Филипп Колычев обладал суровым и непреклонным характером и проявил выдержку в ситуации, в которой растерялся бы любой человек. О святителе Филиппе (Колычеве) в видеоматериале журнала «Фома» рассказывает доктор исторических наук и постоянный автор журнала Дмитрий Володихин.
КОНТАКТЫ ПОРТАЛА
Недолгий перерыв в терроре Ивана Грозного завершился новой серией убийств, и Филипп не стал молчать. На аудиенции Филипп пытался поставить Ивану Грозному условия отказа от опричнины, однако, последний придерживался иного мнения. Главная» Новости» Москва» Православие» Святитель Филипп против Ивана Грозного. Филипп стал неустанным ходатаем перед Иваном Грозным за опальных, пытался своими наставлениями смягчить царя. 22 марта 1568 года произошло первое открытое столкновение митрополита Филиппа с царём Иваном Грозным.
Святитель Филипп II Московский и всея Руси (Колычев)
Царь Иван Грозный и митрополит Филипп Одним из главных противников репрессий был митрополит Филипп, до принятия сана известный как Федор Колычев. В 1566 году ему, еще игумену Соловецкого монастыря, предложили стать митрополитом. Колычев согласился, но поставил Ивану Грозному условие — он прекращает террор. Царь отказался, но игумена церковная верхушка все равно вынудила принять предложение. Хотя Иван IV и отказался идти на компромисс, после принятия Филиппом сана репрессии утихли. Полностью опричнина не остановилась, но казней и убийств стало гораздо меньше.
Но наше истинное и должное назначение — заботиться о душах, о благочестии, о благоверии, о смирении всего православного христианства. На то ли взираете, что молчит царский синклит — все они связаны богатствами житейскими. Нас же Господь Бог ото всего этого освободил — да знают ваши преподобия, что для этого мы и поставлены — исполнять всякую правду! Исполнившие же этот завет — небесным венцом будут увенчаны, если душу свою положили за порученное стадо. Но если об истине умолчите, сами знаете, что в Судный день спросят у вас за все, что было вам поручено Духом Святым! А также синкелл клирик, живущий в одной келье с епископом. Он же был духовником царя и непрестанно, тайно и явно, возводил напраслины на страстотерпца Филиппа. Прочие же не встали ни на сторону Филиппа, ни на сторону других, но поступали, как царь захочет» Житие. И никто не поддержал блаженного Филиппа — все совокупно уклонились, равно сделавшись непотребными, не было ни одного, делающего добро» Житие. Придя в Соловецкий монастырь, покушались они неправду творить: склоняли к угождению царю живущих там иноков, иных лестию и мздоимством, иных умягчая сановными почестями, чтобы те по их желанию лжесвидетельствовали против святого, других же страхом запрещения склоняли. Легкоумных же и безумных привлекли к своему замыслу. Архонт же Василий да архимандрит Феодосий неприятную вину на святого возводили. Епископ же Пафнутий не желал слышать тех, кто истину говорил о святом. Игумену же епископский сан посулил, уловив его в такое многосмрадное сообщество, сплетя совет неправедный и грешный» Житие. Иноверцы при царе «Немцы Эберфельд, Кальб, Таубе, Крузе вступили к нам в службу, и хитрою лестью умели вкрасться в доверенность к Иоанну. Уверяют даже, что Эберфельд склонял его к принятию Аугсбургского исповедания, доказывая ему, словесно и письменно, чистоту онаго! По крайней мере царь дозволил лютеранам иметь церковь в Москве и взыскал важную денежную пеню с митрополита за какую-то обиду, сделанную им одному их сих иноверцев…» Карамзин Возведение памятника Ивану Грозному одобрил патриарх Кирилл. Фото с сайта www. Карамзин Кощунник на престоле «Мы считаем нужным остановиться на той кощунственной пародии монашеского братства, которую царь создал в недрах опричнины. Двор царя — он же отборный корпус палачей в Александровской слободе — состоял из 300 человек «братии», во главе которой стоял сам царь в сане игумена, князь Вяземский — келаря, Малюта Скуратов — экклисиарха глава Церкви. Опричники носили поверх кафтанов черные плащи, а на головах шлыки, напоминая внешним видом монахов: своеобразная идея духовно-полицейского ордена! Церковные службы в слободе занимали не менее девяти часов. Игумен будил братию даже по ночам, заставляя простаивать в церкви от 12 до 3 часов утра.
Аще и не хотяще, но покоряющеся наставнику своему»1176. Еще больше, вероятно, были недовольны крестьяне соловецкой вотчины. Соловецкий монастырь получил от Ивана IV жалованную грамоту на село Пузырево Бежецкого Верха, перешедшее в монастырь «на помин души» И. В конце апреля — начале мая крестьяне этого села отправили к игумену своего челобитчика Клевнева, жалуясь на то, что монастырские приказчики взимали оброк и пошлины сверх жалованных грамот и окладов. В частности, приказчик давал хлеб в заем «в насоп» под проценты из расчета на два — третий, требуя при этом себе поминки, заставлял пахать пашню «сверх окладу» и т. В результате соловецкие власти в специальной грамоте 2 мая 1561 г. Крестьяне должны были с выти давать по 4 четверти ржи и овса «в новую меру в городецкую» 1178, не считая натуральных сборов сыры, яйца, и др. В год им следовало пахать на монастырь с выти по четверти ржи да полчетверти овса1179. Устанавливались и регламентировались пошлины доводчику. Вводилось обязательное присутствие на суде пяти-шести крестьян добрых или средних. Судебная пошлина уже устанавливалась с рубля по алтыну, а езд доводчику на версту — по деньге в 1548 г. Крестьянам строго-настрого предписывалось «приказщика слушати во всем и на монастырское дело ходити на солнечном всходе, как десяцкой весть подаст». Вместе с тем подтверждалось право крестьян меняться дворами и землями и продавать их с доклада приказчику и с обязательной уплатой похоромного и других пошлин1180. В середине XVI в. В условиях роста податного гнета вставал вопрос о распределении налогов между крестьянами и казаками. В сентябре 1564 г. Поэтому игумен Филипп с братьею 30 сентября 1564 г. Постановлено было, чтобы расклад повинностей «разруб» производили выборные люди: по два человека из лучших, середних, меньших крестьян и из казаков. Таким образом, монастырь стремился как-то переложить на самих крестьян ответственность за раскладку платежей. При этом «кого чем те окладчики обложат земских людей и козаков, и те б люди платили однолично без всякого переводу смущенья». Чрезвычайные налоги, вызванные трудностями военного времени, частично перекладывались и на казаков. Примет1182 обежные деньги должны были платить только земские люди по обжам. Но «службу ратчину» несли и крестьяне, и казаки. Если в «приметнех же отписех» написаны будут наместничьи и дьячие деньги, полоняничные и посошные и городовое дело, то их обязаны были платить и земские люди, и казаки лишь в том случае, если не было установлено «ратчины». Если у казаков были свои дворы и хозяйства, то их следовало «по разсуженью, которой чего достоит», класть в выти. Итак, фактически казаки прочно втягивались в уплату государственных налогов. Усиление феодального гнета в соловецкой вотчине проявилось также в ограничении крестьянского солеварения, которое наносило ущерб промысловой деятельности монастыря как прямой конкуренцией, так и отвлечением рабочих рук. Теперь в Сумской волости крестьяне могли варить соль «сто ночей да шестьдесят ночей», причем запасать дрова можно было лишь на год и не более 600 саженей. К работам на монастырь начинали привлекаться даже дети и подростки для охоты, сбора грибов и ягод1183. Крепостническое ярмо все туже и туже затягивалось над когда-то вольными людьми, нанимавшимися на соловецкие промыслы. Четыре дошедших до нас послания Филиппа в Соловецкий монастырь лишний раз подтверждают то, что хозяйственные мероприятия проводились в монастырской вотчине не только от его имени, но и по его инициативе. Первые три послания написаны Филиппом сразу же после избрания его на митрополичий престол около августа 1566 г. В них он сообщает о посылке в монастырь полученных им ценных вкладов. Он дает распоряжение относительно новгородца Тучка Цветного, который решил передать свои двор и сад в монастырь с тем лишь условием, чтобы ему разрешили сохранить свое владение до смерти и добились обеления двора от оброка1184. В послании 30 января 1568 г. Филипп пишет, что им послано 10 рублей на чистку недавно выкопанного пруда: «А покинути его, ино от Бога будет грех, а от людей сором, а жаль прежних трудов и убытков, а уже готов и плотина сделана, только вычистить»1185. В пруду он советовал развести рыбу. Для проведения всех этих начинаний следовало «людей наймовати и хлебом кормити своим»1186. К сожалению, у нас не сохранилось прямых данных, которые помогли бы отчетливо представить себе общественно-политические взгляды соловецкого игумена1187. Настойчиво повторяющиеся просьбы в упомянутых посланиях о том, чтобы монахй молились во здравие царствующего дома, носят трафаретный характер и не прибавляют ничего существенного к облику Филиппа. Скорее всего, митрополит Филипп принадлежал к числу нестяжательских сторонников Сильвестра. За это говорит уже то, что монастырь пользовался особенными привилегиями в середине XVI в. Сильвестр, как и ближайшие родичи Филиппа Колычева, благоволил к старицким князьям и происходил из новгородской среды1189. То, к чему призывал Сильвестр в своем наказании сыну1190, позднее в условиях Соловецкой вотчины осуществлял ее предприимчивый игумен. Основное острие полемики нестяжателей было направлено не столько против монастырского землевладения вообще, сколько против хищнической эксплуатации крестьянского труда во владениях духовных феодалов1191. Если в начале XVI в. Сильвестр поставил вопрос об использовании труда наймитов правда, в условиях городского хозяйства. После смерти царицы Анастасии 1560 г. Сильвестр, уже находившийся в опале, был переведен из Кириллова монастыря в Соловецкий1192, где и умер. Уже Н. Карамзин высказал мысль о том, что он кончил свои дни «любимый, уважаемый Филиппом»1193. Это не исключено. Весьма вероятно, что Филипп принимал участие в заседаниях Стоглавого собора1194. Бывал он в Москве и раньше, в 1550 г. Однако, вероятно, уже вскоре «Ортем побежал с Соловков» в Литву1197. Возможно, что игумен Филипп или имел прямое отношение к организации этого побега, или посмотрел на него сквозь пальцы. Во время собора, обвинившего Артемия в ереси, двое соловецких старцев поддержали бывшего троицкого старца и не дали обвинительных показаний, которых домогались осифлянские судьи; это были Феодорит и Иоасаф Белобаев1198. Вот, собственно говоря, и все, что нам известно о Филиппе Колычеве до того, как он принял сан митрополита. Афанасий покинул московский митрополичий престол, по официальной версии, «за немощь велию»1199. Впрочем, дело заключалось, очевидно, не в одной немощи. Андрей Протопопов будущий митрополит Афанасий , духовник царя, в середине века принадлежал к числу наиболее доверенных лиц Ивана IV. Он близко стоял к деятелям Избранной рады. Гонения на сторонников Адашева в 1561—1562 гг. После смерти митрополита Макария 31 декабря 1563 г. Афанасий стал его преемником с 5 марта 1564 г. Уход Афанасия с митрополичьего престола мог быть вызван его недовольством опричными репрессиями, обрушившимися на близких к нему политических деятелей. Шлихтинг сообщал, что после казни Овчины-Оболенского «некоторые знатные лица и вместе верховный священнослужитель сочли нужным для себя вразумить тирана воздерживаться от столь жестокого пролития крови»1201. Правда, это сведение относится еще к кануну опричнины. Но и в декабре 1564 г. Афанасий выступал ходатаем перед царем за бояр и горожан Москвы. Впрочем, сам он в Александрову слободу ехать не решился, а отправил новгородского архиепископа Пимена1202. Флоря высказал предположение, что одной из причин конфликта Ивана IV с Афанасием явилась ликвидация в июне 1564 г. У нас нет данных, которые могли бы установить, было ли наступление на митрополичий иммунитет следствием или причиной расхождений царя с митрополитом. Так или иначе, но после отставки Афанасия Иван Грозный предложил его пост осифлянину Герману Полеву1204. Происхождение Германа Полева не вполне ясно. Курбский пишет, что это был «светла рода человек, яже Полевы нарицаются та шляхта по отчине»1205. Герман обычно считается одним из тех Полевых, которые происходили от Александра Борисовича Поле, потомка смоленских князей. Действительно, в духовной волоцкого князя Бориса Васильевича 1477 г. Большим , которые уже потеряли не только княжеский титул, но на время даже и земли в Волоцком уезде1206. Внуку Федора Ивану Васильевичу около 1514—1515 гг. В этом же уезде находились земли и младшей ветви Полевых внуков Василия Федоровича Меньшого. Осип Владимирович с сыном Григорием и Иван Владимирович в 50-х годах числились дворовыми детьми боярскими по Костроме. Из этой семьи Полевых происходил известный старец Нил Полев Никифор, сын Василия Большого , находившийся в Волоколамском монастыре еще при жизни его основателя Иосифа Санина1210. Труднее сказать, какое отношение к этому семейству имел Герман Полев. В 1553 г. В декабре 1561 г. Так вот сыном этого Филофея и был Герман в миру — Григорий Полев. Григорий постригся в Волоколамский монастырь в 30-е годы XVI в. Связи со Старицей у Полевых были старинными1219. Через два с половиной года Герман Полев снова вернулся в Волоколамский монастырь, где в 1554 г. Герман Полев пользовался, очевидно, доверием у монастырского начальства, так как именно ему было поручено в декабре 1553 г. Уже вскоре, в 1555 г. После смерти Гурия 4 декабря 1563 г. Герман Полев как его ближайший сподвижник 12 марта 1564 г. Когда московский митрополит Афанасий ушел «на покой» и его место сделалось вакантным, Иван Грозный без колебаний остановил свой взор на Германе Полеве, который в это время находился в Москве1223. И в самом деле, представитель «прелукавых осифлян», поддерживавших опричную политику царя, лютый враг еретического вольнодумия, мелкий дворянин по происхождению Герман Полев уже проявил себя в Казани ревнителем православия, сделавшись сначала правой рукой архиепископа Гурия, пользовавшегося особым доверием царя1224, а затем продолжателем его политики насильственной христианизации. Но совершенно неожиданно Герман сразу же после занятия митрополичьего престола выступил с менторским поучением, в котором пригрозил царю, что его ждет страшный суд за содеянные им поступки1225. Речь, конечно, шла об опричных гонениях. Трудно сказать, чем объяснялся такой поворот дела. Может быть, тем что Герман сохранил свою старую близость к старицкому двору, над которым все больше и больше сгущались тучи. Возможно, сыграло роль и то, что он «Максима Философа мало нечто отчасти учения причастен был»1226. Максим Грек был учителем Сильвестра и Андрея Курбского, т. Под непосредственным влиянием опричной среды Иван Грозный уже через два дня после восшествия Германа на митрополичий престол отстранил его от исполнения этих новых его обязанностей. Садиков считает, что она была, по-видимому, приемлема для всех: будущий митрополит принадлежал к старому боярскому роду, из которого, однако, по крайней мере двое стали опричниками. Лично известный Грозному, Филипп снискал известность незаурядными организаторскими способностями, проявившимися во время его игуменства в Соловецком монастыре1227. По мнению В. Кобрина, царь долго убеждал Филиппа стать митрополитом, «не желая, вероятно, резко рвать с некоторыми кругами боярства»1228. Вспомним, что Колычевы были известны своей близостью к старицким князьям1229, а Филипп постригся в монахи после «поимания» Андрея Старицкого1230. К этому можно добавить, что неудача с осифлянским претендентом на митрополичью кафедру Германом Полевым заставила Грозного обратить взор на другую могущественную группировку среди высших иерархов — заволжских старцев1231. Но из лидеров нестяжателей только две крупные фигуры могли рассматриваться как будущие митрополиты: это новгородский архиепископ Пимен и соловецкий игумен Филипп. Первый, несмотря на все его расположение к царю, вызывал у Ивана Грозного к себе крайне настороженное отношение, ибо представлял тот самый Новгород, который, по мнению московского государя, таил в себе крамолу и постоянную готовность к мятежу. Оставалась кандидатура Филиппа, который еще в середине века пользовался расположением царя. В пользу соловецкого игумена высказался и освященный собор, тем более что в его состав входило очень мало правоверных осифлян1232. По пути из Соловков в Москву Филиппа около Новгорода «яко за три поприща» встретила делегация новгородцев с дарами, умоляя его выступить ходатаем за них перед царем, «уже слуху належащу, яко царь гнев держит на град той»1233. И действительно, Новгород все время находился под угрозой царского гнева1234. Филипп прибыл в Москву после 2 июля 1566 г. Из этого в высшей степени интересного документа узнаем, что Филипп просил, «чтобы царь и великий князь отставил опришнину: а не отставит царь и великий князь опришнины, и ему в митрополитех быти не возможно». Упрямый и суровый соловецкий игумен грозил даже не подчиниться решению собора, если царь не примет его требования об отставке опричнины. Царь милостиво «гнев свой отложил», но решительно заявил, чтобы игумен Филипп «в опришнину и в царьской домовой обиход не вступался, а на митрополью бы ставился»1236. Церковному собору и боярам по свидетельству жития удалось упросить Филиппа не отказываться от митрополичьей кафедры.
Более подробно узнать о том, как зарегистрироваться и найти данный проект на сайте «Наше Подмосковье», можно в данной инструкции: Инструкция по регистрации на сайте Наше-Подмосковье. Мы работаем благодаря Вашей помощи — тем средствам, которые Вы жертвуете. Мы будем благодарны тем, кто откликнется и поможет.
22 января ПАМЯТЬ МИТРОПОЛИТА ФИЛИППА КОЛЫЧЕВА
Позднее он ушёл в Соловецкий монастырь, где его приняли послушником. Факт 6. С момента присоединения к монастырю до момента получения им сана игумена прошло всего 8 лет, причём предыдущий игумен сам рекомендовал его в качестве преемника. При Фёдоре Колычеве монастырь стал культурным и промышленным центром всего Северного Поморья. Кроме того, бывший боярин зарекомендовал себя, как отличный хозяйственник и администратор — он развернул на монастырской территории обширное строительство, устроил на островах сеть каналов, обустроил множество мельниц и вообще принёс на Соловецкий архипелаг процветание. Факт 7.
Когда прежний митрополит впал в опалу, занять его место Филиппу Колычеву предложил лично царь. Игумен согласился, но поставил условием своего согласия отмену опричнины. Царь упорствовал, и в конце концов игумена всё-таки удалось уговорить пойти на уступки, чтобы не гневить самодержца. Факт 8. Митрополит Филипп содействовал развитию книгопечатания в Москве, в отличие от некоторых других церковных деятелей.
В начале 1550-х гг. После ухода с кафедры митрополита Московского и всея Руси Афанасия 19 мая 1566 , Филипп 20 июля согласился возглавить Русскую Церковь, приняв условия не вмешиваться «в опришнину и царский домовой обиход» и самовольно не оставлять кафедру. Филипп II вместе с епископами поставил пребывавшего на покое архиепископа Афанасия Палецкого на Полоцкую и Великолуцкую архиепископию, учреждённую после того, как в ходе Ливонской войны 1558—1583 гг. На созванном в 1567 г.
Покров на гроб митрополита Филиппа. Ткани — Италия, 17 в. Весной и летом 1568 г. Филипп II публично осудил опричные казни.
Заочный суд 4 ноября отстранил его от кафедры, но митрополит этого решения не признал.
Президент России Владимир Путин отметил наличие различных версий гибели митрополита Филиппа в Твери во времена Ивана Грозного, помимо утверждений о его убийстве Малютой Скуратовым. Эта тема была упомянута во время встречи главы государства в понедельник с губернатором Тверской области Игорем Руденей. Глава региона в ходе встречи рассказал об инициативе передвинуть речной вокзал, построенный на месте снесенного в советские годы древнего Отроч монастыря.
Монастырский собор выбрал его соловецким игуменом. При нём в Соловках появилось многое, что и теперь видят гости монастырских земель. Филипп построил сеть водных каналов и дорог, осушил болота, обустроил лазарет, мельницы и солеварни. Успенский и Преображенский соборы тоже возводили в его время. Так, Соловки стали крупным хозяйственным и культурным центром.
Пока Филипп заботился о монастыре, над Первопрестольной сгущались тучи. В 1565 году Иван Грозный разделил все земли царства на две части — опричнина и земщина, а его личные «гвардейцы» — опричники выгрызали и выметали метлой измену, которую подозревал в своих подданных царь. По сути, начался масштабный террор. Поставление Фёдора Колычева в митрополиты. Wikimedia Commons Пойти против царя московский митрополит Афанасий не смог, но не мог и одобрить происходившее. Он оставил древний город и уехал в Чудов монастырь. Заменили его архиепископом Казанским Германом, однако и он оказался недостаточно сговорчивым. Церковью вновь некому стало управлять, и Иван Грозный решил призвать в Москву Филиппа. Соловецкому игумену царь предложил митрополичий сан.
Тот долго отказывался — слишком уж незавидна была судьба Афанасия и Германа, да и мириться с опричниной Филипп не желал. Лишь уговоры монарха, бояр и других священнослужителей заставили его стать митрополитом Московским и всея Руси. Он дал слово не мешать политике Ивана и принял сан. Около полутора лет Филипп занимался делами церкви довольно благополучно. В то время опричники вели себя сравнительно спокойно, не устраивали массовых казней и погромов. Но зимой 1568 года Иван Грозный узнал о письмах короля Польши Сигизмунда и литовского гетмана Ходкевича — те призывали московских бояр перейти на их сторону шла Ливонская война.
История в лицах
Филипп II и Иван Грозный После избрания новым игуменом Соловецкого монастыря Колычев многое усовершенствовал в жизни общины. Среди павших за веру православную имя святого Филиппа, митрополита Московского вспоминают вместе с именем Ивана Грозного. 22 марта 1568 года произошло первое открытое столкновение митрополита Филиппа с царём Иваном Грозным. Факт 9. Когда Иван Грозный, разгневанный событиями затянувшейся Ливонской войны, начал очередную волну кровавых репрессий, митрополит Филипп Колычев пытался его образумить, но самодержец в итоге лишь начал избегать личных встреч с ним.
Вы точно человек?
Учитывая, что «солеварня» — это небольшая деревня. Во времена Ивана IV Грозного, например, в местах выработки на материке, в Холмогорах или Николо-Корельском монастыре, соль стоила 6-7 московских денег за пуд. Крупные монастыри выстраивали сеть своих подворий, которые несли также функции закупки и продажи товаров. Учитывая, что Соловецкий монастырь часто освобождался от уплаты пошлин, либо выплачивал их в минимальном объёме, вы можете самостоятельно посчитать годовой доход монастыря от солеварения.
На фоне экономического подъема и усилившегося влияния соловецкого монастыря, через год после канонизации Савватия и Зосимы, игуменом монастыря стал Филипп Колычев. Родился он в 1507 году, получил имя Федор Колычев, служил при дворе, и решение «удалиться в пустыню» и «посвятить себя на служение Богу» принял после очередной «зачистки» Ивана Грозного: в ходе расправы с мятежным князем Андреем Старицким были казнены родственники Федора. После скитаний по Прионежью Филипп принимает постриг в Соловецком монастыре.
Уже в 1548 году, на 41 году жизни, братия монастыря единодушно поддержала игуменство Филиппа, что и было утверждено новгородским архиепископом Феодосием. Организаторский талант Филиппа расцвел на Соловках. Будучи деятельной натурой, молодой игумен смог не только оценить, но и применить экономическую мощь Соловецкого монастыря.
Устойчивое выражение «филькина грамота» знакомо всем. Значение его тоже не вызывает никаких вопросов. В русском языке это выражение означает бестолковый, неправильно подготовленный документ, не имеющий правовой силы. А вот его происхождение для многих остается загадкой.
Применяется выражение филькина грамота не только в быту, но и на высоком политическом уровне. Считается, что оно появилось в 16 веке с подачи самого Ивана Грозного. Царь и митрополит Период истории 1564—1572 год известен в истории как опричнина. Царь Иван Грозный при помощи преданных себе людей искоренял влиятельных оппозиционных бояр.
Попадало «под горячую руку» немало случайных людей, поэтому политику государя одобряли не все. Царь Иван Грозный и митрополит Филипп Одним из главных противников репрессий был митрополит Филипп, до принятия сана известный как Федор Колычев. В 1566 году ему, еще игумену Соловецкого монастыря, предложили стать митрополитом. Колычев согласился, но поставил Ивану Грозному условие — он прекращает террор.
В опричнину входило много простых людей, потому что Иван Грозный опасался бояр и говорил, что они привыкли изменять царю, а значит, надежда осталась только на мужиков и их преданность. Символами опричнины были метла и собачья голова, привязанные к седлу. Эта голова значила, что опричники грызут врагов государя, а метла, что выметают нечисть с русской земли. И Малюта Скуратов называл себя «кровавым псом», имея ввиду и это значение, и преданность царю.
Григорий Лукьянович начинал в опричнине с поста параклисиарха, а вся иерархия выглядела так: пономарь; утешитель; приближенный охранитель. Понятно, что Скуратов не только не создавал опричнины, но и начал с самых низов. А возвысился он, когда опричное войско перешло к активным действиям. В «Синодике опальных», списке наказаний Ивана IV, есть первое упоминание о Малюте, о казнях, в которых он участвовал, и с которых, вероятно, началось его возвышение.
В 1569 году Скуратов уже «зачитывал вины» князя Старицкого перед тем, как убить его. Малюта грабил и громил дворы опальных бояр, отбирал их жен и дочерей, чтобы отдать царским приближенным. Он был чужд и земской иерархии, и вообще боярскому сословию, но быстро стал одним из самых близких к царю людей. Важным поручением Малюты стала расправа с последним удельным князем — двоюродным братом царя Владимиром Старицким.
Грозный после боярского заговора везде видел крамолу. До царя дошли слухи, что новгородцы хотят возвести на престол князя Владимира — единственного царского конкурента княжеской крови. Однако просто так с опасным соперником Иван Васильевич расправиться не смог. Было сфабриковано дело об отравителях, в которые записали царского повара Моляву и его сыновей, которые ездили в Нижний Новгород за белорыбицей, когда там находился князь Владимир.
Царь вызвал брата в Александровскую слободу. На последней ямской станции перед слободой лагерь Владимира Андреевича внезапно окружили опричные войска. В шатер к удельному князю явились опричники Василий Грязной и Малюта Скуратов — знатным боярам царь уже не доверял. Они объявили, что царь считает его не братом, но врагом.
Поскольку Иван Грозный побоялся в открытую казнить кровного родственника, Скуратов и Грязной "уговорили" князя выпить кубок с ядом. В этом же году Скуратов-Бельский возглавил опричное сыскное ведомство. И теперь его обязанностью стала слежка за неблагонадежными, выслушивание наветчиков, а главным методом дознания были пытки. Казни шли одна за другой, чему возмутился глава церкви — Филипп Колычев.
Но тайно повлиять на царя он не смог, и публично осудил его, отказавшись благословить. После этого опричники мучили и били всех приближенных Колычева и его советников, самого митрополита царь сослал в Китай-город, в монастырь. Колычев не сложил с себя сан, выражая этим протест против такого государя. И в праздник Михаила Архангела в Успенский собор, где Колычев вел службу, ворвались опричники во главе со Скуратовым.
Они объявили о низложении митрополита, сорвали с него митру, избили, провезли по городу в разорванных одеждах «яко злодея», и отправили в темницу.
Казалось, царь обезумел. Его жажда абсолютной власти, не ограниченной ни законами, ни какими бы то ни было нравственными нормами, приобретала самые страшные, самые дикие формы. Людей убивали сотнями, а подчас и тысячами, всеми известными изощрённому средневековому уму способами: забивали палками насмерть, резали на части, сжигали, живьём варили в котлах, с живых обдирали кожу, вешали, сажали на кол, травили собаками и медведями. Царь как будто получал сладострастное удовольствие, лично участвуя в казнях и пытках. Мёртвых не разрешали хоронить, и трупы заполоняли Москву и другие города.
После одной из казней Иван Грозный повелел разбрасывать головы казнённых по дворам влиятельных бояр, как бы напоминая им, что и их может постичь та же участь. Символом опричного террора в Москве стал Опричный дворец, поставленный по повелению Ивана Грозного вне Кремля, между Арбатской и Никитской улицами, в 1566 году. О том, как он выглядел, рассказывает немецкий авантюрист Генрих Штаден, который жил в те годы в России и состоял в числе опричников Ивана Грозного. Грозный охотно брал на службу иноземцев: не имевшие родственников или друзей среди русских, те могли не испытывать особой жалости и сострадания по отношению к своим жертвам. Великий князь велел разломать дворы многих князей, бояр и торговых людей на запад от Кремля, на самом высоком месте, в расстоянии ружейного выстрела; очистить четырёхугольную площадь и обвести эту площадь стеной; на одну сажень от земли выложить её из тёсаного камня, а ещё на две сажени верх — из обожжённых кирпичей. Наверху стены были сведены остроконечно, без крыши и бойниц; протянулись они приблизительно на 130 саженей в длину и на столько же в ширину; с тремя воротами: одни выходили на восток, другие — на юг, третьи — на север.
Северные ворота были обиты жестью. На них было два резных разрисованных льва — вместо глаз у них были пристроены зеркала; и ещё — резной из дерева чёрный двуглавый орёл с распростёртыми крыльями. Один лев стоял с раскрытой пастью и смотрел к земщине, другой, такой же, смотрел во двор. На этом дворе были выстроены три мощных постройки, и на каждой наверху на шпице стоял двуглавый орёл из дерева, с грудью, обращенной к земщине». Опричный двор, на возведение которого ушла огромная сумма денег, вызывал у москвичей страх и неприязнь. Но просуществовал он недолго и полностью сгорел во время нашествия крымского царя Девлет-Гирея в 1571 году.
Между тем маховик казней раскручивался и затягивал в свою круговерть всё новые и новые жертвы. Сначала гибли те, кто почему-либо внушал опасения царю — наиболее талантливые воеводы, дипломаты, чиновники. Затем жертвами становились вчерашние палачи. Те, кто приходил им на смену, ждали своей очереди. И — как некий сопутствующий фон, как щепки, летящие во время рубки леса, — гибли «чёрные люди» и крестьяне — но их-то и было больше всего. Всеобщее безумие порождало разгул насилия и грабежей: сильный отнимал у слабого всё, что хотел, а заодно и саму жизнь.
Гибли не только от рук палачей и убийц, но и от голода и холода, начавшихся эпидемий. Людей всякого звания тысячами срывали с насиженных мест и заставляли перебираться в разорённые самими же опричниками города и земли. Этот поход отличался неслыханными жестокостями и вошёл в историю России как одно из наиболее страшных преступлений, совершённых против собственного народа. Город и округа были полностью разорены и разграблены, десятки тысяч людей убиты. По свидетельству современников, ежедневно, в течение пяти недель, что царь пребывал в Новгороде, в водах Волхова топили по 1000-1500 человек. По пути дикие, бессмысленные расправы были учинены в Клину, Торжке, Твери… С 1566 года Русскую Церковь возглавлял митрополит Филипп, человек великого духовного подвига и трагической судьбы.
Филипп до пострижения — Фёдор происходил из старинного московского рода Колычевых.
КОНТАКТЫ ПОРТАЛА
В детстве Фёдора обучали грамоте по церковным книгам, учили уверенно сидеть в седле и владеть оружием. Несмотря на то, что мальчик прекрасно овладел воинскими навыками, он больше тяготел к книгам и молитвам. Однако в ходе придворных интриг семья Колычёвых оказалась в опале. Многие родственники Фёдора были казнены, и молодой человек был вынужден покинуть столицу. Соловецкий монастырь Фёдору удалось добраться до Соловецкого монастыря, в который был принят послушником. Наравне с прочими послушниками вчерашний баловень судьбы много и тяжело работал: носил камни, рубил дрова, копал землю.
Спустя полтора года Фёдор принял постриг в монашество и получил имя Филипп. В 1548 году соловецкий игумен в силу своего почтенного возраста сложил с себя сан и предложил назначить своим преемником Филиппа. Монастырский собор поддержал это решение, и Филипп единодушно был избран игуменом Соловецкого монастыря. Филипп проявил себя грамотным администратором, при котором Соловецкий монастырь в короткие сроки стал культурным и промышленным центром Северного Поморья. Московский митрополит К моменту выбора Московского митрополита сложилась непростая ситуация.
Вид его был ужасен. По свидетельству очевидцев, за два месяца царь изменился неузнаваемо: у него выпали все волосы на голове и лице. Вернувшись в Москву, начал Иван бороться с изменой боярской — уже не на словах, а на деле. Бояр же, князя Ивана Куракина и князя Дмитрия Немово, повелел в чернецы постричь. У дворян же и детей боярских, на которых опалу положил, имущество себе забрал, а иных сослал в вотчину свою Казань на житьё с жёнами и с детьми». Но это было лишь началом опричного террора, захлестнувшего всю страну. Начались лютые казни, поразившие своей бессмысленной жестокостью современников и потомков. Казалось, царь обезумел. Его жажда абсолютной власти, не ограниченной ни законами, ни какими бы то ни было нравственными нормами, приобретала самые страшные, самые дикие формы. Людей убивали сотнями, а подчас и тысячами, всеми известными изощрённому средневековому уму способами: забивали палками насмерть, резали на части, сжигали, живьём варили в котлах, с живых обдирали кожу, вешали, сажали на кол, травили собаками и медведями.
Царь как будто получал сладострастное удовольствие, лично участвуя в казнях и пытках. Мёртвых не разрешали хоронить, и трупы заполоняли Москву и другие города. После одной из казней Иван Грозный повелел разбрасывать головы казнённых по дворам влиятельных бояр, как бы напоминая им, что и их может постичь та же участь. Символом опричного террора в Москве стал Опричный дворец, поставленный по повелению Ивана Грозного вне Кремля, между Арбатской и Никитской улицами, в 1566 году. О том, как он выглядел, рассказывает немецкий авантюрист Генрих Штаден, который жил в те годы в России и состоял в числе опричников Ивана Грозного. Грозный охотно брал на службу иноземцев: не имевшие родственников или друзей среди русских, те могли не испытывать особой жалости и сострадания по отношению к своим жертвам. Великий князь велел разломать дворы многих князей, бояр и торговых людей на запад от Кремля, на самом высоком месте, в расстоянии ружейного выстрела; очистить четырёхугольную площадь и обвести эту площадь стеной; на одну сажень от земли выложить её из тёсаного камня, а ещё на две сажени верх — из обожжённых кирпичей. Наверху стены были сведены остроконечно, без крыши и бойниц; протянулись они приблизительно на 130 саженей в длину и на столько же в ширину; с тремя воротами: одни выходили на восток, другие — на юг, третьи — на север. Северные ворота были обиты жестью. На них было два резных разрисованных льва — вместо глаз у них были пристроены зеркала; и ещё — резной из дерева чёрный двуглавый орёл с распростёртыми крыльями.
Один лев стоял с раскрытой пастью и смотрел к земщине, другой, такой же, смотрел во двор. На этом дворе были выстроены три мощных постройки, и на каждой наверху на шпице стоял двуглавый орёл из дерева, с грудью, обращенной к земщине». Опричный двор, на возведение которого ушла огромная сумма денег, вызывал у москвичей страх и неприязнь. Но просуществовал он недолго и полностью сгорел во время нашествия крымского царя Девлет-Гирея в 1571 году. Между тем маховик казней раскручивался и затягивал в свою круговерть всё новые и новые жертвы. Сначала гибли те, кто почему-либо внушал опасения царю — наиболее талантливые воеводы, дипломаты, чиновники. Затем жертвами становились вчерашние палачи. Те, кто приходил им на смену, ждали своей очереди. И — как некий сопутствующий фон, как щепки, летящие во время рубки леса, — гибли «чёрные люди» и крестьяне — но их-то и было больше всего. Всеобщее безумие порождало разгул насилия и грабежей: сильный отнимал у слабого всё, что хотел, а заодно и саму жизнь.
Скрынников, ссылаясь на свидетельство И. Крузе, полагает, что для разбирательства дела Филиппа государь созвал вместе «Боярскую думу и священный собор» 126. В работах последнего времени историки по-разному оценивают данное событие. Колобков убежден, что судьба митрополита была решена «произвольной волей московского самодержца, опиравшегося на ложные обвинения опричной думы», в то время как В. Шапошник склоняется к мысли о духовном характере суда, низложившего Филиппа 127. Помочь с большой долей вероятности установить истинные подробности развернувшейся драмы могло бы «Дело митрополита Филиппа», которое в конце XVI в.
Во всяком случае, доподлинно известно, что в конце августа 1568 г. Дальнейшее развитие событий отражено в источниках крайне противоречиво. Согласно житию после возвращения в Москву члены следственной комиссии «поставиша пред царем лжесвидетелей и ложныя и многосмутныя свои свитки положиша». Царь же, «слышав сия книги… повеле пред собою и пред боляры почести» и решил самовластно изгнать Филиппа с митрополии «ни мало пожда, ни со оклеветающими его постави». Для этого он послал А. Басманова с воинами в церковь, где они зачитали митрополиту обвинения, сорвали рясу, посадили на «возило» и повезли из города, «ругающеся» и издеваясь над ним.
Народ, провожая его, плакал. Филипп их благословил и произнес небольшую речь. В ней нет ни слова о царе, зато есть следующее интересное высказывание: «Се есть нам казание любително, греховным нашим струпом на исцеление. Не от чюжих бо, но от своих, да примем от них всякия скорби радостно, яко же им годе» 130. Данные слова, конечно, могут быть истолкованы по-разному, но, любом случае, использования святителем множественного числа явственно свидетельствует о том, что под «своим» понимается либо не Грозный, либо не он один. По всей видимости, редактор жития попытался возложить всю вину на царя, однако у него это не очень получилось.
Из текста жития следует, что лишенного сана митрополита по приказу царя привели «в епископию пред свидетели его». Здесь с обвинениями против святителя выступил Паисий, «многосоставныя на святого речи изнесе». Скрынников на основании данных раннего Соловецкого летописца, где говорится, что «в лето 7077-го 1568—1569 игумена Паисею и иных старцов розослали по манастырем», подверг сомнению факт выступления свидетелей 131. Однако из слов летописца нельзя сделать однозначный вывод о том, что Паисия и монахов разослали по разным монастырям до или во время суда над Филиппом, а не позже. В ответ на обличения игумена Филипп произнес небольшую речь, в которой современный исследователь увидел некоторое противоречие 132. Действительно, в начале выступления святитель словно благословляет выступление своего ученика: «Благодать Божия в устну твоею, чадо», указывая, впрочем, на что именно благословляет: «яко уста льстива отверзоша на меня».
Филипп допускает возможность негативной оценки своей жизни на Соловках, но настаивает на том, что поступал так не ради суеты или какого-либо вреда: «Аще ли что явлюся недостаточествуя достойна, да не вотщете кий». Однако затем тон высказываний митрополита меняется. Аще и подщался еси вяще сея власти похитити и сея нечестне гонзнеши то есть достигаешь. По словам агиографа, в результате слов Филиппа среди участников судилища «многу убо смятению бывшу», а в Колычевской редакции жития и в Троицком списке Тулуповской добавлено: «пред царем» 133. Здесь возникает еще одно логическое противоречие: если суд над митрополитом был подстроен царем и опричниками, то, что могло смутить архипастырей церкви, если бы они были на стороне Филиппа и знали о ложности обвинений? Составитель Колычевской редакции попытался уйти от противоречия, полностью исключив нейтральную часть выступления Филиппа, а также вложив в его уста прямое указание на предательство Паисия и цену этого предательства: «Безумнее, вскую еси ков на меня меня скова.
Игуменства еси отбыл, а владычества не дошел». Однако по-прежнему остается непонятным, что же могло так смутить присутствовавших на суде архиереев. Житийный сюжет о низвержении митрополита заканчивается очередной обличительной речью Филиппа в адрес царя, практически слово в слово повторяющей его предыдущие выступления, вызвавшей гнев Ивана IV, который «повеле предати блаженнаго воином суровым». Таким образом, получается, что царь дважды согнал Филиппа с митрополии и оба раза собственным волевым решением: один раз во время светского суда «пред собою и пред боляры», а другой в присутствии высших духовных чинов. Несколько по иному описывают низложение Филиппа И. По их словам, после публичных обличений митрополита царь вызвал ложных свидетелей, показавших, что святитель ведет неподобающую порочную жизнь.
Потом Грозный вызвал представителей всех духовных и светских чинов, потребовав отрешить Филиппа от сана, привлечь к публичному суду и приговорить к смерти. Однако митрополит сам явился к царю, где произнес оправдательную речь, заявив, что его нельзя упрекнуть ни в одном пороке?! Царю не понравилось, что святитель уходит сам. Он лукаво объявил духовенству, что не желает решать такие важные дела, хорошенько не обдумав, поэтому митрополит должен вновь надеть свое облачение и совершить богослужение в день св. Когда царь узнал, что Филипп склонился на сильные убеждения духовенства, то приказал своим опричникам во главе с Малютой Скуратовым ворваться в церковь во время богослужения в «день св. Михаила» 8 ноября.
Когда это произошло, тиран хотел убить и сжечь Филиппа, но духовенство упросило его даровать святителю жизнь. Новгородская летопись сообщает, что «месяца ноябрь в 4 день, Филипп[п]а митрополита и[з] святительского сану свергоша, на Мос[к]ве, в четверток, и жил в монастыре у Николы у Старого». Крузе утверждают, что акт низложения произошел в ходе церковной службы в Успенском соборе «в великий праздник, в день св. Михаила», то есть 8 ноября. Вместе с тем, очевидно, что осужденный митрополит ни при каких обстоятельствах не мог появиться в кафедральном соборе, а, следовательно, в праздник св. Михаила митрополит служил литургию, оставаясь в сане первосвященника.
Кроме того, весьма недобросовестным и представляются сведения И. Крузе о том, что митрополит склонился на убеждения духовных чинов отслужить еще одну службу, прежде чем сложить с себя сан. По справедливому замечанию В. Недостоверность известий И. Крузе о конфликте царя и митрополита Б. Флоря связывал с тем, что эти ливонские дворяне, возвышенные царем и принятые в опричнину как иноверцы не могли присутствовать на православном богослужении или на собраниях с участием православного духовенства.
По всей видимости, показания лжесвидетелей «порочной» жизни митрополита на Соловках вынудили Грозного передать дело на рассмотрение церковного суда, поскольку обвинения против Филиппа не носили политического характера и должны были стать предметом внутрицерковного разбирательства. В этом, кстати, заключается еще одна странность ситуации. Если между царем и митрополитом действительно возник конфликт ввиду неприятия Филиппом казней, и он на самом деле выступил против опричнины, то гораздо проще, а главное легитимно, было поднимать вопрос о низложении святителя по причине нарушения данного им при поставлении на митрополию письменного обязательства о невмешательстве в опричнину. Тем более, если обличительные речи были на самом деле произнесены Филиппом, да еще и при многочисленных свидетелях. Видимо, факт передачи дела на рассмотрение церковного суда и получил отражение в сочинении И. Крузе, правда, в весьма искаженном виде.
Таким образом, есть все основания полагать, что именно духовенство вынесло решение о лишении Филиппа Колычева сана митрополита, что дало А. Карташеву повод назвать Собор, осудивший Филиппа, позорнейшим из всех, какие только были на протяжении всей русской церковной истории. После лишения сана митрополит был сослан в Тверской Отроч монастырь. Однако в заключении опальный священнослужител ь прожил недолго. По словам Курбского, царь послал к Филиппу своего служителя, приказав попросить у низложенного митрополита благословение и простить его, обещая в качестве награды возвратить святительский сан. Вместо этого царский палач, обличаемый праведным старцем, задушил Филиппа подушкой.
Крузе назвали имя царского посланника. Им оказался Малюта Скуратов, получивший наказ задушить Филиппа и выбросить его мертвое тело в Волгу. При этом Курбский сопроводил сцену удушения репликами главных лиц этой драмы. Стоит лишний раз напомнить, что Курбский к данному моменту пять с лишним лет находился на территории другого государства и не мог быть свидетелем смерти Филиппа. Житие также передает разговор палача и жертвы. Малюта попросил святителя благословить царя «идти в Великий Новград», в ответ Филипп призвал своего убийцу делать то, зачем он сюда пришел и прочел молитву, после чего и был задушен.
Скуратов же выйдя из кельи где, скорее всего, находился наедине с митрополитом «нача глаголати к настоятелю обители тоя и приставником, яко небрежением вашим Филипп митрополит умре от неуставного зною келейнаго». После чего Малюта приказал похоронить святителя, дождался погребения и уехал. Возникает закономерный вопрос: чем мог помешать царю опальный первосвятитель? Поднять антигосударствен ное восстание? Еще раз возглавить оппозицию царю? Или оставить после себя мемуары, обличающие неправедность Грозного, страдавшего от страха или навязчивой идеи запятнать свое честное имя в глазах потомков, и с этой целью собственноручно редактировавший официальную летопись за последние четверть века, да настолько увлеченно, что забыл или постеснялся?
В этих словах нет иронии. Серьезные исследователи, доверяя показаниям предателей и шпионов, зачастую отходят от попыток понять подлинный смысл тех или иных поступков, сводя их объяснение к неподдающейся формализации логике безумного тирана. Вместе с тем, история как наука немыслима без соотнесения доступных исследователю фактов с особенностями внутреннего строения и логике жизни изучаемого общества. Для традиционных обществ единственной и естественно им присущей является логика, выстраиваемая на основе норм и принципов конкретных религий. Для России эпохи Ивана Грозного такой религией, безусловно, является Православие. Поэтому единственно корректной, с научной точки зрения, и объективной шкалой оценки событий изучаемого периода, не требующей оговорок, выступает их соответствие требованиям православной веры.
Важно определить был ли конфликт царя и митрополита вызван противостоянием светской и духовной властей или дело было в столкновении Ивана IV и Филиппа Колычева как двух людей, имевших различные представления о тех или иных реалиях общественной жизни средневековой Руси. Так, в частности, Р. Скрынников полагает, что «столкновения между высшей светской и духовной властями каждый раз вызваны частными, а не общими причинами, не вытекают из природы самих учреждений». Напомним, что в обязанности светской власти согласно теории «симфонии властей» входит попечение о делах земных: охрана государства от внутренних и внешних врагов, обязанность защиты веры и проведение политики, которая не противоречит Канону. Светской власти также категорически запрещается вмешательство или любые попытки изменения основ вероучения. По словам Н.
Синицыной, принцип «симфонии» во второй половине XVI в. Он также допускал определенные вмешательства одной власти в действия другой: «печалование за опальных со стороны духовенства, обличение светской власти за беззаконие и неправду, и наоборот, упреки в адрес духовенства за отступление от Предания в учении или жизненной практике». Под беззаконием и неправдой в данном случае необходимо понимать как раз попытки власти проводить политику или принимать законы, нарушающие или изменяющие основы христианского вероучения. Рассмотренные выше конкретные факты правления Грозного в период святительства Филиппа могут однозначно свидетельствоват ь о том, что норм и запретов, предусмотренных светским или церковным законодательство м, Иван IV не нарушал. Применительно к позднейшим годам его правления, может быть и можно поставить вопрос о соответствии царя принципам благочестия в личной жизни хотя общепринятая точка зрения о женах самодержца явно нуждается в более глубоком рассмотрении и уточнении , но в указанный период об этом не может быть и речи. Расследование государственной измены, являющейся одновременно и преступлением против веры, входит в обязанности и компетенцию светской власти.
В данном случае, по мнению В. Колобкова, «стремление показать невиновность лиц, заподозренных государем в измене, толкнуло церковь к вмешательству в ход опричного следствия». Филипп был вынужден доказывать невиновность подозреваемых в измене. Если это действительно так, то впору крайне осторожно задаться вопросом, не является ли подобное вмешательство вторжением в компетенцию светской власти? Задача церкви — забота о нравственности и благочестии душ пасомых, чтобы люди, по выражению К. Победоносцева, «среди земного града и земной семьи, соделались не совсем недостойными вступить в град небесный и в небесное общение».
Таким образом, право «печалования» не предусматривает возможности доказательства невиновности опального, оно призвано облегчить его участь. Однако едва ли у нас есть какие-то основания, чтобы заподозрить святого Филиппа в нарушении принципа «симфонии». Как уже отмечалось выше, обличительные речи святителя, весьма несуразно, а подчас и нелогично составленные, оставляют серьезные сомнения в том, были ли они произнесены на самом деле. Несомненно другое. Даже В. Колобков, считавший, что Филипп был лишен сана «произвольной волей московского самодержца», с удивлением отмечал, что в 1566 г.
Неужели иерархи церкви испугались за собственную жизнь? Во всяком случае, боязнь царского гнева действительно не помешала им поддержать Филиппа, добивавшегося смягчения режима перед поставлением на митрополию, и способствовала принятию царем выдвинутых условий. Грозный не осмелился идти против твердой позиции всего высшего духовенства, даже если и был способен и готов к этому. Важно понимать, что традиционные общества, как общества религиоцентристс кие, базировались на абсолютной истине не в условном, переносном смысле, а как на объективной реальности определявшей и детерминировавше й все сферы человеческой жизни. При этом совершенно очевидно, что абсолютная истина не может не быть репрессивной, не теряя своего статуса и не превращаясь в условную фигуру. Поэтому самыми тяжкими считались преступления против веры и церкви как хранительницы ее.
Именно этим объясняется непримиримость одного из самых почитаемых на Руси отцов церкви Иоанна Златоуста, проповедника любви и смирения, которого никак нельзя отнести к грубым, суровым воинам, в отношении богохульников: «Если ты увидишь, что кто-нибудь на улице или на площади хулит Бога, подойди и сделай ему внушение. Если нужно будет ударить его — не останавливайся… Если повлекут тебя в суд, иди и смело скажи, что он похулил Царя Ангелов, и если следует наказывать хулящих царя земного, то тем более оскорбляющих Бога. Пусть узнают распутники и развратники, что они должны бояться рабов Божиих». А потому борьба с отступниками от веры, хулителями ее, входила в круг обязанностей традиционных правителей. Наказывать преступников не прихоть, а долг правителя. Тем не менее, в начале XVI в.
Иосиф Волоцкий высказал мысль о том, что подданные свободны от подчинения неблагочестивому правителю. Преподобный пишет: «Если же некий царь царствует над людьми, но над ним самим царствуют страсти и грехи: сребролюбие и гнев, лукавство и неправда, гордость и ярость, злее же всего — неверие и хула, - такой царь не Божий слуга, но дьяволов, и не царь, но мучитель. Этому учат нас пророки, апостолы и все мученики, убиенные нечестивыми царями, но не покорившиеся их повелению». Долг любого христианина, тем более служителя Церкви Христовой, отстаивать истину, в том числе и перед неблагочестивым правителем, даже перед угрозой смерти, что и продемонстрирова л Филипп, вне зависимости от того, по чьей вине пострадал. Как мы видели, ничего подобного в случае с Филиппом не произошло. Высшее духовенство безропотно позволило «тирану» оклеветать и лишить сана неугодного первоиерарха.
Не кроется ли в этом очередная из множества загадок правления первого русского самодержца? Можно ли взаимоотношения царя и митрополита вообще определить как конфликт? Дело в том, что «Житие св. Филиппа», на наш взгляд, представляет собой собрание частей, отличающихся по смыслу и идеологической направленности. В тексте отчетливо прослеживаются две мало связанные друг с другом линии. Согласно первой, видимо, более ранней по времени составления, Филипп стал жертвой заговора в среде высшего духовенства и боярства, которым удалось убедить царя в отсутствии лояльности со стороны митрополита к проводимой им политики.
Второй смысловой пласт имеет, по всей вероятности, позднейшее происхождение, когда, по выражению А. Приклонского «страшное время Грозного уже успело окутаться роем измышленных сказаний и цветистые вымыслы уже брали верх верх над позабытой действительность ю». В тексте автор жития несколько раз совершенно четко и недвусмысленно указывает на противников митрополита. Оппонентами Филиппа, «делы же предатели и злобе пособницы», агиограф называет Пимена Новгородского, Пафнутия Суздальского, Филофея Рязанского, а также царского духовника Евстафия, который «непрестанно, яве и втай, наносяше речи на страстотерпца». Нетрудно увидеть среди указанных лиц Суздальского владыку Пафнутия, столь усердствовавшего при сборе клеветы на Филиппа на Соловках. Но можно ли считать, что он и есть главный оппонент Филиппа?
Едва ли это так. Среди названных агиографом архиереев есть более подходящая кандидатура. Второе место в русской церковной иерархии после митрополита Московского занимал архиепископ Новгородский. Нередко бывало, что пустующую митрополичью кафедру, занимал именно Новгородский архиепископ. Такой путь, в частности, проделал митрополит Макарий. Мог его проделать и архиепископ Пимен, после того как митрополит Афанасий добровольно ушел на покой.
Однако новым предстоятелем Русской церкви был избран игумен Соловецкого монастыря, находившегося на территории Новгородской епархии. Таким образом, Филипп, сам того не желая, мог перейти дорогу своему епархиальному архиерею. Данное предположение находит несколько подтверждений в тексте «Жития св. Первый эпизод связан с клеветой на митрополита. По словам агиографа, «анагност» чтец домовой митрополичьей церкви по имени Харлампий обвинил Филиппа в «содомском грехе». Воспользовавшись ложными сведениями, полученными от молодого клирика, Новгородский архиепископ поспешил обвинить митрополита в неблагочестивом поведении.
Филипп, сразу поняв причину и источник клеветы, обратился к Пимену со словами: «И тщишися чюжий престол восхитити, но и своего помале извержен буди». В этих словах митрополит указал на цель клеветнических обвинений, спровоцированных Новгородским владыкой, а также на бесплодность его попыток занять место предстоятеля церкви. Самое интересное, что в речах Филиппа обвинение в желании «чюжий престол восхитити» встречается дважды. Второй раз относится к тому самому противоречивому выступлению, обличающему нового Соловецкого игумена Паисия. На наш взгляд, противоречие решается довольно просто. Наличие в речи Филиппа двух взаимоисключающи х частей может быть объяснено тем, что они адресованы разным людям.
Первая, нейтральная часть, действительно сказана митрополитом в адрес Паисия. Несомненно, Филипп не мог не понимать, что Паисий клевещет на него по чьему-то наущению, проявив слабость и не устояв перед искушением, а быть может, и перед угрозами. Вторая же часть выступления, вероятно, адресована тому, кто заставил Паисия клеветать на Филиппа, то есть главному противнику митрополита. Подтверждением тому могут служить слова митрополита: «Аще и подщался еси вяще сея власти похитити и сея нечестне гонзнеши то есть достигаешь. Здесь звучит упрек в желании нечестным, обманным путем «восхитити и сея нечестне гонзнеши» достигнуть большей, нежели имеется, власти «подщался еси вящее сея власти…». Вряд ли это могло быть сказано в адрес Паисия, который действительно желал большей власти, надеясь стать епископом.
Однако едва ли достижение им владычества, пусть даже путем клеветы на Филиппа, может быть определено с помощью слова «похитити», как раз уместней было сказать «гонзнеши». Паисий не собирался похищать чью-то власть, он лишь хотел достичь ее ценой обмана, оклеветав своего учителя. В то время как Пимен Новгородский для достижения митрополичьего сана действительно должен был устранить с пути конкурента в лице Филиппа. О чем святитель открыто и недвусмысленно сказал в лицо архиепископу. Именно данное обстоятельство и вызвало замешательство иерархов перед царем. Если бы Паисий действовал по приказу царя, то, скорее всего, получил бы епископский сан.
Вместо этого, источники однозначно говорят, что Паисий не только не был возведен в сан епископа, но и лишился игуменства, так как был сослан по приказу царя вместе с другими участниками позорного осуждения Филиппа. Произойти это могло только в том случае, если Грозный, раскрыв замысел заговорщиков, отправил их восвояси. Этот же факт опровергает возможное предположение о том, что царь просто убирал ненужных свидетелей. Обычно свидетелей злодеяний не оставляют в живых, чтобы они никому не могли рассказать о том, что знают. И тем более не рассылают по различным монастырям, центрам грамотности и образованности, чтобы они могли там поведать о причине своего появления. Если верить житию, Грозный узнал о заговоре в среде высшего духовенства, в результате которого был оклеветан и низложен митрополит, и наказал всех его участников.
По словам агигорафа, «последи бо уведе царь, яко лукавством сложишася на блаженнаго Филиппа. Изыскав убо известно, повеле их изгнати по различным странам. Филофея ж[е], епископа рязанского, из сану изверже, внегда же возвратитися от Великаго Новаграда». С «новгородским делом» связано и наказание, постигшее архиепископа Пимена. Однако вряд ли может вызывать сомнение, что царь припомнил владыке и его активное участие в низложении Филиппа. В течение почти целого года Пимен, очевидно, не вызывал у царя никаких подозрений.
Но расследование «изборской измены», вылившейся в «новгородское дело», убедило Грозного в существовании заговора, в котором оказались замешанными Владимир Старицкий и Пимен Новгородский.
Обагренный кровью невинных, оглушаемый воплем их муки? Слова правды жгли его как железо. В руках мелко дрожал посох, — Я был слишком милостив к тебе, митрополит! К тебе — и твоим сообщникам! Затем развернувшись, он буквально побежал к выходу! За царем опрометью бросились опричники и бояре, иностранные гости и простой люд. Собор опустел почти мгновенно.
Этого ужаса и унижения Иоанн Васильевич не забудет до конца своих дней. Участь митрополита Филиппа была решена. Его арестуют и осудят за измену. На его глазах казнят всех родственников, а затем сошлют в дальний монастырь. Но, ни пытками, ни щедрыми посулами, сломать волю митрополита царю не удастся. В 1569 году в тверском Отроч-Успенском монастыре Малюта Скуратов задушит бесстрашного старца. А уже через сто лет митрополита Филиппа Колычева Русская церковь прославит в лике святых мучеников. Царь и христианин Отстранив от себя митрополита Филиппа, государь Иоанн Васильевич начинает закручивать новую спираль террора.
Аресты и казни следуют одна за другой. Первым казнят боярина Иван Челяднина с семьей. Затем следует очередь князей Куракиных, Булгаковых, Ряполовских, и Ростовских. Царь не щадит даже принявших иноческий чин князей Щенятевых и Турунтай-Пронских. Под пытками несчастные оговаривают еще кучу друзей и родственников. Следуют новые аресты. Вслед за господами волокут в пыточные подвалы слуг. Царь пытает сам.
Он словно находит в этом какое-то извращенное удовольствие. А затем вся честная компания бражничает. Наступает весна. Приближается конец Великого поста. Митрополит Филипп, современная картина. Родственники репрессированных, обиженные и обездоленные — все они стекаются к митрополиту. Соловецкий игумен, ставший митрополитом Московским К 1568 году ему исполнился 61 год. Родившийся в знаменитой боярской фамилии, детство он провел в Москве и семейном имении Колычево, вблизи нынешнего городского округа Домодедово.
На берегу неторопливой Пахры он впитал любовь к родной земле и получил разностороннее образование. Юность пролетела при дворе Великого князя. Казалось, его ждала блестящая придворная карьера. Но блеск придворной жизни и звон боевых мечей не радовали молодого человека. Всем своим сердцем он жаждал посвятить жизнь Богу. Тридцати лет от роду Федор — так звали в миру молодого человека — в одежде простолюдина уходит вместе с обозом на далекий Север. Полгода он пасет овец, а еще через год его постригают в монахи под именем Филипп. Восемь лет трудов, молитвы, постов и подвигов поднимают Филиппа до звания игумена знаменитой Соловецкой обители.
Угловая башня Соловецкого монастыря, цветная фотография 1913 года Именно при игумене Филиппе вокруг монастыря поднимаются те циклопические стены, которые мы видим сейчас, строятся храмы и в разы расширяется хозяйственная деятельности Среди лучшего русского духовенства Филипп участвует в Стоглавом соборе, на котором Иоанн Васильевич обращает пристальное внимание на усердного игумена. Не связанный ни с какой боярской партией, Филипп Колычев представляется царю идеальной фигурой на место московского митрополита Царь Иоанн IV был сложным человеком, в душе которого склонность к неудержимому насилию парадоксальным образом уживалась с православной религиозностью. Слово царя много значило в то время. И поэтому на соборе духовенства 1566 года именно Филиппа единодушно избирают кандидатом на первосвятительскую кафедру. Но тут возникает неожиданная проблема. Приехавшего издалека соловецкого игумена ужасают московские казни. Неожиданно для всех он выступает с резким осуждением разделения государства на Земщину и Опричнину, а также политики террора, которую проводит царь. Не ограничиваясь разговорами наедине, Филипп поднимает вопрос ребром прямо на заседании собора.
Ибо всякое разделенное Царство, по глаголу Всевышнего, падет. Пусть будет только единая Россия! Царь пугается. Собор епископов — это сила. Вдруг духовенство единым фронтом выступит против его нововведений? В некотором замешательстве он обещает подумать. А пока он думает, 25 июля 1566 года собором всех русских епископов Филиппа Колычева поставляют на престол митрополита Московского и всея Руси. Биография Происхождение его неизвестно.
Упоминается в 1455 году, как епископ Суздальский. В феврале 1459 года был участником хиротонии Новгородского архиепископа Ионы. В 1461 году участвовал в возведении на Московскую митрополию архиепископа Ростовского Феодосия Бывальцева. В 1464 году был единодушно избран в преемники митрополиту Феодосию, который и рекомендовал его как наследника. Митрополит Филипп принимал участие не только в церковных делах, но и в делах внутренней политики великого князя Московского. В 1470 году он писал в Новгород грамоту, в которой упрашивает жителей города быть верными Москве, имея в виду на этот раз только политическую сторону дела. Но в том же году обстоятельства заставили его отправить в Новгород и другое послание, в котором он увещевал новгородцев не переходить под власть литовского митрополита и яростно обличал их за интерес к литовскому «латинству». Официальная великокняжеская летопись утверждает, что именно митрополит венчал великого князя, но неофициальный свод в составе Летописей Софийской II и Львовской отрицает участие митрополита в этой церемонии: «венча же протопоп коломенскый Осея, занеже здешним протопопом и духовнику своему не повеле…».
Иван ТОЛЧЕВ: Иван Грозный и митрополит Филипп (Колычев) - а был ли конфликт?
| Митрополит Филипп не побоялся сказать правду сильным мира сего | Продолжив истреблять людей зарезанного им боярина, Иван нашел в одной из его усадеб молодого племянника митрополита, Ивана Колычева. |
| Интересные факты о Филиппе Колычёве | Ни о каких разногласиях между царем Иваном IV Грозным и митрополитом Филиппом, в исторических документах нет ни единого упоминания. |
| Глава V Митрополит Филипп и опричнина | 20. Непокорный митрополит Филипп Колычев, осудивший Ивана Грозного, отразился у Сервантеса как важный священник, осудивший Дон Кихота и Герцога (то есть Ивана Грозного). |
| Путин усомнился в версии убийства митрополита Филиппа Малютой Скуратовым в 1569 году - ТАСС | Почему при Иване Грозном людей не просто казнили, а убивали самыми жестокими и изощренными способами? |
22 января — память святителя Филиппа (Колычева).
В краткой биографии Филиппа Колычева важно упомянуть о его непростых отношениях с царём Иваном IV. Колычевы Рудак и Иван Умной окольничие Ивана Грозного. Сторонники канонизации Ивана Грозного пытаются доказать необоснованность этой теории.
Филипп Колычёв
О святителе Филиппе (Колычеве) рассказывает доктор исторических наук и постоянный автор журнала Дмитрий Володихин. Митрополит Колычев Филипп Иван 4. Иван Грозный и митрополит. Митрополит Филипп отказывается благословить Ивана Грозного. Митрополи́т Фили́пп II — епископ Русской церкви, митрополит Московский и всея Руси с 1566 по 1568 год, известный обличением злодейств опричников царя Ивана Грозного. Иван Грозный вместе с опричниками пришел на богослужение в черных ризах и высоких монашеских шапках, а после литургии подошел к Филиппу за благословением.