Шелестит под ногами листва опавшая с деревьев. Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий едва различимый лай собаки. 10 000 символов, Пользователям, прошедшим регистрацию - 15 000 символов, Людям, оформившим PRO версию - 100 000 символов. Также в эту опцию включены отключение рекламных показов и выделенная очередь. В тишине леса шелестели только кроны деревьев, и не было слышно ни одной птицы.
В начале апреля уже шумели скворцы и летали в саду желтые бабочки
Шепталась, шелестела листва деревьев, встревоженная волной нагретого воздуха. Веселые, живые языки пламени играли, обнимаясь, желтые и красные, вздымались кверху, сея искры, летел горящий лист, а звезды в небе улыбались искрам, маня к себе.
Красиыфк кроны деревьев. Красивый ствол дерева. Зеленый ствол дерева. Лес Конюшенный овраг. Сиверский овраг.
Лесистая Лощина. Овраг в лесу. Деревья в степи. Одиноко стоящее дерево. Береза снизу вверх. Березы вид снизу вверх.
Поляна с деревьями. Деревья на горизонте. Застенчивость крона. Стеснительность кроны. Рассвет души. Чудеса приходят на рассвете.
Рассвет в душе. Утренний рассвет птицы. Лес вид с ветки. Вид с дерева на землю. Лес снизу обои. Солнце сквозь кроны деревьев.
Лес и небо. Дерево в поле. Поле и в середине дерево. Поле деревья Горизонт. Дубово Сосновый лес. Сосново дубовый лес.
Дубовая роща, Сосновый лес. Канзас-Сити сосны дубовый деревья пейзаж. Широколиственный лес кроны деревьев. Зелень деревья. Лес поздней осенью. Поздняя осень в лесу.
Дождь в осеннем лесу. Осень дождливая лес. Красивое дерево. Небо солнце дерево. Дерево на закате. Лес Черемшана осени.
Черемшан осенью. Черемшан осень. Леса Черемшана. Лес секвой. Сосновый лес вид снизу вверх. Дерево с разных ракурсов.
Лес вид снизу вверх. Сосны снизу вверх. Силуэт дерева. Одинокое дерево и человек. Небо сквозь сосны. Вид на небо сквозь деревья.
Вид на небо из леса.
Теперь уже нет опасности заблудиться в тумане. Поднимается горячее солнце. Оно бросает свои лучи на весеннюю землю. Никогда не бывает утро так прекрасно, как ранней весной. Легко дышишь, любуешься природой. В 1925 году на Южном берегу Крыма был организован первый в стране лагерь отдыха для детей, для пионеров. В Артеке шесть месяцев стоит тёплая, солнечная погода, рядом море, горы. Здесь дети могли отдохнуть, набраться сил.
На небольшой площадке у самого берега моря установили семь полотняных палаток. Питьевой водой лагерь снабжался из двух колодцев. Палатки в ночное время освещались керосиновыми лампами. В старинном доме устроили библиотеку, которая насчитывала всего двести книг. В Артеке ребята занимались спортом, загорали, участвовали в политической и культурной жизни. Так начинал свою жизнь ныне всемирно известный лагерь, куда съезжались дети со всех концов страны. Август закончился, и первые шумные дни сменились тихими и ритмичными. За прохладным утром приходит еще по-летнему теплый день, но зной уже не тот, и шуршащих листьев на земле всё больше. Во всем чувствуется осень.
Осенние цветники праздничны, сочны и пышны. Скоро буйство красок красавицы-осени поблекнет и утихомирится, придет непривычная зимняя тишина. В лесу много багрянца и желтизны. Кроны деревьев покачиваются и еле слышно шелестят, открывая желтое небо. Листва еще густая, и огонь ярких рябиновых гроздьев делает убранство садов еще более нарядным. Ярко пылают ягоды шиповника в уже поредевшей листве кустарников. Лишь изредка хрустнет ветка или вскрикнет птица, испуганная присутствием человека. Невдалеке полуразрушенный мост, под ним, огибая мелководье, спешит речка. Она то бурлива, то спокойна, ее дно неровно, забито корягами и камнями.
Стал ногами в муравейник и потревожил его. Они не терпят вторжения в свое царство. Осень у них — важная пора, надо сделать еще много дел. И пришелец им ни к чему! Оживление муравейника — единственное, что придает этому парку динамику. Всё остальное тихо и спокойно, царственно величаво — оно готовится к новому периоду жизни. В отсветах вечерней зари виднеется зубчатый частокол елей. Сгущаются сумерки, и все исчезает во мраке ночи. Но вот выглядывает месяц и мягким светом загоняет потемки в лесную чащу, серебряным сиянием заливает небольшую поляну.
Ничто не нарушает тишины. Вдруг хрустнул снег под чьими-то тяжелыми ногами. Это вышагивает дымчато-серый лось. Преспокойно пробирается к осинке и белогубой пастью хватает пахучую хвою, отфыркивается. Прискакал беляк, пристроился под невысокой, но ветвистой елкой. Осинка помешала лосю, он махнул головой, и с треском обломилась ветка. Зайчик оживился, грациозно приподнялся на задних лапках. Аппетитная веточка притягивает его. Зайцы всегда подбирают за лосями побеги осин.
Лось стоит среди блестящих от лунного света снегов, жует хвою, а рядом зайчонок грызет лосиный подарок. Горечь осинки косому слаще сахара. Зуеву 1 Произведите фонетический анализ слов: елей; осинке. Утром в низинах расстилался туман. Но вот из-за горизонта появляется солнце, и его лучи съедают серую пелену тумана. Солнце поднимается выше и разбрасывает свои лучи по необъятным полям жёлтой пшеницы, верхушкам далёкого леса. На расстоянии километра от леса замечаешь блестящую на солнце поверхность озера. В него впадает извилистая речонка. Мы направляемся в лес.
На берегу растут заросли малины. Забираешься в неё и с наслаждением наедаешься пахучих ягод. Другой берег реки покрыт камышом. Лёгкий ветерок слегка колышет его. Со стебля на стебель перелетают стрекозы. На лилии устроилась бабочка. В медленном течении реки шевелятся водоросли. Ложишься на спину, смотришь в небо. В бескрайней вышине его заливаются жаворонки.
Слушаешь их песню и замираешь от восторга. Как хорошо на природе! Грамматическое задание: 1 Выпишите три слова с чередующейся гласной в корне.
В таком возрасте все, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же. Вдобавок ко всему, я был влюблен. И любовь эта привела меня в очень непростое место.
Поэтому я не мог позволить себе отвлекаться на какой-то пейзаж. Однако сейчас в моей памяти первым всплывает именно это: запах травы, прохладный ветер, линия холмов, лай собаки. И вспоминается прежде всего остального — отчетливее некуда. Настолько, что кажется: протяни руку — и до всего можно дотронуться. Однако в пейзаже этом не видно людей. Никого нет: ни Наоко, ни меня.
Куда мы могли исчезнуть?. И почему такое происходит? Все, что мне тогда представлялось важным: и она, и я, и мой мир — все куда-то подевалось. Да, сейчас я уже не могу сразу вспомнить лицо Наоко. У меня остался лишь бездушный пейзаж...
ЛУЧШАЯ ВЕРСИЯ ЕГЭ 2023 ЦЫБУЛЬКО РУССКИЙ
5. Вдалеке шелестели кроны деревьев, и слышался тихий, едва различимый лай собаки. Главная» Новости» Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий. Главная» Новости» Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий.
Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий - фото сборник
Гроза пришла быстро и неожиданно. Но также неожиданно и быстро она ушла. За мгновение утих ветер, его последние ослабевающие порывы уносили вдаль чёрные тучи, раскаты грома становились всё глуше. И вот уже снова засияло на небе яркое летнее солнце, торопившееся высушить всё вокруг. Вариант ответа 2: Текст по рисунку. Весеннее половодье На рисунке изображен разлив реки ранней весной. Деревья уже покрылись почками, они ждут тепла.
Небо ярко-голубое, чистое и свежее. Высоко летают птицы. Снег уже растаял, поэтому река вышла из берегов. Она затопила долину. Зайчик притаился на пригорке, спасаясь от нахлунывшей воды. Лисе повезло еще меньше: она смогла забраться только на бревно.
Я не собирался им ничего объяснять, и даже не видел в этом необходимости, а потому оставлял все как есть. Когда я возвращался вечером в общагу, кто-нибудь непременно интересовался, какая была поза, как у нее там внутри, какого цвета трусики. Мне оставалось лишь что-нибудь выдумывать в ответ на эти пошлости. Незаметно мне исполнилось девятнадцать. Всходило и заходило солнце, спускался и поднимался флаг, а я по воскресеньям встречался с подругой покойного друга. Я не осознавал, ни что сейчас делаю, ни как быть дальше. На лекциях я слушал про Клоделя, Расина и Эйзенштейна, но мне они ничего не дали. Товарищей среди однокашников я себе не завел, с соседями по общаге только здоровался.
Я постоянно читал книги, и общежитские считали, что я собираюсь стать писателем. А я не собирался становиться писателем. Я вообще не собирался становиться никем. Несколько раз я порывался рассказать о своих мыслях Наоко. Мне казалось, она должна правильно понять мое настроение. Но подобрать слова, чтобы выразить свои чувства, не мог. В субботу вечером я садился на стул в коридоре возле телефона и ждал звонка от Наоко. По субботам все уходили в город, и в коридоре становилось тише обычного.
Разглядывая витавшие в безмолвном пространстве частички света, я пытался разобраться в себе. Что мне нужно? И что нужно людям от меня? Я не мог подыскать достойный ответ. Иногда я протягивал к витающим частичкам света руку, но пальцы ничего не касались. Мне нравилось читать, но читал не запоем, а с удовольствием по несколько раз перечитывал любимые. Ни в классе, ни в общаге никто больше не любил этих писателей. Интересы у нас не совпадали, поэтому я молча продолжал глотать книги в одиночестве.
Перечитав в очередной раз, я закрывал глаза и вдыхал книжный запах. Нюхая корешок, прикасаясь руками к страницам, я чувствовал себя счастливым. В восемнадцать самым любимым произведением у меня был роман Джона Апдайка «Кентавр». Однако затем он приелся, и пальма первенства перешла к «Великому Гэтсби» Фитцджеральда. С тех пор этот роман был для меня лучшим. Я завел обычай: в хорошем настроении доставать с полки эту книгу, открывать и перечитывать с первой попавшейся страницы. И ни разу я не остался разочарованным, поскольку в книге не было ни одной посредственной страницы. Мне хотелось поведать об этом всем, но вокруг не было никого, кто прочитал бы его или хотя бы считал, что стоит прочесть.
В 1968 году чтение Фитцджеральда не возбранялось, но при этом однозначно не рекомендовалось. В то время в моем окружении имелся только один человек, который читал Фитцджеральда. Благодаря этому мы и подружились. Звали его Нагасава. Он учился на два курса старше меня на юрфаке Токийского университета. Мы жили в одном общежитии и знали друг друга в лицо. Когда однажды я, греясь на солнышке в столовой, читал «Великого Гэтсби», он присел рядом и спросил, что за книга. Я ответил.
И чем больше читаю, тем больше интересных мест. Так мы подружились. Было это в октябре. Чем лучше мы узнавали друг друга, тем больше Нагасава казался мне странным малым. За свою жизнь мне приходилось знакомиться, общаться и расставаться с большим количеством странных людей, но такого странного я видел впервые. Он читал столько, что мне за ним было не угнаться, но брал в руки только книги писателей, после смерти которых прошло больше тридцати лет. И при этом говорил, что верит только таким книгам. Просто не хочу тратить ни минуты на книги, не прошедшие проверку временем.
Жизнь коротка. Будешь читать то же, что остальные, — начнешь думать, как все. А они — сплошь деревенщина, мещане. Приличный человек такой стыдобы не потерпит. Знаешь, Ватанабэ, в этом общежитии только два приличных человека: ты и я. Все остальные — шваль. У них на лбу написано. Один взгляд — и сразу все понятно.
К тому же, мы оба читаем «Великого Гэтсби». Я посчитал в уме. Из-за двух-то лет... Такому классному писателю можно и простить. В общежитии никто не знал, что он — тайный почитатель классики. А если б и узнали, вряд ли обратили внимание. Его, в первую очередь, считали очень умным человеком. Еще бы: без проблем поступил в Токийский университет, получал хорошие оценки, сдал экзамен в МИД и собирался стать дипломатом.
Его отец имел в Нагоя крупную клинику, старший брат окончил медицинский факультет Токийского университета, чтобы продолжить дело отца. С виду — идеальная семья. Он всегда получал достаточно денег на карманные расходы, к тому же — выглядел прилично. Поэтому все обращали на него внимание, и даже в общежитии никто не смел ему перечить. Когда он кого-нибудь о чем-либо просил, человек выполнял просьбу безропотно. Иначе и быть не могло. Был у него некий природный магнетизм, врожденная способность притягивать к себе людей. Он, как бы возвышаясь над остальными, моментально оценивал ситуацию, искусно и убедительно давал окружающим директиву, увлекая их за собой.
Все с первого взгляда видели над его головой похожую на ангельский нимб ауру этой силы и с почтением понимали, что он — человек не простой. Поэтому все жутко удивились, узнав, что такой ничем не приметный парень, как я, был выбран в персональные друзья Нагасавы. Меня зауважали даже те, кого я вообще не знал. Причина такого, несмотря на всю простоту, была им непонятна. Я приглянулся Нагасаве потому, что нисколько перед ним не трепетал и не восхищался им. Я питал к нему интерес, как к личности местами весьма интересной, местами сложной. И мне были совершенно безразличны его успехи в учебе, аура или внешность. Пожалуй, мало кто к нему так относился.
В Нагасаве сочетались несколько диаметрально противоположных особенностей характера. Он был личностью настолько выдающейся, что я сам иногда диву давался, — и при этом оставался человеком по натуре недобрьм. Хвастался утонченной душой, а при этом грешил неисправимым мещанством. Он управлял людьми и с оптимизмом двигался вперед, но его сердце одиноко билось в конвульсиях на дне мрачного болота. Я сразу разглядел в нем это противоречие и не мог понять, почему остальные не видят его с этой стороны. Этот человек по-своему стоял одной ногой в аду. В целом же, можно сказать, мы дружили. Главной его добродетелью была откровенность.
Он никогда не лгал и честно признавал собственные ошибки и недостатки. Не пытался скрывать невыгодные для себя моменты. Всегда был вежлив со мной и во всем помогал. Если б не он, моя жизнь в общежитии была бы куда хлопотней и неуютней. Несмотря на это, я ни разу не доверился ему. И в этом смысле, моя дружба с Нагасавой была совершенно иной, нежели с Кидзуки. С тех пор, как Нагасава, изрядно выпив, жестоко обошелся с одной девчонкой, я решил, что не доверюсь этому человеку, что бы ни случилось. О Нагасаве в общежитии ходило несколько легенд.
Первая — что он съел целых три слизняка, другая — что у него огромных размеров пенис, и он переспал с доброй сотней девчонок. История со слизняками была правдой. Как-то я поинтересовался, и он ответил, что так оно и было: — Да. Съел три крупных слизняка. Было это в сентябре. Я пошел к старшекурсникам разбираться, а они все из «правых», у всех деревянные мечи. В такой обстановке не до переговоров. Вот я и подумал: сделаю все, лишь бы замять дело самому.
Так и сказал им: «Давайте договоримся». А они: «Слабо проглотить слизняка»? И проглотил. Они откуда-то достали три жирных... Это может понять только тот, кто глотал слизняков... Противно, когда они, проскользнув в горло, стукаются о дно желудка. Склизкие, изо рта вонь. Как вспомню, так вздрогну.
Изо всех сил сдерживался, чтобы там же не вырвало. Суди сам: выблюй я их перед этими уродами, пришлось бы глотать заново. В конце концов, проглотил все три. Даже старшекурсники. Еще бы: кто еще может слизняков глотать? Проверить размер пениса оказалось проще простого — стоило лишь сходить вместе в баню. Действительно, впечатляющий. Байка о ста девчонках оказалась преувеличением.
Я ему: — А я — только с одной. Он: — Слушай, ничего сложного. В следующий раз пойдем со мной. Не бойся, получится. Тогда я ему не поверил, но на деле все действительно оказалось очень просто. Настолько, что я чуть не разочаровался. Мы с ним заходили в какой-нибудь как правило, знакомый бар на Сибуя или Синдзюку, подсаживались к двум симпатичным подружкам благо мир полон женских парочек , болтали, выпивали, потом шли в гостиницу и занимались сексом. Признаться, Нагасава был классным рассказчиком.
Хотя разговоры у нас были, по сути, ни о чем. Когда он говорил, девчонки приходили в восторг, заслушивались, снова и снова отхлебывая из бокала, быстро пьянели и укладывались к нему в постель. Вдобавок ко всему, он был симпатичен, вежлив и внимателен: как только девчонок оказывались в его компании, у них поднималось настроение. Странно, однако, другое. С ним и я сам начинал казаться человеком пленительным. Стоило мне что-нибудь рассказать, и девчонки заслушивались точно так же и так же смеялись, будто говорил не я, а он. Всему причиной была его обаятельность. И каждый раз я ловил себя на мысли, какой у него полезный талант, по сравнению с которым красноречие Кидзуки начинало выглядеть детским лепетом.
Совсем иной масштаб. Но даже под воздействием чар Нагасавы я нередко вспоминал Кидзуки и как бы в очередной раз убеждался, каким он был честным человеком. Он берег свой скромный талант ради нас с Наоко, а Нагасава разбрасывался им играючи. Он не собирался всерьез спать со всеми этими девчонками. Для него это была только игра. Мне и самому не очень нравилось спать с незнакомыми. Согласен, то был легкий способ укротить собственное влечение. Мне было приятно с ними обниматься, прикасаться к ним.
Противно было одно — утренние расставания. Просыпаешься, а рядом храпит очередная незнакомка, по всей комнате — запах перегара, кровать, лампа, шторы приторных, характерных для лав-отеля Ветренная расцветок, а голова раскалывается с бодуна. Вскоре просыпается она и принимается искать на ощупь нижнее белье. Затем, натягивая колготки, спрашивает: «Ты вчера не забыл надеть эту штуку? У меня сейчас как раз залетные дни». Ворча, разглядывая себя в зеркале: мол, болит голова и макияж не получается, — красит губы и накладывает ресницы. Все это было не по мне. Признаться, я бы вообще не оставался в гостинице до утра.
Но убалтывать девчонку, помня о закрывающихся в полночь воротах Роберт Итиль , никуда не годилось и даже чисто физически это было невозможно , поэтому я всегда брал разрешение на ночлег вне общежития. Таким образом, ничего не оставалось, как дожидаться утра и возвращаться в общагу, проклиная себя и собственные иллюзии. Ослепительно светит в глаза солнце, во рту все ссохлось, на плечах, кажется, чужая голова. Переспав таким образом три или четыре раза, я поинтересовался у Нагасавы: — Тебя как, не опустошает? Вот так — семьдесят раз подряд? И это радует. В бесконечных походах по женщинам ничего хорошего нет. Только устаешь и начинаешь себя ненавидеть.
И я не исключение. Помнишь, как Достоевский писал об азартных играх. Вот и у меня примерно то же самое. Очень трудно пережить и пройти мимо окружающих тебя возможностей. Они тусуются, выпивают и требуют «нечто». А я это «нечто» могу им дать. Все очень просто. Как не представляет труда открыть кран с водой, чтобы попить.
Раз — и ты уже ее повалил. А ей только того и надо. Это и есть возможность. Разве устоишь, когда они вертятся вокруг? Плюс ко всему, у тебя к этому есть способности и место, где ты можешь их применить. Неужели пройдешь мимо? Даже представить себе не могу, — отшучивался я. Причиной тому, что он, мальчик из обеспеченной семьи, жил в общежитии, и было увлечение слабым полом.
Отец, беспокоясь, что от жизни взаперти сын, в конце концов, начнет бегать по девкам, настаивал на общежитии. Нагасаве было все равно — он и так особо не обращал внимания на правила. Когда возникало желание, брал разрешение на ночевку в городе и выдвигался на охоту за очередной пассией или шел в гости к какой-нибудь подруге. Разрешение ночевать за пределами общежития было делом хлопотным, однако у него имелся как бы «свободный допуск». Стоило лишь обмолвиться. То же самое распространялось на меня. У Нагасавы с самого поступления была и настоящая подруга. Они с Хацуми — так ее звали — были ровесниками.
Я с ней познакомился. Очень приятная девушка. Не такая красавица, чтобы на нее все заглядывались, можно даже сказать, внешности совершенно обычной, и сначала я даже подумал: что нашел в ней такой человек, как Нагасава? Но стоило заговорить с ней, и никто не мог оставаться равнодушным. Было в ней нечто. Спокойная, смышленая, с чувством юмора, доброжелательная, всегда изысканно одета. Она мне нравилась настолько, что, глядя на нее, я думал: была б у меня такая подруга, наверняка не спал бы с кем попало. Я, видимо, тоже произвел на нее впечатление, и она довольно настойчиво предлагала познакомить меня с кем-нибудь из младшекурсниц, чтобы устроить парное свидание.
Но я не хотел повторять ошибок прошлого и под каким-то предлогом отказался. Хацуми училась в женском институте, известном скоплением дочерей мультимиллионеров. Не думаю, что я смог бы общаться с ними на равных. Она догадывалась о регулярных похождениях Нагасавы, но ни разу за это его не упрекнула. Всем сердцем любила Нагасаву и ничего от него не требовала. И я с ним был полностью согласен. С наступлением зимы я нашел себе небольшую подработку в музыкальном магазине на Синдзюку. Платили немного, но работа была интересной, и меня устраивало, что достаточно приходить туда три раза в неделю по вечерам.
К тому же я мог недорого покупать пластинки. Сам упаковал и перевязал его красной тесьмой. А Наоко связала мне шерстяные перчатки. Несколько жали пальцы, но главное — в них было тепло. Вот, смотри — помещаются. Она той зимой не поехала на зимние каникулы в Кобэ. Я тоже работал до самого конца года и как-то сам по себе остался в Токио. Вернись я домой, делать там было бы нечего: видеться я ни с кем не собирался.
На каникулах общежитская столовая не работала, и я ходил есть к Наоко. Мы жарили рисовые лепешки, варили незамысловатые супы. В январе и феврале 1969 года много всего произошло. В конце января Штурмовик свалился с температурой под сорок. Из-за чего мне пришлось на время забыть о свиданиях с Наоко. Я с трудом достал нам с ней два пригласительных билета на концерт. Ей очень хотелось послушать свою любимую Четвертую симфонию Брамса. Однако Штурмовик метался в постели так, что казалось: он вот-вот коньки отбросит.
Естественно, я не мог оставить его в таком положении и пойти на концерт. Найти сиделку не удалось, поэтому другого пути не было — только самому покупать лед, делать холодный компресс, вытирать влажным полотенцем пот, каждый час мерить температуру и даже переодевать его. Температура не спадала целые сутки. Однако уже на второе утро он подскочил и как ни в чем не бывало начал делать утреннюю гимнастику. Сунули градусник — тридцать шесть и два. У меня за всю жизнь ни разу не было температуры, — сказал Штурмовик, будто в этом был виноват я. Я хотел было вышвырнуть его радио в окно, но у меня опять заболела голова, и я улегся в постель и уснул. В феврале несколько раз шел снег.
В конце февраля я из-за какого-то пустяка ударил старшекурсника, жившего на одном этаже со мной. Тот въехал головой в бетонную стену. К счастью, рана оказалась пустяковой, и Нагасава проворно замял дело. Однако меня вызвали в кабинет коменданта и сделали предупреждение, что подпортило мою дальнейшую жизнь в общежитии. Так закончился учебный год, пришла весна. Я завалил несколько зачетов. По остальным предметам получил свои обычные оценки «С» или «D», было даже несколько «В» Al. Наоко сдала все зачеты сразу и перешла на второй курс.
В середине апреля Наоко исполнилось двадцать. У меня день рождения — в ноябре, поэтому выходило, что она старше меня на семь месяцев. Двадцатилетие Наоко вызвало у меня странное чувство. Казалось, что нам обоим было бы справедливей перемещаться между восемнадцатью и девятнадцатью: после восемнадцати исполняется девятнадцать, через год — опять восемнадцать... Это еще можно было представить. Но ей уже двадцать. Столько же станет осенью и мне. Только мертвец навсегда остался семнадцатилетним.
В день рождения Наоко шел дождь. После занятий я купил поблизости торт и поехал к ней домой. Нужно отпраздновать, — предложил я: на ее месте я надеялся бы на то же самое. Проводить двадцатый день рождения в одиночестве казалось мне очень грустным занятием. Электричка была набита битком, к тому же, сильно качало. Когда я добрался до дома Наоко, торт напоминал своей формой развалины римского Колизея. Я достал и воткнул в него двадцать маленьких свечей. Поджег их от спички, закрыл шторы, потушил свет.
Как настоящий день рождения. Наоко открыла вино. Мы выпили, разрезали торт.
Мы впервые шли одни и разговаривали так долго. Просто, подумала: что это такое — совместная жизнь?
И это, в общем... А вместо этого вздохнула и посмотрела наверх. Хватит об этом. И разговор прервался. Она зашагала дальше, а я плелся сзади.
Мы встретились почти год спустя. За это время Наоко до неузнаваемости похудела. Впали щеки, шея стала тоньше. Однако не похоже, чтобы девушка болела. Она похудела как-то очень естественно и тихо.
Будто бы тело, прячась в узком продолговатом чехле, просто приняло его стройную форму. И Наоко стала даже красивее, чем я до сих пор считал. Я хотел сказать ей об этом, но не смог найти таких слов и промолчал. Мы совершенно случайно встретились в вагоне Центральной линии. Она села в электричку, собираясь в кино.
Я ехал в книжные магазины на Канда. В общем, и то, и другое дело нельзя было назвать важными. И когда она предложила выйти, мы вышли. Случайной станцией оказалась Йоцуя. Наедине у нас не нашлось темы для разговора.
Я так и не смог понять, зачем Наоко предложила мне выйти из электрички. Ведь нам с самого начала, в принципе, не о чем было говорить. Мы вышли на улицу, и Наоко, не объясняя, куда собралась, сразу же зашагала вперед. Мне ничего не оставалось, как идти за ней примерно в метре. При желании расстояние, конечно, можно было сократить, но я почему-то не решался.
Я шел за Наоко, разглядывая ее черные волосы, скрепленные большой коричневой заколкой. Когда она смотрела по сторонам, выглядывали маленькие уши. Иногда она оборачивалась что-нибудь спросить. На некоторые вопросы я отвечал, но были и такие, на которые я не знал что сказать. Случалось, я просто не мог ее расслышать.
Но ей, казалось, было все равно. Она едва успевала договорить, сразу отворачивалась и продолжала идти вперед. Смирившись, я подумал: «Ладно, все равно хорошая погода». Но для обычной пешей прогулки шла Наоко как-то слишком серьезно. Она свернула направо, на Итабаси, прошла вдоль рва, затем через перекресток Кампомачи, взобралась на холм Очяно-мидзу и прошла Хонго.
Дальше она шагала вдоль линии электрички до Комагомэ. Такой себе пеший марафон... Когда мы дошли до Комагомэ, солнце уже село, и настал мягкий весенний вечер. Мы зашли перекусить в ресторанчик соба профиль удален рядом со станцией. В горле пересохло, и я заказал пиво.
Пока мы ели, никто не произнес ни слова. Я смертельно устал, Наоко же, положив руки на стол, опять о чем-то задумалась. В новостях по телевизору сообщали, в каких экскурсионных местах в этот воскресный день был наплыв посетителей. Десять-пятнадцать километров. К тому же, отец любил альпинизм, и я с малолетства по воскресеньям лазала в горы.
У нас они прямо за домом начинаются. Так и привыкла постепенно. Ты, наверное, считаешь меня хрупким созданием? Нельзя судить о человеке по внешности. Это из-за меня, да?
Мы раньше никогда не разговаривали наедине. Наоко вращала по столу пепельницу, не замечая ее. Я понимаю, что у меня нет никаких причин так говорить... Она покраснела. Видимо, с удивлением я перестарался.
Она сначала закатала оба рукава олимпийки выше локтей, потом снова разгладила их. В электрическом свете пушок у нее на лице стал красивым, желто-золотистым. Наоко облокотилась на стол и принялась рассматривать настенный календарь. Будто надеялась найти в нем подходящее объяснение. Но, естественно, ничего не нашла.
Потом вздохнула, закрыла глаза и потрогала заколку. Только сам не знаю, как это сказать. Причем, давно. Соберусь что-нибудь сказать, а в голове какие-то неуместные слова всплывают. Или совершенно наоборот.
Собираюсь поправить себя, начинаю еще больше волноваться и говорю что-то лишнее. Оп — и уже не помню, чего хотела в самом начале. Такое ощущение, что мое тело разделено на две половины, которые играют между собой в догонялки. А в центре стоит очень толстый столб, и они вокруг него бегают. И все правильные слова — в руках еще одной меня, но здешняя «я» ни за что не могу догнать себя ту.
Наоко посмотрела мне в глаза. Наоко мои слова, похоже, несколько разочаровали. Да и пешком ходить — полезно для здоровья. Мы сели на кольцевую линию Яманотэ. На Синдзюку Наоко пересела на Центральную.
Она снимала маленькую квартиру в Кокубундзи. Даже непонятно, что именно. Мы тогда встречались нередко, но я, признаться, не помню, чтобы мы разговаривали. Буду ждать... Впервые я встретился с ней, когда перешел во второй класс старшей школы.
Наоко тоже училась во втором классе женской гимназии — миссионерского лицея «для благородных девиц». Настолько благородных, что прилежным ученицам тыкали в спину пальцем и говорили «Вон мамзель какая пошла! В общем, даже не приятель, а прямо скажем — мой единственный друг. И у него была подруга — Наоко. Они с пеленок росли вместе и жили по соседству, менее чем в двухстах метрах друг от друга.
Как это часто бывает с подобными парами, отношения у них были очень открытыми — даже не возникало стремления уединиться. Они часто ходили друг к другу в гости, ужинали семьями, играли в маджан. Несколько раз устраивали для меня парные свидания. Наоко приводила с собой какую-нибудь одноклассницу, и мы вчетвером ходили в зоопарк, в бассейн или в кино. Признаться, одноклассницы Наоко при всей своей симпатичности были слишком хорошо воспитаны для общения со мной.
Мне больше подходили девчонки из нашей муниципальной старшей школы, с которыми я мог беззаботно болтать, не обращая внимания на их угловатость. О чем думали хорошенькие девицы из круга Наоко, я совершенно не понимал. Как и они вряд ли могли понять меня. Поэтому Кидзуки, в конце концов, отказался от парных свиданий, и мы стали просто ходить куда-нибудь втроем: Кидзуки, Наоко и я. Странное дело — так было приятнее всего, и получалось вполне сносно.
Появлялся кто-нибудь четвертый — и атмосфера накалялась. А так, пока мы были втроем, я чувствовал себя гостем, Кидзуки — компетентным ведущим, а Наоко — его ассистенткой в телевизионной программе «Беседы со знаменитостью». В центре нашей компании всегда находился Кидзуки. Это он умел: была в нем, сказать по правде, немалая доля сарказма, и потому окружающие считали его высокомерным. На самом же деле, он был добр и справедлив.
Когда мы оставались втроем, он одинаково внимательно разговаривал и шутил и с Наоко, и со мной и вообще старался, чтобы мы оба не скучали. Как только Кидзуки замечал, что кто-нибудь долго молчит, он обращался к нему и вытягивал собеседника на разговор. Глядя на него, я думал: как, должно быть, это трудно. Но на самом деле, пожалуй, все было намного проще. Кидзуки умел мгновенно оценивать тональность беседы и действовал по ситуации.
Вдобавок, у него имелся редкостный талант извлекать из посредственного в целом собеседника что-нибудь интересное. Потому мне и казалось, что я — очень интересный человек и веду не менее интересный образ жизни. Но общительным человеком назвать его было нельзя. И в школе он ни с кем не дружил — если не считать меня. Я же никак не мог понять, почему этот дерзкий и талантливый человек не направляет свои способности в более широкий мир, а довольствуется нашим тесным кругом.
Как и причину того, почему он выбрал себе в приятели именно меня. Да, я любил в одиночестве почитать или послушать музыку, но считал себя человеком обычным и неприметным. Ну не было во мне ничего выдающегося. Несмотря на это, мы сразу же сошлись характерами и подружились. Его отец был зубным врачом и славился высоким мастерством и не менее высокими расценками.
Не против сходить куда-нибудь вчетвером? Моя подруга из женского лицея приведет симпатичную девчонку, — предложил Кидзуки, едва мы успели познакомиться. Я согласился. Так я и встретился с Наоко. Хотя виделись мы часто и проводили втроем немало времени, когда Кидзуки однажды пришлось отлучиться, и мы с Наоко остались наедине, разговор никак не складывался.
Мы просто не знали, о чем говорить: на самом деле, у нас не было ни одной общей темы. Что уж тут? Мы молча пили воду и двигали стоявшие на столе предметы. В общем, ждали, когда вернется Кидзуки. А с его появлением беседа возобновилась.
Наоко была не из самых разговорчивых, да и мне больше нравилось слушать, чем говорить самому. Поэтому оставаясь с нею наедине, я чувствовал себя неуютно. Вовсе не значит, что мы не подходили друг другу. Просто нам не о чем было говорить. Через две недели после похорон Кидзуки один раз мы с Наоко встретились.
Оставалось небольшое дело, и мы договорились о свидании в кафе. А когда все обсудили, больше и разговаривать оказалось не о чем. Я попытался разговорить ее, но беседа постоянно обрывалась на полуслове. Плюс ко всему, отвечала она резковато. Будто бы сердилась на меня, но почему — я не знал Мы расстались, и до случайной встречи год спустя в электричке не виделись ни разу.
Может, Наоко сердилась, что не она, а я был последним, кто разговаривал с Кидзуки? Может, это звучит неэтично, но я, кажется, понимал ее настроение. И будь это возможно, хотел бы, чтобы на моем месте оказалась она. Однако что случилось, то случилось. И что бы мы себе ни думали, уже ничего не изменить.
В тот погожий майский день мы пообедали, и Кидзуки предложил вместо оставшихся занятий покатать шары. Я тоже не испытывал к остававшимся урокам особой симпатии, и мы, выйдя из школы, спустились с пригорка до порта, зашли в бильярдную и сыграли четыре партии. Когда я легко выиграл первую, Кидзуки сразу стал играть всерьез и в оставшихся трех отыгрался. По уговору я заплатил за игру. За все время он ни разу не пошутил — а для него это большая редкость.
Закончив игру, мы сели перекурить. Той же ночью он умер в гараже собственного дома. Протянул от выхлопной трубы «N-360» Сама Ночь резиновый шланг, залепил окна в салоне липкой лентой и запустил двигатель. Долго ли он умирал, я не знаю. Родители уезжали навестить кого-то в больнице, а когда вернулись и открыли двери гаража, Кидзуки уже был мертв.
И только радио играло в машине, да дворники прижали к стеклу чек с автозаправки. Ни предсмертной записки, ни очевидных причин. Поскольку я был последним, кто встречался и разговаривал с ним, меня вызвали в полицию на допрос. Видимо, ни я, ни Кидзуки на следователя положительного впечатления не произвели. В его глазах читалось: «Что может быть странного в самоубийстве человека, который вместо занятий катает шары?
Некоторое время на парте Кидзуки стояли белые цветы. Оставшиеся десять месяцев до окончания школы я не мог найти себе места в окружающем мире. Сблизился с одной девчонкой, но не выдержал и полугода. Она так и не вызвала у меня никаких чувств. Я выбрал частный токийский институт, куда наверняка можно было поступить без особой подготовки.
И совершенно спокойно стал студентом. Девчонка просила не уезжать в Токио, но мне хотелось непременно покинуть Кобэ. И начать новую жизнь в городе, где меня никто не знает. Просто мне хотелось уехать подальше от своего города, но она этого не понимала. И мы расстались.
В кресле «синкансэна» в Токио я вспоминал все хорошее, что было в ней, и раскаивался от того, какую подлость совершил. Но было уже поздно. Лучше забыть о ней. Когда я поселился в токийском общежитии и начал новую жизнь, мне требовалось лишь одно: не брать в голову разные вещи и как можно лучше постараться отстраниться от них. Я решил насовсем забыть зеленое сукно бильярдного стола, красный «N-360», белые цветы на парте, дым из трубы крематория и тяжелое пресс-папье на столе следователя.
Первое время казалось, что мне это удается. Но сколько бы я ни пытался все забыть, во мне оставался какой-то аморфный сгусток воздуха, который с течением времени начал принимать отчетливую форму. Эту форму можно выразить словами. На словах звучит просто, но тогда я чувствовал это не на словах, а упругим комком внутри своего тела. Смерть закралась и внутрь пресс-папье, и в четыре шара на бильярдном столе.
И мы жили, вдыхая ее, словно мелкую пыль. До тех пор я воспринимал смерть как существо, полностью отдаленное от жизни. Иными словами: «Смерть рано или поздно приберет нас к рукам. Однако до того дня, когда смерть приберет нас к рукам, она этого сделать не может». И такая мысль казалась мне предельно точной теорией.
Жизнь — на этой стороне, смерть — на той. Я нахожусь по эту сторону, и там меня нет. Однако после смерти Кидзуки я уже не мог так просто воспринимать смерть как и жизнь тоже. Смерть — не полярная жизни субстанция. Смерть изначально существует во мне.
И как ни пытайся, устраниться от нее невозможно. Унеся Кидзуки в ту майскую ночь семнадцатилетия, смерть одновременно схватила и меня. С таким вот сгустком внутри я проводил свою восемнадцатую весну. И при этом старался не горевать, потому что в глубине души понимал: горевать — не значит непременно приближаться к истине. Хотя, если подумать, смерть оставалась горькой правдой.
В этой удушливой противоречивости я продолжал свое бесконечное странствие. Сейчас уже можно сказать: то было странное время. В самом водовороте жизни все вращалось вокруг смерти. Глава 3 Наоко позвонила в следующую субботу, и мы условились о свидании на воскресенье. Пожалуй, наши встречи можно назвать свиданиями, поскольку другие слова в голову не приходят.
Как и в прошлый раз, мы гуляли по городу, зашли в какое-то кафе, опять гуляли, вечером поужинали и, попрощавшись, расстались. Наоко по-прежнему лишь изредка роняла отдельные слова и особо не обращала на это внимание. Я тоже не припомню за собой осмысленного разговора. Когда совпадало настроение, мы рассказывали о своей жизни и учебе, но все эти рассказы получались бессвязными. Прошлое оставалось для нас табу.
Мы лишь бродили по городу, благо Токио — город большой, и весь его не исходишь. Мы встречались почти каждую неделю и продолжали гулять. Она шагала впереди, я немного отставал. У Наоко имелось большое количество заколок разных форм, и всеми она непременно открывала правое ухо. Тогда я видел перед собой лишь ее затылок, и прекрасно помню его до сих пор.
Когда Наоко стеснялась, она вертела заколку в руках. И часто вытирала платком рот. Была у нее такая привычка: промакивать рот, прежде чем что-нибудь сказать. Глядя на нее, я постепенно проникался к ней симпатией. Она училась в институте на окраине Мусасино.
Укромное учебное заведение славилось преподаванием английского языка. Вблизи ее дома располагался живописный водоем, и мы иногда гуляли вокруг него. Наоко приглашала меня к себе, готовила еду и, похоже, нисколько не обращала внимания на то, что мы оставались наедине. Уютная комната, ничего лишнего. Если бы не сохшие на окне колготки, трудно было поверить, что здесь живет девушка.
Наоко существовала очень просто и аккуратно, и подруг почти не имела. Помня ее со школьной поры, я не мог предположить в ней такие перемены. В те годы Наоко одевалась изысканно, и ее всегда окружали подружки. У нее дома я понял, что Наоко, так же как и я, после школы хотела уехать на учебу в другой город, чтобы начать жизнь в таком месте, где ее никто не знает. Догадываешься, какие?
Нельзя сказать, что в наших отношениях не было прогресса. Постепенно Наоко привыкала ко мне, а я — к ней. Закончились летние каникулы, начался новый семестр, и она очень естественно — как само собой разумеется — начала ходить рядом со мной. Думаю, так она дала понять, что признала меня своим другом, и мне было очень приятно гулять с такой красивой девушкой. Мы продолжали бесцельные прогулки по Токио: взбирались на холмы, переправлялись через реки, переходили дороги и продолжали куда-то идти.
У нас не было цели. Нам было достаточно просто идти куда-нибудь. Мы увлеченно шагали, будто выполняли некий ритуал для успокоения души. Когда лил дождь, ходили под зонтиком. Вскоре наступила осень, и весь внутренний двор общежития усыпали листья дзельквы.
Надевая свитер, я почувствовал запах нового времени года. Истопталась обувь, и я купил новую пару — из замши. Мне трудно припомнить, о чем мы тогда говорили. Думаю, вряд ли о чем-то серьезном. И по-прежнему не касались прошлого.
Имя Кидзуки почти не всплывало в наших разговорах. Мы вообще говорили нечасто, и привыкли просто молча смотреть друг на друга в каком-нибудь очередном кафе. Наоко хотела больше узнать о Штурмовике, и я часто рассказывал о нем. Один раз он сходил на свидание с однокурсницей разумеется, с факультета географии , но вечером вернулся очень унылый. Было это в июне.
Штурмовик спросил меня: — Послушай, Ватанабэ, ты с де-девчонками о чем говоришь... Я не помню, что ответил ему тогда, но одно могу сказать точно: он явно задал вопрос не по адресу. В июле, пока его не было, кто-то содрал фотографию амстердамского канала и наклеил вид моста Золотые ворота в Сан-Франциско — видимо, из чистого любопытства: сможет ли Штурмовик дрочить, разглядывая мост? Стоило мне сообщить, что делал он это с радостью, в следующий раз наклеили ледники. Однако после каждой такой смены декораций Штурмовик сильно расстраивался: — В конце концов, к-к-кто это делает?
А что плохого? Фотографии-то все красивые, как на подбор. Кто бы это ни был, мы должны радоваться. Но все равно — противно.
Антонов 9 Мелкие листья ярко и дружно зеленеют словно кто их вымыл и лак на них навёл. Чехов 10 Из дали слышался шум мокрых деревьев будто в далеке шумела вода в шлюзах. Толстой В данных предложениях используются.
Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий
5) Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий едва различимый лай собаки. 10 000 символов, Пользователям, прошедшим регистрацию - 15 000 символов, Людям, оформившим PRO версию - 100 000 символов. Также в эту опцию включены отключение рекламных показов и выделенная очередь. От ветерка чуть шелестит листва дерева.
Вдалеке шелестели кроны деревьев
Кроны деревьев покачиваются и еле слышно шелестят, открывая желтое небо. В тишине леса шелестели только кроны деревьев, и не было слышно ни одной птицы. Шелестели кроны деревьев, вдалеке слышался лай собаки – тихий, едва различимый, словно из-за ворот в иной мир. Главная» Новости» Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий. От ветерка чуть шелестит листва дерева. Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий едва различимый лай собаки.
Цыбулько задание 16 ЕГЭ 2023 практика с ответами по русскому языку
5 Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий, едва различимый лай собаки. 10) Издали слышался шум мокрых деревьев, будто вдалеке шумела вода в шлюзах (придаточное сравнительное). тихий, едва различимый, словно из-за ворот в иной мир. Изредка вдалеке вспыхивает молния и слышится слабый гул, постепенно усиливающийся, приближающийся и переходящий в прерывистые раскаты, обнимающие весь небосклон.
Упражнение 252 - ГДЗ Русский язык 4 класс. Канакина, Горецкий. Учебник часть 2
Вдыхал запах травы, кожей чувствовал дыхание ветерка, слышал пение птиц. Было это осенью 1969 года, накануне моего двадцатилетия. Подошла та же стюардесса, присела рядом, опять поинтересовалась, как я себя чувствую. I only felt lonely, you know [1] , — сказал я и улыбнулся. I know what you mean [2] , — кивнула она, встала и тоже приятно улыбнулась. Auf Wiedersehen!
Даже сейчас, спустя восемнадцать лет, я могу до мельчайших подробностей вспомнить ту поляну. Переливался яркой зеленью лесной покров, с которого за несколько дней подряд дождь смыл всю летнюю пыль. Октябрьский ветер покачивал колосья мисканта. На голубом небосводе словно застыли продолговатые облака. Высокое небо.
Настолько высокое, что глазам больно смотреть на него. Ветер проносился над поляной и, слегка ероша волосы Наоко, терялся в роще. Шелестели кроны деревьев, вдалеке слышался лай собаки — тихий, едва различимый, словно из-за ворот в иной мир. Кроме него — ни звука. И ни единого встречного путника.
Лишь две кем-то потревоженные красные птицы упорхнули к роще. По пути Наоко рассказывала мне о колодце. Какая странная штука — наша память… Пока я был там, почти не обращал внимания на пейзаж вокруг. Ничем не примечательный — я даже представить себе не мог, что спустя восемнадцать лет буду помнить его так отчетливо. Признаться, тогда мне было не до пейзажа.
Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе. В таком возрасте все, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же. Вдобавок ко всему, я был влюблен. И любовь эта привела меня в очень непростое место. Поэтому я не мог позволить себе отвлекаться на какой-то пейзаж.
Однако сейчас в моей памяти первым всплывает именно это: запах травы, прохладный ветер, линия холмов, лай собаки. И вспоминается прежде всего остального — отчетливее некуда.
На голубом небосводе словно застыли продолговатые облака.
Высокое небо. Настолько высокое, что глазам больно смотреть на него. Ветер проносился над поляной и, слегка ероша волосы Наоко, терялся в роще.
Шелестели кроны деревьев, вдалеке слышался лай собаки — тихий, едва различимый, словно из-за ворот в иной мир. Кроме него — ни звука. И ни единого встречного путника.
Лишь две кем-то потревоженные красные птицы упорхнули к роще. По пути Наоко рассказывала мне о колодце. Какая странная штука — наша память… Пока я был там, почти не обращал внимания на пейзаж вокруг.
Ничем не примечательный — я даже представить себе не мог, что спустя восемнадцать лет буду помнить его так отчетливо. Признаться, тогда мне было не до пейзажа. Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе.
В таком возрасте все, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же.
Этап I. Прочитайте и, при необходимости, спишите предложение.
Этап II. Определите цель высказывания предложения. Выберите подходящий вариант: Вопрос к примеру, «Мама работает?
Уточните эмоциональную окраску, исходя из знаков препинания в конце предложения.
Яркие молнии пронзали небо и словно впивались в землю. Гром гремел безустанно. Всё вокруг грохотало и сверкало. И вдруг, в одну секунду, на землю обрушился поток воды.
Словно водопад прорвался сквозь тучи с неба на землю. Дождь шёл стеной. Он был такой сильный и частый, что всё вокруг, казалось, утонуло в какой-то дымке. Потоки воды летели в разные стороны, направляемые порывами ветра. За пару минут вся земля была покрыта водой, по дорогам понеслись потоки воды, с крыш вода лилась тяжёлыми широкими струями.
Всё утопало в воде. Гроза пришла быстро и неожиданно. Но также неожиданно и быстро она ушла. За мгновение утих ветер, его последние ослабевающие порывы уносили вдаль чёрные тучи, раскаты грома становились всё глуше.
В начале апреля уже шумели скворцы и летали в саду желтые бабочки
Широкая3 радуга3 стояла над лесом. Кучевые облака громоздились в небе. Паустовскому Разберите любое предложение устно и письменно по членам предложения см. Памятку 3, с. Но вдалеке уже слышались раскаты грома. Задул лёгкий ветерок. С каждой минутой он набирал силу. И вот уже резкие порывы ветра стали клонить к земле зелёные кроны деревьев, приминать траву и ломать ветки кустов и цветы. Небо мгновенно затянулось огромными, тяжёлыми, свинцово-чёрными тучами.
Ещё пару минут лучи солнца пытались пробиваться между ними, но вскоре темнота затмила весь небосклон. Яркие молнии пронзали небо и словно впивались в землю. Гром гремел безустанно. Всё вокруг грохотало и сверкало.
Паустовский 5 Чем дальше мы уходили от дома тем глуше и мертвее становилось вокруг. Горький 6 Время шло медленно медленнее чем ползли тучи по небу. Горький 7 Щенок скулит так жалобно как будто плачет ребёнок.
Антонов 8 Ветер был такой силы что весь дом поскрипывал и вздыхал будто его двигали то туда то сюда.
Речь идет о знаках препинания при однородных определениях. Если посмотреть свежий сборник под ред. Цыбулько и Р.
Дощинского 36 вариантов для 2023 г. Именно на плохую отработку последней конструкции указывают авторы методических рекомендаций ФИПИ на стр. На поверку оказалось, что данные темы изучаются в школе формально и односторонне. Например, многие выпускники на экзамене впервые анализировали конструкции, в которых однородные члены выражены прилагательным и причастием одиночные или с зависимыми словами.
Предполагаем, что подобные конструкции не включались в дидактический материал в процессе обучения». Но это огульное обвинение. Получается, что учителя виноваты в том, что не отрабатывают правило, которое не сформулировано в Своде правил 1956 г. Обязательность постановки запятой в такой конструкции не указана даже у Д.
Ниже предоставлен алгоритм разбора предложения. Этап I. Прочитайте и, при необходимости, спишите предложение. Этап II. Определите цель высказывания предложения. Выберите подходящий вариант: Вопрос к примеру, «Мама работает?
Новошинцева О.В., АОУСОШ №4
- Выполнить синтаксический разбор предложения
- Харуки Мураками: Норвежский лес [litres]
- Диктанты для 8 класса
- ГДЗ к заданиям 1,2,3 ВПР по русскому языку 4 класс с ответами
- Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался
- Задание 4 на пунктуационный анализ с ответами к ОГЭ по русскому языку, ФИПИ
Выполнить синтаксический разбор предложения
| Задача по теме: "Правила пунктуации в ССП и при однородных членах" | Небо кроны деревьев солнце снизу вверх. Крона дерева снизу. |
| Читать "Норвежский лес" - Мураками Харуки - Страница 1 - ЛитМир Club | Небо кроны деревьев солнце снизу вверх. |
| Задание 4 на пунктуационный анализ с ответами к ОГЭ по русскому языку, ФИПИ | В тишине леса шелестели только кроны деревьев, и не было слышно ни одной птицы. |
| Синтаксический разбор предложения онлайн с характеристикой - Текстовод.Синтаксис | Высоко над головой тихо шелестят и покачиваются кроны деревьев, далее. |
| Итоговый диктант 6 класс по русскому языку » Рустьюторс | Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий едва различимый лай собаки. |
Полка настенная белая лофт интерьер
Ранней осенью краснеют пышные кисти рябины. Ответ: В слове «кисти» все согласные звуки глухие: [к], [с], [т]. Ответ: кисти. Под звонкую песню капели уходит зима. Ответ: В слове «зима» все согласные звуки звонкие: [з], [м]. Ответ: зима. От леса к нашей деревне тянется тропка. Ответ: В слове «деревне» все согласные звуки звонкие: [д], [р], [в], [н]. Ответ: деревне.
После дождика раскинулась по небосклону радуга. Ответ: В слове «радуга» все согласные звуки звонкие: [р], [д], [г]. Ответ: радуга. Из-под снега выходит земля с пожухлой травой. Ответ: В слове «земля» все согласные звуки звонкие: [з], [м], [л]. Ответ: земля. Вдруг по крыше застучали крупные градины. Ответ: В слове «градины» все согласные звуки звонкие: [г], [р], [д], [н].
Ответ: градины. От станции к озеру бежит тропинка. Ответ: В слове «озеру» все согласные звуки звонкие: [з], [р]. Ответ: озеру. От ветерка чуть шелестит листва дерева. Ответ: В слове «дерева» все согласные звуки звонкие: [д], [р], [в]. Ответ: дерева. По чёрным проталинам важно ходят грачи.
Ответ: В слове «важно» все согласные звуки звонкие: [в], [ж], [н]. Ответ: важно. Хомячок прячет за толстые щёчки семечки. Ответ: В слове «щёчки» все согласные звуки глухие: [щ], [ч], [к]. Ответ: щёчки. Плод каштана похож на крошечный сундучок. Ответ: В слове «похож» все согласные звуки глухие: [п], [х], [ш]. Ответ: похож.
Могучий дуб в парке виден издалека. Ответ: В слове «виден» все согласные звуки звонкие: [в], [д], [н]. Ответ: виден. Тишину сада потревожил щебет птиц. Ответ: В слове «птиц» все согласные звуки глухие: [п], [т], [ц]. Ответ: птиц. На крыльце чёрный щенок грызёт косточку. Ответ: В слове «косточку» все согласные звуки глухие: [к], [с], [т], [ч].
Ответ: косточку. Щедрые лучи яркого солнца озарили луг. Ответ: В слове «озарили» все согласные звуки звонкие: [з], [р], [л]. Ответ: озарили. В жаркий полдень солнце раскаляет песок. Ответ: В слове «песок» все согласные звуки глухие: [п], [с], [к]. Ответ: песок. Чудный ларец создан умелыми мастерами.
Ответ: В слове «умелыми» все согласные звуки звонкие: [м], [л]. Ответ: умелыми. Бойцам перед строем вручили медали. Ответ: В слове «медали» все согласные звуки звонкие: [м], [д], [л]. Ответ: медали. Лисичка пушистым хвостом замела след. Ответ: В слове «замела» все согласные звуки звонкие. Тяжёлые волны шумно бились о берег.
Ответ: В слове «волны» все согласные звуки звонкие: [в], [л], [н]. Ответ: волны. Шустрый скворец сел на дверцу шкафчика. Ответ: В слове «шкафчика» все согласные звуки глухие: [ш], [к], [ф], [ч]. Ответ: шкафчика. Вечером за деревней слышен рожок пастушка. Ответ: В слове «пастушка» все согласные звуки глухие. Ответ: пастушка.
Чуть слышно шелестели листвой берёзы. Ответ: В слове «берёзы» все согласные звуки звонкие. Ответ: берёзы. У небесной радуги семь ярких цветов. Ответ: В слове «радуги» все согласные звуки звонкие. Ответ: радуги. Пчёлы дружным роем летят на дальнюю пасеку.
Ветер проносился над поляной и, слегка ероша волосы Наоко, терялся в роще. Шелестели кроны деревьев, вдалеке слышался лай собаки — тихий, едва различимый, словно из-за ворот в иной мир. Кроме него — ни звука. И ни единого встречного путника. Лишь две кем-то потревоженные красные птицы упорхнули к роще. По пути Наоко рассказывала мне о колодце. Какая странная штука — наша память… Пока я был там, почти не обращал внимания на пейзаж вокруг. Ничем не примечательный — я даже представить себе не мог, что спустя восемнадцать лет буду помнить его так отчетливо. Признаться, тогда мне было не до пейзажа. Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе. В таком возрасте все, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же. Вдобавок ко всему, я был влюблен. И любовь эта привела меня в очень непростое место. Поэтому я не мог позволить себе отвлекаться на какой-то пейзаж. Однако сейчас в моей памяти первым всплывает именно это: запах травы, прохладный ветер, линия холмов, лай собаки. И вспоминается прежде всего остального — отчетливее некуда. Настолько, что кажется: протяни руку — и до всего можно дотронуться. Однако в пейзаже этом не видно людей. Никого нет: ни Наоко, ни меня. Куда мы могли исчезнуть?.. И почему такое происходит? Все, что мне тогда представлялось важным: и она, и я, и мой мир — все куда-то подевалось. Да, сейчас я уже не могу сразу вспомнить лицо Наоко. У меня остался лишь бездушный пейзаж. Конечно, спустя время я припоминаю ее черты. Маленькая холодная рука, прямые и гладкие волосы, мягкая округлая мочка уха и под ней — точечка родинки, дорогой верблюжий свитер, который она надевала с приходом зимы, привычка задавать вопросы, всматриваясь в лицо собеседника, голос, который временами почему-то кажется дрожащим… Будто она разговаривает на вершине продуваемого всеми ветрами холма. Все эти черточки наслаиваются друг на друга — и вдруг, само по себе, вспоминается ее лицо. Причем, не как-нибудь, а в профиль.
Ниже предоставлен алгоритм разбора предложения. Этап I. Прочитайте и, при необходимости, спишите предложение. Этап II. Определите цель высказывания предложения. Выберите подходящий вариант: Вопрос к примеру, «Мама работает?
В Если вторая часть бессоюзного сложного предложения дополняет первую, то между частями предложения ставится двоеточие. А Б В Ответ: 324 А Если первая и вторая части сложного бессоюзного предложения противопоставлены по смыслу, то между частями предложения ставится тире. Номер: A350B7 Установите соответствие и впишите ответ. Б Определение, выраженное причастным оборотом, стоящим после определяемого слова, обособляется. Пушкин писал о М. Ломоносове: «Он создал первый университет, он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом». А Б В Ответ: 534 А Если вторая часть бессоюзного сложного предложения обозначает причину, то между частями предложения ставится двоеточие. Номер: 0AB21E Установите соответствие и впишите ответ. Гончаров, по мнению критика Н. Добролюбова, является прежде всего художником, умеющим выразить полноту явлений жизни. А Б В Ответ: 351 А Если обобщающее слово стоит перед однородными членами предложения, то после него ставится двоеточие. Номер: 77FF1D Установите соответствие и впишите ответ. В Между частями сложного бессоюзного предложения ставится запятая. Номер: 2B1812 Установите соответствие и впишите ответ. В Обстоятельство, выраженное деепричастным оборотом, обособляется. А Б В Ответ: 143 А Если в первой части бессоюзного сложного предложения указывается на время условие совершения действия, то между частями предложения ставится тире. Номер: 95A51D Установите соответствие и впишите ответ. В Если вторая часть бессоюзного сложного предложения обозначает причину, то между частями предложения ставится двоеточие. Чуковский писал: «А. Пушкин на веки веков чудотворно преобразил нашу речь, придав ей прозрачную ясность, золотую простоту и музыкальность». А Б В Ответ: 352 А Определение, выраженное причастным оборотом, стоящим после определяемого слова, обособляется. Б Если вторая часть бессоюзного сложного предложения поясняет первую, то между частями предложения ставится двоеточие.
Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий - фото сборник
Варианты задания 4 из открытого банка заданий ФИПИ и из сборников на пунктуационный анализ с ответами к ОГЭ по русскому языку. 5) Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий едва различимый лай собаки. Вдалеке шелестели кроны деревьев и слышался тихий, едва различимый лай собаки. Кроны деревьев покачиваются и еле слышно шелестят, открывая желтое небо.