной монополии, где вполне достаточно беглого английского языка?

Да, там, вероятно, более востребован культ личного успеха любой ценой, и американское кино оказывается, конечно, более привлекательным носителем социальной информации, чем русская литература ХIХ века. А в самом деле, чему учила русская литература двух последних столетий? В двух словах можно сказать: ответственному отношению к собственной жизни и к национальной судьбе, настаивая на том, что сложится она жизнь, судьба так или иначе при личном и непосредственном участии каждого человека. Безответственное отношение к собственной жизни и непонимание национальной судьбы трактовались как болезнь, о чем прямо сказал в предисловии к своему роману Лермонтов, указав обществу на симптомы и настаивая на необходимости «горьких лекарств». Культ личного успеха с презрением отверг Чацкий, утверждая свое право служить и гневно отказываясь прислуживаться. Хорошо бы, чтобы школа учила такому пониманию художественных текстов. Ныне литература действительно утратила свои важнейшие социально-психологические функции, среди которых формирование национального взгляда на мир, манеры чувствовать и думать оказываются первостепенными. Конечно, чтобы «вычитать» в художественных произведениях алгоритмы национального поведения в обыденных или катастрофических ситуациях, нужно научиться читать, — тому и должны служить школьные уроки по литературе.

Увы, они далеко не всегда достигают своей цели. Современный выпускник зачастую выносит из них мысль о некоем абстрактном гуманизме, утверждаемом словесностью, а также размышления о том, что «человеческая жизнь есть высшая ценность». Но если именно ради этой мысли созданы тома русской классики, то как понять размышления Петруши Гринева под виселицей, когда Савельич просит его, сплюнув, «поцеловать злодею ручку»: «Я предпочел бы самую лютую казнь такому подлому унижению». Значит, для Петруши есть какие-то более значимые ценности, чем его жизнь: он готов не раздумывая повторить ответ великодушных товарищей своих самозванцу и расстаться с жизнью, как только что сделали капитан Миронов и другие его соратники по обороне крепости, — но не расстаться с честью, которая для героя важнее… Оглядываясь на опыт ХХ века, многие писатели и в Советской России, и в эмиграции возложили на русскую литературу вину за исторические потрясения, выпавшие на нашу долю. На Западе эта точка зрения аргументировалась следующим образом: именно литературный образ русского человека, то разломанного и лишенного цельности, как Онегин или Печорин, то бездеятельно-созерцательного, как Обломов на своем диване, то необразованного и ленивого, как Митрофанушка, прячущийся за матушкиной юбкой, унизил нас в глазах Европы и представил легкой добычей перед Вермахтом, когда разрабатывался план «Барбаросса». Немцы рассчитывали встретить здесь сплошных Обломовых… Русская литература обманула их, внушив ложные представления о русском человеке, и этот обман слишком дорого стоил нам. Для писателей иного исторического опыта, для познавших репрессии и поднявших лагерную тему, именно гуманистический пафос русской литературы обнаружил полную несостоятельность. По мысли Варлама Шаламова, сама гуманистическая литература скомпрометирована, ибо действительность вовсе не оказалась соотносима с ее идеалами: «Крах ее гуманистических идей, историческое преступление, приведшее к сталинским лагерям, к печам Освенцима, доказали, что искусство и литература — нуль.

При столкновении с реальной жизнью это — главный мотив, главный вопрос времени». Этот же мотив недоверия классической литературе слышится и у А. Солженицына — от полемики с Достоевским, с его «Записками из Мертвого дома», до полемики с Чеховым. Речь у Шаламова и Солженицына идет о наивном гуманизме, трактующем человека венцом Вселенной и самим смыслом ее существования. Думается, что и в том, и в другом случае речь идет о ложной и некорректной интерпретации глубинного идейного пафоса литературы ХIХ — ХХ веков. В ней содержались не только идеи о счастье, для которого создан человек, но утверждалась, повторимся, мысль об ответственном отношении человека к миру. Об ответственности личности за собственную честь, которая воистину дороже счастья и жизни, и национальную судьбу, за которую и жизнь положить не жалко. И мы можем припомнить не только бездеятельных Обломова с Онегиным, но и героев совсем другого склада: Чацкого, Петрушу Гринева, Татьяну Ларину, князя Андрея, Николая Ростова, лесковских Левшу и атамана Платова… Целую галерею образов праведников, созданных Николаем Лесковым в одноименном цикле.

Функцией литературы в условиях литературоцентризма русской культуры было формирование национально значимых образов культурных героев, с которыми и по сей день самоидентифицируется любой грамотный человек. Они «обживают» историю, делают ее понятной, близкой и «домашней», создают алгоритмы поведения в разнообразных жизненных ситуациях, формируют систему бытовых и онтологических ценностей. Образы литературных героев, перешедших с книжных страниц в национальное сознательное и бессознательное, ставших национально значимыми архетипами, категориями национального сознания, которыми мыслил русский человек еще совсем недавно, сформированы литературой предшествующих столетий. Конечно, русской литературе ХХ века история неизбежно предъявит и свой счет. Слишком уж многие важнейшие аспекты национальной жизни оказались не запечатлены отечественными художниками слова — ни в метрополии, ни в эмиграции, ни в потаенной литературе. А стало быть, следуя русской традиции, остались хочется надеяться, до времени не осмыслены национально-историческим сознанием людей, живущих уже в начале ХХI века. Не преломленные художественно, они будто не отражены в национальной памяти. Таковы Кронштадтское восстание гарнизона города и экипажей некоторых кораблей Балтийского флота против власти большевиков, восстание крестьянской армии атамана Антонова на Тамбовщине и его подавление Красной армией под командованием Тухачевского лишь два рассказа Солженицына 1990-х годов , голод на Юге России в начале 1930-х годов лишь рассказы Тендрякова , гонение на Церковь и уничтожение священства.

Да и участие России в Первой мировой войне не нашло бы отражение в литературе, если бы не «Август Четырнадцатого» и последующие узлы «Красного Колеса» Солженицына. Так уж сложилось в последние две-три сотни лет, что всякий русский постигал исторические судьбы своей страны, обретал национальную принадлежность, впитывал культурные гены своей нации из литературы. Через литературу приобщался к образу мыслей и ощущению бытия давно ушедших поколений, обретал с ними кровную и глубоко личную связь. В этом и состояло то, что мы привычно называем литературоцентризмом русской культуры. И это качество мы утратили.

Ведь каждое его предложение настоящее произведение искусства, он использует эпитеты, благодаря которым каждый его персонаж раскрывается, звучит и становится невероятно гармоничным. Во время изучения «Евгения Онегина» Александра Сергеевича, а происходит это в 9 классе, учитель, как правило, вскользь объясняет о нравах 19 века, тогда как понять всю красоту и ценность произведения можно лишь имея хотя бы шапочные представления о том, что из себя представляла дворянская культура 19 века. Разбираться в тонкостях гендерных отношений тех времен, дуэльном кодексе. Когда сюжет знаком до боли, в игру вступает красота слова. В 14-15 лет, а именно столько лет основным читателям «Евгения Онегина» знать это невозможно. В школьной программе это произведение скорее используется именно для знакомства с бытом и устоями дворянского сообщества 19 века, потому истолковать верно «роман» Онегина и Татьяны школьники вряд ли могут. Имея достаточно багаж знаний в области культуры и истории, да и в личной жизни, крайне приятно перечитать «Евгения Онегина» и открыть заново для себя мысли автора, который был весьма и весьма тонким знатоком женской души. Совершенно иную окраску приобретают отступления Пушкина о своих коллегах по цеху. И тут дело не только в огромном объеме, а скорее в сложном сюжете, где переплетаются несколько линий. Постоянно удерживать в голове все имена, обстоятельства и факты крайне сложно. К тому же, десятиклассникам крайне сложно окунуться в столичную жизнь накануне нападения Наполеона, хотя бы из-за недостаточно знания истории. Зарубежная экранизация романа не обошлась без ляпов, но достойна внимания. Да, произведение может показаться интересным и детям, но для взрослых, которые не будут пытаться понять, что происходит по сюжетной линии в конце концов, им не писать потом сочинение и не отвечать на каверзные вопросы учителя будет особенно захватывающим и даже описания дуба не будут раздражать как раньше. Произведение гораздо проще и, безусловно, интереснее взрослым людям. Особенно, что касается душевных переживаний героев, трагичности их судеб, которая тесно переплетается с историей страны. Было бы справедливым взглянуть на произведение Тургенева «Отцы и дети» с другой стороны — с «отцовской». Ведь читая его в 10 классе, волей неволей оказываешься в лагере «детей», будучи взрослым, можно сосредоточиться уже на самом факте конфликта и глубже понять суть проблемы и глубину романа. Оно точно того стоит. Произведение Платонова весьма неоднозначное и сложное для подростков. Произведение Платонова «Котлован» то и дело пытаются вычеркнуть из школьной программы, поскольку оно слишком неоднозначное и сложное, особенно для подросткового восприятия. Эта слишком философская и социальная притча с сатирическим уклоном, требует не просто исторической, но и политической подкованности. И даже некоторого бесстрашия. Маленькая девочка спит в гробу. Что видят в этой детали школьники? Нечто пугающее, они зацикливаются на таких деталях и не могут сконцентрироваться на метафоричности повествования. К тому же автор, использовал весьма неординарный способ изложения, лексическая не сочетаемость слов бросается в глаза даже неискушенному читателю, заставляя его все время быть в напряжении. Лермонтов не писал сложным языком и не привязывал свои произведения к историческим событиям, потому «Герой нашего времени» вполне подходит для изучения в 9 классе. Но если подростки больше увлечены любовными переживаниями героя, то взрослый человек увидит всю драматургию, сложности межличностных отношений и всю гамму переживаний. Прежде чем окунуться в лирику Бунина, интересно будет прочесть о его бурной личной жизни. Рассказы Бунина в школе представляются как исключительно романтические, они даже идут с пояснением «о любви». Однако если в пубертате рассказы на самом деле воспринимаются исключительно романтично-лиричными, то взрослому человеку раскроется вся гамма переживаний героев, их межличностных отношений и эмоций. Если подростки весьма скептически относятся к Обломову Гончарова, то взрослый человек, порядком уставший от жизненных неурядиц и проблем, вполне проникнется жизненной философией главного героя произведения. А потому может и правда, никуда не торопиться и провести хотя бы законный выходной как Обломов, с книжкой «Обломов» в руке, совмещая приятное с приятным. Если говорить о детской литературе, то даже среди сказок особенно среди самых популярных множество сюжетов, которые изначально вовсе не были детскими. В них до сих пор есть сюжетные линии и детали, которые являются отсылками к мифологическим основам этих произведений.

По мысли Варлама Шаламова, сама гуманистическая литература скомпрометирована, ибо действительность вовсе не оказалась соотносима с ее идеалами: «Крах ее гуманистических идей, историческое преступление, приведшее к сталинским лагерям, к печам Освенцима, доказали, что искусство и литература — нуль. При столкновении с реальной жизнью это — главный мотив, главный вопрос времени». Этот же мотив недоверия классической литературе слышится и у А. Солженицына — от полемики с Достоевским, с его «Записками из мертвого дома», до полемики с Чеховым. Речь у Шаламова и Солженицына идет о наивном гуманизме, трактующем человека венцом Вселенной и самим смыслом ее существования. При столкновении с реальными противоречиями жизни, тем более с историческими катаклизмами, подобная позиция обнаруживает свою полную несостоятельность, а «та жалкая идеология «человек создан для счастья»», внушенная литературой, выбивается «первым ударом нарядчикова дрына» «Архипелаг ГУЛАГ». Думается, что и в том, и в другом случае речь идет о ложной и некорректной интерпретации глубинного идейного пафоса литературы ХIХ — ХХ веков. В ней содержались не только идеи о счастье, для которого создан человек, но утверждалась, повторимся, мысль об ответственном отношении человека к миру. Об ответственности личности за собственную честь, которая воистину дороже счастья и жизни, и национальную судьбу, за которую и жизнь положить не жалко. И мы можем припомнить не только бездеятельных Обломова с Онегиным, но и героев совсем другого склада: Чацкого, Петрушу Гринева, Татьяну Ларину, князя Андрея, Николая Ростова, лесковских Левшу и атамана Платова… Целую галерею образов праведников, созданных этим писателем в одноименном цикле. Функцией литературы в условиях литературоцентризма русской культуры было формирование национально значимых образов культурных героев, с которыми и по сей день самоидентифицируется любой грамотный человек. Они «обживают» историю, делают ее понятной, близкой и «домашней», создают алгоритмы поведения в разнообразных жизненных ситуациях, формируют систему бытовых и онтологических ценностей. Образы литературных героев, перешедших с книжных страниц в национальное сознательное и бессознательное, ставших национально значимыми архетипами, категориями национального сознания, которыми мыслил русский человек еще совсем недавно, сформированы литературой предшествующих столетий. Схожую роль играла литература советского периода, в том числе социалистического реализма, ориентируя человека, лишенного революцией важнейших бытийных, онтологических опор религиозных, культурных, социальных, правовых , в историческом пространстве советской эпохи, создавая мифологию нового мира, новых культурных героев Павел Корчагин, Алексей Турбин, Петр Первый, герой Алексея Толстого, Вихров и Грацианский, герои «Русского леса» Л. Леонова , объясняя бытийный смысл свершившихся исторических катаклизмов. Литература создавала образ советского космоса и укореняла там человека, открывая перед ним смысл его исторического бытия. Можно говорить о том, что этот космос оказался непрочным, исторические цели, поставленные перед поколениями ХХ века, недостижимы, но именно литература создала столь притягательный образ советского мира, что он стал национальной идеей огромной страны, мировой державы на протяжении нескольких десятилетий. Образ мира, созданного советской литературой, формировал идеал жизни, приближение к которому обусловило исторические цели нескольких советских поколений. И хотя этот идеал так и не был достигнут, он обладает несомненной ценностью, и можно ли от него с пренебрежением отвернуться нынешнему поколению, которое не смогло выработать для себя и своих детей не то чтобы идеал, но хоть сколько-нибудь внятную историческую перспективу, которая не была бы связана с курсом иностранной валюты и ценой на нефть? Конечно, русской литературе ХХ века история неизбежно предъявит и свой счет. Слишком уж многие важнейшие аспекты национальной жизни оказались не запечатлены отечественными художниками слова — ни в метрополии, ни в эмиграции, ни в потаенной литературе. А стало быть, следуя русской традиции, остались хочется надеяться, до времени не осмыслены национально-историческим сознанием людей, живущих уже в начале ХХI века. Не преломленные художественно, они будто не отражены в национальной памяти. Таковы Кронштадтское восстание гарнизона города и экипажей некоторых кораблей Балтийского флота против власти большевиков, восстание крестьянской армии атамана Антонова на Тамбовщине и его подавление Красной армией под командованием Тухачевского лишь два рассказа Солженицына 1990-х годов , голод на Юге России в начале 1930-х годов лишь рассказы Тендрякова , гонение на Церковь и уничтожение священства. Да и участие России в Первой мировой войне не нашла бы отражение в литературе, если бы не «Август Четырнадцатого» А. Так уж сложилось в последние две-три сотни лет, что всякий русский постигал исторические судьбы своей страны, обретал национальную принадлежность, впитывал культурные гены своей нации — из литературы. Через литературу приобщался к образу мыслей и ощущению бытия давно ушедших поколений, обретал с ними кровную и глубоко личную связь. В этом и состояло то, что мы привычно называем литературоцентризмом русской культуры. И это качество мы утратили. Всего два десятилетия назад мы были свидетелями последней на сей момент вспышки воистину всеобщего интереса к литературе. То был конец 1980-х — начало 1990-х, когда тиражи «толстых» журналов взлетели на невероятную высоту, а публикация любого задержанного произведения, будь то «Собачье сердце» М. Булгакова или же «Новое назначение» А. Бека вызывало всеобщий и самый искренний интерес. Литература восстанавливала народную историческую память, будто вклеивала вырванные и растерзанные страницы в книгу национального исторического бытия. Тогда и представить было невозможно, что миллионные тиражи года через два упадут так, что не будут набирать и тысячи… Литература на глазах современного поколения перестает быть сферой национального самосознания, национальной саморефлексии. Сейчас литература утратила важнейшую свою функцию — ориентировать человека в историческом пространстве, определять его бытийные ориентиры. Она превратилась в форму занимательного и необязательного досуга, чтение перестало быть престижным занятием. В результате книжный рынок заполнился продуктами совершенно иного рода, предлагающие в качестве культурных героев современности Дашу Васильеву, доморощенного детектива из сериала Донцовой, или же Фандорина из псевдоисторического романного проекта Акунина. В результате утраты литературой присущего ей на протяжении трех последних столетий высокого статуса в русской культуре, традиционно литературоцентричной, возник ощутимый вакуум, заполнить который пока нечем. Можно ли связывать подобную ситуацию бытийного вакуума с утратой культурного литератуцроцентризма? Думается, что да. Утрата литературой своего традиционного статуса и потеря прежних функций не могла оказаться безболезненной. И здесь мы с неизбежностью говорим о роли государства в поддержании или же в полном небрежении художественного слова и его воздействия на современника. Оглянемся на времена советские. Прошло время бранить соцреализм, советскую власть, искоренение инакомыслия в литературе. Негативные воздействия на словесность того процесса, который в современном литературоведении получил название «огосударствление» литературы, хорошо известны. Его жертвой пали и отдельные писатели, и целые литературные направления новокрестьянская литература, представленная именами С. Есенина, П. Васильева, С. Клюева, А.

Хорошо прописанные герои? Или что-то еще? Когда скорость чтения и темп освоения новых книг отходят на второе место, сам процесс начинает играть новыми красками. Чтение помогает ловить поток В состояние потока человек входит, когда погружается в то, что делает. Чтение — один из видов активности, который наиболее часто называют источником потока в одноименной книге Михая Чиксентмихайи. Оно сужает ваш фокус внимания до происходящего на страницах книги, параллельно с этим внимание человека направляется и внутрь себя, мы анализируем собственные мысли и ощущения, сопереживание, несогласие с героем и так далее. Художественная литература развивает образное мышление Конечно, мыслить образно поможет и нон-фикшн , описывающий путь к успеху, однако более сложные процессы например, функционирование нервных клеток все-таки нуждаются в сопровождающих схемах. Художественные средства выразительности помогают нам составить образ предмета или объекта из знакомых нам черт. Развитое образное мышление впоследствии поможет вам понятными словами описывать даже работу нейромедиаторов или двигателей внутреннего сгорания. Улучшает память и логику Французский нейробиолог Станислав Деан доказал , что при чтении художественного текста в человеческом мозгу активируются области, ответственные за получение реального чувственного опыта.

Зачем нужно читать классику

Наш блогер Мария Терленева придерживается другого мнения: классическую литературу надо читать! Так, литература пережила крах империи, это и заложило основной канон литературного произведения, созданного стать классикой – они способны остаться, выжить, даже если рухнула империя, сменились столетия. Зачем нужны современные писатели, если у нас уже есть Достоевский и Толстой? Когда вы нашли жанр по вкусу, то не сможете оторваться от литературного произведения. Предлагаем вашему вниманию статью на тему: Нужно ли современной молодежи читать русскую классику: «за» и «против».

Какие произведения называют классикой, и кто определяет классика это или нет?

Ответы : Помогите литература 5 класс.
Сочинение Зачем нужна классическая литература? | Нейросеть отвечает
Сказки под открытым небом в Кемерове | Фотогалерея
Положительное влияние книг
Зачем читать художественную литературу?
Зачем нужно читать классическую литературу

Новости зачем нужны литературные произведения