Об этом в эфире ютуб-канала Forbes рассказал Александр Аузан, доктор экономических наук, дека.
Почему американское оружие больше не мотивирует ВСУ и что будет с Украиной – Гаспарян
Главная» Новости» На Западе рассказали о последствиях нового наступления России для Украины. Новости, аналитика, прогнозы и другие материалы, представленные на данном сайте, не являются офертой или рекомендацией к покупке или продаже каких-либо активов. Экономист Александр Аузан – об импортозамещении, перспективах роста и «синдроме Левши».
чПКФЙ ОБ УБКФ
По словам пленного, он вместе с товарищем получил приказ о выдвижении на левый берег. После того, как они заняли позиции, услышали сообщение российской армии, бойцы которой предлагали противнику сдаться в плен. Поток украинских военнопленных, как отмечают бойцы армии РФ, в последнее время увеличился. Российские военные связывают такое положение с иссяканием мобилизационного ресурса Киева.
Ряд «знатоков» считают, что «помощь» США позволит Украине продержаться от нескольких месяцев и до окончания 2025 года. А это уже мировая война. Все, дескать, зависит еще и от возможных переговоров между конфликтующими сторонами по мирному решению возникающих проблем.
А вот относительно бенефициара-победителя, то здесь подавляющее большинство обозревателей и аналитиков считают, что несмотря на очередную «помощь» им будет Россия. Даже байдены, сунаки, макроны, шольцы, столтенберги и прочие западные деятели заклинают, просят БОГА о крайней необходимости для них победы Украины над Россией, но уже не говорят как ранее, что «Украина победит». Это симптоматично для западников. Вера в победу испарилась. Пытаются западники нащупать и выгодный для них переговорный процесс в результате, которого всё же было бы нанесено стратегическое поражение России. В этих целях появляется масса посредников, желающих «помирить» противостоящие стороны.
Даже задуманы и, уверен, будут осуществлены, оплачены и немалые расходы на проведение соответствующих международных конференций этих посредников.
Александр Аузан, российский экономист, доктор экономических наук, декан экономического факультета МГУ им. Ломоносова, заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета МГУ, председатель Общественного совета при Министерстве экономического развития, научный руководитель Института национальных проектов.
Александр Аузан — о том, переживет ли она 2023 год За последний год наши представления о том, каким был и будет мир, рассыпались. Страна потеряла доступ к важным технологиям, пространственные возможности. Рынок сшивает эти дыры, а люди продолжают тратить даже в тяжелые времена.
«Главное верить, что война возможна»
Но решение это не принято. Поэтому, первое, что надо сделать, это понять, что мы не хотим терять этих людей, что мы хотим сохранения сотрудничества, интеграции и так далее. А для этого нужно кое-что поменять в законодательстве, чтобы люди могли двигаться туда-сюда, сравнивать ситуацию, находить здесь проекты, включаться в какие-то работы. А по Гамбургскому счёту, я скажу, что надо поменять. До тех пор, пока институты настроены на выкачивание ренты, это мало привлекательная страна для умных людей. Налоговую систему надо перестраивать. Гарантии, конечно, надо иметь другие, в том числе, от призыва. Потому что, конечно, извините, Государственная Дума, которая не приняла бронь для кандидатов и докторов наук, приняв бронь для студентов… Позвольте вопрос: а как это? А кто учить-то будет?
Ну, хорошо. Я вижу тогда это так: давайте организуем это дело в онлайне, из Казахстана и Армении. А как? Вы о чём думали, законодатели?
Слабость в том, что постсоветские польские элиты, даже консерваторы и националисты идут в фарватере США, иногда в ущерб собственным интересам.
По сути, поляки являются единственной европейской нацией, которая может схлестнуться с русскими, когда выдохнутся и кончатся хохлы. Верно и обратное, поляки в союзе с русскими могут нагнуть всю континентальную Европу. Вот над этим нам надо работать. Польша очень националистическая страна, где группировки ультраправой околофутбольной молодежи, кибицев, есть в каждой деревне, а в больших городах это самая массовая субкультура. Да поляки воюют на Украине против нас, но те 2-3 тысячи польских русофобов это и есть весь актив, готовый умирать в войне против России.
Остальным полякам это не особо интересно. Исторически Польша делится на три части. Западная Польша, где ненавидят немцев, так как это бывшие земли Германии, где поляки были людьми второго сорта. Восточная Польша, где не очень любят русских. И Южная Польша, заселенная выходцами с Волыни, где ненавидят хохлов.
И есть небольшая, но шумная группа поляков-русофилов, которые благодарят товарища Сталина и СССР, что полякам подарили кучу земли, включая немецкий Данциг и не мешали строить национальное государство под вывеской социализма. И у всех групп польских националистов есть консенсусные тезисы: 1.
Об этом «Правмиру» рассказал российский экономист, специалист по институциональной экономике и декан экономического факультета МГУ Александр Аузан. Кто займет их место? Спасибо, что посмотрели выпуск до конца!
Вот мы, может быть, ещё с тех пор живём в ситуации, когда у нас люди лучше, чем учреждения, но в результате мы всё время теряем людей. Плохие институты, так или иначе, всё время выдавливают за границу большое количество талантливых людей. А для того, чтобы воспроизвести их… По-моему, многие политики этого не понимают, они говорят, ну, всё, забыли, сейчас поднимутся новые! Вы меня спросили? Я производитель человеческого капитала. Не вы. Вы производители некоторых идей. А я про человеческий капитал. Так вот, чтобы произвести примерно эту квалификацию, эти навыки и так далее, понадобится от 7 до 10 лет. И это, заметьте, если утечка не будет продолжаться, в заметных масштабах. Вспоминается школьная задачка с бассейном, где в одну трубу вытекает, в другую вытекает. Здесь, в Московском университете, мы стараемся, чтобы натекло ума, таланта, - но всё равно, труба, из которой вытекает, её никто не отменял, я бы сказал. Поэтому, мы столкнулись с очень тяжёлым ущербом, который скажется через пять — десять лет.
Почему американское оружие больше не мотивирует ВСУ и что будет с Украиной – Гаспарян
Финансовый аналитик Михаил Ханов и гость подкаста «Легкие Деньги» Александр Аузан, автор ряда научных трудов и учитель нескольких поколений университетских экономистов, поговорят о новом направлении в науке – о социокультурной экономике. Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан считает, что спецоперация России в Украине будет иметь важные экономические последствия, пишет Телеграмм-канал "Логика Маркова". Главная» Новости» Аузан александр александрович последнее выступление. Бывший кандидат в президенты Украины Сергей Тигипко, занявший третье место в первом туре голосования с 13% голосов, получил пост вице-премьера по экономическим вопросам. Я напомню, что Франция пережила Алжирскую войну, а у Англии было замедление экономического развития. Об этом в эфире ютуб-канала Forbes рассказал Александр Аузан, доктор экономических наук, дека.
Связи разорвались, но это не убило экономику. Александр Аузан — о том, переживет ли она 2023 год
Наш гость, доктор экономических наук, профессор, декан экономического факультета имени М.В. Ломоносова Александр Аузан. 18.04.2024 Последние новости войны на Украине: Сражение за Часов яр превращается в избиение ВСУ. "Инициатива в руках россиян": Гагин заверил, что Украине не победить в СВО.
Аузан назвал два направления, по которым идет санкционная война против РФ
| Пушки вместе с маслом. Что помогло России устоять под санкциями? | Аргументы и Факты | В эфире Александр Аузан, декан экономического факультета МГУ, профессор. |
| Джеффри Сакс: США превратят Украину в европейский Афганистан | 10.08.2023, ИноСМИ | Александр Аузан о главных вызовах, перед которыми стоит цивилизация. |
| Александр Аузан: Запах большой войны - Ведомости | Описывая войну всех против всех как естественное состояние, Гоббс, однако, в качестве основного естественного закона постулирует необходимость искать мира и следовать ему. |
| Европа ответит за Украину | "Инициатива в руках россиян": Гагин заверил, что Украине не победить в СВО. |
Вечерние новости вокруг войны на Украине. Нам пишут ветераны информационного сопротивления
"Инициатива в руках россиян": Гагин заверил, что Украине не победить в СВО. Александр Аузан — о том, переживет ли она 2023 год. У нас говорят: Герасим утопил Муму, потому что рядом не было ВСУ Почему россияне все еще не с Украиной? и послушно воюют, как Герасим, топя собственную страну. О том, что Александр Александрович Аузан имеет латышские корни, красноречиво говорит его фамилия. Аузан: Это правильно, но смотрите: у нас в конце 80-х годов уровень взаимного доверия был очень высоким. Главная» Новости» На Западе рассказали о последствиях нового наступления России для Украины. о войне на Украине (эксклюзив).
Европа ответит за Украину
Юрий Подоляка последние новости и сводки на Украине. Бывший кандидат в президенты Украины Сергей Тигипко, занявший третье место в первом туре голосования с 13% голосов, получил пост вице-премьера по экономическим вопросам. Главная» Новости» Аузан александр александрович последнее выступление. Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан считает, что спецоперация России в Украине будет иметь важные экономические последствия, пишет Телеграмм-канал «Логика Маркова». Доктор экономических наук, декан экономического факультета МГУ Александр Аузан в интервью каналу Forbes заявил, что из-за текущих действий в Украине «такого.
СМИ: Российские войска начинают оставлять позиции
И дальше происходит мировая война. Видимо, процессы интернационализации или, как говорят сейчас, глобализации носят циклический характер. Если мы обратим внимание на кризис 2008-2009 годов, то он действительно необычен. Кризис продемонстрировал возникшую диспропорцию между связанностью стран через единый круглосуточный биржевой оборот и степенью их координации. Организм, в котором легкие воюют с печенью, а финансовые центры — с промышленностью, не может чувствовать себя хорошо. Одна из причин, по которой мировое хозяйство вошло в фазу длительной плохой динамики, состоит в том, что в такой развилке нужно делать выбор. Например, резко усилить координацию между государствами — но мировое правительство невозможно даже теоретически. Теоретически возможно усиление роли международных судов, и такой путь наметила G20 в 2009 году, но далеко ли мир прошел по этому пути? Даже Англия и Франция не могут договориться о единых подходах к изменению финансового регулирования, что уж говорить о Гвинее и Норвегии или Монголии и Гватемале.
Второй вариант — деглобализация и образование региональных блоков. Это один из вариантов адаптации, и Украина стала первой жертвой такой жесткой конкуренции региональных блоков, с моей точки зрения. Это результат начала новой деглобализационной волны. Я приведу пример, который имел место в беседах с европейскими коллегами, часто приезжающими к нам на экономический факультет МГУ. В 2007 году в Ялте проходила конференция с участием украинских и европейских экономистов, на которой известный польский деятель Гжегож Колодко министр финансов Польши с 1994 по 2003 год — прим. Украина слишком большая страна для того, чтобы Европа могла нести ее на своих плечах. Нам, дай бог, справиться с Болгарией и Румынией. Поэтому постарайтесь договориться с русскими».
Я приехал в Киев в декабре 2013 года — в период мирного Майдана, и обнаружил совершенно другую ситуацию. Европейским коллегам я говорил следующее: «Вот в чем разница. В 2007 году вы рассматривали Украину как объект помощи в институциональных реформах. И говорили: "Никак нельзя, у нас нет денег". Сейчас, когда у Евросоюза стало значительно меньше денег, Евросоюз как и Россия рассматривает Украину не как страну, в которой нужно провести институциональные реформы, а как страну, которая представляет собой рынок. А здесь большая страна — хорошая страна». Это смена точки отсчета, которая как раз связана с тем, что логика региональных блоков заставляет смотреть на страну как на рынок. И вот произошло жесткое и открытое столкновение двух формирующихся региональных блоков.
И обратите внимание, что и Евразийский экономический блок вплоть до 2008 года, пока не клюнул «жареный петух кризиса», оставался почти демагогической фразой.
По мнению Биба, такой пакет помощи имел бы какой-то смысл, если бы вместе с ним была какая-то долгосрочная стратегия. Но её нет. Есть лишь вопросы.
Намерен ли Белый дом вести переговоры после выборов?
Это означает, что мы будем встречаться с большими сложностями в отношениях с теми странами, которые, входили в зону влияния СССР или входили в состав Союза. Но, по-моему, по мере нашего осознания того, что мы проходим тяжелый, многоэтапный, но неизбежный процесс формирования новых обществ на этой территории, будет меняется и подход к выстраиванию отношений. Если мы будем отдавать себе отчет, что Украина — это отдельное государство, если мы этот факт впустим не только в речи наших дипломатов, но в наше сознание, то дальше по-другому можно будет строить и отношения. Пусть нам это не нравится, но это отдельное государство и будет отдельным. Также надо думать и о Латвии, и о Грузии, и о Польше. Думаю, что мы не первые, кто проходит такой очень сложный процесс.
Это смена точки отсчета, которая как раз связана с тем, что логика региональных блоков заставляет смотреть на страну как на рынок. И вот произошло жесткое и открытое столкновение двух формирующихся региональных блоков. И обратите внимание, что и Евразийский экономический блок вплоть до 2008 года, пока не клюнул «жареный петух кризиса», оставался почти демагогической фразой. А как только потребовалось оказать финансовую помощь Минску и Астане, процессы интеграции резко ускорились. Я не утверждаю, что у этой войны есть только экономические причины, но я утверждаю, что экономические причины у нее есть, и это важно осознавать, поскольку, боюсь, это не единственный в мире случай и не последний, так как волна деглобализации может дать последствия в виде холодных и горячих войн. Речь шла об основных направлениях деятельности правительства. Нужно произвести ревизию этого документа в новой ситуации.
Я не буду говорить о совещании как таковом, но отмечу, что мои следующие тезисы я озвучил на совещании председателю правительства Дмитрию Медведеву. Посмотрите, с какой проблемой наша страна подошла к новому этапу геополитических напряжений. Опять берем за точку отсчета кризис 2008-2009 годов. В этом кризисе проявилась та модель роста, в которой Россия жила семь лет, а на самом деле дольше — около 30 лет. А именно — сырьевая модель, дополненная ориентацией экономики на внутренний спрос. Авторы Стратегии-2020 дружно утверждали, что выйти через ту же дверь из кризиса невозможно. Не только потому, что сырьевые цены уходят вниз, но и потому, что мы полностью «отжали» внутренний спрос — население сильно закредитовано.
В 2014-2015 годах кредитный рынок начнет сокращаться, поскольку выплаты по прежним займам начнут превосходить то, что граждане в состоянии заимствовать. Рычаг потребительских кредитов выработан, и дальше экономика двигаться не может. Темпы роста у нас стали падать не с 2014 года, а с 2011-го сразу после восстановительного роста. Вообще же наша экономика входит в состояние анабиоза чтобы не говорить «клинической смерти». Санкции здесь ни при чем, цены на нефть здесь ни при чем, речь идет именно об исчерпании модели. Вариантов запуска мотора экономики два. Либо начать активные, либеральные, структурные реформы для создания привлекательного делового климата в стране.
Либо вбросить государственные инвестиции в экономику около 10 триллионов рублей, которые есть в резерве у правительства. В этом случае будет не очень высокий, но несомненный рост экономики к 2018 году. Ну и третий российский вариант — вообще ничего не делать и оставаться в инерционной траектории. Но для последнего варианта нужно иметь хороший денежный запас, а вот он как раз тает.
"Инициатива в руках россиян": Гагин заверил, что Украине не победить в СВО
Поэтому, по мнению Александру Аузана, спецоперация в итоге будет иметь позитивные последствия для Российской Федерации.
И я остаюсь со студентами». Из старшего поколения — это, наверное, профессор Майкл Алексеев в университете Индиана. Из поколения среднего — это Олег Ицхоки, Принстонский университет. Из совсем молодого поколения — это Дмитрий Мухин.
Но самое главное — другое. Они все сохраняют связь с факультетом и в том или ином формате работают для наших студентов. Поэтому если они приезжают прочесть лекции и я понимаю, что кого-то они увезут с собой в итоге, то меня вполне устраивает вариант, когда 10 человек будут подготовлены классным мировым специалистом и одного мы отдадим за это вложение в развитие родины. Кроме того, слава богу, участвуют и сильные люди, которые остаются в России, которые дорастают до министров, миллиардеров и т. Это зависит от того, остаются ли умы включенными в эту жизнь.
Потому что вот пример Олега Ицхоки. Экономист чрезвычайно высокого ранга и продолжающий расти. Он входит в десятку молодых экономистов, которые признаны самыми перспективными в мире. Но он регулярно работает с нашим проектом «Первая группа». Он научный руководитель группы.
Понятно, что их ночи, а наши дни он тратит на то, чтобы работать в России, а не в США. Приезжает достаточно часто. Поэтому потеряли ли мы Олега Ицхоки? Уехал ли Олег Ицхоки? Конечно, складывается по-разному.
Иногда это трагические потери. Видите ли, когда, скажем, мои ученики собирались уезжать особенно часто это было до 2014 года, после введения санкций число грантов упало , я им говорил: «Ребята, не ходите больше на мой семинар, идите к математикам. Пусть вам еще подтянут нашу блистательную математику, это вам там понадобится». Они говорят: «А почему не ходить? Потому что иммигранту не дают решать задачи, связанные с действительно тяжелыми развилками в институциональном развитии страны.
От вас в лучшем случае будут принимать некоторые рекомендации, включая в реальные рабочие группы. Это судьба иммигранта. Даже в Америке, которая в принципе понимает, что она выросла из иммиграции. В Европе это совсем катастрофическое, конечно, дело. Это закрытый клуб.
Мне кажется, что это, во-первых, очень яркая метафора. А во-вторых, мне кажется, что эта метафора не устарела. Потому что Россия вошла в этот процесс при Петре I уже наверняка. Хотя я думаю, что уже при царе Алексее Михайловиче и царевне Софье начались такие мягкие входы модернизации. А при Петре это стало ярко, публично, резко и, я бы сказал, кроваво.
Мы 300 лет в процессе модернизации. Мы находимся в положении прерванной модернизации, которая то снова пытается реализоваться, то закрывается. И я вижу вот в чем великую проблему: люди — разные по ценностям. Нельзя сказать, что модернизация, модернизированные — это намного лучше, чем традиционные. Это сложный вопрос.
Кому что нравится. Кому-то нравится гармония душевная, а кому-то нравится материальный успех. Но стране, которая зависла между двумя состояниями и, я бы сказал, страдает этим уже 300 лет, разумеется, надо найти путь к модернизации. Потому что возврата к традиционному обществу здесь нет. Куча стран счастливы при том, что у них модернизации нет.
Какие-то Бутан, Сикким и т. Более того, наши же соотечественники лезут в горы для того, чтобы ощутить то счастье, которое испытывают эти не модернизированные. Потому что модернизация в каком-то смысле, действительно, отбирает счастье. Вы начинаете жить в глобальном мире и обнаруживаете, что там живут лучше, тут движутся быстрее, эти скоро меня обыграют на таком-то рынке. Чрезвычайно беспокойный мир образуется.
Поэтому я бы не обсуждал, что лучше. Это, знаете, кому что нравится. Но я полагаю, что в России этот процесс неостановим. Во-первых, потому что здесь исчезло традиционное общество, значит, выбора такого нет. А признаки модернизированного общества как раз очень даже есть.
Потому что модернизация — это ведь не только изменение институтов. Это в значительной степени изменение ценностей и поведенческих, особенно поведенческих установок людей. Что у нас движет модернизацию? У нас произошла, прежде всего, потребительская модернизация. Я считаю, что 90-е годы были ровно такой, если хотите, потребительской революцией.
К которой я был довольно близок, потому что тогда занимался защитой прав потребителей. И я бы сказал, неожиданно для себя оказался в центре российского развития. Потому что это и было превращение зажатого дефицитом в Советском Союзе человека в субъект выбора и сложного поведения на рынках. И эта потребительская модернизация в итоге победила. Сначала в мегаполисах, потом перешла в областные центры.
И Наталья Зубаревич достаточно подробно это анализировала, когда говорила, что у нас супермаркеты и мобильная телефония были такими пионерами этой потребительской модернизации. Туда, куда они приходили, мир уже не оставался прежним, он очень сильно менялся. Кстати, поменялось ведь даже поведение на дорогах. Это уже в нулевые годы. В начале 90-х представить, что водитель на пешеходном переходе пропускает кого-то, было довольно трудно.
Они друг друга не пропускали, как мы помним. Поэтому это серьезное довольно изменение. Дальше оно естественным образом повело, знаете, к чему? К изменениям городов. К той революции общественного пространства, которая, например, в Москве произошла в 2011—2012 годах.
Все эти парки, пешеходные зоны и т. И вслед за Москвой же начали меняться и другие мегаполисы. Разумеется, эта городская революция принесла свои последствия для власти. Потому что немедленно рассерженные горожане сказали: «Так, нам не нравится, что происходит в государстве». Тогда, я бы сказал, они проиграли, но получили в виде отступного это пространство своих городов, реконструкцию пространств.
Но модернизация идет. Но, понимаете, то, что эти процессы как бы сами собой текут, на самом деле не должно привести к выводу «наберитесь терпения, и дальше все само собой придет». Я вижу очень серьезные препятствия на этом пути. Видите ли, мы понимаем, что модернизация приводит в какой-то момент к спросу на свободу, демократию, конкуренцию. Но вот вопрос: можем ли мы сказать, что вся страна этого жаждет, а некая власть этого не хочет.
Если говорить об измеримых вещах. Тоталитарный Китай с агентством «Синьхуа», газетой «Жэньминь жибао» — там спрос на демократию выше, чем в России. World Values Survey. Это самый большой проект, который дает такой скрининг ценностных установок в мире. Международное исследование, которое уже 20 лет волнами смотрит на то, что происходит с ценностными установками.
Отношение к экономической конкуренции — опять та же картина. Немцы и японцы тоже не так любят конкуренцию, как, например, американцы. Но количество людей, которые считают конкуренцию злом в России, — рекордное по сравнению с сильными западными и восточными конкурентами. В чем дело-то? Им не нужны правила, нормативные установления.
У них либо связка друг с другом, либо связь, которая позволяет обойти закон. Неважно, речь идет о военном призыве, получении справки и т. Необязательно институты, которые способствуют модернизации. Поэтому главный, мне кажется, вопрос, который нужно обсуждать, когда мы видим, что этот процесс идет, но во что-то утыкается: во что он уткнулся? Я бы начинал говорить о культуре и о спросе, который существует в стране на будущее.
Хантингтон назвал Россию, Турцию и Мексику разорванными странами. В смысле, что эти страны, защищая свой национальный суверенитет, вынуждены были в какой-то момент втащить в себя западные управленческие, военные и прочие технологии, в элиты для того, чтобы не потерять национального суверенитета. Все три страны решили эту проблему. Они не были поглощены западным миром. Но в итоге, по мнению Хантингтона, внутри каждой из этих стран возник разрыв.
Как Турция мучается с тем, что она отчасти светская, индустриальная, сервисная, а отчасти исламская, фундаменталистская, аграрная — и все это в одной стране. У нас то же самое. Мы страна с двумя культурными ядрами. Причем я-то думаю, что у нас эта история длиннее, чем полагает Хантингтон. Потому что у нас Новгород и Москва были, двоецентрие было — задолго до Петра.
Почему 200 лет в России спорят друг с другом западники и славянофилы, либералы и социалисты, о чем они спорят-то? Западники говорят: «русский человек — личность прежде всего». Славянофилы говорят: «он — общинное существо, он — общинник». Социалисты говорят: «он — коллективист». Либералы говорят: «он — индивидуалист».
Так вот по Всемирному исследованию ценностей оказалось, что все правы. Мы ровно на медиане между Западом и Востоком, между коллективистским Востоком и Западом индивидуалистическим. Чуть-чуть смещены в сторону Востока. Потому что, во-первых, я напомню, что был один человек, который угадал. Это Редьярд Киплинг, автор нашей любимой детской книжки «Маугли», офицер британской спецслужбы, который сказал, что русские думают, что они самые восточные из западных наций, а между тем они самые западные из восточных.
Вот он угадал абсолютно точно. Потому что мы на медиане, чуть-чуть смещенные в сторону коллективизма. Но главный-то вопрос, что мы открыли, был какой: каждый из нас в себе это сочетает или мы разные в стране? Так вот мы разные в стране. Потому что индивидуалисты.
Эта характеристика возрастает от маленьких населенных пунктов к мегаполисам. Мегаполисы индивидуалистические. И от Урала на восток стремительно нарастает индивидуализм. Сахалин — столица индивидуалистов. Остров индивидуализма.
Дальний Восток — весь. Но дело не в том, что одни хорошие, другие плохие. Дело в том, что страна разделена по тому, кому что надо. Если И-России, такой индивидуалистической, нужны свобода, демократия, конкуренция, модернизация, то К-России, коллективистской, что нужно? Взаимопомощь, стабильность, социальная защита.
И нельзя сказать, что это навеяно кем-то. Это правда. Для их условий существования это верно. Поэтому мы имеем два прямо противоположных запроса к власти. И власть, которая очень удобно себя в этом случае чувствует.
Потому что она всегда может маневрировать между этими двумя противоположными импульсами. И если рассерженные горожане слишком многого захотели, сказать: «Извините, а остальная-то страна, которая, надо сказать, количеством больше…». У нас же в чем еще проблема? Политической власти, а правительство России, понятно, это власть экономическая. Потому что мы вас слышим, вы получите помощь, стабильность и т.
Мы в такой ситуации. Причем это действительно большинство. Во-первых, не факт. Во-вторых, сколько мы потеряем за это время, сложно посчитать. Потому что они необязательно прирастают.
Они могут и убывать от нас. Они как раз более подвижны. Обратите внимание на свойство русской диаспоры за рубежом. А свойство ее состоит в том, что ее как таковой не существует. Это типичная компания индивидуалистов.
А, например, украинцы или поляки, наоборот, собираются в некоторые сообщества, делают лоббистские организации и влияют реально на жизнь Конгресса, Сената, парламента и т. Русские говорят о себе: мы вообще не россияне и с Россией ассоциироваться не хотим, мы global Russians. Мы хотим так раствориться в мире и с родиной не ассоциироваться. Когда человек говорит: «Я вообще космополит, гражданин мира. Отойдите, все ваши правительства, где хочу, там живу».
Это самый отборный индивидуалист. В этом смысле мы, конечно, теряем вычетом из этой модернистской части. Но я хочу сказать, от неразвитости, от недоразвитости мы теряем и в другой части страны. В коллективистской. Потому что это означает меньшую продолжительность жизни, хуже рабочие условия, меньше возможностей для карьеры и т.
Это потери. Это потери и для той и для другой части страны. Поэтому вот эта задачка, которую, мне кажется, и надо решать. Модернизация мечом и кирпичом, век Левши и как «Яндекс» победил государство — Смотрите, есть такая проблема: для того чтобы примирить все те группы, которые мы обсуждали, и К-Россию, и И-Россию, нужно, чтобы люди друг с другом как-то разговаривали. А люди друг с другом разговаривать не могут.
Это видно по разным группам в соцсетях, на телевидении или в YouTube. Люди друг другу не доверяют, поэтому и не разговаривают. Как можно построить это доверие? У нас колоссальный в этом смысле интеллектуальный ресурс всегда для прогресса, скачка, свершения, но умники не могут договориться между собой. Я тоже пришел к тому, что доверие — это центральный вопрос.
Честно сказать, мы сейчас много занимаемся программой, которая нашла бы эти ключи к развитию доверия в стране. Есть, конечно, проблема доверия к институтам государства, например. И она решается очень неожиданным образом, чуть позже скажу об этом. А есть проблема горизонтального доверия — доверия одного человека другому. Причем они, к сожалению, тесно взаимосвязаны.
Мы не можем договориться дружно всей страной и сказать: «Власть, имей в виду, мы тут уже договорились, сейчас будешь делать то, что мы сказали». Для того чтобы люди доверяли друг другу, важно, чтобы кто-то гарантировал, что обмана не будет, что обязательства будут выполнены, то есть чтобы работал институт. Так вот у власти появился конкурент.
Украина слишком большая страна для того, чтобы Европа могла нести ее на своих плечах. Нам, дай бог, справиться с Болгарией и Румынией. Поэтому постарайтесь договориться с русскими».
Я приехал в Киев в декабре 2013 года — в период мирного Майдана, и обнаружил совершенно другую ситуацию. Европейским коллегам я говорил следующее: «Вот в чем разница. В 2007 году вы рассматривали Украину как объект помощи в институциональных реформах. И говорили: "Никак нельзя, у нас нет денег". Сейчас, когда у Евросоюза стало значительно меньше денег, Евросоюз как и Россия рассматривает Украину не как страну, в которой нужно провести институциональные реформы, а как страну, которая представляет собой рынок. А здесь большая страна — хорошая страна».
Это смена точки отсчета, которая как раз связана с тем, что логика региональных блоков заставляет смотреть на страну как на рынок. И вот произошло жесткое и открытое столкновение двух формирующихся региональных блоков. И обратите внимание, что и Евразийский экономический блок вплоть до 2008 года, пока не клюнул «жареный петух кризиса», оставался почти демагогической фразой. А как только потребовалось оказать финансовую помощь Минску и Астане, процессы интеграции резко ускорились. Я не утверждаю, что у этой войны есть только экономические причины, но я утверждаю, что экономические причины у нее есть, и это важно осознавать, поскольку, боюсь, это не единственный в мире случай и не последний, так как волна деглобализации может дать последствия в виде холодных и горячих войн. Речь шла об основных направлениях деятельности правительства.
Нужно произвести ревизию этого документа в новой ситуации. Я не буду говорить о совещании как таковом, но отмечу, что мои следующие тезисы я озвучил на совещании председателю правительства Дмитрию Медведеву. Посмотрите, с какой проблемой наша страна подошла к новому этапу геополитических напряжений. Опять берем за точку отсчета кризис 2008-2009 годов. В этом кризисе проявилась та модель роста, в которой Россия жила семь лет, а на самом деле дольше — около 30 лет. А именно — сырьевая модель, дополненная ориентацией экономики на внутренний спрос.
Авторы Стратегии-2020 дружно утверждали, что выйти через ту же дверь из кризиса невозможно. Не только потому, что сырьевые цены уходят вниз, но и потому, что мы полностью «отжали» внутренний спрос — население сильно закредитовано. В 2014-2015 годах кредитный рынок начнет сокращаться, поскольку выплаты по прежним займам начнут превосходить то, что граждане в состоянии заимствовать. Рычаг потребительских кредитов выработан, и дальше экономика двигаться не может.
Только прямые переговоры между Россией и Украиной, без каких либо западных посредников и гарантов. О готовности российской стороны вести с украинской стороной переговоры с учетом конструктивного подхода неоднократно заявлял и министр иностранных дел Сергей Лавров. Не может украинский режим в силу принятых её руководством решений о запрете ведения мирных переговоров с Россией — подождем, когда украинская сторона созреет. Нам в этом вопросе надо действовать продуманно и не садиться за стол переговоров с не договороспособной стороной. Стимулом для украинской стороны по достижению мира могут быть только наши успехи в СВО и, главное волеизъявление самого украинского народа. Именно в этом ключ по достижению прочного мира в переговорном процессе. Надежды киевского режима на свою победу с помощью дополнительного западного вооружения обречены на провал, как это было подтверждено и в прошлом. Жаль гибнущих и страждущих от этого безумия всё увеличивается. Только сам украинский народ может заставить киевскую власть повернуться лицом к мирному сосуществованию со своими соседями и прежде всего с Россией. Другого пути нет.
Александр Аузан: «Нужно не разжигать вражду, а сшивать общество»
Страна потеряла доступ к важным технологиям, пространственные возможности. Рынок сшивает эти дыры, а люди продолжают тратить даже в тяжелые времена. Когда ждать поворота к лучшему и как наши ценностные установки влияют на экономику?
В плен взяты несколько военнослужащих ВСУ из 41-й бригады. Артиллерия и авиация продолжает работать по местам дислокации противника в городе. Краснолиманское направление: Противник потерял: до 20 военнослужащих и два пикапа. Карта боевых действий на Украине, Лиманское направление, на 26. Ожидается официальное подтверждение. Южнее Очеретино российская армия развивает успех.
После освобождения Новобахмутовки войска зачищают Соловьево, над поселком реет Российский флаг. Карта боевых действий на Украине, Донецкое направление, Авдеевский участок, на 26. Также сообщается, что южнее Новобахмутовки российские войска продвинулись на участке шириной до 1. Бои продолжаются в направлении Бердычей, где также отмечается продвижение наших войск. В Соловьёво идут бои в западном направлении. ВС РФ занял улицу «40 лет Победы», идет зачистка остатков села. Который вместе с нп. Очеретино, Прогресс и Гродовка составлял резервную линию обороны ВСУ с сильными укрепрайонами после взятия нами Авдеевки», — сообщает российский военный в своем телеграм-канале «Condottiero».
У противника остается линия обороны в н. Новопокровское — а там дальше уже Новоселовка 1-я. Российские войска по сути начали движение на главный гарнизон ВСУ в Карловке. Пока рано говорить, чтоб не сглазить. Нужно окопаться. Это очень хороший результат. Прорвали оборону противника, который выказал абсолютную неготовность на данном участке», — также о продвижении сообщает военный обозреватель Юрий Котенок. Дзержинск является мощным укрепрайоном ВСУ, который застраивался с 2014 года.
По сути это южный край оборонительной линии Славянск-Краматорск-Константиновка. Запорожское направление: Встречные бои. Продолжаются тяжелые встречные в бои в н. Карта боевых действий на Украине, Запорожское направление, Ореховский участок, на 26. Херсонское направление: Взаимные обстрелы и удары российской авиации.
Экспертный клуб Александр Аузан: Мы должны понимать, что Украина — это отдельное государство и будет отдельным. Также надо думать и о Латвии, и о Грузии, и о Польше…» Александр Аузан: Мы должны понимать, что Украина — это отдельное государство и будет отдельным. Также надо думать и о Латвии, и о Грузии, и о Польше…» 25 Мая, 2005 11:20 Мы переживаем такую историческую фазу, которую вообще-то переживали многие великие державы, в том числе, в 20-ом веке. Скажем, Франция в 50-60 годы или Англия в 60-70 годы. И это был очень болезненный этап. Я напомню, что Франция пережила Алжирскую войну, а у Англии было замедление экономического развития.
Но количество людей, которые считают конкуренцию злом в России, — рекордное по сравнению с сильными западными и восточными конкурентами. В чем дело-то? Им не нужны правила, нормативные установления. У них либо связка друг с другом, либо связь, которая позволяет обойти закон. Неважно, речь идет о военном призыве, получении справки и т. Необязательно институты, которые способствуют модернизации. Поэтому главный, мне кажется, вопрос, который нужно обсуждать, когда мы видим, что этот процесс идет, но во что-то утыкается: во что он уткнулся? Я бы начинал говорить о культуре и о спросе, который существует в стране на будущее. Хантингтон назвал Россию, Турцию и Мексику разорванными странами. В смысле, что эти страны, защищая свой национальный суверенитет, вынуждены были в какой-то момент втащить в себя западные управленческие, военные и прочие технологии, в элиты для того, чтобы не потерять национального суверенитета. Все три страны решили эту проблему. Они не были поглощены западным миром. Но в итоге, по мнению Хантингтона, внутри каждой из этих стран возник разрыв. Как Турция мучается с тем, что она отчасти светская, индустриальная, сервисная, а отчасти исламская, фундаменталистская, аграрная — и все это в одной стране. У нас то же самое. Мы страна с двумя культурными ядрами. Причем я-то думаю, что у нас эта история длиннее, чем полагает Хантингтон. Потому что у нас Новгород и Москва были, двоецентрие было — задолго до Петра. Почему 200 лет в России спорят друг с другом западники и славянофилы, либералы и социалисты, о чем они спорят-то? Западники говорят: «русский человек — личность прежде всего». Славянофилы говорят: «он — общинное существо, он — общинник». Социалисты говорят: «он — коллективист». Либералы говорят: «он — индивидуалист». Так вот по Всемирному исследованию ценностей оказалось, что все правы. Мы ровно на медиане между Западом и Востоком, между коллективистским Востоком и Западом индивидуалистическим. Чуть-чуть смещены в сторону Востока. Потому что, во-первых, я напомню, что был один человек, который угадал. Это Редьярд Киплинг, автор нашей любимой детской книжки «Маугли», офицер британской спецслужбы, который сказал, что русские думают, что они самые восточные из западных наций, а между тем они самые западные из восточных. Вот он угадал абсолютно точно. Потому что мы на медиане, чуть-чуть смещенные в сторону коллективизма. Но главный-то вопрос, что мы открыли, был какой: каждый из нас в себе это сочетает или мы разные в стране? Так вот мы разные в стране. Потому что индивидуалисты. Эта характеристика возрастает от маленьких населенных пунктов к мегаполисам. Мегаполисы индивидуалистические. И от Урала на восток стремительно нарастает индивидуализм. Сахалин — столица индивидуалистов. Остров индивидуализма. Дальний Восток — весь. Но дело не в том, что одни хорошие, другие плохие. Дело в том, что страна разделена по тому, кому что надо. Если И-России, такой индивидуалистической, нужны свобода, демократия, конкуренция, модернизация, то К-России, коллективистской, что нужно? Взаимопомощь, стабильность, социальная защита. И нельзя сказать, что это навеяно кем-то. Это правда. Для их условий существования это верно. Поэтому мы имеем два прямо противоположных запроса к власти. И власть, которая очень удобно себя в этом случае чувствует. Потому что она всегда может маневрировать между этими двумя противоположными импульсами. И если рассерженные горожане слишком многого захотели, сказать: «Извините, а остальная-то страна, которая, надо сказать, количеством больше…». У нас же в чем еще проблема? Политической власти, а правительство России, понятно, это власть экономическая. Потому что мы вас слышим, вы получите помощь, стабильность и т. Мы в такой ситуации. Причем это действительно большинство. Во-первых, не факт. Во-вторых, сколько мы потеряем за это время, сложно посчитать. Потому что они необязательно прирастают. Они могут и убывать от нас. Они как раз более подвижны. Обратите внимание на свойство русской диаспоры за рубежом. А свойство ее состоит в том, что ее как таковой не существует. Это типичная компания индивидуалистов. А, например, украинцы или поляки, наоборот, собираются в некоторые сообщества, делают лоббистские организации и влияют реально на жизнь Конгресса, Сената, парламента и т. Русские говорят о себе: мы вообще не россияне и с Россией ассоциироваться не хотим, мы global Russians. Мы хотим так раствориться в мире и с родиной не ассоциироваться. Когда человек говорит: «Я вообще космополит, гражданин мира. Отойдите, все ваши правительства, где хочу, там живу». Это самый отборный индивидуалист. В этом смысле мы, конечно, теряем вычетом из этой модернистской части. Но я хочу сказать, от неразвитости, от недоразвитости мы теряем и в другой части страны. В коллективистской. Потому что это означает меньшую продолжительность жизни, хуже рабочие условия, меньше возможностей для карьеры и т. Это потери. Это потери и для той и для другой части страны. Поэтому вот эта задачка, которую, мне кажется, и надо решать. Модернизация мечом и кирпичом, век Левши и как «Яндекс» победил государство — Смотрите, есть такая проблема: для того чтобы примирить все те группы, которые мы обсуждали, и К-Россию, и И-Россию, нужно, чтобы люди друг с другом как-то разговаривали. А люди друг с другом разговаривать не могут. Это видно по разным группам в соцсетях, на телевидении или в YouTube. Люди друг другу не доверяют, поэтому и не разговаривают. Как можно построить это доверие? У нас колоссальный в этом смысле интеллектуальный ресурс всегда для прогресса, скачка, свершения, но умники не могут договориться между собой. Я тоже пришел к тому, что доверие — это центральный вопрос. Честно сказать, мы сейчас много занимаемся программой, которая нашла бы эти ключи к развитию доверия в стране. Есть, конечно, проблема доверия к институтам государства, например. И она решается очень неожиданным образом, чуть позже скажу об этом. А есть проблема горизонтального доверия — доверия одного человека другому. Причем они, к сожалению, тесно взаимосвязаны. Мы не можем договориться дружно всей страной и сказать: «Власть, имей в виду, мы тут уже договорились, сейчас будешь делать то, что мы сказали». Для того чтобы люди доверяли друг другу, важно, чтобы кто-то гарантировал, что обмана не будет, что обязательства будут выполнены, то есть чтобы работал институт. Так вот у власти появился конкурент. И это не оппозиция. Это цифровые экосистемы, шеринговые платформы. Мы сначала с коллегами по экономическому факультету МГУ и Институту национальных проектов это обнаружили не в России, а в Европе. На платформах чрезвычайно высокий уровень доверия людей друг к другу, потому что они верят технологии на искусственном интеллекте с агрегатором, с рейтингом, с удалением с платформы того, кто не исполняет пользовательское соглашение и т. И выяснилось, что эти платформы вытесняют традиционные государственные институты, которые сопровождают сделку. Причем знаете какие? Суд и полицию. То есть они конкурируют не с экономическими ведомствами правительства, а с тем, что составляет основу государственности. Государство — это же идеальный насильник. Это организация, которая лучше всех может заниматься насилием. И в результате может обеспечивать правосудие, безопасность и т. Потом этот же эффект мы обнаружили во время осеннего карантина у нас по результатам полевых исследований. Если говорить о том, что происходит с доверием, я совершенно определенно могу сказать, что доверие растет и будет расти очень быстро там, где будут распространяться цифровые платформы. Причем не хочу сказать, что это абсолютное благо, совсем нет. Потому что пользовательское соглашение, по-моему, изменить труднее, чем Конституцию Российской Федерации. Конституцию можно — хотя бы видимость создать, что она меняется. То есть вы получите монопольных правителей с искусственным интеллектом, на который у вас нет никакого воздействия, а снизу — миллионы цифровых граждан. Поэтому в принципе это опасный конкурент. Такие квазигосударственные начинают образовываться организации с миллионами цифровых граждан. России, на мой взгляд, нужно минимум три национальные экосистемы для того, чтобы был какой-то конкурентный баланс. Причем глобально конкурентоспособный. Если сравнивать с другими государствами, только в Китае больше доверие к правительству. Но все равно обходят. Взаимосвязанный вопрос: доверие к институтам и доверие друг к другу через институты. Поэтому доверие будет расти. То, что внутри этого цифрового мира, оно уже двинулось и идет вперед, это хорошо. Но есть, конечно, другие каналы, про которые надо говорить. Это образование, это культурная политика, это то, чему мы учим в школах. Сейчас вы можете их сформулировать? Что характерно для нашего портрета? Высокая дистанция власти. Это означает, что мы власть воспринимаем скорее как символическую ценность, чем как делового партнера. Причем это относится в том числе к районам, где живут очень самостоятельные люди. Например, на севере или в Сибири. Они воспринимают власть как некоторый важный символ. Это вообще характерно для больших стран за одним исключением: в США этого нет. А в Индии, например, это есть. У нас есть высокое избегание неопределенности. К сожалению, оно в последнее время стало очень высоким. Я думаю, что это приобретенное качество после шоковых изменений в 80—90-х и прочих годах, когда человек приходит к выводу, что любое изменение скорее к худшему. Но это плохо для инновационных рынков, для венчурного капитала. Потому что фактически как рассуждают многие из нас? Не меняйте этого человека, следующий будет хуже. Не трогайте систему, она развалится. Не открывайте дверь, там страшно. Пусть лучше как есть. Например, то медианное положение, о котором я говорил, означает, что мы, в общем, можем делать и то, что умеют делать индивидуалистические нации, и то, что умеют делать коллективистские. Ведь, заметьте, Восток совершил взлет на коллективистской культуре. Колоссальный взлет. И продолжает Китай подниматься на коллективистской культуре. И Индия, возможно, двинется за ним, и Вьетнам, и Индонезия. А Европа и Америка — на индивидуалистской культуре. У нас два мотора. Они только в разные стороны толкают страну. Если мы научимся… Мы можем делать и то и другое. Это же на самом деле шанс, это возможность. Если мы находим и то и другое и можем использовать их попеременно. Не смогли сделать конкурентоспособный телевизор, холодильник, автомобиль, персональный компьютер. Это что такое? Это культурная особенность, которая, с одной стороны, позволяет нам лучше многих делать шедевры, единичные продукты, мелкие серии. Когда мы были лидерами в космосе? Когда это была штучная работа. Но наступает промышленный космос, и нам сложно. Меня поразила фраза американского менеджера, который сказал: «Если хотите сделать одну хорошую вещь, закажите русским, если 10, закажите кому угодно, только не русским». Это на самом деле подтверждается историей технологий. У нас есть один, может быть, два продукта массовых, которые успешны. Один известен всем — это автомат Калашникова. Но, я вам скажу, автомат Калашникова как раз показывает, в чем наше преимущество состоит. В том, что мы способны делать вещи, которые не требуют введения стандарта. Мы способны работать над опытными сериями. Автомат Калашникова чрезвычайно прост в качестве допусков. Если бы нужно было выполнить 142 пункта инструкции, то автомат бы не получился. Вы знаете, я просто заметила, что 3 мессенджера, на самом деле 4, Facebook Messenger тоже руководил человек, вышедший из Советского Союза. Но 3 мессенджера классных сделаны русскоговорящими людьми — Viber, WhatsApp и Telegram. Просто, может быть, нам не нужно заниматься физическим миром вещей, а нужно заниматься технологическими историями? Если ты сделал успешный стартап, ты его должен продать большой компании. Потому что нужна экономия на масштабе. Потому что нужны большие деньги, чтобы запустить массовую серию. Но в аддитивных технологиях этого не надо. Там единица производится в 3D printing примерно с теми же издержками, как массовая серия. Все, наступил век Левши. Там, где это есть, малый бизнес может, не продаваясь, делать продукт и выходить через платформу на глобальные рынки. Беда в том, что когда власть не является в России модернистской, а сейчас, можно сказать, во всяком случае, с моей точки зрения, она такой не является, то возникает проблема. Потому что само общество в силу того, в частности, что вы описали, модернизироваться не может. Потому что если мы посмотрим на варианты модернистской власти в России, то, собственно, их два. Мне кажется, в России в принципе существуют три варианта власти, которая реагирует на те или иные потребности огромной страны. Причем наиболее распространен третий вариант. Первый вариант — это силовая модернизация. Вот мы сейчас рывком, потому что внешнее окружение нас задавит, не считая жертв, мы будем двигаться. Что происходит с этим вариантом модернизации? Как делается скачок в стране, где не хватает условий для технологий?