Новости новый год у славян язычников

С надеждой на потепление от движения солнца славяне-язычники с большим размахом отмечали праздник. Для детей в возрасте 3–4 лет на славянский Новый год проводили обряд посвящения в воинство и крестьянство. В Европе и на Руси этот праздник вытеснили Рождество и Новый год – но отголоски его все еще слышны хотя бы в названии новогоднего дерева. Новолетие славян приурочили к дням осеннего равноденствия (22-26 сентября) и начинали встречу Нового Лета с 14 сентября. Единственный славянский праздник, который отмечается на государственном уровне в славянских государствах – это Новый год.

Новый год. Древнерусская версия

Разумеется, мировоззренческая основа его давно уже утрачена, и оно исполняется в силу традиции. Но он служит еще одним доказательством обращенности Сочельника к священным предкам. С общинными средневековыми кострами соотносится древний шотландский обычай «сжигание ведьмы» в общинном высоком костре, а также сжигание чучела «демона» в крещенском костре у греков. Члены местного клана, выстроенные в боевом порядке, под предводительством волынщиков направлялись к заранее подготовленному костру. Позади колонны в небольшой тачке везли чучело, изображавшее старую женщину или ведьму, которую опрокидывали в костер.

Положение о переходе языческих ритуалов на демонические существа, нечисть, ведьм, нищих и т. Особенно показательны в этом смысле Святки. Характерно самое название их — «погани дни». Связано оно, по-видимому, с древним представлением о том, что ко времени зимнего солнцеворота злые духи приобретают особую силу и активность.

Показательно в этом смысле локальное название Святок — «караконджови дни». Возможно, что на это представление наслоилось и позднейшее переосмысление, связанное с тем, что Святки в христианское время были яркой реставрацией язычества. Широкое распространение получило поверье о господстве на Святках, в новогодние дни в особенности, «неведомой и нечистой силы». В «страшные вечера» она приобретает особую власть и всячески старается причинить зло людям, нанести ущерб хозяйству.

В Сербии старики опасались вечерами даже выходить из дома. Для рождественско-новогоднего ряжения характерны образы чертей, привидений, кикимор и т. Широкое распространение получили «страшные маски», зачастую в длинной белой рубахе с длинными рукавами. В изображении черта обращает на себя внимание косматость, хохлатость, но без рогов — непременной принадлежности в христианском изображении.

Косматость, хохлатость вызывает ассоциации с изображением облика Костромы-Кострубоньки в весенне-летней обрядности — персонажей антропоморфного облика в действах, направленных на медиацию сил природы. Черненое лицо вызывает аналогии с маской смерти и изображением принадлежности к «иному миру». Существенная параллель содержится в сообщении о святочном ряжении в «демонов» у русских старожилов Восточной Сибири. На протяжении истории религии, начиная с Древнего Шумера, происходило переосмысление прежних божеств в демонов.

И в рождественско-новогоднем ряжении налицо переосмысленные на протяжении христианской эпохи образы языческих божеств в демонов, чертей, ведьм, кикимор и т. Генетические корни этого вида ряжения явственнее проявляются в аналогичном ему ряжении ветлужских старообрядцев. В прежнее время старухи на святках являлись на беседы наряженными шишиморами: одевались в шоболки рваную одежду и с длинной заостренной палкой садились на полати, свесив ноги с бруса, и в такой позе пряли. Пряху копыл они ставили меж ног; на пряху кудель привязывали и привертывали толстую, завертками пряжу на свою длинную палку.

Старухи, одетые в рванье, вызывают ассоциации с масленичным поездом, проезжающим по деревне к горе, с сидящими в санях ряжеными, изображающими оборванцев, со старухой на передних санях. Ассоциации возникают и с толпой старух и оборванцев в весеннее-летней обрядности, направленной на медиацию сил природы. Длинные же палки с заострением на конце вызывают ассоциации с палицами — орудием ритуального умерщвления стариков, сохранявшимися в скандинавских храмах еще в позднее Средневековье, с одной стороны, и с палками — атрибутами похоронных игр, с другой. Самое же прядение, навязывание на длинную палку толстой пряжи вызывает ассоциации с древнеиндоевропейскими представлениями о прядении нити жизни и обрыве ее, означающем смерть того, чья нить обрывается.

Этот вид ряжения в свете изложенного предстает как одна из разновидностей преобразования ритуала проходов вестников к священным предкам в знаковые и символические формы. Так, обычай умерщвления стариков приобретает фарсовое претворение в карнавальных действах. Знаковое выражение преображения культа предков в этом виде ряжения предстает весьма выразительно. Толстая пряжа на длинной палке означает долгую жизнь.

Палочные удары, обрушивающиеся на девушек за их насмешки и хватание за ноги, означающее, по-видимому, тщетность попытки вывести старуху из собственного дома, свидетельствуют о переосмыслении и преобразовании языческого обычая. Произошло перемещение действий с прежних объектов ритуала. Старшее поколение, отправляющееся к священным предкам ради благополучия молодых, решительными действиями пресекает их попытки осуществить неразумные действия. Подобные перемещения действий с объекта языческой обрядности на субъект — на отправителей обряда — яркое воплощение получили в карнавале.

В завершении его сжигается чучело. Избранный на время карнавала «король» «царь» предстает в шутовском обличье. На протяжении карнавала он является объектом шуточного поклонения, с одной стороны, и издевок под конец его — с другой. По завершении же карнавала он тихо, украдкой благополучно возвращается домой, восвояси.

Для понимания языческой сущности прежних, переосмысленных персонажей «кикиморы» особенно существенны как архаическая форма демонических карнавальных персонажей. Отражение переосмысления прежних сверхъестественных языческих существ в кикимор содержится в средневековых документах. Сообщаемость миров, не ощутимые внешними проявлениями связи между священными предками и их земными потомками, покровительство их из «иного мира» — все это представления, составляющие один из краеугольных камней древнеиндоевропейского миропонимания. Вошли они и в средневековое языческое мировоззрение европейских народов.

Ушедшие в «иной мир» представлялись приобщенными к сонму священных предков, наподобие тех, в чьем окружении «пил с богами» ведийский первопредок Яма. Духовные взаимосвязи с ними доступны были лишь высшим жрецам. При деградации древних языческих представлений прежние обожествленные образы превращаются в демонические, в «нечистую силу». Жрецы же и волхвы преображаются в колдунов.

Из позднего средневекового документа кикимора предстает как неопределенный «нечистый дух», в старинном ряжении — как образ устрашающей старухи. Такое переосмысление принципиально идентично другим карнавальным образам демонических персонажей. Представление же об особой силе, об особом разгуле «нечисти» в Святки, — это, по-видимому, переосмысленное восприятие древнего языческого верования: в новогодние и другие важнейшие календарные периоды, связанные со сменой склонений Солнца или Луны, предки-небожители возвращаются к своим потомкам и присутствуют там на протяжении культовых действ. Очевидное выражение получило это в белорусских «дзядах».

Наиболее архаическим явлением святочно-новогодней обрядности являются игрища ряженых в «умруна» или в «умрана», в «мертвеца», в «смерть». Уже самое название этих игрищ — в смерть, в умирание, заставляет задуматься о правильности наименования их в литературе покойницкими играми: название это несет оттенок предстоящей смерти, а не произошедшей. Сравнительный анализ наиболее архаических вариантов этих игрищ убеждает в том, что в них в драматизированно-игровой форме предстают ритуальные действа, совершавшиеся в языческой древности вокруг еще живых, а не мертвых объектов ритуала. Особенно показательно в этом смысле игрище в «смерть», разыгрывавшееся в глухих селениях на Ветлуге.

Самое оформление облика ряженого «мертвецом» содержит весьма архаические, красноречиво говорящие об истоках образа элементы: «Мужчина надевает рубашку белую, штаны белые, онучи белые, лапти новые с веревками, перевитыми, как у живого подчеркнуто мною. Из убранства «мертвеца» следует выделить рубашку, штаны и онучи белого цвета — архаического цвета траура, причем одежда крестьянская, подпоясанная пояском, а не в виде савана что распространено в различного рода карнавальных действах при изображении покойников или смерти ; лапти новые — архаический элемент традиционной похоронной обрядности. Самое же главное для понимания сущности образа — перевязь лаптей, как у живого: в похоронной обрядности элемент «наоборот» играет первостепенную роль — вспомним хотя бы круговую чашу, которая пускается влево, а не направо, как на праздничном пиршестве, круговые танцы, идущие влево «коло наопак» у южных славян и т. Маска на лице «мертвеца» — предмет особого исследования в аспекте знаковой сущности ее.

Предварительно лишь заметим, что, по всей видимости, генезис антропоморфной маски связан с ритуалом проводов в «иной мир» и в традиционном ряжении маска на лице «мертвеца», как и в похоронной обрядности, восходит к этому ритуалу. Важнейший элемент оформления образа «мертвеца» — салазки. Они соотносятся как с формой отправления в «иной мир» на санках, так и называвшейся «посадить на саночки» ср. Вой, плач, причитания также соотносятся как с похоронной обрядностью, так и с ритуалом проводов на «тот свет».

Значимость, придававшаяся ритуальному действу, проявляется в отражении общественного характера его. У всех у них в руках туго свитые жгуты, которыми они беспощадно хлещут парней из чужой деревни и приезжих девиц. Участие в игрище женатых мужиков особенно важно как проявление его прошлой ритуальной значимости и длительной трансформации в народной традиции, участие же в нем парней и приход всей этой ватаги ряженых на посиделки говорит о процессе перехода архаического ритуального действа на молодежную среду. Важнейшим для понимания языческой сущности действа атрибутом являются крепкие жгуты в руках «покойников».

Такие же детали, как переход отправления основного действия языческого ритуала, а также и орудия действия в нем, на самих «покойников», равно как и хлестание инодеревенских, являются следствием переосмыслений и позднейших привнесений в процессе трансформации языческого ритуального действа в драматизированно-игровое. Переход основного действа изжившего себя ритуала с объекта этого действа на молодежную среду и детей — типологическое явление истории традиции. Очень важные для понимания генетической сущности святочных игрищ в «умруна» сведения содержатся в варианте из «Этнографического бюро» В. Тенишева, введенные в научный оборот С.

Обернутого в саван ряженого «покойником» вносят в избу. Особенно значительно в этой форме изображения «умруна» то, что туловище его изображал не один, а четверо или даже шестеро парней, один из которых запрокидывал голову вниз, изображая лицо мертвеца. Вошедшие в избу ряженые с «умруном» обращались к хозяевам: «На вашей могиле какого-то покойника нашли, не вашего ли прадедка? Все это рождает вопрос: не несут ли эти рудиментарные формы древнего языческого ритуала не только отражение общественного характера ритуального действа, но и того обстоятельства, что языческие «посланцы» отправлялись и в сопровождении свиты?

К пониманию генезиса и функционального назначения святочных игр с «покойником» подошел В. Чрезвычайно важные в этом смысле данные содержатся в материалах архива Русского географического общества, где содержится описание того, как в старину в Вологодской губернии на Святках «молодые робята и девки играли пахомом, имауком и всяко в церковной трапезе». Значимость языческого действа, перешедшего в христианскую обрядовую традицию, проявляется таким образом в существовавшем в давнишнее время разыгрывании драматизированного игрища в храмовой трапезной: как известно, на христианские храмы отчасти перешли функции языческих святилищ. Сообщение это вызывает постановку вопроса о генезисе и сущности игрищ в «умрана» в нескольких аспектах: А по аналогии с похоронными играми, где, в числе прочих действий существовало и обыкновение вынимать покойника из гроба, ставить его светить играющим зажженными свечами или лучинами; Б по аналогиям в святочных и похоронных играх мотива активного участия покойника как действующего лица в происходящих игрищах.

Предваряя последующий сравнительный анализ игрищ в умруна с похоронными играми рассмотрением отдельных элементов игрищ с покойницкими мотивами, сразу же заметим: сопоставление игр ряженых с мотивами смерти и похоронных игр приводит к заключению о том, что в них, по существу, фигурируют не покойники, а еще живые люди, играющие активную роль в происходящем вокруг них ритуальном действе. При этом следует отметить противоречивые элементы в самих приемах оформления образа «умруна», свидетельствующие о длительной трансформации игрища в народной традиции, утрате и забвении первоначальной сущности основного действующего лица игрища. Поздние по общему оформлению игрища содержат весьма архаические элементы, способствующие пониманию генетических корней игрища. В нем лежащую на скамье или доске девицу, после разыгрывания причитаний и отпевания с зажженными свечами, выносят из избы и роняют в сугроб.

Ряжение «в смерть» соотносится с похоронными играми и в том плане, что в нем допускались игрища вокруг настоящих покойников. Из разных вариантов игрищ ряженых с настоящим покойником особое внимание привлекает вариант, в котором, как и в похоронных играх, действие происходит вечером и ночью, расходятся же с игрищ на рассвете. Ряженые, улучив удобный момент, настоящего покойника потихоньку выносили в сарай или в клуню. Вместо него на лавку или на стол, в зависимости от того, где лежал покойник, ложился ряженый «покойником».

Другой же ряженый залезал под эту лавку или под стол. Когда кто-либо из присутствующих, увидав движение усов «покойника» или какие-либо иные признаки жизни, восклицал: «Степан воскрес! Еще более существенные аналогии содержатся в дальнейшем развитии действий. Особо выделить здесь следует три момента.

Реплика о воскресении содержит реминисценции идеи метемпсихоза. И, наконец, пожалуй, что самое важное: сидящий под столом ряженый вызывает ассоциации с устроителем «да и» южных славян, лежащим под столом во время «прощальной» трапезы в его честь. Иначе говоря, сущность этого обычая заключается в формальном отправлении основных моментов ритуала проводов в «иной мир» и поминальных действ, следующих за похоронами покойников, над пожилыми людьми, сами себе их устраивающими. Принципиальное же различие между «поманой» «даей» «кумидом» и обычаем «на саночки» состоит в финале: «на саночках» остаются умирать, в то время как в «помане» устроитель ее, постояв на кладбище на приготовленной для себя могиле возле собственного памятника и отпировав на застланной скатертью могиле, благополучно возвращается домой вместе с остальными участниками ритуального действа.

По всей видимости, и лежащий под столом со свечой в руках устроитель «да и», и «мертвец» на ложе вместо настоящего покойника с сидящим под столом ряженым по форме представляют собой переходное явление от сидящего за столом на прощальном пиршестве уходящего в «иной мир» к уложенному в ритуальной похоронной одежде на погребальном ложе покойнику, вокруг которого происходили ритуальные общественные сборы с их пиршествами и игрищами. Проявляются аналогии также и с мотивами украинских и балканских преданий об отказе от обычая отправления стариков на «тот свет», но, разумеется, в гораздо более опосредованной форме: в преданиях мудрого старца выводят с почетом из временного укрытия, в финале же игрищ «мертвец» пускается в пляс или проявляет себя другими недвусмысленными признаками жизни, подчас и вслед за собственными «поминками», разыгрывавшимися иногда и после ухода его «свиты» в другую беседку. Здесь мы видим некоторый диссонанс с традиционной похоронной обрядностью, в которой поминки происходят после похорон при участии хоронивших покойника. Что касается переодевания в женское платье одного из мужиков, составляющих «свиту», это может быть и рудиментом этапа трансформации ритуала проводов на «тот свет», имевшего место в прошлом, — перевода односельчан, достигших возрастного предела, в разряд, которому предстоит доживать жизнь на женской половине или в отдельном домике чешск.

Оно может быть и следствием смещения знакового выражения сущности ритуала с основного объекта действий на отправителей ритуальных действ — явление, характерное для трансформированных языческих ритуальных действ на всем протяжении истории традиции христианской эпохи. Последнее тем более вероятно, что это лицо выступает в качестве центрального персонажа на «поминках». Смещения и синтез рудиментов языческих образов и ритуальных действ — типологическое явление истории народной традиции. Изложенные факты несут в себе дополнительные свидетельства в пользу положения о генезисе ряжения «умруном» как пережиточной формы ритуала проводов на «тот свет», некоторые элементы которого маска, салазки и др.

Сопоставление поздних вариантов игрищ с мотивами смерти и архаических обрядов дает весьма показательную картину трансформации символики вследствие утраты ритуальной сущности действа. Если в архаических вариантах ряжения «умруном» оформление костюма его строится таким образом, чтобы была ясна ритуальная сущность персонажа посредством оформления деталей, подчеркивающих, что образ ряженого представляет собой не мертвеца, а живого человека, передвигающегося на собственных ногах, то в поздних вариантах появляется гроб как элемент реквизита. Здесь наблюдается картина, аналогичная действам с похоронными мотивами в другие календарные сезоны, например, «похоронам Костромы», «похоронам кукушки» и т. Существенное значение для понимания генетической сущности игрищ в «смерть» имеет рассмотрение финальных действ.

Особенно важна вариативность их на протяжении времени. Святочные игры с мотивами смерти не всегда можно с уверенностью интерпретировать в силу архаичности их основы и длительной трансформации в традиции. Образ его оформлялся главным образом вымазыванием белым. Финал ее — пляска «мертвеца» — имеет аналогии как в драматической, так и в устно-поэтической традиции.

В еще более осложненной переосмыслениями и драматизацией форме этот мотив проявляется в народной драме «Маврух», разыгрывавшейся также на Святках на Русском Севере. В устно-поэтической традиции аналогичный мотив нашел выражение в поговорках и загадках: «Чудак покойник: умер во вторник; стали гроб тесать, а он вскочил да и ну плясать». Положение подтверждается видимой трансформацией этой пословицы-загадки в фольклорной традиции: в сборнике В. Все изложенное говорит о том, что финальная пляска «мертвеца» в рассматриваемом варианте святочного игрища может быть и результатом смещения порядка языческих ритуальных действ при проводах на «тот свет», и символическим выражением перехода от умерщвления к знаковым формам выражения отхода от этой языческой формы обычая.

Сущность святочных игрищ «в смерть» как рудиментарных форм языческого ритуала проводов на «тот свет» подтверждается эпилогом их, завершающим святочные игрища. Делали чучело из соломы и тряпок, покрывали его платками и, как покойника, провожали за деревню; причитали каждый по-своему, кто вопил по брате, кто по матери… доходили до конца деревни, чучело бросали, а платки разбирали их собственницы. Возвращаясь, устраивали вроде поминок, пекли в складчину блины и пр. Следует отметить еще одно существенное обстоятельство.

Игрища в «умруна», в «мертвеца», «в смерть» и т. Также и наиболее архаичные формы похоронных игр известны в местностях, в которых зафиксировано бытование обычая отправления стариков на «тот свет» — в Подолии, в Буковине, в Закарпатье. Обстоятельство это — еще одно свидетельство того, что и святочные игрища с мотивами смерти, и похоронные игры восходят к одному источнику. И в этом смысле особенно важны данные из Подолии: она давно известна как резервация славянских древностей, и в ней зафиксированы и рудименты ритуала проводов на «тот свет», и архаические варианты игрищ с мотивами смерти, и похоронных игр.

Дополнительным аргументом в пользу высказанного положения может служить сопоставление локальных названий игрищ с мертвецкими мотивами, смерти и покойников. Игрища: в «умруна», в «умрана», «в смерть». Смерть — «выход». Могила — «ухаб».

Для понимания сущности языческой символики образа ряженого «умруном» в соотношении с другими образами новогоднего ряжения существенно соображение В. В соответствии с этими поверьями в деревне… широко использовались образы не только мертвецов, но и привидений, чертей, кикимор и проч. Языческая символика этого образа становится ясной после рассмотрения игрищ «всмерть» — в «умруна». Карнавал по своей сущности предстает в значительной мере как синтез разных трансформированных форм языческого ритуала проводов на «тот свет» и нуждается в специальном исследовании в этом аспекте.

Во всяком случае, сопоставительное рассмотрение как основных элементов его, таких, как избрание «короля», казнь «преступника», сожжение «демона» «ведьмы» , высоченные костры, крещенские короли, так и эпизодических — бросание мальчика в море и благополучное возвращение его на берег; «palenie dida», «poh eben» и т. Взятые же в совокупности, они заставляют воспринимать карнавал как трансформированную, переиначенную форму языческого ритуала, высмеивающую варварство его, с одной стороны, и выражающую торжество в связи с избавлением от варварского обычая, — с другой. При деградации древних языческих представлений прежние обожествленные образы превращаются в демонические, в «нечистую силу», жрецы же и волхвы трансформируются в колдунов. Из позднесредневекового документа кикимора предстает как неопределенный «нечистый дух», в старинном ряжении — как образ устрашающей старухи.

Игрища в «умруна» «в смерть» и т. Одним же из самых архаических элементов оформления внешнего облика главного действующего лица их является как сама личина на его лице, так и ее форма. Как известно, чем более архаично явление культуры, тем меньше, как правило, о нем сведений в источниках. Столь далеко зашедшая степень стилизации антропоморфного атрибута языческого ритуального действа свидетельствует о длительности процесса трансформации его в истории традиции.

Сведение изображения антропоморфной фигуры к кресту говорит о сохранности основной символической сущности древнего языческого действа — направленности в обожествленный Космос крест — космический символ, знак вечной жизни , во-первых, и слиянии языческого действа с христианской обрядностью, во-вторых. Выставление антропоморфной фигуры на воротах или в красном углу и выставление личины в окне — явления одного порядка. Они являются знаковым выражением языческого ритуала проводов в «иной мир», отображающим происшедшую замену живого «легата» изображением его. Иначе говоря, здесь налицо антропоморфное изображение как атрибут изжившего себя языческого ритуала, приобретающего в традиционной обрядности знаковые формы выражения функциональной сущности древнего обрядового действа.

Личина же, выставленная в окне, в свою очередь, идентична личине на лице «умруна» напомним о словообразовании: «личина» — от «лицо». Таким образом, и личина, выставленная в окне, и личина на главном действующем лице драматизированно-игрового действа имеют одинаковое назначение: определение основной символической сущности ритуального действа. В выставлении личины в окне как и антропоморфной куклы на воротах или в красном углу мы имеем дело с типологическим явлением в истории ритуалов: заменой целого его частью, наиболее явственно отображающей сущность изображаемого предмета. Личина в окне выражает прошлые ритуальные действа, связанные с проводами достигшего грани своей земной жизни хозяина дома более явственно, нежели стилизованное антропоморфное изображение, и является более архаической ступенью в процессе трансформации одного и того же языческого ритуального действа в драматизированно-игровое, т.

Все это приводит к заключению о том, что именно личина является основным атрибутом оформления внешнего образа ряженого, выражающим знаковую сущность основного персонажа драматизированно-игрового действа. И здесь мы снова сталкиваемся с соответствиями в традиционной календарной обрядности и в обрядности похоронной. Закрывание лица умершего — общеизвестное явление похоронной обрядности. Известно также, что маска на лице умершего — явление более архаическое, чем накрытое лицо покойника.

В данном случае нелишним представляется напомнить о ветлужских игрищах в «смерть», где лицо главного персонажа закрывалось или долбленой, или берестяной маской; либо платком. И если сведения о личинах на «умруне» встречаются чрезвычайно редко, то закрытое лицо у него — характерная деталь оформления образа. Отсюда вытекает вопрос о соотношении погребальных и карнавальных масок с ритуалом проводов в «иной мир». Маска имеет истоки в столь отдаленной древности, что полной ясности относительно генетических корней ее нет до сих пор.

Для нас важно положение специалистов, занимавшихся исследованием генезиса антропоморфной маски: она возникла в обрядности, связанной с культом предков, как знак принадлежности к «иному миру». Маска на лице умершего известна еще у шумеров. Прежде всего здесь встает в памяти «шумерская Нефертити». Под резко очерченными глубокой бороздой бровями две огромные сливовидные глазные впадины, некогда заполненные перламутром, остатки которого сохранились в одной из них.

В молчании сомкнуты тонкие губы, но маска… таинственное лицо, созданное пять тысяч лет назад… с его едва уловимой и все же каким-то образом переданной художником улыбкой, с его как бы отсутствующим, но вместе с тем проникновенным взглядом, несмотря на то что глазные впадины пусты… поведало мне… о человеческой душе. И если назначение этой маски до сих пор вызывает полемику — предназначалась ли она для погребальных или других торжественных ритуальных церемоний или для статуи, то классический образец погребальных масок представляют собой золотые маски египетских фараонов как знак приобщения к миру богов и обожествленных предков. Антропоморфные маски, как погребальные, так и карнавальные, столь широко распространены и во времени, и в пространстве ойкумены и занимают такое место в специальной литературе, что даже общий обзор ее составляет предмет специального историографического исследования. Здесь же важно выделить славянские данные и данные близких к славянскому миру народностей, имевших со славянами тесные соприкосновения.

Высшее духовенство удостаивалось чести сидеть за торжественным столом с государем. Народ же в это время угощался праздничными кушаньями перед дворцом. Ночью все города горели яркими огнями и зажигались фейерверки. Во дворце устраивался пышный бал. В первое время народ потешался нововведением и наслаждался дарами, но спустя некоторое время появились недовольные в кардинальном изменении года и уклада жизни. Долгое время верующие праздновали приход нового года в сентябре. Сильно изменились новогодние традиции, сформировавшиеся со времен первых славян. Стали внедряться европейские обычаи и символы.

В это время стала формироваться традиция проводить Елки немецкий обычай , на Руси любимым деревом была березка , поэтому и елка стала прерогативой городских жителей и потребностью в связи с переносом праздника на зиму. Традиция наряжать ель не относится ни к языческим, ни к религиозным обрядам и сохранилась до наших дней. Обратите внимание! При Петре стали проводить городские Елки — дерево наряжали игрушками, которые после праздника раздавали детям. Дни официальных выходных с переносами на 2019 год. Богачи заказывали огромные деревья и украшали их богатыми тканями, лентами и игрушками. К вечеру к ней приезжали дети с няньками, а она уже горела яркими огоньками. После праздничного стола играла музыка, а дети танцевали.

После ребята взбирались на елку и забирали то, что им понравится. Формируется детская традиция — чтение стихотворений и песенок. Постепенно новая традиция прижилась, и праздновать Новый год стали в ночь с 31 декабря на 1 января, а праздник продолжался вплоть до Рождества. Каждую ночь в городах зажигали смоляные бочки. Кардинальная смена мировоззрения во время советской власти лишь укрепила традиции празднования Нового года и сделала их еще более радостными и веселыми.

Молодежь же пела и плясала, так что около костра оказывалось больше людей, чем на литургии в церкви. Это обрядовое действо несет на себе явственные следы переосмысления и преобразования языческих костров. От них остались громадные размеры, общественный если можно так выразиться характер действий, обращенность их в Космос. Остались действия, связанные с проводами «вестников к предкам», но из культовых они превратились в развлекательные, где мировоззренческий слой совершенно утрачен, проводы как таковые забыты.

Старики мирно встречают праздник вином и беседой. Ритуальные песнопения и круговые танцы перешли в молодежную среду со свойственными новому времени песнями и плясками, и культовые действа превратились в развлекательные. К языческой древности восходят обрядовые действа вокруг возжигания священного огня — бадняка. Именно в них отчетливее проявляется языческая символика. При различии в вариантах свойственные обрядности действа выражены у южных славян весьма отчетливо. В соответствии со старинным обычаем срубить дерево для бадняка следовало с соблюдением культовых норм. Бадняк почитается как святыня. От него ждут помощи при затруднениях, от него зависят плодородие, удача, счастье, успех, процветание. Бадняк срубали рано утром, перед восходом Солнца.

Срубать его полагалось старейшему в семье. Перед тем как срубить его, домакин глава семьи наклоняет его к востоку, осыпает житом, а в некоторых местах преломляет над ним специально для этого испеченный калач, и половина его съедается, а другая остается на пне от срубленного бадняка, что воспринимается как нечто вроде жертвы срубленному дереву. В некоторых местностях бадняк называют святым «свети бадньаче» , домакин обращается к нему, поздравляя с Сочельником, с Рождеством и поясняет: «Отнесем тебя в дом. Весьма существенно для понимания сути ритуальных действ вокруг бадняка то обстоятельство, что верхушке бадняка придается вид бороды и он приобретает антропоморфный облик. Следует отметить также, что верхняя часть бадняка, с бородой, вынимается из очага, хранится до будущего года и кладется в Сочельник в очаг снизу, под принесенный бадняк. Домакина с бадняком встречают с хлебом и корчагой вина. В очаг бадняк кладется бородой к востоку. Домакин посыпает его пшеницей или разным зерном и поливает вином. В некоторых местностях в бадняке провертывается отверстие, и туда сыплют пшеницу, льют вино, масло и мед.

К бороде бадняка подносят калач и поливают ее вином. Бадняк целует сначала домакин, а затем остальные члены семьи. И каждый отламывает, откусывает от поставленных возле бадняка калача, сахара, разных овощей и фруктов. Считается, что таинственная, сверхъестественная сила бадняка таким образом передается людям. Свидетельством тому служит и обращение к бадняку домакина: «Я тебя вином и пшеницей, а ты мне всяким добром и успехом». Изобразив на бадняке знак креста, добавляет: «Дай нам Бог в изобилии хлеба, масла и вина, живым здоровье, а мертвым покой». После ужина ударяли по бадняку кочергой со словами: «Да будет столько скота, сколько искр». Полагалось в течение всех Святок давать домашнему скоту больше корма. Особо следует выделить локальный обычай, восходящий к глубокой языческой древности.

Домакиня садится на край очага, и домочадцы обходят очаг вокруг него. Действо это является поздней пережиточной формой отправления вестника к предкам. Разумеется, мировоззренческая основа его давно уже утрачена, и оно исполняется в силу традиции. Но он служит еще одним доказательством обращенности Сочельника к священным предкам. С общинными средневековыми кострами соотносится древний шотландский обычай «сжигание ведьмы» в общинном высоком костре, а также сжигание чучела «демона» в крещенском костре у греков. Члены местного клана, выстроенные в боевом порядке, под предводительством волынщиков направлялись к заранее подготовленному костру. Позади колонны в небольшой тачке везли чучело, изображавшее старую женщину или ведьму, которую опрокидывали в костер. Положение о переходе языческих ритуалов на демонические существа, нечисть, ведьм, нищих и т. Особенно показательны в этом смысле Святки.

Характерно самое название их — «погани дни». Связано оно, по-видимому, с древним представлением о том, что ко времени зимнего солнцеворота злые духи приобретают особую силу и активность. Показательно в этом смысле локальное название Святок — «караконджови дни». Возможно, что на это представление наслоилось и позднейшее переосмысление, связанное с тем, что Святки в христианское время были яркой реставрацией язычества. Широкое распространение получило поверье о господстве на Святках, в новогодние дни в особенности, «неведомой и нечистой силы». В «страшные вечера» она приобретает особую власть и всячески старается причинить зло людям, нанести ущерб хозяйству. В Сербии старики опасались вечерами даже выходить из дома. Для рождественско-новогоднего ряжения характерны образы чертей, привидений, кикимор и т. Широкое распространение получили «страшные маски», зачастую в длинной белой рубахе с длинными рукавами.

В изображении черта обращает на себя внимание косматость, хохлатость, но без рогов — непременной принадлежности в христианском изображении. Косматость, хохлатость вызывает ассоциации с изображением облика Костромы-Кострубоньки в весенне-летней обрядности — персонажей антропоморфного облика в действах, направленных на медиацию сил природы. Черненое лицо вызывает аналогии с маской смерти и изображением принадлежности к «иному миру». Существенная параллель содержится в сообщении о святочном ряжении в «демонов» у русских старожилов Восточной Сибири. На протяжении истории религии, начиная с Древнего Шумера, происходило переосмысление прежних божеств в демонов. И в рождественско-новогоднем ряжении налицо переосмысленные на протяжении христианской эпохи образы языческих божеств в демонов, чертей, ведьм, кикимор и т. Генетические корни этого вида ряжения явственнее проявляются в аналогичном ему ряжении ветлужских старообрядцев. В прежнее время старухи на святках являлись на беседы наряженными шишиморами: одевались в шоболки рваную одежду и с длинной заостренной палкой садились на полати, свесив ноги с бруса, и в такой позе пряли. Пряху копыл они ставили меж ног; на пряху кудель привязывали и привертывали толстую, завертками пряжу на свою длинную палку.

Старухи, одетые в рванье, вызывают ассоциации с масленичным поездом, проезжающим по деревне к горе, с сидящими в санях ряжеными, изображающими оборванцев, со старухой на передних санях. Ассоциации возникают и с толпой старух и оборванцев в весеннее-летней обрядности, направленной на медиацию сил природы. Длинные же палки с заострением на конце вызывают ассоциации с палицами — орудием ритуального умерщвления стариков, сохранявшимися в скандинавских храмах еще в позднее Средневековье, с одной стороны, и с палками — атрибутами похоронных игр, с другой. Самое же прядение, навязывание на длинную палку толстой пряжи вызывает ассоциации с древнеиндоевропейскими представлениями о прядении нити жизни и обрыве ее, означающем смерть того, чья нить обрывается. Этот вид ряжения в свете изложенного предстает как одна из разновидностей преобразования ритуала проходов вестников к священным предкам в знаковые и символические формы. Так, обычай умерщвления стариков приобретает фарсовое претворение в карнавальных действах. Знаковое выражение преображения культа предков в этом виде ряжения предстает весьма выразительно. Толстая пряжа на длинной палке означает долгую жизнь. Палочные удары, обрушивающиеся на девушек за их насмешки и хватание за ноги, означающее, по-видимому, тщетность попытки вывести старуху из собственного дома, свидетельствуют о переосмыслении и преобразовании языческого обычая.

Произошло перемещение действий с прежних объектов ритуала. Старшее поколение, отправляющееся к священным предкам ради благополучия молодых, решительными действиями пресекает их попытки осуществить неразумные действия. Подобные перемещения действий с объекта языческой обрядности на субъект — на отправителей обряда — яркое воплощение получили в карнавале. В завершении его сжигается чучело. Избранный на время карнавала «король» «царь» предстает в шутовском обличье. На протяжении карнавала он является объектом шуточного поклонения, с одной стороны, и издевок под конец его — с другой. По завершении же карнавала он тихо, украдкой благополучно возвращается домой, восвояси. Для понимания языческой сущности прежних, переосмысленных персонажей «кикиморы» особенно существенны как архаическая форма демонических карнавальных персонажей. Отражение переосмысления прежних сверхъестественных языческих существ в кикимор содержится в средневековых документах.

Сообщаемость миров, не ощутимые внешними проявлениями связи между священными предками и их земными потомками, покровительство их из «иного мира» — все это представления, составляющие один из краеугольных камней древнеиндоевропейского миропонимания. Вошли они и в средневековое языческое мировоззрение европейских народов. Ушедшие в «иной мир» представлялись приобщенными к сонму священных предков, наподобие тех, в чьем окружении «пил с богами» ведийский первопредок Яма. Духовные взаимосвязи с ними доступны были лишь высшим жрецам. При деградации древних языческих представлений прежние обожествленные образы превращаются в демонические, в «нечистую силу». Жрецы же и волхвы преображаются в колдунов. Из позднего средневекового документа кикимора предстает как неопределенный «нечистый дух», в старинном ряжении — как образ устрашающей старухи. Такое переосмысление принципиально идентично другим карнавальным образам демонических персонажей. Представление же об особой силе, об особом разгуле «нечисти» в Святки, — это, по-видимому, переосмысленное восприятие древнего языческого верования: в новогодние и другие важнейшие календарные периоды, связанные со сменой склонений Солнца или Луны, предки-небожители возвращаются к своим потомкам и присутствуют там на протяжении культовых действ.

Очевидное выражение получило это в белорусских «дзядах». Наиболее архаическим явлением святочно-новогодней обрядности являются игрища ряженых в «умруна» или в «умрана», в «мертвеца», в «смерть». Уже самое название этих игрищ — в смерть, в умирание, заставляет задуматься о правильности наименования их в литературе покойницкими играми: название это несет оттенок предстоящей смерти, а не произошедшей. Сравнительный анализ наиболее архаических вариантов этих игрищ убеждает в том, что в них в драматизированно-игровой форме предстают ритуальные действа, совершавшиеся в языческой древности вокруг еще живых, а не мертвых объектов ритуала. Особенно показательно в этом смысле игрище в «смерть», разыгрывавшееся в глухих селениях на Ветлуге. Самое оформление облика ряженого «мертвецом» содержит весьма архаические, красноречиво говорящие об истоках образа элементы: «Мужчина надевает рубашку белую, штаны белые, онучи белые, лапти новые с веревками, перевитыми, как у живого подчеркнуто мною. Из убранства «мертвеца» следует выделить рубашку, штаны и онучи белого цвета — архаического цвета траура, причем одежда крестьянская, подпоясанная пояском, а не в виде савана что распространено в различного рода карнавальных действах при изображении покойников или смерти ; лапти новые — архаический элемент традиционной похоронной обрядности. Самое же главное для понимания сущности образа — перевязь лаптей, как у живого: в похоронной обрядности элемент «наоборот» играет первостепенную роль — вспомним хотя бы круговую чашу, которая пускается влево, а не направо, как на праздничном пиршестве, круговые танцы, идущие влево «коло наопак» у южных славян и т. Маска на лице «мертвеца» — предмет особого исследования в аспекте знаковой сущности ее.

Предварительно лишь заметим, что, по всей видимости, генезис антропоморфной маски связан с ритуалом проводов в «иной мир» и в традиционном ряжении маска на лице «мертвеца», как и в похоронной обрядности, восходит к этому ритуалу. Важнейший элемент оформления образа «мертвеца» — салазки. Они соотносятся как с формой отправления в «иной мир» на санках, так и называвшейся «посадить на саночки» ср. Вой, плач, причитания также соотносятся как с похоронной обрядностью, так и с ритуалом проводов на «тот свет». Значимость, придававшаяся ритуальному действу, проявляется в отражении общественного характера его. У всех у них в руках туго свитые жгуты, которыми они беспощадно хлещут парней из чужой деревни и приезжих девиц. Участие в игрище женатых мужиков особенно важно как проявление его прошлой ритуальной значимости и длительной трансформации в народной традиции, участие же в нем парней и приход всей этой ватаги ряженых на посиделки говорит о процессе перехода архаического ритуального действа на молодежную среду. Важнейшим для понимания языческой сущности действа атрибутом являются крепкие жгуты в руках «покойников». Такие же детали, как переход отправления основного действия языческого ритуала, а также и орудия действия в нем, на самих «покойников», равно как и хлестание инодеревенских, являются следствием переосмыслений и позднейших привнесений в процессе трансформации языческого ритуального действа в драматизированно-игровое.

Переход основного действа изжившего себя ритуала с объекта этого действа на молодежную среду и детей — типологическое явление истории традиции. Очень важные для понимания генетической сущности святочных игрищ в «умруна» сведения содержатся в варианте из «Этнографического бюро» В. Тенишева, введенные в научный оборот С. Обернутого в саван ряженого «покойником» вносят в избу. Особенно значительно в этой форме изображения «умруна» то, что туловище его изображал не один, а четверо или даже шестеро парней, один из которых запрокидывал голову вниз, изображая лицо мертвеца. Вошедшие в избу ряженые с «умруном» обращались к хозяевам: «На вашей могиле какого-то покойника нашли, не вашего ли прадедка? Все это рождает вопрос: не несут ли эти рудиментарные формы древнего языческого ритуала не только отражение общественного характера ритуального действа, но и того обстоятельства, что языческие «посланцы» отправлялись и в сопровождении свиты? К пониманию генезиса и функционального назначения святочных игр с «покойником» подошел В. Чрезвычайно важные в этом смысле данные содержатся в материалах архива Русского географического общества, где содержится описание того, как в старину в Вологодской губернии на Святках «молодые робята и девки играли пахомом, имауком и всяко в церковной трапезе».

Значимость языческого действа, перешедшего в христианскую обрядовую традицию, проявляется таким образом в существовавшем в давнишнее время разыгрывании драматизированного игрища в храмовой трапезной: как известно, на христианские храмы отчасти перешли функции языческих святилищ. Сообщение это вызывает постановку вопроса о генезисе и сущности игрищ в «умрана» в нескольких аспектах: А по аналогии с похоронными играми, где, в числе прочих действий существовало и обыкновение вынимать покойника из гроба, ставить его светить играющим зажженными свечами или лучинами; Б по аналогиям в святочных и похоронных играх мотива активного участия покойника как действующего лица в происходящих игрищах. Предваряя последующий сравнительный анализ игрищ в умруна с похоронными играми рассмотрением отдельных элементов игрищ с покойницкими мотивами, сразу же заметим: сопоставление игр ряженых с мотивами смерти и похоронных игр приводит к заключению о том, что в них, по существу, фигурируют не покойники, а еще живые люди, играющие активную роль в происходящем вокруг них ритуальном действе. При этом следует отметить противоречивые элементы в самих приемах оформления образа «умруна», свидетельствующие о длительной трансформации игрища в народной традиции, утрате и забвении первоначальной сущности основного действующего лица игрища. Поздние по общему оформлению игрища содержат весьма архаические элементы, способствующие пониманию генетических корней игрища. В нем лежащую на скамье или доске девицу, после разыгрывания причитаний и отпевания с зажженными свечами, выносят из избы и роняют в сугроб. Ряжение «в смерть» соотносится с похоронными играми и в том плане, что в нем допускались игрища вокруг настоящих покойников. Из разных вариантов игрищ ряженых с настоящим покойником особое внимание привлекает вариант, в котором, как и в похоронных играх, действие происходит вечером и ночью, расходятся же с игрищ на рассвете. Ряженые, улучив удобный момент, настоящего покойника потихоньку выносили в сарай или в клуню.

Вместо него на лавку или на стол, в зависимости от того, где лежал покойник, ложился ряженый «покойником». Другой же ряженый залезал под эту лавку или под стол. Когда кто-либо из присутствующих, увидав движение усов «покойника» или какие-либо иные признаки жизни, восклицал: «Степан воскрес! Еще более существенные аналогии содержатся в дальнейшем развитии действий. Особо выделить здесь следует три момента. Реплика о воскресении содержит реминисценции идеи метемпсихоза. И, наконец, пожалуй, что самое важное: сидящий под столом ряженый вызывает ассоциации с устроителем «да и» южных славян, лежащим под столом во время «прощальной» трапезы в его честь. Иначе говоря, сущность этого обычая заключается в формальном отправлении основных моментов ритуала проводов в «иной мир» и поминальных действ, следующих за похоронами покойников, над пожилыми людьми, сами себе их устраивающими. Принципиальное же различие между «поманой» «даей» «кумидом» и обычаем «на саночки» состоит в финале: «на саночках» остаются умирать, в то время как в «помане» устроитель ее, постояв на кладбище на приготовленной для себя могиле возле собственного памятника и отпировав на застланной скатертью могиле, благополучно возвращается домой вместе с остальными участниками ритуального действа.

По всей видимости, и лежащий под столом со свечой в руках устроитель «да и», и «мертвец» на ложе вместо настоящего покойника с сидящим под столом ряженым по форме представляют собой переходное явление от сидящего за столом на прощальном пиршестве уходящего в «иной мир» к уложенному в ритуальной похоронной одежде на погребальном ложе покойнику, вокруг которого происходили ритуальные общественные сборы с их пиршествами и игрищами. Проявляются аналогии также и с мотивами украинских и балканских преданий об отказе от обычая отправления стариков на «тот свет», но, разумеется, в гораздо более опосредованной форме: в преданиях мудрого старца выводят с почетом из временного укрытия, в финале же игрищ «мертвец» пускается в пляс или проявляет себя другими недвусмысленными признаками жизни, подчас и вслед за собственными «поминками», разыгрывавшимися иногда и после ухода его «свиты» в другую беседку. Здесь мы видим некоторый диссонанс с традиционной похоронной обрядностью, в которой поминки происходят после похорон при участии хоронивших покойника. Что касается переодевания в женское платье одного из мужиков, составляющих «свиту», это может быть и рудиментом этапа трансформации ритуала проводов на «тот свет», имевшего место в прошлом, — перевода односельчан, достигших возрастного предела, в разряд, которому предстоит доживать жизнь на женской половине или в отдельном домике чешск. Оно может быть и следствием смещения знакового выражения сущности ритуала с основного объекта действий на отправителей ритуальных действ — явление, характерное для трансформированных языческих ритуальных действ на всем протяжении истории традиции христианской эпохи. Последнее тем более вероятно, что это лицо выступает в качестве центрального персонажа на «поминках». Смещения и синтез рудиментов языческих образов и ритуальных действ — типологическое явление истории народной традиции. Изложенные факты несут в себе дополнительные свидетельства в пользу положения о генезисе ряжения «умруном» как пережиточной формы ритуала проводов на «тот свет», некоторые элементы которого маска, салазки и др. Сопоставление поздних вариантов игрищ с мотивами смерти и архаических обрядов дает весьма показательную картину трансформации символики вследствие утраты ритуальной сущности действа.

Если в архаических вариантах ряжения «умруном» оформление костюма его строится таким образом, чтобы была ясна ритуальная сущность персонажа посредством оформления деталей, подчеркивающих, что образ ряженого представляет собой не мертвеца, а живого человека, передвигающегося на собственных ногах, то в поздних вариантах появляется гроб как элемент реквизита. Здесь наблюдается картина, аналогичная действам с похоронными мотивами в другие календарные сезоны, например, «похоронам Костромы», «похоронам кукушки» и т. Существенное значение для понимания генетической сущности игрищ в «смерть» имеет рассмотрение финальных действ. Особенно важна вариативность их на протяжении времени. Святочные игры с мотивами смерти не всегда можно с уверенностью интерпретировать в силу архаичности их основы и длительной трансформации в традиции. Образ его оформлялся главным образом вымазыванием белым. Финал ее — пляска «мертвеца» — имеет аналогии как в драматической, так и в устно-поэтической традиции. В еще более осложненной переосмыслениями и драматизацией форме этот мотив проявляется в народной драме «Маврух», разыгрывавшейся также на Святках на Русском Севере. В устно-поэтической традиции аналогичный мотив нашел выражение в поговорках и загадках: «Чудак покойник: умер во вторник; стали гроб тесать, а он вскочил да и ну плясать».

Положение подтверждается видимой трансформацией этой пословицы-загадки в фольклорной традиции: в сборнике В. Все изложенное говорит о том, что финальная пляска «мертвеца» в рассматриваемом варианте святочного игрища может быть и результатом смещения порядка языческих ритуальных действ при проводах на «тот свет», и символическим выражением перехода от умерщвления к знаковым формам выражения отхода от этой языческой формы обычая. Сущность святочных игрищ «в смерть» как рудиментарных форм языческого ритуала проводов на «тот свет» подтверждается эпилогом их, завершающим святочные игрища. Делали чучело из соломы и тряпок, покрывали его платками и, как покойника, провожали за деревню; причитали каждый по-своему, кто вопил по брате, кто по матери… доходили до конца деревни, чучело бросали, а платки разбирали их собственницы. Возвращаясь, устраивали вроде поминок, пекли в складчину блины и пр. Следует отметить еще одно существенное обстоятельство. Игрища в «умруна», в «мертвеца», «в смерть» и т. Также и наиболее архаичные формы похоронных игр известны в местностях, в которых зафиксировано бытование обычая отправления стариков на «тот свет» — в Подолии, в Буковине, в Закарпатье. Обстоятельство это — еще одно свидетельство того, что и святочные игрища с мотивами смерти, и похоронные игры восходят к одному источнику.

И в этом смысле особенно важны данные из Подолии: она давно известна как резервация славянских древностей, и в ней зафиксированы и рудименты ритуала проводов на «тот свет», и архаические варианты игрищ с мотивами смерти, и похоронных игр. Дополнительным аргументом в пользу высказанного положения может служить сопоставление локальных названий игрищ с мертвецкими мотивами, смерти и покойников. Игрища: в «умруна», в «умрана», «в смерть». Смерть — «выход». Могила — «ухаб». Для понимания сущности языческой символики образа ряженого «умруном» в соотношении с другими образами новогоднего ряжения существенно соображение В. В соответствии с этими поверьями в деревне… широко использовались образы не только мертвецов, но и привидений, чертей, кикимор и проч. Языческая символика этого образа становится ясной после рассмотрения игрищ «всмерть» — в «умруна».

Он делил святки на первую половину, которые назывались «святыми» и вторую, которые назывались «страшными». Понимаете теперь, что по 6 января нынешнего у христиан — сорокадневный пост, и никаких колядок не может быть? Да и праздника нового Года тоже! Вот такие выверты календаря случились. А что же с празднованием Коляды? А это смотря у кого и когда! Пост перед рождеством 9-12 века назывался «Филиппов» и было несколько дней перед семидневным постом, в которые можно было веселиться. По сути, для христиан это был некий праздник Солнца. По старому стилю календаря Коляда приходил 8-9 декабря, Филиппов пост начинался 17 декабря, с 12 по 17 декабря и было праздником молодого Солнца. Всё было празднично, ряженые дети и взрослые пели под окнами, им выносили сочни, давали мяса, рогушки, молоко, олашки. Увы, только со времён крещения Руси 9 век до 1166 года. В этот год рождественский пост стал сорокадневным, и напрочь перекрыл собой праздник Молодого Солнца. То есть после крещения Руси, праздник Солнца радовал восточных и южных славян три века, а там — тссс.

Новый год — языческий праздник?

Ранее Комоедицу, так называли Масленницу, славяне отмечали в день весеннего равноденствия, это был языческий Новый год. Настоящий Новый Год (вернее Новолетие) — это день весеннего равноденствия, как и было до 1492 года. По славянским языческим традициям новый год наступал не в январе, как мы привыкли, а в марте. Новый год язычники тоже праздновали не как сейчас, а весной, в марте: именно тогда заканчивается зима, пробуждается природа – это повод для нового отсчета времени.

Дед Мороз-демон и эротические игры: как отмечали Новый год древние славяне

Интернет пестрит страшилками, а также историческими повествованиями и легендами о Новом годе. Новогодние, предрождественские традиции окутаны мифами и домыслами. И люди каждый год это обсуждают, из мифов рождаются легенды. Рассмотрим их поближе.

А заодно узнаем ответы на извечные вопросы: а правильно ли, учитывая языческие корни многих традиций, наряжать елку и встречать Деда Мороза со Снегурочкой. Колядки — как помощь Солнцу "В праздновании Святок осталось много чего от языческого праздника древних славян Зимнего Солнцеворота", - гласят многие источники. Исторические справки повествуют: начинали его праздновать в конце декабря, когда солнце поворачивало на лето, дни становились короче, а ночи длиннее.

Привычка украшать дом елкой пришла к нам из Древней Руси: колючки отгоняли злых духов от жилища. Морока, Трескуна и Морозко, добрых зимних духов, приносивших снега и морозы, задабривали с помощью киселя, кутьи и блинов. Все это выставляли на окна. Позднее появилась привычка ходить с подарками для духов по улице и угощать всех желающих. И все это сопровождалось песнями, шутками и плясками. Овсень — брат-близнец Коляды. Радовали славяне этого братца кашей. Сначала топилась печь, и, пока она не была готова, к муке вообще категорически нельзя было прикасаться. Иначе проку от праздничной каши не будет абсолютно никакой. А пока хозяйки шептали заклинания, чтобы ближайший урожай был хорошим и все были сыты целый год, пока не придет время новых посевных.

Затем надо было низко поклониться горшку с кашей и только потом поставить в печь.

Кoгдa тoлпa pacпaлялacь aлкoгoлем, чyчелo Мacленицы-Мapены cжигaли и шли «бyдить медведя», poль кoтopoгo игpaл зaлегший в чaще pяженый, oдетый в шкypy звеpя. Paзбyдить егo мoглa девyшкa, пoпpыгaв нa нем, видимo, этo былo cимвoличеcким coвoкyплением женщины и живoтнoгo, кoтopoе дoлжнo былo paзбyдить мaть-пpиpoдy oт cпячки. Paзбyженный «медведь» pевел и гoнялcя зa девyшкoй, пocле чегo нaчинaлиcь игpищa, oтнюдь не вcегдa пpиcтoйные. Пpaвocлaвнaя вcтpечa нoвoлетия Пocле пpинятия Pycью пpaвocлaвия, дyхoвники бopoлиcь c язычеcкими пoвеpьями, кoтopые тo и делo пoявлялиcь в paзных меcтaх вплoть дo XV векa. Oдним из метoдoв тaкoй бopьбы был пеpенoc пpaздникoв, и Hoвый гoд пеpенеcли нa пpoтивoпoлoжнoе вpемя гoдa — нa 1 cентябpя, кoгдa coблюдaть oбpяды cмыcлa не былo: впеpеди былa зимa, для язычникa oлицетвopяющaя cмеpть. Былo этo cделaнo, кaк yкaзывaет в cвoей cтaтье «Kaлендapь и тpyдoвaя деятельнocть челoвекa» филocoф Baлентинa Гищенкo, тoлькo в 7001 гoдy oт coтвopения миpa в 1492 гoдy , пoтoмy чтo paнее ждaли кoнцa cветa, кoтopый дoлжен был нacтyпить в 7000 гoдy.

Koгдa cтaлo яcнo, чтo oжидaние иcтеклo, a «миpy еще быть», дyхoвенcтвo зaнялocь пpoблемaми и ввелo нoвyю дaтy нoвoлетия.

Племен было много, но обряды были схожими. Откуда пришли славяне и принесли свои обычаи пока остается загадкой для историков. Хотя легенды утверждают, что наши предки — выходцы из великой Северной страны, где сейчас нет ничего кроме снега и льда, но в далеком прошлом там жили мудрые люди, умевшие летать, и их страна называлась греками Гипербореей. Волхвы — хранители обычаев славян, унесли в небытие многие тайны. До нас дошли лишь некоторые обрывки славянских традиций.

Как искры во тьме, они приоткрывают для нас частицы истории. В жизни славян можно выделить два события, напоминающих встречу Нового года. Оба они зависели от астрономического положения солнца: Коляда — Солнце-младенец, только что родившееся в день Зимнего солнцестояния 21 декабря ; Ярило — Солнце-юноша, набирающее силу в день Весеннего равноденствия 21 марта. Весенний Новый год Комоедица славяне-солнцепоклонники праздновали в марте, когда Земля начинала пробуждаться и Солнце-Ярило набирало силы. В это время соблюдались такие традиции, как: Поминание предков, проводившееся за 2-3 недели до славянского весеннего Нового года. Масленичные обряды, дошедшие до нас, некогда назывались Комоедица.

В утро «поворотного дня» славяне выходили поприветствовать Солнце-Ярило.

Новолетие, Славянский Новый год

У древних германцев год разделялся на зиму, весну и лето; первая часть времени у них почиталась священною, потому что тогда отправляли важнейшие праздники в честь кумиров. Со временем это разделение изменилось. На Руси существовало долгое время пролетье, то есть первые три месяца, и с марта начинался пролетний месяц. В честь его праздновали авсень, овсень или тусень, который в последствии перешел на новый год. Самое же лето в древности заключалось в нынешних трех весенних и трех летних месяцах, - последние шесть месяцев заключали зимнее время. Переход от осени к зиме тушевался подобно переходу от лета к осени. III, с 45,94, т. IV, 129,152, т. Известно что, праздник как явление способен сохранять на протяжении длительного времени самые глубинные основы народного духа. Именно поэтому, внимательное исследование праздников, зафиксированных письменными источниками и этнографическими свидетельствами может пролить свет на ранний пласт народных верований. В нашем представлении праздник - это остановка будничного течения дел, отдых и развлечения.

Поскольку на Руси уже тысячу лет существует христианство, - это еще и вереницы нарядных, смиренных прихожан, торжественно украшенные церкви, крестные ходы и далеко льющийся, мелодичный колокольный звон. Весь год русского человека заполнен церковными праздниками, но почти все христианские праздники возникли на месте старых языческих. Образовалась своеобразная амальгама двух вер, официальной христианской и народной языческой, и народная, не смотря на тщательные попытки ее искоренения, продолжала жить и живет по сей день. Можно думать, что именно отзвук двойной системы нового года - народный и официальной - мог сказаться в ряде памятников древней литературы, упоминающих периоды годовой жизни русских. Некоторые из них начинают первый период года с зимы, указывая как на начало ее святочное время. Праздник - это всегда катаклизм, момент временной смерти и одновременно нового рождения мира. Поскольку в декабрьско-январские дни полевые сельскохозяйственные работы не совершались, земледельцы ограничивались знаками оберега на хранилищах хлеба и самом хлебе; обрядовые же действия проводились преимущественно с целью предохранить от несчастья имеющийся в наличии домашний скот и птицу, игравших большую роль в экономике крестьянского земледельческого хозяйства. В проведении таких обрядов принимала участие вся семья, обычно возглавляемая старшим членом ее. В орловской губернии этот обряд выглядел следующим образом: после обедни брали икону с зажженной свечой, топор, миску с освященной водой и соломенное кропило. Хозяин при этом, одевал шубу, шерстью наружу.

Вся семья отправлялась на скотный двор впереди сын или брат хозяина, согнувшись, несет топор острием вниз, за ним - кто-нибудь из женщин с иконой, затем несут кадильницу и сзади всех хозяин с крещенской водой. Идут молча и останавливаются посреди двора, где приготовили корм для скота: разломанный на куски хлеб, ржаные лепешки, испеченные на рождество и новый год, зерновой хлеб и по шесть немолоченных снопов разных злаков. Хозяйка отпирает хлев и выпускает скотину, которая, увидев еду, начинает ее есть. Хозяева трижды обходят скотину кругом, и хозяин каждую голову ее кропит водой; топор перекидывают через скот крест накрест.

Овсень малый — 2024: традиции, что можно и нельзя делать Приход весеннего «Нового года» — это повод для народных гуляний, веселья, спортивных состязаний. Люди выходят на улицы, радуются солнцу и новому сезону.

Принято также звать близких и друзей, накрывать стол, угощать гостей. Одной из традиций Овсеня малого является приветствие рассвета. Важно проснуться рано утром и поймать первый луч солнца, чтобы встретить новый день с радостью и благодарностью.

Под конец собирались на площади в центре села и там продолжали свои буйные танцы и игры до самого вечера [26] [27]. У западных славян[ править править код ] Рыба по-гречески. Традиционное блюдо польской кухни, часто подаваемое к рождественскому столу Чешский традиционный рождественский ужин — жареный карп с картофельным салатом У западных славян новый год совпадает с днём святого Сильвестра у лужичан Новый год — Nowe leto. Сочельник Нового года у поляков называется «щчодры вечур» польск. В восточной Мазовии канун Нового года называют также «жирным сочельником» — польск. Лемеху подавали густо политой жиром, чтобы «телята были толстыми».

Девушки мазали головы друг другу на благополучную жизнь. В некоторых сёлах девочки ходили с лемехой по соседям и ею мазали им руки, с пожеланиями: «Дай бог, чтобы дождались счастливого следующего года». Парни мазали окна лемехой с сажей и пеплом, причём в первую очередь в тех домах, где есть девушки на выданье [13]. В польском Поморье совершалось «выщелкивание» польск.

В пьесе Мороз обрел статус деда, у него появилось неведомое потомство, внучка-снегурочка. С советских времен дедушка и его внучка становятся неразлучными предстоятелями «новогодних кощун». В латинских странах роль Деда Мороза стал выполнять св. Западный Санта Клаус совершенно другой персонаж, чем Дед Мороз, но это отдельная история, и к нашему повествованию она не относится. Если сравнивать Деда Мороза с каким-либо другим мифологическим персонажем, то его ближайшим аналогом является финский «лесной человек» Йоулупукки.

Сейчас Йоулупукки выглядит как привычный всем Санта Клаус, с белой бородой, в красной шубе и шапке, но еще в XIX веке его изображали в козлиной шкуре и иногда даже с маленькими рожками. У Йоулупукки есть жена — Муори Muori, «старая хозяйка» — олицетворение зимы. Отметим и запомним основные черты финского Йоулупукки — первоначально это существо в козлиной шкуре и с маленькими рожками. На кого он похож, спросим мы заинтересованного читателя? Христианам очень хорошо известно такое козлокопытное существо. У «лесного человека» есть жена с очень интересным именем — Муори, воплощающая зиму. Все атрибуты финского Йоулупукки можно целиком перенести и на нашего Мороза Ивановича. Мороз неадаптированных русских народных сказок не обладал веселым нравом современного «дедушки», это был жестокий и беспощадный мифологический образ. Он мог заморозить насмерть путника, домашнюю скотину или уничтожить холодом озимые посевы.

Он использовал свой посох для избиения непослушных, а заплечный мешок — не для подарков, а для сбора приношений, вернее для жертвоприношений себе, как низшему языческому божеству. Имя «Мороз» в языческой мифологии связано с мраком, холодом и смертью отсюда выражение — «смертельный холод». Его имя родственно таким словам, как «мор», «мрак», «марево», «морок», «морочить», «смерть» и т. Вспомним Йоулупукки и его жену Муори. Её тоже объединяют с темнотой, морозом и смертью. От Исландии до Индии известны мифические персонажи с именем, главной частью которого является корень «мор». Эти действующие лица могут причинять всяческое зло: буддийский Мара, искушавший праведных отшельников, скандинавская «мара» — злой дух, способный замучить спящего, «затоптать» его насмерть, Морриган, Богиня древних ирландцев, связанная с разрушениями и войной. Французское слово «кошмар» из того же ряда. Учитывая сказанное можно с определенностью сказать, что «Мороз Иванович» является подземным хтоническим низшим божеством или проявленным действием более мощного божества, связанных со смертью, подземным миром и царством мертвых.

Недаром участник сказки про Морозко встречается с ним, попав в другой мир, через колодец. Колодец выступает здесь как эзотерический вход в лоно земли, в другой, подземный мир. Скорее всего, Морозко есть воплощение действий славянского божества — Велеса «скотьего бога» , бога богатства, скотоводства и плодовитости. Однако, помимо указания на скотоводство и богатство, имя Велес имеет еще одну бытийственную сторону — культ мертвых, ранее живших предков, а также душ умерших. На эту сторону указал А. Веселовский, приведя ряд балтийских параллелей welis — литовск. Вещественным олицетворением Велеса часто был змей, ящер. Быть может, именно здесь мы найдем объяснение позднейшей связи Велеса с культом мертвых. Животным, символизирующим этого бога, был медведь.

Велес — Велесатый, волохатый; отсюда — волхв — тоже волохатый может быть, одетый в медвежью шкуру. С Велесом связано созвездие Плеяд — Волосынь, сияние Волосынь предвещает удачную охоту на медведя. Медведь, «лесной царь», владыка леса, вспомним, кто такой Йоулупукки — «лесной человек», повелитель леса. Велес — это бог, выступающий в медвежьем обличье. Возможно, что само имя его было лишь нарицательным иносказанием, вызванным табу на скрытое и подлинное имя: Велес — волохатый, косматый, как позднейший медведь — мед ведающий, как лось — сохатый, рогатый. Надо отметить, что русские крестьяне-земледельцы, придерживающиеся архаичных языческих представлений, еще в XIX в. Хлеб был убран, поле омертвело, земледелец сложил свою «добычу» в крестцы, и лишь тогда вспомнил о Велесе, оставляя ему колосья «на бородку», завязав их узлом. Наряду с этим обычаем у некоторых славянских народов существовало почтительное отношение к последнему снопу, увозимому с поля. Его называли «дедом», «стариком», «бабой», его зерна считали плодовитыми и примешивали их к новым посевным.

Составление мертвого, убранного поля с велесовой бородой и последним снопом объясняет связь Велеса с миром предков, покоящихся в земле и помогающих ее плодородию. Умершие предки, напоминали срезанные серпами колосья.

История Нового года: как отмечали праздник наши предки

Коляда - история и традиции славянского праздника — 09.01.2024 — Статьи на РЕН ТВ	У славян языческий Новый год связывался с божеством Колядой и праздновался в День зимнего солнцестояния.
Начало и празднование Нового года в России	Славянский Новый год – Новолетие 7529 лета.
НОВОЛЕТИЕ – славяно-арийский Новый "Год"	Васильев вечер (канун Нового года в славянской традиции) — день народного календаря у славян[1], приходящийся на 31 декабря (13 января).
Славянский языческий Новый год |	Исследователи утверждают, что новый год у славян начинался примерно с 20-х чисел марта.
Что за праздник НОВЫЙ ГОД ?	Главная» Новости» Славянский языческий праздник 7 января.

Как празднуют Новый Год славяне в 2024 году?

Мы до сих пор желаем друг другу многолетия, долголетия, интересуемся, сколько прошло лет а не годов. Славянское Новолетие празднуют в день осеннего равноденствия в разные годы выпадает то на 21, 22, 23 сентября или около этих дат. То есть, у этого праздника есть астрономическая привязка. Равноденствие — это равенство дня и ночи, с этого момента дневные часы начинают убывать, а ночные — прирастать, вплоть до зимнего солнцестояния, после которого уже ночь пойдет на убыль. К весеннему равноденствию продолжительность дня и ночи снова сравняются, после чего начинают уменьшаться уже ночные часы. В первый день каждого Нового Лета отмечается одно их главных событий древнейшей истории славян, Великий праздник Божественного Начала.

В честь этого праздника назван и первый календарный месяц — Рамхатъ. Своими корнями это событие уходит в глубокое прошлое, возможно, ему не одна сотня тысячелетий. Древние легенды говорят о том, что чуть более 13 тысяч лет назад в результате планетарной катастрофы Земля изменила наклон своей оси, что и послужило началом нового летоисчисления - от Великой Стужи — известной в науке как Великое Похолодание, Ледниковый период. Это новое летоисчисление было приурочено ко дню осеннего равноденствия.

Солнце, едва выходящее над горизонтом, «умирает».

Карачун не празднуют, но при его наступлении проводятся специальные обряды для очищения и освобождения от всего ненужного. Можно заглянуть в свою судьбу, гадая в эти дни, или отправиться к ведунам. А в ночь с 24 на 25 декабря приходит Славянский Праздник Коляда — это праздник победы сил света над тёмными силами. С этого момента день начинает прибывать, как говорят в народе «на воробьиный скок» или «на заячью лапку». Коло — колесо.

Коловрат — Солнце. Прыгали через костер, очищаясь в его пламени. Ряженые и колядки — главные черты праздника! Ряженые надевали на себя звериные шкуры, рога, уши и хвосты. Мастерили особые личины-маски.

Обряжались в одежды противоположного пола и возраста, малышей одевали старичками. Калядовщики собирались в ватаги и ходили по домам с величальными песнями в обмен на угощения. По сути, колядки — это заговоры-пожелания на благополучие нового года. В зависимости от того, насколько хорошо хозяева отблагодарили гостей, колядки могли быть как добрыми, так и злыми, даже угрожающими! Хороший обычай.

Снова нашлись удивительные совпадения. Дата — 3 дня после Солнцестояния. Обряды очищения и преломления хлеба. Праздничные гуляния в завершение поста. Название этого праздника происходит от славянского слова «сочиво».

Сочиво — сок из семян, употребляемый для приправы, вместо масла, а также пища, приправленная этим соком.

В сентябре устраивали широкое гуляние, а в марте — народные пляски и встречали лето. Как Новый год праздновали на Руси в период раннего христианства Как и сегодня, сентябрьский праздник начинался в ночь с 31 августа. Семья, близкие и друзья собирались за одним столом и угощались торжественными блюдами и медовухой. Ушедший год обсуждали до полуночи, с громом пушек и колокольным звоном наступал новый год. Поздравлением был троекратный поцелуй, которым мы поздравляем друг друга на Пасху. В 1698 россияне отметили торжество 1 сентября в последний раз, когда на главной площади восседал Петр I. Раньше на ней собирались царь и глава церкви, которые обращались к народу.

Патриарх благословлял на новое правление царя и народ. Это был последний год , когда русский царь встречал год на площади с народом. Интересно, что поздравление родных и близких с новым годом также сформировалось не сразу, а лишь к началу XVIII столетия. До этого праздник был лишь церковным обрядом. Нововведения Петра I в празднование Нового года Один из главных реформаторов России Петр I решил по-своему устроить Новый год, и переводя наши традиции на европейские стандарты , отменил существующее летоисчисление и указом 1699 года установил начинать отсчет лет от Рождества Христова, а год с 1 января. По указанию царя праздник начинался с молитвы, звона колоколов и пушечных выстрелов. Тогда же началось формирование европейского обычая поздравлять друзей и близких. Улицы и дома украшались еловыми ветками.

Устраивался и торжественный военный парад. Государь вместе с войском шел на литургию в Успенский собор. После всех православных обрядов царь поздравлял народ и принимал поздравление. Высшее духовенство удостаивалось чести сидеть за торжественным столом с государем. Народ же в это время угощался праздничными кушаньями перед дворцом. Ночью все города горели яркими огнями и зажигались фейерверки.

По другому предположению Дед Мороз это не кто иной, как Бог зимы, снега и холода. Наши предки представляли его в образе богатыря- кузнеца, который сковывал реки и озёра «железными дорогами». Естественно, его образ нельзя представить без шубы мехом внутрь шубы мехом наружу вошли в обиход только в начале XX века и без волшебного посоха он сын Велеса и Мары. Недаром греко-кафолическая церковь заклеймила Деда Мороза «языческим персонажем», в отличие от Санта-Клауса, т. Николая Патерского «св. Николая» , жившего в III в. Портрет Санта-Клауса впервые был написан в 1862 г. Томасом Настом.

Как менялись новогодние традиции: от жертвоприношений до неоновых гирлянд

Если сегодня Новый год принято отмечать в семейном кругу, то славянское Новолетие – это общинный праздник, который праздновали, собираясь вместе с близкими родами. По языческим традициям будущий год наступал у славян не в январе, как мы привыкли, а в марте. Сентябрьский Новый Год у славян Более всего сохранилось в памяти людей празднование Нового Года в сентябре — православная церковь лишь относительно недавно перенесла начало года к официально принятым принципам летосчисления.

Как и когда проходил славянский новый год – народные приметы и суеверия

Постоянный поток энергии отражался не только в стиле празднования, но и в принесенных близким людям подарках. Если современный человек покупает любые вещи, которые понравятся любимым, то в древней Руси такого понятия, как случайный подарок не было. Были четкие условия, при которых презент не только помогал, но и не вредил. С тех времен сохранилась традиция не брать подарки в дом от малознакомых людей и не брать их через порог. Ценились дары природы: они улучшали защиту дома и использовались для приготовления еды. Амулеты или венки, сделанные из натуральных элементов, отражали хорошие намеренья — принесенные подарки всегда с радостью принимались. Подарки не были обязательными. Празднование проводилось большими группами, а увеселительные забавы их объединяли. Время для совместного отдыха было самым важным подарком как для взрослых, так и для детей. Языческий НГ Современному человеку трудно представить языческое празднование. На нем не было традиционной елки, пестрых украшений или веночков на двери.

Люди не наряжались в костюмы тотемных животных, а угощения отличались от тех, что ставятся на современном праздничном столе. Выказывая уважение силе природы, славянин не пытался украсить праздник — для него был значимый сакральный смысл. Люди приносили долгожданное вознаграждение за свои труды: они подводили итоги, и если у них в прошлом были проблемы, просили о помощи. Обращение к природе было важным, потому что она дарила человеку пропитание, энергию и возможность обеспечить свою семью. НГ по славянскому календарю, который начинался в конце сентября, предшествовал похолоданию. Славяне готовились к холодной зиме и наслаждались последними теплыми деньками. Ночь становилась длиннее, поэтому и праздник проводился в темное время суток. Отмечать 21 сентября в древности мог каждый вне зависимости от его состояния. Богатые и бедные славяне не пересекались, но каждый мог встретить новый цикл. Современная интерпретация языческого Нового года Современным языческим торжеством является народное гуляние.

Оно проводится по определенному положению луны или перед приходом сезона дождей. В начале или в конце сентября современные люди собираются в большие группы, и отправляются в места, где сохранилась нетронутая природа. Это могут быть речные склоны или берега озер. Разбивается лагерь у воды — в центре в обязательном порядке разводится костер. Празднование славянского Нового года начинается в полночь. Для знаменного дня выбирается одежда с натуральных материалов, и плетутся венки. Угощения готовятся только с сезонных продуктов: лучше использовать овощи и фрукты, выращенные на своем огороде. Отпраздновать в таком стиле можно не только важный переход на новый цикл, но и приход зимы или прощание с летом.

Николая Патерского «св. Николая» , жившего в III в. Портрет Санта-Клауса впервые был написан в 1862 г. Томасом Настом. Причём, портрет писался со слуги Мора, круглого жизнерадостного голландца. В настоящее время образ нашего Деда Мороза усиленно вытесняется образом похороненного в г. Между прочим, в украшении ёлки есть глубокий обрядовый смысл: в вечнозелёных растениях, по поверьям, живут души предков. Поэтому, украшая ель сладостями, мы приносим дары своим предкам.

Празднование Нового года на Руси до принятия христианства Постепенно торжество приобретало массовый охват и стало официальным праздником. Некоторые из обрядов и традиций сохранились почти в неизменном виде и сопровождают нашу жизнь. Интересно, что раньше славяне жили только в зиме и лете. Смена двух времен года и знаменовала торжественный переход. Они продолжались 12 дней и означали конец зимы и года — Комоедица. На зимнее солнцестояние принято вспоминать умерших и проводить масленичные обряды. В день весеннего равноденствия русские выходили во дворы, встречая Солнце Ярило, в честь него пекли блины и устраивали уличные гуляния. Поговорка «первый блин комом» пришла именно от древних славян, которые приносили первый блин Медведю покровителю бога скота. Ну а «новогодней елкой» для славян было дерево вишни, вокруг нее водили хороводы. Второй новогодний праздник наши предки отмечали в конце декабря во время зимнего солнцестояния — на Коляду. В эти сутки была самая длинная ночь, когда уходило «старое» солнце Световит и рождалось молодое. Люди поклонялись Велесу, подарившему календарь «Кола дар». На торжество было принято разжигать костры и устраивать гуляния, во время которого зажигали дерево и носили его по всей деревне. От него у каждого дома зажигался новый огонь. В избах гадали на будущее и призывали предков. Посещал славян и Дед Мороз Корочун , его угощали кутьей. Дома украшали еловыми ветками, символизирующими мироздание. Празднование Нового года после Крещения Руси С Крещением в 988 году на Руси кардинально поменялись традиции и праздники. Появляется новое исчисление времени и юлианский календарь, каждый месяц носит определенное название. Новоиспеченные христиане праздновали новый год 1 марта по расчётам православной церкви. Несмотря на позднее начало посева на севере, и там торжество стали праздновать 1 марта.

Поверья гласят, что Йольский кот может украсть ребенка из семьи, которая пренебрегает традициями праздника. Праздничный покровитель не любит тех, кто отмечает Йоль в одиночестве, накажет или вовсе похитит. Обновки — одна из праздничных традиций. Чтобы защититься от проделок кота, йольским утром покупали новую одежду, чаще сшитую из красной шерсти. Ее полагалось носить до завершения празднования. О тех, кто отмечал Йоль в старой одежде, говорили: «он надел на себя Йольского кота». День Зимнего Солнцестояния у славян — обычаи предков Канун зимнего праздника носил имя божества зимы и смерти Карачуна. С преддверия Солнцестояния зима берет верх, власть над миром до весны принадлежит темным языческим богам. После самой длинной в году ночи рождается новое солнце в образе Коляды, одной из ипостасей Даждьбога. Пока он юн, солнце греет слабо, но к весне бог подрастет, и солнечного света станет больше. За Солнцестоянием следуют Велесовы дни, которые длятся до середины января. Велес ассоциировался с Дедом Морозом, его кукла непременно украшала дом язычника в зимний период. Скорее всего, на основе Велесовых дней были сложены Святочные приметы и обычаи. В старину верили, что темные силы могут помешать солнечному божеству возродиться, и всячески помогали ему. Поэтому важным атрибутом славянского праздника Зимнего Солнцестояния был большой костер, как символ солнца. Его разводили из дубовых и сосновых поленьев до восхода солнца. Ночью гадали и колядовали, что позднее стало частью Святочных традиций. Празднование начиналось на рассвете. После приветствования восходящего Солнца, наши предки устраивали шумные застолья с песнями и играми, водили хороводы, прыгали через костры для очищения от негативной энергии. Обязательными элементами застолья были блюда из кабана, свинины и другого мяса. Подавали на стол узвары, орехи и выпечку. Чествуя Солнце, не забывали о лесных богах. Для них оставляли приношения — узвары и обрядовую выпечку круглой формы, которая, опять же, представляла собой новорожденное Солнце. Угощения полагались и умершим родственникам. Приметы и традиции на праздник Зимнего Солнцестояния Огонь — один из важнейших атрибутов Йоля. Но в конце декабря погода редко способствует пикникам на природе. Неплохо, если у вас есть печь или камин. В противном случае используйте свечи.

Карачун и дерево мёртвых: тёмная сторона Нового года

И приходил СЛАВЯНСКИЙ НОВЫЙ ГОД (новое Лето) в ночь ОСЕННЕГО РАВНОДЕНСТВИЯ! По славянским языческим традициям новый год наступал не в январе, как мы привыкли, а в марте. Языческий Новый год: почему отмечали в марте и какие традиции соблюдали. В первый день каждого Нового Лета отмечается одно их главных событий древнейшей истории славян, Великий праздник Божественного Начала. Славянский Новый Год отмечался отнюдь не первого января. первого марта, когда пробуждалась природа и начинались весенние полевые работы.

Йоль - 8 праздник Кола года

Что за праздник НОВЫЙ ГОД ? — DRIVE2	Языческую масленицу наши предки приравнивали к Новому году, так как весна по их мнению была началом новой жизни с теплом и силой.
Славянское Новолетие	Новый год для древних славян стал необходимостью – важным переходом, к которому постепенно начали переучиваться обеспеченные и бедные жители Руси.
Славянское Новолетие – почему наши предки отмечали Новый год в сентябре?	Хорошенько запомните это, чтобы увязать древность этих данных с празднованием Нового Года некоторыми славянами в марте.
Как славянский злобный Корочун превратился в новогоднего добряка: История Деда Мороза	Главные славянские праздники Древние славяне начинали новый год с дня весеннего равноденствия.

Похожие новости: