Новости фанфики война и мир

А война то и мир имеют продолжение. Сообщество, которому интересна история войн и мира на земле. война и мир сериал 2016: 8 тыс изображений найдено в ках Фотография, Халат, Beautiful, Кино. то он вышел просто вырванным куском якобы из книги, потому что не имеет ни начала, ни логичного завершения.

Война и мир. Глава 1. Мрак души моей

Совершенно невозможно. Чтобы я ни сделал, она так и останется мертвой, более того, сделать я ничего не мог. А Соединенные Штаты, нарисованные кокаином на моем столе в гостиной, и препирательства с братом точно ни к чему. Говорил же, я мудак. Все должны отдыхать. Или это, по-твоему, мука? И вообще… насколько это законно? Человек, знающий слово рефлексия, должен бы знать одну простую истину — для парней из DEA2 нет принципиальной разницы — двадцать грамм кокаина или целый килограмм. В любом случае, хранение, распространение и прочие операции с наркотиками давно уже вне закона. Однако забота Эмметта меня тронула.

Учитывая, в каком подавленном настроении я находился, его слова были тем самым гребаным бальзамом на душу. Я даже готов был обнять братишку и разрыдаться на его широченной груди. Да, прям как рефлексирующая девочка-подросток. В этом он, конечно же, был прав. В этом, но не в остальном. То была правда. Не совсем, но близкая к истине полуложь. Потому что я не совсем его купил, я выменял алмазы на кокаин, который собирался в скором времени переправить в Европу. Внезапная депрессия как раз застала меня один на один в нью-йоркской квартире с пятью упаковками порошка, застрявшего между пунктами А и В.

Недолго думая я решил вскрыть одну из пачек и кое-что оставить для личного пользования. Думаю, с моей стороны это был чистой воды маразм и расточительство. Я же попытался представить себя на его месте. Не на месте стремного брата-неудачника, а на месте обывателя, узревшего гору порошка. Для меня, того, кем я был, перетянутые скотчем полиэтиленовые пакеты, давно перестали быть чем-то сверхудивительным, превратившись в обыденность. Да, мне они не нравились, я не любил брать за свой товар наркотики, но иногда просто не оставалось выбора. Либо взять дурь, либо валить с пустыми руками. Ко всему прочему такой вид оплаты оказывался одним из самых выгодных, хотя и одним из самых рискованных он тоже был. Однако — я не мог не признать очевидного — со стороны всё это выглядело чудовищно.

Если не сказать дерьмово. Не каждый богатей мог бы похвастать столь внушительной горой Небесной Пыли, Дара Бога Солнца или Калифорнийского Попкорна — как его называют многие недалекие потребители грез — на своем столике в гостиной. При всем этом лицо у меня было не хуже, чем у каменного Давида или кого там еще. Короче, морда самая что ни на есть бесстрастная. К кокаину я не испытывал никакой тяги — полное отсутствие интереса, кроме одного — желания выяснить возможно ли собрать из полкило кокоса границу штатов. Теперь я знал ответ — да, возможно. Хорошо, не стану отпираться, еще я собирался вдохнуть немножко дури, но совершенно точно не собирался становиться наркоманом и оправляться на лечение в дорогой реабилитационный центр, как мой брат Джаспер. Эмметт, кажется, подумал о том же самом. По-моему, Эмметт излишне смело вычеркнул брата из списка своих родственников.

Но такой уж он был, Эмметт, самый младший, самый тупой и самый, пожалуй, честный из нас троих. И потому самый счастливый и беззаботный. Я ему ужасно завидовал, когда у меня было время свободно посидеть и хоть кому-нибудь позавидовать. По правде сказать, завидовал я многим. Без малого трем миллиардам или около того. Тем самым серым обывателям, ничего не решающим в жизни и плывущим по течению, повинуясь голосу мудрого вышестоящего «дяди». Я завидовал чужой или чуждой скучной рутине и ненавидел себя за то, что делаю. Но разве виноват я был в том, что больше ничего делать не научился. Мое призвание, мой крест, и я не собирался отрекаться от дара, данного мне самим Богом.

Вполне может статься, я еще больше ненавидел бы себя, пойди судьба по иному пути, сделав из меня самого безликого обывателя. Сидел бы я сейчас в каком-нибудь гребаном Бронксе и слушал ворчанье жены. Ходил бы на работу в офис, ездил в метро. Уж точно не было бы у меня никакого лимузина с водителем, двухуровневой квартиры на Манхэтанне и счетов в Швейцарии. Я был бы всего лишь крошечной пылинкой во всеобщем людском потоке. Такая жизнь не сделала бы меня счастливее, но и не заставила бы страдать так, как сейчас. Кто знает, может в той, другой, параллельной реальности нашлись бы и свои плюсы — жена и дети. Мне всегда не хватало семейного тепла. Наши родители дня не мыслили без выяснения отношений и битья той немногочисленной посуды, что имелась в доме.

Это сейчас они успокоились, а раньше только и умели, что закатывать скандалы и обижаться друг на друга, месяцами не произнося ни слова. Поэтому меня с детства привлекали яркие проспекты с улыбчивыми семьями, играющими на траве детьми и обнимающимися родителями. Чувство такое, словно я сам у себя отнял мечту всей жизни. Мне уже двадцать восемь, и я до сих пор не женат. У меня нет детей, пусть и незаконнорожденных. У меня нет никого, кого можно было бы любить и жалеть, кроме себя любимого, но от себя уже давно тошнит, а отражение в зеркале всё чаще призывает плюнуть этому типу с кривой ухмылкой в рожу. А я уж и забыл про братца-моралиста, погрузившись в пучину напрасных мечтаний. Мне бы не хотелось отвечать в присутствии брата. Не то чтобы я собрался выбалтывать сверхсекреты, касающиеся моей деятельности, однако и погружать брата в собственный опустошенный, дерьмовый мир желания не возникало.

Но разве мог я игнорировать клиентов? Нет, если, конечно, я не хотел остаться без прибыли в ближайшее время. Посылая всё к чертовой бабушке, я взял трубку. И словно я не я, самым спокойным голосом начал банальный обмен ужасающе привычными, набившими оскомину, репликами, едва успевая удивиться тому, какой же я двуличный сукин сын. Как просто мне дается ложь, как легко я могу притворяться спокойным в бушующем море хаоса. Но если б я не научился всему этому, то давно бы утонул. Разговор напоминал обмен информацией между двумя роботами. Двумя тупыми роботами с записанной в черепушке примитивной программой. Один робот обещал доставить кокаин, другой, не получив желаемого, заволновался.

Точнее, включил необходимую кнопку и произнес все подходящие к случаю фразы. Но я-то знал — ему по хрену. Да и мне на чужие волнения давно было плевать. Днем раньше, днем позже. Я давно научился выкручиваться из разных сложных ситуаций. К тому же, время терпело. Заверив, что всё у нас просто блеск и будет пучком, я отключил телефон и, не сумев побороть накатившего раздражения, швырнул ни в чем неповинную трубку на стол рядом с кокаиновой пылью. Ко мне мгновенно подлетел Эмметт. Глаза у него стали бешенными, руки почему-то тряслись, а пальцы судорожно сжимались и разжимались.

Он что тоже наркотой надышался? Только этого еще и не хватало — брат-идиот в состоянии наркотического опьянения. Это не твой кокс? Ты его кому-то должен? Поражаясь идиотским заключениям брата, я попытался обуздать гнев и ответить максимально спокойно, хотя в душе уже проклинал Эмметта — зачем он лезет не в свое дело? Я его купил! Какого хрена ты привязался? Я может всю жизнь хотел рисовать кокаином? И что прикажешь делать?

Ты его украл? Говорю тебе, купил и никому ничего не должен. А мои дела тебя не касаются. И никаких неприятностей, — я пытался говорить максимально четко и уверенно, словно психотерапевт. Пытался вбить в крошечный мозг Эмметта одну простую мысль — всё в порядке. Никаких проблем не было, нет и не будет кто бы мне такое пообещал. Как первоклассный шарлатан, я пятнадцать минут грузил брату мозги всякой ахинеей и наконец добился желаемого результата. Успокоенный и обдуренный выше некуда, Эмметт оставил мой кокаин в покое. Правда, сам он уходить не спешил, а продолжал глупо смотреть на стену перед собой.

Можно подумать, я не знал — стены в моей квартире голые. Я принципиально не покупал картин. Кто на них станет смотреть? Лучше бы не спрашивал. К своему ужасу, я услышал, что этот дурак изначально пришел просить меня забрать завтра его дочерей из школы. Не знаю, как он себе это представлял, но я точно не представлял никак. Воображение отчаянно стопорилось. Твою мать, Эмметт окончательно рехнулся. Мало того, что мне предстояло слетать до обеда в Европу, разобраться с гребаным кокаином, получить за свою работу деньги — уже нормальные евро или доллары, так мне теперь еще и забирать детей братца.

А всё потому, что у Эмметта и Розали намечалась годовщина свадьбы. Пятая, между прочим. Эмметт же, как образцовый влюбленный козел, обязан был приготовить жене сюрприз, а заодно уж и романтический вечер. Ты охерел? Ты, блин, какую дрянь с утра курил? Заберешь девочек, я предупредил и учительницу, и… — Охренеть! Этот деградант всё решил за моей спиной. Нет, каково! Он предупредил учительницу.

А меня поставил перед фактом в последний момент. И правильно, на хрена меня вообще оповещать? Кто у нас лучше всех сможет присмотреть за детьми? Ответ «Эдвард Каллен» будет правильным, но не совсем точным, ибо он не отражает и сотой доли трагичности ситуации. Я ведь никогда не был женат, сто лет не пытался строить с женщинами длительных отношений, и уж, конечно, не представлял, как нужно вести себя с детьми. Что я должен делать? Что говорить? И вдруг они о чем-то догадаются. Я, откровенно говоря, побаивался детей, они слишком проницательны и способны поверить даже в самую невероятную правду, отметаемую рациональными доводами взрослых дядь и теть.

Это, вашу мать, уже не шло ни в какие ворота. Эмметт произнес второе длинное слово за день. Куда этот мир катится! И он мне еще будет говорить про то, что его кокаин смущает. Надо признаться, умничанья брата смущали меня самого больше некуда. Тут одно из двух — либо он натурально засел за книги, либо его похитили пришельцы и промыли Эмметту мозги при условии, что зеленые человечки с альфа-центавры их все-таки нашли. Более того, полностью тебя поддерживаю и разделяю все твои сомнения. Хоть ничего подобного из себя и не представлял. И ко всему прочему, если кокс позволит мне избавиться от лишней головной боли, я буду только рад.

Зачем отказываться от дополнительной пользы. Я ничего такого и не думал. Я тебе верю, как себе, — Эмметт замялся, а потом выпалил, словно бросающийся в реку самоубийца: — Просто убери эту дрянь подальше и не нюхай при девочках. Дурак, что с него взять. Окажись на моем месте реальный наркоман, он бы ему пообещал, что угодно, а сам и думать забыл о сегодняшнем разговоре. На счастье Эмметта, я не был ни наркомом, ни идиотом, оставляющим кокаин в доступных для детишек местах. Я был просто несчастным братом, иногда способным прогнуться под натиском проблем. И наркотики уж точно не входили в первую десятку моих интересов. И только спустя минуту я понял, что на самом деле хотел сказать мой братец.

Он ведь не вынесет такой потери. Героин отобрал у Эмметта одного брата, отдать второго он не готов. Но всё, что было у Эма, это слепая надежда и вера в мое здравомыслие. Он даже готов был рисковать благополучием дочерей, лишь бы дать мне шанс реабилитироваться, показать, что я нормальный полноценный член общества, именно такой, каким он привык меня считать, такой, каким он со всем душевным пылом хотел меня видеть. Потерпеть еще немного для спокойствия младшего брата, для того, чтобы он снова безоговорочно поверил в меня. Ста тысяч в месяц ему явно было недостаточно. Этот доктор Хейл, он настоящий сумасшедший.

А виновата во всем Соня, которая предотвратила побег с Анатолем. Отсюда и непреходящяя ненависть к Соне со стороны самки-Наташи. Внешне, конечно, Наташа была благодарна. Та часть Наташи, которую можно назвать "благовоспитанная барышня", понимала, что Соня спасла ее репутацию. Но глубоко запрятанная часть Наташи под названием "самка" именно этого спасения Соне не простила. Соня лишила ее шанса соединиться с самым желанным самцом и потому эта самка в душе и теле Наташи возненавидела Соню навсегда. Долохов 1806 год - продолжение Утром Долохов решил, что, выждав для приличия небольшой срок, он снова поедет к Ростовым. К счастью, добродушный и хлебосольный граф Илья Андреевич пригласил друга сына бывать у них запросто, и это давало Долохову свободу действий. Он еле-еле пережил пару дней и, наконец, решился на ещё один визит. Подгадал время как раз к обеду. Граф снова принял его радушно и оправдал надежды Долохова, опять пригласив его пообедать вместе с семьёй. Перед обедом его привели в гостиную рядом со столовой, где уже собрались все члены семьи в ожидании трапезы, и тут у него перехватило дыхание. На небольшом диване рядом с Наташей сидела она. Красивая кузина Николая. Сказочное видение. Соня встала и удивительно лёгкой походкой подошла ближе. На несколько секунд задержала взгляд на лице Долохова, а потом быстро опустила длинные и густые ресницы. Прошу любить да жаловать, - сказал граф. Девушка сделала изящный небольшой книксен и произнесла негромким музыкальным голосом: — Очень приятно познакомиться. Он надеялся, что она подаст ему руку для поцелуя, чтобы он мог коснуться её, но она этого не сделала и сразу же после представления отошла и снова села на диван к Наташе. Всё, что хотелось Долохову в этот миг — это выругаться как можно более непристойно и грубо. Он два дня провел как в лихорадке. И всё это время он ревностно мечтал и просил все силы небес и ада, чтобы это невероятно прекрасное создание превратилось для него при новой встрече в обычную банальную, хотя и вполне хорошенькую барышню. На таких он мало обращал внимание — красоток хватало среди куртизанок, актёрок, цыганок и замужних светских дам, в чьих услугах у него никогда не было недостатка. Он всегда был большим ценителем женской красоты, но смотрел на неё отстраненно, по принципу — не одна, так другая. Но, взглянув второй раз на Софи, он понял — её он не сможет в своём сердце заменить никем. Ни одной другой женщиной. В гостиной было совсем светло, и Долохов сумел на сей раз хорошенько рассмотреть Софи. Овальное, нежных очертаний личико с безупречно правильными чертами. Тонкие тёмные брови, слегка приподнятые к вискам и формой напоминающие изогнутые крылья птицы. Густейшие тёмные ресницы над слегка раскосыми, огромными и тоже тёмными глазами. Прямой тонкий нос. Нежно-розовые, лишь слегка полноватые, чувственные губы, свежие, как роза. Безупречно ровный матовый тон кожи — не малокровно-бледной, как у остальных светских барышень, а напоминающей цветом слоновую кость. Или светлый молочный янтарь, удивительно красивый камень, который ему как-то пришлось видеть. А сама её кожа — чистая, нежная и гладкая, как первоклассный фарфор. Пышные тёмные вьющиеся волосы, заплетенные в толстую косу, обвернутую вокруг головы. Точёная фигура, своими изящными формами напомнившая ему мейсенских фарфоровых пастушек [1]. Сколько ни всматривался в неё Долохов, моля небеса, чтобы найти в ней хоть какой-то недостаток, но ничего не получалось. Он видел только совершенство. А больше всего поразили Долохова её глаза, хотя смотрели она на него всего лишь несколько мгновений. В этих тёмно-зеленых глазах, которые разрезом напоминали таинственные глаза кошки, была глубина и бездонность небесного ночного океана. Заглядывая в такие глаза, мужчина тонул в них. Может быть, она знала о колдовском влиянии своего взора? Недаром так часто опускала ресницы. Словно пряталась и пыталась скрыться от мира за их занавесом, но ничто, абсолютно ничто не могло скрыть её потрясающей красоты, при виде которой сердце Долохова начинало пропускать удары. Сам не зная почему, он ощутил, что при взгляде на эту девушку им овладело дикое сексуальное возбуждение такой мощи и силы, которой он не испытывал ни к какой женщине. Все, что было в нём мужского, болезненно напрягалось и тянулось к ней. Он разговаривал со старым графом и Николаем, а также с недавним своим знакомцем и сослуживцем Николая Василием Денисовым, который в это время жил в доме Ростовых и который был одним из секундантов на дуэли Долохова с Безуховым. Но при этом Долохов постоянно поглядывал на Софи, то и дело теряя нить разговора. Он понимал, что его пристальные взгляды становятся неприличными, но ничего не мог сделать с собой. Оторвать глаза от неё ему становилось всё труднее и труднее. Она, казалось, особо не замечала его и тихо о чем-то переговаривалась с Наташей, сидя с кузиной на диване. В это время в гостиную вошла домашняя кошка. Софи отвлеклась от разговора и поманила кошку плавным жестом. Долохов был уверен, что кошка проигнорирует девушку, недаром кошки были независимыми созданиями. Но кошка мгновенно ответила на призыв, подошла к дивану, запрыгнула на сиденье, а потом на валик спинки. И подошла к голове сидящей Софи. Девушка прикрыла глаза, подставила щёку с нежной улыбкой на губах, и кошка своей головкой несколько раз потерлась об эту щеку. Картинка была удивительно красивой и волнующей, но самое главное — она мгновенно возбудила чувственность Долохова. Он сразу подумал, как приятно было бы и ему ощутить подобную ласку. А когда Софи так же плавно и нежно переместила кошку к себе на колени и начала её гладить, а кошка мгновенно разомлела и начала мурлыкать в её руках, у него ещё больше перехватило дух. У Софи были необычайно длинные тонкие пальцы, наверняка очень чуткие. Как бы она могла этими нежными пальчиками ласкать его тело, невольно думал Долохов. Любое её движение пробуждало в нём самые непристойные мысли на её счет. В этот момент Наташа захотела сама поиграть с кошкой. Она схватила её — слишком резко, слишком грубо. Кошка разозлилась, извернулась, вырвалась из рук Наташи и мгновенно убежала. Софи таким же плавным жестом, которым ласкала кошку, слегка погладила руку Наташи и тихо что-то ей сказала с ласковой улыбкой, видимо, успокаивая и уговаривая. Не отрывавший от Софи взгляда Долохов отметил про себя, что в походке, манерах и повадках девушки есть много сходного с грацией кошки. Чем-то неуловимым она напоминала этих таинственных созданий. За столом, очевидно, Софи всё же заметила, что Долохов почти не спускает с неё глаз, и начала краснеть и опускать глаза под его взглядами. Он с трудом, но заставлял себя тоже отводить свой взгляд от неё, не желая смущать это прекрасное, но очевидно непорочное и чистое создание. Долохов давно знал за собой, что его весьма легко охватывает сексуальное возбуждение. Он понимал, что в нём сильно развито мужское начало, и не раз женщины вызывали в нём сильнейшую чувственную страсть. Но по какой-то непонятной ему причине именно эта очевидно невинная и чистая девочка оказалась той, что пробудила в нём страстное влечение самой поразительной силы, которой он когда-либо испытывал к женщине. Самая грубая похоть к ней смешалась в его душе с самой щемящей нежностью в причудливый клубок. Ему хотелось затащить её в постель и проделать с ней самые непристойные вещи, которым он только обучился за долгие годы общения с весьма раскованными в этом плане женщинами. И одновременно хотелось беречь и лелеять эту чистую красоту и прелесть, защищать её от всего мира и даже от самого себя. Глядя на её изящный прелестный рот, он представлял, какими способами он мог бы использовать его для собственного любовного ублажения. И в то же время он проклинал себя за эти мысли, которые казались ему кощунственными в применении к столь невинному существу. После обеда всё семейство Ростовых собралось в музыкальной гостиной, где стояли клавикорды. Кроме Денисова и Долохова на обеде и музыкальном вечере присутствовали ещё гости — граф Илья Андреевич был хлебосольным и радушным хозяином и частенько зазывал к себе всякого, кто хоть раз появлялся в его доме. Как понял Долохов, музыку в семье Ростовых все очень любили. Лучшей исполнительницей на клавикордах считалась Соня, а вот Наташа имела отличный голос и считалась главной певуньей в доме. Это вполголоса Долохову объяснил Николай, который и пригласил Долохова скоротать вечер у них в доме. Наташа и Соня предварительно о чем-то пошушукались, видимо, выбирая, что лучше исполнить. Потом Соня села за клавикорды и начала играть. А Наташа запела. У неё действительно был красивый голос, хотя пока ещё молодой и необработанный. Но Долохов слушал его постольку-поскольку. Ему больше нравилось наблюдать за Софи. Она играла не просто отлично, но безупречно, практически не глядя в ноты. Её прекрасная головка была слегка наклонена, глаза смотрели отрешенно, она словно вся расслабилась и растворилась в музыке. Долохов не был большим знатоком, но он понял, что у девушки недюжинные способности. Она наверняка забывала всё, кроме музыки, когда играла. Он понял это, когда после исполнения она делала глубокий вздох, словно приходя в себя, и оглядывала присутствующих, как будто выходя из прекрасного забытья. Когда за клавикордами её сменили сначала Вера, а потом Наташа, игра их не была столь совершенной, иногда они сбивались, чего ни разу не случилось с Соней. Наташа спела ещё пару романсов под восторженные аплодисменты всех присутствующих и особенно Денисова. Долохов заставил себя хоть на время переключить внимание с Софи на эту пару. Пялиться на Софи постоянно — это уже выходило за любые рамки приличия. Наблюдая за Наташей и Денисовым, Долохов пришел к некоторым выводам. Юная барышня очевидно кокетничала с Денисовым, но Долохов сразу понял: у его друга шансов нет. Денисов, судя по всему, серьёзно начал влюбляться в этого полуребёнка, а вот сама Наташа просто использовала его как некий пробный камень для проверки своей способности очаровывать в будущем мужчин. На серьёзное чувство Денисова она ничем столь же серьёзным не ответит, думал Долохов. Его тут же кольнуло неприятное воспоминание: точно так же вела себя его недавняя любовница Элен, жена Безухова, из-за которой и состоялась дуэль с её мужем. До начала их связи и во время её он не раз наблюдал, как Элен старательно очаровывает мужчин, чтобы просто поиграть с ними и доказать свою женскую власть. С ним этот номер не проходил — Долохов ничуть не любил Элен и смеялся над её попытками властвовать над ним. Единственно привлекательным в ней, кроме красоты, для него было лишь одно — она была женой Пьера Безухова, на которого Долохов затаил ужасную досаду. За совместную шутку с полицейским, которого они привязали к медведю, расплатился только он один. А вот Безухов не претерпел никакого наказания. Мало того, пока Долохов месил грязь, шагая вместе с рядовыми по разбитым дорогам, и рисковал шкурой на поле боя, Пьер умудрился из полунищего бастарда стать законным наследником огромного состояния и получить титул графа. Да ещё и жениться при этом на первой красавице Петербурга. И вся эта удача привалила толстому ленивому увальню ни за что. Просто так. Долохов искренне считал себя умнее и способнее Пьера и негодовал на то, что жизнь и люди так несправедливы. Одним все, а другие, такие как он, должны зубами выгрызать себе хоть самую малую удачу в жизни. Долохову смертельно захотелось рассчитаться с Пьером за такую несправедливость. Поэтому он и откликнулся на авансы Элен, когда та стала намекать ему, что толстый и неуклюжий муж в постели её не удовлетворяет. Следствием этой связи стала дуэль, после которой Долохов расстался с Элен без сожалений. Вскоре после дуэли он получил от неё письмо, где она намекала на возможность новой встречи, ведь с мужем она теперь проживала раздельно. Но он совершенно не собирался возобновлять эту связь. Элен всегда была ему по-человечески неприятна. А теперь, когда исчезло единственное, что влекло Долохова к ней — возможность уязвить её мужа Пьера любовной связью с его женой, он не хотел её больше видеть. И вот в настоящий момент он видел, как приемы, которые он наблюдал у Элен, оттачивает в себе гораздо более юная Наташа. В это время Наташа послала ему со своего места такую же кокетливую полуулыбочку, с которой она завлекала Денисова. Очевидно, она захотела приобщить к сонму своих поклонников ещё одного, решил Долохов.

Она — капитан команды по плаванию, любитель выполнить и перевыполнить любое задание, а также настоящий перфекционист. В ее семье все не так, как раньше, но, по крайней мере, их огромная сеть ресторанов быстрого питания мегапопулярна благодаря Пеппер, ведь она умудряется не только успевать в школе, но и вести аккаунт их бургерной в «Твиттере». А теперь позвольте представить вам Джека. Когда он не пытается выбраться из тени более успешного брата-близнеца, то работает в гастрономии своей семьи.

Гермиона, Гарри, Рон и другие участники Битвы за Хогвартс попадают в госпиталь Святого Мунго, радуясь тому, что самое трудное позади. Но можно ли жить в мире после войны, когда в сердцах и умах разгорается новая война? Поиск ответов приведёт туда, откуда всё начиналось: Хогвартс вновь распахнёт свои двери. Героям предстоит осознать и отпустить прошлое, чтобы жить и бороться в настоящем.

Фанфики война миров кроссовер

Свою часть он писал, ориентируясь на своих учеников Березин - не только писатель, но и школьный учитель. Это было дело веселое, а без веселости, как известно, нельзя обойтись ни в детской, ни даже во взрослой литературе», - отметил он и добавил, что в идеале надо было всех 24 писателей запереть в одном пансионате на недельку, не забыв нанять сильного охранника, чтобы разнимал драки, и вот так дружно и весело, споря и воруя друг у друга рукописи, они бы и написали идеальный коллективный роман. Альтернативный финал к роману написали и те, для кого он, собственно, и задумывался, - подростки, финалисты Всероссийского литературного конкурса для школьников «Класс». Эти уверенные в себе и бесспорно талантливые будущие писатели показали взрослым, как должен заканчиваться настоящий подростковый роман. Примирить всех попыталась Анастасия Строкина, которая довольно четко определила главную тему.

В какой-то момент кажется, что все напрасно и остались одни обломки, но жива надежда, а значит все еще может получиться.

Гермиона почувствовала, как будто её облили холодной водой. Дура несчастная! Она уже утомилась накладывать на подушку охлаждающее заклятие. Она переборщила. Несчастная подушка скукожилась и стала влажной ото льда, который похрустывал и таял внутри неё. Но Гермионе её подушка всё равно казалась противно горячей. С каким-то остервенением она всё шептала и шептала: «Refrigerare!

Гермиона поднялась с постели и подошла к окну. Скоро должно было начать светать. Не зная, чем себя занять, не в силах читать или ещё раз пересмотреть планы предстоящих занятий, Гермиона взяла со стола свой ежедневник. В нём пока не было записей, она купила его незадолго до побега из дома и теперь хотела использовать для пометок и наблюдений. Она не имела привычки вести дневник. Но сейчас что-то побудило её взять в руки перо и, пососав кончик, неуверенно написать: «3-е сентября, 20… г. Пора, пожалуй, признаться, хоть и страшно. Я влюбилась в Северуса Снейпа на шестом курсе…» Вдруг, словно очнувшись, Гермиона недоумённо уставилась на строки, только что вышедшие из-под её пера.

Она еле смогла сдержать испуганный вскрик — и выронила ежедневник, неловко чиркнув по станице пером. Потом бросила и перо. Некоторое время она в глубокой задумчивости смотрела в окно. Потом, нагнувшись, подобрала и перо, и ежедневник — и продолжила писать уже без остановок: «…Может быть, я стала достаточно взрослой, чтобы забыть детские обиды и это его параноидальное выслеживание студентов по ночному Хогвартсу. Просто однажды я задумалась, почему он этим занимается. И версия, что по причине бессмысленной злобности, показалась мне уж слишком наивной. Так что всё началось, пожалуй, с его одиночества. Мною же для него благополучно и придуманного.

Я рассуждала так: счастливый человек не станет по ночам бродить по пустой школе. Наверное, у него бессонница. Он не может спать и бродит, чтобы хоть куда-то себя деть. Счастливый человек не увидит смысла в том, чтобы подкарауливать по ночам студентов и служить им живым пугалом. И тут же я сообразила, что сама же поймала себя в ловушку: стоп, сказала я себе. Ты видишь в этом смысл. Значит, ты сама несчастна. Так что поводом послужило ещё и это сроднившее нас несчастье, о котором никто не подозревал.

Я ходила задумчивая, каждую минуту помня, что я ношу в себе своё несчастье — и порой осторожно трогая его у себя внутри. Потом, когда выяснилось, что мне понадобятся Продвинутые Зелья, я признала, что он ещё и хороший преподаватель. И необыкновенно умный человек. А потом…видимо, всё-таки сказались семнадцать лет. Вдруг всё в нём начало меня волновать. В горле пересыхало, когда он пролетал мимо. В голове вдруг что-то горячо и липко взрывалось, и я по вечерам уснуть не могла, ощущая на прямо-таки пылающей коже прикосновения. И я мысленно словно аппарировала к нему по частям — вдруг резко и коротко, вспышкой чувствовала его то ногой, то животом.

Порою я задумывалась, а когда Рон или Гарри окликали меня и спрашивали, о чём, я даже терялась: не могла же я сказать, что вот уже минут пять как мысленно целуюсь со Снейпом и хотела бы вернуться к этому занятию, а их квиддич мне до лампочки. Иногда я ловила себя на мысли, что мне нестерпимо хочется обнять, прижаться, повеситься на какого-нибудь парня — любого парня, чужого, постороннего, чтобы хоть немного унять непроходящую жажду. У меня даже ногти тянуще и тоскливо выли по ночам на луну. Была-была нормальной и вдруг стала оборотнем. Как-то так это всё ощущалось. И хотелось идти к нему и просить антиликантропное зелье. Но…что было делать? Я сколько угодно могла себя убеждать, что всё это совершеннейший бред и скоро пройдёт.

О том, что многие студентки влюбляются в своих преподавателей. Но какая, к чёрту, из меня любовница, в самом-то деле? Смешно даже. Любовница — это что-то такое…такое…ну, не знаю. Никак не могу представить себя в данном качестве. Всезнайка с растрёпанными волосами, вот я кто. И к тому же гриффиндорка, а у нас все эти любовницы-не любовницы на лбу написаны. Я удивлялась, как он ещё до сих пор всё не понял.

И главное, я всё никак не могла поверить, что это всё гормоны. Как же так, гормоны? Какие гормоны, когда меня просто вы-во-ра-чи-ва-ло? И я для себя решила разбираться: что это такое? Решила уяснить, то ли я смертельно влюблена в его мозги, то ли что. И я подумала: мне интересно что-нибудь про него? И поняла, что интересно мне всё. Какие книги он читает, что любит есть, почему всё время ходит в чёрном и так далее, и так далее.

И я решила тогда: когда я вырасту, когда я выучусь и чего-нибудь уже добьюсь, когда я перестану быть студенткой, а он — преподавателем и эта наша разница в возрасте перестанет быть такой уж пугающе огромной…тогда я приду к нему и…и…и что-нибудь скажу. Или сделаю. Поцелую его, даже насильно. Даже если прогонит. Теперь все эти детские воспоминания нахлынули на меня и больше не отпускают. Ох, помню… Никто ничего не замечал, конечно. Гарри и Рону даже в голову не могло прийти присматриваться к моему состоянию. Они привыкли, что Гермиона Грейнджер всегда ровна, спокойна, в бодром настроении.

А если она вдруг раздражена и язвительна, значит, у неё что-нибудь не ладится с заданием по трансфигурации, или она устала, - и её лучше не трогать. Вот так и получалось, что в те минуты, когда мне больше всего нужна была чья-то помощь, я оставалась совсем одна. Тогда я первые пожалела, что у меня нет закадычной подружки, с которой можно было бы пошептаться, посплетничать, похихикать…которая бы, чёрт возьми, заметила, что со мной что-то не так! Что я удручена и задумчива, что я не сплю. И которая бы обязательно подумала, что я влюбилась. И я бы, конечно, страшно возмущалась и обвиняла её в легкомыслии…но краска, бросившись мне в лицо, выдала бы меня. И она бы ходила за мной, и нудела, и выспрашивала, и приставала бы до тех пор, пока я бы не открыла ей имя…И она бы не стала смеяться, и не отпрянула бы от меня с криком ужаса…а, возможно, поняла бы меня…и, может, даже сказала бы, что Снейп и правда незаурядный экземпляр. В общем, мне нужна была подруга, которой я могла бы открыть тайну, мучавшую меня.

Но когда я смотрела вокруг, я понимала, что это невозможно. Об этом надо было думать раньше, много раньше…А теперь у Парвати была Лаванда, а у Лаванды была Парвати. И только у меня не было никого. С другой стороны, утешала я себя, может, это даже и лучше. Неужели я действительно могла бы кому-нибудь открыть, что я сохну по Снейпу? Что я спать не могу, лежу и представляю…О Мерлин, стыд-то какой. Нет, всё-таки хорошо, что нет подруги, что никого нет. Это значит, никто ничего не заметит…ни о чём не догадается.

И у меня есть время прийти в себя. Я попробую влюбиться в кого-нибудь другого. Мерлин, ну почему, почему он?! Почему я не могла влюбиться в кого-нибудь более…ожидаемого? Ну, вот хотя бы в Гарри. Помню, девчонки курса до четвёртого упорно считали, что я в него влюблена. Потом появился Виктор… но ведь Гарри и правда неплохая кандидатура. Вспомни, Гермиона, как однажды, когда он вернулся вечером с квиддичной тренировки, от него прямо тебе в лицо остро пахнуло мужчиной.

Вспомни, как у тебя даже в горле пересохло…и как тебе потом было стыдно за это. Но это было после того, как ты всю ночь ворочалась, мечтая о Снейпе, а когда всё-таки заснула, тебе приснилось… Вот за что тебе должно быть стыдно, Гермиона Грейнджер, а вовсе не за то, что ты что-то почувствовала, когда мимо прошёл одноклассник. Пусть даже он и твой лучший друг. Потом у меня был роман с Роном…Просто потому, что я уже больше не могла одна. Мне уже начало казаться, что однажды ночью я не выдержу и прямо в ночной рубашке отправлюсь в слизеринские подземелья, стучаться под дверью его кабинета. А если по дороге меня поймает Филч, я изнасилую Филча. Тем более что он сквиб и не сможет защищаться…» Гермиона кончила писать и на некоторое время застыла с пером в руке. В чувство её привёл звук хлопка, произведённый упавшим дневником, который соскользнул с её коленей и снова шлёпнулся на пол.

Встряхнувшись, Гермиона в смятении, в ужасе спросила себя: «Господи, что я такое написала? Зачем, зачем я всё это придумала? Как это вообще всё могло прийти мне в голову? Эти слова, эти чувства? Откуда всё это взялось, из каких потёмок выползло? Ведь не было, не было ничего подобного, ничего похожего… Я что-то почувствовала вот только тогда, когда увидела его в Большом зале, на празднике в честь начала учёбы… Зачем же я придумала всё это? Поему-то плакала до утра. Глава 6.

Глаза жгло от слёз и бессонной ночи, к нестерпимо болевшей голове она прижимала подтаявшую подушку, и холодные капли периодически стекали за воротник, заставляя ёжиться. Она наблюдала, как за окном медленно сереет небо, и надеялась, что с наступлением утра так же просветлятся мысли в её голове. Но они шевелились всё медленнее и медленнее — и только уже почти свалившись с подоконника, Гермиона поняла, что начинает клевать носом. Но спать было нельзя — занятия у неё сегодня начинались сразу после завтрака. Со вздохом она всё-таки заставила себя слезть на пол. Всё окоченевшее тело ныло — от долгой неподвижности, от неудобной позы, от усталости. Кое-как Гермиона добралась до тумбочки, в которую уместились все вещи, которые она взяла с собой, сбегая из дома, и нашла там небольшую аптечку, в которой маггловские средства соседствовали с магическими. Гермиона выпила таблетку от головной боли, запив её несколькими глотками Бодрящего зелья.

Флакончик с этим зельем она ещё во Франции привыкла всегда носить с собой. Там у неё часто бывала бессонница, а это зелье было действеннее, чем кофе. У него было только два недостатка: во-первых, оно довольно быстро теряло эффективность: после года более или менее регулярного использования, даже двойная доза не оказывала на неё почти никакого действия. Во-вторых, оно действовало не сразу. Гермиона знала, что лучше бы ей сейчас хотя бы в течение получаса держаться подальше от собственной кровати, чтобы, не дай Мерлин, не уснуть. Кое-как приведя себя в порядок, она решила погулять по Хогвартсу до завтрака. И ноги сами привели её в библиотеку. Зелье пока ещё не действовало, и читать она не могла, потому что в голове мутилось и першило в глазах.

Да и устроиться за каким-нибудь столиком с книгой она опасалась — заснуть за столом, подложив какой-нибудь фолиант под голову, она могла с тем же успехом, что и в своей постели. Так что она просто бродила между полок, вынимая одну книгу за другой и бездумно их пролистывая. Вдруг за соседним стеллажом она услышала какой-то шорох — и её спутанное, отуманенное сном сознание почему-то решило, что это снова Ремус. Встречаться с ним сейчас ей не хотелось, и она принялась медленно красться в противоположную сторону, стараясь не привлечь его внимание, чтобы спрятаться в дальнем углу библиотеки. Добравшись туда и решив, что она в безопасности, Гермиона вздохнула с облегчением. Зелье постепенно начинало действовать, медленно наполняя измученный организм энергией. Вдруг она услышала шаги — Ремус явно продвигался в её сторону. Гермиона заметалась вдоль стеллажа, за которым пряталась, — и поняла, что сама себя загнала в ловушку.

Она сжалась в углу, надеясь, что Люпину не придёт в голову заглянуть сюда, и, схватив с полки первую попавшуюся книгу, сделала вид, что читает. Подняв глаза от книги, Гермиона увидела, что в проходе стоит Альбус Поттер, держа в руках небольшую стопку книг. Он уже овладел собой, и в голосе его зазвучала светская невозмутимость. Вы ведь ничего не знали о том, что происходит, не так ли? Альбус задумчиво кивнул. Потом поставил одну из книг на полку. Гермиона, заинтересовавшись, подошла ближе и прочитала название: «Новейшая история Хогвартса». На корешках других книг, которые юноша держал в руках, было написано: «Законодательство магической Британии», «Туманы и дурманы», «Сонные зелья и яды под редакцией Клавдия Морфеуса, том I».

Альбус смотрел на неё без улыбки. Гермиона открыла «Новейшую историю» на главе, посвящённой последнему пятилетию двадцатого века. Выпускники, очки факультетов, соревнования по квиддичу, биографии и научные достижения преподавателей… - Это последняя редакция, - сказал Альбус. Она захлопнула книгу и поставила её на место. Некоторое время они молчали. Но мне нужно ещё расставить эти книги, взять другие и успеть на завтрак. Кивнув на прощание, он направился к выходу из закутка, где они оба находились. Гермиона направилась за ним.

Я понимаю ещё — «Законодательство магической Британии». Но при чём здесь «Сонные зелья»? Это ведь не школьная программа. Гермиона почувствовала, как у неё пересохло в горле. Альбус только пожал плечами. Но Гермиона не отставала. И как? Альбус остановился и обернулся к ней.

Я даже не знаю, что это может быть за зелье или какое это может быть колдовство. Но я пытаюсь это узнать. Это только догадки. У меня нет никаких доказательств. Альбус внимательно посмотрел на неё. Гермиона глубоко вздохнула и, поколебавшись, ответила: - Я, как и ты, считаю, что некоторые вещи…нельзя объяснить одним только законом. Почему все так странно себя ведут? Я хорошо знала твоего отца, и то, что он так поступил…это просто невероятно.

Но, понимаешь, его в жизни слишком много защищали. А точнее сказать — ему много врали. Поэтому у него всегда было какое-то…обострённое чувство правды. Странно, что он позволил… Тот Гарри, которого я знала, обязательно сделал бы что-нибудь. Возможно, сделал бы глупость… Альбус едва заметно улыбнулся. Он бы просто не смог сидеть на месте и смотреть на этот бред. Он бы обязательно кинулся в самую гущу событий. Он бы стал бороться — тайно, явно…хоть как-нибудь.

Он на этой войне потерял столько друзей. Волдеморт убил его родителей…ваших бабушку и дедушку. Нет, тот Гарри, которого я знала, ни за что не позволил бы так просто всё забыть. Для него эта память — всё, что осталось от родителей. И от Сириуса. И от всех остальных. Он бы желал, чтобы все знали, что они были героями. Улыбка Альбуса по мере того, как Гермиона говорила, становилась всё бледнее.

Помолчав, он сказал: - Мне очень нравится тот человек, о котором вы говорите. Но он — не мой отец. Вы рассказываете про кого-то другого. Это одна из тех вещей, которая не укладывается ни во что. Мой отец пытался бороться…первое время. Я, конечно, был тогда маленьким, но я хорошо помню. Он хотел написать мемуары. Сразу после выхода закона он был очень подавлен.

И он хотел написать о войне. О Волдеморте. В общем, всю правду. Сначала он хотел найти все документы того времени. Всё, что сохранилось. Какие-то письма, ещё что-нибудь. Но ничего не нашёл. Всё куда-то пропало.

Логичная догадка. Министерство каким-то образом выкрало все бумаги, чтобы ничто не напоминало. Но это только подстегнуло его решимость. И он принялся писать. Он писал по ночам, а утром мы находили в камине в его комнате кучу бумажного пепла. Ходил такой издёрганный. И однажды я решил посмотреть, что он там такое пишет. Я дождался, пока он заснёт…он часто засыпал прямо за столом, в процессе работы.

Прокрался в его кабинет и принялся читать его писанину. Он писал о том последнем вашем годе в Хогвартсе. Писал обо всём — об отношениях с мамой, о дружбе с вами и дядей Роном, об учителях… А о войне и Волдеморте — ни слова. В чём тогда смысл? Он не запомнил точно, но там было что-то про то, что он как будто пишет не про свою жизнь — и это получается непроизвольно. Гермиона почувствовала, что у неё в глазах темнеет. Стал сильно пить. Даже лечился в больнице святого Мунго.

А всё, что написал, он сжёг. И с тех пор…такой. Что это может быть, кроме какого-то зелья или заклятья? Правда, я не знаю, что это за зелье или заклятье. Но я стараюсь это выяснить. Однако смысл мне не ясен до сих пор. Если его каким-то образом опоили зельем, то почему он всё-таки не забыл? Или оно действует так, что он просто не может записать это?

Но это как-то совсем уж странно. Которые просто не могли произойти. Я писала о них против воли, и не знала, откуда они брались. Это было похоже на то, как будто в голове у меня какой-то блок, и из-под него прорываются воспоминания. Или какое-то зелье, которое подавляет воспоминания? И я не понимаю, зачем меня могли заставить их забыть. В случае с Гарри можно предположить, что заклинание, наложенное на него, действует так, что, как только он пытается написать что-то о войне или Волдеморте что-то, идущее вразрез с законом , из-под его пера выходят какие-то незначительные подробности его мирной жизни…или ложные воспоминания… - Ложные воспоминания? То, что я собиралась написать, совершенно…безопасно для Министерства.

И мне непонятно, откуда полезли эти ложные воспоминания в моём случае. А если они настоящие, то я опять-таки не понимаю, с какой целью меня заставили всё это забыть. Личные детали. Точнее, они словно бы всплывают из глубин сознания? Напоминаю тебе, что она вообще первый взрослый человек, который готов разговаривать с нами об этом. И я не позволю тебе всё испортить. Джеймс покраснел от злости. Было видно, что его бесит, когда брат включает слизеринца.

Альбус обратился к Гермионе: - Я ещё подумаю обо всём этом, профессор. Только я бы хотел, чтобы вы иногда… - Он сделал паузу, собираясь с духом. Понятно было, что мальчик просто решил воспользоваться возможностью добраться до книг, на которые давно облизывался. Впрочем, Гермиона ничего не имела против. Она ещё помнила времена своей учёбы, когда от одной только фразы «Запретная секция» волоски у неё на руках и на загривке вставали дыбом от сладкого предвкушения. Так что из библиотеки Джеймс с Гермионой вышли вдвоём. Джеймс пожал плечами. Я знаю только, что был принят этот закон.

И ещё я знаю, что так просто я этого не оставлю. Алу бы только искать скрытые мотивы и задавать вопросы, ответы на которые всё равно невозможно найти. Он умный, но каши с ним не сваришь. Когда надо просто пойти и что-то сделать, из Ала плохой помощник.

Знакомьтесь с Пеппер.

Она — капитан команды по плаванию, любитель выполнить и перевыполнить любое задание, а также настоящий перфекционист. В ее семье все не так, как раньше, но, по крайней мере, их огромная сеть ресторанов быстрого питания мегапопулярна благодаря Пеппер, ведь она умудряется не только успевать в школе, но и вести аккаунт их бургерной в «Твиттере». А теперь позвольте представить вам Джека.

Без меры - вас просто уничтожают конкуренты. Может по этому многие рассуждения и примеры авторов мне представляются глупостью и по жизни не работают даже на беглый взгляд на ситуацию, а это очень портит впечатление о книге. Вроде получил созвучие души читателя с ГГ, а тут ляп автора опускающий ГГ на два уровня ниже плинтуса вашего восприятия ГГ и пипец всем впечатлениям и все шишки автору. Рейтинг: 0 0 за, 0 против. DXBCKT про Дамиров : Курсант: Назад в СССР Детективная фантастика Месяца 3-4 назад прочел а вернее прослушал в аудиоверсии данную книгу - а руки прокомментировать ее все никак не доходили Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема чуть не сказал - пластинка С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...

В начале подробнее... ОЧЕНЬ ДОЛГАЯ и местами яб таки сказал немного нудная инфильтрация героя который с большим для себя удивлением узнает, что стать рядовым бойцом милиции ему просто не светит — при том что «опыта у него как у дурака махорки» Далее начинается ох как не простая инфильтрация и поиски выхода «на нужное решение». Параллельно с этим — появляется некий «криминальный Дон» местного разлива с которым у ГГ разумеется сразу начинаются «терки» Вообще-то сразу хочу предупредить — если Вы ищете чего-то «светлого» в стиле «Квинт Лециний» Королюка или «Спортсменки, комсомолки» Арсеньева , то «это Вам не здесь» Нет... ГГ же «сходу» начинает путь вверх что впрочем все же не влечет молниеносного взлета как в Поселягинском «Дитё» , да и описание криминального мира того времени преподнесено явно на уровне. С другой же стороны, именно «данная отмороженность» позволит понравиться именно «настоящим знатокам» милицейской тематики — ее то автор раскрыл почти на отлично Правда меня как и героя данной книги немного удивила сложность выбора данной профессии в то время и все требуемые к этому «ингридиенты» прям конкурс не на должность рядового ПэПса или опера, а вдумчивый отбор на космонавта покорителя Луны Впрочем — автору вероятно виднее... S Да и если есть выбор между аудиоверсией и книгой, советую именно аудиоверсию Книгу то я прочел дня за 2, а аудиоверсию слушал недели две А так и восприятие лучше и плотность изложения... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена после 3 или 4-го захода в книжный все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена Не собирался же ее брать изначально поскольку давным давно до этого после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что это все же не "очередная злободневная" читай подробнее...

Так что я окончательно решил сделать исключение и купить данную книгу о чем я впоследствии не пожалел. Вообще - пересказывать историю можно по разному. Можно сыпать сухими фактами и заставить читателя дремать уже на второй странице... А можно как автор излагать все вмолне доступно и весьма интересно. По стилю данных хроник мне это все сдорово напомнило Гумилева, с его "от Руси, до России" хотя это сравнение все же весьма весьма субьективно В общем "окончательный вердикт" таков - если Вы все же "продеретесь сквозь начало и втянетесь", книга обязательно должна Вас порадовать... И конечно кто-то здесь обязательно начнет "нудный бубнеж" про: "жонглирование фактами" и почти детективный стиль подачи материала... Но на то и нужна такая подача - ибо как еще заинтересовать "в подобных веСчах", не "узколобую профессуру" сыпящую датами и ссылками на научные труды очередного "заслуженного и всепризнанного... За сим и откланиваюсь блин вот же прицепилось P.

Книга 3 Боевая фантастика Третья часть делает еще более явный уклон в экзотерику и несмотря на все стсндартные шаблоны Eve-вселенной базы знаний, нейросети и прочие девайсы все сводится к очередной "ступени самосознания" и общения "в Астралях" А уж почти каждодневные "глюки-подключения-беседы" с "проснувшейся планетой" в виде галлюцинации - в образе симпатичной девчонки так и вообще... В общем герою лишь формально вникающему в разные железки и нейросети подробнее...

Все книги серии Война и мир

добрую половину пространства уже занимал поджидающий людей тяжелый крейсер. Смотрите видео на тему «Лн Толстой Роман Эпопея «война И Мир»» в TikTok. Крупнейший архив фанфиков и других фанатских работ по миру Гарри Поттера. война и мир сериал 2016: 8 тыс изображений найдено в ках Фотография, Халат, Beautiful, Кино.

Война и миръ. Реванш Николая Романова

Список победителей конкурса фанфиков, чьи работы будут опубликованы в книге Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак «Смерть мертвым душам». А вы читали роман «Война и Мир» в 30 лет? Фанфик по звёздным войнам. Попаданец в Энакина до начала событий первого эпизода. В нашей библиотеке есть возможность читать онлайн бесплатно «Война и мир в твиттере» (целиком полную версию) весь текст книги представлен совершенно бесплатно. некто Василий Старой) - вольное современное продолжение "Войны и Мира" Льва Толстого. Завоеватель (Альтернативная история).

Постельные сцены, пропущенные Толстым

Читать онлайн Война и Мир — Великолепный эпос, действие которого происходит в Москве в разгар наполеоновских войн в начале XIX века. Юлия Савичева Примечание: АУ - Наташи встречает Андрея после романа с Анатолям. Со временем ссоры между "Лигой бургерных" и "Мамиными тостами" перерастают в настоящую виртуальную войну. Фэндом: Толстой Лев «Война и мир», Толстой Лев «Анна Каренина» (кроссовер) Основные персонажи: Андрей Николаевич Болконский, Наталья Ильинична (Наташа) Ростова, Фёдор Иванович Долохов, Соня, Анна Каренина, Алексей Каренин, Алексей Вронский, Пётр Ильич. Юлия Савичева Примечание: АУ - Наташи встречает Андрея после романа с Анатолям.

Война и мир в твиттере скачать fb2

Форум для авторов и читателей. Форум для фикрайтеров. Фанфики по "Анна Детективъ". с ядовитыми копьями, с бомбами, со сколопендрами, с сигнальными пистолетами. Толстой Лев «Война и Мир», Война и Мир, Союз Спасения (кроссовер). то он вышел просто вырванным куском якобы из книги, потому что не имеет ни начала, ни логичного завершения. подборка лучших книг в жанре Фанфик. Топовый список серий и завершенных произведений. Читать, скачать, слушать онлайн. Описание фанфика по «Звездным войнам» (назвать это самостоятельным произведением не повернется язык) с первой фразы радует отсылкой к серии Fallout.

Фанфики по фэндому «Толстой Л.Н. «Война и мир»»

А вы читали роман «Война и Мир» в 30 лет? Добавлен переводчик чатов, оазисы будут освобождены, изменен интерфейс в игре, добавлен " Война Кланов". Кроссоверы в мире фанфиков по русской классике не редкость, бывают и такие, где действует вся компания из школьной хрестоматии: к Онегину с Печориным добавляются Базаров, Раскольников, Чацкий. Конкурсные фанфики. После долгого перерыва,это мой первый достаточно необычный и не все его захотят читать,но надеюсь,что хоть один человек прочтет.

Гарри Поттер и мир безумных фанфиков. Собрали лучшие из них

Зачинателем выступил Денис Драгунский, который отважно перенес действие первой главы бессмертного романа «Война и мир» в Москву XXI века и вывел на сцену старшеклассников, чьи имена и фамилии созвучны тем, что носили герои Толстого. Иллюстрации: Екатерина Самсоненкова 1 , Стас Якимов 2 , Сергей Ивкин 3 Как верно заметил автор 9-й главы Александр Феденко, получилась мозаика из 24 субъективных взглядов на героев, сюжет и даже на наше с вами время. И тут же «получил» от читателей, которые искренне возмутились тем, что он сделал с двумя главными героями, заставив их страдать и ревновать. Владимир Березин, которому досталась 20-я глава, сделал практически невозможное - вернул повествование романа к первоисточнику, к Толстому. Свою часть он писал, ориентируясь на своих учеников Березин - не только писатель, но и школьный учитель.

Это было дело веселое, а без веселости, как известно, нельзя обойтись ни в детской, ни даже во взрослой литературе», - отметил он и добавил, что в идеале надо было всех 24 писателей запереть в одном пансионате на недельку, не забыв нанять сильного охранника, чтобы разнимал драки, и вот так дружно и весело, споря и воруя друг у друга рукописи, они бы и написали идеальный коллективный роман.

Не смей прощать. Не смей мне прощать подобное» [6]. Обращают внимание постоянные повторы, анафоры, параллелизм структур предложений.

Возможно, причиной является то, что автор при написании данного текста вдохновлялся несколькими источниками это отмечено им в примечаниях к тексту - не только романом «Война и мир», но и песней современного корейского рэппера Tablo «Bad». Разнородность источников фанатского текста - частое явление; при этом автора не смущает, что источники принадлежат разным эпохам, разным культурам: из книги заимствуется сюжет, из песни - настроение, ритмический рисунок. И в данном фанатском тексте повторы, параллелизм могут быть объяснены попыткой ритмического подражания песенной структуре. Последняя стратегия, о которой хотелось бы упомянуть - юмористическое переосмысление произведения.

В подобных фанатских текстах нередко сталкиваются персонажи разных русских классических произведений и попадают в комические ситуации. В фанфике «Классика. Рай» герои русской литературы после смерти встречаются в раю, откуда их пытается выгнать ангел, уставший принимать персонажей, умирающих раньше времени: «- Александр Андреич Чацкий, какими судьбами? Почему так рано к нам пожаловали?

Меня сбили мои же лошади, когда я требовал карету! Теперь вас похоронят в Москве, - сказал с иронией ангел, листая книгу. В Москве?? Ангел не успел договорить, как посреди толпы оказался еще один молодой человек.

У него были длинные волнистые черные волосы и кровавая рана на рубашке. Базаров посмотрел сквозь эту дырочку в Владимире Ленском а это был именно он и произнес: «Экая оказия с вами приключилась. Евгений хлопнул несчастного поэта по плечу и выдал: - Не печалься, голубчик, у тебя хоть смысл жизни верным был, а я только сейчас понял, что я дурак. Внезапно врата рая открылись и оттуда вывалился, именно вывалился, князь Андрей.

Похоже, что его за старый дуб и философию выгнали ангелы, но он не расстроился, подошел к Ленскому и сказал: «Никогда, никогда не женись, мой друг; не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно, а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда не годным. А то пропадет все, что в тебе есть хорошего и высокого. Все истратится по мелочам.

Пародийному снижению здесь подвергается вся классическая литература, и очевидно, что герои Льва Толстого, подобно героям произведений «Горе от ума», «Евгений Онегин», «Отцы и дети», воспринимаются как канонические фигуры. В каноне оказываются жестко закрепленными цитаты из монологов персонажей, по которым и происходит их узнавание. Автор фанфика может помещать в свой текст отрывки из монолога героя дословно, практически ничего не искажая и не сокращая как в 2015. Подводя итоги, нужно сказать о том, что русская классика продолжает активно восприниматься и переосмысляться современными читателями.

В сфере фанфикшена выработаны свои стратегии переосмысления произведения-источника. Фанатский текст, по сути, - результат чтения как творческого процесса; это интерпретация, последовательно воплощающаяся текстуально. Интерпретация, опубликованная в Интернете, становится доступной большому количеству заинтересованных читателей-фанатов, и порождает другие фанатские тексты, создающиеся с целью закрепить ту или иную трактовку Николай Ростов всю жизнь любил только Соню , или же опровергнуть ее любовь Николая Ростова к княжне Марье была искренним и глубоким чувством. Сетевая литература как самостоятельное явление остается малоизученной и представляет обширное поле для филологических исследований.

Васильева Н. Фольклорные архетипы в современной массовой литературе: романы Дж. Роулинг и их интерпретация в молодежной субкультуре: дис. Нижний Новгород, 2005.

Изер В. Современная литературная теория. Прасолова К. Ролинг : дис.

Калининград, 2009. Брать самому. Одна ночь - два сердца. Утопая в отблесках воспоминаний о тебе.

Она всегда будет гореть. Гордость и благородство Андрея Болконского. Pugh S. The democratic genre: Fan fiction in a literary context.

Поступила в редакцию 12. In spite of the statement that fan fiction is always based on mass culture creations, the author of the article analyzes texts by fans of the novel «War and Peace» by Leo Tolstoy.

В ее семье все не так, как раньше, но, по крайней мере, их огромная сеть ресторанов быстрого питания мегапопулярна благодаря Пеппер, ведь она умудряется не только успевать в школе, но и вести аккаунт их бургерной в «Твиттере». А теперь позвольте представить вам Джека. Когда он не пытается выбраться из тени более успешного брата-близнеца, то работает в гастрономии своей семьи. Однажды известная бургерная крадет их фамильный рецепт сырных тостов, и Джек понимает, что сделает все что угодно, чтобы отомстить.

Сириусу пятый, а Рему два годика только… И ещё один кто-то на подходе. Гарри смеётся, говорит: «Так мы скоро полную коллекцию Мародёров соберём! Вроде как он его простил… - Вот оно что… - протянула Гермиона. Ну, сам Гарри всё смеётся, что это…ну…коллекцию Мародёров, а у нас так поговаривают, что они там скоро второй орден Феникса укомплектуют… - продолжал рассказывать Хагрид, весь светясь от радости и гордости, как будто рассказывал о собственных детях. Ну, я так думаю, что это потому, что у него семьи не было, и теперь он как бы навёрстывает…а Джинни, значит, хочет близнецов. Мечтает прямо…говорит, что назовёт Фредом и Джорджем…чтобы они…эта…всегда вместе… И никогда чтобы…- Хагрид грустно умолк, вспомнив о бедняге Джордже. У него-то хоть по-прежнему двое? Или он тоже не захотел уронить честь семейства Уизли? Гермионе вдруг вспомнилось, как в Хогвартсе Драко называл семейство Уизли «масонским орденом», говорил, что, дескать, ещё немного — и куда там Волдеморту! Мир захватят Уизли. Он сказал своей жене, что, мол, больше двоих — только через его труп! Натерпелся, значит, в детстве от братьев… Ну, так вот, Роза Уизли на одном курсе с Альбусом, но только в Когтевране. Спокойная такая… - На Падму похожа, да? Смуглая такая, волосы тёмные… - Да, порода Уизли вырождается, - хмыкнула Гермиона не без злорадства. Вот новости! А Рон в курсе? Небось, весь Хогвартс в курсе, а наш Ронни и в ус не дует! Просмеявшись, она продолжила выспрашивать: - Ну, а Хьюго? Он-то что? Невилл нахвалиться на него не может: он у него в любимчиках. Рон, как узнал, что его сынок-то в Пуффендуй угодил, чуть с инфарктом не слёг: Падме потом целый год приходилось волшебством менять себе почерк и приписывать в письмах несколько строк, вроде как от Рона. Рон-то ходил и всё кричал, что Хьюго на порог, мол, не пустит, мол, запятнал его честь… Но Падма всё-таки его уломала потом, хотя, сдаётся мне, Хьюго всё равно несладко живётся, - сочувственно вздохнул Хагрид. Потом, помолчав, он сказал: - Что-то я совсем разболтался, а ты только сидишь, слушаешь… Ну-ка рассказывай, как ты там в своей Франции жила и что это у тебя за муж такой объявился. Я как услышал, что, мол, Гермиона наша выходит замуж, так прямо не поверил сначала: как же так? Давай лучше рассказывай. Гермиона, чувствуя себя неловко, встала и, попрощавшись, вышла. Солнце стояло уже довольно высоко, но ощущения светлого дня не было, всё казалось каким-то нереальным и неживым. Наверное, сказывалась скорая осень: природа как будто уже умерла и даже начала уже разлагаться, слегка попахивая прелыми листьями, но пряталась и маскировалась зеленью, птичьим пением и разными летними запахами, как румянами и белилами. Гермиона мимоходом подумала, что так притворяться природа планирует, по крайней мере, до октября, а значит, полтора месяца все будут вынуждены терпеть этот маскарад и как-то жить с тошнотворным осознанием на духовном уровне какого-то глобального вранья. Перед глазами у неё плясали какие-то чёрные пятна, которые остаются под веками, если некоторое время смотреть на солнце. Голова болела, и немного тошнило от крепкого чая на пустой желудок, выпитого у Хагрида. Слава Мерлину, Хогвартс остался неизменным. До встречи с Хагридом Гермиону вдруг начали мучить сомнения. Она подумала о том, что Хогвартс вот уже много лет как перестал быть ей домом, что это уже давно не символ её детства, а символ уже чьего-то другого, совсем чужого и, вероятнее всего, ей не знакомого детства. Она вспомнила, что её друзья и знакомые давно выпустились и живут Мерлин знает где, с кем и как, и она столько лет уже их не видела, что, скорее всего, они уже перестали быть её друзьями и знакомыми… И даже профессора, скорее всего, сменились… Но есть Хагрид. Который, правда, скорее всего, обиделся на неё за нежелание откровенничать, но он ведь всегда обладал мягким и незлобивым характером — скоро отойдёт и поймёт. Есть профессор МакГонагалл… Прочитав её письмо, Гермиона, после недоумения, испытала к ней какую-то странную нежность. Сердце её инстинктивно тянулось к Хогвартсу, как к дому, к убежищу, а МакГонагалл как-то очень резко в её душе из строгой и глубоко уважаемой учительницы превратилась в какое-то дорогое, родное и даже родственное существо. Правда, теперь, после встречи с ней, это ощущение несколько притупилось. Чувство исступлённой нежности сменилось чем-то более спокойным. Они теперь были как бы на равных… «Может быть, мы когда-нибудь станем настоящими подругами…» - подумала Гермиона с улыбкой. Надо же! Есть ведь ещё кое-что… Улыбаясь, совершенно счастливая своей мыслью, забыв об усталости и головной боли, Гермиона поспешила в библиотеку. Запах книг и пыли на секунду оглушил и опьянил её. Прислонившись к косяку и счастливо улыбаясь, она вспоминала, как сидела тут часами, готовясь к занятиям или ища в книгах совета для того, чтобы Гарри в очередной раз пошёл и всех спас. Гермиона посмотрела на те книжные стеллажи, до которых могла дотянуться взглядом, и с глубоким удовлетворением убедилась, что большинство так и стоят в том порядке, в каком она их помнит. Многие она узнавала в лицо — то бишь, в корешок — как старых знакомых… - Мисс Грейнджер? Гермиона испуганно оглянулась. На неё смотрела строгая библиотекарша миссис Пиннс. Удивительно, что вы меня узнали, - улыбнулась Гермиона. Думаете, я не помню, как вас приходилось выгонять отсюда силой? Но, мисс Грейнджер, даже для вас было бы слишком вернуться сюда для того, чтобы повторить курс обучения в Хогвартсе. Что вас привело сюда? Полагаю, какая-то научная работа? Тогда необходимо разрешение на выдачу книг. Преподавать трансфигурацию. Я только что прибыла, на самом деле, всего пару часов назад. Ремус, кажется, тоже смутился и произнёс почти жалобно: - Ну, какой я тебе профессор теперь… Не валяй дурака, зови меня Ремусом и на ты… Альма, пожалуйста, можно мне взять эти книги? Я вот уже семь лет как преподаю историю магии. Как вы сумели…Он же призрак, что могло с ним случиться?! Гермиона поняла, что он темнит, но лицо Ремуса приняло такое болезненное выражение, как будто его, по меньшей мере, пытали Круциатусом, и она почла за лучшее не расспрашивать. Неужели Снейп, наконец, дорвался? Ни за что не догадаешься!.. Такого даже при Гарри не было! Мол, что бы ни случилось, а Хогвартс по-прежнему будет стоять, и в нём Снейп будет по-прежнему снимать с Гриффиндора баллы… Тебе не кажется это очень утешительным? Гермиона напряглась. Впрочем, у Ремуса это, кажется, хроническое». Ремус действительно выглядел неважно. Несмотря на то, что Гермиона, наверное, в первый раз в жизни увидела его в добротной и вроде бы даже нигде не заштопанной одежде. Она с удовольствием подумала, что у Ремуса, наконец-то, есть постоянная работа, и его мытарства закончены. Он не выглядел больше совсем уж заморенным, явно нормально питался, но еда словно не шла ему впрок. Он по-прежнему был усталым, словно вообще не спал, сохранил мешки и тени под глазами. Гермиона подумала, что полнолуние было полторы недели назад, и поэтому рационально объяснить состояние Ремуса его болезнью не представлялось возможным. К тому же, он очень постарел и выглядел ровно на столько, сколько ему было. Кожа на щеках и под подбородком обвисла, морщины на лбу и две характерные складки у рта, заметные и раньше, совсем углубились, вокруг глаз была целая сетка. Но Гермиона всё-таки испытала глубокое удовлетворение, почувствовав, что, несмотря ни на что, внутренне Ремус почти не изменился. К тому же, ей понравилось, что он не лысеет: у него была сильно заметна седина, но волосы по-прежнему были густые. Это нормально! Люпин, между тем, проводил её до комнаты, и они тепло распрощались. Глава 3. В конце концов, надо было за две недели, оставшиеся до приезда будущих студентов, перелопатить кипы материала. В Хогвартсе, кроме неё, осталось на лето не так уж много народа: МакГонагалл, Хагрид, Ремус, мадам Пиннс и эта старая алкоголичка Треллони. Остальные учителя разъехались, кто куда: в отпуск, в гости к родственникам и так далее. Гермиона была удивлена, что даже Снейп отсутствовал. Где он, в самом деле, мог пропадать? Родственников у него не было, а отпуск… Гермиона честно пыталась представить Снейпа на каком-нибудь курорте, на пляже, загорающего, купающегося в море и клеящегося к загорающим по соседству девушкам в открытых купальниках, но её разобрал такой хохот при мысли о профессоре зельеварения в плавках, с коронно-брезгливым выражением лица мажущегося кремом для загара, что она чуть не захлебнулась тыквенным соком дело было за завтраком. Впрочем, МакГонагалл что-то намекнула ей о какой-то научной работе, и Гермиона успокоилась. Вот подходящие каникулы для Снейпа! Над котлом, с красными от хронического недосыпа глазами. Некоторое время она думала, что нашла, наконец, покой и сможет вылечиться от страшной усталости и меланхолии. Виды Хогвартса должны были смягчить её одиночество и прогнать хандру. Она любила приходить на берег озера и сидеть в тени деревьев с книгой, как в детстве. Правда, всё чаще она ловила себя на том, что, вместо того, чтобы читать, смотрит в страницы невидящим взглядом — и умирает от желания перевести уставшие глаза на успокаивающую зелень окрестных деревьев. Одиночество её не прошло. Несмотря на то, что она почти каждый вечер приходила в кабинет Ремуса, чтобы выпить с ним несколько чашек чая с шоколадом — оборотень всё ещё оставался страшным сластёной, — или в хижину к Хагриду, или в библиотеку к мадам Пиннс, или к МакГонагалл, она всё ещё чувствовала себя потерянной. Хогвартс казался пустым без учеников. Даже портреты со стен глядели сонно и бессмысленно, как в маггловских галереях, и почти не шевелились, а двигающиеся лестницы ползли, как черепахи. Глаза у её старых друзей были потерянные, и иногда она подкарауливала в их взглядах такую безысходность, какой не было даже во времена Волдеморта. Она поняла, что ещё несколько таких же бесконечных дней — и она вновь начнёт чувствовать себя больной и несчастной. Места, где она была когда-то так счастлива и беззаботна со своими друзьями, вызывали только раздражение и глухую тоску по прошлому. Не сентиментальную, не светлую ностальгию, а чёрную и безысходную, и как будто разъедающую изнутри. Поэтому-то она, не выдержав однажды, и решила написать письмо. Думаю, ты удивишься, получив от меня письмо, так как я не писала тебе уже Мерлин знает сколько времени. Может, с моей стороны это нехорошо, но ты же знаешь мои обстоятельства: мне так хотелось всё бросить, что я уехала во Францию с Дэном не то, что почти без вещей, ничего не взяв с собой, но и друзей, знакомства, связи оставив в Англии… Так вот, я вернулась. Не спрашивай ни о чём, в особенности, о Дэне. Он остался там. Я снова поступила так, как уже поступала: бросила ту жизнь, со всеми вещами, друзьями, бросила работу, мужа — и с размаху плюхнулась обратно в эту. Я пойму, если ты скажешь мне, что эта жизнь не стоит на месте и глупо с моей стороны пытаться начать всё опять с того места, на котором я всё бросила, или вообще не ответишь мне на письмо. Но мне стыдно за то, что я делала, и я не понимаю, наверное, что делаю сейчас. Я теперь работаю в Хогвартсе и скоро буду учить твоих детей трансфигурации. Странно, правда?.. Я никак не пойму, что тут происходит. Вроде всё по-прежнему, но, может, мне только хочется так думать… Однако все ходят грустные и несчастные. Все вокруг несчастны. Сильнее, чем раньше…чем тогда… Мы думали, что, наплакавшись о потерях, будем счастливыми, но как будто все до сих пор не наплакались. И что-то происходит, а я не знаю, что. Всё никак не могу попасть в ногу. И мне как никогда сейчас снова нужна твоя дружба. С любовью, Гермиона, от шестнадцатого августа». Была очень счастлива получить своё письмо, сначала даже глазам своим не поверила! Ну, ты даёшь! Вернуться в Англию, да ещё так неожиданно! Устроиться преподавать в Хогвартс! Забудь всё. Что было, то прошло. Я ничуть на тебя не сержусь, и Гарри тоже. Главное, что ты вернулась. Воображаю, каково тебе сейчас! Чувствую, что ты зарылась в свои книги и зубришь трансфигурацию, чтобы мучить ей несчастных детей. Знаешь, что? До начала учебного года почти две недели, так что бросай срочно свои книжки и добро пожаловать к нам в гости. Никаких возражений не хочу слушать! Милости просим. Адрес нашего камина: «Дом Поттеров, Стефан Стрит», завтра ждём к полудню!!! С любовью, Джинни и Гарри». Слава Мерлину, Гермиона! Как же я соскучилась! И как счастлива тебя видеть! С возрастом Джинни становилась всё более похожа на свою мать. Она заметно пополнела чему, конечно, способствовала ещё и её беременность, которая, правда, пока была не очень заметна , размягчела и округлилась. И стала такой же тёплой и добродушной, как Молли Уизли. Волосы её, всё такие же огненно-рыжие, были аккуратно убраны на затылке, глаза искрились смехом, довольством и искренней радостью от встречи, а улыбка была доброй и спокойной. Гермиона вдруг почувствовала то же, что когда-то почувствовал Гарри, прибыв в «Нору»: как будто тому, кто всю жизнь считал себя сиротой, вернули вдруг сразу весь его дом, с родителями, братьями, сёстрами, многочисленными дядюшками и тётушками, бабушками и дедушками, собаками и геранями, вязанием и сладкими пирожками, жмурками и салочками, и домиком на дереве на заднем дворе. У неё даже дыхание перехватило хотя, возможно, это от того, что миссис Поттер слишком крепко сжала её в объятиях. Она нашла то, чего не смогла найти в Хогвартсе. Она дома. Джинни засмеялась сквозь слёзы умиления. Настоящая мать семейства. Впрочем, я всегда знала, что ты такой и будешь! Тут она почувствовала, что дышать вдруг стало ещё труднее и, вынырнув из своих мыслей, поняла, что их обеих крепко обнял Гарри. Гарри тоже изменился. Он ещё больше вытянулся, но уже не был таким худым: под свободной домашней одеждой намечалось брюшко, и Гермиона подумала, что домашняя кухня миссис Поттер идёт ему впрок. На лбу его появились небольшие залысины. Впрочем, увидев, что волосы его по-прежнему стоят торчком, как будто их в великом волнении основательно взъерошили, а очки держатся на честном слове и заклинании, она поняла, что даже семейная жизнь не затронула некоторых основ его характера. Ведь это так ей подходит. Гермиона, ты стала ещё больше похожа на МакГонагалл, я чувствую себя провинившимся школьником. И потом, нам ещё нужно познакомить тебя с детьми! Джинни, обняв, повела её к столу. Дом у четы Поттеров был большой, двухэтажный, очень просторный и оформленный в современном стиле, в отличие от внутреннего дизайна «Норы». Джинни, хоть и похожа была на свою мать, видимо, за время своего детства устала от беспорядочного нагромождения вещей и разнообразных пошловатых атрибутов домашнего уюта типа вазочек и салфеточек. Её дом был обставлен очень строго, в нём не было ничего лишнего, но при этом каким-то образом чувствовался и домашний уют, и присутствие детей. Дети, кстати, уже сидели за столом. При их приближении два старших мальчика встали, а два младших кинулись к матери, но в смущении остановились, увидев, что мать ведёт незнакомку. Гермиона через силу улыбнулась, успокаивающе положив Джинни руку на плечо и представилась сама: - Гермиона Грейнджер. Я с этого года буду преподавать в Хогвартсе трансфигурацию. Что проку, что папа учился с профессором Долгопупсом, если травологию может сдать любой дурак? О методах преподавания профессора Лавгуд я вообще умолчу… - Джеймс! У меня всегда были проблемы с трансфигурацией. Гарри, ухмыляясь и явно страшно гордясь сыном, наклонился к Гермионе и шепнул ей на ухо: - Кажется, ты ему понравилась. Прямо-таки из кожи вон лезет… Гермиона, улыбнувшись, ответила Джеймсу: - В таком случае, я сделаю всё, от меня зависящее, чтобы больше у вас не было с ней проблем. Джеймс вскрикнул радостно, Джинни — возмущённо. Молчаливый и нескладный мальчик, немного ниже ростом, чем Джеймс, предупредительно отодвинул для неё стул, попутно угодив локтём в салат. Когда все уселись, Джинни, раскладывая еду по тарелкам Гермиона с улыбкой заметила, как она, возможно, бессознательно копирует манеры миссис Уизли , продолжала знакомство: - Гермиона, этот наглец — мой старший сын, Джеймс. Джеймс одарил Гермиону лучезарной улыбкой, и она не смогла не улыбнуться в ответ, хотя мальчик явно и безобразно с ней заигрывал. Он был высок и крепок, как молодое дерево, с фигурой спортсмена и отточенными скупыми движениями, очень похожий на Гарри в юности, но уже сейчас чуть ли не на полголовы его выше и заметно шире в плечах. Впрочем, чёрные волосы его были такими же густыми и взъерошенными, а улыбка, хотя так же обаятельна, но куда более беззаботна: мальчик вполне сознавал свою привлекательность и, кажется, был совершенно свободен от всяческих комплексов. Да и глаза у него были карие, как у Джинни, и близорукостью он не страдал. Гермиона подумала, что Хагрид прав, и мальчик похож, скорее, даже не на своего отца, а на дедушку по отцовской линии, в честь которого его и назвали. Впрочем, примерно такой же фигурой обладал и Билл Уизли. Второй мальчик, отодвинувший для Гермионы стул, предсказуемо оказался Альбусом Северусом. Он был ростом примерно с Гарри и унаследовал отцовское сложение: Гарри в юности был таким же худым, нескладным и нелепым. Мальчик заметно сутулился и носил очки. Глаза у него тоже были карие, даже почти чёрные, лицо худое и строгое, немного похожее на лицо Перси Уизли, но это было не высокомерие Перси, а, скорее, благородная невозмутимость. Гермионе почему-то вдруг вспомнилось, что Поттеры — старинное чистокровное семейство. А когда Альбус, услышав очередную шутку Джеймса, едва заметно поморщился, скривив губы, по спине у Гермионы пробежали мурашки. Следующей Джинни представила Лили. Гермиона, посмотрев на неё, улыбнулась. Девочка была вылитой Джинни в юности, хотя, если подумать, ещё она была ужасно похожа на мать Гарри. Гермиона впервые с удивлением подумала, что Гарри, должно быть, сознательно или бессознательно выбрал себе жену, похожую на его мать. Лили была очень мила. Невысокая и крепкая, с бледной кожей, характерной для её цвета волос, которые прямо-таки полыхали рыжим, с веснушками на щеках и на маленьком, высоко вздёрнутом носу, и с ярко-зелёными глазами Гарри, смотревшими взглядом юной Джинни: смело и гордо. Наверное, подумала Гермиона, и мать Гарри когда-то смотрела так же. Ещё были черноволосый, подвижный, горячий, словно порох, Сириус, который, хотя имел не синие, а светло-карие глаза, когда-нибудь в будущем обещал стать таким же красавцем, как тот, в чью честь он был назван, и маленький рыжик Ремус с сонной и застенчивой улыбкой. Гермиона через силу улыбнулась в ответ, досадуя на себя за то, что почувствовала желание покраснеть и опустить глаза. Прежде, чем Джинни успела возмутиться нетактичности сына, она спокойно ответила: - Я была замужем. Мой муж остался во Франции. Она посмотрела на мальчика таким спокойным и пристальным взглядом, что даже Джеймс что-то понял, смешался, вспыхнул ушами, решил не выспрашивать подробности, хотя, очевидно, собирался, и уткнулся в свой обед. Одновременно ей было стыдно за то, что она позволила ему себя смутить. Она поймала себя на мысли, что совсем не ощущает себя взрослой, и почувствовала себя почему-то виноватой из-за этого. Разговор за обедом тёк неспешно. В основном, об общих знакомых. Джинни иногда пристально поглядывала на Гермиону, и та понимала её взгляд: «Извини, что не спрашиваю о тебе и говорю о пустяках. Когда мы останемся одни и не при детях, тогда и поговорим о важном». Гермиона не поняла, что в словах подруги натолкнуло её на эту мысль, но она спросила её: - А что, старший Малфой выкрутился, как всегда? Его не посадили в Азкабан даже теперь? Гермиона с удивлением перехватила, как Джинни и Гарри вздрогнули и растерянно и испуганно переглянулись. Дети, особенно трое старших, напряглись: Лили забыла во рту вилку, Альбус, бледный, как смерть, бросил выразительный взгляд на Джеймса, который сидел, выпрямившись, с горящими глазами, и жадно ловил каждое движение родителей. Все взгляды немедленно обратились к ней. Джинни глядела умоляюще и кусала губы, Гарри выглядел настороженным, Джеймс — возбуждённым. Лили смотрела широко распахнутыми глазами. Альбус, опустивший было голову, как будто от стыда, изучающе смотрел исподлобья, и даже Сириус и Рем, которые вряд ли понимали, что происходит, прониклись торжественностью мига и не сводили глаз с Гермионы. От неловкости Гермиона не удержала в пальцах вилку, и та со звоном упала на тарелку. Она поморщилась и пробормотала: — Конечно…конечно, этот самый случай. Гермиона перевела дыхание. Напряжение немного спало, но Джинни едва удерживалась от слёз, Альбус пытался смотреть как можно равнодушнее, а Джеймс уставился на Гермиону с какой-то торжествующей ненавистью. У неё окончательно пропал аппетит. Джеймс, как будто ждавший этого вопроса, ещё более торжествующе вскинул голову и вызывающе улыбнулся матери: - Да, мама. Вернувшись, Джеймс отвесил всем издевательский поклон, обращаясь преимущественно к Гермионе по крайней мере, ей так показалось , и удалился. Почти сразу же встал Альбус и, поблагодарив мать, ушёл вслед за братом. Потихоньку расползлись и остальные дети: сонного Рема Гарри на руках унёс наверх. Гермиона, невзирая на протесты Джинни, помогла той собрать посуду и на кухне с улыбкой наблюдала, как подруга умело пользуется бытовой магией: посуда была перемыта в два взмаха палочкой, насухо вытерта и расставлена по местам. Бытовая магия была чуть ли не единственным видом магии, который Гермионе удавался неважно. К своему стыду, она предпочитала вручную мыть посуду, вытирать и ставить на полки, как последняя маггла. Джинни, случайно уронив вилку, медленно нагнулась за ней. Когда она нагибалась, её положение стало заметнее. Распрямившись, она улыбнулась Гермионе. На последнем триместре я всегда только и делаю, что «Акцио» колдую. Тошнит всё время. А потом ещё толкаться начнёт, и ходить будет трудно, и я буду нервная, - пожаловалась Джинни, широко улыбаясь. Глядя на её цветущий вид, Гермиона не могла поверить в то, что Джинни ей говорила. Подруги рассмеялись. Раньше я всё ужасалась: семь детей мне казалось непомерно большим количеством. Особенно после того, как родила Джеймса. Думала: всё, больше никогда, ни за что, да чтоб я ещё раз…я не понимала, зачем вообще столько. А сейчас… Всё так хорошо! И так правильно. И так всегда само собой происходит… - Джинни слегка покраснела. А потом добавила, не сдержавшись, тихо и неприятно: - Мне не понять. Ну, это так же, как влюблённые не могут ни о чём говорить, кроме как о своей влюблённости, так и я ни о чём не могу говорить, кроме своей беременности. Извини меня. Гермиона, по любопытному взгляду Джинни, поняла, что той до смерти хочется задать ей вопрос, который она сама же считает бестактным. Чтобы облегчить муки подруги, она сказала: - У меня, наверное, уже никогда не будет детей. Детей, мне кажется, всегда надо заводить с кем-то. У тебя есть Гарри… - Но у тебя же Дэн, - возразила Джинни. Бутафорный у меня был какой-то муж. От него могли быть бутафорные дети. А бутафорные дети — это как-то совсем грустно. Взглянув на подругу, Гермиона наткнулась на сочувствующий взгляд. Джинни повела подругу наверх, комната оказалась небольшой, уютной, с мягкой кроватью, застеленной белоснежным покрывалом, и прикроватной тумбочкой. С лукавой гордостью Джинни продемонстрировала Гермионе книжный шкаф. Гермиона, поблагодарив Джинни, подумала, что дом Поттеров из таких, в которых всегда есть свободная комната для гостей.

Похожие новости: