ведущий специалист в области истории, истории культуры и литературы Ирана, Центральной Азии, Восточного Туркестана, истории рукописной книги, каллиграфического искусства, книжной миниатюры мусульманского Востока. Несколько столетий после этого в иранской историографии принято называть «темными столетиями», когда происходит активная исламизация Ирана, который становится частью большого арабского мусульманского халифата. Тема «Книги Царей» Фирдоуси в семи буквах настолько привлекательна, что стала объектом различных головоломок и сканвордов. Однако идеологическая направленность поэмы, связанная с прославлением прошлого Ирана (царей, героев, религии и нравственных ценностей), не была созвучна проводимой протюркской и проарабской политике Махмуда.
Ответы на сканворд дня из "Одноклассников" номер 8691
Знать ее необходимо любому историку, любому образованному человеку. Как можно изучать историю Греции, игнорируя персидские войны, Геродота, рожденного иранским подданным, Александра и его завоевание мира? Кого оставит равнодушным приход магов, иранских царей-жрецов, к колыбели Христа? Кто посмел бы забыть, сколь фундаментальное значение для Римской империи имела долгая борьба с парфянами и Сасанидами? Как бы мы воспринимали индийцев, если бы не знали, что индийский ислам, как минимум отчасти, возник под влиянием иранского?
Через 11 лет, вновь переработав свою «Шахнаме», Фирдоуси отправился с ней 1010 в Газни к Махмуду, при дворе которого проживали многие поэты-панегиристы. Как поэт уже знаменитый, Фирдоуси надеялся за посвящение «Шахнаме» Махмуду получить хорошее вознаграждение. Махмуд по-персидски знал настолько, чтобы понимать панегирики и Фирдоуси на это не поскупился , но сама «Шахнаме» была для него во всех отношениях неинтересна: её поэтического достоинства он оценить не был в состоянии, герои-язычники ему — сунниту, могли быть только противны, да противен и их поэт-еретик Фирдоуси был шиит ; национальный персидский дух, веющий из «Шахнаме», был для тюрка чужд, а восхваление победоносной борьбы Ирана с Тураном способно было возбудить в нём прямо враждебные чувства; оттого все восхваления Фирдоуси Махмудовой щедрости, которые вставлены были Фирдоуси в «Шахнаме», не трогали Махмуда, а когда он наконец отпустил Фирдоуси подарок, то это была очень маленькая сумма, которая средств к жизни 76-летнему старику никак обеспечить не могла. До Махмуда через завистников дошло, что Фирдоуси своей наградой недоволен, и он погрозил затоптать его слонами; для этого достаточно было бы сослаться на то, что Фирдоуси — еретик. Фирдоуси бежал из Газни в Герат и в виде приложения к «Шахнаме» написал сатиру на султана, в которой советовал венценосцу бояться молниеносного стиха поэта, упорно повторял, что навсегда останется шиитом, издевался над суммой, полученной от Махмуда за свои 60000 двустиший «раз пива напиться» — иронически выразился он ; «Да чего и ждать было от сына раба? Впрочем, эта сатира не сделалась составною частью «Шахнаме», потому что табаристанский князь Испехбед Шехрияр из царского иранского рода , к которому направился Фирдоуси после полугодичного пребывания в Герате и который признавал верховную власть Махмуда, побоялся, как бы известие о сатире не дошло до султана.
Он заплатил Фирдоуси так передавали Арузию 100000 дирхемов, то есть по 1000 дирхемов за каждый стих сатиры, и поэт её вычеркнул. Таким образом, сатира осталась Махмуду неизвестной; тем не менее, Испехбед при всём своём уважении к таланту знаменитого поэта постеснялся держать его у себя долго, и Фирдоуси нашёл прибежище у буида Баха ад-Давле и его сына и преемника с 1012 года Султана ад-Давле, которые были независимыми государями западной половины Персии и хотя исповедовали шиизм, держали в полном повиновении даже главу суннитов — багдадского халифа. Фирдоуси посвятил буидскому султану объёмистую романтическую поэму «Юсуф и Зулейха» на сюжет библейской и коранической легенды об Юсуфе Иосиф , которая, несмотря на преклонные годы поэта, всё же отличается вдохновением; быть может, она была вчерне набросана им в более молодые годы [8]. Скиталец в то время потерял своего единственного сына. Остался ли Фирдоуси и буидским приёмом не слишком доволен или же просто стосковался в непривычном климате и обстановке Ирака, но только он вернулся на родину в Тус; вскоре после 1020 года он умер и, так как духовенство отказалось похоронить его на общем мусульманском кладбище, то его похоронили под городом [9]. Предание, имеющееся уже и у Арузия, сообщает, что незадолго до смерти Фирдоуси султан Махмуд случайно услышал от одного придворного выразительный стих из «Шахнаме», осведомился об авторе и узнал, что стих — из посвящённой Махмуду же «Книги царей» знаменитого Фирдоуси, который теперь в Тусе проживает в бедности. Махмуд, который о сатире на него ничего не знал, мог сообразить, что «Книгой царей» прославлено теперь в целом Иране его собственное имя; поэтому можно поверить словам предания, что он немедленно распорядился послать в Тус Фирдоуси богатый дар 60000 серебряных дирхемов — по сообщению Арузия; 60000 золотых червонцев — по невероятным поздним преданиям. А Фирдоуси незадолго перед тем шёл по базару и услышал, как один ребёнок распевает стих из его сатиры: «Будь Махмуд царского рода, он бы увенчал мою голову царской короной». Старик вскрикнул и упал без чувств; его отнесли домой, и он скончался. В то самое время, когда через одни городские ворота выносили для похорон его труп, в другие городские ворота вступали верблюды с дарами от Махмуда.
Горн «Gesch. Анализ произведения [ править править код ] Исторический анализ «Шахнаме» и сопоставление её с Авестой произвёл Фридрих Шпигель [10] ; при этом оказалось, что часто даже второстепенные мифические лица и подробности «Шахнаме» совпадают не только с Авестой , но и с индийской Ригведой [11]. Сжатый, но всесторонний анализ «Шахнаме» со стороны исторической, художественной, филологической и палеографической с указанием того, что было сделано раньше, дал Теодор Нёльдеке в «Persische Studien» [12] и, окончательнее, в «Das iranische Nationalepos» [13]. Влияние поэмы [ править править код ] Персидской литературе [14] поэма Фирдоуси дала сильнейший толчок: она породила бесконечный ряд других эпических произведений, имела влияние на эпос не только героический, но и романтический Низами Гянджеви , Джами и сотни других подражателей не только в Персии , но и в Турции и других странах , своими лирическими местами явилась предвестницей дервишской суфийской поэзии и навеки осталась у персов идеальным, недосягаемым поэтическим образцом. Сбылись гордые слова Фирдоуси напоминающие Пиндара , 6-я Пифийская ода, 10, и Горация , «Оды», III, 30, хотя Фирдоуси знать их не мог : Я возвел своей поэзией высокий замок, которому не повредит ветер и дождь. Годы протекут над этой книгой, и всякий умный будет её читать… я не умру, я буду жить, потому что я посеял семя словесное. До настоящего времени иранцы смотрят на «Шахнаме» как на своё величайшее национальное произведение; нередко совсем неграмотный персиянин знал на память немало мест из «Шахнаме» при этом все её сообщения принимались не за мифологию, а за историческую истину даже людьми образованными. Кроме занимательности, художественности и национальности содержания, всех пленяет и язык Фирдоуси, почти чуждый арабизмов, которые заполонили последующую персидскую речь. Кроме того, «Шахнаме» не раз касались исследователи старорусской письменности и былевой поэзии. Стасовым Собрание сочинений, том III, 1894, стр.
Тихонравовым в его «Летописях русской литературы» 1859, том II, книга 4, отд. II, стр. Сближают с «Шахнаме» и сказание «О 12 снах царя Шахаиши», происхождение которого, впрочем, не выяснено; [15] Всеволод Фёдорович Миллер в своих «Экскурсах в область русского эпоса» Москва, 1892, «Русская мысль» и «Этнографическое обозрение» старался доказать, что иранские предания устным путём, через Кавказ и половцев , имели самое сильное влияние на русские былины и что Илья Муромец — тот же Рустам. Академическая рецензия профессор Н. Дашкевич в «32 Отчёте об Уваровской премии», 1895 отнеслась к этой гипотезе отрицательно, да и сам автор вскоре охладел к ней и в предисловии к «Очеркам русской народной словесности» Москва, 1897 назвал сравнительные фольклорные исследования «ловлей ветра в поле»; кажется, только в бою Ильи с сыном он ещё был склонен видеть отголосок сказания о Рустаме. Однако академик И. Ягич «Arch. Для немецких учёных устное влияние «Шахнаме» на былины киевского цикла есть аксиома [16]. Также отголоски «Шахнаме» находятся в фольклорных традициях народов Кавказа. Переводы [ править править код ] Переводы «Шахнаме» имеются почти на всех мусульманских и отчасти других восточных языках например, грузинском ; наиболее интересен для научной истории персидского текста арабский перевод аль-Бандари Исфаганского 1218—1227 гг.
Английский сокращённый перевод, то стихом, то прозой, Джеймса Аткинсона Лондон, 1832.
Кого оставит равнодушным приход магов, иранских царей-жрецов, к колыбели Христа? Кто посмел бы забыть, сколь фундаментальное значение для Римской империи имела долгая борьба с парфянами и Сасанидами? Как бы мы воспринимали индийцев, если бы не знали, что индийский ислам, как минимум отчасти, возник под влиянием иранского? А разве куртуазная любовь нашего прекрасного средневековья зародилась не в стране катаров, до которой докатились отзвуки того, что происходило в долинах Месопотамии?
Подобные, вопросы можно множить до бесконечности.
Они называли себя персами, поэтому их новая родина получила название Персии Парсуа. Потомки Ахемена — Ахемениды — набирали силу, и один из них, Камбиз, получил в жены дочь самого Астиага — царя великой Мидии, владевшей всем Западным Ираном. Так, во всяком случае, гласит легенда, которую пересказал отец истории Геродот. По его словам, «Астиагу приснился сон, что дочь его Мандана испустила столь огромное количество мочи, что затопила его столицу и всю Азию». Прорицатели-маги разъяснили — это значит, что сын Манданы станет великим царем и лишит деда власти. Такое известие не обрадовало царя, и он решил выдать дочку замуж как можно дальше, в Персию. На самом деле, если такой брак и был, он объяснялся совсем другими целями.
К тому времени Ассирия, жестоко угнетавшая все окрестные народы, пала под натиском своих соседей — Мидии и Вавилона. Как водится, победители тут же перессорились за ассирийские земли, и мидийцы начали искать союзников против вавилонян в Эламе — союз с ним позволял зажать Вавилон в клещи. Как бы то ни было, выданная замуж Мандана около 595 года до н. Тут-то Астиагу приснился новый сон: «Из чрева его дочери выросла виноградная лоза, и эта лоза разрослась затем по всей Азии». Устрашенный царь снова обратился к магам и получил тот же ответ, что и в первый раз. Юный Кир у трона Астиага. Однако Гарпаг пожалел царевича и отдал его на воспитание пастуху Митридату. По другой версии, Кира, как и многих героев древности, воспитала волчица или собака, но Геродот не верит в это.
По его мнению, жена пастуха просто носила имя Спако, что по-мидийски значит «собака». Время шло, Кир подрастал и в играх всегда командовал другими детьми. Когда сын знатного мидянина Артембара не послушался его, он побил того плетью, и отец мальчика пошел жаловаться к царю о забытая простота древних нравов! Вызвав Кира для разбирательства, Астиаг сразу увидел, что тот похож на него внешностью и властным нравом, и понял, что Гарпаг нарушил приказ. Тиран страшно наказал ослушника — обманом заманив во дворец единственного сына Гарпага, Астиаг приказал его убить и зажарить, а затем накормил ничего не подозревающего отца мясом его ребенка. Самого Кира царь почему-то не тронул и отправил домой в Персию. Конечно, это легенда, хотя бы потому, что во время рождения Кира Астиаг Иштувегу еще не был царем Мидии и по возрасту никак не подходил на роль деда персидского царевича. Достоверные сведения о Кире появляются только около 558 года до н.
Это было равносильно объявлению войны Астиагу, носившему тот же титул. Читайте также «Отец истории» или «отец лжи»: как Геродот превратил мифы в науку Новый шахиншах По сообщению Геродота, союзником Кира стал оскорбленный Гарпаг, подбивший мидийских вельмож на восстание против своего царя. Когда заговор созрел, он сообщил об этом Киру в письме, зашитом для конспирации в тушку убитого зайца. Кир тут же собрал войско и в качестве тренировки заставил ратников целый день срезать серпами колючую траву. На другой день он опять призвал уставших воинов, усадил их на мягкие подушки и сытно накормил. А потом спросил, какой день им больше понравился — вчерашний или сегодняшний? Получив ответ, он сказал: «Если вы пожелаете следовать за мной, то у вас будут и эти блага, и еще в тысячу раз больше. Если же не захотите, то вас ожидает бесконечный тяжкий труд, подобный вчерашнему».
Жан-Шарль Никез Перрен. В первом же сражении Гарпаг, назначенный командующим мидян, перешел на сторону Кира. Разбитый Астиаг укрылся в своей великолепной столице Экбатаны нынешний Хамадан и поднял все ее население, включая стариков и подростков, в последний отчаянный бой. Персы победили, и царь попал в плен, но Кир помиловал его, назначив наместником отдаленной провинции.
Вавилонский царь Хаммурапи и его законы
'Книга о царях' у иранцев Ответы на кроссворды и сканворды 7 букв. Книга о царях у иранцев 7 букв, на Монтегю-шанс развернулась работа по перу наркотических представлений, которая и сформировала «кожевенный» вестерн переселения миль The Beatles второй цыганочки 1980-х годов. Евреям, которых царь Навуходоносор в своё время увёл в Вавилон, Кир разрешил вернуться в Палестину и восстановить Иерусалимский храм, о чём сообщает «Книга Ездры» (1 Езд. Дополнительные материалы: (ФАЙЛ) Категория:Книга Содержание: Книга царей у арабов 7 букв.
«Книга о царях» у иранцев.
Книга Ахты наме. Фон литература персидский. Ахты наме кто написал. Ахты наме книга читать. Покоритель Вавилона. Джекоб Эббот книги.. Книга о Сципионе Африканский.
Штандарт парфян. Персидский царь Камбис. Камбиз захватил Египет. Армия Камбиза. Камбис 2 персидский царь. Ксеркс 1.
История иранских царей Навои. Для чего Фемистокол послал раба перса к царю Ксерксу. Персидский Ахеменидов Персия. Царь древней Персии. Эпос Шахнаме. Шахнаме миниатюры.
Миниатюра из "Шахнаме" Фирдоуси.. Кей-Кавус мифология. Кабус-наме Кей-Кавус книга. Кей-Кавус фото. Царь Ксеркс 1. Ксеркс Персия.
Король Персии Ксеркс. Древняя Персия цари Ксеркс. Горбовский закрытые страницы истории. Кей Кабус. Кабус наме презентация. Кей-Кавус Унсур Аль-Маали — персидский писатель..
Дарий 3 царь Персии. Древняя Персия Дарий 1. Дарий 1 царь Персии. Персидский царь Дарий 1. Гаумата царь Персии. Царь Артаксеркс.
Артаксеркс царь Персии. Ксеркс царь Персии и Эстер. История России в лицах государи. Лучшие книги о царе Николае. Рассказ о императоре Николае 2 от первого лица. Воин Ассирии.
Ассириец воин древний. Картина Урарту Вавилон воины. Ассирийская Империя армия. Царь Ксеркс. Ксеркс царь Персии.
Самые основы должны отсылаться даже к более раннему периоду, параллельному индийским мифам и легендам Джамшид из Шахнаме, к примеру, отождествлялся с ямой, индуистским владыкой Преисподней , и вероятно, происходит от времени до раскола между индийскими и иранскими родами индоевропейских народов.
Также связи с Западной мифологией также говорят о различиях, к примеру, история о Джамшиде и Заххаке не подобна истории о Прометее, ведь злобные короли дали искусства людям, а затем находятся в подземных мучениях, в обоих половинах истории есть два героя, а не один. Хоть и кажется, что большинство историй из «легендарной части» Шахнаме пришли из восточного Ирана, но не все они подобны друг другу. В этой части сплелись две различные династические традиции, а потому там отражены взаимоотношения этих двух семей: Каянидов, правивших всем Ираном и Нариманов сам его сын Заль, сын Заля — Ростам, сын Ростама - Фарамарз , правившие с постепенным ухудшением — Сам был беспрекословно лоялен в отношении своих повелителей Каянидов, относясь к плохому царю как к доброму. Заль частенько критиковал действия своего царя, но в итоге поддерживал их. Ростам, легендарный герой этой части поэмы, открыто презирал двух своих царей Кавуса и Гошаспа , хоть он тоже действовал, исходя из лояльности. А его сын поднял бунт против своего короля и был убит.
Особенно интересно то, что конфликты между царями и их советниками всегда показаны с этической стороны вопроса, то есть в этике советник превосходит своего царя. С легендарной и племенной стороны первое качество общества, описанное в поэме с её эстетической стороны, - это фактически, что тот, кто требует лояльности всегда хуже тех, от кого требуют её. А наши симпатии, скорее всего, отдаются управляемым, а не правителям. Аналогичная ситуация может быть найдена и на семейном уроне. Три наиболее хорошо известные истории из «легендарной части» поэмы — о Сохрабе, Сиявуше и Исфандияре — предполагающие смерти сыновей, и в каждом случае смерть была вызвана действиями отца. Как это напрямую было с Сохрабом, косвенно, но также с Сиявушем и Исфандияром.
И вновь появляющиеся отношения и бескорыстными особенно хорошо это видно на примере Сиявуша. Также стоит отметить то, что у всех трёх убитых сыновей были неисламские матери — иностранки. Мать Сохраба была Саманганкой из пограничного города с неоднозначными стремлениями. По меньшей мере кажется, что цельное сообщение от аристократии было следующим, задевшее вопрос о лояльности к королям и отцам, потребности которых дают ужасающие результаты, как-то было и с Ираном. Ценности в поэме ставят под сомнение сочувствие полуиностранным царям. И точно, Сиявуш и его сын Хосров, представляющего собой идеального монарха из легендарной части поэмы, отворачиваются от Ирана по личным этическим соображениям.
Сам Хосров отправляет нас к другой проблеме из поэмы, к понятию сана-звания. Как ни странно, большое количество царей поэмы, среди которых двое были особенно значимыми: Феридун и Хосров. В «Гулистане» Сади, персидского писателя 13-ого века есть история о царе, имевшего великолепного советника, которого он не слушал. Советник связался с религиозными нищими и вместе с ними нашёл душевный покой, который он никогда не знал при дворе. Страна начинается разоряться, и царь посылает за бывшими советником, чтобы вернуть его, говоря, что он — единственный человек, способный занять этот пост. На что тот ответил, что его разум мешает ему встать на прежнюю должность.
Такая же проблема этического плана освещается в большой части Шахнаме: те, кто может лучше всех править, наиболее неохотно это делают. Эта проблема ясно показана у Хорасана с её этической точки зрения, появляясь перед тем, как он решает окончательно уйти с трона. Относительные частые вопросы о троне, а также другие проблемы, к примеру, роль Заля и Ростама как «делающих царей» после убийства царя Назара, являются ещё одним свидетельством о восточном происхождении части истории из «легендарной части» поэмы. В ней одновременно существуют два понятия сана. С одной стороны, поддерживающий Сасанидов Фирдоуси проявлял древние ближневосточные понятия о служении и сане, связывающих царствование с религией, также отношение к квазибожественному возвеличиванию царя до уровня представителя Бога на земле, что связывается с доисламскими вавилонскими традициями. Другая черта — это «степная практика» по рассмотрению царя за счёт деяний его «коллег».
Это соображение о том, что царя всегда можно сменить, если он бездействует или является слишком старым для эффективного правления и о том, что царь правит в силу своих способностей и с согласия знати. В большинстве случаев «отречение» связано с последней поздней традицией; хоть и в соответствии со своей задачей Фирдоуси часто изменял само клише, исходя из проблему личного этического выбора ирония состоит в двух традициях царствования, восточной и менее абсолютистской, что является истинно иранской, и западной абсолютной монархией, относящейся к вавилонским неиранцам, хотя из-за связи Ахаменидов, с вавилонской традицией и проклятие их последующими иранскими династиями, особенно Сасанидами, ныне считается «истинно Иранской». Особенно интересна фигура Ростама. Он — выдающийся герой поэмы и представляется как «спаситель Ирана», но его происхождение как сына индийской принцессы, произошедшей от арабского царя демонов и человека, воспитанного сказочным Симургом за пределами цивилизации провозглашает Ростама, как имеющего особенно несвязанные с Ираном дела, с его двором и культурой. Во всех смыслах Ростам является минимальным персонажем, правящем на границе, связанный со сверхъестественным миром Симург и с царством животных его талисман — шкура тигра. Он отражает собой многие черты героя — ловкача, подобный есть во многих культурах и на самом деле его второе имя «Дастан» значит «обман».
Далее его этики и бытие кажутся более примитивными и даже грубыми, чем у учтивого придворного, против которого он часто и выступал. Это говорит о том, что его оружие булава, дубина и лассо были наиболее древними, и несомненно, неметаллическими. Его легенда отправляет нас к древним корням историй, что позволяет нам отправиться в предысторию. Должно быть очевидным, что даже такое неполное и краткое раскрытие темы показывает то, что в поэме главное идея - династическая хроника, в относительно простом смысле этого понятия, не начинающего определять ценность этой работы и труда Фирдоуси. Поэма переходит от легенд к квазиисторическим материалам о появлении Александра, хоть и в начале эта история преподносится в более или менее легендарном формате к примеру, полуиранское происхождение Александра, отец — иранский царь Дараб и прочие распространённые исламские истории об Александре, где он представлен с большими искажениями как мировой завоеватель. Как и в случае с Ахаменидами, исторические записи о парфянцах, правивших Ираном с 3-его века до нашей эры по 3-ий века нашей эры, в поэме отсутствуют.
Это произошло из-за намеренной облитерации со стороны Сасанидов в отношении той династии, которую они заменили. В заключительной части поэмы информация о Сасанидах достаточно полна и представляет собой простую, и даже случайную, хронику. Однако, существуют детали многих историй, которые постоянно переоценивались и явно не имели мифологической основы, постоянно перемешиваясь с более ранними историями. Большинство из подобных моментов в той или иной степени являются пропагандой славы Сасанидов. Пример тому реформы Ардешира и повествование о Хосрове Кесра Нуширване, являющимся архитипным царём из «исторической части, являясь таким более, чем Кай Хосров из «легендарной части» Некоторые темы из начальной части поэмы рассматриваются и далее, это конфликт сына и отца хоть и не представленного в чётко мифическом стиле. Также это — разборка между царём и советником, который является наиболее частой проблемой их взаимоотношений, пример тому — Бахрам Чубинех и оба его царя: Хормозд и Хосров Парвиз.
Бахрам является почти что единственным узурпатором царской власти, к нему Фирдоуси испытывает некую симпатию, что может быть из-за того, что Сасаниды утвердили своё происхождение от этого героя. Фирдоуси восхвалял их в начале поэмы. Часто кажется, что истории из конца поэмы являются своего рода зеркальным отражением мира мифов и легенд из первой части поэмы. Выдающиеся отцы Ростам, Кавус и Гоштасп прямо или косвенно ответственны за смерть своих сыновей Сохраба, Сиявуша и Исфандияра ; но во второй части выдающиеся сыновья Хосров, Парвиз и Шируй так или иначе в ответе за смерти своих отцов Хормозда, Хосрова и Парвиза. В первой части главным советником был Ростам, который проявляя лояльность по отношению к царской семье, делая это не взирая, и решительно отвергает идею того, что когда—нибудь он сам может стать царём страны. Во второй части главный советник Бахрам Чубинех восстаёт против обоих своих царей, претендуя на трон для самого себя.
Пожалуй, во второй части поэмы наиболее интересной является роль женщин и в особенности неиранок. Она там проходит переопределение практически во всех местах поэмы, как в мифологической, так и в легендарных частях, женщины имеют неперсидское происхождение Синдохт, Рудабех, Судабех, Фаригис, Манизех, Катаюн и все они, кроме Судабех, - положительные персонажи. Даже последняя при своём первом появлении — положительная героиня как Рудабех и Манизех, которые бросают вызов её неперсидскому отцу, остаются верными любимой ими Персии. Само собой, Гордиех — наиболее значимая фигура второй части поэмы, которая имеет Иранское происхождение и представляет собой глубоко иранскую добродетель к древним устоям. Когда во второй части появляются иностранки, то им оказывается меньший почёт, нежели в первой части. В ней большая часть героев имеют иностранных матерей, но это не убирает от них качество чисто персидской добродетели, а смешение народов остаётся в целом хорошим делом.
В самом деле, на протяжении всей поэмы Кай Хосров будет положительным героем при лишь только одном предке — иранце, остальные три центрально-азиатские турки. Во второй половине поэмы смешение уже вызывало серьёзные подозрения и то, что Хормозд имел китайскую и византийскую матерей, в каждом случае представляется негативной чертой. Всё это представлено как крайне решительный и значимый вопрос, хоть сам Фирдоуси и был смущён доисламскими законами, поощрявшими близкие родственные браки, это видно из показанных отношений между Хомей и её отцом Бахманом, при этом Фирдоуси однозначно замалчивает более ранние истории, говорившие о том, что Гордеш была замужем за своим братом Бахрамом Чубинехом. Ширин является неиранской женщиной, вошедшей в легендарную часть Шахнаме. В отличие от Низами героини его романа 12-ого века , Фирдоуси напрямую не говорит нам о её неперсидском происхождении, но тогда остаётся неясным вопрос из второй части поэмы: скандал о её корнях. Также он описал напряжённые отношения между её отцом и царём, Хосровым Парвизом.
Этот необъяснённый скандал — пример того, как во второй части поэмы менялись истории, но также это — и метод повествования Фирдоуси. В целом, если обратиться к более ранним рассказам из поэмы, то мы имеем ясную идею этических проблем, в которых мы должны проявлять соучастие. Мы знаем то, что Сиявуш этически превосходил Кавуса и Судабех, а также то, что Пиран Висех действовал из более высокоморальных побуждений. Чем его царь Афрасияб, а Гоштасп был не здоров, когда послал Исфандияра, доставить ко двору Ростама, закованного в цепях. Подобную «моральную ясность» гораздо сложнее найти во второй части, беря главных героев. Многие из них высоко амбициозны, делая при этом этически неоправданные действия.
Должны ли мы одобрять или ругать Ширин? Когда мы впервые стакиваемся с ней, то она является «запущенной» фигурой повествования. Она просто вызывает сочувствие. Она обвиняется в моральной нечистоте, - это никогда не убирается полностью, лишь сдвигается «в сторону», на чём мы и приостанавливаемся. Втайне она убивает главную жену своего мужа, намечая своё место в гареме, этого мы не одобряем. Она отвергает своего пасынка Стирум, делая превосходную речь в защиту себя.
Мы это одобряем, и на данном действии, покидаем её историю. Её образ сильно подобен образу Судабех из первой части поэмы. Как и Судабех она довольно безжалостно в отношении своего супруга, хоть он и вероятный иностранец-царь, обладающего сомнительной репутацией и полностью воздерживающегося при поражении царя. А в одном месте кажется, что она вступает в эротическую связь со своим пасынком. В виду подобного сравнения, у нас возникает соблазн вновь не одобрить. Эти моральные двусмысленности образов Фирдоуси в изображении женских персонажей.
Другим примером является реформатор Маздак. Мы можем прочесть то, что он был знающим человеком и его слова были мудры. И те аналогии, которые он даёт царю о голодном народе являются убедительными и похвальными. Но человек, своими аргументами одолевший его, поддерживался Нушиншехром — Раваном Ануширваном , являющимся самым достойным восхищения монархом поэмы. Фирдоуси явно указывает то, что в конце истории Маздака мудрый человек не будет действовать так, как мог. В начале истории мы полюбоваться царём, а в конце — фактически можем сказать, что презираем его.
Вероятно, что самый крайний случай двусмысленности для автора — это характер Секандара Александра , представленного и как варварский завоеватель, и как этически мотивированного ищущего человека. По этой причине повествование воздействует на наши взгляды в процессе чтения историй, можно по—отдельности рассматривать поставленные проблемы. Кажется, что основная причина двусмысленностей ясна: у Фирдоуси были гораздо более полные источники для «исторической» части, чем для «легендарной». И эти источники были сильно противоположны друг другу. Сама попытка разрешить эти противоречия уже кажется значительным действием. Подчас кажется, что его метод сроден тому, что применяли многие средневековые исламские историки Табари , которые в случае расхождений версий источников в отношении одного и того же события, давали обе версии, добавляя, что «Богу лучше известно».
Фирдоуси так не говорил и не указывал нам, что у записанного события две версии, но по-видимому, он соединял их вместе, оставляя спорные вопросы без рассмотрения. Особенно интересно то, что в начальной части поэмы мы иногда можем видеть его за выбором одном из двух версий, тогда мы можем знать, что для истории ему было доступно несколько источников. К примеру, есть две версии того, почему рассорились Ростам и Гоштасп. Одна — презрение Ростама к царской семье как выскочек, что возмущало Гошаспа. А вторая — решительное осуждение Ростамом новой религии Гошаспа, то есть зороастризма. Первая версия, которой последовал сам Фирдоуси описана у Табари в «истории», а также в ряде работ, написанных Шахнаме Фирдоуси, то есть в анонимной «Истории Султана».
Вторая версия была полностью проигнорирована самим Фирдоуси. В этом случае мы видим вставший перед поэтом выбор, а «исторической же» части его метод кажется более гибким, что выбор одного и исключение второго. Эти противоречия не только в моральном плане, но и чисто фактические. Иногда они кажутся существенными Сасан имеет два разных происхождения , а часто они кажутся просто случайными. К примеру, кто в ответе за ослепление Хормозда? Пророчество сказало, что его жена сделает это.
Нам же известно, что люди из толпы подталкивали Гостахама сделать это без ведома сына Хормозда у Хосрова Парвиза. В свою очередь последний был обвинён в том, что сделал это лично или заставил его. По-видимому, Фирдоуси выступает за вторую версию, но по-прежнему в его тексте есть обе версии. Когда мы сравниваем между собой разные квазиисторически из «легендарной» части поэмы, то мы видим истинность афоризма А. Тейлора: «По мере приближения к настоящему, история становится полнее, раз больше людей, то больше событий и огромное количество книг написано об этом». Подразумевается, что Фирдоуси работал со многими людьми, событиями и книгами при написании исторического повествования, которое насыщено деталями, чего нет в более ранних легендах.
В этом множестве деталей могут заключаться противоречия, а подчас и анахронизм как в христианстве Секандара. Также может быть и парадоксальность, дающая историю в дословном реализме, который в основном отсутствует в «легендарной» части, а также допускает резкие и неожиданные смены тона повествований. Более того, в этой части количество психологических портретов к примеру, Бахрама Чубинеха , в большинстве зависит от накопления подобных деталей. С другой стороны, этот вопрос приносит с собой и иные выгоды, в части поэмы о Сасанидах мы чаще всего сталкиваемся с непритворной повседневной жизнью, а также с такой же повседневно, но уже героической. Редкие и яркие моменты, посвящённые сельской жизни, с которыми мы встречаемся при правлениях монархов после Сасанидов, вносят свой вклад в виде своего рода стилизованного реализма, который может выглядеть и приятно, и отрезвляюще, в зависимости от самой ситуации он может быть даже переосмыслен. И тем же образом, большая часть юмора поэмы возникает в части Сасанидов.
И опять—таки, он появляется за пределами двора. Новая проблема заключается в том, что когда у Фирдоуси не было подробных описаний, а он должен был написать некую версию того, что как ему кажется произошло. Его апологический и достаточно поверхностное рассмотрение Ашканианов Парфян связано с довольно полным уничтожением упоминаний о них со стороны Сасанидов. Интересно, что сделать нечто подобное угрожает и Бахрам Чубинех, только с самим Сасанидами. Когда из общественной жизни уходит правительство Исламской Республики, то следуя древнему прецеденту, уходят и все положительные «воспоминания» о Пехлеви, даже все изменения названий улиц городов. С самого начала поэмы персидские дворы характеризуются как «центры» и справедливости, и наслаждений.
Правление идеального царя должно включать в себя защиту границ страны против захватчиков, а его двор будет представлять собой земной рай, включающий в себя пиршества, распивание вин, получение подарков, охоту и празднование главных зороастрийских праздников. Худшие грехи для царя и его подданных — это жадность и чрезмерные амбиции. В первой части поэмы эротические наслаждения не сильно выходят на передний план. Но понятно, что это также играет роль для двора в «земном раю». В историях их «исторической части поэмы, иногда, эротические удовольствия выходят на первый план, чего» не было в «легендарных» историях. Они одновременно соединяют в себе справедливость и удовольствия, что позже становится проблематичным для идеального короля.
Три наиболее хороших царя из постсекандаровского повествования — это Ардешир основавший династию Сасанидов , Бахрам Тур и Нушин-Равван Ануширван Справедливый. Ардешир показан как энергичный реформатор, изменивший правовой кодекс своей страны, быстро избавляется от внутренних розней и обеспечивает защиту границ страны. Нушин-Раван наследует империю, стремясь справедливо управлять ей в соответствии с древними заветами, при этом сохраняя открытость для мудрости из других источников, а особенно из Индии. Основное их отличие от более значимых легендарных правителей — это то, что они сумели централизовать и управлять администрацией и культурой, смысл в разных центрах силы например, в Систане сообщается и недалёк от правительственного авторитета, повсюду представленного как легендарный материал. В значительной мере всё это исчезло из описаний. Тем не менее оба этих царя были переоценены и пересмотрены относительно Сасанидских идеалов, явно появляющихся на протяжении всей поэмы.
Бахрам Тур, упоминаемый Фирдоуси, в основном решительно утверждает собой введение в поэму нового элемента — акцента на удовольствии. Например, от эротических наслаждений, что по-видимому, становится основной и часто единственной деятельностью монарха. Бахрам Тур представлен как идеальный царь, в значительной мере занятым своими удовольствиями, но при этом сильно любит своих подданных даже, если его визирь беспокоится об увиденном им. В частности, о чрезмерной привязанности царя к женщинам. Две истории: одна начинающаяся с комедии, а оканчивающаяся трагедией, а другая произошедшая в его царствование — полностью комична также останавливается на удовольствии, что само собой есть в начальных частях поэмы - это питьё вина. Первая оканчивается запрещением вина, а вторая — запрещением пить чрезмерно много вина.
Кажется, совпадением то, что обе истории касаются вина во время правления Бахрама, при этом меняя ортодоксальную интерпретацию Корана, аннулирующую запрет на вино, если оно употребляется в умеренных количествах. В конце поэмы, когда Ростам, сын Хормозда, пророчит беды от вторжения арабов, режим и правление Бахрама Гура олицетворяет собой всё то, что арабы могут разрушить, мы понимаем, что акцент на чувственных удовольствиях и сопутствующей роскоши при правлении намеренно даются как альтернатива к цивилизации, принесённой мусульманскими завоевателями — арабами, которые характеризуются Ростамом и по-крайней мере полностью отрицательных и мрачных понятиях. Но, несмотря на однозначно мрачное пророчество Ростама, финальные эпизоды поэмы сильно различны. Хормозд и Хосров Парвиз являются запутанными и слабыми царями, кажется унаследовавшими привязанность Бахрама Гура к удовольствиям, но у них нет его щегольства и показательной щедрости, и они не в состоянии управлять привязанностями и взглядами своих подданных. За ними остаётся переносная «чернота». Смысл империи был уничтожен слабостью, жеманностью и убогими распрями её правителей.
Также завершение поэмы проникнуто духом вторжения. Хоть поэт решительно сожалеет о цивилизации, разрушенной вторжением, но описание переговоров между арабами и персами подчас склоняется в пользу арабской морали. Несмотря на неоспоримую значимость и известность своих отрывков, Шахнаме никогда не была обыкновенной поэмой, а её моральная сложность придёт к неразрешимым моральным противоречиям на последних страницах. В конце поэмы видно, что гордость примерно также сильна, как и недоумение. Как он часто подмечает, когда он пишет о безвременной смерти какого-то героя, то не может принять безучастность небес. И в этом смысле он не может осознать божественных целей, что к концу поэмы достигает своего апогея.
Хоть и в описательной части, посвящённой Сасанидам, мы можем сожалеть об отсутствии эпической силы, бывшей в ранних частях поэмы, в последней части есть другие компенсирующие выгоды, притом чаще всего окончанию уделяется меньше внимания, чем началу поэмы. Такое качество, как большее количество деталей может дать сопровождающим обстоятельствам еще большую живость к примеру, сцена, в которой менестрель играет для Хосрова Парвиза , а также пафос обстоятельств например, события, приведшие к смерти Хосрова Парвиза ,-всё это на фоне интенсивных трагических событий к примеру, самоубийство Ширин кажется, что эта сцена что-то берёт из истории о самоубийстве Клеопатры над телом Антолия, чтобы избежать попадания в руки Октавиана; источником этой истории может быть «Панфея» из «Киропедии» Ксенофонта. Обе истории равны между собой, вызывая сильное чувство ухода цивилизации, которая создала последние страницы Шахнаме, несущие с собой крик о том, что «наши длинные мучения ничего не дадут нам». И кажется, что это — призыв к целой стране в отчаянном объединении. Зороастрийский летописец так писал об этом: «Мир уходит от нас. Эти последние сцены имеют великолепную живость и возвышенность».
Фирдоуси очень хорошо подчеркнул пышность и богатство иранской армии и её командиров, сверкающих в своих драгоценностях и золоте, а затем поэт подчёркивает и оттеняет это за счёт выносливости к бедности со стороны их арабских противников. Одновременно мы получаем два противоположных посула — это подчёркнутое великолепие, передаваемое в поэме и приносимое к нам как понимание масштабов самого вторжения, ведь эта пышность была изначально свойственна иранской цивилизации. В короткой сцене, показывающей богатство персов, Фирдоуси с непревзойденным мастером показывает очарование умирающей цивилизации и доблесть нового формирующегося народа. Восприятие поэмы Если Фирдоуси, начав свой труд при Саманидах, надеялся сделать свой вклад в возрождении политически независимой исламско-персидской цивилизации такой же, как и созданная Саманидами и их западными соседями Бундами. Он жил, чтобы увидеть такое же в своей собственной жизни. В последние годы 10-ого и в начале 11-ого веков пала династия Саманидов, и Восточный Иран был захвачен турками — Газневидами при их энергичном царе Махмуде Хезнехе.
Полностью переписал ли Фирдоуси свою поэму или же пересмотрел отдельные её части — нам неизвестно, в своём нынешнем виде в поэме есть частые эпизоды панегириков для Махмуда, хоть автор иронично радуется за бесчисленное победы иранцев над турками, и эти переходы не могут быть утеряны как для поэта, так и для царя. Легенда гласит о том, что поэма Фирдоуси не была оценена Махмудом, поэтому поэт умер в бедности и нищете. Безусловно, заключительные строки поэмы говорят об обиде на плохое вознаграждение за то, что стало делом почти всей жизни поэта. Так же, как и политика времён Фирдоуси сыграла свою роль в признании его работы, так и современные политики играют подобную же роль в определение статуса поэта и его поэмы.
Советский археолог Виктор Сарианиди связывает Зороастра примерно с 2000 г. Принято считать, что индоиранская религия зародилась в конце 3-го тысячелетия до нашей эры. Язская культура около 1500-1100 гг. Одно из древнейших изображений Заратустры Одно из древнейших изображений Заратустры Упадок Поражение Персии в войне с Грецией, а затем подчинение ее провинций Риму нанесли тяжелый удар национальной культуре и религии персов. На место единобожию шла еллинская культура и религия сонма богов разного калибра. А после завоевания Ирана арабскими мусульманами, во время быстрого расширения Исламской империи в седьмом веке нашей эры было потеряно почти все, что было дорого зороастрийским персам — в национальном, культурном, социальном, экономическом и религиозном плане. В предыдущей статье упоминалась весьма реальная перспектива окончательного упадка и исчезновения зороастрийской религии из-за сокращения числа носителей а также из-за давней политики против принятия новообращенных. Как бывшие завоеватели, персы теперь были среди побежденных. В мире персидского зороастризма, чье благополучие было безвозвратно потеряно, стремление к избавлению нашло свое выражение в обращении к пророческой традиции зороастризма, обещающей избавление и божественного Избавителя. Еще одно изображение Заратустры Еще одно изображение Заратустры Пророчества В каком-то смысле и выхода-то не было у людей, кроме как уповать на чудесное избавление в будущем. В этом смысле пророчества зороастрийского шаха Бахрама отражают народные чаяния избавления, а потому переданы в ярко националистических тонах. Но за этим кроются столетия и даже тысячелетия пророческой традиции зороастризма об Избавителе. В то время и появляются пророчества Шаха Бахрама. Так что мы не должны строго судить о пророчествах Шаха Бахрама, но трудно считать их собственно зороастризмом. Лучше сказать, они отражают пророческую традицию зороастризма. В конце концов, они - продукты своего времени и места, и демонстрируют аспекты религиозного национализма и этноцентризма. Принимая во внимание все обстоятельства, мы должны понимать, что зороастрийцы были «арийскими» народами с гордым наследием и прежним престижем, что может помочь объяснить, почему Ницше писал о Зороастре с таким восхищением. Исполнение можно рассматривать как «наилучший возможный сценарий» — не только для одной религии, народа или этнической принадлежности. Это может не соответствовать желаниям тех, кто писал пророчества, особенно зороастрийских жрецов, обнародовавших пророческие сценарии Шаха Бахрама, которые включали апокалиптические сражения с боевыми слонами, лучники, выпускающие мириады стрел из башен на слонах — сцены, которые не могло состояться сегодня. В любом случае и, вероятно, в каждом случае такие пророчества должны быть радикально переосмыслены и переосмыслены. Именно это и сделал в свое время Бахаулла, провозгласив исполнение зороастрийских пророчеств и пророчеств других великих мировых религий. Он показал символизм этих пророчеств - и их настоящее исполнение. Бахаулла Бахаулла Я писал уже прежде о пророческом переосмыслении Ислама и отчасти зороастризма начиная с 1844-го года - сторонниками возникшего тогда религиозного движения Бахай.
В свою очередь последний был обвинён в том, что сделал это лично или заставил его. По-видимому, Фирдоуси выступает за вторую версию, но по-прежнему в его тексте есть обе версии. Когда мы сравниваем между собой разные квазиисторически из «легендарной» части поэмы, то мы видим истинность афоризма А. Тейлора: «По мере приближения к настоящему, история становится полнее, раз больше людей, то больше событий и огромное количество книг написано об этом». Подразумевается, что Фирдоуси работал со многими людьми, событиями и книгами при написании исторического повествования, которое насыщено деталями, чего нет в более ранних легендах. В этом множестве деталей могут заключаться противоречия, а подчас и анахронизм как в христианстве Секандара. Также может быть и парадоксальность, дающая историю в дословном реализме, который в основном отсутствует в «легендарной» части, а также допускает резкие и неожиданные смены тона повествований. Более того, в этой части количество психологических портретов к примеру, Бахрама Чубинеха , в большинстве зависит от накопления подобных деталей. С другой стороны, этот вопрос приносит с собой и иные выгоды, в части поэмы о Сасанидах мы чаще всего сталкиваемся с непритворной повседневной жизнью, а также с такой же повседневно, но уже героической. Редкие и яркие моменты, посвящённые сельской жизни, с которыми мы встречаемся при правлениях монархов после Сасанидов, вносят свой вклад в виде своего рода стилизованного реализма, который может выглядеть и приятно, и отрезвляюще, в зависимости от самой ситуации он может быть даже переосмыслен. И тем же образом, большая часть юмора поэмы возникает в части Сасанидов. И опять—таки, он появляется за пределами двора. Новая проблема заключается в том, что когда у Фирдоуси не было подробных описаний, а он должен был написать некую версию того, что как ему кажется произошло. Его апологический и достаточно поверхностное рассмотрение Ашканианов Парфян связано с довольно полным уничтожением упоминаний о них со стороны Сасанидов. Интересно, что сделать нечто подобное угрожает и Бахрам Чубинех, только с самим Сасанидами. Когда из общественной жизни уходит правительство Исламской Республики, то следуя древнему прецеденту, уходят и все положительные «воспоминания» о Пехлеви, даже все изменения названий улиц городов. С самого начала поэмы персидские дворы характеризуются как «центры» и справедливости, и наслаждений. Правление идеального царя должно включать в себя защиту границ страны против захватчиков, а его двор будет представлять собой земной рай, включающий в себя пиршества, распивание вин, получение подарков, охоту и празднование главных зороастрийских праздников. Худшие грехи для царя и его подданных — это жадность и чрезмерные амбиции. В первой части поэмы эротические наслаждения не сильно выходят на передний план. Но понятно, что это также играет роль для двора в «земном раю». В историях их «исторической части поэмы, иногда, эротические удовольствия выходят на первый план, чего» не было в «легендарных» историях. Они одновременно соединяют в себе справедливость и удовольствия, что позже становится проблематичным для идеального короля. Три наиболее хороших царя из постсекандаровского повествования — это Ардешир основавший династию Сасанидов , Бахрам Тур и Нушин-Равван Ануширван Справедливый. Ардешир показан как энергичный реформатор, изменивший правовой кодекс своей страны, быстро избавляется от внутренних розней и обеспечивает защиту границ страны. Нушин-Раван наследует империю, стремясь справедливо управлять ей в соответствии с древними заветами, при этом сохраняя открытость для мудрости из других источников, а особенно из Индии. Основное их отличие от более значимых легендарных правителей — это то, что они сумели централизовать и управлять администрацией и культурой, смысл в разных центрах силы например, в Систане сообщается и недалёк от правительственного авторитета, повсюду представленного как легендарный материал. В значительной мере всё это исчезло из описаний. Тем не менее оба этих царя были переоценены и пересмотрены относительно Сасанидских идеалов, явно появляющихся на протяжении всей поэмы. Бахрам Тур, упоминаемый Фирдоуси, в основном решительно утверждает собой введение в поэму нового элемента — акцента на удовольствии. Например, от эротических наслаждений, что по-видимому, становится основной и часто единственной деятельностью монарха. Бахрам Тур представлен как идеальный царь, в значительной мере занятым своими удовольствиями, но при этом сильно любит своих подданных даже, если его визирь беспокоится об увиденном им. В частности, о чрезмерной привязанности царя к женщинам. Две истории: одна начинающаяся с комедии, а оканчивающаяся трагедией, а другая произошедшая в его царствование — полностью комична также останавливается на удовольствии, что само собой есть в начальных частях поэмы - это питьё вина. Первая оканчивается запрещением вина, а вторая — запрещением пить чрезмерно много вина. Кажется, совпадением то, что обе истории касаются вина во время правления Бахрама, при этом меняя ортодоксальную интерпретацию Корана, аннулирующую запрет на вино, если оно употребляется в умеренных количествах. В конце поэмы, когда Ростам, сын Хормозда, пророчит беды от вторжения арабов, режим и правление Бахрама Гура олицетворяет собой всё то, что арабы могут разрушить, мы понимаем, что акцент на чувственных удовольствиях и сопутствующей роскоши при правлении намеренно даются как альтернатива к цивилизации, принесённой мусульманскими завоевателями — арабами, которые характеризуются Ростамом и по-крайней мере полностью отрицательных и мрачных понятиях. Но, несмотря на однозначно мрачное пророчество Ростама, финальные эпизоды поэмы сильно различны. Хормозд и Хосров Парвиз являются запутанными и слабыми царями, кажется унаследовавшими привязанность Бахрама Гура к удовольствиям, но у них нет его щегольства и показательной щедрости, и они не в состоянии управлять привязанностями и взглядами своих подданных. За ними остаётся переносная «чернота». Смысл империи был уничтожен слабостью, жеманностью и убогими распрями её правителей. Также завершение поэмы проникнуто духом вторжения. Хоть поэт решительно сожалеет о цивилизации, разрушенной вторжением, но описание переговоров между арабами и персами подчас склоняется в пользу арабской морали. Несмотря на неоспоримую значимость и известность своих отрывков, Шахнаме никогда не была обыкновенной поэмой, а её моральная сложность придёт к неразрешимым моральным противоречиям на последних страницах. В конце поэмы видно, что гордость примерно также сильна, как и недоумение. Как он часто подмечает, когда он пишет о безвременной смерти какого-то героя, то не может принять безучастность небес. И в этом смысле он не может осознать божественных целей, что к концу поэмы достигает своего апогея. Хоть и в описательной части, посвящённой Сасанидам, мы можем сожалеть об отсутствии эпической силы, бывшей в ранних частях поэмы, в последней части есть другие компенсирующие выгоды, притом чаще всего окончанию уделяется меньше внимания, чем началу поэмы. Такое качество, как большее количество деталей может дать сопровождающим обстоятельствам еще большую живость к примеру, сцена, в которой менестрель играет для Хосрова Парвиза , а также пафос обстоятельств например, события, приведшие к смерти Хосрова Парвиза ,-всё это на фоне интенсивных трагических событий к примеру, самоубийство Ширин кажется, что эта сцена что-то берёт из истории о самоубийстве Клеопатры над телом Антолия, чтобы избежать попадания в руки Октавиана; источником этой истории может быть «Панфея» из «Киропедии» Ксенофонта. Обе истории равны между собой, вызывая сильное чувство ухода цивилизации, которая создала последние страницы Шахнаме, несущие с собой крик о том, что «наши длинные мучения ничего не дадут нам». И кажется, что это — призыв к целой стране в отчаянном объединении. Зороастрийский летописец так писал об этом: «Мир уходит от нас. Эти последние сцены имеют великолепную живость и возвышенность». Фирдоуси очень хорошо подчеркнул пышность и богатство иранской армии и её командиров, сверкающих в своих драгоценностях и золоте, а затем поэт подчёркивает и оттеняет это за счёт выносливости к бедности со стороны их арабских противников. Одновременно мы получаем два противоположных посула — это подчёркнутое великолепие, передаваемое в поэме и приносимое к нам как понимание масштабов самого вторжения, ведь эта пышность была изначально свойственна иранской цивилизации. В короткой сцене, показывающей богатство персов, Фирдоуси с непревзойденным мастером показывает очарование умирающей цивилизации и доблесть нового формирующегося народа. Восприятие поэмы Если Фирдоуси, начав свой труд при Саманидах, надеялся сделать свой вклад в возрождении политически независимой исламско-персидской цивилизации такой же, как и созданная Саманидами и их западными соседями Бундами. Он жил, чтобы увидеть такое же в своей собственной жизни. В последние годы 10-ого и в начале 11-ого веков пала династия Саманидов, и Восточный Иран был захвачен турками — Газневидами при их энергичном царе Махмуде Хезнехе. Полностью переписал ли Фирдоуси свою поэму или же пересмотрел отдельные её части — нам неизвестно, в своём нынешнем виде в поэме есть частые эпизоды панегириков для Махмуда, хоть автор иронично радуется за бесчисленное победы иранцев над турками, и эти переходы не могут быть утеряны как для поэта, так и для царя. Легенда гласит о том, что поэма Фирдоуси не была оценена Махмудом, поэтому поэт умер в бедности и нищете. Безусловно, заключительные строки поэмы говорят об обиде на плохое вознаграждение за то, что стало делом почти всей жизни поэта. Так же, как и политика времён Фирдоуси сыграла свою роль в признании его работы, так и современные политики играют подобную же роль в определение статуса поэта и его поэмы. Пехлевийские цари правили Ираном с 1925-ого до 1979-ого, которые были особенно заинтересованы в доисламском прошлом Ирана, рассматривая его как конечный источник знаний о персидской цивилизации, с этой целью они усердно способствовали изучению поэмы Фирдоуси, так как в ней повествуется именно об этом отрезке прошлого. После Исламской революции 1979-ого Исламская составляющая Иранской культуры получила государственную поддержку, а доисламский период развития был преуменьшен в его роли формирования культуры. В каждом случае учёные как западные, так и иранские, шли совместно с текущим политическими взглядами. До революции учёные писали об иранской культуре, перешедшей в Ислам. Некоторые недавние публикации говорят о предположительно малом значении той части культуры, что пережила завоевание. Что после присоединения к исламскому миру Иран получил новую культурную жизнь подобные аргументы об источниках национальных традиций могут быть найдены и в других странах. К примеру, в Греции тоже были длительное «противостояние» между сторонниками древней и современной цивилизаций. И есть те, кто утверждает, что приход христианства и формирование значимой Византийской цивилизации практически уничтожил всё, что в культуре ранее было. Но поэма Фирдоуси пережила многие политические споры и несёт с собой как литературное произведение, так и несомненный источник Иранского материала и легенд. И они обеспечат сохранение истории и культуры. Как бы то ни было, но Шахнаме — один из неоспоримо великих выживших культурных артефактов, подтверждающих перенос культурной общественной памяти через момент завоевания. По крайней мере, в ней сохранилась легендарная история Ирана до его завоевания, рассказывая людям о великой и значимой цивилизации. Перевод Пара слов о настоящем переводе. Персидский текст написан в виде куплетов — строя с неменяющейся внутренней формой, которая достаточно сильно соответствует по длине строфам из английского героического эпоса. Но истории из Шахнаме всегда пользовались популярностью у Менестрелей, называемых «naggals», которые в основном рассказывали в прозе с небольшими стихотворными вставками. Как в своей книге «The Oral Background of Persian Epics» 2003 написала Кумико Ямамото: «Проза используется для рассказа историй, а стихи, чтобы подчеркнуть внутреннее деление… с точки зрения повествования периодически появляющиеся стихи… и, например: используемые подчёркивания драматичности, показывают внутренние состояния персонажей или для подытоживания истории. Тем самым стихи служат для привлечения внимания, вводя в прозу различную ритмику», страница 28. Это произведение является одним из самых известных примеров, имеющем обычную для Европы форму, к пример, как у «De Consor atione Philosophiae» от Боэция и «Le Vita Nuova» от Данте. При переводе средневековой поэмы из её средневекового вида подразумевалось, что это не повлияет на качество перевода с оригинала. Также была и ещё одна причина выбора такой формы, присущей сказителя «наккали» гарантирует передачу повествования поэмы в наиболее близком к культуре виде. Моя цель в переводе Шахнаме — не подготовить текст для учёных, но дать его широкой публике. Я затрудняюсь сказать, то именно является аудиторией для этого средневекового литературного артефакта, этот интерес может исходить из любой культуры настоящего времени. Мы предпочитаем, чтобы наше повествование было производным от «Властелина колец», а не от «Беовульфа», от «Камелота», а не от «Мэлори или Кретьена де Труа». Тем не менее, ещё есть мир читателей, особенно молодых, не являющийся миром учёных, эти читатели могли бы постараться прочесть Беовульфа или Мэлони, чтобы сблизиться с моим переводом. Я переводил не для учёных, имеющих достаточно хорошие издания, но для стремительно исчезающего вида обыкновенных читателей. Выбор формы повествования «наккаль» - это популярная в Персии форма рассказов из Шахнаме, потому она кажется наиболее применимой. Учитывая огромный размер поэмы, некоторые моменты неизбежно были опущены, а другие — представлены в краткой форме выделенные курсивом отрывки подразумевают сжатие текста Фирдоуси. В основном в данных эпизодах я не опускал текст, а когда и делал это, то значит, в поэме шли постоянные повторения. К примеру, при последних правителях было огромное количество этических советов, даваемых ими либо во время коронации, либо на смертном одре. Большинство этих советов постоянно повторяются, и большую их часть я опустил. Само собой — это изменило структуру поэмы Фирдоуси и в идеале, читатель должен быть к ним внимателен. Но наша заинтересованность в моральных сентенциях значительно меньше, чем у средневековой аудитории, и я не ощущаю то, что должен испытывать терпение читателей, которые как я вновь подчеркну являют моей целевой аудиторией. Наоборот, в выделенных мной как основных историях из поэмы, к примеру, про Сиявуша и Исфандияра, почти ничего не опущено. В особенности я был скрупулезен в переводе всего, касающегося внутренних жизней персонажей и их этих этических дилемм, просто потому, что они кажутся мне выделяющимися и эстетическим значимыми частями поэмы. Наиболее сильно сокращённым был эпизод о двенадцати чемпионах, Даваздах Рох, произошедший во время войны Кая Хосрова против Турана. Современный иранский автор Гольшири писал о том, что этот эпизод — сердце поэмы, показывающий насколько этот момент важен для преданных читателей Шахнаме и содержит в себе различные взгляды на само событие. Эпизод сильно насыщен повторами конечно, это сделано преднамеренно, но от этого у повторов нет большей значимости для современного читателя. Также меня поражала праздность данных описаний и вместе с ней смущающий этноцентризм в триумфализме. Этот эпизод — экстремальный пример тех моментов, что могут быть найдены в этноцентрических эпосах ос всего мира, но ни один из них не имеет в себе эквивалент истории Сиявуша или истории Исфандияра. А потому я сделал подборку историй, которые должны быть, проще потерять у Давваздаха Покса, чем у Сиявуша или Исфандияра. При работе над переводом я использовал различные реакции — издания текста Фирдоуси сильно отличавшиеся друг от друга от рукописи к рукописи. Для историй до Исфандияра я использовал издание, под редакцией Джалала Халегхи-Мотлагха 5 томов, Нью-Йорк, 1988-ой-1997-ой. В этом издании на момент написания были опубликованы лишь ранние части поэмы. Иногда получение однозначно связанного источника было попросту невозможным, если исходить из данного издания источника к примеру, в течение повествования о зале рассматриваются мудрецы при дворе Манучехра, в этом моменте данное следует тому, во что верят большинство учёных и что было в самых древних рукописях поэмы, тем самым давая смысл повествованию. В такие моменты я обращался к так называемому московскому изданию под редакцией Бертелье и других людней 9 томов Москва 1966-1971-ые года. Для истории об Исфандияре я использовал книгу Азизоллаха Джоваяни «Hemasseli-yu rostam oestafandyar» Тегеран, 1995-ый год. Для оставшихся историй, то есть после Исфандияра, я использовал московское издание. Для нескольких моментов, главным образом для добавления ясности к деталям повествования, я использовал издание 19-ого века от Жюля Моля перевыпущено в Париже в 1976-ом году. Обратите внимание на 4 слова Слова «farr» относится к славе и высшей неприкосновенности, данной свыше для царя и иногда для великого героя. Физическое проявление этого — свет, исходящий из лица царя или героя. Предполагается, что практика салютов связана якобы, с тем, что слуги и нищие прикрывали ладонями свои глаза, чтобы не ослепнуть от сияния от «farra». Географическое понятие «Rum» и прилагательное «Runu» в особенности тяжело для перевода в историях Шахнаме. Эти слова относятся к цивилизации, лежавшей на Западе Ирана, в восточной Азии и в Европе. Таким образом, Секандер Македонский является Румом так же, как и римские императоры, нападавшие на ранних Сасанидов и ставшие потом византийскими и нападавшими на поздних Сасанидов. Ради относительной исторической достоверности, я по-разному переводил эти слова в зависимости от конкретной исторической эпохи. Это позволило гибко подойти к врагам Ирана в те периоды и замаскировать одинаковость и монолитность цивилизаций на западе, имеющуюся в поэме Фирдоуси. Также он использует слово «Руми» обычно описывая одежду или броню в «легендарных» историях, происходящих в неясные древние времена. В этих случаях я оставлял слово без изменений, а иначе все переводы были бы анахроничными. Парфянская и Сасанидская столицы были в Ктесифоне на реке Тигр. При поздних Сасанидских царях Фирдоуси часто обращался к городу «Багдад» он делал это и в более ранних местах поэмы , и в большинстве мест я сохранил данное слово, хоть оно и анахронизм. Столица Аббасидов 751-1258-ые нашей эры , «Багдад», было намеренно расположена подальше от руин Ктесифона. И при строительстве был использован опыт Ктесифона. Ссылка на него через название арабского города говорила о том, что он должен был стать административным центром новой империи. Кажется, что Фирдоуси описывал цивилизацию, прошедшую через множество завоеваний, и предсказывал её захват. Слово «nard» обычно переводится как «нарды». И часто говорится об истории ввоза шахмат из Индии в Иран, а в ответ проследовало персидское изобретение нард, пришедшее, по истории из Шахнаме, во время правления Нушин-Равана. Однако из описания нард, чётко данного Фирдоуси ясно, что «nard» — это не современные нарды, так как к примеру, они включали в себя королей. Были средневековые варианты шахмат, использовавшие Зары игральные кости, примечание переводчика для определения допустимых ходов. И скорее всего описанный вариант Фирдоуси — это вряд ли нарды. Так у нас нет слова для такой игры, то я оставил это слово в персидском варианте. Дик Дэвис Заметка об иллюстрациях Огромная популярность повествования Шахнаме, а также её характеристик персидской культуры показывается факт о том, что рукописи были иллюстрированы множеством способов, от фресок во дворцах до роскошных миниатюр из манускриптов, написанных при дворе, до больших изображений в прямом и наивном стиле подобно тому, что использует индийский кинематограф , представляющие собой своего рода фон для Наккаля при его рассказе определённой истории. Иллюстрации для данного перевода были взяты из литографии к популярному изданию 19-ого века. Они соединяют в себе традиционные иранские и западные стили иллюстрирования, берущие начала в Иране тех времён. И их сочетание родного и героического стилей сильно знакомы по сказкам; они дают нам представления о путях, через которые ты проходишь вместе с повествованием, процветавшим в персидской культуре. Рисунок Первые цари Правление Каюмарса Что персидский поэт говорит о первом человеке, ищущем корону мировой верховной власти? Никто не знает о тех первых днях, если только ни слушал истории, передаваемые от отца к сыну. Те предания говорят: первым человеком, ставшим царём и установившим церемонии согласно короне и троне, был Каюмарс. Когда он стал правителем мира, то поначалу он жил в горах, где он установил свой трон, а он сам и его люди носили шкуры леопардов. И именно он первым научил людей готовить пищу и шить одежду, что тогда в том мире было новым. Восседая на троне, прекрасный как Солнце, он правил 30 лет. Он был словно высокий кипарис, увенчанный полной луной, ведь от него шёл свет царского «фара». Все животные мира, дикие и прирученные, благоговейно преклонялись перед ним, кланяясь перед троном, и их послушание возвеличивало его славу и успехи. Каюмарс имел красивого сына, мудрого и жаждущего славы такой же, как и у отца. И звали его Сиамак, и Каюмарс любил его всем сердцем. Сияние сына делало его счастливым, а любовь к нему заставляла плакать, только подумал бы он о разлуке. Сиамак вырос и стал красивым и молодым, не было у него врагов кроме Аримана, тайно завидовавшего его великолепию и искавшего случай унизить его. У Аримана был сын, словно дикий волк, он без страха собрал армию, по всему миру призывая к мятежу и готовясь к атаке на царя. Сиамак убит Чёрным Демоном Не знал Каюмарс о тех делах, но ангел Соруш предстал перед Сиамаком, и был он в образе волшебного зверя, закутанного в шкуру леопарда. И сказал ангел ему о заговорах против его отца. Вскипело от ярости сердце принца, и собрал он войско. Не было брони в те времена и оделся принц для войны в леопардовую шкуру. Лицом к лицу столкнулись две армии. И шагнул тогда Сиамак вперёд, к атаке, но чёрный демон вонзил свои клыки в его незащищённое тело. И в грязи и распростёр демон благородного Сиамака. И теперь на земле распростёр он сына царя, Вцепился в живот и нанёс последний удар. Так от демонической руки погиб Сиамак, Оставив народ без принца и земли. И когда царь услышал о смерти своего сына, его мир потемнел от горя. Плача шёл он с трона и бил свою голову и находился он в агонии бедствия. Лицо его было измазано кровью, а сердце погрузилось в печаль, наполнив ею дни. И пришла к царю его армия, и крик печали прошёл по её рядам. Носился синий цвет каждым в знак траура, все животные, и дикие, и ручные, а ещё птицы в воздухе, все они воедино собравшись, с плачем и криками прошли к горам. И покрыли воздух у царского двора облака пыли, принесённой с собой провожающими. Плакали они целый год, пока славный Соруш ни принёс сообщение бога. Гласило он так: «Каюмарс, не плачь больше, и снова приди в здравый ум. Созови армию и выступи против злого демона». Получив весть, обратил царь свое лицо к небу и молился великому богу о том, чтобы злой удар пришёлся на злых. И подготовился он к мести за смерть Сиамака, чтобы беспросыпно спать по ночам, а днём кушать пищу. И кажется сын был сравним по уму и нравам с сыном Каюмарса, ведь он получал такую же любовь. Так было потому, что Хушанг напоминал ему Сиамака с взглядом подобным его. Когда сердце Каюмарса было объято войной и местью, вызвал он Хушанга и рассказал ему о своих планах и тайнах.
Заратустра о приходе Белого царя и Втором Пришествии
ш, последняя - е). является ответом на вопрос: "Книга о царях у иранцев" и состоит из 7 букв. Евреям, которых царь Навуходоносор в своё время увёл в Вавилон, Кир разрешил вернуться в Палестину и восстановить Иерусалимский храм, о чём сообщает «Книга Ездры» (1 Езд. Ниже представлены все слова с определением «книга о царях у иранцев 7 букв», которые найдены в нашей базе. Ответ на вопрос "«Книга о царях» у иранских народов ", 7 (семь) букв: шахнаме. Слово из 7 букв: падишах.
Заратустра о приходе Белого царя и Втором Пришествии
Оформите карту Tinkoff Black с платежной системой «МИР» с кэшбэком до 30% рублями. Получайте 5% годовых на остаток по счету дебетовой карты c подпиской Tinkoff Pro. Дополнительные материалы: (ФАЙЛ) Категория:Книга Содержание: Книга царей у арабов 7 букв. «Книга о царях» стала важнейшим сводом древнейших исторических сказаний и преданий, которыми пользовались, в частности, поэты (например, Фирдоуси и др.). В «Книге царей» описывается история Ирана от древних времён до проникновения ислама в VII веке.
Изучаем вместе
Иранский царь Эрмитаж. «ШАХНАМЕ» в Современном толковом словаре, БСЭ: («Книга о царях»), общее название прозаических и стихотворных сводов мифов и исторических хроник иранских народов. Читать онлайн книгу «Тысяча и одна ночь» автора Эпосы, легенды и сказания. Книги из библиотеки царя Ашшурбанапала содержали ассирийские и вавилонские мифы, восхваления богов, молитвы и заклинания. Иранская "Книга о царях", 7 букв — кроссворд или сканворд ответ, первая буква Ш, последняя буква Е, слово подходящее под определение.
Значение слова ШАХНАМЕ в Большой советской энциклопедии, БСЭ
И для этого времени, гораздо лучше освещенного источниками, многое остается неясным, и нередко трудно отделить реальные события, то, что происходило в действительности, от вымысла, от того, что, по мнению людей, должно было происходить. Предание о возникновении династии Сасанидов, подобно легендам о Кире и Аршаке, следует эпическим образцам. В среднеперсидском сочинении «Карнамак-и Ардашир» «Книга деяний Ардашира» рассказывается, что Сасан был пастухом царя Папака, правившего в городе Истахре близ Персеполя. Сасан происходил от Ахеменидов, но хранил это втайне до тех пор, пока Папак не увидел сон, предсказывавший, что сын Сасана будет править миром.
Тогда Папак отдал свою дочь в жены Сасану, и от этого брака родился Ардашир. Этот рассказ повторен Фирдоуси в «Шах-наме» и, очевидно, считался заслуживающим доверия. Папак был, согласно Агафию, звездочетом, а Сасан — воином, остановившимся в его доме.
Распознав в Сасане признаки величия, Папак свел его со своей женой, в результате чего родился Ардашир. Много позже, когда Ардашир был царем, спор между двумя старцами удалось уладить таким образом, что Ардашир стал именоваться сыном Папака, но происходящим из семени Сасана. По другой традиции, сохраненной Ибн ал-Асиром I, 272 1 , Евтихием л.
Папак в KZ, как и в других надписях, определенно назван дедом Шапура I. Таким образом, даже надписи не позволяют точно установить степень родства между Сасаном и Папаком. В сирийской хронике Арбелы сообщается, что при Вологезе IV около 191—207 гг.
В хронике также говорится, что позднее персы и мидяне заключили союз с царями Адиабены и Киркука и в результате смогли сокрушить парфян. Год и обстоятельства поражения и гибели Артабана V, противника Ардашира, неясны; обычно приводится 224 или 226 г. Однако монеты последних аршакидских царей путают карты: судя по этим монетам, после длительного совместного правления Вологеза V 207—227?
Сопротивление Аршакидов не прекратилось со смертью Артабана V, а потому можно предполагать, что монеты последних Аршакидов продолжали чеканиться от имени Артабана V даже после победы над ним Ардашира. Это событие, на основе сопоставления источников, может быть датировано, скорее всего, апрелем 224 г. Титулы, приводимые в надписях сасанидских царей, позволяют проследить процесс расширения их государства.
Как уже отмечалось, Сасан упоминается только как «владетель», но Папак уже носит титул «царь», Ардашир — «царь царей Ирана», а Шапур — «царь царей Ирана и не-Ирана». Примером того, как легко сделать неправильные выводы при толковании надписей, служит употребление в KZ слова bgy, буквально «бог», при упоминании Папака, тогда как Ардашир и Шапур в этой надписи наделены эпитетами «поклоняющийся Мазде, бог». Это различие могло бы привести к предположению, что Папак придерживался иной веры или не был столь ревностным маздаяснийцем, как его сын и внук.
Однако формула, включающая в себя только bgy, встречается и в более поздних надписях из Так-и Бустана, так что опущение слова mzdysn «поклоняющийся Мазде» при имени Папака в KZ не дает права на далеко идущие заключения. Выражение «род или «происхождение» которого от богов» должно объясняться как сохранение селевкидской, а может быть, даже и ахеменидской формулы; термин bgy «бог» в приложении к правителю в придворном протоколе того времени соответствовал, очевидно, выражению «ваше величество». Для установления даты смены династии в Парсе мы, к счастью, располагаем надписью на вотивной колонне из Бишапура, составленной на парфянском и среднеперсидском языках.
Каждый царь имел свой огонь, зажигавшийся в начале его царствования; этот огонь поддерживался в переносном алтаре вроде тех, что изображены на монетах , о чем сообщают армянский автор Себеос, Аммиан Марцеллин и другие источники. Огонь Шапура в надписи из Бишапура назван «царем огней» очевидно потому, что он был отождествлен с «огнем Гушнаспа» воителей; последний позднее носил название «победоносный царь огней» Карнамак, X, 16 — текст не вполне ясен. Не исключено, однако, что «царем огней» именовали просто огонь правящего царя 7.
Вступление на престол и коронация на древнем Востоке обычно были разделены во времени. Даты этих событий ни для Ардашира, ни для Шапура точно неизвестны. В Бишапурской надписи представлены три даты: начала сасанидской эры, вступления на престол Ардашира и вступления на престол Шапура.
Большие споры вызвали даты воцарения и коронации Шапура; первый год его правления начинался, скорее всего, в конце 239 г. Упоминавшиеся выше монеты Артабана V и Вологеза могут указывать на 241 г.
Столицей нового царства стал город Вавилон; позднее столица была перенесена в Шушан Сузы.
Поскольку Киру было известно пророчество Даниэля о падении Вавилона, в котором сначала упоминалась Мидия, он уговорил Дария взойти на престол первым, а после его смерти стал править сам. Талмуд Мегила, 12А сообщает, что персы и мидийцы поделили между собой не только верховную власть, но и власть на местах — в многочисленных подчиненных им областях. Книгу Эстер — Мегилат Эстер, где действие происходит в этой стране.
Мидраш поясняет: «когда царская власть находится у Мидии, Персия второстепенна, а когда у Персии — Мидия второстепенна» Мидраш Раба, Эстер, 1. Поэтому и название империи менялось: во времена мидийца Дария I она называлась «Мадай у-Парас», во времена последующих царей — «Парас у-Мадай». В отдаленных же по времени пророчествах война четырех и пяти царей, сон Яакова, отчасти — пророчества Иешаяу и Ирмияу , речь идет только о Мидии.
И наоборот: в конце человеческой истории, в эпоху Машиаха , будет актуальна Персия. О Персии говорится в 10-й главе Книги Даниэля, передающей пророческое видение Даниэля о конце дней. А в Талмуде приводится символический рассказ о том, как во времена Машиаха некоторые народы точнее, царства придут к Вс-вышнему просить награду.
Здесь говорится именно о Персидском царстве Авода Зара, 2Б. Уже в наше время мы видим, что такой народ, как персы, а также персидские евреи, сохранился, тогда как мидийцев давно не существует. Как сказано выше, вторым из них было царство персов и мидийцев, причем, комментируя это место в Книге Даниэля, комментаторы говорят, в основном, о персах.
Еще до этого пророчество о «четырех царствах» было дано Навухаднецару во сне, разгаданном Даниэлем. Второе царство представало в виде «серебряной» части огромного идола, голова которого «из чистого золота, грудь и руки из серебра, чрево и бедра его из меди; голени его из железа, а ступни его частью из железа, а частью из глины» Даниэль, 2:32-33. Даниэль же увидел зверя, похожего на медведя: «А вот другой зверь, второй, похожий на медведя.
В другом видении Даниэлю предстал баран с двумя рогами: «…вот баран один стоит перед рекой, и два рога у него; рога эти высокие, но один выше другого, и более высокий поднялся позже. Увидел я, как баран этот бьет рогами на запад, на север и на юг, и никакие звери не могут устоять перед ним, и никто не может спасти от него; и делал он, что хотел, и стал огромным» Даниэль, 8:3-7. Комментаторы так объясняют смысл этих образов.
Авода зара, 2Б, Раши к Кн. Почему ребра «между зубами»? Потому что Персия не убивала эти страны, как делал прежде Вавилон, а оставляла в живых Мальбим.
Слова «похож на медведя» толкуются еще и так: медведь не такой сильный, как лев в виде льва в пророчестве Даниэля предстает первое царство, Вавилон. Также и во сне Навухаднецара второе царство не золотое, как первое, а серебряное. Что значит «Встань, ешь мяса много»?
Персия не могла бы одолеть Вавилон, так как она была слабее как медведь слабее льва , но Вавилону было назначено наказание за разрушение Храма, и пророки сказали Персии: «Встань, и т. Персы ели много мяса; 3.
Среди других переводов «Книги» на европейские языки следует упомянуть английский перевод части сборника, выполненный непосредственно с арабского оригинала известным знатоком языка и этнографии средневекового Египта — Вильямом Лэном. Перевод Лэна, несмотря на его неполноту, можно считать лучшим из существующих английских переводов по точности и добросовестности, хотя язык его несколько труден и высокопарен. Другой английский перевод, выполненный в конце 80-х годов прошлого века известным путешественником и этнографом Ричардом Бёртоном, преследовал совершенно определённые, далёкие от науки цели. В своём переводе Бёртон всячески подчёркивает все сколько-нибудь непристойные места оригинала, выбирая самое резкое слово, наиболее грубый вариант, придумывая и в области языка необычайные сочетания слов архаических и ультрасовременных. Наиболее ярко отразились тенденции Бёртона в его примечаниях. Наряду с ценными наблюдениями из быта ближневосточных народов они содержат огромное количество «антропологических» комментариев, многословно растолковывающих всякий попадающийся в сборнике непристойный намёк. Нагромождая грязные анекдоты и подробности, характерные для современных ему нравов пресыщенных и скучающих от безделья европейских резидентов в арабских странах, Бёртон стремится оклеветать весь арабский народ и пользуется этим для защиты пропагандируемой им политики хлыста и винтовки. Тенденция подчеркнуть все мало-мальски фривольные черты арабского подлинника характерна и для французского шестнадцатитомного перевода «Книги тысячи и одной ночи», законченного в первые годы XX века Ж.
Из немецких переводов «Книги» новейшим и лучшим является шеститомный перевод известного семитолога Э. Лиггмана, впервые изданный в конце 20-х годов нашего века. История изучения переводов «Книги тысячи и одной ночи» в России может быть изложена очень кратко. До Великой Октябрьской революции русских переводов непосредственно с арабского не было, хотя переводы с Галлана начали появляться уже в 60-х годах XVIII века. Лучший из них — перевод Ю. Доппельмайер, вышедший в конце XIX века. Несколько позже был напечатан перевод Л. Шелгуновой, выполненный с сокращениями с английского издания Лэна, а лет через шесть после этого появился анонимный перевод с издания Мардрюса — самый полный из существовавших тогда сборников «Тысячи и одной ночи» на русском языке. В 1929—1938 годах был опубликован восьмитомный русский перевод «Книги тысячи и одной ночи» непосредственно с арабского, сделанный М. Салье под редакцией академика И.
Крачковского по калькуттскому изданию. Переводчик и редактор стремились по мере сил сохранить в переводе близость к арабскому оригиналу как в отношении содержания, так и по стилю. Лишь в тех случаях, когда точная передача подлинника была несовместима с нормами русской литературной речи, от этого принципа приходилось отступать. Так при переводе стихов невозможно сохранить обязательную по правилам арабского стихосложения рифму, которая должна быть единой во всем стихотворении, переданы лишь внешняя структура стиха и ритм. Предназначая эти сказки исключительно для взрослых, переводчик остался верен стремлению показать русскому читателю «Книгу тысячи и одной ночи» такой, как она есть, и при передаче непристойных мест оригинала. В арабских сказках, как и в фольклоре других народов, вещи наивно называются своими именами, и в большинство скабрёзных, с нашей точки зрения, подробностей не вкладывается порнографического смысла, все эти подробности носят характер скорее грубой шутки, чем нарочитой непристойности. В настоящем издании отредактированный И. Крачковским перевод печатается без значительных изменений, с сохранением основной установки на максимально возможную близость к оригиналу. Язык перевода несколько облегчён — смягчены излишние буквализмы, кое-где расшифрованы не сразу понятные идиоматические выражения.
К женщине мертвой припав, Тихий никнет младенец меж высохших трав, Молока не нашедший, сосал он свой палец, Иль, в тоске по ушедшей, кусал он свой палец.. И рабами царя - как о том говорят - Был свершен над усопшей печальный обряд. А ребенка взял на руки царь, - и высоко Приподняв, удивлялся жестокости рока. Взял его он с собой, полюбил, воспитал, - И наследником трона сей найденный стал. Все же в древнем дихкане была еще вера В то, писал он, что Дарий - отец Искендера.
Но сличил эту запись дихкана я с той, Что составил приверженец веры святой, - И открыл, к должной правде пылая любовью, Что к пустому склонялись они баснословью. И постиг я, собрав все известное встарь: Искендера отец - Рума праведный царь. Все напрасное снова отвергнув и снова, Выбирал я меж слов полновесное слово. Повествует проживший столь множество дней, Излагая деянья древнейших царей: Во дворце Филикуса, на царственном пире Появилась невеста всех сладостней в мире. Был красив ее шаг и пленителен стан, Бровь - натянутый лук, косы - черный арка!
Словно встал кипарис посреди луговины. Кудри девы - фиалки, ланиты - жасмины. Жарких полдней пылала она горячей… Под покровом ресниц мрело пламя очей. Ароматом кудрей, с их приманкою властной, Переполнился пир, словно амброю страстной. Царь свой взор от нее был не в силах отвлечь, Об одной только дивной была его речь.
И в одну из ночей взял ее он в объятья, И настал в жаркой мгле миг благого зачатья. Словно тучей весенней повеяла мгла И жемчужину в глуби морской зачала.
Царь в окружении визирей
Скиталец в то время потерял своего единственного сына. Остался ли Фирдоуси и буидским приемом не слишком доволен или же просто стосковался в непривычном климате и обстановке Ирака, но только он вернулся на родину в Тус; вскоре после 1020 года он умер и, так как духовенство отказалось похоронить его на общем мусульманском кладбище, то его похоронили под городом [8]. Предание, имеющееся уже и у Арузия, сообщает, что незадолго до смерти Фирдоуси султан Махмуд случайно услышал от одного придворного выразительный стих из «Шахнаме», осведомился об авторе и узнал, что стих — из посвященной Махмуду же «Книги царей» знаменитого Фирдоуси, который теперь в Тусе проживает в бедности. Махмуд, который о сатире на него ничего не знал, мог сообразить, что «Книгой царей» прославлено теперь в целом Иране его собственное имя; поэтому можно поверить словам предания, что он немедленно распорядился послать в Тус Фирдоуси богатый дар 60000 серебряных дирхемов — по сообщению Арузия; 60000 золотых червонцев — по невероятным поздним преданиям. А Фирдоуси незадолго перед тем шел по базару и услышал, как один ребенок распевает стих из его сатиры: «будь Махмуд царского рода, он бы увенчал мою голову царской короной». Старик вскрикнул и упал без чувств; его отнесли домой, и он скончался. В то самое время, когда через одни городские ворота выносили для похорон его труп, в другие городские ворота вступали верблюды с дарами от Махмуда. Горн «Gesch. Анализ произведения Исторический анализ «Шахнаме» и сопоставление её с Авестой произвёл Фридрих Шпигель [9] ; при этом оказалось, что часто даже второстепенные мифические лица и подробности «Шахнаме» совпадают не только с Авестой , но и с индийской Ригведой [10].
Сжатый, но всесторонний анализ «Шахнаме» со стороны исторической, художественной, филологической и палеографической с указанием того, что было сделано раньше, дал Теодор Нёльдеке в «Persische Studien» [11] и, окончательнее, в «Das iranische Nationalepos» [12]. Влияние поэмы Персидской литературе [13] поэма Фирдоуси дала сильнейший толчок: она породила бесконечный ряд других эпических произведений, имела влияние на эпос не только героический, но и романтический Низами Гянджеви , Джами и сотни других подражателей не только в Персии , но и в Турции и других странах , своими лирическими местами явилась предвестницей дервишской суфийской поэзии и навеки осталась у персов идеальным, недосягаемым поэтическим образцом. Годы протекут над этой книгой, и всякий умный будет её читать… я не умру, я буду жить, потому что я посеял семя словесное. До настоящего времени иранцы смотрят на «Шахнаме» как на свое величайшее национальное произведение; нередко совсем неграмотный персиянин знал на память немало мест из «Шахнаме» при этом все её сообщения принимались не за мифологию, а за историческую истину даже людьми образованными. Кроме занимательности, художественности и национальности содержания, всех пленяет и язык Фирдоуси, почти чуждый арабизмов, которые заполонили последующую персидскую речь. Кроме того, «Шахнаме» не раз касались исследователи старорусской письменности и былевой поэзии. Стасовым Собрание сочинений, том III, 1894, стр. Тихонравовым в его «Летописях русской литературы» 1859, том II, книга 4, отд.
II, стр. Сближают с «Шахнаме» и сказание «О 12 снах царя Шахаиши», происхождение которого, впрочем, не выяснено; [14] Всеволод Фёдорович Миллер в своих «Экскурсах в область русского эпоса» Москва, 1892, «Русская мысль» и «Этнографическое обозрение» старался доказать, что иранские предания устным путем, через Кавказ и половцев , имели самое сильное влияние на русские былины и что Илья Муромец — тот же Рустам. Академическая рецензия профессор Н. Дашкевич в «32 Отчете об Уваровской премии», 1895 отнеслась к этой гипотезе отрицательно, да и сам автор вскоре охладел к ней и в предисловии к «Очеркам русской народной словесности» Москва, 1897 назвал сравнительные фольклорные исследования «ловлей ветра в поле»; кажется, только в бое Ильи с сыном он ещё был склонен видеть отголосок сказания о Рустаме. Однако академик И. Ягич «Arch. Для немецких учёных устное влияние «Шахнаме» на былины киевского цикла есть аксиома. Переводы Переводы «Шахнаме» имеются почти на всех мусульманских и отчасти других восточных языках например грузинском ; наиболее интересен для научной истории персидского текста арабский перевод аль-Бандари Исфаганского 1218—1227 гг.
Английский сокращенный перевод, то стихом, то прозой, Джеймса Аткинсона Лондон, 1832. Французский прозаический перевод — Ж. Моля Париж, 1838—78. Итальянский вольный стихотворный перевод — Ит. Пицци Турин, 1886—1888. Также небольшой эпизод из «Шахнаме» «Смерть Иреджа» и отдельные отрывки из поэмы были переведены на русский язык князем Д. Малорусский украинский перевод А. Крымского с персидского оригинала доведен до царя Менучихра опубликован в львовском журнале «Житье i слово», 1895.
В XX веке поэму на русский язык перевёл С. Соколов 1905.
Забор из жердей 3 буквы 6. Лошадиный аллюр 5 букв 7. Спортивный триумф 6 букв 9. Петр при Христе 7 букв 10. Польза после смены пола 4 буквы 11. Заливка в банке со шпротами 5 букв Ответы на сканворд 17 АиФ 2024 год По горизонтали: 1. Похожие статьи.
У них были другие, более важные занятия. Правильнее будет назвать Фарс «колыбелью иранской государственности», ведь именно отсюда берет начало великая держава Ахеменидов, границы которой простирались от Инда до Эгейского моря и от Закавказья до современного Асуана. В переводе с языка древних предков иранцев, пришедших на Иранское нагорье из среднеазиатских степей, «парс» означает «богатырь». От группы племен гордое название перешло к местности и дошло до нас, лишь слегка изменившись во времена арабского владычества, поскольку в языке завоевателей не было буквы «п».
От этого произошло некоторое несоответствие в названиях страны и ее языка у жителей Запада. Страну, с подачи древних греков, называли «Персией», а ее язык — «фарси». Так продолжалось до 1935 года, когда шах Реза Пехлеви потребовал от иностранных государств использовать в официальных документах название «Иран», в переводе означающее «страна ариев» или «страна благородных». Это название более точное, поскольку в Древнем Иране, кроме парсов, жили и другие племена арийской группы индоевропейской языковой семьи, пришедшие на Иранское нагорье из Средней Азии во II тысячелетии до нашей эры и расселившиеся на территории древнего государства Элам. Элам упомянут во многих шумеро-аккадских источниках.
В свое время это было сильное государство, но в I тысячелетии до нашей эры Элам стал приходить в упадок, а в середине VII века до нашей эры был окончательно сокрушен ассирийцами. К иранской истории Элам имеет такое же отношение, как и соседская курица к нашей похлебке [7] , поэтому мы не станем уделять ему внимания. Некоторые историки поддаются соблазну и начинают искать «мосты» между Эламом и ахеменидской державой ради того, чтобы добавить к иранской истории еще полторы тысячи лет. С помощью разных уловок можно дойти и до сотворения мира, но с научной точки зрения такие попытки выглядят смешно, да и сама иранская история не нуждается в искусственном увеличении своего возраста, он у нее и без того весьма почтенный. Пора начинать.
Волшебный ковер повествования переносит нас на двадцать восемь столетий назад, в тот благословенный день, когда правитель Дейок основал Мидийское царство… Глава первая. Держава Ахеменидов Мидийское царство Мидийское царство включало в себя значительную часть земель, на которых уже жили иранцы, и, кроме того, мидяне были их близкими родственниками, соседями по Средней Азии. Правда, есть мнение, что мидяне могли прийти на Иранское нагорье не прямиком из родных степей, а через Северный Кавказ, но это не отменяет родства между ними и иранцами. Свой авторитет Дейок использовал для того, чтобы убедить мидян избрать его царем. В детали этого процесса Геродот особо не вдается, да нам они и не очень-то важны.
Важно то, что Дейок стал царем, построил себе дворец-крепость, установил свои порядки и царствовал над всеми мидийскими племенами, в числе которых Геродот называет аризантов, будиев, бусов, паретакенов, магов и струхатов. Особого внимания из перечисленных заслуживают маги, название которых, с легкой руки греков, стало нарицательным для обозначения волшебников. С распространением зороастризма, о котором вскоре пойдет речь, маги стали жрецами и играли важную роль в политической жизни древнего иранского государства в качестве оплота веры и царской власти. Надо понимать, что ни один человек, насколько бы талантлив он ни был, не может объединить то, что не готово объединяться. Разумеется, Дейок всего лишь завершил давно начавшийся процесс объединения мидийских племен.
К сожалению, до нас не дошли письменные документы Мидийского царства, и мы можем судить о нем лишь по ассирийским, вавилонским и древнеиранским текстам. Сочинения античных авторов вторичны, поскольку они не были современниками описываемых событий, а всего лишь фиксировали те версии, которые казались им наиболее достоверными. В аккадских записях Фраорт именуется Каштарити, а в древнеиранских — Хшатрита. В правление этого царя 678—625 до н. Подчинив себе ряд мелких соседних правителей, мидяне на рубеже сороковых и тридцатых годов VII века до н.
Звезда Урарту закатилась, едва успев взойти. В первой половине VIII века до н. Урарту взяло верх Ассирией, а через сто с небольшим лет прекратило свое существование. Как говорят иранцы: «Был плов — и нет плова». Геродот немного ошибся — к покорению Парса Фраорт-Каштарити приступил после завоевания Урарту.
В 627 году до н. Вавилония начала войну за независимость от Ассирии и к 615 году практически выиграла ее. Победу закрепило вступление в войну Мидии — сын Фраорта Киаксар не мог упустить столь выгодного момента для покорения Ассирии. Мидяне добились значительных успехов, но окончательному покорению Ассирии воспрепятствовали полчища скифов, пришедших на Иранское нагорье из-за Кавказского хребта. Так утверждает Геродот.
Он пишет о 28 годах разорительного владычества скифов в Азии, но многие современные историки считают, что никакого скифского владычества не было, а столкновение мидян со скифами относят к периоду правления Фраорта. По Геродоту, Киаксар смог одолеть скифов при помощи хитрости — пригласил в гости, напоил допьяна и истребил. После этого мидяне и вавилоняне разделили ассирийские земли. Были скифы или не были, но в любом случае покорение Ассирии состоялось при Киаксаре.
В то время и появляются пророчества Шаха Бахрама.
Так что мы не должны строго судить о пророчествах Шаха Бахрама, но трудно считать их собственно зороастризмом. Лучше сказать, они отражают пророческую традицию зороастризма. В конце концов, они - продукты своего времени и места, и демонстрируют аспекты религиозного национализма и этноцентризма. Принимая во внимание все обстоятельства, мы должны понимать, что зороастрийцы были «арийскими» народами с гордым наследием и прежним престижем, что может помочь объяснить, почему Ницше писал о Зороастре с таким восхищением. Исполнение можно рассматривать как «наилучший возможный сценарий» — не только для одной религии, народа или этнической принадлежности.
Это может не соответствовать желаниям тех, кто писал пророчества, особенно зороастрийских жрецов, обнародовавших пророческие сценарии Шаха Бахрама, которые включали апокалиптические сражения с боевыми слонами, лучники, выпускающие мириады стрел из башен на слонах — сцены, которые не могло состояться сегодня. В любом случае и, вероятно, в каждом случае такие пророчества должны быть радикально переосмыслены и переосмыслены. Именно это и сделал в свое время Бахаулла, провозгласив исполнение зороастрийских пророчеств и пророчеств других великих мировых религий. Он показал символизм этих пророчеств - и их настоящее исполнение. Бахаулла Бахаулла Я писал уже прежде о пророческом переосмыслении Ислама и отчасти зороастризма начиная с 1844-го года - сторонниками возникшего тогда религиозного движения Бахай.
Я писал в статье О признаках выхода из сокрытия Имама Махди - Белого царя, а также В поисках Скрытого Имама - Белого царя: опыт шиитов, и в Явление Баба и мистика 1844 года о понимании этим движением, а также значительной частью мусульман, пророчеств о Втором пришествии Спасителя, и о предшествующей ему подготовке мира, которую совершает Белый царь - предтеча. Добавьте описание Добавьте описание Зороастризм, который является первоначальной религией Персии или современного Ирана, богат пророчествами относительно последних времен и прихода избранного - или будущего Избавителя. Даже иудейская идея Мессии, как мы видели из предыдущей статьи этого цикла, получила ускорение, раскрытие через более раннее сформулированное зороастрийское представление о Саошьянте. Кто такой Саошьянт? Саошьянт Избавитель, Искупитель - это мессия.
Как и в иудаизме и христианстве, зороастризм говорит о мессиях помазанниках и Мессии Христе. Не всегда проводится четкая линия между Христом Помазанником и помазанными людьми, которым Бог в критические для человечества дни делегирует все права и силы, что даются на выполнение мессианского задания. Также зороастризм знает и разделяет идею иудаизма, ислама и христианства о предтече - мессии, приходящем перед грозным днем Второго Пришествия Саошьянта - Спасителя Иисуса Христа. Ниже приведены пророчества о Пришествии Саошьянта или зороастрийского Мессии. Он Благодетель, потому что принесет пользу всему физическому миру; он обновитель Мира, потому что он установит физическое живое существование нерушимым.
Он противостоит злу потомства двуногого и противостоит враждебности верующих». Речь идет однозначно о мессианском подвиге Иисуса Христа.
Из Википедии — свободной энциклопедии
- Великий шахиншах: как царь Кир создал первую в истории империю
- Книга царей – эпическое сказание Ирана – «Шах-Наме»
- «книга о царях» у иранцев, 7 (семь) букв - Кроссворды и сканворды
- «Книга о царях» у иранцев.
История царей у иранцев
- «Книга о царях» у иранцев.
- Основание Вавилона
- «Книга о царях» у иранцев.
- Из Википедии — свободной энциклопедии
- КНИГА ЦАРЕЙ, ПОЭМА ФИРДОУСИ - 7 Букв - (Кодикросс) Ответ на кроссворд & сканворд
- Книга о царях у иранцев - 7 букв ✓
Политическая история Ирана в эпоху ранних Сасанидов
Законы были высечены клинописью на двухметровом чёрном каменном столбе, стоявшем на главной площади Вавилона, поэтому в любое время грамотный человек мог ознакомиться с их текстом. В верхней части лицевой стороны стелы были вырезаны две фигуры, изображающие царя Хаммурапи стоящим перед богом солнца, покровителем правосудия, Шамашем. В этом рельефном изображении сидящий на троне Шамаш вручает царю Вавилона знаки власти над подданными — судейский жезл и кольцо. Свод законов получил название кодекса Хаммурапи, на него должны были опираться жители Вавилонского царства при решении любых жизненных и экономических споров. Царь Хаммурапи слева получает царские символы власти от бога солнца Шамаша. Рельеф верхней части столба с кодексом Хаммурапи, Лувр «Суд царя Хаммурапи».
Роберт Том Например, чтобы узнать, совершал ли человек преступление, по законам Хаммурапи подозреваемого нужно было бросить в реку. Если брошенный в воду тонул, значит, таково было решение бога реки, и человека признавали виновным. Если же человеку удавалось выплыть, значит, он был чист и невиновен перед богами. Преступников в Вавилоне обычно заставляли испытать то же самое, что они делали своей жертве, — так работал принцип «око за око, зуб за зуб». Копии законов Хаммурапи имелись во всех городах Вавилонского царства.
Они стали энциклопедией жизни древнего Вавилона и на много лет вошли в правовую систему этого царства. Законы Хаммурапи о рабах Законы Хаммурапи были обязательны к исполнению для всех жителей Вавилона. В тексте, размещённом на камне, царь предостерегает будущих правителей от нарушения или изменения законов, так как они дарованы самими богами. Согласно верованиям вавилонян, непослушание привело бы к страшным наказаниям для страны, ведь разгневавшиеся боги обязательно наслали бы на Вавилон врагов, голод, катастрофическое наводнение и заразные болезни. Из свода законов вавилонского царя Хаммурапи «Я — Хаммурапи, царь справедливости, которому Шамаш даровал правду!
Мои слова отменны, мои деяния не имеют равных! Только для неразумного они — пустое, но мудрому они созданы для соблюдения. Если этот человек будет относиться с почтением к моим постановлениям, которые я начертал на своей стеле, не отвергнет моих законов, не исказит моих слов, не изменит моих указов, этот человек, — пусть Шамаш сделает долгим его скипетр, как мне, пусть он руководит своими людьми в справедливости. Если же этот человек не будет чтить мои постановления, которые я начертал на своей стеле, будет презирать мои проклятия, не побоится проклятий богов и отменит законы, которые я установил, исказит мои слова, изменит мои указы, сотрёт моё начертанное имя и напишет своё имя или же из-за этих проклятий подучит другого сделать это, то — будь то царь, будь то властитель и будь то кто-либо из людей, названных именем, — пусть великий Анум, отец богов, призвавший меня к власти, отвратит от него царский ореол, пусть он сломает его скипетр, пусть он проклянет его судьбу. Пусть Эллиль — владыка, определяющий судьбы, веления которого неотменяемы, возвеличивший моё царство, раздует в его жилище неподавляемое восстание, губительную для него смуту; пусть определит ему в качестве судьбы тяжкое правление, краткие дни, голодные годы, беспросветную тьму, внезапную смерть, пусть он повелит своими почтенными устами погибель его города, рассеяние его людей, порабощение его царства, уничтожение в стране его имени и его названия».
Вопросы к тексту 1. Почему Хаммурапи считал, что его законы должны соблюдать все жители Вавилонии? Какие наказания, по мнению Хаммурапи, ожидали правителя, который откажется исполнять его законы? Свернуть Однако не все в Вавилоне обладали равными правами по закону — когда в кодексе Хаммурапи употреблялось понятие «человек», то имелись в виду только свободные люди.
Кстати, «Книга Царей» и предназначена автором, помимо прочего, для воспитания царей. Фирдоуси писал: «Когда ты напишешь эту книгу царей, дай ее царям». Молодые иранцы в самом юном возрасте знакомятся с замечательным наставлением Фирдоуси, которое поэт Саади воспроизводит в своем «Розовом саду»: «Как можешь ты мириться с тем, что, получив жизнь, сам отнимаешь ее у другого?
Не делай зла муравью, несущему зерно, ибо у него тоже только одна жизнь, и даже жизнь муравья для него самого прекрасна». Легко почувствовать, с какой нежностью автор относится к царю Ираджу: «Если нашим ложем будет земля, — говорит Ирадж, — а изголовьем камень, зачем сегодня сажать дерево, чьи корни будут питаться кровью, чьим плодом будет месть, сколько бы времени ни протекло над ним? Позже Ирадж будет убит двумя своими завистливыми и злобными братьями: но сын Ираджа отомстит за отца и в одном бою убьет обоих своих дядей. В «Книге Царей» происходит много чудесных и удивительных событий. Автор ее не претендует на проникновение в тайны мироздания. Его мудрость в благородстве, чувстве собственного достоинства. В то же время никто не может упрекнуть его в отсутствии ясности и здравого смысла.
Изящные метафоры не смягчают горечь суровой истины, которую высказывает поэт: «Не вверяйся милости судьбы; ведь лук не может остаться луком, если ослабнет напрягающая его тетива. Небо, вращаясь над нами, прячет сегодня тот лик, который открывало вчера. Считай его врагом — и оно улыбнется тебе. Назови его другом — и оно отвернется от тебя. Вот мой совет: омой свою душу от привязанности к этому миру». Один из суровых уроков, запечатленных в «Книге Царей», состоит в том, что она показывает, как с гибелью государства Сасанидов рушится национальная независимость, гибнет язык страны и ее цивилизация. Но с ходом веков, как мы это видели, возникали новые царства, которые возвращали стране независимость, восстанавливали язык, обогащали культуру и цивилизацию.
Законы Хаммурапи о рабах 4. Законы Хаммурапи о богатых и бедных Важнейшие даты: 1792—1750 гг. Термины: кодекс Хаммурапи, долговое рабство, ростовщики. Персоналии: Хаммурапи. В начале второго тысячелетия до н. В итоге этих сражений самым могущественным стало Вавилонское царство, пережившее свой расцвет во время правления царя Хаммурапи в XVIII в. Узнать больше Миф о потопе Однажды боги рассердились на людей и решили их уничтожить потопом.
Все боги дали обещание не предупреждать людей, однако добрый бог Эа решил спасти преданного ему праведного и мудрого человека по имени Утнапиштим. Во время сна ему приходит послание, что он должен построить крепкий корабль и подготовиться к спасению. Когда корабль был сделан, Утнапиштим погрузил на него своих близких и животных и засмолил изнутри двери. Тут же началась буря —- на землю опустилась тьма, пошёл ливневый дождь и подул сильный ветер. После страшного потопа, который продолжался шесть дней и семь ночей, наконец выглянуло солнце. Тогда Утнапиштим сошёл с корабля на небольшой остров и принёс богам жертву. Обрадовались боги подарку и простили людей.
А Утнапиштим, единственный из людей, в награду получил бессмертие. Основание Вавилона В конце третьего тысячелетия до н. Многие города-государства в долине двух рек ослабели, чем воспользовались цари Вавилона. Это государство, возникшее в XIX в. Самым известным царём Вавилона был Хаммурапи, правивший в 1792—1750 гг. Ему удалось создать мощную, хорошо обученную и вооружённую армию, которая в течение двадцати лет подчинила себе соседние города-государства. В результате сложилась единая сильная держава — Вавилония.
Её назвали по главному городу государства — Вавилону в переводе «Врата бога». Древнейшие государства Междуречья Вавилонское царство находилось в очень благоприятном географическом положении — там, где близко сходились реки Тигр и Евфрат. Выгодное расположение давало возможность царям Вавилона контролировать торговые пути Передней Азии, а купцам позволяло беспрепятственно доставлять товары из далёких стран. Из Вавилона вывозили ремесленные изделия и продукты питания, обратно же доставляли сырьё — дерево, золото и серебро, строительный и облицовочный камень, слоновую кость, драгоценные камни, а также ароматические масла и предметы роскоши.
Мансур был казнён во время междоусобной борьбы, сопровождавшей распад государства Саманидов и приход к власти династии Газневидов. После его смерти Фирдоуси потерял поддержку, и в поэме появились жалобы на бедность, старость, одиночество и болезни.
Поэт завершил первую версию «Шах-наме» в 994 г. В 999 г. Тот пришёл в восторг от стихов Фирдоуси и заказал ему поэму, обещав платить по динару за каждый бейт двустишие. Поэт присылал или привозил в Газни фрагменты поэмы, предварённые традиционными восхвалениями султана; всего такие панегирики составляют около 250 бейтов и содержат идеализированный образ правителя. Однако нет сведений о том, что Фирдоуси получал вознаграждение; напротив, в новой версии он также писал о крайней бедности, недугах, о смерти своего 37-летнего сына около 1005—1006 гг. В 1010 г.
Фирдоуси завершил и направил в Газни вторую редакцию «Шах-наме» в 7 томах, которую адресовал Махмуду Газневи, не исключив из неё и бейты, посвящённые Мансуру. Однако идеологическая направленность поэмы, связанная с прославлением прошлого Ирана царей, героев, религии и нравственных ценностей , не была созвучна проводимой протюркской и проарабской политике Махмуда. Согласно рассказу Низами Арузи Самарканди 12 в. По легенде, Фирдоуси крайне огорчился, выпил пива в бане и разделил серебро между банщиком и продавцом пива по другой версии, часть гонорара также отдал гонцу , после чего бежал и полгода скрывался у друзей, пока гонцы султана не покинули Тус. Поэма отражает традицию, восходящую к богатой исторической и художественной литературе эпохи Сасанидов в том числе к хроникам «Хвадай-намаг» — «Книге царей», или «Книге о царях» , эпическим сказаниям Восточного Ирана, мифологии Авесты и предшествующим ей праиндоевропейским сказаниям. Важным источником для Фирдоуси послужила прозаическая «Шах-наме», составленная на новоперсидском языке на основании разрозненных пехлевийских среднеперсидских фрагментов в 957 г.
На «Шах-наме» Абу Мансура ориентировался также поэт Дакики ум. Кроме того, Фирдоуси неоднократно ссылается на рассказы хранителей устных и письменных преданий старины — дехканов и мобедов мубадов, зороастрийского священства. Основная часть поэмы, описывающая период в 3874 года, повествует о 50 «царствованиях» правителей четырёх династий: Пишдадидов мифологическая часть, включающая повествования о первоцарях , Кайанидов легендарная, или эпическая, часть, включающая Систанский цикл о богатыре Рустаме , Ашканидов и Сасанидов историческая часть, содержащая имена действительно существовавших людей и некоторые реальные сведения, при этом насыщенная фантастическими рассказами ; династия Ахеменидов , известная по византийским хроникам и персидским наскальным надписям, в тексте поэмы не упоминается.
Хусейн Азади: Иран. Полная история страны
Книга Цари Царей Сасаниды Иран III VII вв С Б Дашков. Книга о царях, написанная целиком на персидском языке, сыграла ключевую роль в возрождении персидского языка, попавшего под арабское влияние. Например, автор «Истории Вавилона» Берос ведет речь о походе Кира на иранских дахов, а Ктесий — на неких дербиков. книга о царях у иранцев — ответ на кроссворд / сканворд, слово из 7 (семи) букв. В то же время царь Хаммурапи заботился о том, чтобы обедневшие из-за неудачных обстоятельств жители Вавилона не становились окончательно рабами богатых людей, поэтому ограничил срок долгового рабства тремя годами.