Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления.

Новость об этом оказала сильное деморализующее влияние на части Краснова. Выступление Керенского — Краснова, Мятеж Керенского — Краснова (26 октября (8 ноября) — 31 октября (13 ноября) 1917) — поход казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса под командованием министра-председателя Временного правительства А. Ф. КЕРЕНСКОГО.

Лекции по советской истории. Часть 7. События 1918-го до Гражданской войны

Одновременно с выступлением Керенского-Краснова происходили бои в Москве, завершившиеся провозглашением власти Советов рабочих и солдатских депутатов. Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная министром-председателем Керенским при активном содействии донских казачьих частей во главе с Петром. Поэтому для похода на Петроград Краснов смог собрать только несколько сотен 9-го и 10-го Донских казачьих полков. Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград». Поход на Петроград завершился провалом. Керенский бежал, а Краснов попал к большевикам в плен. Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград».

1917. ЦАРСКОЕ СЕЛО. ПОХОД КРАСНОВА-КЕРЕНСКОГО НА ПЕТРОГРАД

В конечном счете в распоряжении Краснова оказалось 630 конных казаков, менее сотни пехотинцев преимущественно офицеров и юнкеров , 18 орудий, броневик "Непобедимый" и бронепоезд. Наступило 30 октября, день, которому суждено было стать решающим в истории последней попытки свергнутого премьера вернуть себе власть. С утра было довольно холодно, шел дождь, но ближе к полудню небо очистилось от облаков, и стало как-то почти по-летнему солнечно. С рассветом отряд Краснова выступил в направлении Пулковских высот, где, по сведениям разведки, укрепились большевики. Не доходя до расстояния винтовочного выстрела, казаки спешились и продолжали двигаться рассыпным строем.

Сам Краснов расположился на северной окраине деревни Редкое Кузьмино, откуда была возможность наблюдать весь театр военных действий. Наступление на центральном участке довольно скоро застопорилось — артиллерия противника заставила казаков зарыться в землю. Пушки отряда Краснова отвечали редким огнем, экономя снаряды. Гораздо лучше обстановка сложилась на левом фланге.

Здесь наступающих мог поддержать своим огнем бронепоезд, и потому Краснов направил туда неполную сотню лейб-гвардии Сводного казачьего полка. Противник располагал на этом участке фронта многократно превосходящими силами. Но при первых же залпах бронепоезда солдаты разбежались, а находившийся с ними офицер сдался в плен. Эта нежданная победа крайне воодушевила молодого хорунжего, командовавшего сотней.

Он попросил у Краснова разрешения атаковать находившуюся впереди деревню. Однако азарт оказался сильнее привычки подчиняться приказу, и сотня поскакала в атаку. До последней минуты казалось, что враг вот-вот побежит, не выдержав вида казачьей лавы. Но казаки наткнулись на болотистую канаву.

Лошади стали вязнуть, и атака захлебнулась. Опомнившиеся большевики пустили в ход пулемет. Первым был убит бесшабашный хорунжий. Его товарищи поспешили отступить.

К вечеру бой стих. Потери большевиков были велики, но в бинокль Краснову было хорошо видно, что к противнику прибывают все новые подкрепления. Это заставило Краснова отдать приказ с наступлением темноты отходить к Гатчине. Оборонять Царское Село с его огромным парком и беспорядочно разбросанными домами возможности не было, а в Гатчине отряд мог на какое-то время оставаться в безопасности.

В Гатчине Краснова уже ожидал Керенский. Он показался Краснову растерянным и даже немного напуганным. Если никто не придет — ничего не выйдет. Придется уходить.

Краснов отдал распоряжение поставить на въезде в город заставы с артиллерией, а сам лег отдохнуть. Но не успел он закрыть глаза, как его разбудил командир артиллерийского дивизиона. Он сообщил, что казаки отказываются идти на заставы и говорят, что больше не будут стрелять в своих. Чуть позже с тем же самым сообщением пришел командир 9-го Донского полка.

В итоге спать в эту ночь Краснову не пришлось. Он направился к артиллеристам, чтобы самому поговорить с ними. По дороге Краснов увидел толпящихся во дворе казаков. Среди них ходили люди в черных матросских бушлатах.

Краснову сказали, что это парламентеры, которые привезли с собой ультиматум, выдвинутый союзом железнодорожников. Всероссийский исполнительный комитет профессионального союза железнодорожников или как его называли в духе тогдашней моды на сокращения — ВИКЖЕЛЬ внезапно оказался в положении самой влиятельной политической силы страны.

Первым его шагом явилось обращение к населению с призывом не признавать и не исполнять распоряжений насильников, встать на защиту родины и революции и поддержать Комитет Спасения. Последний, «сохраняя преемственность единой государственной власти, возьмет на себя инициативу воссоздания Временного Правительства», которое, опираясь на силы демократии, доведет страну до Учредительного Собрания и спасет ее от контрреволюции и анархии. Ясно, что дело шло о новом правительстве, созданном на других основах коалиции, чем только что сошедшее со сцены и почти в полном составе находящееся в Петропавловской крепости. Одновременно с Комитетом Спасения к населению обратились с воззваниями и все организации, в нем участвующие. Решительных слов по отношению к большевикам было сказано достаточно. Разной силы были эти слова и в разных формах они комбинировались. Анализ этих документов мог бы представить значительный интерес для характеристики общественных настроений.

Отмечу лишь некоторые показательные черты. Ни одна из политических групп не обратилась с прямым и открытым призывом с оружием в руках противодействовать большевикам — намек можно найти лишь в обращении военной комиссии Ц. Меньшевики-оборонцы, возглавляемые Потресовым, «горячо» приветствуя «мужество» министров, оставшихся «на своем посту» под дулом ружей «насильников», заканчивали свое воззвание: «Да здравствует Временное Правительство! Помогайте Временному Правительству и товарищу Керенскому». В этих словах можно было увидеть призыв к оружию. И еще одна черта отличала все без исключения обращения этого и ближайших дней, шедшие из лагеря «непримиримой» оппозиции. Как memento mori перед ними стоял призрак грядущей контрреволюции. В обращении Ц. В организационно докладе на объединенном заседании входящих в Комитет групп с.

Скобелев намекал на ген. В целях «воссоздания революционного порядка и предотвращения братоубийственной гражданской войны» Комитет постановил вступить в «переговоры» с Временным Правительством и Центральными Комитетами социалистических партий «об организации демократической власти», обеспечивающей «быструю ликвидацию большевистской авантюры методами, гарантирующими интересы демократии, и решительное подавление всех контрреволюционных попыток». Прочную базу гарантирующую невозможность смены «экстремистов слева» экстремистами «справа» Комитет видел в проведении программы, намеченной большинством Совета Республики накануне большевистского переворота. Самоуверенно звучит последний пункт «программы»: «обратиться к ВРК с требованием немедленно сложить оружие, отказаться от захваченной власти и призвать шедшие за ним войска к подчинению распоряжениям Комитета Спасения Родины и Революции». Комитет говорит, как авторитетный хозяин положения, хотя «никакой за собой силы не имеет», — сообщают в Ставку Толстой и Ковалевский. Парадоксальным кажется в наше время такое положение, но, быть может, оно не так уже было чуждо в тогдашней обстановке ощущению современников. После захвата власти Едва ли лидеры большевиков были афраппированы тем, что оказались в полном одиночестве. Ведь другого они и ожидать не могли, предпринимая свою «авантюру всемирно исторического масштаба» выражение Ленина. Когда 26-го несколько большевистских гласных появились на заседании Думы, они были встречены криками: «Убийцы!

Изнасиловали женщин! В тюрьму! На виселицу! Ан-ский 208 : «Большевики спокойно сидели на своих местах. Некоторые из них улыбались». В действительности победители не чувствовали себя прочно — достаточно сказать, что на съезде Советов при специфическом его составе из армейских представителей приблизительно лишь половина высказалась за «советскую» власть по данным анкеты, произведенной большевистской фракцией. Ленин рассчитывал на притягательную и гипнотизирующую силу декретов о земле и мире, принятых на ночном заседании съезда 26 октября. Но никакие лозунги не имеют молниеносной быстроты — только Подвойским могло казаться, что «дело выиграно» с момента предоставления «полкам непосредственно говорить о мире и расправляться с противниками». В лучшем случае можно было бы повторить позднейшие слова выступившего уже в роли историка Чернова: «декретом о мире большевизм обезопасил себя от всяких усмирительных экспедиций о фронта».

И то здесь требуется оговорка, ибо необходимо значительно смягчить обобщающее заключение. Равным образом и декретом о земле большевизм до некоторой степени «загородился от деревни». Но «гениальные» экстремисты не предвидели никем не подготовленного, инстинктивно вспыхнувшего массового саботажа, с которым на другой день пришлось встретиться новой власти, и который вышел далеко за пределы административно-служебного аппарата. Эта забастовка трудовой интеллигенции, «маленьких людей», не подчинившихся ярму насилия, останется одной из самых красивых страниц в истории революционной эпохи — она будет символом гражданской чести русской общественности. Среди интеллигенции всеобщим было убеждение, что большевикам никакой власти самостоятельно создать не удастся. И совершенно неизбежно в рядах самой партии, насильственно и случайно захватившей власть, росла оппозиция «политике революционного дерзания» и прямолинейной тактике ленинских сателлитов. Оппозиция эта, внешне мало оформленная, самопроизвольно рождалась и в массах — прежде всего в, той столице, где с такой легкостью произошел переворот. Имеется интересный документ — сводка донесений районных партийных большевистских комитетов в Петербурге в ближайшие после восстания дни 28—30 октября. Это голос рядовых большевиков.

Нет в нем уверенного чувства победителей. Отмечаются «признаки утомления» в рабочей среде; успех пропаганды меньшевиков-оборонцев; разговоры о том, что «пролитие крови напрасно», что надо гражданскую войну ликвидировать «мирным путем» и т. Правда, как будто бы, большинство районов все-таки против каких-либо «соглашений»; но это фиктивное большинство, и нет уже никаких сомнений в том, что большинство определенно против продолжения гражданской войны. Через неделю петербургскому уже комитету приходится признать почти «полное равнодушие в широких рабочих массах» — равнодушие к делу, которое творили большевики. В рабочей массе, не принимавшей активного участия в восстании, настроение резко обостряется — мы еще встретимся с официальной делегацией рабочих Обуховского завода, не двусмысленно грозившей расправиться и «сосчитаться» со всеми теми, кто является виновником «разрухи». Этот гарнизон, по словам Антонова-Овсеенко, занявшего пост столичного главнокомандующего, стал катастрофически разваливаться и доставил ему гораздо большие хлопот и беспокойства 209 , чем захват Зимнего Дворца. Антонов делает особое ударение на более позднем «пьяном безумии», охватившем гарнизон — на памятных погромах. По словам Соломона, все в Смольном впали «в панику» — не исключая самого Ленина: «За много лет нашего знакомства я никогда не видел его таким. Он был бледен, и нервная судорога подергивала его лицо».

Но суть дела не только в этом моральном разложении столичных воинских частей. Они начинают выходить из состояния своей пассивной подчиненности директивам ВРК, и их еще труднее повести в бой, чем это было 25 октября. Недаром вольноопределяющийся Преображенского полка Милицын внес в свою запись о настроениях после переворота слова: «невольно пришло на мысль, что я еще ни одного защитника большевизма не встретил». Протоколы ВРК засвидетельствовали, напр. Самочинно решают послать делегатов и к Керенскому и в Комитет Спасения. ВРК формально приходится уступить, так как собравшиеся представители гвардейских полков среди них Семеновский, Измайловский, Волынский определенно заявляют, что «петербургский гарнизон не хочет быть орудием гражданской войны, и требует создания коалиционного правительства». Мало надежд можно было возлагать на такие полки при решении вопроса о выступлении навстречу двигающегося отряда Краснова, незначительность которого из «достоверных» источников хорошо была известна ВРК: у Керенского «всего» 5000, им обманутых казаков, — объявлял ВРК. После занятия Гатчины Ленин был в «необыкновенно повышенном нервном состоянии», — утверждает Раскольников, посланный в Кронштадт мобилизовать матросов «всех до последнего человека». Требует Ленин суда и людей из Гельсингфорса.

Революция в большей опасности в Петербурге, чем на Балтийском море, — негодует он, встречая противодействие со стороны матросов, опасавшихся оголить фронт перед немцами. Мы можем поверить Дж. Риду — ведь он написал «эпос великой революции». Он рассказывает о чувстве безнадежности, которое царило у большевиков: что может сделать «толпа против обученных солдат» Лозовский , «завтра мы, быть может, заснем надолго» Петровский , идет «целый армейский корпус», но они «не возьмут нас живыми»... Растерянность увеличивало отсутствие командного состава. На гарнизонном совещании, собранном 29-го при участии Ленина и Троцкого, ни один из офицеров не позволил себе «хотя бы заикнуться» о неприемлемости для них отпора Керенскому. Троцкий отсюда делает несколько поспешный вывод — большинство из этих «старых офицеров» было за большевиков и из ненависти к Керенскому желало его свержения. Однако, никто не согласился взять на себя ответственность за руководство операцией против красновских казаков, и после неудачных попыток привлечь командиров полков выбор ВРК пал на полк. Муравьева, «Хлестакова и фанфарона», по отзыву Троцкого.

На следующий день в целях агитации созывается специальное гарнизонное собрание — едва ли половина полков оказалась на нем представлена. Кронштадтские преторианцы — «воинствующий орден революции», по характеристике Троцкого, — остаются пока единственной реальной опорой большевиков. Какая психологическая загадка лежит в основе этой буйной кронштадтской вольницы? Чем объяснить тот несомненный коллективный психоз, который охватил в революционные месяцы значительную массу матросов? Бонч-Бруевич, в свое время немало сделавший для собирания материалов о русском мистическом сектантстве, дал в статье «Странное в революции» изумительно яркую бытовую картину матросского общежития той группы, во главе которой стояли прославленный Железняк и его брат. Он описывает исступленные радения с «сатанинскими» песнями и плясками «смерти» среди символических «задушенных» тел — с кровавыми выкриками и угрозами. Это — действительно сфера какой-то патологии. Она проявлялась, конечно, и во вне. Более уравновешенные стремятся поскорее уйти «домой», но — анархические группы неистовствуют на улицах, прочищая атмосферу и показывая «революционный штык буржуазной сволочи».

Но если 26-го матросские патрули бросали «пьяных» для протрезвления в Неву воспоминания Флоровского , то в последующие дни с этими эксцессами встречаться уже не приходится. В общей атмосфере растерянности присмирели и буйные матросские головы — «краса и гордость русской революции». При известии о продвижении Керенского «буржуазия на улицах наглела». Несмотря на то, что Петербург был объявлен на военном положении и были воспрещены всякие «собрания» на улицах, репортер «Народного Слова» отмечает 28-го «чрезвычайную оживленность» на Невском проспекте. Масса публики, повсюду «летучие митинги» среди снующих блиндированных автомобилей. Наглеет не только «буржуазия» — репортер отмечает, напр. Но все же не будем выискивать анекдотических дам, обезоруживающих солдат и матросов 210. Вот более достоверный факт, зарегистрированный официальным документом: 28-го на Невском толпа обезоруживает 50 красногвардейцев. Опять иллюзии убаюкивали бдительность, и призраки будущего действовали убедительнее реальности.

Пафос ночи, когда гремели орудия «Авроры», и когда общественная честь и непосредственное чувство заставляли вспоминать Зимний Дворец, исчез, и Предоктябрьские настроения, т. Левый публицист, писавший под псевдонимом С. Ан-ский, вспоминая повышенное настроение, царившее на «беспрерывном заседании» 26—28 октября, пламенные речи и резолюции протеста, говорит, что настроение Гор. Думы, «несмотря на все ужасные слухи», было «оптимистично»: «Никто не верил в окончательную победу тех, кто совершил переворот, и менее всех в победу верили большевики». Армия разносчиков новости сообщала об «отчаянном положении большевиков», уверяя, что они продержатся «самое большее два дня». Он будет «не сегодня-завтра» окончательно ликвидирован, и официоз эс-эровской партии призывает к борьбе с большевизмом «со сложенными на груди руками». Меньшевистская «Рабочая Газета» была убеждена, что большевистские вожди сами в ужасе остановятся перед творением рук своих. Люди разных политических лагерей на перебой стараются доказать себе и внушить другим, что авантюра невежественных демагогов, взвинтивших толпу на митингах, будет эфемерна Суханов ; по мнению Горького, авантюра будет ликвидирована в течении двух недель. Еще в сентябре прозорливый Церетелли предсказывал, что большевики продержатся «не более 2—3 недель».

Набоков и его друзья со своей стороны «ни минуты не верили в прочность большевистского режима и ожидали его быстрой ликвидации». Мало кто верил, добавляет принадлежавший к той же среде Изгоев, что оперетка продлится более 2—3 недель». Сотрудник «Речи» Ю. Рапопорт «через двадцать лет» вспоминал, как на третий день после переворота собрались в редакции «сливки интеллигенции: профессора, общественные деятели, публицисты» и гадали: «когда это кончится? Меньшинство пыталось возражать: пожалуй, и до весны. Двое или трое пессимистов среди них А. Изгоев робко, среди общего негодования, высказывали сомнения: кто знает, может быть, это затянется и на три года». Авторитетные генералы говорили Ауэрбаху, ссылаясь на Парижскую Коммуну, что большевики не продержатся более 42 дней. Известный историк литературы Венгеров убеждает большевизанствующего писателя Ив.

Книжника в том, что не стоило бы жить, если бы не было глубокой уверенности, что черед неделю или две «узурпаторы власти» будут устранены Кр. И эта «пиррова победа» пошла гулять по фронту из одного штаба в другой. Возможность третьего выхода уже исключена». Необходимо хоть какое-нибудь правительство, от имени которого действовать, — заявляет ген. О том, что большевики «продержатся недолго» утром 27-го уверяет английского посла почти официально Авксентьев. Этот оптимизм передался даже парижскому «Matin», которое сообщало, ссылаясь на радио-телеграмму из России, что ликвидация большевистской авантюры является вопросом нескольких дней, а, может быть, и нескольких часов. Абрамович в органе бундовцев высказывал уверенность, что через неделю-другую советская власть будет «бонапартирована». В Москве, под председательством Самарина, как рассказывает тел. Симанский, происходили уже совещания о восстановлении монархии.

Во всеобщем хоре оптимистических прогнозов пророческим диссонансом прозвучал лишь голос трагически погибшего Шингарева: это не «на 10 дней», а «на 10 лет»... Очень многие большевики, действительно, сами думали, что в создавшихся условиях им не продержаться и двух недель. Только при таких настроениях и в обстановке фактического безвластия, «сумбура и хаоса», наступивших после переворота, возможно понять несколько неожиданную уступчивость новой власти. Она сознавала силу, которую представляла или могла представить остальная объединенная социалистическая демократия. На другой День большевики ярко подчеркнули, что происшедшее накануне ее должно рассматриваться, как действие, направленное против социалистической демократии, входившей в коалиционное Правительство. Стоило Мартову, «постучаться» к большевикам с ходатайством о министрах-социалистах, заключенных в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, как они были выпущены на свободу. Уже на другой день после ареста на съезде советов был заявлен протест со стороны представителя 3 армии, поддержанный делегатами-крестьянами Представитель армии признавал «незаконным» акт, совершенный над министрами; он говорил: «если с головы их упадет хоть один волос, то ответственность падет на тех, кто это сделал». Троцкий от имени ВРК вынужден был дать официальное обещание принять меры к скорейшему освобождению социалистов и подвергнуть их пока содержанию, под домашним арестом. Вероятно, создавшейся обстановкой надо объяснить предупредительность, с которой большевики пропустили в ту же ночь в Петропавловскую крепость доктора Мащенко к заболевшему Терещенко.

Не тронула власть в первый момент социалистических газет, хотя они, по выражению Троцкого, представляли собой «сплошной хор волков, шакалов и бешеных собак» — энесовское «Народное Слово» выходило под лозунгом: «долой большевиков. Спасайте родину и революцию». Следует оговориться, что так было лишь в самые первые дни. Формально не закрывая социалистические газеты, власть фактически подвергла их, по выражению Ст. Ивановича, самым « омерзительным» по форме преследования: происходили ночные налеты на редакции, на типографии, разбирался и ломался шрифт, портились машины, устраивались на месте аутодафе отпечатанных экземпляров и т. Редакция «Народного Слова» была 29-го разгромлена в полном смысле этого слова, и газета смогла вновь появиться только 3 ноября. Несколько позже газеты должны были чуть-ли не ежедневно менять свои названия, и «Народное Слово» становилось «Неумолчным Словом», «День» — «Ночью», «Полночью», «Грядущим Днем» и т. Социалистическая в своем большинстве Дума произносила не, только «пламенные речи» против насильственных действий большевиков, но и попыталась выступать, как орган власти 211. Комитет О.

Неуверенность большевиков можно прекрасно иллюстрировать эпизодом, рассказанным Ан-ским. Новая власть решила взять из кассы Государственнаго Банка 3 милл. Банка от его директора. Кричали, что они разворуют и разграбят все достояние государства, что им ключей ни под каким видом давать нельзя». Директору Банка все же под угрозой пришлось выдать, но большевики «не осмелились идти туда одни и требовали, чтобы Дума прислала своих представителей, которые присутствовали бы при открытии кассы». Дума своих делегатов послала. Боевой орган рев. Но «Комитет Спасения» — боевой орган, созданный ad hoc для борьбы с насильственным захватом власти? И его не трогала власть.

Он свободно организовался и открыто действовал. На многолюдном организационном собрании, где докладчиком был Скобелев, выступал и представитель Лужского совета, удостоверявший, что будто бы 30. Собрание, правда, было окружено матросами и красной гвардией, но никто из этого внешнего окружения не проникал во внутрь здания. Комитет Спасения должен был дать «решительный отпор» большевикам. И Комитет Спасения ее только грозил, но и приступил к действиям. Реальной силой, весьма, конечно, относительной, был пока только казачий отряд Краснова, который приближался к «подступам» столицы под знаменем Временного Правительства, олицетворяемого оставшимся на свободе Керенским. Солидаризировался ли с ним Комитет Спасения? В положительном ответе, как будто бы, не может быть сомнений. Герштейн для координирования действий и для выяснения срока прибытия красновских войск в Петербург.

Раньше еще должна была выехать «делегация Думы в лице с. Гоца, Зензинова, Капицы и др. На Балтийском вокзале Гоц и Зензинов были арестованы. Но это соглашение внешне завуалировано было таким туманом, что от правительственной акции в сущности формально ничего не оставалось: «Преступное восстание, поднятое большевиками», — гласило обращение Комитета 27-го к солдатам петербургского гарнизона, — «уже дало свои кровавые плоды. Братская кровь уже пролилась. Но еще не все потеряно. Революционные войска, руководимые Общеармейским Комитетом, уже подходят к Петрограду... Во главе войск... Они не допустят напрасного кровопролития».

В этом воззвании проявилось не только творчество элементарной пропаганды. Комитет Спасения с первого же дня, своего существования стремился отгородиться от непопулярного Временного Правительства. При формулировке политических целей антибольшевистской акции в Комитете Спасения Р. Но ни один голос не поддержал меня. Все указывали, что при непопулярности Правительства в стране лучше о нем совершенно не упоминать». То, что Керенский в своих воспоминаниях считает «легендой», было незыблемым фактом — одним именем Правительства почти никаких войск с фронта двинуть нельзя было. Лучше всех об этом свидетельствовала сама Ставка. Подводя как бы итоги первых дней, Барановский в разговоре с Духониным с некоторым индивидуальным преувеличением 213 констатирует: «Должен вам выяснить настроение комитетов со всей определенностью: ясно, что комитеты да прежнее Правительство не идут и войск Керенскому, как главе его, посылать не хотят; идут за Комитетами Спасения и так как эти последние молчат и не говорят, что Керенский с ними, то войска никуда не двигаются»... На фронте, действительно, происходила путаница.

Узнав, что комитет первой армии, во изменение первого своего решения, постановил поддержать Временное Правительство, Черемисов приказывает «немедля» избрать соответствующие пехотные части и направить их в Гатчину пример того, что Черемисов не всегда ограничивался ролью лояльно-пассивного выполнителя приказов. Временное Правительство солидарно ли с Комитетом Спасения? И Лукирский, со своей стороны, должен объяснить, что Комитет Спасения «открытый враг большевиков и твердо решил всемерно поддержать Временное Правительство». Если одни ради тактики успеха борьбы готовы были затушевать непопулярное имя Временного Правительства, то другие, по таким же тактическим соображениям, отгораживаясь oт него по существу, стремились удержать фикцию формальной преемственности. Теоретически должно быть выставлено прежнее Временное Правительство после «победы» Керенского. Прибытие Керенского необходимо для того, чтобы сохранить «преемственность власти». Но Керенский заранее исключается из всех министерских комбинаций, как исключается и идея коалиционного с буржуазией правительства. Если Керенский-победитель выступит на ролях «белого генерала», т. Так приблизительно формулирует быть может, и очень неточно и очень упрощенно один из руководителей бюро железно-дорожного союза — так называемого «Викжеля» — Вомпе в своей книге беседу, которую он имел с делегатами Комитета Спасения, Скобелевым и Зензиновым, посетившими «Викжель» с предложением присоединиться к позиции Комитета Спасения и войти в его состав.

Сэр Дж. Бьюкенен был наблюдательным свидетелем событий — в свой дневник он записал: «если войска придут в Петербург, то не. И слишком слабо сказало в своем обращении к стране 17 ноября сорганизовавшееся в подполье «Временное Правительство»: Комитет Спасения не оказал «достаточной поддержки законному правительству». Официоз ЦК парт и, представленный в Комитете Спасения, с такой образностью определяя свое отношение к Временному Правительству: большевики — это «мыльный пузырь», но Правительство, низвергнутое «мыльным пузырем», не заслуживает во становления «Дело Народа» 28 октября. Оценка разумной «тактики» чрезвычайно субъективна. Игнорирование «законного правительства» приводило к тому, что антибольшевистская акция Комитета Спасения подчас во вне рисовалась в виде пресловутой позиции «нейтралитета». Тем самым подрывался авторитет организации в глазах сочувствующих и возможных попутчиков и ослаблялась сила оказываемого большевикам сопротивления. Ой судил в Гельсингфорсе по слухам, по газетным сообщениям, по рассказам приезжавших. Позиция Комитета Спасения не была «нейтральна».

Она была достаточно непримирима в отношении большевиков, но только этой негативной стороной, в конце концов, определялся союз организаций, объединившихся в Комитете Спасения. Каждая группа вкладывала свое содержание в те общие цели, которые намечались. Отсюда и неопределенность, и двойственность, и противоречия в деятельности Комитета Спасения, которые были отмечены тогда же французом, наблюдавшим события Anet. Нет возможности какими либо резкими и отчетливыми чертами охарактеризовать его позицию, и уже в силу этого Комитет Спасения, несмотря на все сочувствующие отклики в стране, не мог повести действенной политики. Формально Комитет Спасения сделался главным штабом борьбы с большевиками, которая пошла под знаменем революционной демократии. Правительства не было, отсутствовала или почти отсутствовала общественная среда, которая создавала коалицию. Эта «буржуазная» общественность куда то исчезла после переворота. Недаром Набоков с тоской вспоминает «томительные, бесплодные прения» в ЦК своей партии по поводу всяких воззваний и резолюций того времени — ощущение полного бессилия, оторванности и неимения базы, на которую можно было бы опереться. На арену вышла революционная демократ я с боевым кличем, но этот клич преломлялся в психологии, которая реальную борьбу с обанкротившейся уже «авантюрой» готова была считать менее настоятельной задачей, чем концентрацию революционных политических сил в предвидении неизбежного будущего.

При таких условия подлинный революционный пафос, который, быть может, намечался до некоторой степени в среде Комитета Спасения, должен был иссякнуть в несколько дней. Пешехонов в статье 3-го ноября, подводившей как бы итоги деятельности Комитета, отмечал показательный факт: в первый день своего существования Комитет разослал 120 агитаторов, во второй — 70, на третий — лишь 20, на четвертый — уже никого. И автору казалось, что вся деятельность Комитета свелась фактически к разговорам и информации. Комитет Спасения приобрел с самого начала какой-то трехликий вид. Для фронта это был верховный штаб вооруженной борьбы, причудливым образом в неприкосновенности пребывающий в гнезде ВРК. Для Петербурга — органом формирования общественного демократического мнения и агитации с колеблющейся амплитудой очень разных настроений и политических оценок — в Комитет вошли, между прочим, и представители бюро саботирующих власть чиновников. И где-то внутри Комитета шла конспиративная, заговорщическая работа, непосредственно связанная с фронтом Керенского и местным гарнизоном. На общих собраниях могли появляться гастролеры из интернационалистического лагеря, искавшие путей примирения враждующих лагерей социалистической демократии; в конспиративной работе соединялись люди разных политических группировок но объединенных общностью настроений. Создавалось положение, трудно объяснимое со стороны партийной логики.

Эту внешнюю фальшь в двойственности позиции Комитета Спасения первыми почувствовали меньшевики, в своем ЦК не желавшие приобщаться к «захвату власти» но и отрицавшие «вооруженную борьбу».

Черемисов со смехом заметил: «Они там совсем рехнулись... Откуда возьму я им надежные войска?.. Это — политика. Если вы полагаете, что приказ может быть выполнен — сами и выполняйте его". Действительно положение в армиях Северного фронты — 1-й, 5-й я 12-й — было очень сложным..

Впервые приказ о выступлении к Петрограду, по словам и Войтинского, отдельные части корпуса получили 23 октября, но никаких приготовлений сделано не было, так как офицеры боялись передать распоряжение казакам. Краснов вообще не упоминает об этом приказе. Видимо, благодаря деятельности генерала Черемисова, приказ до корпуса все-таки не дошел. Впрочем, в тот же день начальник штаба фронта сообщил Краснову о снятии с корпуса некоторых нарядов и о том, что его части все-таки будут собраны. Узнав о настроениях в войсках, он утром 24 октября вновь телеграфировал в военное министерство, что организация и отправка отряда под лозунгом защиты Временного правительства невозможна и что необходимо, чтобы вызов войск с фронта исходил от ЦИК Советов. В Петрограде еще не придавали серьезного значения начавшемуся выступлению большевиков, поэтому ответ в Псков пришел лишь ночью с 24 на 25 октября:« Президиум ЦИК санкционирует вызов отряда с фронта.

Отряд должен быть организован возможно скорее. Действуйте именем ЦИК». Таким образом, около полутора суток прошло от требования правительства прислать надежные войска в Петроград до приказа командующего Северным фронтом об отправке частей. Той же ночью с 24 на 25 октября общеармейский комитет при Ставке выразил протест против участия петроградского гарнизона в начавшемся перевороте. Правда, ситуация для правительства омрачилась тем, что, во-первых, настроения в войсках зачастую были более революционными, чем у комитетов как, например, в 12-й армии , а во-вторых, поддержали переворот комитеты 1-й и 5-Й армий — то есть на войска Северного фронта правительство надеяться не могло. В 2—3 часа ночи 25 октября поступило подтвержденное ЦИКом и Союзом казачьих войск распоряжение Керенского о переброске надежных войск в Петроград, при этом требовалась «особая срочность».

В столицу вызывались также 23-й и 43-й Донские казачьи полки, 3-й и 5-й самокатные батальоны, бригада 44-й пехотной дивизии и 5-я Кавказская казачья дивизия войска, по расчетам начальника штаба фронта генерала Лукирского, должны был и прибыть 26-27 октября, а пехотная бригада — 30 октября. В 11 часов утра 25 октября генерал Краснов отдал приказ:«... Принять меры для сосредоточения дивизии в районе Пулково — Царское, откуда походным порядком двигаться к Петрограду всей дивизии одновременно». К приказу были приложены телеграммы Керенского и комиссара Войтинского. Началась работа по отправке казачьих полков. Краснов послал сообщение: «1-я Донская дивизия с пути в 1-ю армию повернула обратно и следует на Петроград.

Оставшиеся части этой дивизии продолжают погрузку на станции Остров для следования также на Петроград". Однако к вечеру 25 октября ни один эшелон не покинул Остров. Еще в 22 часа 20 минут штабом фронта был отдан приказ об отправке находившихся в Торопце 2 сотен и 2 орудий 1-й Донской дивизии в распоряжение Краснова, а уже а в 23 часа 05 минут Краснов получил телеграмму: «Главкосев приказал частям вверенного Вам корпуса, направленным в Петроград,возвратиться в места прежнего их расположения на Северном фронте.. Такой же приказ получили и другие части и соединения, вызванные в столицу. Удивленный Краснов связался со штабом фронта: «— У аппарата помощник генкварсева генерал-квартирмейстера Северного фронта - aвт. Здравия желаю.

Скажите, пожалуйста, есть ли отмена движения 1-й Донской дивизии на Петроград и чем она вызвана? Распоряжение об отмене движения частей на Петроград сделано главнокомандующим Северного фронта авт. Какие у него по этому поводу имеются инструкции, я Вам доложить не могу, так как не знаю. Ввиду коллизии приказаний я не знаю, которые должен исполнить. Прошу дать немедленно приказание. Из-за этого выходит большая путаница, недоразумения, которые необходимо выяснить...

Меж тем, еще в 10 часов утра 25 октября, когда практически весь Петроград был в руках большевиков, министр-председатель и Верховый главнокомандующий Керенский покинул Зимний дворец, с тем, чтобы ускорить переброску в столицу верных правительству частей. В час дня Керенский прибыл в Гатчину, но идущих на помощь правительству войск там не нашел. Вечером 25 октября Керенский добрался в Псков и явился не в штаб фронта, а на частную квартиру своего шурина генерал-квартирмейстера фронта Барановского. Туда же был вызван генерал Черемисов, «который, — по словам Керенского, —... Движение войск к Петрограду... Правда, сам Черемисов утверждал, что распоряжение об отмене движения войск сделано с согласия премьер-министра.

По утверждению присутствовавшего при этой встрече Барановского, Черемисов уверял Керенского в том, что снять войска с фронта невозможно, т. У Черемисова, безусловно, были основания, чтобы так говорить. Незадолго до того он получил из Ревеля многословную телеграмму командующего сухопутными войсками Хенриксона: « Неделю тому назад прибытие 13-го и 15-го Донских казачьих полков ревельским и комитетами объяснялось контрреволюционными намерениями... Частям этим были даны вызывавшиеся обстановкой боевые задачи по охранению побережья. В настоящее время обстановка не изменилась, и увод бригады в Петроград встретил протест объединенного военного комитета. Прямой путь к эксцессам...

Кроме того, полки эти совершенно измотаны непрерывными перевозками... Принимая все это во внимание, а также и то, что увод этой бригады из Ревеля может привести к столкновениям с остающимися частями, ходатайствую об отмене перевозки. Подобные же мотивы побудили меня ходатайствовать сегодня утром об отмене посылки частей 44-й дивизии... Керенский неохотно согласился с командующим фронтом. Около половины десятого вечера 25 октября Войтинскому позвонил Черемисов и заявил: «Согласно приказу Верховного главнокомандующего, я остановил все отправленные к Петрограду эшелоны... Правительства уже нет, — насмешливо добавил Черемисов.

О приезде Керенского Черемисов ничего не сказал. Препятствовал он и попыткам начальника штаба Верховного главнокомандующего Духонина связаться с Керенским, Духонину он сообщил, что Керенский от власти отстранился и выразил желание передать должность Главковерха ему, Черемисову. Более того, Черемисов потребовал, чтобы Духонин остановил передвижения войск к Петрограду на всех фронтах. Тем временем в Петрограде готовились к выступлению сторонники Временного правительства. Ночью с 25 на 26 октября из депутатов Государственной думы и представителей политических партий был создан Комитет спасения родины и революции. Там Войтинский застал Керенского «в состоянии полного отчаяния и изнеможения».

На вопрос комиссара об отмене переброски войск Керенский ответил, что он «ни давать, ни отменять приказ не может, что на фронте распоряжается лишь ген. Черемисов, которому он передал и верховное командование. Черемисов устало поправил его: - Пока вы мне верховного командования еще не передавали. Я остановил эшелон по вашему приказанию». Четверть часа спустя Керенский взял обратно приказ об остановке эшелонов. Повлияли на него доводы Войтинского и Барановского, который около 3 часов ночи был дома у Черемисова и из слышанных там разговоров вынес более оптимистическую оценку ситуации.

В то же время, около 3 часов ночи 26 октября, чтобы лично выяснить обстановку, в Псков приехал П. В штабе фронта он никого не застал, разбуженный начальник штаба Лукирский ничего объяснить не смог, а Черемисов проводил совещание с Советом. Все это происходило в то время. Около 4 часов утра Войтинский вернулся в комиссариат и, встретив там Краснова, сообщил о приезде Керенского и дал его адрес. Краснов пришел вовремя: автомобиль министра-председателя как раз заправляли бензином, чтобы ехать в Остров. Располагая такими силами, Краснов планировал перебросить казачьи полки к Гатчине по железной дороге, там их выгрузить и использовать в качестве разведывательного отряда, прикрывающего высадку XVII-ro корпуса и 37-й Дивизии на фронте Тосна — Гатчина, после чего двигаться на Петроград, охватывая и отрезая его от Кронштадта и Морского канала.

В 5 часов 30 минут Керенским была отправлена телеграмма; "Приказывай" с получением сего продолжить перевозку III-го конного корпуса к Петрограду». Но разослать этот приказ во все части не удалось, т. Выяснилось, что ночью от имени Краснова пришел приказ казакам выгружаться из вагонов. Перед выступлением корпуса Керенский пожелал говорить с казачьими комитетами. Но встреча, состоявшаяся в 11 часов утра 26 октября, прошла не совсем так, как он ожидал. Из-за поднявшегося шума Верховному главнокомандующему не удалось закончить свою речь и пришлось удалиться.

До вокзала Керенский ехал с выделенной Красновым охраной. Около часа дня Керенский прибыл на станцию, где был встречен почетным караулом. Но по причине саботажа железнодорожных служащих тронулся эшелон лишь около 15 часов, после угроз Краснова и после того, как место отсутствовавшего машиниста занял один из казачьих офицеров. В первую очередь были двинуты более надежные 9-й и 10-й Донские полки около 700 человек с артиллерией, затем Уссурийская дивизия. В Пскове на станции собралась огромная толпа солдат, желавших остановить поезд, но, набрав скорость, эшелон пролетел мимо. В пути произошла сцена, ярко характеризующая настроение отряда, выступившего на защиту Временного правительства.

Прибывший из Петрограда офицер рассказывал о положении в городе. Вошедший Керенский протянул ему руку. Я — корниловец! Подобные ситуации возникали в эти несколько дней неоднократно. Весь день и всю ночь поезд двигался беспрепятственно. Приказ был написан в позаимствованном у самого Краснова блокноте.

Утром 27 октября Керенский получил из Петрограда сведения о готовящемся восстании. Выступить в поддержку правительства должны были Николаевское, Константиновское, Владимирское и Павловское училища. На рассвете 27 октября первый эшелон прибыл на станцию Гатчина-товарная. Здесь Краснова уже ждали пробившиеся из Новгорода 2 сотни 10-го Донского полка и 2 орудия. В то же время в Гатчину прибыли и большевистские войска, которые только начали выгружаться из вагонов. На Балтийской станции строилась рота Измайловского запасного полка и команда матросов всего 360 человек.

Краснов, приказав выдвинуть вперед орудие, предложил солдатам сдаться, что они и сделали. Примерно то же самое произошло и на Варшавской станции: там казакам сдалась рота Семеновского запасного полка с 14 пулеметами. Конвоировать такое количество пленных казаки не могли в силу своей малочисленности, кроме того, в большинстве солдаты и тем более офицеры вовсе не были убежденными большевиками: «Да мы что! Мы ничего! Нам что прикажут, мы то и делаем», — говорили они. Поэтому пленных разоружили и отпустили.

Гатчина была объявлена на военном положении, был назначен комендант, учрежден военный суд. Поддержание порядка в городе взяла на себя гатчинская школа прапорщиков, но принять участие в двнжеииИЖорпуса на Петроград начальство школы отказалось. Из Гатчины Керенский обратился с приказом к войскам петроградского гарнизона: «... Приказываю всем частям Петроградского военного округа, по недоразумению и заблуждению примкнувшим к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга". Со своим приказом к петроградскому гарнизону обратился и П.

Видный российский государственный деятель, министр иностранных дел первого состава Временного правительства Павел Милюков писал о нем следующее: «Мы, члены Думы , знали Керенского давно и были знакомы с приемами его самовозвеличения. Он умел себя навязать вовремя. Мы не знали только, что из привычки это стало системой, и мне пришлось самому создать для него новый плацдарм, пригласив его занять пост министра юстиции». В частности, Милюков укорял его за то, что министр-председатель «освободил из-под ареста Льва Троцкого , запретил штабу продолжать аресты большевиков, прекратил их обязательное разоружение, заменив его совершенно недействительным — добровольным». Нелестную характеристику Керенскому давал крупный промышленник Николай Врангель: «Керенский до революции был известен в Государственной думе лишь как истеричный лидер партии «левых ослов», как их именовал тот же Милюков. Ни талантами, ни умом, ни знаниями Керенский не выделялся. Мелкий адвокат, повадками фигляр провинциального театра средней руки, он обладал двумя качествами — самоуверенностью и наглостью. И эти два качества вынесли этого умственного недоноска на поверхность, и в течение нескольких месяцев он мог сказать, как Людовик XIV, «Государство — это я». Разрушив своими мероприятиями армию, убив авторитет офицера и высшего командования, сделав из солдата политиканствующего хулигана, Керенский отправился на фронт, дабы силою своего красноречия, своей популярностью создать новую армию, стократ лучшую, чем прежде, — армию, «подобной которой мир еще не знал». И, что совсем непонятно, этот мальчик был убежден, что такую армию он действительно создать в силах. И чем? Своей болтовней. Но, конечно, он ничего не создал», — констатировал Врангель в книге «От крепостного права до большевиков». После октябрьских событий 1917 года Керенский, как известно, бежал из Петрограда и попросил помощи у Петра Краснова. Крупный военачальник дореволюционного периода пытался усмирить большевиков при помощи своих казаков, однако сам попал к ним в плен и даже пообещал никогда впредь не воевать против советской власти В своих мемуарах «На внутреннем фронте» Краснов вспоминал Керенского с заметной брезгливостью: «Растерянный, истеричный, ничего не понимающий в военном деле, не знающий личного состава войск, не имеющий никаких связей и в то же время не любящий с кем бы то ни было советоваться, Керенский кидался к тем, кто к нему приходил. Противна была его самоуверенность и то, что он за все брался и все умел. Когда он был министром юстиции, я молчал. Но, когда Керенский стал военным и морским министром, все возмутилось во мне. Как, думал я, во время войны управлять военным делом берется человек, ничего в нем не понимающий! Военное искусство — одно из самых трудных искусств, потому что оно помимо знаний требует особого воспитания ума и воли. Если во всяком искусстве дилетантизм нежелателен, то в военном искусстве он недопустим. Керенский — полководец!.. После провала похода Краснова на Петроград Керенский бежал из Гатчины в матросской форме. Чтобы не попасться красногвардейцам, которые предлагали казакам выменять его на Владимира Ленина и затем, предположительно, повесить, свергнутый министр-председатель перестал бриться и забыл о своем фирменном костюме — френче, галифе и сапогах с гетрами. Теперь Керенский отправился на Дон , где не был принят героем Первой мировой, атаманом Алексеем Калединым. Затем подался в Финляндию — и вновь безрезультатно. Маскировка, побег из России, встречи с Ллойд Джорджем и Клемансо В своих мемуарах «Россия на историческом повороте» Керенский рассказывал, как, никем не узнанный, с длинной бородой спокойно расхаживал по Петрограду в марте 1918 года. На нелегальном положении он провел несколько недель, занимаясь написанием книги о «предателе» генерале Корнилове. Зимой 1917-1918 года завязались бои между донскими казаками и войсками Добровольческой армии, с одной стороны, и частями Красной армии — с другой», — описывал Керенский исторический фон того периода. Ближе к лету он отправился поездом в Москву. В советской столице бывший министр-председатель «бродил по улицам, с самым непринужденным видом, стремясь не привлекать к себе внимания». Оттуда Керенский планировал пробраться в Самару , где собрался Комуч — Комитет членов Учредительного собрания, первое антибольшевистское правительство в России. Однако сторонники отговорили его от этого шага. В конце концов, Керенский принял решение уехать за границу. Отъезд состоялся в конце мая через порт в Мурманске. Друзья сделали Керенскому документы на имя сербского офицера, а генеральный консул Великобритании в Москве поставил визу. Попав на французский крейсер, бывший председатель Временного правительства первым делом попросил сбрить ему бороду и длинные волосы, служившие маскировкой.

Выступление Керенского — Краснова

В конце концов, Керенский принял решение уехать за границу. Отъезд состоялся в конце мая через порт в Мурманске. Друзья сделали Керенскому документы на имя сербского офицера, а генеральный консул Великобритании в Москве поставил визу. Попав на французский крейсер, бывший председатель Временного правительства первым делом попросил сбрить ему бороду и длинные волосы, служившие маскировкой.

Путешествие в Англию по Северному Ледовитому океану происходило на небольшом тральщике. Для защиты от возможной атаки немецкой подлодки на нем была установлена маленькая пушка. В пути корабль кое-как пережил шторм.

Только в 20-х числах июня 1918 года Керенский прибыл в Лондон. Через несколько дней его принял британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж. Гость из России рассказал своему коллеге о положении дел на Родине и формировании антибольшевистских сил, в том числе армии генерала Антона Деникина.

В своих мемуарах Керенский подчеркивал, что Ллойд Джордж именно от него впервые узнал полную картину Гражданской войны. Из Лондона Керенский отправился в столицу Франции : «Парижане ни в коей мере не напоминали чопорных, безразличных к политике лондонцев, и в Париже было значительно легче уяснить себе подлинное отношение союзников к событиям в России. Париж в те дни был великолепен.

То было время, когда на улицах города более чем когда-либо прежде ощущалась глубокая преданность людей своей Родине, ее прошлому, ее великому будущему. Время от времени на город совершали налеты германские самолеты, то и дело по парижским домам и бульварам с расстояние в 50-70 км начинала бить пушка, прозванная «Большой Бертой». Здесь Керенский встретился с французским премьер-министром Жоржем Клемансо.

От лица французского правительства тот обещал оказать «патриотическим силам России всю возможную помощь». В эмиграции Керенский редактировал газету «Дни» и вел активную деятельность среди русской диаспоры. Так, благодаря соглашению с министром иностранных дел Чехословакии Эдвардом Бенешем в 1920 году осевшие в этой стране эсеры получили возможность заниматься литературной и политической работой.

В 1922-м все документы организации выкрал агент большевиков, который втерся в доверие к эсерам по рекомендации друга Керенского, бывшего министра юстиции Временного правительства Павла Переверзева. Эсер Марк Вишняк в своих мемуарах «Годы эмиграции» отмечал, что, перед тем как исчезнуть, шпион оставил записку о том, что «довершить данное ему поручение убить Керенского он не в силах». Полученное известие бывший премьер воспринял как моральную победу над большевистским агентом, решив, что тот проникся к нему теплыми чувствами при личном знакомстве.

С 1922 года Керенский постоянно проживал в Париже, но много путешествовал. В межвоенный период он опубликовал ряд публицистических работ, в которых подробно осветил предшествовавшие Октябрьской революции события и дал им свою оценку. С началом Второй мировой войны в 1939 году Керенский выступил с осуждением пакта Молотова-Риббентропа, однако чуть позже желал победы советскому народу в конфликте с нацистской Германией.

Ввиду оккупации Франции силами вермахта он вернулся в Англию. Женитьба на австралийке, письмо Сталину и думы о судьбах России 12 августа 1940 года Керенский с женой-австралийкой Лидией Нелли Триттон прибыл в Нью-Йорк на трансатлантическом лайнере. Годом ранее состоялась их свадьба сразу после получения официального развода от первой жены Керенского — Ольги Львовны, в девичестве Барановской.

Об этом этапе эмиграции поведала врач Екатерина Лодыженская, дочь социал-демократа Ивана Лодыженского, эмигрировавшая из России вместе с семьей в семилетнем возрасте, и впоследствии общавшаяся с бывшим министром-председателем Временного правительства, выполнявшая функции его секретаря. Согласно рассказу Лодыженской, молодожены сняли небольшую квартиру на Парк-авеню и жили в ней до 1942 года. Потом у них появилась дача на границе штатов Нью-Йорка и Коннектикут.

В дубовом доме они воссоздали быт с самоваром и сладостями «а ля рус», но с американскими спортивными играми. Керенского приглашали выступать с лекциями, за которые он получал большие гонорары. Нелли, профессиональный журналист, во время их жизни во Франции работала парижским корреспондентом ряда австралийских изданий.

Она была у Керенского секретарем, водителем, переводила документы и материалы, помогала в издательской деятельности. По признанию Александра Федоровича, это были его самые счастливые годы. Совместная жизнь с Нелли была также наполнена встречами с бесконечными посетителями, политическими дискуссиями, без которых он не мог существовать.

Главный удар Краснов наносил по центральному боевому участку, в надежде, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции. Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, после многочасового боя сами перешли в решительную контратаку. Краснов ждал подкреплений, но они не подходили, хотя Керенский обещал, что на помощь вот-вот подойдут части 33-й и 3-й Финляндских дивизий. Тогда Краснов приказал отойти в Гатчину и ждать подкреплений там. Под угрозой окружения казаки, бросив артиллерию, оставили Царское Село. Ещё до боя к мятежникам присоединился Борис Савинков — узнав в Петрограде о том, что Краснов занял Царское Село, Савинков со своим адъютантом под видом рабочих сумели миновать красногвардейские патрули и добраться до Царского Села, а затем и Гатчины, где находился Керенский. Савинков пытался убеждать казаков во что бы то ни стало продолжать борьбу с большевиками, но председатель казачьего комитета есаул Ажогин заявил ему, что если он приехал защищать и спасать Керенского, то его миссия напрасна. Ажогин сказал, что казаки готовы предложить формирование правительства Г.

Плеханову, который в это время жил в Царском Селе, и попросил Савинкова переговорить с Плехановым. Переговоры состоялись, но результатов не дали. Стремясь обеспечить подкрепления для Краснова, Савинков добрался до Пскова, в штаб Северного фронта, но штабные офицеры дали ему понять, что генерал Черемисов вряд ли отдаст чёткий приказ о поддержке Краснова, а если Савинков будет настаивать, дело вообще может дойти до его ареста. И к Черемисову Савинков уже не пошёл. Между тем красновские казаки быстро договорились с прибывшими в Гатчину большевиками Дыбенко и Трухиным об условиях перемирия: «красные» пропускают казаков на Дон, а большевики арестовывают Керенского, сохраняют своё правительство, но не включают туда Ленина и Троцкого. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им «обменять Керенского на Ленина», после чего Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле из расположения войск генерала Краснова. По воспоминаниям Троцкого, «Керенский бежал, обманув Краснова, который, по-видимому, собирался обмануть его. Адъютанты Керенского и состоявший при нём Войтинский были покинуты им на произвол судьбы и взяты нами в плен, как и весь штаб Краснова».

По воспоминаниям генерала Краснова, он сам предложил Керенскому бежать. Окончательное подавление выступления 31 октября в 210 ночи Троцкий, на тот момент лично находившийся в Пулкове, от имени Совнаркома отправил в Петроград телеграмму, в которой объявил: 1 14 ноября во второй половине дня Гатчина была занята отрядами красногвардейцев, революционных солдат и матросов. Мятеж был окончательно подавлен. Казаков отпустили, сам же генерал Краснов сдался большевикам под «честное слово офицера, что не будет более бороться против Советской власти», он вскоре перебрался на Дон, где с марта 1918 года вернулся к активной антибольшевистской деятельности. Васильев пишет: «Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова наглядно показал всей России слабость армии, колоссальный раскол нации и полную деморализацию всех здоровых сил, способных, но не желающих сражаться. Усталость от войны, социалистическая пропаганда, проблемы с железнодорожным транспортом, недоверие, а порой и ненависть к столь непопулярному А. Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград». По оценке исследователя, «Октябрьская революция происходила на фоне массового психологического оцепенения нации, сопряжённого с политическим безразличием народных масс и полной апатией и растерянностью меньшинства… Все те силы, которые были способны дать решительный отпор большевистскому вооружённому перевороту, с первых же дней оказались морально подавлены и деморализованы, и в результате предстали один на один с революционной толпой.

Гражданская война ещё только набирала обороты, и необходимо было время для того, чтобы в сознании масс исчезли безразличие, растерянность и иллюзия возможности остаться в стороне от разгорающегося конфликта». Дальнейшие шаги Керенского Керенский бежал на Дон и в двадцатых числах ноября прибыл в Новочеркасск, однако атаман Каледин отказался с ним сотрудничать. В январе 1918 года Керенский тайно посетил Петроград, где собирался выступить на заседании Учредительного собрания, куда был избран от Саратовского избирательного округа см. Список членов Учредительного собрания , однако ЦК партии эсеров запретил ему выступать. В мае 1918 года Керенский безуспешно пытался примкнуть к московскому отделению эсеровского Союза возрождения России, а после восстания Чехословацкого корпуса — к правительству Комуча в Самаре, однако ЦК партии эсеров и на этот раз высказался против. В это время в России Одновременно с выступлением Керенского-Краснова происходили бои в Москве, завершившиеся провозглашением власти Советов рабочих и солдатских депутатов. Кроме того, власть большевиков в Петрограде столкнулась с угрозой бойкота со стороны исполкома железнодорожного профсоюза Викжель.

Поэтому «Комитет спасения» приказал, не дожидаясь начала наступления войск Керенского-Краснова, выступить немедленно. Отряды других училищ сумели захватить Государственный банк и ряд других стратегически важных объектов. Но для развития успеха наличных сил юнкеров оказалось недостаточно.

Как писал член «Комитета спасения» В. Чайковский и бывший председатель Предпарламента Н.

Из женского батальона пришло только полторы роты. Остальные ждали. Это почти произошло в январе на Учредительном собрании - после ухода большевиков и левых эсеров. И вариант возвращения к монархии был закрыт в любом случае. Начиналась бы аграрная реформа по эсеровскому сценарию. Был бы принят Декрет о земле — но не в редакции Ленина, а в редакции эсера Чернова. Как декларировал и сам Керенский. Заявлял, что сил не хватает, не готовы к наступлению, но в окопах просидим страшную предстоящую голодную зиму 1917-1918 годов.

Но пусть наши союзники — Англия, Франция и подключившаяся уже Америка — пусть они и нанесут удар по немцам. Так основные действия осенью 1917-го и шли на Западном фронте, а Восточный фронт стоял. Для Керенского этого было достаточно. А от Керенского страны-союзники и не требовали большего - главное, чтобы Россия мира с немцами не заключила. Бунты крестьян с лета шли. Беспорядки на фронте были. И конфликты с национальными окраинами. Проблемы с Прибалтикой начались, там активно работала немецкая агентура - как и в Финляндии. Но это не была бы полномасштабная гражданская война. Была заготовлена конституция.

Ее должно было принять Учредительное собрание. По этой конституции Россия была бы республикой президентской. И очень вероятно, что Учредительное собрание выбрало бы именно Керенского. И он получал бы президентские полномочия на 4 или 5 лет - законным путем. После окончания Второй мировой позиция Керенского — анстисовесткая.

Выступление Керенского-Краснова

Таким эпизодом мог стать поход генерала Краснова на Петроград в конце октября 1917 года. После провала похода Краснова на Петроград Керенский бежал из Гатчины в матросской форме. Поэтому для похода на Петроград Краснов смог собрать только несколько сотен 9-го и 10-го Донских казачьих полков. Поход Керенского—Краснова и юнкерский мятеж в столице. Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград». По расчетам «Комитета спасения», в тот момент, когда войска Керенского — Краснова начнут наступление на Петроград с фронта, его силы будут готовы нанести согласованный удар с тыла.

Керенский проспал шанс победить в Первой мировой и избежать Гражданской войны

Он то отдавал приказ войскам грузиться в эшелоны для движения на Петроград, то отменял его, не желая, по его словам, «вмешиваться в петроградскую передрягу». Как пишет Г. Иоффе, комиссар Северного фронта В. Войтинский с большим трудом сумел сговориться с командиром 3-го конного корпуса генералом П. Красновым после неудачного похода генерала Л. Корнилова на Петроград в августе 1917 г. Об этом сообщили Керенскому, и он тут же присоединился к Краснову. Казаки, участвовавшие в августе в Корниловском выступлении, не испытывали особого желания воевать за дискредитировавшее себя правительство. По описанию историка русской революции Суханова Н.

Керенский протягивает руку офицеру-рассказчику, который вытянулся перед ним. Офицер продолжает стоять вытянувшись, с рукой под козырек. Керенский ставит на вид: «Поручик, я подаю вам руку». Поручик рапортует: «Г. Верховный главнокомандующий, я не могу подать вам руки, я — корниловец»… Совершенная фантасмагория! Керенский идет на революционный Петербург во главе войск, недавно объявленных им мятежными. Среди их командиров нет человека, который не презирал бы Керенского как революционера и губителя армии. Не вместе ли с большевиками отражал и шельмовал эти войска два месяца назад этот восстановитель смертной казни, этот исполнитель корниловской программы, этот организатор июньского наступления?

Утром 26 октября 8 ноября Керенский отдал приказ о движении войск на Петроград. Вечером первые эшелоны казаков проследовали через Псков на Гатчину. Для похода на Петроград Краснов собрал лишь около 10 сотен казаков 1-й Донской и Уссурийской дивизий, дислоцировавшихся в районе штаба корпуса в городе Остров, к которым позднее присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд. Ставка верховного главнокомандующего во главе с генералом Духониным, командование фронтов и армий пытались бросить на помощь «мятежникам» новые силы, но большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, встав на сторону советской власти или объявив нейтралитет; 13-й и 15-й Донские казачьи полки 3-го корпуса не были выпущены из Ревеля местным ВРК. Основные силы «мятежников», однако, группировались в Гатчине, из-за чего в советских источниках выступление иногда называлось «гатчинским мятежом». В воскресенье 29 октября 11 ноября Краснов активных действий не предпринимал, оставаясь в Царском Селе и дав отдых казакам. В этот день в Петрограде произошло юнкерское восстание, завершившееся поражением. В частности, 27 октября на общем митинге 176-го запасного пехотного полка в Красном Селе благодаря решительным действиям военного комиссара И.

Левенсона, несмотря на противодействие полкового комитета, была принята резолюция о выступлении всего полка на защиту Петрограда. К нему присоединился соседний 171-й запасной пехотный полк. Лениным для руководства обороной Петрограда и ликвидацией мятежа. Днём Ленин прибыл в штаб Петроградского военного округа, где находилось командование революционных сил, и фактически возглавил его работу. Для непосредственного руководства боевыми действиями революционных войск был создан военный штаб в составе Н. Подвойского, В.

В ночь на 29 октября 11 ноября Ленин и Л. Троцкий лично побывали на Путиловском заводе для проверки подготовки артиллерийских орудий и бронепоезда для борьбы с мятежниками. В тот же день Троцкий прямо с заседания Петросовета лично отбыл на Пулковские высоты , туда же прибыл П. Ленин провёл совещание с членами ВРК, выступал на собрании полковых представителей гарнизона. Каждый завод, район, воинская часть получили конкретные задания по обороне Петрограда. Они строили баррикады, устанавливали проволочные заграждения, рыли окопы и были готовы в любой момент поддержать войска, находившиеся на передовых позициях [8]. По призыву большевиков на оборону Петрограда выступили 2 тыс. Всего против частей Керенского — Краснова большевики сумели направить значительные силы: от 10 до 12 тысяч вооружённых красногвардейцев, около 10 000 матросов и 4000—5000 солдат. Центром восстания стал Инженерный замок , а основной вооружённой силой — размещавшиеся в нём юнкера Николаевского инженерного училища. Бывший командующий Петроградским военным округом Г. Полковников смещённый с этой должности Временным правительством 25 октября 7 ноября объявил себя командующим «войсками спасения» и своим приказом запретил частям округа исполнять приказы ВРК. На какое-то время мятежникам удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев, однако основная масса войск Петроградского гарнизона к мятежу не присоединилась. Уже к 1100 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию и превосходящими силами окружили Инженерный замок. Окончательно выступление было подавлено к утру 30 октября 12 ноября. Краснов очень рассчитывал на присоединению к мятежу расквартированных в Петрограде 1-го и 4-го казачьих полков, но они после длительных колебаний и митингов поддались агитации большевистских агитаторов и перешли на сторону Советской власти. Новость об этом оказала сильное деморализующее влияние на части Краснова. Боевое столкновение[ править править код ] Общее командование войсками, направленными на подавление выступления Керенского — Краснова, с 30 октября 12 ноября 1917 осуществлял М. Муравьёв , который 27 октября 9 ноября 1917 вошёл в штаб Петроградского ВРК , 28 октября 10 ноября 1917 был назначен начальником обороны Петрограда, а 29 октября 11 ноября 1917 — главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. Помощником Муравьёва был В. Антонов-Овсеенко , начальником штаба фактически руководившим боем — полковник П. Вальден в то время он был выборным командиром 2-го гвардейского стрелкового резервного полка в Царском Селе , комиссаром — К. К началу решающего сражения революционные войска, сосредоточенные непосредственно на передовых позициях, насчитывали 10-12 тыс. Они были разделены на 2 отряда: Пулковский во главе с полковником Вальденом входившими в отряд матросами командовал П. Дыбенко и Красносельский, который возглавляли офицеры-большевики Ф. Хаустов и В. Сахаров [4] , освобождённые 25 октября из « Крестов », где они содержались под следствием в связи с их участием в июльских событиях [12]. Утром 30 октября 12 ноября войска Краснова, поддерживаемые артиллерией и бронепоездом, начали наступление в районе Пулкова. К этому времени революционные силы были сосредоточены на трёх участках: на правом, у Красного Села,— балтийские матросы под командованием П.

Непосредственное руководство подготовкой восстания было возложено на уже известного нам полковника Полковникова. Для того чтобы проинформировать о готовящемся восстании Краснова и Керенского, к ним был командирован Станкевич. Он на автомобиле добрался до Царского Села и благополучно вернулся назад. Вечером 28 октября Станкевич доложил о результатах своей поездки на заседании бюро Комитета спасения. После его доклада было решено отложить выступление до понедельника. Но восстание началось в воскресенье, за день до намеченной даты, когда отряд Краснова еще стоял на отдыхе в 25 верстах от столицы. Причины переноса сроков восстания до сих пор до конца не понятны. По словам Станкевича, на этом настоял Полковников, у которого были сведения о том, что большевики готовятся в воскресенье разоружить юнкерские училища. Возможно, причиной этого стал арест одного из членов бюро, у которого нашли подробный план действий на случай выступления. В четыре часа утра 29 октября юнкера заняли Инженерный замок, где и расположился штаб Полковникова. Одновременно был захвачен Михайловский манеж с находившимися здесь броневиками. После этого небольшой отряд из 75 юнкеров в сопровождении одного броневика был отправлен для захвата Центральной телефонной станции. Под видом смены караула юнкера проникли внутрь здания и разоружили находившихся на станции солдат. Сразу же после этого были отключены телефоны Смольного и других центральных советских учреждений. Но это стало последним успехом восставших. Большевики сориентировались очень быстро. Уже к десяти часам все юнкерские училища были окружены красногвардейцами и солдатами. Только Владимирское училище выдержало настоящую осаду и было занято лишь к двум часам дня. Дольше всего держались юнкера, занимавшие телефонную станцию. Они отстреливались до последнего и только к вечеру сдались превосходящим силам противника. В Петрограде начались страшные расправы. Случаи садистских издевательств над живыми и мертвыми принимали такие извращенные формы, что это невозможно изложить на бумаге. Можно лишь гадать, как развивались бы события, если бы выступление юнкеров совпало, как и предполагалось, с движением отряда Краснова на Петроград. Но к тому времени, когда отряд был готов выступить в поход, восстание в столице было уже подавлено. За день пребывания в Царском Селе отряд Краснова сумел пополнить свои силы. К нему присоединились неполная сотня лейб-гвардии Сводного казачьего полка, конная батарея из двух полевых орудий, которую привел из Павловска полковник граф Ребиндер тот самый, который успел прославиться в июльские дни , и несколько десятков юнкеров из Гатчины и Петрограда. Самым серьезным приобретением был бронепоезд, угнанный накануне несколькими офицерами Гатчинской авиационной школы с Балтийского вокзала в Петрограде. В конечном счете в распоряжении Краснова оказалось 630 конных казаков, менее сотни пехотинцев преимущественно офицеров и юнкеров , 18 орудий, броневик "Непобедимый" и бронепоезд. Наступило 30 октября, день, которому суждено было стать решающим в истории последней попытки свергнутого премьера вернуть себе власть. С утра было довольно холодно, шел дождь, но ближе к полудню небо очистилось от облаков, и стало как-то почти по-летнему солнечно. С рассветом отряд Краснова выступил в направлении Пулковских высот, где, по сведениям разведки, укрепились большевики. Не доходя до расстояния винтовочного выстрела, казаки спешились и продолжали двигаться рассыпным строем. Сам Краснов расположился на северной окраине деревни Редкое Кузьмино, откуда была возможность наблюдать весь театр военных действий. Наступление на центральном участке довольно скоро застопорилось — артиллерия противника заставила казаков зарыться в землю. Пушки отряда Краснова отвечали редким огнем, экономя снаряды. Гораздо лучше обстановка сложилась на левом фланге. Здесь наступающих мог поддержать своим огнем бронепоезд, и потому Краснов направил туда неполную сотню лейб-гвардии Сводного казачьего полка. Противник располагал на этом участке фронта многократно превосходящими силами.

Снаряды ложились вдоль шоссе, рвались в предместьях Царского Села. Казачьи сотни и батареи без приказа отходили назад, побросав раненых и убитых. Так Сводный отряд из моряков, рабочих и солдат под командованием добровольца - полковника Вальдена остановил наступавших под Пулковскими высотами у города. Окончил Нижегородский кадетский корпус. Потом столичное Павловское военное училище. Павел Вальден любил военное дело и с увлечением совершенствовал свои знания и навыки. В течение пяти лет перед мировой войной он был непременным участником всеармейских состязаний и европейских олимпиад по стрельбе из разных видов оружия, ходьбе на лыжах, фехтованию. Неизменно занимая на них первые места, он получал императорские и международные призы. В Первую мировую войну поручик Вальден вступил начальником команды разведчиков пехотного полка. За подвиги, совершённые в первые же недели войны, он был награждён Георгиевским оружием. А потом несколькими боевыми орденами. Но уже в ноябре 1914 года тяжёлое ранение и контузия неожиданно прервали его фронтовую службу. Павел Вальден, блестящий офицер, спортсмен и герой, остался без ноги… После длительного пребывания в госпитале он был назначен в запасный батальон лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка начальником хозяйственной части. Крушение монархии капитан Вальден пережил без всякого душевного расстройства. В мае 1917 года он принял командование батальоном. А в августе, когда батальон был развёрнут в полк, полковник Вальден вступил в командование им. Я — командир резервного полка. События протекали следующим образом. На Питер Керенский ведёт войска Краснова. По поручению правительства в Детское прибыли члены Военно-революционного комитета Петроградского Совета тт. Антонов, Чудновский и другие. По приезде в полк на собрании представителей полка и гарнизона — вопрос о защите Питера от наступающего генерала Краснова и Керенского. Затем — октябрьские бои под Детским, Пулковом, успешная ликвидация попытки удара по Питеру». Вальден обучает командиров стрелково-пулемётному делу в кавалерийской школе, а затем, в Военно-технической академии РККА. В 1934 году начинается его педагогическая и научная деятельность в Военной академии механизации и моторизации РККА. В 1948 году генерал-майор Вальден был уволен по болезни и вскоре скончался. Днём 30 октября революционные отряды стали охватывать фланги красновских войск и создали угрозу выхода в тыл противника. Пролетарская ария двинулась вперёд длинным, изломанным фронтом и ворвались в Царское, не дав врагу времени разрушить правительственную радиостанцию. Теперь эта станция метала в мир торжествующие гимны победы…» Отряды Краснова были разбиты в многочасовом бою и поспешно отходили на Гатчину. К вечеру было освобождено Царское Село. Попытка Керенского двинуть контрреволюционные войска на столицу революции получила решающий отпор. Керенский отступает, мы наступаем. Солдаты, матросы и рабочие Петрограда показали, что умеют и хотят с оружием в руках утвердить волю и власть демократии. Буржуазия стремилась изолировать армию революции, Керенский пытался сломить её силой казачества. И то и другое потерпело жалкое крушение. Великая идея господства рабочей и крестьянской демократии сплотила ряды армии и закалила её волю. Вся страна отныне убедится, что Советская власть не преходящее явление, а несокрушимый факт господства рабочих, солдат и крестьян. Отпор Керенскому есть отпор помещикам, буржуазии, корниловцам. Отпор Керенскому есть утверждение права народа на мирную, свободную жизнь, землю, хлеб и власть. Пулковский отряд своим доблестным ударом закрепляет дело рабочей и крестьянской революции. Возврата к прошлому нет. Впереди ещё борьба, препятствия и жертвы! Но путь открыт, и победа обеспечена. Революционная Россия и Советская власть вправе гордиться своим пулковским отрядом, действующим под командой полковника Вальдена». В октябрьские дни Викжель, в основном состоявший из эсеров, меньшевиков и народных социалистов, стал одним из центров противостоящих революции. В руках Викжеля был весь железнодорожный транспорт — весьма весомый «аргумент» в хозяйственной и политической жизни страны. В противном случае Викжель угрожал всеобщей железнодорожной забастовкой. Мрачное слово «Викжель» было тогда на устах у всех и даже попало в испуганные стихи Зинаиды Гиппиус: Мы стали злыми и покорными, Нам не уйти. Уже развёл руками чёрными Викжель пути. Приняв делегацию Викжеля в ночь на 30 октября, Керенский заявил, что, прежде чем решить вопрос о перемирии, просит дать ему возможность посоветоваться со всеми, кто его поддерживает. Примите меры к прекращению… напрасного кровопролития. Но все уже знали, что армии у «верховного главнокомандующего» нет и приостанавливать либо вести какие-то военные действия он не в силах. Манёвр не удался. Керенскому пришлось, по собственному выражению, «нелепо переодевшись», вновь бежать. Один из его адъютантов 1 14 ноября принёс бывшему премьеру матросский бушлат, клёши, бескозырку и дымчатые шофёрские очки. Знаменитый френч и английское пальто остались на диване в Гатчинском дворце.

Лекции по советской истории. Часть 7. События 1918-го до Гражданской войны

Печатались воспоминания уже тогда, когда «корнетское предприятие, лихое на первый взгляд, но по существу представлявшее непродуманную авантюру» так охарактеризовал Черемисов гатчинский поход закончилось крахом. Невольно настороженно относишься к мемуаристу, который в двух вариантах своих воспоминаний при разных политических условиях в России и эмиграции дал две в корень противоположные версии о конце гатчинской «авантюры». Краснов должен был повести первые отряды на помощь Правительству. Судьбе угодно было, — замечает Керенский, — связать «мою последнюю попытку спасти государство от большевистского разгрома с 3-им конным корпусом — тем самым, который был двинут под командой Крымова ген. Корниловым против Вр. Судьба здесь не при чем, так как части 3-го корпуса были назначены самим Правительством, т. Верховным Гланокомандующим без предварительного сговора с Черемисовым очевидно потому, что эти части, «деморализованные» корниловским выступлением все же считались наиболее крепкими в смысле своего антибольшевизма 180. Экстренный вывоз частей именно третьего корпуса отчетливо показывает, как необдуманно все делалось в эти дни в правительственных кругах. Третий корпус был разбросан по всему северному фронту.

В этом факте ген. Краснов усматривает проявление злого умысла. Он рассказывает, как в сентябре он делал энергичные попытки оставить корпус для поддержки Правительства в ближайших окрестностях Петербурга. Сочувствовал такому решению и Полковников, обещавший «осторожно нащупать» у Керенского. Но в силу того, что «советы» настаивали на удалении корпуса из окрестностей Петербурга, последний был направлен в распоряжение Черемисова. Самое распыление корпуса по фронту, произошло, очевидно, не по какому-либо преднамеренному «злому умыслу» 181 , а естественным путем — казаков приходилось отправлять то туда, то сюда в предвидении беспорядков на фронте. В Петербурге об этом не думали, когда назначали всем полкам 1-ой Донской дивизии двинуться на помощь Правительству. Как раз 24-го четыре полка указанной дивизии были уже направлены в Ревель «для расформирования пехотной дивизии, отказавшейся исполнять боевые приказы».

И тут же ночью, 25-го, Дитерихсу по собственной инициативе приходилось разъяснять, что выбор полков всецело предоставляется на усмотрение Главкосева, «если нет возможности точно, исполнить телеграмму в отношении первой дивизии » — «обстановка так складывается, что необходима быстрота распоряжений». Краснов мог собрать только 10 сотен, слабого состава по 70 человек, т. Вследствие отсутствия командира первой дивизии, бывшего в отпуску, командование принял на себя сам Керенский 182 , намереваясь сосредоточить свои «войска в Луге» и оттуда идти походом, чтобы «не повторять ошибки Крымова! Краснов едет в Псков. Попадает туда в 3 часа ночи, застает Лукирского спящим, будит его и требует разъяснения от начальника штаба, как надлежит ему поступить при двух взаимно противоречащих приказаниях. Тут первая неувязка, потому что Лукирский ждал Краснова, как сообщал он только что Духонину. С другой стороны, Лукирский совершенно не был осведомлен о приезде Керенского и о разговорах Черемисова — он узнал об этом post factum, на другой день от Барановского. Черемисова Краснов, по его словам, застал бодрствующим — на заседании военно-рев.

Разговор их закончился якобы репликой Главкосева: «Я вам искренне советую остаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше». Пылающий энергией Краснов идет отыскивать Войтинского. Последний ему таинственно передает, что Керенский в Пскове, и рекомендует направиться к Главковерху, отказываясь, однако, его сопровождать: «нам неудобно идти вместе». У дверей дома, где остановился Керенский, раздается звонок. Кто кого убедил? Кто кого «обманул»? На чьей стороне было самовнушение?

Краснов ли, думавший лихим налетом захватить Петербург? Корниловым против адвоката Керенского, кумира толпы и другое — идти с этим кумиром против Ленина, который далеко не всем солдатам нравится. Или Керенский вместе с Барановским и, может быть, Войтинским, уверявший Краснова, что не только все части его корпуса будут собраны и двинуты под его начальством на Петербург, но он будет усилен и 37-й пехотной дивизией, и 1-й кавал. Я отбрасываю в сторону патетическую словесность воспоминаний Краснова, которой он объясняет, почему во имя Родины он пошел к ненавистному Керенскому. Эти позднейшие резиньяции исторической цены не имеют. Краснов не учитывал тогда обстановки. Реальное он ощутил только тогда, когда остался в полном одиночестве со своими семьюстами казаков под Гатчиной 184. Гатчинский поход В 5 ч.

Черемисов , — спрашивал Духонин утром Лукирского. Одновременно, за подписью Керенского, был опубликован общий приказ, обращенный к армии:... Этот приказ вызвал некоторое недоумение. Так комиссар юго-западного фронта Иорданский 185 , сообщая Вырубову пом. Ставки о спокойствии на фронте «большинство за Вр. Правительство» и о подготовке посылки отряда с целью хотя бы «морального удовлетворения», говорил: «Одна фраза приказа возбуждает недоумение — о возможности образования нового правительства; если это означает готовность идти на компромисс с Петроградом, то это ошибка, лозунгом должно быть восстановление Правительства и созыв Учред. Собрания в назначенный срок... Мы смотрим на положение, как на неизбежный момент ликвидации большевизма, и были бы совершенно выбиты из колеи, если бы повторились полумеры 3—5 июля».

Милюков «Россия на переломе» также видит в той фразе, которая вызвала недоумение на юго-западном фронте, намек на «переговоры», которые якобы велись Керенским накануне большевистского восстания о создании однородного социалистического правительства. Ниссель мало, конечно; разбиравшийся в подоплеке русской политической жизни того времени и повторявший в значительной степени информацию, которую получал от своих русских собеседников, остался в убеждении, что Керенский все время до переворота и после переворота лично находился в секретных сношениях с Лениным и Троцким и поэтому оказывал сопротивление тем активным действиям против большевиков, которые ему предлагались. Ниссель знает даже, что именно большевики содействовали выезду Керенского из России, снабдив его фальшивым паспортом! Борьба с большевистским захватом власти должна была идти под флагом: революционной демократии, а не Временного Правительства. Итак, подписав два приказа, Керенский вместе с Красновым направился в Остров — стоянку штаба третьего корпуса. При чтении воспоминаний Керенского можно узнать, что только его «личное присутствие среди войск устранило... Двинувшиеся из Острова под «рев и угрозы разнузданной солдатчины эшелоны» пролетели жел. Быстрота действий помешала вновь Духонину непосредственно переговорить с Керенским, хотя соответственная депеша была отправлена Лукирским с офицером на автомобиле 187.

К вечеру эшелоны были под Лугой. Здесь Керенский узнал о захвате Зимнего Дворца. Если бы в то утро 26-го я уже знал о захвате большевиками Временного Правительства, я наверное не остановился бы на этом слишком рискованном плане». Конечно, и в Луге было не поздно изменить план, но дело в том, что сообщение, полученное через ген. Барановского, показалось тогда «невероятным» — Керенский решил, что это известие было сфабриковано большевистскими агентами 188. Без выстрела на рассвете 27-го захвачена была Гатчина. Прибывшие из Петербурга войска многочисленные, в представлении Керенского, с артиллерией, блиндированными автомобилями; две роты и команда матросов — в изображении Краснова без боя разбежались 189. Местные войсковые части были пассивны и нейтральны.

Окрыленный первым успехом Керенский требует дальнейшего немедленного наступления. Краснов предпочел бы задержаться в Гатчине до прибытия помощи. Все-таки в Царском Селе гарнизон исчисляется в 16 тыс. Но «гражданская война — не война. Ее правила иные, в ней — решительность и натиск». Так рассуждает в мемуарах ген. Краснов, назначенный командующим всеми вооруженными силами петербургского района. В 2 часа ночи Краснов двинулся на Царское Село.

Двинулся о осторожностью, где можно «разговаривал», вступая в соглашение с цепями противников. Отказавшись от военно-технического руководства вооруженными силами и следуя своему правилу: «не вмешиваться» в распоряжения лиц, которым поручено выполнение той или иной задачи, Керенский остался в Гатчине. Там ему, однако, не сиделось, и он скоро же поехал в самую гущу «сосредоточения правительственных войск». Краснов объяснил Главковерху, что задержка вызвана малочисленностью наступающего отряда и лучшей, чем он думал, организованностью обороны Царского Села: «все торгуемся», — сказал он. Краснов попросил Керенского не оставаться на поле сражения, так как это мешает операции и волнует офицеров 190. Подобная просьба показалась Керенскому «очень странной и непонятной», но он все понял, когда заметил в окружении Краснова «несколько слишком хорошо» ему «известных фигур» от Совета Союза Каз. Войск, приславшего делегацию 191 ,— «тогда новый тон и новая манера генерала мне стали слишком понятны». Керенский вернулся в Гатчину.

Здесь посетил его Савинков, и это появление «сразу с быстротой молнии осветило» Керенскому «все новое положение в отряде». Приезд этих «политиков» и «патриотов» не предвещая ничего хорошего и «не мог пройти даром для успеха, как выражается Керенский, моего предприятия». Подозрительность Керенского была возбуждена. Время шло. Царское еще не было взято. Тогда, под вечер, Керенский снова идет в отряд, с «твердым решением вмешаться в самые военные действия». Керенский не сомневался, что «внезапный паралич, охвативший все части 3-го конного корпуса? Выяснив на месте положение дел, Керенский послал Краснову письменное требование немедленно начать, военные действия.

В этот момент на поле битвы появился Станкевич, прибывший из Петербурга с самыми оптимистическими сведениями о состоянии готовых поддержать Керенского «боевых сил». Колебание Краснова было сломлено. Краснов дает красочную подробность — не выдержав роли, Керенский сам врывается в гущу колеблющихся солдат и с сидения автомобиля, в нервном возбуждении начинает говорить речь 192. Все спуталось. Решает дело взвод донской батареи. Один, два выстрела, и «будто слизнули они все это море голов и блестящих штыков. Все стало пусто». Царское было «взято».

ВРК объявил, что в Царском, «два полка дрались геройски, но под давлением превосходных сил были вынуждены отступить», а советская публицистика сказала, что большевики сделали «еще одну попытку избежать кровопролития». За весь день 28-го октября на помощь подошли три сотни 1-го Амурского казачьего полка, заявившие, по словам Краснова, что в «братоубийственной войне принимать участия не будут», и захваченный казаками бронепоезд «Непобедимый» Осадный полк, шедший из Луги по жел. При возвращении в Гатчину Керенский надеялся «твердо найти свежие войска». Он нашел только «телеграммы». Маленький красновский отряд, потонул в море разложившихся «нейтральных» гарнизонов Царского Села и Гатчины. Для того, чтобы удержать «горсть» казаков на должной высоте дисциплины, нужна была спаенность верхов. Ее не было с самого начала и не только в силу противоестественного соединения двух людей, столь различных политических взглядов и столь отличной психологии. Сам Керенский должен признать, что офицерство отряда причисляло себя, к среде «корниловцев» и относилось к нему с враждебностью.

Краснов зарисовал такую сцену. Выехавший из Петербурга сотник Карташов докладывает Краснову, еще под Лугой, о событиях в столице. В купэ входит Керенский и протягивает руку Карташову по демократическому обычаю Главковерху «здороваться со всеми одинаково». Тот вытягивается во фронт, но руки своей не дает: «Виноват, господин Верховный Главнокомандующий, я не могу подать вам руки. Я — корниловец». Помнит и Керенский этот эпизод, только относит его к более позднему дню, когда появились интриганы из Союза Каз. Правительству и требовавшие расправы с Керенским, и когда сам Краснов стал все решительнее сбрасывать маску лояльности. Керенскому представляется показательным не столько поведен е «адъютанта» Савинкова 193 , сколько ген.

Краснова, который дал возможность этому офицеру немедленно скрыться из под ареста. Отрицательное отношение к Керенскому росло но мере того, как вырисовывалась изолированность отряда и терялась надежда на подход помощи. Враждебное чувство офицеров должно было передаваться и рядовым казакам — невольно Керенский делался ответственным за неудачу. Сам Керенский усиленно подчеркивает, что разложение казаков -отряда шло от ловкой большевистской пропаганды, которая пользовалась «старорежимными» высказываниями офицерской среды и заодно представляла Керенского «контрреволюционером» — Краснов же не принимал никаких мер «к очищению? Конечно, и с этой стороны шла разлагающая пропаганда. Все вместе создавало напряженную атмосферу в отряде. По словам Краснова, к нему явилась крайне возбужденная делегация от казаков с требованием немедленно удалить Керенского из отряда, так как он «предает» казаков. Под влиянием этих разговоров — и офицерских и солдатских — будто бы Савинков предложил Краснову арестовать Керенского и самому т.

Краснову стать, во главе движения. Краснов, конечно, отверг предложение Савинкова и только уговорил Керенского «с большим трудом» уехать из Царского в Гатчину. Не очень верится в такое предложение Краснову со стороны Савинкова — во всяком случае этого красочного эпизода нет в том первоначальном тексте воспоминаний Краснова, который был в 18 г. Он появился лишь в позднейшей эмигрантской редакции мемуаров, в которой автор давал слишком большую волю своему воображению романиста. Заподозревали Савинкова в подготовке «переворота» и в окружении Керенского. Возможно, что у Савинкова были свои планы, и что он вел переговоры с Плехановым о создании новой правительственной власти — власти сильной, диктаторского характера. Но, его «интриги» носили довольно открытый характер, так как он и не скрывал, по словам Станкевича, своего отрицательного отношения к Керенскому 195. Из кого же состояло в Гатчине интимное, не очень многочисленное окружение Керенского, и что оно пыталось делать?

Как было указано, в воспоминаниях Керенский намеренно умалчивает о тех, кого он называет своими «друзьями». Помимо лиц, прибывших с Керенским из Петербурга среди них помощник Полковникова с. Кузьмин , в этом интимном окружении прежде всего состоял Войтинский, обосновавшийся в Гатчине с 27-го. Он сам в показаниях большевикам определяя свои главнейшие функции: «предотвращение каких бы то ни было эксцессов и использование движения отряда контрреволюционерами». Близкое участие в гатчинских делах принимал и Станкевич, как муж совета и главный ответственный посредник между Гатчиной и Петербургом. Гастролерами побывали с. Гоц, Герштейн, Фейт, Сперанский. Появлялся на горизонте и Чернов.

Небольшая группа эс-эров во главе с Семеновым — тем самым, который приобрел печальную известность на московском процессе, и который постоянно состоял при Главковерхе, исполняя отдельные поручения или занимая определенные должности. Все они пытались организовать, довольно безуспешно, пропаганду среди гарнизона Гатчины и Царского Села. Неуспех агитации отчасти объяснялся разбродом, царившем среди пропагандистов: одни, по свидетельству Вейгера, защищали необходимость борьбы с большевиками, другие отвергали ее, базируясь на идее единого фронта в социалистической демократии. Создать однородное настроение в массах не представлялось возможным — в лучшем случае пропагандисты достигали того, что солдаты предпочитали держаться положен я ни к чему не обязывающего нейтралитета, т. Достопримечательную сцену зафиксировал в своих воспоминаниях Станкевич. Он был сам действующим лицом. Прибыв 26-го из Петербурга в Царское Село, Станкевич наблюдал, как местный гарнизон «в ужасе» бежал перед не появившимся еще противником. У Станкевича родилась мысль склонить солдат в сторону правительства.

Полилась его соловьиная речь перед толпой на царскосельском вокзале. Но «едва я замолчал, — вспоминает мемуарист, — уверенный в успехе, как какой то пожилой солдат плюнул и со злобой и в иступленном негодовании стал кричать: «все перепуталось, ничего не пойму, к черту всех ораторов». Действительно, «все перепуталось», и в пестром конгломерате людей и настроений в Гатчине, как в фокусе, отражалась вся эта общественная и бытовая путаница. Настроения в армии Успех гатчинского похода всецело зависел от быстрого продвижения эшелонов с фронта — еще в тот момент, когда фронт был в неопределенном состоянии. Теперь совершенно ясно, что петербургская «передряга» была затеяна большевиками почти вне непосредственных организационных связей с фронтом. К попыткам «организации» фронта в сущности было преступлено лишь 26 октября, т. Помощь шла, но двигалась она со «странной и загадочной» медлительностью. Верховная Ставка рассылала телеграммы во все концы, слал телеграммы Краснов и еще более Керенский.

Но помимо всех этих причин была и еще одна, отмечаемая Черемисовым — она не зависела ни от бездействия Ставки, ни от злой воли железнодорожников. Очень сомнительно, что такая мысль руководила Черемисовым. Все последующее поведение главнокомандующего северным фронтом мало вяжется с подобным утверждением. За четыре дня, — утверждает Будберг, — войска в Двинске получили от Черемисова только телеграмму о том, что «политика армии не касается». Но верховный главнокомандующий и не ждал инициативы с мест — он распоряжался по собственному усмотрению. От Керенского в Штаб Северного фронта стали поступать телеграммы с категорическими предписаниями выслать такой то полк в Гатчину. Распоряжения Главковерха должны были «беспрекословно» выполняться, но Главковерх не мог знать ни расположения полков, ни степени надежности того или другого из них. Последствия ошибки не замедлили сказаться.

Распоряжения вызывали возражения со стороны непосредственных начальников: один доносил, что требуемый полк только что заступил позицию; другой, что требуемый полк может двинуться через Два дня и т. Слова Черемисова могут быть подтверждены значительным количеством примеров, почерпнутых хотя бы из опубликованных лент переговоров штабов по юзу. Вот один достаточно яркий пример. В это время была получена «весьма срочная» телеграмма от имени Верховного Главнокомандующего Керенского, адресованная непосредственно командиру полка и предписывавшая двинуть эшелоны «пассажирским поездом» в Гатчину. В результате отправка полка задержалась. Черемисов объясняет эту все путающую тактику вмешательством Войтинского, который, будучи комиссаром фронта, претендовал на осведомленность в этих вопросах. Задача осложнялась стремлен ем двинуть на помощь Керенскому достаточно «революционно» настроенные части. Комиссар 8-й армии Вендзягольский, прибывший в Гатчину 28-го с сообщением о продвижении на помощь целого корпуса 196 , был поражен тем, что в Гатчине «не имели ни малейшего понятия о дислокации войск Северного фронта».

Столь же характерно было и то, что Вендзягольского, заподозренного в близости к Савинкову, постарались отстранять от какого-либо руководства 197. Его назначили комиссаром на броневой поезд, который, однако, по мнению Войтинского, должен был играть «роль аргумента более морального свойства»; затем предложили ехать комиссаром в какой-то отряд в Валк, а еще спустя некоторое время, агитатором в какие-то слабые части с программой: «если слишком правы, наступить им на хвост», по выражению Войтинского. При ознакомлении с документами этих дней вызывает полное удивление то обстоятельство, что Верх. Главнокомандующий не проявил никакой инициативы для того, чтобы снестись непосредственно с начальником своего Штаба. И все попытки Духонина были вновь в этом отношении тщетны. Вероятно этой оторванностью и следует объяснить до некоторой степени то, что Ставка не проявляла собственной инициативы 198. Ее позиция с первого же дня была достаточно определенна. Опираясь на то, что большинство армейских комитетов высказалось против большевиков из 11 армий 9 , уже 26-го Ставка телеграфировала на все фронты, что она окажет «полную поддержку правительству».

И Духонин имел полное право сообщить Верховному Главнокомандующему 31-го: «Все, что возможно при наличии сложившейся обстановки для подавления большевистского движения и для оказания поддержки вам, я принимаю и настойчиво стремлюсь преодолеть все неожиданно возникающие препятствия на пути проведения мероприятий». Это надо подчеркнуть, ибо только постороннему наблюдателю, который не мог вникнуть в суть положения, могло казаться, что Духонин не принял никаких мер помощи Правительству утверждение ген. Старался Черемисов воздействовать прежде всего, конечно, на Духонина. Так как продвижение 3-го конного корпуса вызвало протест других частей и готовность их двигаться в Петербург на защиту ВРК, что могло привести к гражданской войне на фронте и к его развалу, Черемисов просит Духонина, как заместителя Главковерха, связи с которым у Черемисова не было, отменить посылку войск с Северного фронта, кроме уже отправленных лично Главковерхом копию этого разговора Черемисов отправил Керенскому. Тогда же главнокомандующий Северным фронтом обратился к своим армиям с приказом: «Политическая борьба, происходящая в Петербурге, не должна касаться армии, задача которой остается прежняя — прочно удерживать ныне занимаемые позиции, сохраняя порядок и дисциплину». Сам Черемисов формально держится лояльно в отношении Керенского. Все получаемые распоряжения им санкционируются по той же причине, что «все, кто считает, что армия должна быть организованной армией, а не дезорганизованной толпой, понимают, что приказания Главковерха и Ставки должны беспрекословно исполняться», — так разъясняет Черемисов 29-го октября представителям псковского революционного комитета. Но эта лояльность носит формальный характер — нежелание нести какую-либо ответственность за действия Керенского.

Она бесспорно была двойственна, но эта двойственность, конечно, вовсе не обозначала того, что «штаб Черемисова, стал явно на сторону большевиков», как утверждает Деникин в своих «Очерках русской смуты». Положение главнокомандующего Северным фронтом, независимо даже от личных взглядов того, кто занимал этот пост, было исключительно трудно уже в силу того, что на территории именно Северного фронта возникла гражданская война. Верховная Ставка решала вопросы теоретически, она калькулировала и комбинировала отвлечённые величины, на Северном фронте приходилось иметь дело уже с реальными войсковыми частями. Комитета могли даже 30 октября совместно отправить столь решительную телеграмму: «От имени армии и флота мы требуем немедленного прекращения большевиками насильственных действий, отказа от вооруженного захвата власти и безусловного подчинения действующему в полном согласии с полномочными органами демократии Временному Правительству, единственно могущему довести страну до Учред. Собрания, хозяина земли русской. Действующая Армия силой поддержит это требование». В Пскове на первых же порах была иная обстановка — военно-революционный комитет с участием большевиков при колеблющихся правительственных комиссарах. Вот как характеризует Черемисов, до известной степени правильно, их окончательно определившиеся позиции: «один — интернационалист Шубин, оказался на стороне большевиков 199 ; другой — бывший большевик Войтинский, на стороне Керенского; третий — Савицкий, против большевиков и против Керенского».

В условиях Северного фронта иногда внешний политический нейтралитет становился почти вынужденным. Так было, например, в Балтийском флоте. Идеей невмешательства в политику офицерский состав пытался бороться с посылкой матросов из Гельсингфорса. Когда пришла первая телеграмма Главковерха, ничего не оставалось другого, как заявить, что предписан е «исполнено быть не может». Прибегли к уловке и ответили, что телеграмма «не расшифровывается». Через Два дня Ленин вновь требует присылки судов в виду того, что «положение критическое, войска петроградского гарнизона устали». Решают, что если суда пойдут, комфлот немедленно пошлет телеграмму главнокомандующему Северным фронтом, что при условии впутывания кораблей в политику в ущерб войск, он болне командовать не может» Дневник Рейнгартена. С момента выделения из общего военно-революционного комитета чиста большевистского, в Пскове создается напряженная атмосфера.

Но утром 27-го дом Войтинского был оцеплен большевистским караулом — только не было уже Войтинского его заменил Савицкий. Приходится отметить, что Черемисову удалось избежать крупных эксцессов. Какой ценой? В этом все дело. Пассивная лояльность задерживала возможность быстрой ликвидации петербургской «передряги».

Воспрянувший после этого успеха Верховный главнокоман-дующий Керенский объявил город на военном положении и отправил телеграмму войскам петроградского гарнизона с предложением «вернуться не медля ни часу к исполнению своего долга». Воспользовавшись неорганизованностью революционных войск, красновцы развили успех, взяв утром 28 октября Царское Село, расположенное в 25 км от столицы. Начать последний бросок на Питер Керенский и Краснов намечали на 30 октября, предварительно получив ожидаемые от Ставки подкрепления. Военачальники ряда соединений Северного фронта получили приказы спешно отправить вверенные им части по железной дороге, «высадиться в районе Царского Села или на ст. Готовясь к наступлению, красновцы, имевшие, кроме конницы бронепоезд и броневик, пополнились тяжелой артиллерией из Павловска и царскосельской военной радиостанцией, одной из самых мощных в стране, которая круглосуточно стала передавать воззвания Керенского к стране и фронту. В ночь с 31 октября на 1 ноября представители московского ВИКЖеля получили через нее от министра внутренних дел Никитина, выпущенного большевиками вместе с другими министрами-социалистами из шлиссельбургских казематов на свободу, телеграмму, гласившую: «События в Петрограде развиваются благополучно. Керенский с войсками приближается в Петроград. В петроградских войсках колебание. Телефонная станция занята юнкерами. В городе происходят стачки. Население относится к большевикам с ненавистью. Комитет спасения принимает меры изолирования большевиков. Временное правительство принимает меры к восстановлению деятельности всего правительственного аппарата при полной поддержке служащих. Широко опубликуйте в России». В самом же Петрограде «Комитет спасения Родины и революции» энергично готовил восстание юнкеров, приурочиваемое к моменту подхода казаков к столице. Командовать повстанцами был назначен полковник Г. Ночью 29 октября планы штаба повстанцев стали известны ВРК. Поэтому «Комитет спасения» приказал, не дожидаясь начала наступления войск Керенского—Краснова, выступить немедленно. Внезапность выступления вначале обеспечила отдельные успехи повстанцев. Так, юнкера Николаевского училища напали на Михайловский манеж и захватили несколько броневиков. Под их прикрытием юнкера двинулись к Центральной телефонной станции и взяли ее, лишив таким образом телефонной связи Смольный, Петропавловскую крепость и некоторые другие здания, находившиеся под контролем ВРК. Отряды других училищ сумели захватить Государственный банк и ряд других стратегически важных объектов. Но для развития успеха наличных сил юнкеров оказалось недостаточно. Казаки же опять, как и в дни большевистского выступления, подвели своих партнеров по антибольшевистскому заговору. Как писал член «Комитета спасения» В. Игнатьев, тщетно «дедушка русской революции» Н. Чайковский и бывший председатель Предпарламента Н. Авксентьев ночью 29 октября лично ездили к председателю Совета Союза казачьих войск А. Дутову, «умоляли сдержать слово и двинуть казачьи части на помощь юнкерам: казаки не пошли». Собрав крупные силы красногвардейцев и солдат гарнизона, ВРК их силами сумел блокировать основную часть юнкеров на территории училищ, лишив их возможности соединиться. Большинство участников восстания сдалось в этот день без боя. Но чтобы взять Владимирское и Николаевское училища, солдатам и красногвардейцам пришлось налаживать настоя-щую осаду, пускать в ход порой даже артиллерию. Нелегко оказалось выбить юнкеров из телефонной станции и Госбанка. Но к вечеру 29 октября последние очаги восстания были подавлены. Выступление юнкеров и его ликвидация стоили обеим сторонам больших потерь: общее число убитых и раненых достигло 200 человек, что во много раз превышало количество пострадавших при взятии Зимнего дворца. Подавление восстания юнкеров резко снизило шансы на успех войск Краснова—Керенского. Возможность нанесения согласованного удара с фронта и тыла по силам большевиков была, таким образом, утрачена. Надежды получить обещан-ные Ставкой подкрепления не оправдались. Большевики же использовали передышку для того, чтобы подтянуть на передовую линию значительные силы, которые к 30 октября имели более чем десятикратный перевес над противником, наладить управление войсками. Решающее сражение произошло 30 октября на Пулковских высотах.

Однако азарт оказался сильнее привычки подчиняться приказу, и сотня поскакала в атаку. До последней минуты казалось, что враг вот-вот побежит, не выдержав вида казачьей лавы. Но казаки наткнулись на болотистую канаву. Лошади стали вязнуть, и атака захлебнулась. Опомнившиеся большевики пустили в ход пулемет. Первым был убит бесшабашный хорунжий. Его товарищи поспешили отступить. К вечеру бой стих. Потери большевиков были велики, но в бинокль Краснову было хорошо видно, что к противнику прибывают все новые подкрепления. Это заставило Краснова отдать приказ с наступлением темноты отходить к Гатчине. Оборонять Царское Село с его огромным парком и беспорядочно разбросанными домами возможности не было, а в Гатчине отряд мог на какое-то время оставаться в безопасности. В Гатчине Краснова уже ожидал Керенский. Он показался Краснову растерянным и даже немного напуганным. Если никто не придет — ничего не выйдет. Придется уходить. Краснов отдал распоряжение поставить на въезде в город заставы с артиллерией, а сам лег отдохнуть. Но не успел он закрыть глаза, как его разбудил командир артиллерийского дивизиона. Он сообщил, что казаки отказываются идти на заставы и говорят, что больше не будут стрелять в своих. Чуть позже с тем же самым сообщением пришел командир 9-го Донского полка. В итоге спать в эту ночь Краснову не пришлось. Он направился к артиллеристам, чтобы самому поговорить с ними. По дороге Краснов увидел толпящихся во дворе казаков. Среди них ходили люди в черных матросских бушлатах. Краснову сказали, что это парламентеры, которые привезли с собой ультиматум, выдвинутый союзом железнодорожников. Всероссийский исполнительный комитет профессионального союза железнодорожников или как его называли в духе тогдашней моды на сокращения — ВИКЖЕЛЬ внезапно оказался в положении самой влиятельной политической силы страны. Руководство ВИКЖЕЛя, угрожая всеобщей железнодорожной забастовкой, потребовало от противоборствующих сил сложить оружие. Это было очень серьезно, так как железнодорожная забастовка могла парализовать страну. Мнения присутствующих разделились, но решающей оказалась позиция Краснова. Он заявил, что в настоящий момент необходимо перемирие. Оно позволит выиграть время, а если подойдет обещанная помощь, можно будет возобновить поход на столицу. Поздно вечером того же дня к большевикам были отправлены парламентеры. В Гатчине воцарилась обстановка тревожного ожидания. Шли какие-то совещания, писались прокламации и приказы, но все мысли были только о том, насколько успешной будет миссия переговорщиков. Утром 1 ноября парламентеры вернулись обратно. Вместе с ними прибыли большевистские представители во главе с членом нового петроградского правительства П. Дыбенко предложил, ни много ни мало, обменять Керенского на Ленина — "ухо на ухо". Казаки поверили и пошли с этим к Краснову, но тот резонно отвечал: пускай Дыбенко доставит сюда Ленина, и тогда можно будет говорить. Разговор этот вызвал у Краснова беспокойство, и он пошел к Керенскому.

Но в Москве ситуация была особая. В Москве большевиков было мало. Рыков, который входил в состав руководства военно-революционного комитета, занимал соглашательскую позицию, поддался настроениям меньшевиков и эсеров. С другой стороны, эсер Руднев был председателем городской думы и был против уступок Советам. Получается, что эсеры должны были столкнуться с большевиками, которые придерживались позиций эсеров. Один из эсеров — Руднев поддержал полковника Рябцева, командующего московским гарнизоном, и они устроили заговор, который был направлен на срыв мирного решения вопроса о власти. Дело в том, что немногочисленные большевики, эсеры и меньшевики были настроены на мирное решение вопроса до всех этих событий. Не за то, что они были большевиками, а только на основании подозрений в сочувствии к большевикам. Это были первые захоронения у Кремлёвской стены. Юнкера укрылись в Кремле, как в крепости, и выбить их оттуда, не применяя все штурмовые средства, было невозможно. Кровавые события 30 октября — 3 ноября, которые начались в Кремле, продолжались ещё недели две. В поисках контрреволюционеров неизвестные хватали на улицах всех людей, похожих на офицеров, и убивали их: юнкера и офицеры повели себя жестоким образом 30 октября, и прощать им этого не хотели. Поход Керенского и Краснова на Петроград В эти же самые дни происходила ещё одна ситуация. Внутри Петрограда создаётся «Комитет общественного спасения» из бывших представителей Временного правительства, который возглавили кадеты и в которым состояли эсеры и меньшевики. Этот комитет собирался провести контрпереворот. Союз корпуса Корнилова и пятой колонны внутри Петрограда мог добиться успеха. Всё это происходило с 30 октября по 3 ноября. Всех участников этого комитета вовремя арестовали, а наступающие казачьи части остановили в Царском селе тем же самым способом, что и Корниловские войска, — их отговорили наступать агитацией. Бои, конечно, были, но решающую роль сыграла агитация. В итоге Краснов был арестован, Керенский бежал. Что стало со всеми участниками заговора и арестованными членами Временного правительства? Их всех отпустили под честное слово, включая Краснова. Они расписались, что обещают не оказывать вооружённого сопротивления Советской власти. Им поверили и отпустили. Проблемы диктатуры пролетариата Все эти события происходили одновременно — в первые дни после того, как состоялось вооружённое восстание в Петрограде. Более того, это сопровождалось сломом государственной машины и попытками сформировать систему диктатуры пролетариата. С какой сложнейшей проблемой сталкиваются большевики? С нехваткой кадров. Эта проблема в принципе была нерешаема, и ничего не оставалось, кроме как привлекать старых специалистов. Поэтому часть учреждений были упразднены или созданы заново, а часть учреждений так и осталась. Например, остался государственный банк, с которым ничего нельзя было сделать: своих финансистов не было. Но была ещё более масштабная проблема. Как экономически обеспечить выход из, по сути, начавшейся катастрофы? Какова была стратегия? Создание государственного банка, слияние активов, это понятно. А что насчёт собственности на промышленные предприятия? Национализация началась в декабре 1917 года, но между ноябрём и декабрём было полтора очень важных месяца. Стратегия Ленина сводилась к задаче организовать работу промышленных предприятий. Вопрос национализации не стоял, потому что нужно было просто организовать работу промышленных предприятий не в ущерб государству. По идее, государство должно было установить контроль над этими предприятиями, но у государства не было таких возможностей. Не было людей и отлаженных структур. Тогда остаются уже существующие и действующие фабрично-заводские комитеты, но их надо плотно связать с органами Советской власти. И таким образом это будет опосредованный через рабочих Советский контроль над производством. Надо было сделать так, чтобы интересы промышленников не вредили интересам Советской власти. Вопрос национализации возник, когда собственники отказались подчиняться фабзавкомам и, соответственно, Советской власти. С середины декабря начинается серия локаутов, крупные предприятия закрываются. Таким образом, разрушилась стратегия действовать с помощью фабзавкомов и через рабочий контроль воздействовать на промышленность. Ничего не оставалось кроме того, как национализировать закрытые предприятия. Только таким способом можно было вернуть эти предприятия к жизни. Из этого видно, что изначально в экономической политике закладывались не идеологические принципы, а прагматические, целиком и полностью нацеленные на организацию работы промышленных предприятий. В первые дни вопрос о том, как будет проходить национализация, не стоял. События были спрессованы и ситуация менялась с каждым днём. Национализация осени 1917 отличалась от национализации весны и лета 1918 года. Это были уже разные эпохи. Одновременно происходит саботаж в банковской сфере. Чиновники госбанка 17 декабря 1917 года объявляют забастовку. И это означает то же самое, что и с промышленностью, — крах всей экономической политики большевиков. Решение принимается — одновременно начать национализацию промышленности и национализировать госбанк.

Выступление Керенского-Краснова

КЕ́РЕНСКОГО – КРАСНО́ВА ВЫСТУПЛЕ́НИЕ 1917	Для похода на Петроград Краснов собрал лишь около 10 сотен казаков 1-й Донской и Уссурийской дивизий, дислоцировавшихся в районе штаба корпуса в городе Остров, к которым позднее присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд.
1917 :: Мятеж Керенского - Краснова...	Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная министром-председателем Керенским при активном содействии донских казачьих частей во главе с Петром Красновым в.
1917. ЦАРСКОЕ СЕЛО. ПОХОД КРАСНОВА-КЕРЕНСКОГО НА ПЕТРОГРАД	Ликвидация авантюры Керенского-Краснова Наступление войск Керенского — Краснова подняло дух контрреволюционных элементов внутри Петрограда.
Как был разгромлен антисоветский мятеж Керенского	Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления.
КЕ́РЕНСКОГО – КРАСНО́ВА ВЫСТУПЛЕ́НИЕ 1917	Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления.

Белый атаман Краснов

Новость об этом оказала сильное деморализующее влияние на части Краснова. Выступление Керенского — Краснова, Мятеж Керенского — Краснова — поход казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса под командованием министра-председателя Временного. Основная статья: Поход Керенского — Краснова на Петроград. Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления Октябрьского восстания и восста. Краснова 8-13 ноября (26-31 октября) 1917 г., первая попытка внутренней и внешней контрреволюции вооруженной силой захватить Петроград и свергнуть провозглашенную в России Советскую власть.

Белогвардейщина. Параллельная история Гражданской войны

Начать последний бросок на Петроград Керенский и Краснов намечали на 30 октября, предварительно получив ожидаемые от Ставки подкрепления. Выяснив на месте положение дел, Керенский послал Краснову письменное требование немедленно начать, военные действия. Оборону Петрограда возглавил ВРК, который 26 окт. (8 нояб.) предписал железнодорожникам не допускать продвижения войск на Петроград (в результате те немногие части, которые спешили на помощь Краснову, были задержаны). Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная. Поход Керенского и Краснова на Петроград.

Новости поход краснова керенского на петроград

Лекции по советской истории. Часть 7. События 1918-го до Гражданской войны

1917. ЦАРСКОЕ СЕЛО. ПОХОД КРАСНОВА-КЕРЕНСКОГО НА ПЕТРОГРАД

Выступление Керенского — Краснова

Выступление Керенского-Краснова

Керенский проспал шанс победить в Первой мировой и избежать Гражданской войны

Лекции по советской истории. Часть 7. События 1918-го до Гражданской войны

Выступление Керенского-Краснова

Белый атаман Краснов

Белогвардейщина. Параллельная история Гражданской войны

Похожие новости: