Либертарианство — политическая философия, в основе которой лежит запрет на «агрессивное насилие», то есть запрет на применение силы или угрозы к другому лицу, или его имуществу, вопреки воле этого лица. ЛПР — это партия принципов. Главным и основным принципом для всех либертарианцев является свобода, основанная на отсутствии агрессии и принуждения.
Либертарианство и внутренние противоречия
Либертарианство является развитием идей либерализма, окончательно сформулированных в США и Европе в 19 веке, но восходящих и к более ранним работам, в частности к политической философии Джона Локка. Либертарианцы и правоДля оттачивания своей аргументации обычно изучаю позиции политико-правовых оппонентов. Самым слабым в этом отношении представляется лагерь либертарианцев, по крайней мере, их российское ём, к примеру, сайт. Политический спектр с некоторыми известными американскими политиками и либертарианством, находящемся в непосредственной близости от анархизма. Михаил Светов, Либертарианство, Политика, Эхо Москвы, Навальный, ФБК, Венедиктов, что такое либертарианство, Светов, Анимация про либертарианство, Мультфильм про либертарианство, Либертарианское. Публикации Партия Либертарианство. Либертарианство и минархизм пошли из классического либерализма, который является правой либеральной идеологией.
Почему либертарианство — это не либерализм
Кривогов, «Предпосылки формирования теории государственных финансов», 2008 г. Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
На самом деле при коллективной собственности люди в большей степени контролируют свою жизнь,так как Эми и Бен должны достичь договорённости, чтобы пользоваться своими ресурсами, в то время как капиталист не нуждается в соглашении с каким-либо конкретным рабочим, чтобы выжить, особенно если рабочий не обладает талантом, или имеется огромное количество безработных. Либертарианство не только ограничивает самоопределение не имеющего собственности рабочего, оно делает его ресурсом для других.
Те, кто входят на рынок после того, как другие присвоили всю имеющуюся собственность, «ограничены теми способностями и работами, которые другие желают отвести им», так что «если они принуждаются к сотрудничеству в системе владений, то вынуждены приносить выгоду другом. Это насильственное согласие с системой собственности составляет форму эксплуатации и несовместимо с наиболее важными из ключевых идей Нозика, так как делает поздно пришедших всего лишь ресурсами для других» см. Какой режим лучше всего реализует содержательную собственность на себя? Самоопределение требует ресурсов в той же мере, что и прав на своё физическое существо. Мы можем реализовывать наши самые важные проекты, будучи свободными от требований других, если экономическая необходимость не вынуждает нас принимать любые условия, навязываемые нам другими, в обмен на доступ к требуемым ресурсам. Поскольку полное смысла самоопределение требует и ресурсов, и свобод, и поскольку каждый из нас обладает отдельным существованием, каждый человек должен иметь равное право на эти ресурсы и свободы.
Но если это так, то забота о самоопределении ведёт нас в направлении либеральных, а не либертарных режимов. Либертарианцы утверждают, что либеральные социальные программы, урезая права собствен-кости, неправомерно ограничивают самоопределение людей. Поэтому ликвидация программ перераспределения Нозик или их сокращение до абсолютного минимума Фред были бы улучшением в плане самоопределения. Но хотя программы перераспределения действительно до некоторой степени ограничивают самоопределение обеспеченных, они также дают реальный контроль над жизнью людям, которые ранее этого не имели Либеральное перераспределение не жертвует самоопределением во имя какой-то иной цели. Оно скорее стремится к более честному распределению средств, нужных для самоопределения. Либертарианство в противоположность этому допускает незаслуженное неравенство в этом отношении, так как его забота о самоопределении не простирается на то, чтобы позаботиться о честном распределении условий, необходимых для самоопределения.
Либеральный режим, облагающий налогом неравные вознаграждения за незаслуженные таланты, действительно ограничивает самоопределение некоторых людей. Но является ли это серьёзным или неприемлемым ограничением? Свобода выбирать свою карьеру критически важна для самоопределения, но свобода от налогообложения доходов, получаемых от незаслуженных природных талантов, — нет. Даже если чей-то доход облагается налогом в соответствии с принципами Ролза, этот человек всё равно имеет честную долю ресурсов и свобод для того, чтобы контролировать самое существенное в своей жизни. Налог на доходы от применения природных талантов не ставит кого-либо в нечестно плохое положение в отношении содержательной собственности на себя, способности действовать согласно своей концепции себя14. Наконец, Нозик мог бы утверждать, что социальные программы перераспределения отрицают достоинство людей, а это достоинство крайне важно для соблюдения принципа обращения со всеми людьми как с равными [Nozick 1974: 334; Нозик 2008: 406].
Действительно, Нозик часто пишет так, как будто идея о том, что другие люди имеют притязания на плоды моих талантов, есть покушение на моё достоинство. Но почему налогообложение есть покушение на моё достоинство? Нозик часто увязывает достоинство с самоопределением, но если это так, то можно утверждать, что именно либеральные, а не либертарные режимы будут лучше всего реализовывать достоинство каждого человека, так как они гарантируют каждому возможность самоопределения. В любом случае, достоинство зависит от или является побочным продуктом других моральных убеждений. Мы только тогда воспринимаем нечто как по" Как отмечает Эндрю Ксрнохан. Перераспределение мы будем воспринимать как покушение на наше достоинство, только если будем считать его морально порочным.
Если вместо этого мы верим, что перераспределение есть необходимая часть реализации принципа обращения со всеми людьми как с равными, то оно будет скорее способствовать чувству равного достоинства людей, чем оскорблять его. Таким образом, с серьёзными трудностями сталкивается любая попытка оправдания либертарианства с помощью идей собственности на себя, согласия, самоопределения или достоинства. Все они либо не приводят к определённым результатам, либо поддерживают либеральный эгалитаризм. Собственность на себя не исключает перераспределения с помощью налогов, ибо многие экономические режимы формально совместимы с собственностью на себя. А если мы посмотрим за пределы формальной собственности на себя на те режимы, которые лучше всего реализуют содержательную собственность на себя, то Нозик не дал никаких оснований предпочесть либертарное неравенство либеральному равенству. Но почему мы вообще должны интересоваться формальной собственностью на себя?
Выше я использовал идею содержательной собственности на себя как тест для выбора между режимами, совместимыми с формальной собственностью на себя. Но если мы противопоставим две эти концепции, конечно, содержательное самоопределение есть нечто более фундаментальное. Мы одобряем самоопределение не потому, что оно реализует формальную собственность на себя. Мы скорее одобряем формальную собственность на себя постольку, поскольку она способствует самоопределению. Действительно, как я уже упоминал ранее, сам Нозик иногда рассматривает содержательную концепцию как более фундаментальную. Так почему бы просто не начать с самоопределения как предпочитаемой нами концепции обращения с людьми как с равными?
Вместо того чтобы спрашивать, какой из режимов, совместимых с формальной собственностью на себя, лучше всего способствует самоопределению, почему бы просто не спросить, какой режим лучше всего способствует самоопределению? Может оказаться, что наилучший в плане самоопределения режим не только выходит за рамки формальной собственности на себя, но также ограничивает её. В этом случае формальная собственность на себя должна уступить дорогу содержательному самоопределению, действительно значимому для нас см. Cohen 1986b: 86]. Это кажется настолько очевидно предпочтительным, что требуется объяснение, почему Нозик артикулирует именно формальную собственность на себя. Нозик, как классические либералы, хочет разработать концепцию равенства, которая отрицает, что кто-либо по природе или по праву находится в подчинении у другого.
Никто не является просто ресурсом для других, как раб является ресурсом для своего хозяина. Если рабство есть образцовый случаи отрицания равенства, то может показаться, что лучшим способом утвердить равенство является дать каждому те юридические права на себя, которые рабовладельцы имели на своих рабов; лучшим способом предотвратить порабощение одного человека другим является дать каждому собственность на себя. К сожалению, тот факт, что я имею юридические права собственности на себя, нс означает, что я способен избежать того, что по своей сути является порабощением другим. Даже если капиталист не имеет тех юридических прав на меня, которые имели рабовладельцы на рабов, я могу не иметь никакой реальной возможности что-либо решать относительно характера и условий своей жизни. Лучшим способом предотвратить то отрицание равенства, которое свойственно рабству, является не изменить соответствующие юридические права, но уравнять содержательный контроль каждого человека над своей жизнью в форме равных свобод и ресурсов. Действительно, Сьюзен Окин утверждает, что нозиковский принцип собственности на себя на самом деле ведёт нас назад, к «матриархальному рабству».
Ноэик говорит о правах людей на продукты их труда, но игнорирует тот факт, что сами люди — продукт труда кого-то другого — а именно своих матерей. Почему тогда мать не должна иметь собственность на ребёнка? Как замечает Окин, женщина, которая покупает или получает сперму, и которая покупает или получает всю еду, потребную для поддержания жизни плода, соответствует всем нозиковским критериям легитимной собственности на получающийся в результате продукт. Если мы получаем в собственность всё, что производим благодаря своим талантам, используя только те продукты, которые были нам добровольно переданы, то матери, по-видимому, должны иметь своих детей в собственности или. Она заключает, что вся теория Нозика основывается на имплицитном исключении женщин и на допущении, что работа по рождению и воспитанию детей базируется на каком-то ином наборе принципов, которые он игнорирует Olein 1989b: ch. Чтобы избежать этой проблемы, принцип собственности на себя нуждается в серьёзной модификации одну из таких попыток см.
Акцент Нозика на идею формальной собственности на себя может также быть следствием недифференцированного характера этого понятия. Идея собственности на себя ошибочно предполагает, что мы либо имеем эту собственность, либо нет. Если бы мы действительно стояли перед таким выбором, то имело бы смысл придавать особое значение собственности на себя. Но в реальности существует диапазон возможностей, включающих различные виды контроля над чьим-либо выбором и обстоятельствами. Идея собственности на себя ведёт к тому, что люди не допускаются к рассмотрению всех имеющихся возможностей, как это показывает обсуждение вопроса самим Нозиком. Утверждение о том, что недифференцированная собственность на себя критически важна для соблюдения принципа обращения с каждым человеком как с целью в себе, убедительно только в сравнении с единственной возможностью недифференцированного отрицания собственности на себя.
Нам следует отличать различные элементы, составляющие контроль над собой, и видеть, как они соотносятся с различными элементами, составляющими контроль над внешними ресурсами. Мы должны рассмотреть каждое из этих прав и возможностей само по себе, чтобы увидеть, насколько оно способствует сущностным интересам каждого человека. Какое сочетание прав и ресурсов содействует способности каждого человека действовать, исходя из своих целей и проектов, своей концепции себя? Наилучшая комбинация будет включать нечто большее, чем то, что составляет формальную собственность на себя например, доступ к ресурсам , но, возможно, будет содержать её не в полном объёме, ибо может иметь смысл отказаться от каких-то компонентов формальной собственности на себя во имя содержательного самоопределения. Резюме параграфа: я доказывал, что перераспределение по Ролзу совместимо с формальной собственностью на себя, и что оно лучше, чем либертарианство, реализует подлинно содержательную собственность на себя. Я также утверждал, что идея формальной собственности на себя уводит в сторону, ибо содержательное самоопределение есть более фундаментальная ценность.
Но есть и более глубокая проблема с нози-ковским аргументом от собственности на себя. Нозик не дал адекватного ответа на утверждение Ролза о том, что люди не могут легитимно претендовать на вознаграждения от применения своих незаслуженных талантов. Я попытался показать, что мы можем прийти к перераспределительной модели Ролза даже не отрицая собственность на себя, так как перераспределение может возникнуть из требований справедливой теории доступа к внешним ресурсам. Но я по-прежнему думаю, что отрицание Ролзом собственности на себя было вполне здравым. Думаю, что мы можем рассматривать таланты людей как часть их обстоятельств и, поэтому, как возможное основание для компенсации. Люди имеют право на обладание и реализацию своих талантов, но обделённые природой люди также могут иметь права на компенсацию за эту незаслуженную неудачу.
Неправильно, чтобы люди страдали от незаслуженного неравенства в обстоятельствах, и обделённые природой имеют непосредственные претензии к более удачливым, совершенно независимо от вопроса о доступе к внешним ресурсам. Как я отметил при обсуждении примера с Уилтом Чемберленом, Нозик не дал нам никаких оснований для отказа от этой интуиции Ролза. Они говорят, что проблема не в выводах Нозика, но в его попытке обосновать их с помощью кантовской эгалитарной идеи обращения с людьми как с целями в себе. Если начинать с идеи о том, что каждый индивид в равной степени значим, то справедливость потребует чего-то иного вместо нозиковской собственности на себя. Но, утверждают они, это просто показывает, что либертарианство неправильно рассматривать как теорию обращения со всеми людьми как с равными. Тогда что это за теория?
Есть две основные возможности: в этом параграфе я рассмотрю либертарианство как теорию взаимной выгоды, а в следующем — как теорию свободы. Теории взаимной выгоды либертарианства часто преподносятся в терминах договоров. Это может создавать путаницу, так как теории либерального эгалитаризма также преподносились в договорной форме, и общее использование модели общественного договора может затемнить фундаментальные различия между этими двумя видами теорий. Перед тем как оценить обоснование либертарианства с помощью идеи взаимной выгоды, я изложу некоторые различия между ролзовской и «взаимовыгодной» версиями общественного договора. Для Ролза механизм общественного договора связан с нашим «естественным долгом справедливости». У нас есть естественный долг обращаться с другими справедливо, так как они суть «самопорождающиеся источники обоснованных притязаний».
Люди значимы, с нравственной точки зрения, не потому, что они могут повредить или принести пользу нам, но потому, что они «цели сами по себе» [Rawls 1971: 179-180; Ролз 1995:160] и поэтому имеют право на равное принятие во внимание. Это «естественный» долг, потому что он не выводится из согласия или взаимной выгоды, но просто есть нечто должное по отношению к людям как таковым [Rawls 1971: 115-116; Ролз 1995: 108-109]. Договорный механизм помогает нам определить содержание этого естественного долга, ибо он требует, чтобы каждая сторона приняла во внимание нужды других как «свободных и равных существ». Убирая эти произвольные различия, договорный механизм «заменяет физическое неравенство моральным равенством» cm. Diggs 1981:277] и тем самым выражает «равенство между человеческими существами как моральными личностями» Rawls 1971:19; Ролз 1995:32]. Таким образом, для Ролза договор есть полезный механизм для определения содержания нашего естественного долга справедливости, потому что он правильно выражает наше моральное равенство см.
Теоретики взаимной выгоды также используют договорный механизм, но в силу противоположных причин. Для них не существует естественных обязанностей или самопорождающихся моральных притязаний. Нет никакого морального равенства, скрывающегося за естественным физическим неравенством. Современное мировоззрение, говорят они, несовместимо с традиционной идеей о том. То, что люди принимают за объективные моральные ценности, суть просто субъективные предпочтения индивидов см. Buchanan 1975: 1; Gauthier 1986: 55-59; Narveson 1988:110-121].
Таким образом, нет ничего естественным образом «правильного» или «неправильного» в чьих-либо действиях, даже если ими наносится вред другим людям. Однако, хотя нет ничего по своей сути порочного в нанесении вреда тебе, мне будет лучше, если я буду воздерживаться от подобного действия, при условии, что и каждый другой человек тоже будет воздерживаться от нанесения вреда мне. Принятие конвенции о непричинении вреда взаимно выгодно — нам не нужно будет тратить ресурсы, защищая себя и свою собственность, и это позволит нам начать стабильное сотрудничество. Нарушение такого соглашения при случае может быть в наших краткосрочных интересах. Но действия, исходящие из краткосрочных интересов, делают взаимное сотрудничество и ограничения нестабильными и поэтому вредят нашим долгосрочным интересам в конце концов это приводит к гоббсовской «войне всех против всех». Хотя вред сам по себе не является чем-то порочным, каждый человек в долгосрочном плане выигрывает от принятия соглашений, определяющих этот вред как «зло» и «несправедливость».
Содержание таких соглашений будет предметом переговоров — каждый человек захочет, чтобы оно как можно более защищало его собственные интересы и как можно менее ограничивало их. В то время как соглашения не являются в полном смысле договорами, мы можем рассматривать переговорный процесс по поводу взаимовыгодных соглашений как процесс, с помощью которого сообщество устанавливает свой «общественный договор». Хотя этот договор в отличие от ролзовского не является результатом разработки наших традиционных представлений о моральных и политических обязательствах, он будет включать некоторые из тех ограничений, которые Ролз и другие считают «естественными обязанностями», такими, как обязанность не красть или обязанность справедливо распределять блага, полученные от сотрудничества среди тех, кто внёс вклад в их получение. Взаимовыгодные соглашения частично занимают место традиционной морали и по этой причине могут рассматриваться в качестве обеспечивающих «моральные» нормы, даже если они и «порождены как рациональное ограничение на основе не-моральных предпосылок рационального выбора» [Gauthier 1986:4. Такой вид теории удачно охарактиризован Д. Готье, наиболее известным её сторонником, как «моральное изобретение», ибо она представляет собой искусственный способ сдерживания того, что люди естественным образом имеют право делать.
Это «изобретение» и в ином смысле: оно требует от общества установления сложных механизмов для действительного применения этих основанных на собственном интересе соглашений против индивидов, и если это необходимо, то с помощью насилия. Необходимость в подобном насильственном проведении их в жизнь может быть не сразу понятна: если соглашения в интересах всех, почему мы не можем полагаться на то, что все добровольно будут им подчиняться? Зачем нам нужен искусственный социальный механизм для реализации этих соглашений? Трудность в том, что, хотя в интересах каждого согласиться с договором или соглашением, может быть не в интересах каждого реально подчиняться ему. Рассмотрим тот пример с чрезмерным выловом рыбы, который я обсуждал ранее. Явно в интересах каждого согласиться на ряд правил, ограничивающий вылов рыбы до уровня, безопасного для природы.
Жизнь каждого человека будет поставлена под угрозу, если какой-то вид рыбы будет уничтожен. Но реально не в моих интересах прекращать чрезмерный лов, пока я не уверен, что все остальные сделают то же самое. Нели остальные будут продолжать хищническую ловлю, то моё воздержание будет иметь мало или никакого значения — один я не смогу спасти этот вид. Я просто позволю другим получать выгоду от хищничества в морях. На языке теории игр, я не имею никаких причин «сотрудничать», если подозреваю, что остальные «уклонятся». Даже если я верю в сотрудничество остальных, здесь есть иная проблема.
Для меня может быть рационально уклониться именно потому, что я верю в сотрудничество остальных. Нели я могу полагаться на то, что все остальные будут соблюдать правила, ответственно подходящие к экологии, тогда почему бы мне не выйти и не выловить рыбы немного больше моей квоты? Пока другие соблюдают правила, моё маленькое превышение не повредит видам. Если другие не занимаются чрезмерным выловом, то моё уклонение будет мало значимо — я не могу в одиночку уничтожить виды. Это может показаться «нечестным» с нравственной точки зрения, но в рамках подхода взаимной выгоды такая оценка уместна, поскольку не существует «нравственной точки зрения» независимо от собственного интереса. Но если каждый будет думать, что их индивидуальное уклонение не будет иметь значения, то каждый будет уклонятся, и система рухнет.
Вкратце, в то время как в моих интересах согласиться на ряд важных экологических правил, могут быть обстоятельства, когда не в моих интересах реально им подчиняться. Каждый человек, рационально преследующий собственные интересы, будет принимать решения, ведущие к коллективно иррациональным результатам. Это пример того, что называется «проблемой коллективного действия». Другим классическим примером является так называемая дилемма заключённого. Представьте себе, что вы и ваш соучастник по преступлению сидите в тюрьме в разных камерах по подозрению в грабеже, и что следователь делает каждому из вас следующее предложение15: У меня недостаточно доказательств, чтобы осудить тебя или твоего напарника за грабеж, но я могу осудить вас обоих за незаконное вторжение, что означает один гол заключения. Однако если ты сознаешься в грабеже и дашь показания против своего напарника, то, если он не признается, ты будешь освобождён.
Если он тоже признается, вы оба получите по 5 лет. А если ты не признаешься, а твой соучастник признается, ты получишь 20 лет, а он выйдет на свободу. Допустим, что оба заключённых мотивированы исключительно собственным интересом то есть они хотят минимизировать время, проведённое в тюрьме и не знают, что делает другой заключённый. Возможности выбора, стоящие перед каждым узником, могут быть сформулированы следующим образом: 1- й наилучший результат: я признаюсь, напарник нет я выхожу на свободу, он получает 20 лет. Я заимствую эту версию дилеммы заключённого из [Darwall 1998: 58], ср. Gauthier 1986:79-80].
УИЛЛ А. Представим себе, что они действительно заранее достигли такой договорённости. Но когда приходит время действительно решать, признаваться ли, перед каждым встаёт дилемма. Допустим, что на то, что делает мой напарник, не влияет то, что делаю я: он признается или нет независимо от того, что сделаю я. Если это так, то для меня рационально признаться, поскольку, что бы ни сделал мой напарник, мне будет лучше в случае признания. Если признается он, то я, тоже признавшись, получу скорее третий по оптимальности результат, чем четвёртый.
Если он не признается, то я получу скорее первый результат, чем второй. Поэтому мне будет лучше признаться независимо от того, что сделает он. И конечно, мой напарник в той же самой ситуации. Ему лучше признаться независимо от того, что сделаю я. Так что он признается. Тогда в итоге мы получим третий по оптимальности результат: обоим по 5 лет.
Если бы мы обоим молчали, то получили бы второй по оптимальности результат: обоим по году. Не признаваться — коллективно рациональный результат. Но признаваться — это индивидуально рациональный выбор. Чтобы достичь коллективно рационального результата, нам надо как-то помешать людям действовать, исходя из их рациональных собственных интересов. Исследователи расходятся в том, насколько распространены эти проблемы коллективного действия и как люди их преодолевают. Например, признание может быть иррациональным, если оно лишает меня возможности сотрудничать с партнёром в будущем.
Признание может быть рациональным при однократной дилемме заключённого, но не в повторяющейся, когда оба заключённых встречаются снова"1. Но главная идея остаётся: чтобы обеспечить коллективно рациональные результаты, недостаточно согласиться на определённые условия. Также необходимо установить некоторый механизм обеспечения подчинения им. Обычный гоббсовский ответ состоит в том, чтобы дать государству власть наказывать за уклонение, тем самым увеличивая цену на сотрудничество не по правилам. Campbell, Sowden 1985]. Аналогичным образом банды и организованные преступные синдикаты пытаются предотвратить признания своих членов в полиции, угрожая наказать их или их семьи.
Страх наказания предотвращает уклонение многих преступников от правил их банды или синдиката. Сам Готье, однако, думает, что полагаться на принуждение — это неадекватная реакция на проблему. Например, я не буду бояться наказания, если знаю, что у государства не хватает людей или ресурсов для должного контроля за моим поведением, или если я знаю, что судьям или полиции можно дать взятку. Но установление всеохватывающей системы полиции и правосудия, свободной от этих проблем, было бы очень дорого и, возможно, нефункционально18. Вместо этого Готье предполагает, что люди смогут преодолеть проблемы коллективного действия без угрозы наказания со стороны принуждающего государства, если примут принцип «ограниченной максимизации». Ограниченная максимизация есть склонность подчиняться взаимовыгодным соглашениям без расчётов рациональности уклонения от них, пока каждый уверен, что другие будут сотрудничать в соответствии с ними.
Готье исходит из того, что люди в конечном счёте мотивированы собственным интересом, но утверждает, что они будут действительно максимизировать своё благополучие, если признают, что их преследование собственного интереса должно быть ограничено принципами «морали», как это определено взаимовыгодными соглашениями. Люди должны согласиться, что они «обязаны» следовать этим соглашениям, пока могут полагаться на то, что и другие будут следовать им, даже в том случае, когда для них рациональнее уклониться от их исполнения. Действительно, люди должны социализироваться так, чтобы уклонение для них было чем-то «порочным» или «нечестным». Если общественное соглашение само по себе «справедливо то есть взаимовыгодно и если на сотрудничество других можно полагаться, то люди должны рассматривать сотрудничество как «моральную» обязанность, исключающую возможность уклонения в сторону собственного интереса. С точки зрения собственного интереса рационально сделаться скорее «ограниченным максимизатором», чем «прямолинейным максимизатором», то есть решить не исходить из собственного интереса при решении вопроса о сотруд- " Исходящий из собственных интересов рыбак будет ловить больше нормы, пока полицейские не будут за ним следить и наказывать его. Но исходящий из собственных интересов полицейский возьмдт у рыбака взятку, если только за ним не будут следить и наказывать вышестоящие.
А исходящий из собственных интересов начальник возьмет взятку у полицейского, если только не будет какой-то системы контроля и наказания со стороны ещ более вышестоящего начальства.
Согласно концепции, практически все вопросы социального обеспечения и жизни страны регулируются «невидимой рукой рынка», государство же обеспечивает правовую и военную защиту населения. Отдельный вопрос идеологии либертарианства — это вопрос собственности. Так как государству назначена весьма скромная роль, то первый, кто обнаружит природный ресурс, тот и останется его собственником. Государство же не будет заниматься перераспределением в пользу менее обеспеченных слоёв населения. Все эти пункты противоречат основным постулатам либертарианства — государству нужно устраниться от регулирования, а бизнес и люди могут и должны зарабатывать любым способом любые средства. Новость о либертарианской идеологии партии «Слуга народа» удивила и самих представителей этого движения. Член незарегистрированной Либертарианской партии России Михаил Светов отметил, что никогда не слышал от Зеленского ничего либертарианского. Никогда до этого от Зеленского ничего либертарианского не слышал», — написал он в Twitter.
Более того, заявления Стефанчука тоже не имеют отношения к либертарианству, убеждён Светов. По его мнению, это скорее напоминает «манифест за всё хорошее против всего плохого». Лидер политической партии «Успешная Украина», бывший министр экологии и природных ресурсов страны Игорь Шевченко надеется, что Стефанчук «ошибся с термином».
Поэтому полномочия правительства должны быть ограничены, а государственная власть рассредоточена, включая местное самоуправление.
Либерализм противостоит тоталитаризму, а демократия — авторитаризму. Либерализация и демократизация на Западе совпадает с тенденциями цивилизационной консолидации и интеграции, на Востоке разрушает культурно-генетический код. Бездумная либерализация в незападной цивилизации часто приводит к разрушительным последствиям для социума и экономики. По вопросам, касающимся государственно-политической системы соотношения экономических, социальных и политических аспектов, взаимоотношений индивида, государства и общества, сторонники Л.
Они являются правыми радикалами, так как ратуют за изменение основ государственно-монополистического капитализма и восстановление принципов индивидуализма и неограниченной конкуренции во всех сферах общества. По мнению теоретиков Л. Нозика, Д. Гилдера, Ф.
Хайека идр. Распространению идей Л. Идеал сторонников Л. Свободный рынок рассматривается ими как материальное воплощение свободы.
По вопросам, касающимся государственно-политической системы, соотношения экономических, социальных и политических аспектов, взаимоотношений индивида, государства и общества либертаристы занимают позиции не только правее либералов, но и консерваторов см: Либерализм, Консерватизм. Они являются правыми радикалами, т.
Либертарианство — что это такое простыми словами. Кто такие либертарианцы
это политическая доктрина, полученная путем синтеза прогрессивных элементов демократического социализма и цивилизованного анархизма. Либертарианской в нем является идея автономии личности и административного минимализма. 30. Либертарианство не запрещает покупку, продажу и употребление наркотиков, хотя можно представить себе коммуну, внутри которой такое запрещено. Криптовалюта дает либертарианцу финансовую свободу. promo. Как живут либертарианцы сегодня и зачем им криптовалюта. Чтобы чувствовать себя защищенным и иметь достаточно свободы для путешествий, нужно обладать финансовой независимостью. Российские либертарианцы активно участвуют в протестном движении в Москве. Один из частых критиков обвиняет либертарианство в том, что это свобода, ограниченная, в частности, деньгами. Первыми идейными вдохновителями либертарианства можно назвать отцов-основателей США.
Что такое левое либертарианство?
Однако наличие излишка порождает институциональную бифуркацию дилемму развития — либо строить индивидуалистическую систему права на принципах либертарианства, либо строить коллективистскую систему права на принципах справедливости социализма [4]. Но какова внутренняя логика всей этой схемы? Попытаемся раскрыть ее в самых общих чертах. Исходной точкой развития является товарный дефицит, который, продуцируя неудовлетворенный спрос, инициирует и спрос на технологии, которые могли бы помочь в преодолении имеющегося товарного дефицита. Применительно к каменному веку это означает, что нехватка пищи заставляет людей искать эту пищу и придумывать различные ловушки и орудия, с помощью которых человек смог бы добыть эту пищу.
Например, придумывается копье, которым можно на расстоянии поразить животное. Далее с этим орудием человек идет на охоту и убивает кабана. Именно в этот момент возникает институциональная развилка. Строго говоря, человеку, убившему кабана, достаточно отрезать у него кусок мяса, а все остальное для него является лишним; ситуация сохраняется и для случая нескольких охотников.
Однако они не поступают так, а несут тушу кабана в племя, где происходит деление продукта на всех членов сообщества. И здесь возникают различия в принципах данного деления. Можно позволить самым сильным охотникам есть до отвала и оставить наиболее слабых членов племени без пищи, а можно по возможности равномерно разделить пищу. Как поступить?
Оказывается, если дичи в лесах много, а охотники удачливы, то можно без всяких проблем разрешить самым сильным наедаться вволю, а что останется отдавать слабым. Но даже при таком несправедливом подходе относительный избыток дичи позволит всем получить пропитание; если же пища в относительном дефиците, то есть ее еле-еле хватает на всех, то такой примат силы приведет к тому, что кто-то будет объедаться, а кто-то — голодать. В этом случае несправедливая система распределения приведет к вымиранию части социума, а, быть может, и всего социума. Поэтому либертарианская модель с неограниченным правом собственности может быть эффективной только в условиях относительного избытка благ, тогда как в условиях их относительного недостатка должны формироваться институты на основе более справедливой, коллективистской модели собственности, в которой само частное право ограничено общественной целесообразностью.
Таким образом, состояние товарного рынка во многом предопределяет то институциональное устройство, которое выбирается обществом. В дальнейшем разные институты по-разному оказывают обратное влияние на рынок. Так, коллективистские институты приводят к сглаживанию индивидуальных противоречий и на этом, строго говоря, заканчивают свою работу. Индивидуалистические институты, наоборот, закрепляют неравенство и стимулируют владельцев капитала к дальнейшим действиям по его эффективной циркуляции.
При этом чтобы повысить отдачу от капитала, его собственник заинтересован во внедрении новых производственных технологий, которые будут вытеснять рабочую силу, вести к экономии издержек и росту нормы прибыли. Следовательно, в индивидуалистических институтах внутренне содержится стремление к внедрению научно-технического прогресса, на основе которого происходит постоянный рост эффективности производства. В свою очередь рост производства и его эффективности ведет к образованию избытка на соответствующем товарном рынке, что ведет к новому витку роста спроса на жесткое частное право. В этом смысле индивидуалистические институты по сравнению с коллективистскими институтами обладают гораздо большим потенциалом роста производства.
Общая схема институциональной бифуркации приведена на рис. Таким образом, состояние товарного рынка, степень его насыщенности, почти автоматически предопределяет выбор той или иной институциональной модели. При этом подчеркнем, что речь идет именно об относительном избытке и дефиците. То есть в условиях абсолютного избытка блага, когда, например, каждому члену племени мяса кабана вполне хватит, имеется его относительный дефицит, то есть не каждый может наесться до отвала.
В этом случае ограниченность мяса приведет к тому, что при его несправедливом сильно неравном распределении кому-то его может просто не хватить. В таких условиях сосуществование обжорства одних людей на фоне умирания от голода других является вопиющей несправедливостью и, как правило, вызывает сопротивление. Тем самым при таких начальных экономических условиях нет разумных оснований для внедрения индивидуалистических институтов. В противном случае даже самое беспардонное присвоение благ не будет вызывать ожесточенного сопротивления, ибо это не затрагивает самого процесса выживания индивидов.
Схема реализации институциональной дилеммы. Из сказанного вытекает простая схема экономического круговорота. Насыщенный рынок порождает индивидуалистические институты, которые стимулируют накопление капитала, технологический прогресс и дальнейшую позитивную динамику рынка. В каком-то смысле та или иная модель экономики оказывается предопределена изначальными качествами национального рынка.
Между тем следует особо подчеркнуть и тот факт, что исходный дефицит благ является необходимым импульсом для развития технологий. Это означает, что для динамичного развития страны необходимо довольно тонкое сочетание качеств местного рынка. С одной стороны, он не должен быть слишком «богатым». Например, природные условия для сбора трех урожаев в год не располагают к придумыванию технологических инноваций.
С другой стороны, рынок должен быть достаточно «богатым», чтобы обеспечить некоторый избыток товаров и не провоцировать жизнь людей на грани выживания. Посмотрим, как данная схема накладывается на имеющиеся факты. Как вытекает из нашей схемы, все решает насыщенность рынка, которая в свою очередь зависит от природных условий плодородности почвы, урожайности земли, наличия минеральных ресурсов и т. В контексте данных факторов становится понятным различие институциональных систем различных стран.
Например, Мьянма сегодня во многих отношениях находится на уровне средневекового кустарного производства. В стране до сих пор зонтики, лодки, дома, ткани и пр. При крайней бедности местного населения и отсутствии пенсионного обеспечения эта бедность не принимает излишне драматичных форм — три урожая в год и теплый климат в течение всего года сглаживают все проблемы. Результат — страна очень медленно приобщается к современным технологиям в условиях старых коллективистских институтов; либертарианская модель экономики внедряется локально, и то с большим трудом.
На Шри-Ланке даже среди самых бедных слоев населения также отсутствуют панические настроения в отношении своего выживания. Считается, что если человек дошел до крайней нищеты, то он может залезть на ближайшее хлебное дерево и сорвать там соответствующий фрукт. При этом его никто не осудит и никто ему не воспрепятствует, ибо данный плод воспринимается местным населением в качестве сорняка и растет круглый год. Приведенные примеры технологического отставания теплых стран являются нормой.
Сюда же можно отнести синдром Африки, а отчасти и Латинской Америки, которые развиваются чрезвычайно медленно и неравномерно. Интересно, что рыночная дихотомия просматривается даже в рамках одной страны. Так, Северная Италия является промышленно развитой по сравнению с аграрной Южной Италией. Южные районы Испании также являются аграрными и имеют совершенной иной стиль жизни по сравнению с северными районами.
Наблюдаются огромные различия в культуре Южной и Северной Франции. Южные плодородные территории почти всегда отстают в технологическом развитии от северных регионов. Страны с исходным товарным избытком оказываются выведенными из технологической гонки, а потому они не имеют никаких шансов построить развитую либертарианскую модель экономики. Что касается стран с менее комфортными условиями, то они включаются в технологическое соревнование, но институты у них могут быть весьма разными.
Например, США являются относительно теплой страной с богатыми природными ресурсами, а Канада — северное государство, на большей части территории которого жизнь весьма затруднена. В связи с этим в Штатах оказалось возможным построить эффективную либертарианскую систему права и экономики, а Канада пошла по другому пути, внедряя мощную систему государственной поддержки населения. Можно смело утверждать, что если бы Канада внедрила американскую модель государства, то развитие многих районов страны, тяжелых для выживания, просто не состоялось бы; в них слишком важна взаимовыручка и поддержка со стороны соседей общества и государства. Похожа на Канаду и Австралия, которая отличается чрезвычайно хрупкой экологией — любое нарушение почвы становится необратимым.
Неограниченная либертарианская философия могла бы просто загубить все агарное хозяйство страны. Можно лишь гадать, как пошло бы развитие скандинавских стран, если бы там был внедрен жесткий либертарианский механизм. Скорее всего, освоение многих районов было бы заторможено на неопределенный срок. Аналогичные процессы имели место и в России, где выживание традиционно велось на базе коллективных институтов.
Нерегулярные и небогатые урожаи всегда представляли угрозу для жизни людей. Если в неурожайный год, когда пищи едва-едва хватало на простое выживание людей, была бы внедрена система несправедливого распределения урожая, то это автоматически привело бы к вымиранию значительной части населения села. В этот момент была необходима предельная справедливость и поддержка друг друга, что было возможно только на основе сложившихся в России традиционных коллективных институтов. Либертарианские институты в северной России были равносильны смерти.
На первый взгляд, Англия, будучи североевропейской державой, выбивается из рассмотренного правила. Имея не слишком мягкий климат, она реализовала самый жесткий вариант либертарианской модели развития. Однако это стало возможно только благодаря наличию колоний, которые искусственно повысили рентабельность всех деловых начинаний британцев и инициировали избыток основных товаров. Исходные географические недостатки Англии с лихвой компенсировались теплыми колониями, на которые переносились предельно жесткие модели социальных отношений.
Такая геополитическая диспозиция искусственно повысила эффективность английской экономики, чем и стимулировала становление либертарианской идеологии. Большинство экономистов сходится во мнении, что без колониального фактора либертарианская модель в Британии не смогла бы возобладать, как, впрочем, и не смогло бы там осуществиться первоначальное накопление капитала. Нельзя не отметить и тот факт, что все великие древние цивилизации располагались в теплых странах. Несмотря на все величие этих государств, они являли собой пример нетехнологического прогресса.
На протяжении 10 тысяч лет истории, начиная с эпохи Неолита, человечество породило технологических инноваций неизмеримо меньше, чем за последнее столетие. Отсюда напрашивается вывод о том, что теплые страны по самой своей сути не были ориентированы на технологическое развитие. Наверное, самым ярким примером в этом списке является Индия, которая достигла поразительных результатов в развитии духовных практик и технологий на фоне отсутствия сколько-нибудь значимого прогресса в производственных технологиях вплоть до середины XX века. Данные факты подтверждают тезис о том, что технологический прогресс начинается там, где возникает достаточно ощутимый товарный дефицит; в древних цивилизациях незначительный дефицит проявлялся в основном на аграрном рынке.
В результате развитие шло по иному пути — нетехнологическому. Можно сказать, что технологический путь развития — это экспансия вовне, предполагающая освоение окружающего пространства и создание сложных экономических институтов, а нетехнологический путь — это развитие внутрь, направленное на развитие личности и культивирование духовных достижений в сфере философии и религии. В этом смысле правомерно утверждение, что человеческая цивилизация до Нового Времени была преимущественно нетехнологической, тогда как после этого — преимущественно технологической. Либертарианская модель экономики и Россия В контексте сказанного можно переосмыслить и историю России.
Учитывая суровость российского климата, становится понятно укоренение в стране общинных институтов — потребность в сотрудничестве и взаимопомощи была гораздо важнее, чем потребность в огораживании и конкуренции. Проиллюстрируем механизм пробуксовывания либертарианской модели на нескольких показательных примерах. Первый пример связан с неудачной попыткой капитализации царской России.
Он указал на то, что идеология диктует отказ от установления минимального размера оплаты труда и легализацию практически всех наркотиков. Другие пользователи сети тоже раскритиковали заявление Стефанчука.
ЛДНР сделали выбор — либертарианский выбор», — написал он в Twitter. При этом в команде Зеленского допускали силовой вариант разрешения конфликта на востоке Украины, тогда как либертарианство считает это недопустимым. Зеленский выбрал либертарианство - лёгкая,философская форма "епатьевского метода" вспоминаем старый анекдот из СССР. Либертарианцы стремятся максимизировать политическую свободу и автономию, делая упор на свободу выбора. ЛДНР сделали выбор-либертарианский выбор.
Как адепты практически неограниченной свободы, либертарианцы выступают за отмену всех запретов на владение оружием. Сам же Зеленский — убеждённый противник свободного распространения оружия. Зеленский против владения, а либертарианцы за. Выборочное либертарианство у них какое-то, сразу видно, что кастовое», — написал пользователь mangust.
И сразу вызывает кучу вопросов, споров и рассуждений. Сходу хочется назвать это «идеализмом» и т.
Что такое не может быть никогда, потому что... Аргументов у противников либертарианства в жизни на порядок больше, чем у его сторонников. И любой спор закончится почти всегда тупиком для либертарианца. Тупиком именно потому, что «этого никогда не было». Но думаю всем понятно что никто не может научно доказать что этого никогда и не будет. Хотя бы потому что, наука- вещь изменяющаяся.
Схематически идея либертарианства состоим в слудующем: Тоталитарный подход не дает вообще никаких прав личности. Подход «слева» дает некоторую свободу самовыражения но резко ущемляет при этом предпринимательскую свободу. Подход «справа», наоборот, предоставляет индивидам «работать на себя», но резко ограничивает круг самовыражения в других областях.
Какие права у нас есть 4. Достоинство человека.
Либерализм и либертарианство
Что такое либертарианская партия, членов которой подозревают в причастности к смерти Татарского. все это термины, которые активисты с различных точек зрения применяли к своим взглядам.[132] Анархист-коммунистический философ Жозеф Дежак был первым человеком. Либертарианство (из Французский: либертер, «либертарианец»; из латинский: либертас, "свобода") есть политическая философия и движение что поддерживает Свобода как основной принцип.[1] Либертарианцы стремятся максимизировать автономия и политическая свобода. Плохие новости.
Либертарианская партия
Либертарианство – это идеология, которая ставит свободу и права индивида выше интересов общества и государства. Хотя либертарианство имеет два крыла – левое и правое, в протестах-2019 отметились именно правые либертарианцы. We are dedicated to organizing a grassroots movement across the country powered by volunteers like you. Get involved by joining the LP now! Recent News from the Libertarian Party. Bylaws and Rules Committee and Platform Committee Survey (Part One). Сапожнику виднее что такое либертарианство? Либертарианство (либертаризм) – политическая философия, в основе которой лежит предоставление человеку возможности делать всё за исключением действий, направленных против свобод других людей и имущества. В либертарианстве существует два основных тече-ния — «анархо-капитализм», который отрицает необходимость государства, и «минархизм», который полагает возможным и полезным существование ограниченного минимального государства.