В отличие от Планка, который не разделял нацистскую идеологию, но выполнял всё, чего от него ожидали (например, раскритиковал Эйнштейна, когда тот объявил, что не вернется в Германию при Гитлере), фон Лауэ и в переписке с друзьями.
Письмо Эйнштейна о Гитлере, России и Чемберлене выставлено на аукцион
Там среди дальних родственников и Эйнштейн, и Гитлер, и Караваджо, и американский президент Линдон Джонсон», — рассказал Жириновский. Личные письма физика-теоретика, лауреата Нобелевской премии Альберта Эйнштейна, в которых он высказывается по поводу "безумия Гитлера", проданы с молотка на аукционе Nate D. Sanders. Новое ИИ-приложение раскритиковали за возможность пообщаться с Гитлером и Иисусом. Музеи новости материал. С молотка ушло письмо Эйнштейна с его упоминанием о безумии Гитлера.
Новое ИИ-приложение раскритиковали за возможность пообщаться с Гитлером и Иисусом
Да, мужской предок Эйнштейна — дальний потомок того же мужского предка, что и у Гитлера. Письмо, в котором Эйнштейн писал своей первой жене о безумии Гитлера, охватившем Германию, было продано на аукционе за 134 тысячи долларов. Личные письма физика-теоретика, лауреата Нобелевской премии Альберта Эйнштейна, в которых он высказывается по поводу "безумия Гитлера", проданы с молотка на аукционе Nate D. Sanders. Личные письма Альберта Эйнштейна, в которых он высказывается по поводу "безумия Гитлера", "единства еврейского народа" и теории относительности, были проданы в РИА Новости, 29.03.2019. Продано письмо, в котором Эйнштейн размышляет о «безумии Гитлера». В нем Эйнштейн пишет о своем браке и о сыне, у которого обнаружили шизофрению, а также высказывается о Гитлере, обвиняя его в «уничтожении жизни всех» из близкого окружения ученого.
Гитлер выгоняет Эйнштейна из Германии. Американский пропагандистский постер, 1934 год.
пусть и не- удачно -- разглядеть возможность ДРУГОГО социального устройства, решить проблемы человеческой жизни посредством помещения людей в новые социальные рамки, запихивания общества на. Мысль о неспособности немецкой интеллигенции выступить против Гитлера (слишком многие из бывших коллег Эйнштейна активно сотрудничали с режимом и активно поддерживали его) не давала ученому покоя до конца жизни. Эйнштейн отказался от своего немецкого гражданства в 1933 году после того, как Гитлер стал канцлером. После прихода Гитлера к власти Альберт Эйнштейн был вынужден спешно покинуть Германию, где его объявили врагом рейха, а его книги публично жгли на площадях.
Письма Эйнштейна о Гитлере продадут на аукционе
Шесть месяцев в отношениях: что мы уже должны знать о партнере Бегство в Англию Он сказал парижскому корреспонденту: «Я действительно понятия не имел, что моя голова стоит всего этого». Что касается угрозы: «Я не сомневаюсь, что это правда, но в любом случае я спокойно жду проблемы». Своей чрезвычайно встревоженной жене Эльзе он говорил: «Когда бандит собирается совершить преступление, он держит это в секрете». Тем не менее вскоре после этого Эльза Эйнштейн успешно настояла на том, чтобы ее муж немедленно ушел в бега от возможного нацистского возмездия.
Главная страница В мире Личные письма Альберта Эйнштейна, в которых он высказывается по поводу "безумия Гитлера", "единства еврейского народа" и теории относительности, были проданы в четверг с аукциона Nate D. Как передает Axar. Всего в четверг было продано пять личных писем Альберта Эйнштейна, в трех из которых датируемых 1934, 1939 и 1921 годами ученый комментирует события периода нахождения Гитлера у власти.
В письме 1921 года Эйнштейн пишет сестре, что не может отправиться в Мюнхен, поскольку поездка "поставила бы под угрозу" его жизнь.
Это просто послужило бы сильным стимулом для секреторной системы, вызванной дефицитом сахара в крови». Тем не менее, Эйнштейн, когда был ученым, призывал проявлять осторожность, прежде чем пытаться лечение, писал, «мы не должны бросаться в это дело, мы должны ждать, пока не появиться больше исследований, и ученые наберутся опыта» Он также обсудил деньги, которые он посылал, чтобы помочь Маричу погасить долги банков. Но время и деньги были ограничены, писал он, говоря: «Меня так сильно напрягают различные действия по оказанию помощи, что я вынужден полностью ограничивать себя до крайности».
Как раз в 1921 году Эйнштейн увидел, что нацисты набирают силу в Германии. В письме к своей сестре Майе Винтелер-Эйнштейн, которое также выставлено на аукцион, он написал: «Я должен поехать в Мюнхен, но я не буду этого делать, потому что это поставит под угрозу мою жизнь прямо сейчас».
Казалось, вся академическая среда поддалась ощущению беспомощности и фатализма. Некоторые очевидцы и исследователи объясняли молчаливую реакцию ученых на массовое изгнание коллег и возвышение антисемитов страхом, другие — цинизмом.
По словам венгра Лео Силарда, который в 1933 году уехал в Англию, немцы любую неоднозначную ситуацию оценивали прагматично, прежде всего ориентируясь на личную выгоду. Так почему я должен высказываться против? Всё сводилось лишь к тому, каким будет непосредственное следствие их действия». Возглавив Институт физики и техники рейха и получив контроль над фондом учреждения, Штарк прекратил финансировать все теоретические исследования и сосредоточился на экспериментальной деятельности.
Эйнштейн предоставил нам наиболее яркий пример разрушительного воздействия еврейства на естественные науки. Тем, кто занимал руководящие должности, следовало внимательнее следить за этой сферой. Теперь за ней следит Гитлер. Призрак пал, и чуждые элементы добровольно покидают университеты».
Еще в сентябре 1933 года, выступая в качестве президента Немецкого физического общества, Макс фон Лауэ провел аналогию между нападками на теорию относительности и порицанием Галилея католической церковью. Сторонник Эйнштейна пересказал легендарную историю о том, как инквизиция вынудила Галилея публично отречься от учения о движении Земли вокруг Солнца, но тот всё равно произнес ставшую крылатой фразу: «И всё-таки она вертится». Так фон Лауэ недвусмысленно намекнул, что, как бы ненавистники ни демонизировали Эйнштейна, его концепция всё равно останется подлинной. Штарка выступление оппонента привело в ярость — он в красках описывал партийным бонзам, как «евреи и прочие туристы» встретили речь фон Лауэ оглушительной овацией.
Однако фон Лауэ предусмотрительно избежал прямых нападок на руководство страны, поэтому никаких санкций против него не последовало. Во многом именно его смелость позволила Немецкому физическому обществу не попасть полностью под власть нацистов: в следующем году, когда двухлетний срок фон Лауэ во главе организации подошел к концу, его преемником избрали не Штарка, а Карла Мэя, который тоже не разделял идеи «немецкой науки». А в конце осени 1933 года фон Лауэ снова использовал свое влияние, чтобы Штарка не включили в число претендентов на руководство Прусской академией наук. Имперское министерство науки могло продвинуть «своего» кандидата, но предпочло не вмешиваться.
В отличие от Планка, который не разделял нацистскую идеологию, но выполнял всё, чего от него ожидали например, раскритиковал Эйнштейна, когда тот объявил, что не вернется в Германию при Гитлере , фон Лауэ и в переписке с друзьями, и в публичных выступлениях не боялся отстаивать независимость науки от государства. Одновременно он соглашался с тем, что наука не может быть аполитичной. Заниматься физикой в рейхе, будучи противником нацизма, для него значило выражать свою позицию как человека и гражданина. После войны Джеймс Франк рассказывал , что фон Лауэ «был не сорвиголовой, которому удавалось закрывать глаза на исходящую от режима опасность благодаря своей живучести и хорошим нервам, а скорее чувствительным и даже нервным человеком».
Штарк не оставлял попыток подчинить себе науку в стране, но, кроме ученых, не разделявших его фанатизм, ему, как это часто происходило в Третьем рейхе, приходилось противостоять и бюрократическим структурам. Многие представители нацистской элиты считали физику второстепенной сферой по сравнению с экономикой и армией. Осенью 1933 года Штарк подал прошение о выделении из бюджета 200 тысяч марок на основании потенциальной значимости его исследований для оборонной промышленности, но Министерство внутренних дел постановило, что сейчас не может предоставить такие средства. Чиновники посчитали, что Штарк зазнался и пытается распространить влияние своего института дальше, чем следует.
Его попросили составить более развернутый план и предварительно пройти еще несколько бюрократических инстанций. Так идеолог «немецкой науки» впервые испытал на себе технологии власти, установлению которой он так отчаянно способствовал. Там, где ему не хватало дипломатических навыков и умения вести дворцовые интриги, Штарк пытался расположить нацистское руководство фанатичной преданностью. Летом 1934 года он написал 11 нобелевским лауреатам, которые на тот момент оставались в Германии, письмо с призывом публично подтвердить свою преданность фюреру и направить всю свою работу на благо государства.
Однако ни один из адресатов Штарка не согласился присоединиться к его восхвалению диктатуры. Все отказались тактично, но решительно. Например, Вернер Гейзенберг, один из создателей квантовой механики, ответил, что разделяет тезисы Штарка, но считает, что ученым не следует настолько резко высказываться по политическим вопросам. Для Гейзенберга такое рассуждение было не просто удобной отговоркой, но и искренним принципом: именно так он оправдывал свое решение остаться в Германии для всех, кто из-за границы упрекал его пусть и в косвенном, но всё-таки сотрудничестве с бесчеловечным режимом.
Аналогичную позицию занял еще один нобелевский лауреат Планк. Обсуждая в 1933 году перспективы физики при Гитлере, он сказал Гейзенбергу: «Если нам удастся провести хотя бы небольшую группу талантливых и здравомыслящих ученых через эти ужасные времена, это станет огромным достижением и подспорьем для реанимации немецкой науки, когда все закончится». Позиционируя себя как защитников немецкой науки, Планк и Гейзенберг и в годы нацистской диктатуры, и после нее часто подвергались критике за свой конформизм со стороны коллег, включая Эйнштейна и Бора. Гейзенбергу припоминали не только покорность перед лицом нацизма, но и тот факт, что он стал одним из лидеров немецкого проекта по разработке ядерного оружия.
Однако, поскольку нацисты так и не разработали ядерную бомбу, споры о том, как воспринимать деятельность выдающегося физика в те годы, ведутся до сих пор. Кто-то считает , что он сознательно держался в центре событий, чтобы убедить лидеров рейха в невозможности создания смертоносного оружия в короткие сроки и таким образом предотвратить катастрофу. Другие утверждают , что Гейзенберг участвовал в проекте вполне искренне и успокаивал себя тем, что разрабатывает не саму бомбу, а реактор, распоряжаться которым предстояло уже не ему. Позиция Гейзенберга не только привела к ухудшению его отношений с уехавшими специалистами, но и сделала его подходящей мишенью для приверженцев «немецкой науки».
Штарк, Ленард и другие лояльные диктатуре физики с помощью новой волны чисток в науке пытались подчинить академическую среду государству, а себе обеспечить роль проводников между фюрером и не настолько фанатичными коллегами. К середине 1930-х они находились на таком же расстоянии от этой цели, как и два года назад, когда Гитлер только стал канцлером. С одной стороны, нацистское руководство поощряло идеологически «правильных» физиков, с другой — не слишком способствовало их возвышению, а где-то даже откровенно его тормозило. Ученые, которых Штарк и Ленард охотно репрессировали бы за скептическое отношение к рейху, продолжали работать и занимать высокие посты, поскольку власть ценила их таланты и не видела в них угрозы.
Такое подвешенное положение не могло не раздражать идеологов «немецкой науки»: они вроде бы преуспели, но в то же время никак не могли добиться того, чтобы государство однозначно и официально поставило их во главе всех академических структур в стране. А в августе 1934 года, когда надзор за исследовательскими проектами перешел от приятеля Штарка министра внутренних дел Вильгельма Фрика к министру науки, воспитания и народного образования Бернгарду Русту, ситуация для прогитлеровских физиков стала совсем плачевной. Руст задвинул их на второй план и передал руководство многими их проектами своим бюрократам. Они рассчитывали взять эту уважаемую и влиятельную организацию под контроль еще в 1933 году, когда истек первый президентский срок Планка.
Однако тот неожиданно остался на второй срок — до марта 1936-го. По мере приближения окончания его полномочий сторонники «немецкой науки» всё активнее «обличали» засилье евреев в KWG. Атаковал Ленард и лично Планка — тот якобы «оказался столь невежественен в вопросах расы, что принял Эйнштейна за настоящего немца». Испортив репутацию конкурентов и связав их с конспирологическими теориями, физики-антисемиты рассчитывали обеспечить Штарку, самому влиятельному из них, должность следующего президента Общества кайзера Вильгельма.
Кампания за его назначение основывалась на идее о том, что стараниями евреев организация давно превратилась в болото и исправить ситуацию под силу лишь подлинным патриотам. Однако триумф «немецкой науки» в очередной раз не состоялся: министр науки Бернгард Руст по-прежнему не доверял Штарку из-за его связей со своими конкурентами в правительстве, поэтому отверг его кандидатуру. Руст не возражал против такого компромисса, но 74-летний Ленард отказался сам, сославшись на преклонный возраст. Другие возможные кандидаты не соответствовали необходимым критериям.
Из-за этого Планку пришлось остаться президентом еще на год, после чего его место занял Карл Бош — прагматичный химик и противник нацистского антисемитизма. Из-за проблем со здоровьем в конце 1930-х Бош почти полностью передал руководство KWG своему заместителю — назначенному ведомством Руста Эрнсту Телшову. Тот искренне разделял гитлеровскую идеологию, но не принадлежал к кругу Штарка и Ленарда. Это означало, что даже после фактического перехода Общества кайзера Вильгельма под контроль нацистов лидеры движения «немецкой науки» по-прежнему оставались на периферии политических интриг, предопределявших любые перестановки во власти.
Когда стало ясно, что нападки на Планка не привели ни к каким заметным результатам, Штарк атаковал другого оппонента — пожалуй, самого авторитетного из остававшихся на тот момент в рейхе физиков — Вернера Гейзенберга. Тот, как считал Штарк, раньше уже нанес оскорбление ему лично и самому Гитлеру, когда публично отказался присягнуть на верность фюреру. Ненависть Штарка подогревал и тот факт, что Гейзенберг, который был на 27 лет младше него, в середине 1930-х рассматривался как главный кандидат в преемники Арнольда Зоммерфельда на должность профессора Мюнхенского университета. Штарк помнил, как Зоммерфельд еще в 1915 году заблокировал его назначение в Геттингене, и теперь никак не мог смириться со стремительным продвижением Гейзенберга.
Тот в 27 лет стал профессором в Лейпциге, в 31 год удостоился Нобелевской премии, а в 35 уже подыскал жилье в Мюнхене, чтобы сменить в местном университете бывшего научного руководителя. Не желая мириться с таким развитием событий, Штарк начал кампанию против Гейзенберга. В июле 1937 года, в тот же день, когда Гейзенберг с беременной женой переехал в Мюнхен, в еженедельнике СС Das Schwarze Korps «Черный корпус» вышла анонимная статья с обвинениями против ученого. В ней Гейзенберга сравнивали с заключенным в концлагере журналистом и пацифистом Карлом фон Осецким и называли «белым евреем», то есть тем, кто, не являясь евреем по происхождению, выступает носителем «еврейского духа».
Штарк ненавидел Гейзенберга и за то, что тот отклонил его предложение посетить съезд Национал-социалистической лиги учителей в ноябре 1933-го, и за то, что в сентябре 1934-го выступил в защиту теории относительности и квантовой механики на съезде Общества немецких естествоиспытателей и врачей в Ганновере. Тогда Вернер даже нарушил негласный запрет на упоминание имени Эйнштейна. Всё это уже делало его в глазах Штарка предателем рейха. Своей кампанией против «белого еврея» он надеялся подтолкнуть власть к более решительным чисткам в науке и добиться отмены назначения Гейзенберга в Мюнхенский университет.
Тот факт, что обвинения против Гейзенберга появились в печатном органе СС, позволял предположить, что влиятельная государственная структура встала на сторону «немецкой физики». Даже люди, далекие от научного сообщества, ждали реакции государства: предполагаемого «белого еврея» должны были либо снять со всех должностей, согласившись с нападками, либо оставить в покое, таким образом окончательно продемонстрировав пренебрежение к Штарку и Ленарду. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер не стал предпринимать решительных действий против Гейзенберга, но инициировал подробную и кропотливую проверку взглядов и всех связей физика. Множество коллег высказались в защиту нобелевского лауреата и потребовали прекратить его преследования: от Зоммерфельда до уважаемого механика и специалиста в области гидродинамики Людвига Прандтля.
Последний даже вступил в переписку с Гиммлером, в которой откровенно обличил подлинные мотивы Штарка и описал трагические последствия его возвышения для немецкой науки. Расследование с изнурительными допросами и прослушкой оказало на Гейзенберга гнетущий эффект и растянулось до второй половины 1938 года, но всё-таки завершилось для него относительно благополучно. Гиммлер лично уведомил прославленного физика, что его признали «благонадежным» и что отныне он может не опасаться нападок со стороны СС и других государственных структур. Единственное условие со стороны Гиммлера состояло в том, чтобы Гейзенберг разделял научную деятельность, личные отношения и политические взгляды.
Эйнштейн предсказал ужасы нацизма за 11 лет до прихода Гитлера к власти
Нацисты захватили дом, в котором жил ученый, и превратили его в лагерь для членов Гитлерюгенда, его лодку конфисковали, а книги сожгли. Также физику, как и другим евреям, было запрещено преподавать в университете. Второе письмо датировано апрелем 1934 года. В нем Эйнштейн пишет о своем браке и о сыне, у которого обнаружили шизофрению, а также высказывается о Гитлере, обвиняя его в «уничтожении жизни всех» из близкого окружения ученого.
Учёный указывает, что надежда на то, что Гитлер «спустит пар, напав на Россию», приведёт лишь к потере Восточной Европы. В качестве примера физик приводит положение во Франции, где к тому времени власть захватили люди с девизом «лучше Гитлер, чем красные». В письме Эйнштейн сожалеет о происходящем и отмечает отсутствие надежды на благополучное будущее Европы. На двух страницах поместились также сетования учёного на житейские неурядицы.
В письме, датированном 1921 годом, когда Гитлер пришел к главенству в Национал-социалистической немецкой рабочей партии, Эйнштейн пишет, что не поедет в Мюнхен, потому что подобная поездка станет угрозой для его жизни. В следующем своем письме физик отправил жене деньги на лечение сына, при этом во многом ограничивая себя. После чего Эйнштейн подчеркивает, что, несмотря ни на что, еврейский народ готов «выдержать это испытание», так как других «способов самозащиты» у него просто не существует. За письмо 1939 года на аукционе отдали более 134 тысяч долларов.
Свои симпатии к идеям равенства и отсутствия эксплуатации Эйнштейн никогда не скрывал. Он был членом пацифистской организации «Союз нового отечества», которая после Первой мировой войны ставила перед собой задачу улучшения немецко-российских отношений. Осенью 1919 года три члена Союза — Альберт Эйнштейн, лауреат Нобелевской премии мира Альфред Фрид и граф Гарри Кесслер — выступили с протестом против экономической блокады советской России, объявленной странами Антанты в октябре 1919 года.
Было бы чертовски интересно на эти вещи посмотреть разок вблизи. Во всяком случае, движущая сила их лозунгов велика, так как военная машина Антанты, которая перемолола немецкие армии, растаяла в России, как снег на мартовском солнце. У них в руководстве сидят толковые люди. Я читал недавно одну брошюру Радека — полное уважение, он свое дело понимает! Он тогда, как и многие, верил, что большевистская революция принесет истинное освобождение от пороков нашего времени: милитаризма, бюрократического насилия, плутократии, и он надеялся на улучшение состояния коммунистами — как бы ни были смешны их теории… Во всяком случае, его надежда на русскую революцию покоилась больше на ненависти к господствовавшим на Западе властям, чем на рациональном рассмотрении правильности коммунистических идей». Руководствуясь своим общественным темпераментом, Эйнштейн не отказывался от самых диковинных предложений войти в некий комитет, возглавить какое-нибудь общество или подписать петицию против чего-то или в защиту кого-то. Для него было важно помочь слабым, преследуемым и угнетенным, поддержать борьбу с насилием, нарушением прав человека, разжиганием новой войны.
Так он оказался членом, а то и почетным председателем нескольких десятков обществ, комитетов, советов… С 1918 года Эйнштейн входил в Наблюдательный совет «Международного союза молодежи», основанного Леонардом Нельсоном. Без колебаний великий физик присоединился к Международному комитету рабочей помощи Межрабпом голодающим в России, созданному по призыву Ленина от 2 августа 1921 года. Деятельность Межрабпома координировалась Коминтерном. Секретарем Комитета рабочей помощи был коммунист Вилли Мюнценберг, известный в Берлине издатель, глава отдела пропаганды Коминтерна. Эйнштейн поддерживал с Мюнценбергом близкие отношения вплоть до своего окончательного отъезда из Германии. Вилли Мюнценберг. Wikipedia Многие историки называют Мюнценберга самым эффективным пропагандистом первой половины ХХ века, гением дезинформации.
Вилли был знаком с Лениным еще по Швейцарии и пользовался его безграничным доверием. В 1920 году Мюнценберг становится членом Коминтерна, фактически ответственным за ведение коммунистической пропаганды на Западе. Несмотря на голод в России, Мюнценбергу выделялись огромные средства на создание благоприятного для Советов политического климата в Европе. Чтобы заинтересовать либералов идеями большевизма, он создавал многочисленные организации, которые чаще всего маскировались под благотворительные фонды. В «сети» Мюнценберга попало множество европейских интеллектуалов, которых Ленин называл «полезными идиотами». Не избежал подобной участи и великий физик. В июне 1923 года Эйнштейн вошел в состав Центрального комитета «Общества друзей новой России», недавно основанного Вилли Мюнценбергом вместо попавшегося на махинациях общества «Друзья Советской России».
Вновь созданное общество издавало журнал «Новая Россия», выходивший в Берлине на немецком языке. Его свежие выпуски регулярно высылались физику на дом. К этому обществу принадлежали также писатели Томас Манн и Альфред Дёблин. Еще одно общество, в руководство которого пригласили Эйнштейна, было создано по инициативе российского Народного комиссариата просвещения. Учредительное собрание общества «Культура и техника» состоялось в Доме ученых в Москве 8 марта 1924 года. Сам великий физик на собрании не присутствовал, но прислал приветствие, в котором описал задачи вновь создаваемого общества. Эйнштейн был избран почетным председателем общества, под эгидой ученого, но без его непосредственного участия прошла в Москве 8—15 января 1929 года «Неделя германской техники», устроенная обществом «Культура и техника».
Общество активно развивалось, в 1926 году оно насчитывало 56 членов из них 6 — коллективных , а в 1932 году — уже 176 членов, представителей научно-технической интеллигенции двух стран. С приходом нацистов к власти деятельность общества «Культура и техника» стала приходить в упадок, и в 1937 году общество было ликвидировано. К участию в перечисленных организациях можно добавить почетное президентство с 1922 года в «Доме отдыха выздоравливающих ученых и художников в Бад Эмсе», почетное членство с 1926 года в Профсоюзе немецких работников умственного труда и с 1927 года членство в Попечительном совете «Фонда Вальтера Ратенау». В том же году Эйнштейн вместе с французским писателем-коммунистом Анри Барбюсом становятся почетными президентами «Лиги против империализма и за национальную независимость». К этой же лиге принадлежал ганноверский философ и публицист, приват-доцент экстраординарный профессор Высшей технической школы Технического университета Теодор Лессинг, прославившийся пророческим предвидением прихода Гитлера к власти во время президентских выборов в Германии в 1925 году. Осенью 1923 года в берлинских изданиях появились сообщения, что создатель теории относительности несколько дней провел в Москве и Петрограде. За коммунистическим экспериментом он предпочитал наблюдать и высказывать свои симпатии, находясь от границ Советского Союза на безопасном расстоянии.
Макс Борн подчеркивает: «Тема русской революции возникает в его последующих письмах довольно часто. Однако, когда Эйнштейн должен был покинуть Германию, он поехал в Америку, а не в Россию. Насколько мне известно, Россию он никогда не посещал». Макс Борн. Наиболее известно дело так называемой Промпартии.