Теодор Драйзер, американский писатель, автор знаменитого романа «Сестра Керри», который рассказывает о жизни молодой женщины, стремящейся к успеху и борющейся с общепринятыми нормами общества.

Роман «Лолита» – единственное произведение автора, которое он сам перевел на русский язык.

Луна и грош

В романе «Луна и грош», вышедшем в 1919 году, получил отражение жизненный и творческий путь гениального художника-постимпрессиониста Поля Гогена 1848—1903. Наверное, хотя бы раз в жизни у каждого из нас возникал неодолимый соблазн: взять и шагнуть из рутины обыденности навстречу ошеломительно прекрасной неизвестности. Поддаться секундному порыву и совершить Нечто, опрокидывающее стандарты, условности, да и самих нас. Но, как правило, подобные желания исчезают так же быстро, как и появляются. Однако есть и исключения. Наиболее показательный пример — Чарльз Стрикленд, главный герой романа Сомерсета Моэма «Луна и грош». Вот уж, воистину, его история уже сто лет продолжает скандализировать адептов законопослушного существования! Только вообразите такой жизненный кульбит!

Вполне себе верноподданный господин, образцовый семьянин вдруг ни с того ни с сего бросает налаженную спокойную жизнь и уходит буквально в никуда, чтобы заняться... И действительно в конце концов становится выдающимся художником. Сразу же стоит сказать, что у Чарльза Стрикленда имеется прототип — гениальный французский художник Поль Гоген. Вообще, может показаться, что герой Моэма — абсолютный литературный двойник великого постимпрессиониста. Но так ли это? Начнем с внешности. В сохранившихся портретах Гогена мы без труда угадываем описание Стрикленда: крепкий, сильный мужчина, с резкими и надменными чертами лица, отражающими необузданные страсти души и целеустремленный характер.

Дальше сходств еще больше. Например, выясняется, что и герой Моэма, и Поль Гоген пренебрегли карьерой и семьей ради богемной жизни. Оба нигде профессионально не обучались живописи. Также роднит этих гениальных самоучек нерушимая вера в свой талант и бесконечная преданность искусству. Источник вдохновения у них, кстати, тоже общий — «золотое царство фантазии — Таити». И Стрикленд, и Гоген абсолютно равнодушны к мнению окружающих «Я знаю, что люди будут понимать меня всё меньше и меньше. Но разве это может иметь значение?

Своего героя Моэм также характеризует как человека, «которого нимало не тревожило, что о нем думают». Малозначим и бытовой комфорт. Стоит только вспомнить завидную стойкость духа Стрикленда в невыносимых условиях марсельских трущоб и малочувствительность Поля Гогена к тяготам убогого существования на островах. Главное же, что сближает этих удивительных персон, — художественная концепция их творчества и впечатление, которое производят их творения. Стоит только взглянуть на гогеновские полотна особенно таитянского цикла , как тотчас вспоминаешь выразительные и точные характеристики произведений Стрикленда.

Фомы в Лондоне. Через пять лет в своем первом романе «Лиза из Ламбета» он расскажет об этом. Но первый настоящий литературный успех принесла писателю пьеса «Леди Фредерик» в 1907 году. Во время Первой мировой войны Моэм служил в британской разведке, в качестве агента которой был направлен в Россию, где находился вплоть до Октябрьской революции. В Петрограде он неоднократно встречался с Керенским, Савинковым и другими. Миссия разведчика провалилась из-за революции, но была отражена в новеллах. После войны Уильям Сомерсет Моэм много и плодотворно трудится на литературном поприще, выходят в свет пьесы, романы, новеллы. Посещения Китая и Малайзии принесло вдохновение на написание двух сборников рассказов.

Рубан Ольга - Аника Кутанин Сергей 15 минут назад Спасибо и сайту, и чтице… не хочется с книгой проститься! Перри Энн - Чужое лицо Кутанин Сергей 18 минут назад Напомню для шатающихся праздно, Что к книгам равнодушие — заразно. Шалуньи ваши, ваши шалунишки — Послушают... Пэкалэ и Тындалэ Кутанин Сергей 18 минут назад Не сочли важным исследователи его творчества. Евгений Бекеш 1 час назад так себе. Достоевский Федор - Кроткая Евгений Бекеш 1 час назад ну судя по описанию-тема одновременно дико заезженная, но никогда не надоедающая. Фест Александр - Пазл миров Татьяна Долгова 1 час назад Время, проведённое за прослушиванием книг Сергея Бородина в исполнении Джахангира Абдуллаева, для меня очень ценно.... Галиматья полная, какие-то деревянные желоба для сброса сошедших вагонов,...

Не прошло ещё четырёх лет со дня смерти Стрикленда, как Морис Гюре написал ту статью в "Меркю де Франс", которая спасла никому не известного художника от забвения и пробила след, по которому более или менее послушно пошли все последующие писатели. С незапамятных времён критики во Франции не пользовались более неколебимым авторитетом - невозможно было не поразиться тем утверждениям, что он делал; они казались экстравагантными, но позднейшие суждения подтвердили его оценку, и репутация Чарльза Стрикленда в тех направлениях, которые он заложил, прочно восстановлена. Рост его известности - одна из самых удивительных страниц истории живописи. Но я не собираюсь разбирать творчество Чарльза Стрикленда, может быть - лишь в той части, где это касается его характера. Не могу согласиться с художниками, которые высокомерно заявляют, что неспециалист ничего не способен понять в живописи и что наилучшим образом свою оценку он выказывает молча и с помощью чековой книжки. Таков нелепый предрассудок, который в искусстве видит не более, чем технические приёмы, вполне постижимые только художником: искусство - это изъявление чувств, а чувства говорят языком, который понятен всем. Я допускаю, что критик, не обладающий практическим знанием творческой технологии, редко способен сказать что-то действительно ценное по существу, моё же невежество в живописи чрезвычайно. К счастью, мне нет необходимости пускаться в рискованные авантюры с тех пор, как мой друг, м-р Эдвард Легатт, способный писатель также как превосходный художник, исчерпывающе разобрал творчество Чарльза Стрикленда в небольшой книжке, ставшей чарующим образцом стиля, а Англии культивируемого по большей части реже, чем во Франции. Морис Гюре в своей знаменитой статье дал абрис жизни Чарльза Стрикленда, рассчитанный на возбуждение вкуса к дальнейшему исследованию. Он безусловно желал, со всею своею бескорыстной страстью к искусству, привлечь внимание разума к таланту в высшей степени оригинальному; однако, он был достаточно журналистом, чтобы ни подозревать, что именно "человеческий интерес" позволил бы ему легче всего осуществить своё намерение. И когда те, которые в прошлом контактировали со Стриклендом, писатели, что знали его в Лондоне, художники, встречавшиеся с ним в различных кафе Монмартра, с изумлением открыли, что там где они видели неудавшегося художника, подобно многим, рядом с ними плечом к плечу отирался подлинный гений, в журналах Франции и Америки стали появляться вереницы статей, воспоминание одного, суждение другого, которые множили известность Стрикленда и питали, не удовлетворяя, любопытство публики. Предмет оказался благодатным, усердный Вейтбрехт-Ротольц в своей внушительной монографии смог привести изрядный список авторитетов. Склонность к мифу врождена людской природе. Она с жадностью ухватывается за иные происшествия, удивительные или таинственные, с теми, кто вообще отличается от своего круга, и изобретает легенды, скрепляя их своей фанатичной верой. В этом проявляется протест духа против обыденности жизни. Подробности легенд навечно становятся несомненнейшей принадлежностью героя. Один иронизирующий философ с улыбкой заметил, что гораздо вероятнее сэр Уолтер Ралей потому сохранился в памяти человечества, что подстелил свой плащ, чтобы пропустить Королеву Девственницу, нежели распространив имя Англии на неведомые земли. Чарльз Стрикленд жил уединённо. Скорее он создавал вокруг себя врагов, чем друзей. Поэтому и неудивительно, что те, кто после писал о нём, вынуждены были пополнять свои скудные воспоминания живой фантазией, и очевидно, то малое, что было о нём известно, давало достаточно возможностей романтичному писаке; многое в его жизни было странным и ужасающим, в его характере - что-то неистовое, а в его судьбе не мало такого, что трогало. Следуя своим курсом, легенда обставляется настолько обстоятельно, что добросовестный историк колеблется к ней подступиться. Именно добросовестный историк, каким не является Преподобный Роберт Стрикленд. Он не скрывает, что написал свою биографию, чтобы "устранить определённые недоразумения, которые получили распространение", во взглядах на позднюю пору жизни его отца, и которые "причиняют страдания лицам, ныне живущим". Очевидно, что в естественно подобранном материале о жизни Стрикленда многое смущало благопристойное семейство. С изрядной долей изумления я прочёл этот труд, и поздравляю себя с этим, настолько он тускл и бесцветен. М-р Стрикленд нарисовал портрет прекрасного отца и мужа, человека мягкого нрава, обстоятельных привычек и доброжелательного по натуре. Сегодняшний священник при исследовании науки, которое, полагаю, вернее назвать толкованием, достигает удивительной лёгкости в объяснении вещей, но тонкость, с какой Преподобный Роберт Стрикленд интерпретирует различные факты жизни отца, - те, которые исполненный долга сын находит удобным вспомнить, рано или поздно безусловно приведёт его к высшим церковным должностям. Я уже вижу, как его мускулистые икры обтягивают епископские гетры. То была рискованная, хотя быть может и смелая затея, ведь естественно сфабрикованной легенде принадлежит, возможно, немалая доля в росте популярности Стрикленда, поскольку многих к его искусству влекла ненависть к воображаемой личности художника или сострадание к его смерти, какою она виделась, а сыновние благие потуги только остужали почитателей отца. Не случайно, что когда вскоре после дискуссии, последовавшей за публикацией биографии м-ра Стрикленда, у Кристи продавалась одна из наиболее значительных его работ "Самаритянка" [1] , она пошла на 235 тысяч фунтов ниже, чем за 9 месяцев до этого, когда её приобрёл известный коллекционер, чья неожиданная смерть снова пустила её с молотка. Может быть, сила и оригинальность Чарльза Стрикленда были недостаточны, чтобы склонить чашу весов, когда изумительный мифо-поэтический дар народа не отмахнулся от двусмысленности, которая сводит на нет всю его жажду сверхестественного. И вот ныне д-р Вейтбрехт-Ротольц издаёт работу, которая окончательно отправляет на покой все опасения любителей искусства. Д-р Вейтбрехт-Ротольц принадлежит к той школе историков, которая полагает, что человеческая природа повсюду не только дурна, каковою она часто и являет себя, но намного хуже; и безусловно, этот гостинец из их рук безопаснее для читателя, чем у тех писателей, что находят злобное удовольствие в представлении грандиозной эпической фигуры образцом домашних добродетелей. Мне - так, со своей стороны, было бы жаль думать, что между Антонием и Клеопатрой не было ничего, кроме экономической ситуации, и для меня требуются куда более веские доказательства, чем те, которые когда-либо приводились с божьей помощью, чтобы убедить, что Тиберий был таким же безупречным монархом, как король Георг V. Д-р Вейтбрехт-Ротольц в таких выражениях разделался с простодушной биографией Преподобного Роберта Стрикленда, что трудно отогнать чувство некоторого сочувствия к пастору-неудачнику. Его достойная сдержанность заклеймлена как лицемерия, его многоречивость безапелляционно названа ложью, и его молчание поносится как вероломство. А из-за пустячных ошибок, извинительных для сына, хотя и предосудительных для писателя, англо-саксонская раса обвинена в чопорности, притворстве, претенциозности, лживости, коварстве и в плохой кухне. Я лично думаю, что со стороны м-ра Стрикленда было рискованным опровергать мнение, принявшее характер убеждения, о безусловном "неприятии" между его матерью и отцом и заявлять, что в письме, присланном из Парижа, Чарльз Стрикленд охарактеризовал её "превосходной женщиной", когда д-р Вейтбрехт-Ротольц мог воспроизвести факсимиле письма, и оказалось, что упомянутое место в действительности звучит так: "Господь осудил мою жену. Вот она превосходная женщина. Чёрт бы её побрал". Нет, не так церковь обращалась с доказательствами, которые были ей нежелательны, в свои лучшие дни. Д-р Вейтбрехт-Ротольц был страстным почитателем Чарльза Стрикленда, и опасности, чтоб он стал обелять его, не было. У него был безошибочный глаз на презренные мотивы любой деятельности при всей видимости простодушия. Он был не более психиатр, чем студент-гуманитар; подсознание имело от него секреты. Мистику никогда не увидеть в обыденном более глубокий смысл. Мистик видит невыразимое, психиатр невысказанное. Своеобразная прелесть была в том, как учёный автор раскапывал любые обстоятельства, могущие бросить тень на его героя. Его сердце трепетало, когда он выуживал хоть какие-то примеры жестокости или низости, и он ликовал, как перед auto da fe еретика, когда какой-нибудь забытой историей мог поставить в тупик сыновнюю почтительность Преподобного Роберта Стрикленда. Его усердие было поразительно. Не было такой малости, которая бы от него ускользнула, - если Чарльз Стрикленд оставил неоплаченный счёт от прачки, можно было быть уверенным, что привден он будет in extenso [2] , а если он потянул с возвращением занятой полукроны, детали этой сделки не остануться без внимания. II Если столько написано о Чарльзе Стрикленде, то, может показаться, что нет необходимости ещё и мне писать о нём. Для художника памятником является его творчество. Верно, что знал я его ближе других: я встретил его, когда он ещё не стал художником, и нередко видел его в те тяжёлые годы, которые он провёл в Париже; но, полагаю, что никогда бы я ни приступил к своим воспоминаниям, если бы превратности войны не закинула меня на Таити. Здесь, как известно, он провёл последние годы жизни; здесь я оказался среди тех, кто был с ним близок. Я считаю себя обязанным пролить свет именно на этот отрезок его трагической судьбы, оказавшийся более всего в тени. Если те, кто полагают в Стрикленде величие, правы, то подробное изложеие фактов о нём, каким я его знал во плоти, едва ли покажется чрезмерным. Что бы мы только ни дали за воспоминания кого-нибудь, кто был также близко знаком с Эль Греко, как я со Стриклендом! Но я не ищу в качестве убежища подобного предлога. Не помню, кто рекомендовал, чтоб сделать добрее душу, ежедневно совершать пару вещей, которые бы были не по душе: то был умный человек, и я следую этому правилу неукоснительно - потому что каждый день я встаю и каждый день ложусь спать. Впрочем, в моей натуре есть струнка аскетизма, и раз в неделю я подвергал свою плоть умерщвлениям более суровым. Я никогда не забываю прочесть литературное приложение к Таймсу. Какой похвальный обычай рассматривать безбрежное количество книг, которые пишутся, полных ликования надежд, с которыми авторы видят их опубликованными, и судеб, которые их ждут! Какова вероятность, что какая-то книга просочится сквозь это множество? И даже удачливые книги - только удачи сезона. Небесам лишь известно, какие усилия прилагает автор, какой горький опыт он выносит и какими страдает головными болями, чтобы развлечь какого-нибудь случайного читателя на пару часов или помочь скоротать время в дороге. Судя по рецензиям, многие из этих книг хороши и тщательно написаны; на их составление ушло много мысли, к некоторым даже приложим беспокойный труд целой жизни. Мораль, которую я извлёк, заключается в том, что награду автор должен искать в удовлетворении своим трудом и в освобождении от бремени мыслей; и безразличный ко всему прочему, ничуть не заботиться о хвале или порицании, неудаче или успехе. Итак, грянула война, а с нею - новое положение дел. Молодость обратилась к кумирам, которых минувший день не знал; уже возможно усмотреть направление, по которому пойдут те, кто придёт нам на смену. В двери стучалось молодое поколение, ощущающее свою буйную силу: они прорвались, заняв наши места... Воздух наполнился их гомоном. Из тех, кто постарше, некоторые, подделываясь под юношеские шалости, пытались убедить себя, что их время ещё не вышло, они горланили во всё горло, но воинственные вопли звучали у них фальшиво, они - как нищие проститутки, которые при помощи карандаша, румян и пудры, и назойливой весёлости пытаются возвратить иллюзию былой весны. Умные шли своей приличествующей им дорогой. В их сдержанной улыбке таилась снисходительная насмешка. Они помнили, как также топтали исчерпавшее себя поколение, с тем же шумом и с тем же презрением, и предвидели, что эти бравые факельщики также уступят своё место. То не последнее слово. Когда Ниневия простёрла к небесам своё величие, Новое Евангелие стало не новым. Те смелые слова, которые кажутся такими новыми тем, кто их произносит, были произнесены тысячи раз до того и с тем же выражением. Маятник раскачивается себе взад и вперёд. Цикл извечно возобновляется. Иногда человек значительно переживает эпоху, где он занимал своё место, попадая в ту, которой он чужд, и тогда тот, который лишь возбуждал любопытство, оказывается одним из самых своеобразных явлений человеческой комедии. Кто, например, сегодня помнит о Джордже Краббе? Он был известным поэтом своего времени, и мир признал его гений с единодушием, которое гораздо большая запутанность современной жизни проявляет редко. Он принадлежал к школе Александра Попа и писал дидактические истории рифмованным куплетом. Потом последовали Французская революция и Наполеоновские войны, и поэты пели новые песни. М-р Крабб продолжал писать дидактические истории рифмованным куплетом. Думаю, он читал стихи тех молодых людей, что возбудили к себе всеобщий интерес во всём мире, и воображаю, что нашёл их ничего не стоящими. Конечно, большей частью так оно и было. Однако, оды Китса и Водсворта, одна или две поэмы Кольриджа, несколько больше у Шелли раскрывают безбрежные просторы духа, никем до них не исследованные. М-р Крабб признаков жизни не подавал, но м-р Крабб продолжал писать дидактические истории рифмованным куплетом. Я нерегулярно читаю писания более молодого поколения. Может быть, более пылкий Китс и более эфирный Шелли среди них уже опубликовали стихи, которые мир с готовностью вспомнит. Сказать не могу. Я в восторге от их лоска - их юность уже так совершенна, что кажется абсурдным говорить о надеждах - я дивлюсь счастливости их стиля; но при всём их богатстве а их словарь подсказывает, что с самой колыбели они перебирали Сокровища Роже они ничего мне не говорят: на мой взгляд, они слишком много знают и слишком явно чувствуют; мне не снести сердечности, с которой они похлопывают меня по спине, или чувствительности, с которой кидаются мне на грудь; их страсть мне кажется слегка анемичной, а их мечтания несколько глуповатыми. Они мне не нравятся. Сам я на мели. И буду продолжать писать дидактические истории рифмованным куплетом. Но я был бы трижды глуп, когда б делал это лишь для собственного удовольствия. III Но всё это - между прочим. Я был очень молод, когда написал свою первую книгу. По счастливой случайности она привлекла внимание, и познакомиться со мной стремились самые разные люди. Не без печали брожу я среди своих воспоминаний того времени - времени лондонских писем, когда, робкий и нетерпеливый, я был впервые ему представлен. Изрядно минуло времени с тех пор, как я туда езжал, и если не обманывают путеводители, описывающие его сегодняшнее своеобразие, теперь он другой. Изменились и районы наших встреч. И ещё, если возраст под 40 считался оригинальным, то теперь быть старше 25 кажется абсурдным. Думаю, что в те дни мы как-то избегали выражать свои эмоции, и страх прослыть смешным умерял претенциозность я явных формах. Полагаю, что благородная Богема не отличалась чрезмерной воздержанностью, но я не упомню такой грубой неразборчивости, которая как будто прижилась в нынешнее время. Мы не видели лицемерия в том, чтобы облекать наши причуды завесой приличествующего молчания. Лопата не называлась неизменно кровавым лемехом. Женщине ещё не воздавалось сполна. Я жил около вокзала Виктории, - теперь вспоминаю долгие поездки в автобусе в гостеприимные дома литераторов. Из-за своей робости я бродил по улицам вокруг да около, покуда ни набирался храбрости и ни нажимал на звонок, и тогда уж, ослабевший от волнений, оказывался в душной комнате, заполненной людьми. Меня представляли одной знаменитости за другой, и тёплые слова, которые они говорили о моей книге, меня совершенно смущали. Я чувствовал, что от меня ждут умных вещей, но ни о чём таком в течение вечера думать не мог. Я пробовал маскировать своё замешательство, передавая по кругу чашки чая и довольно небрежно порезанные бутерброды. Мне не хотелось, чтобы кто-то меня замечал, чтоб тем легче я мог наблюдать за всеми этими знаменитостями, слушая те умные вещи, что высказывали они. Я вспоминаю крупную бесцеремонную женщину с огромным носом и хищными глазами и мелких, мышиноподобных старых дев с нежными голосами и жёстким взглядом. Я навсегда очарован их упорством в поедании гренок с маслом прямо в перчатках и с удивлением наблюдал, с каким независимым видом они вытирали пальца о кресла, когда никто не видел. Должно быть, это дурно для мебели, но полагаю, что хозяйка отмщает их мебели, когда она, в свою очередь, оказывается у них в гостях. Некоторые модно одеты и говорят, что за всю свою жизнь не могли бы понять, почему это вам необходимо быть одетым дурно, именно потому что вы написали роман; если у вас изящная фигура, вы тем более могли бы наилучшим образом использовать её, а модная обувь на небольшой ноге никогда не помешает издателю приобрести ваш "материал". Но другие считают это легкомыслием и носят произведения фабричного искусства и драгоценности от парикмахера. Эти люди редко эксцентричны во внешности. Насколько удаётся, они стараются быть похожи на писателей. Они хотят, чтобы мир их принимал, и готовы отправиться куда угодно через управляющих от городских фирм. Они всегда кажутся слегка усталыми. До сих пор я никогда не знал писателей и нашёл их очень странными, но не думаю, чтобы они когда-нибудь казались мне вполне реальными. Помню, их разговор я счёл искромётным, и с удивлением прислушивался, как своим жалящим юмором они в пух и прах разбивали собрата-автора в те моменты, когда тот обращал к ним спину. Художник имеет то преимущество перед всем миром, что его собратья являют его насмешке не только свои внешности и характеры, но и свою работу. Я так отчаялся выразить когда-нибудь себя в такой склонности и с такой лёгкостью. В те дни разговор культивировался как искусство; изящная находчивость ценилась гораздо больше "треска тернового хвороста под котлом" [3] ; и эпиграмма, ещё не ставшая механическим средством, при помощи которого тупость достигала видимости ума, сообщала лёгкость ничтожному разговору из вежливости. Скажу, что я ничего не могу вспомнить из всего этого фейерверка. Но думаю, что разговор никогда не завязывался с такой основательностью, как в тех случаях, когда он касался деталей торговых сделок, которые суть оборотная сторона искусства, которым мы занимались. Когда мы обсуждали достоинства последней книги, было естественным интересоваться, сколько продано экземпляров, какой аванс получен автором, и на сколько ему, вероятно, этого хватит. Говорили о том или об этом издателе, сопоставляли великодушие одного с низостью другого; спорили, лучше ли пойти к тому, кто даёт щедрые проценты, или к другому, который "толкает" книгу целиком за то, что она стоит. Кто-то рекламировал плохо, а кто-то хорошо. Кто-то был современен, а кто-то старомоден. Ещё говорили об агентах, и о предложениях, которые те нам устраивали, о редакторах и статьях, которые те охотно принимали; сколько они платили за тысячу и платили они сразу или как-то иначе. Для меня это всё было романтикой. Это давало мне внутреннее сознание причастности к некоему мистическому братству. IV В это время никто не был ко мне добрее, чем Роза Ватерфорд. В ней мужской интеллект соединялся с женским своенравием; а рассказы, что она писала, были оригинальны и приводили в замешательство. Однажды у неё в доме я встретил жену Чарльза Стрикленда. Мисс Ватерфорд давала чай, и её маленькая комнатка была заполнена более обычного. Все, казалось, разговаривали, и я, сидящий молча, чувствовал себя неловко; но вместе с тем я не решался внедряться в одну из этих групп, которые казались поглощёнными собственными заботами. Мисс Ватерфорд была хорошей хозяйкой, и, видя моё замешательство, направилась ко мне. Я сознавал своё невежество, но если мистрис Стрикленд всемирно известная писательница, думалось мне, недурно об этом узнать до того, как я с ней заговорю. Роза Ватерфорд скромно опустила глаза, сообщая своему ответу исключительный эффект. Вы заслужили некоторого шума, и она будет задавать вопросы". Роза Ватерфорд была цинична. Она глядела на жизнь как на возможности для написания романов, а на людей как на собственный сырой материал. Ныне и тогда она принимала тех из них, кто выказывал понимание её таланта, и угощала с должной щедростью. Она добродушно презирала их слабость ко львам и львицам, но с должным этикетом играла перед ними роль знаменитости в литературе. Я был препровождён к мистрис Стрикленд, и в течение десяти минут мы с нею разговаривали. О ней ничего не могу сказать кроме того, что у неё приятный голос. У неё была квартира в Вестминстере, обращённая в сторону незавершённого собора, и поскольку мы жили по соседству, то почувствовали приятельское расположение друг к другу. Мистрис Стрикленд спросила мой адрес, и несколько дней спустя я получил приглашение на завтрак. Приглашали меня мало, и я с удовольствием согласился. Когда я вошёл, несколько поздновато, потому что, боясь явиться слишком рано, трижды обошёл вокруг собора, - всё общество уже было в сборе. Все мы были писатели. Стоял прекрасный день ранней весны, и мы были в хорошем настроении. Мы говорили о сотне всяких вещей. Мисс Ватерфорд, разрываемая между эстетизмом времени своей юности, когда она отправлялась на приёмы в неизменном зелёном, цвета шалфея с бледно-жёлтым, и легкомыслием, свойственном её зрелым годам, воспарившим к вершинам и парижским мушкам, одела новую шляпку. Это привело её в приподнятое настроение. Я никогда не знал её более злоречивой насчёт наших общих друзей. Мистрис Грей, помятуя, что душа истинного ума - нарушение приличий, громким шёпотом заметила, как хорошо было бы окрасить белоснежную скатерть в розовый оттенок. Ричард Твайнинг был неистощим на всякие причудливые проделки, а Джордж Роуд, сознающий, что ему нет нужды выставлять своё великолепие, почти вошедшее в поговорку, открывал рот только затем, чтоб отправить туда пищу. Мистрис Стрикленд говорила не много, но у неё был приятный дар поддерживать общий разговор; и когда случалась пауза, она бросала нужное замечание и разговор завязывался снова. То была тридцатисемилетняя женщина, довольно высокая и прямая, не склонная к полноте; прелестной её назвать нельзя было, но её лицо было приятным, главным образом, видимо, из-за добрых карих глаз. Кожа у неё была желтоватой. Тёмные волосы были тщательно уложены. У неё единственной из трёх женщин не было косметики на лице, и по контрасту с остальными она казалась простой и непосредственной. Гостиная была во вкусе времени. Очень строгая. Высокие панели светлого дерева и зелёные обои, по которым были развешены гравюры Вистлера в тонких тёмных рамках. Зелёные занавески с изображёнными на них павлинами ниспадали прямыми складками; зелёный ковёр, по полю которого резвились тусклые зайцы среди кудрявых деревьев, говорил о влиянии Виллиама Морриса. Дельфтский фаянс на каминной полке. В то время в Лондоне, должно быть, насчитывалось сотен пять гостиных, декорированных совершенно в такой же манере. Просто, артистично и уныло. Когда мы закончили, я вышел с мисс Ватерфорд, и прекрасный день и её новая шляпка вдохновили нас на прогулку по парку. Я говорила, что если она рассчитывает на литераторов, то должна побеспокоиться об угощении". Она не хочет отставать от времени. Я полагаю, она простовата, бедняжка, и думает, что все мы замечательны. В конце концов, её радует приглашать нас к ланчу, а нам это ущерба не доставляет. Я её люблю за это". Обращая взгляд в прошлое, я думаю, что мистрис Стрикленд была наиболее безобидной из всех охотников за знаменитостями, которые преследуют свою жертву от редких высот Хамстеда до студий в низинах Чин Вок. Она провела очень спокойную юность в деревне, и книги, которые поступали из библиотеки Мьюди, приносили с собой не только собственную романтику, но и романтику Лондона. У неё была действительно страсть к чтению редкая в её среде, где основная часть интересовалась писателем больше, чем книгой, и художником больше, чем картиной , и она изобрела себе фантастический мир, в котором жила куда свободнее, чем в ежедневном мире. Когда ей пришлось узнать писателей, это было как переживание на сцене, которую до сих пор она знала с другой стороны рампы. Она воспринимала их драматически, и ей по-настоящему казалось, что она живёт более значительной жизнью, поскольку принимала их и ходила сама в их твердыни. Она признавала правила, по которым они играли жизненную партию, как существенные для них, но никогда ни на мгновенье не подумала бы, чтоб регулировать своё собственное поведение в соответствие с ними. Присущая ей эксцентричность - чудаковатость в одежде, дикие теории и парадоксы - были лишь представлением, которое её забавляло, но не оказывало ни малейшего влияния на её невозмутимость. Полагаю, что - биржевой маклер. Он очень глуп". Вы встретите его, если будете обедать у них. Но они не часто приглашают к обеду. Он очень тихий. Он ничуть не интересуется литературой или искусством". Я не смог подыскать ничего остроумного в ответ и спросил лишь, есть ли дети у мистрис Стрикленд. Оба ходят в школу". Предмет был исчерпан, и мы стали говорить о другом. V В течение лета я не раз встречал мистрис Стрикленд. Тогда и после я ходил на прелестные маленькие ланчи у неё на квартире, и на несколько более внушительные чаепития. Мы пришлись по душе друг другу. Я был очень молод, и, возможно, её соблазняла мысль направлять мои стопы по трудной стезе писательства; что касается меня, то было приятно иметь кого-то, к кому бы я мог пойти со своими невзгодами, уверенный, что буду внимательно выслушан и получу разумный совет. У мистрис Стрикленд был дар сострадания. Это прелестный дар, однако, он часто оскорбляем теми, которые думают, что им владеют; есть нечто отвратительное в той алчности, с которой они набрасываются на несчастья друзей, стремясь проявить свою сноровку. Она хлещет как нефтяной фонтан; сострадательные изливают сострадание с непринуждённостью, подчас оскорбляющей их жертвы. Их грудь слишком омыта слезами, чтоб я ещё стал окроплять её своими. Мистрис Стрикленд использовала своё преимущество с тактом. Вы чувствовали, что принимая её сочувствие, тем самым её обязывали. Когда с энтузиазмом своего юного возраста, я обратил на это внимание Розы Ватерфорд, она сказала: "Молоко очень приятно, особенно если туда добавить капельку бренди, но домашняя корова только тогда и будет довольна, когда её от него освободят. Раздувшееся вымя очень мешает". У Розы Ватерфорд был ядовитый язычок. Едва ли кто сказал бы так едко, но с другой стороны - никто бы не сказал очаровательнее. Была одна черта у мистрис Стрикленд, которая мне нравилась. Она элегантно руководила своим кружком. Её квартирка была всегда опрятной и весёлой, пестрела цветами, а вощёный ситец в гостиной, несмотря на строгий рисунок, был ярким и прелестным. Кушанья, подаваемые в маленькой артистической столовой, были чудесны: изящно выглядел стол, две девушки были обходительны и миловидны, блюда прекрасно подготовлены. Невозможно было ни заметить, что мистрис Стрикленд - отличная хозяйка. Вы также были уверены, что она замечательная мать. В гостиной висели фотографии её сына и дочери. Сын - его звали Роберт - шестнадцатилетний подросток в колледже Регби - вы его видели во фланелевом костюме и в крикетной шапочке, а потом во фраке и со стоячим воротничком. У него были прямые брови, как у матери, и её же чудесные, задумчивые глаза. Он выглядел чистым, здоровым и обычным. У него очаровательный характер". Дочери было четырнадцать лет. Волосы у неё, тёмные и густые как у матери, в изумительном изобилии ниспадали на плечи; на лице застыло то же доброе выражение; глаза были спокойными, чуждыми волнению. Может быть, в её наивности и заключалось её наибольшее очарование. Она сказала это без пренебрежения, скорее с нежностью, как будто, допуская худшее о нём, она хотела уберечь его от клеветы своих друзей. Думаю, что он надоел бы вам до смерти". Я его люблю". Она улыбнулась, чтобы скрыть смущение, и мне показалось, что она боится, как бы я не выказал одну из тех насмешек, какие таковое признание едва ли ни повлекло за собой, будь оно произнесено при Розе Ватерфорд. Она слегка запнулась. Её глаза затуманились. Он даже не слишком зарабатывает на Фондовой Бирже. Но он ужасно милый и добрый". VI Но когда, наконец, я встретил Чарльза Стрикленда, произошло это при таких обстоятельствах, что мне ничего не оставалось, как познакомиться с ним. Однажды утром мистрис Стрикленд прислала мне записку, извещая, что сегодня вечером даёт обед, и один из гостей её оставил. Просила меня заполнить пробел. Она писала: "Справедливости ради должна предупредить вас, что вы у нас вдоволь поскучаете. Будет сплошная скукотища с самого начала. Но если придёте, я буду вам не на шутку благодарна. Мы сможем с вами между собой поболтать". Было бы не по-приятельски не придти. Когда мистрис Стрикленд представила меня мужу, тот довольно равнодушно протянул мне руку. Весело обернувшись к нему, она попыталась чуть-чуть сострить. Мне казалось, что он уж начал сомневаться". Стрикленд издал лёгкий вежливый смешок, с которым принимается шутка, в которой не видят ничего занимательного, и ничего не сказал. Вновь прибывшие требовали внимания хозяина, и я был предоставлен самому себе. Когда, наконец, мы все собрались, в ожидании приглашения к столу я, болтая с дамой, которую меня попросили "занять", раздумывал, с каким необыкновенным искусством человек в цивилизованном мире привык расточать на унылые формальности короткий отрезок отпущенной ему жизни. То был один из тех обедов, когда удивляешься, зачем это хозяйке было беспокоится приглашать гостей, и зачем гостям было беспокоится приходить.

Английский писатель, мастер новеллы, роман "Луна и грош, 4 буквы, сканворд

Английский режиссёр из 4 букв: НАНН. вымышленный герой романа Соммерсэта Моэма "Луна и грош". Английский режиссёр из 4 букв: НАНН. Ответы на сканворды и кроссворды. Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд.

Ответы на сканворд дня из "Одноклассников" номер 22428

Жена попросила рассказчика встретиться со Стриклендом, чтобы убедить его вернуться в семью. Выяснилось, что отель — грязный и дешёвый, никакой женщины нет, а Стрикленд бросил семью ради живописи. Судьба жены и детей ему безразлична, и к ним он не вернётся. Также ему безразлично материальное положение или слава. Он пишет картины, потому что «должен писать». Следующие пять лет Стрикленд писал картины, живя в нищете и перебиваясь случайными заработками. Посредственный художник Дирк Стрёв, единственный на тот момент, разглядел в нём гения и начал заботиться о Стрикленде, взамен получая только оскорбления.

Когда Стрикленд серьёзно заболел, Дирк перенёс больного к себе домой невзирая на возражения своей жены Бланш, ненавидевшей Стрикленда и выходил. Стрикленд отплатил ему тем, что совратил Бланш Стрёв, после чего та заявила, что оставляет Дирка и пойдёт со Стриклендом куда угодно. Написав портрет Бланш Стрёв в обнажённом виде, он бросил её, после чего та покончила с собой, выпив щавелевой кислоты. Стрикленд не выказал никакого раскаяния или сожаления. История переносится на 15 лет вперёд.

Он продолжал писать картины в своём доме, где создал несколько своих лучших работ. После его смерти жена сжигает дом вместе с картинами, как он и просил. Список персонажей Чарльз Стрикленд Стрикленд — это главный герой романа, чей образ основан на реальной жизни французского художника-неоимпрессиониста XIX века Поля Гогена.

Следуя грубому наброску жизни Гогена, Стрикленд проводит большую часть своего существования в рамках британских условностей и ожиданий среднего класса, прежде чем внезапно жертвует всем, что у него есть, включая семью, ради художественного видения, которое заканчивается проказой, слепотой и смертью на Таити. А также вечной славой уважаемого художника примитивистского искусства. Эми Стрикленд Жена Чарльза, которой приходится идти на жертвы во имя его творческого гения. Нормальное сочувствие, которого можно было бы ожидать от неё просто как само собой разумеющегося, смягчается тем, что она изображена неспособной понять ценность искусства и гения своего мужа. Сочувствие ещё больше подрывается намёком на то, что она не может примириться с тем, что её бросили ради идеи, а не ради более красивой и более интересной женщины. Рассказчик Рассказчик романа остаётся безымянным, но общее мнение таково, что он является примером того, что Моэм обычно использовал в качестве рассказчика: слабо беллетризованная версия Сомерсета Моэма, иногда называемая с кавычками «Сомерсет Моэм». Дирк и Бланш Строув Дирк — вроде бы простак, но очень приятный. На самом деле, он может быть очень добродушным.

Хотя он сам обладает совершенно не выдающимся художественным талантом, он, тем не менее, способен одним из первых признать, что Стрикленд — революционный гений, который, возможно, достигнет большой славы. Их отношения становятся лишь немного более колючими, что удивительно, когда Стрикленд соблазняет Бланш уйти от Дирка, а затем бросает и её, что приводит к её самоубийству. Доктор Кутрас Кутрас — врач, которому поручено неприятное задание: обнаружить, что Стрикленд заразился проказой, находясь на Таити. Именно Кутрас предоставляет необходимую информацию об ужасных последних днях Стрикленда, что почти удаётся поднять его историю до уровня трагедии. Однако, в конечном счёте, это возвышение не удаётся по причине, которую даже рассказчик готов открыто признать: «Стрикленд был одиозным человеком». Темы Чистота замысла художника Главная тема романа заключается в том, что стремление к художественной страсти стоит того, чтобы пожертвовать всем остальным. Вымышленный двойник реального художника Поля Гогена, представленный здесь в образе Чарльза Стрикленда, отказывается от всех удобств, комфорта и ожиданий обычного существования среднего класса, чтобы с головой погрузиться в художественное видение. Дело не в том, является ли он действительно творческим гением — кто может сказать, кто является, а кто нет, — а в том, что он искренне предан своему видению.

Он действительно занимается искусством с целью коммерции; это не средство для достижения богатства. Оно само по себе является целью, и это стоит жертв для него. Эгоизм художника Проблема, конечно, заключается в том, что художник, готовый пожертвовать всем ради реализации своего видения, не живёт в вакууме и не является единственным человеком, на чьё существование влияет это стремление. Художественное видение Стрикленда не приносит пользы никому, кроме него самого, пока он не станет успешным, а раньше парадоксальным фактом было то, что большинство художников добиваются впечатляющего успеха только после смерти. В наше время, когда все становится товаром, это уже не является неоспоримым фактом.

Музыка Калевалы - задорный и разудалый фолк-метал. Яркие и запоминающиеся мелодии никого не оставят равнодушными, а узнаваемый вокал Ксении сразу предстанет визитной карточкой коллектива, наряду с виртуозной игрой аккордеона и соло-гитары.

Он много публиковался в эмигрантской периодике «Последние новости», «Современные записки», «Числа» , писал книги о взаимосвязи искусства и религии, месте России в европейской культуре.

Был близким другом Владислава Ходасевича и одним из первых исследователей его творчества. Сам же Газданов утверждал, что не читал «Поиски», когда работал над «Вечером у Клэр». Очевидно, их питал один и тот же источник — «автобиографическая трилогия» Толстого с её мотивами памяти и становления. Владимир Набоков, которого, как и Газданова, называли учеником Пруста, это влияние тоже отрицал, но всё же называл «В поисках утраченного времени» одним из прозаических шедевров ХХ века. Мотивы воспоминания и творения, связанные между собой, были для Набокова ключевым аспектом. Так, главный герой «Машеньки» Лев Ганин воссоздаёт мир через воспоминания — от истории первой любви до бегства из России; для главного героя «Дара» Годунова-Чердынцева не существует неважных тем, а высшая реальность — это реальность художественная. У писателей, оставшихся в Советском Союзе, отношение к Прусту было разным. Примечательно, что другой узник советского лагеря, польский офицер Юзеф Чапский, читал своим товарищам по несчастью лекции о Прусте.

С 1973 года выходит канонический перевод Николая Любимова, а уже в наше время за третий перевод берётся Елена Баевская. Всё заполнила «литература» — её особенные, книжные, глухие к реальной речи элементы… — отмечал Григорий Дашевский. Это прекрасный перевод, и если переводчица действительно переведёт весь роман, как обещано, то именно этот перевод станет каноническим». Рэй Брэдбери Среди всех зарубежных фантастов, которыми зачитывались в Советском Союзе начиная со времён покорения космоса, Рэй Брэдбери выделялся не только своей непревзойдённой популярностью, уступая, вероятно, только Айзеку Азимову, но и тем фактом, что научной фантастики он, по собственному утверждению, не писал: «У меня есть только одна книга в жанре научной фантастики, и это «451 градус по Фаренгейту», роман, основанный на реальности. Научная фантастика — описание реального. Фэнтези — описание нереального. Так что «Марсианские хроники» — это не научная фантастика, это фэнтези». Несмотря на марсианские пейзажи и космические корабли, технический прогресс в рассказах Брэдбери — скорее угроза, чем благословение.

Появление Брэдбери в России было громким: после нескольких разрозненных рассказов в множившихся оттепельных журналах вышло сразу два сборника — третий том «Библиотеки современной фантастики» включал «451 градус по Фаренгейту» и подборку рассказов, а в серии «Зарубежная фантастика» вышли «Марсианские хроники» и «Вино из одуванчиков». Вино из одуванчиков советские школьники, устраивавшие клубы любителей Брэдбери, даже пытались воспроизводить. Борис Стругацкий вспоминал: «Это был писатель-образец, писатель-эталон. По-моему, это был конец 50-х, самое начало первой оттепели. Книга буквально взорвала моё сознание, я вдруг понял, что такое настоящая современная фантастика, — прикоснулся к огромному, страшному, невозможному миру». При этом в глазах оттепельных критиков Брэдбери проходил по разряду «мудрого сказочника» — в послесловии к сборнику 1982 года переводчица Елена Ванслова писала: «У нас в стране Рэя Брэдбери любят и ценят. Наш читатель сразу узнаёт проникновенную, взволнованную интонацию Брэдбери, особую, лишь ему присущую тоску по доброму, чистому, сильному человеку. Самому Брэдбери только в начале 60-х годов стало известно, что в России он один из наиболее популярных современных американских писателей».

Все христианские, мистические коннотации в его произведениях, естественно, игнорировались. Как и мысль о том, что «451 градус по Фаренгейту», роман, направленный против маккартизма, с тем же успехом можно было применить к тоталитаризму вообще. Герман Гессе Из всех своих современников Герман Гессе, кажется, интересовался Россией меньше всех, с русскими литераторами не дружил и в России не бывал. Но с началом Первой мировой войны и последующих революций он неизбежно был заинтересован происходящим. Читал он в те годы Достоевского, а в 1920 году написал эссе «Братья Карамазовы, или Закат Европы», на русский язык переведённое только в 1981 году Владимиром Бибихиным. Помимо Достоевского, на полках у Гессе стояли книги Толстого, Тургенева, Гоголя и Гончарова, Гессе восхищался каждым из них, о чём он писал в своём эссе «Магия книги» в 1930 году. На русский язык Гессе перевели только много лет спустя. Повесть имела успех, и уже буквально через месяц переводчики рискнули подать в редакцию иностранной литературы Гослитиздата заявку на перевод «Игры в бисер».

Работа Розанова и Каравкиной попалась на глаза одному из известнейших переводчиков того времени Соломону Апту, который в дальнейшем не только заново переведёт «Игру в бисер», но и впервые — «Степного волка», а также большинство рассказов и эссе Гессе. Советская критика, по своему обыкновению, пыталась втиснуть Гессе в идеологическое прокрустово ложе, выставляя его леваком. Например, критик и переводчик Марк Харитонов трактовал «Игру в бисер» как обличение буржуазного капиталистического общества с присущим ему эскапизмом и даже намекал, что сам автор по мере написания романа разочаровывается в собственной утопии, превращая её в антиутопию. С другой стороны, популяризатором Гессе в СССР 1970-х стал Сергей Аверинцев, чья статья «Путь Германа Гессе» вошла в том «Избранного» Гессе, вышедший в 1977 году: благодаря Аверинцеву немецкий нобелевский лауреат пополнил «обязательную полку» советского интеллигента. Джордж Оруэлл Роман-антиутопия Джорджа Оруэлла «1984» — одна из самых продаваемых книг в России за последние десять лет. Актуальность его, к сожалению, растёт с каждым днём. Писатель, в молодости придерживавшийся левых марксистских взглядов, в 1936 году отправился на Гражданскую войну в Испанию: именно встреча с советскими добровольцами на этой войне заставила его разочароваться в прикладных следствиях социалистических революционных идей. Как он писал в 1946 году: «Испанская война и другие события 1936—1937 годов нарушили во мне равновесие; с тех пор я уже знал, где моё место.

Каждая всерьёз написанная мной с 1936 года строка прямо или косвенно была против тоталитаризма…» Повесть-притча «Скотный двор», вышедшая в 1945 году, стала сатирой на русскую революцию и установление сталинского террора. В притче Оруэлла животные на ферме воспроизводят тоталитарный строй: свинья-диктатор, собаки-полицейские, овцы — бесправные граждане и так далее. Любопытно, что тот же приём использовал впоследствии Арт Шпигельман в своём графическом романе о холокосте — «Маус». Годом позже Оруэлл впервые прочтёт антиутопию Евгения Замятина «Мы» и под её впечатлением создаст собственную — роман «1984», опубликованный в 1949-м и прославивший его на весь мир. Всесоюзное общество культурной связи с заграницей ВОКС рекомендовало «организовать через советскую печать резкое выступление кого-либо из советских писателей, разоблачающее клеветнические измышления Оруэлла», но рекомендация выполнена не была: даже имя крамольного писателя нельзя было упоминать в печати. При этом в 1959 году по распоряжению идеологического отдела ЦК КПСС «1984» был переведён на русский ограниченным тиражом с грифом «Рассылается по специальному списку. Легально советские читатели узнали Оруэлла только с началом перестройки. Нелегально же его книги ходили в самиздате уже с 1960-х годов, несмотря на риск получить за распространение книги срок по статье «антисоветская агитация и пропаганда».

В предисловии к биографии писателя «Джордж Оруэлл. Неприступная душа» её автор Вячеслав Недошивин вспоминает, как в 1969 году тайком читал Оруэлла вслух с коллегами в редакции газеты «Смена»: «…Дверь в редакционном кабинете запиралась на ключ, в оттянутый диск телефона вставлялся карандаш так якобы можно было избежать «прослушки» и — начинался вполголоса разговор: невообразимый, запредельный, невозможный до ужаса. Сердце колотилось, когда ты узнавал, что твоя газета — всего лишь часть огромного «Министерства Правды». Что «выключенный» телефон — это защита не от КГБ — от «Большого Брата», который «видит» всех на свете. Что Сталин, Хрущёв и бессменный уже Брежнев — это «хряки Наполеон и Снежок», а попросту — властолюбивые свиньи тут сердце просто выпрыгивало из груди! Классический перевод «1984» сделал Виктор Голышев, хотя в последнее время появилось ещё несколько. Хулио Кортасар Аргентинский новатор Хулио Кортасар, одним из первых предложивший читателю нелинейное чтение, появляется в Советском Союзе в 1970 году — на волне популярности «Ста лет одиночества» колумбийца Гарсиа Маркеса и почти на два десятилетия раньше своего предшественника и учителя Хорхе Луиса Борхеса, в чьём журнале он когда-то опубликовал свой первый рассказ. Выход рассказов «Южное шоссе» и «Преследователь» в «Иностранной литературе» связан, как нетрудно догадаться, с политическими взглядами писателя: в 1960-х он поддерживает революционную Кубу а позже будет критиковать США за попытки сменить режим в Никарагуа.

Советская цензура пропускает писателя, в 1980-х «Игра в классики» и «62. Модель для сборки» издаются стотысячными тиражами — и Хулио Кортасар становится любимым автором нонконформистской молодежи. В действительности на «прогрессивного западного писателя» в советском понимании Кортасар едва ли похож, а популярность его антироманов доказывает, что с подобным советский читатель прежде не сталкивался. Отказываясь от таких устаревших идей, как роман, сюжет и персонаж, психологизм и когерентность, Кортасар придумывает принципы комбинирования разных языков и оптик и буквально вынуждает читателя вступить в соавторство: «Игру в классики» можно прочесть в двух вариантах — от начала к концу и в нелинейном порядке, а фрагменты «Модели для сборки» переставлять между собой в произвольной последовательности. Подобно другим авторам магического реализма, Кортасар антипсихологичен: его герои подчиняются законам нечеловеческого порядка, свободно перемещаются в пространстве и времени. Всё это созвучно теориям литературного постмодернизма, к которому Кортасара часто причисляют. Неудивительно, что в России бум Кортасара пришёлся на постсоветское время: в 2000-е его произведения рекомендовали даже глянцевые журналы. Курт Воннегут В довлатовском анекдоте американский писатель Гор Видал, приехавший в Москву, на вопрос о Курте Воннегуте отвечает: «Романы Курта страшно проигрывают в оригинале…» Воннегут стал ещё одним автором Риты Райт-Ковалёвой: она перевела «Колыбель для кошки», «Бойню номер пять», «Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер», «Завтрак для чемпионов» и многие рассказы.

Как и в случае с Сэлинджером, постсоветские переводчики эти работы иногда поругивают — сам Воннегут, впрочем, познакомившись с Райт-Ковалёвой, очень её полюбил, хотя о качестве переводов судил с чужих слов. Она как-то вся съёжилась. В постсоветские годы вышли переводы всех важнейших текстов Воннегута, в том числе полное собрание рассказов; среди переводчиков была дочь Риты Райт Марина Ковалёва. Как пишет Максим Немцов, Воннегут — «любимый народом и самый доступный из американских постмодернистов», а значит, его тексты легко разбираются на мемы. Так, смертоносное вещество лёд-9 из «Колыбели для кошки» стало названием альбома «Смысловых галлюцинаций», а присказка «такие дела» из «Бойни номер пять» — названием сайта, посвящённого благотворительности. О Жан-Поль Сартр Жан-Поль Сартр стал широко известен в 1930-е годы после выхода романа «Тошнота», но в Советском Союзе его долгое время не переводили, несмотря на то что он был левым интеллектуалом и в целом придерживался просоветских взглядов. Самые знаменитые произведения Сартра, такие как «Стена», «Бытие и ничто», «Критика диалектического разума», были переведены на русский язык уже после 1991 года, а «Тошноту» опубликовали на русском языке только в 1989-м, через полвека после выхода. Первой в 1953 году стала статья «Экзистенциализм — это гуманизм», в которой Сартр сформулировал основные тезисы экзистенциализма и сделал попытку защитить его от нападок противников.

После этого в 1955—1956 годах были переведены и впоследствии поставлены на советской сцене пьесы «Лиззи Мак-Кей» по-французски эта пьеса называется «La putain respectueuse», «Почтительная проститутка» и «Только правда» оригинальное название — «Некрасов». Как раз в те годы Сартр очень симпатизировал Советскому Союзу и даже приезжал на юбилей Тараса Шевченко, читал лекции во Львовском университете, встречался с советскими писателями.

Луна и грош (The moon and sixpence. 1919)

Ответ на вопрос "Английский писатель, автор романа "Луна и грош" ", 4 (четыре) буквы: моэм. Роман "Луна и грош" (еще кстати встречается название "Луна и шесть пенсов") рассказывает о судьбе французского художника Поля Гогена, который в книге получил имя Чарльза Стрикленда. Уильям Сомерсет Моэм Собрание сочинений Том второй Луна и грош Роман Пироги и пиво, или Скелет в шкафу Роман Театр Роман. На этой странице находится ответ для кроссворда или сканворда с заданием «Писатель, автор романов "Театр" и "Луна и грош"».

"Луна и грош" (автор), 4 буквы

На этой странице находится ответ для кроссворда или сканворда с заданием «Писатель, автор романов "Театр" и "Луна и грош"». Роман "Луна и грош" (еще кстати встречается название "Луна и шесть пенсов") рассказывает о судьбе французского художника Поля Гогена, который в книге получил имя Чарльза Стрикленда. хом пользовались и романы Моэма — «Бремя страстей человеческих» — прак- тически автобиографический роман, «Луна и грош», «Пироги и пиво», «Остриё бритвы». В книгу известного английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма (1874-1965) включены два его популярных произведения "Театр" (1937) и "Луна и грош" (1919), в которых даётся реалистическая панорама жиз.

Луна и грош (Моэм/Семёнов)

Кроме романа «Луна и грош» Сомерсета Моэма существует роман выдающегося перуанского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе за 2010 год Марио Варгаса Льосы «Дорога в рай» (The Way to Paradise). Все ответы для определения Автор романа "Луна и грош" в кроссвордах и сканвордах вы найдете на этой странице. Что касается романа «Луна и грош», то критик считает, что в своём произведении С. Моэм говорит о Красоте с большой буквы. "Луна и грош", со своим ненавязчивым ответом на вопрос о смысле жизни, в моем представлении лучшее произведение автора, пусть он и использовал здесь реальный прототип.

Какой сегодня праздник: 26 апреля 2024 года

Огромное спасибо! Рубан Ольга - Аника Кутанин Сергей 15 минут назад Спасибо и сайту, и чтице… не хочется с книгой проститься! Перри Энн - Чужое лицо Кутанин Сергей 18 минут назад Напомню для шатающихся праздно, Что к книгам равнодушие — заразно. Шалуньи ваши, ваши шалунишки — Послушают... Пэкалэ и Тындалэ Кутанин Сергей 18 минут назад Не сочли важным исследователи его творчества. Евгений Бекеш 1 час назад так себе. Достоевский Федор - Кроткая Евгений Бекеш 1 час назад ну судя по описанию-тема одновременно дико заезженная, но никогда не надоедающая. Фест Александр - Пазл миров Татьяна Долгова 1 час назад Время, проведённое за прослушиванием книг Сергея Бородина в исполнении Джахангира Абдуллаева, для меня очень ценно....

Особенно досталось Достоевскому — «любителю дешевых сенсаций», «ничтожеству» Фолкнеру, Пастернаку с его «развратным синтаксисом» и Томасу Манну — «крошечному писателю, писавшему гигантские романы». Похожих характеристик также удостоились Бальзак, Голсуорси и Драйзер. Я стараюсь держать персонажей за пределами своей личности Самый популярный роман Набокова «Лолита» был написан в 1953-м, он писал его около пяти лет, несколько раз хотел сжечь книгу, но так и не решился.

Роман удалось напечатать не сразу, американские издательства отказывались брать на себя ответственность. Он был опубликован в 1955 году в Париже в «Олимпии Пресс», где печатали авангардные эротические произведения. История любви взрослого мужчины и совсем юной девушки была невероятно смелой для своего времени. Вокруг романа разгорелся скандал: критики спорили о культурной ценности произведения, обвиняли его в порнографичности, а автору приписывали «атрофию нравственного чувства». Однако в 1958 году роман все-таки издали в Америке. Шум вокруг романа принес известность его автору: книга долго не покидала верхние строчки списков бестселлеров. Он заработал на своем романе около четверти миллиона долларов огромные по тем временам деньги и еще 200 тысяч получил за экранизацию.

Дело в том, что, по мнению Сомерсета Моэма, Чарльз Стрикленд — образчик первозданного, возможно, идеального состояния Творца. Того, о ком писал несравненный Платон. Творца — избранника всемогущих богов.

Проводника высших идей. А как иначе объяснить то, что «биржевой маклер», «скучнейший малый» вдруг как от удара молнии преображается, становится провидцем великих тайн искусства? Вот и Стрикленд, храня в душе божественное озарение, наслаждается процессом творчества, поиском подлинной красоты, существующей независимо от признания и чужого мнения. Его лихорадочная, почти неосознанная погоня за непостижимым идеалом напоминает безумие героя рассказа Стефана Цвейга «Амок». И точно так же, как и цвейговского персонажа, Чарльза Стрикленда ждет трагический финал. Обуянный гордыней, убежав на край света, Стрикленд создает в полинезийском эдеме сверхчеловеческий шедевр, способный перевернуть сознание человечества. А сам умирает от проказы. По слухам, этой страшной хворью заразился на островах и Гоген. А созданное им на стенах туземной хижины гениальное полотно по описанию Моэма, в нем отдаленно просматривается эпическая картина Поля Гогена «Откуда мы? Кто мы?

Куда мы идем? Если стремиться во всем искать высший промысел, то можно говорить о расплате Чарльза Стрикленда за попрание нравственных законов, за его неуемную гордыню бескомпромиссного Люцифера от искусства. А можно еще увидеть метафору бессилия человеческого духа перед несгибаемой мощью течения жизни. Как тут не вспомнить еще один превосходный образ, созданный Теодором Рошаком в романе «Киномания», где спрятавшийся от всего мира на безлюдном острове гениальный режиссер Макс Касл лихорадочно монтирует заведомо обреченные на гибель безумные кино-шедевры... И все же не покидает смутное чувство, что роман «Луна и грош» представляет собой не только произведение «о трагической судьбе гениального художника, о неизъяснимой тайне его личности». Все дело в семантике названия. Ночное светило и мелкая монета в оригинале — sixpence, шестипенсовик. Эта антитеза хоть и незатейлива, но символична и актуальна до сих пор. Искони луна в культурной традиции многих народов, и британской в том числе, означает субстанцию фантазийную, связанную с высокодуховными сущностями. А вот грош, понятное дело, олицетворяет материальную суть нашего бренного мира, причем с негативным оттенком.

И получается моралите куда шире рассказа о творчестве и творце. Очень вероятно, что Сомерсет Моэм предлагает нам также поразмыслить о вечном конфликте духовного и материального, достижимого и невозможного. О выборе, который возникает в связи с этим конфликтом. И в этом смысле, безусловно, роман Моэма «Луна и грош» — о каждом из нас.

Но пришел Моэм и начал продавать свою Луну за Гроши. И, что характерно, для нас это совсем не гроши, а сам писатель при этом абсолютно ничего не потерял. Ну, знаете, часто бывает, когда автор вынужден совмещать деятельность с работой менеджера и в итоге что-то свое теряет, приобретает нервозность, растрачивает себя попусту.

Все это никогда не касалось Моэма. Да, у него там были агенты, ха-ха, но им далеко до босса. Среди переливчатого многообразия миллиардов людей на планете и десятков тысяч писателей, редко можно встретить автора, с которым ты согласен абсолютно. Дело совсем не в сюжетах, не в принадлежности писателя к какой-то стране или определенному временному промежутку. Ощущение родства приводит к тому, что в какой-то момент ты начинаешь думать, что все, что ты читаешь, написано самим тобой. Оценка произведения в итоге зависит от степени твоего самолюбия, ибо некоторые обожают заниматься самобичеванием и могут в праведном гневе низко оценить свой смысловой аналог. Так, например, Лев Толстой не любил Шекспира.

Автор романа Луна и грош

Эксклюзивная классика книги Луна и грош. Луна и грош художник. Рецензия на книгу Сомерсет Моэм Луна и грош. Моэм, Сомерсет Уильям 1874-1965. Сомерсета Моэма «Луна и грош».. Уильям Моэм: Луна и грош. Записные книжки. Луна и грош Уильям Сомерсет. Роман театр Сомерсет Моэм русская версия. Книга Сомерсет Моэм Луна и грош 1983. Луна и грош театр рассказы Моэм Уильям Сомерсет.

Луна и грош театр. Луна театр и грош книга. Прототип Луна и грош Моэм. Автор Романов Луна и грош театр. Сомерсет Моэм санаторий. Маг Моэм Уильям Сомерсет. Сомерсет Моэм Луна и грош книга. Сомерсет Моэм эксклюзивная классика. Луна и грош Моэм фильм. Сумка с книгами Моэм.

Моэм Луна и грош 1980. Моэм Луна и грош книга. Моэм Сомерсет лучшие произведения. Сомерсета Моэма «театр» книга. Сомерсет Моэм Луна и грош театр. Моэм Сомерсет Уильям "театр". Моэм Уильям Сомерсет собрание сочинений. Моэм с Луна и грош Москва металлургия 1980.

Или нанять охранников и завести сторожевых собак. Ключевым моментом пунктов 3 и 4 являются ограничения при применении всех насильственных путей защиты частной собственности. Приведу пример на тех же американских штатах: Техас: Закон Техаса позволяет собственнику применять силу для защиты своей собственности, в том числе со смертельным исходом при определенных обстоятельствах. Однако применение силы должно быть соразмерно угрозе, исходящей от нарушителя, и собственник должен полагать, что применение силы необходимо для защиты его собственности. Флорида: Закон Флориды позволяет собственнику действовать в рамках необходимой самообороны для защиты своей собственности, но применение силы со смертельным исходом разрешено только в ситуациях, когда существует непосредственная угроза смерти или серьезных телесных повреждений. Применяемая сила также должна быть необходима для предотвращения совершения правонарушителем насильственного преступления. Калифорния: Законодательство Калифорнии позволяет владельцу собственности действовать в рамках необходимой самообороны для защиты своей собственности, но применяемая сила не должна превышать величину, необходимую для защиты собственности. Применение силы со смертельным исходом обычно разрешено только в ситуациях, когда существует непосредственная угроза смерти или серьезных телесных повреждений. В книге Клопс ловит Незнайку с помощью капкана, а после поимки предпочитает не вызывать полицию и вместо этого стреляет по Незнайке из ружья, предварительно спустив на него собаку. В общем, налицо чрезмерное превышение мер по самообороне! Вне мира сказки Клопс сам мог бы стать потенциальным подсудимым, так как законы о защите собственности регулируют рамки допустимой самообороны, где ее превышение также может послужить основанием для судебной тяжбы или заведения уголовного дела. Благо Незнайке удается удрать от очень агрессивного собственника и его собаки, изрядно повредив урожай во время этого процесса. Там Незнайка садится в кафе, плотно ужинает и встречается с таким новым для него понятием, как деньги: — Вы забыли, дорогой друг, о деньгах. Я, как бы это сказать, впервые слышу такое слово. Из чего можно сделать несколько выводов о коротышках с Земли: Денежно-кредитная система отсутствует у земных коротышек в принципе. Видимо, в рамках коммун существует только натуральный обмен, то есть обмен продуктами труда без денег. Возможно, они даже не социалисты, а хиппи! Но оставим это на усмотрение истории. Из-за незнания понятия деньги Незнайка сталкивается с двумя проблемами. Во-первых, полицейский отправляет его в местную тюрьму. Во-вторых, тюремные коротышки предлагают Незнайке очень невыгодную сделку по обмену шляпы на деньги, видя, что Незнайка совершенно не знает, что такое эти ваши деньги: — Зачем же мне отдавать шляпу? Они медные и какие-то круглые. У кого есть сантики, тот все может купить. Вот ты, например, есть хочешь? А захочешь, что станешь делать? Будут у тебя денежки — купишь еды. А нет денег — сиди голодный. А мы с тобой на пятнадцать сантиков купим картошки и будем печь в золе. Знаешь, как вкусно! Пятнадцать сантиков хорошая цена за такую шляпу. Тебе всё равно никто больше не даст. Все происходящее можно описать термином асимметричность информации. В рыночных отношениях это неравномерное распределение информации между сторонами контракта. То есть, ситуация, когда один участник сделки знает существенно больше, чем другая сторона, либо вовсе обладает информацией, скрытой от всех остальных участников рыночных отношений. В случае Незнайки он лишен представлений о справедливой цене за свою шляпу, чем и пользуются другие коротышки, предлагая отдать очень ценную часть гардероба в мире лунных коротышек за гроши и манипулируя его чувством голода. В реальности асимметричность информации встречается повсеместно и является неизбежным спутником любого капиталистического общества. На ум сразу же приходит пример с недобросовестным продавцом, который выставил на продажу подержанное авто, зная все его недостатки, сколы, трещины и так далее. Однако ситуация может быть и полностью противоположной. Например, покупатель собирается приобрести полис добровольного медицинского страхования у страховой компании и при этом скрывает факт курения. Таким образом сбивая цену для себя в целях экономии. Складывается впечатление, что асимметричность имеет сугубо негативный аспект, но это не так. Потому что асимметрия также ведет к повышению специализации во всех отраслях экономики. Мы идем к врачу за лечением, к механику за ремонтом, к репетитору за знаниями, а сами специализируемся на своём деле, что ведет к более эффективному распределению человеческих ресурсов в конечном итоге. Чтобы уменьшить корыстное использование этой разницы в познаниях из различных областей, существует общественный институт репутации, когда при обращении за услугами или товарами мы можем сформировать свое мнение заранее, предварительно изучив отзывы, оценки или аналитику практически всего на свете. А чем лучше соблюдается принцип информационной прозрачности открытости в экономике, тем более привлекательной она становится для потенциальных инвестиций, поэтому то же государство заинтересовано в том, чтобы данный принцип соблюдался. К сожалению, у Незнайки совсем не было возможности сориентироваться на месте, чтобы уменьшить эффект асимметрии информации, но проданную за гроши шляпу ему все-таки удалось себе вернуть. Акционерные общества и манипулирование рынком через СМИ рисунки Г. Валька В книге Незнайку выпустят из тюрьмы, и с коротышкой по имени Козлик, который поверит в рассказ Незнайки о том, что он с другой планеты, он отправится к товарищам Козлика. Незнайка рассказывает новым друзьям, что в его ракете остались земные семена растений, вырастающие в размере намного больше, чем растения лунные. Выпустим акции… Вы знаете, что такое акции? Их можно напечатать в типографии. Каждую акцию мы будем продавать, скажем, по фертингу. Вырученные деньги затратим на постройку летательного аппарата, а когда семена будут доставлены, каждый владелец акций получит свою долю семян. Разумеется, у кого окажется больше акций, тот и семян получит больше. Конечно, Носов немного упрощает природу акционерного общества для более доходчивого объяснения, но сама суть при этом сохраняется, обо всем по порядку: Акционерное общество- это компания, выпустившая акции, чтобы привлечь дополнительный капитал от инвесторов для ведения своего бизнеса, позволяя расширять производство, например. Акция- это документ, подтверждающий, что в вашем распоряжении есть доля компании и что вы обладаете правами акционера. В обмен на покупку акции вам могут гарантировать фиксированный доход в будущем по ней aka дивиденды, в таком случае ее называют привилегированной. А если дивидендов по акции нет или они заранее неизвестны при покупке акции, то речь уже об обыкновенных акциях. Собственно, больше кэша вы срубите скорее с обыкновенными акциями, но они при этом более высокорисковые. Во-первых, при своем выпуске акции компании обеспечены капиталом компании. Можно ли технически выпустить акции вовсе не имея никакого капитала, как в случае наших героев? Вопрос в том, а привлечет ли кого-то такое сомнительное предприятие, где нет ничего, что могло бы говорить о потенциальном или текущем ведении дел. Во-вторых, при выпуске акций есть ряд законов и соответствующих юридических процедур, регламентирующих выпуск акций. Так что пойти и напечатать в типографии акции не получится, придется предварительно сильно попотеть прежде, чем выпустить их в обращение. Но здесь важно оговорится, что в мире капитализма существует понятие венчурного капитала. Говоря простым языком, это привлечение инвестиций извне в капитал компании с большим потенциалом для роста на ранних этапах ее существования. Если акционерные общества и выпуск акций это такая форма организации компании, характерная для тех, у кого уже есть что-то за душой, то венчурные инвестиции это вид финансовой активности, характерный для совсем молодых или только учреждаемых компаний. Зачастую речь здесь идет о стартапах в сфере технологий, энергетики или биотехнологий. И, разумеется, венчурные инвестиции связаны с гораздо большим риском, чем инвестиции в акции устоявшихся компаний, но и потенциальные прибыли намного выше. Также венчурные инвесторы принимают более активное участие в жизни компании и имеют больше функционала, чем инвесторы обычных акций. В этой сфере считается нормой вложиться в 10 компаний, получить выхлоп с одной, а остальные 9 потерять. Впрочем, чтобы решить проблему привлечения потенциальных покупателей акций, коротышки решают запустить шумиху в СМИ, рассказав о пришельце Незнайке и привезенных им чудесных семенах растений с Земли: Я уже все продумал, — ответил Мига. В первую очередь надо напечатать в газетах, что к нам прибыл коротышка с другой планеты. А когда все поверят, мы напечатаем, что этот космический коротышка привёз семена, и тут же объявим об учреждении акционерного общества. На вид он такой же коротышка, как и все мы. Здесь я хочу сделать небольшое лирическое отступление об одном из эпизодов жести в книге Носова.

Я на 114 отрывке, три раза встречалось и все разы с маленькой. Сударушка 17 августа 2017 Текст книги полностью заменен, теперь он с выделением абзацев и наиболее логичным делением отрывков. Примечания вынесены в информацию по словарю.

Сомерсет Моэм театр эксклюзивная классика. Сомерсет Моем. Луна и грош иллюстрации. Сомерсет Моэм Луна и грош краткое содержание. Луна и грош Уильям Сомерсет краткое содержание. Моэм Луна и грош театр. Моэм с. Луна и грош аудиокнига. Эксклюзивная классика книги Луна и грош. Луна и грош художник. Рецензия на книгу Сомерсет Моэм Луна и грош. Моэм, Сомерсет Уильям 1874-1965. Сомерсета Моэма «Луна и грош».. Уильям Моэм: Луна и грош. Записные книжки. Луна и грош Уильям Сомерсет. Роман театр Сомерсет Моэм русская версия. Книга Сомерсет Моэм Луна и грош 1983. Луна и грош театр рассказы Моэм Уильям Сомерсет. Луна и грош театр. Луна театр и грош книга. Прототип Луна и грош Моэм. Автор Романов Луна и грош театр. Сомерсет Моэм санаторий. Маг Моэм Уильям Сомерсет. Сомерсет Моэм Луна и грош книга. Сомерсет Моэм эксклюзивная классика. Луна и грош Моэм фильм. Сумка с книгами Моэм.

Другие значения этого слова:

Знаменитый #писатель, автор романа «Луна и грош» был еще и неистовым коллекционером.
Описание и характеристики
Содержание
Зарубежные писатели XX века: кого читали в России
Сомерсет Моэм - список книг по порядку, биография
Английский писатель (1874-1965, ''Театр'', ''Луна и грош'', ''Остриё бритвы'')

Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд

Английский писатель, мастер новеллы, роман "Луна и грош, 4 буквы, сканворд	4 буквы. Ответы для кроссворда.
Писатели-юбиляры 2024 \| МУК "Городская Централизованная Библиотека"	Главная» Новости» Писатели юбиляры в 2024 году в библиотеке по месяцам список.
Автор романа луна и грош — 4 буквы сканворд	Ответы на сканворды и кроссворды. Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд.
«Луна и грош» Сомерсета Моэма, краткое содержание	В романе «Луна и грош», вышедшем в 1919 году, получил отражение путь гениального художника-постимпрессиониста Поля Гогена.

Аудиокниги слушать онлайн

Он, кстати говоря, был очень хорошим комедиографом, не зря Шекспир ему «завидовал». АМ А нравится ли вам Моэм как эссеист? АЛ И эссеист Моэм был прекрасный. Как многие английские писатели, владел этим промежуточным жанром — и не fiction, и не nonfiction. У него есть, между прочим, очень интересные высказывания и о русских писателях. Моэм много читал русскую литературу, много почерпнул из нее, хотя, как уже говорилось, по чеховской дороге не пошел.

АМ И писал, что не понимает, почему сравнивают Мопассана и Чехова, тогда как они совершенно разные писатели. А насколько Моэм хорошо знал русский язык? Одна из последних его биографов Селина Хастингс уверяет, что знал неплохо и даже каких-то русских авторов читал в оригинале. АЛ Вся русская классика тогда переводилась на английский, и, думаю, читал он ее все же в переводе. А что-то он и вовсе знать не мог.

Проза Джеймса Джойса и Вирджинии Вульф его мало интересовала. Он вообще держался в стороне от модерна. АМ Находится ли сегодня творчество Сомерсета Моэма в сфере внимания отечественных литературоведов? Могли бы вы назвать их имена? АЛ Нет, не находится.

Слава его, не знаю, к счастью ли, к сожалению, осталась в прошлом веке. И теперь Моэм — автор для начинающих изучать английский язык. У него превосходный, совершенно образцовый английский язык, он блестящий стилист, причем без вычурности, человек с большим вкусом, человек, который очень много работал со словом. Он подолгу не выпускал произведения из рук, пока не доводил его до ума. Этого у него не отнимешь.

Тем не менее, романы его все-таки слабее рассказов. Когда читаешь его романы, то видишь, как они распадается на отдельные новеллы. Моэм не романист по духу своему. Просто он настолько опытный, матерый литератор, что более или менее умел все. Одно умел лучше, другое хуже.

Популярность Моэма в России — величина не постоянная АМ В английской литературе времен империи всегда присутствовал интерес к колониальной теме. Об этом писали и Моэм, и Киплинг... Моэм старше Киплинга на девять лет, но когда читаешь того и другого, кажется, что они из разных эпох. В произведениях и того, и другого колониальная тема играет немалую роль, но взгляды на Восток и Запад у каждого из них свои: между «несите бремя белых, как бремя королей» и «слишком много чемоданов, слишком много наклеек на них» — бездна. С чем это связано?

С концом Викторианской эпохи, еще с чем-то? Мадина Тлостанова Закат популярности самой идеи империи и империализма в британском обществе, который пришелся на второе и третье десятилетия XX века, сыграл несомненно свою роль. Викторианская эпоха, хотя формально и завершилась в 1901 году, на самом деле в 1890-е годы незаметно превратилась в эдвардианскую в своей системе ценностей, эстетических преференциях, отношении к современности. Но примерно с 1910 по 1914 год происходит слом эпох, и на этом сломе и входит в литературу в полной мере Моэм, а наибольшей известности удостаивается между двумя мировыми войнами, за которыми, как известно, последовала быстрая и масштабная деколонизация, навсегда изменившая роль и значение Великобритании в мире. Не случайно так популярна была издевательская песенка 1931 года, написанная приятелем Моэма Ноэлем Кауардом и высмеивавшая чокнутых англичан, разгуливающих на полуденном солнце как бешеные собаки.

Она отражала скептическое отношение британцев к империи, о которой еще недавно с гордостью говорили, что в ней никогда не заходит солнце. Ощутимые сдвиги происходят в эти десятилетия и в литературе, где XX век заявляет о себе в стремительном наступлении модернистских и авангардистских явлений. Ни Киплинг, ни Моэм не вписались целиком в эти новые тенденции, хотя и не остались в стороне. Того же Киплинга не зря относят к прото или предмодернистам. Что касается Моэма, то один исследователь назвал его пара-модернистом, затронувшим практически все темы, волновавшие признанных модернистов, но сделавшим это, не выходя за рамки своей внешне реалистической поэтики.

АМ Как смотрится после «деколониального поворота» моэмовское восприятие Востока и Запада? И как оно изменилось в обществе в целом? МТ Несмотря на свой скепсис по отношению к империи, соответствовавший умонастроениям первой половины XX века, когда британцы все чаще убеждались в том, что ни политически, ни экономически, ни этически оправдать наличие колоний нельзя, Моэм все равно остается англичанином с определенной историей, выходцем из определенного класса, что сообщает его взгляду на тот же Восток свои особенности. Его восточные произведения — это мир скучающих и лицемерных английских аристократов, предприимчивых дельцов, миссионеров, ученых, мир, в котором местное население — безмолвные статисты. Хотя, несомненно, они уже не представлены просто как набор стереотипов.

Более того, его герои-англичане часто убеждаются, попав на Восток, в том, насколько поверхностны были их прежние представления о живущих там людях. Но все же этот Восток мы видим именно и прежде всего глазами англичан. И здесь Моэм верен правилу — писать о том, что хорошо знаешь и чувствуешь. Для этого английского взгляда колониальный иной остается непрозрачным, неизбежно уступает персонажам-англичанам по своей сложности и психологической достоверности. Тут есть где разгуляться постколониальному романисту — скажем, переписать « Узорный покров », сделав главными героями присутствующих у Моэма только фоном китайцев.

Что касается системы ценностей, то она, увы, почти не изменилась, во всяком случае, в том, как условный Восток и Запад продолжают относиться друг к другу. Колониализм вроде бы закончился, а колониальность как тип мышления и восприятия осталась. МТ Выстраивать тут какие-то генеалогии — неблагодарное занятие. Пусть этим занимаются авторы учебников по зарубежной литературе. Все равно их никто не читает.

Литературный процесс — явление более сложное и не линейное. На мой взгляд, названные авторы — фигуры разного порядка. Дойл — это совсем уж массовая беллетристика. Киплинг и Моэм пересекаются в своем двойственном отношении к империализму, оставаясь при этом аутсайдерами литературного канона, а Конрад — это слишком высоколобая фигура для подобной компании, хотя его хрестоматийное « Сердце тьмы » послужило основой и стало мишенью критики в ряде постколониальных романов и публицистики. И в этом смысле все четверо так или иначе реагируют в своих произведениях на неизбывную для Великобритании тему империи и колоний.

Просто каждый это делает в свое время и в своей эстетике. АМ Моэм много путешествовал и повсюду чувствовал себя «как дома» — это британская черта, имперская? МТ Думаю, что нет. То есть, возможно, карикатурный британец в пробковом шлеме и полагал, что ему принадлежит весь мир, но вряд ли Моэм был настолько наивен или старомоден. Скорее, мне кажется, это черта писательская и к тому же связанная с тем, что в Великобритании-то он как раз не мог себя ощущать в полной мере в безопасности в силу самых строгих законов против гомосексуализма.

АМ Не связан ли секрет необыкновенно устойчивой популярности Моэма в России с тем обстоятельством, что и мы когда-то были империей? МТ Не думаю, что здесь есть прямая связь, да и популярность Моэма в России — величина не постоянная. Мне кажется, что колониальная тема все же не превалирует у Моэма так, как у Киплинга. Нередко, это лишь антураж, необходимый ему для исследования человеческой природы. Известно, что Моэм сам сознавал, что ему, как автору, не хватает воображения а также лиризма и метафоричности , что он нуждается в реальных историях, которые затем перерабатывает в рассказах, романах и пьесах.

И его бесконечные, порой оканчивавшиеся скандалами поездки в дальние страны — это не столько колониалистский зуд или ориенталистская тоска, сколько попытка собрать необходимый материал. Параллели между российской империей и Великобританией, как и между российским и британским имперским сознанием, весьма условны. Интересно, что для отечественного читателя экзотичность колониальной прозы — это почти всегда экзотичность чужая, переводная — Африка, Азия, Америки, запечатленные писателями западных империй. И эта чужая экзотичность манит больше, чем своя ориенталистская тематика. В русской литературе эквивалентами являются, например, произведения о Кавказе писателей XIX века, но они все написаны в другую эпоху, другим художественным языком.

И в этом смысле, косвенно, конечно, колониальные рассказы Моэма, как и других англичан, восполняют эту отсутствующую у нас свою традицию. К тому же, важно, что это как бы чужой колониализм, к которому российский читатель не имеет прямого отношения и потому не испытывает чувства вины. АМ Тогда в чем секрет его успеха у читателей? МТ Скорее Моэм нравится тем, кому он нравится, потому что пишет он достаточно занимательно и доступен пониманию обычного читателя, потому что подмечает самые различные аспекты человеческой природы, не замеченные другими, включая недостатки, пороки, но при этом не скатывается к нравоучениям и обвинениям. И потому его маска холодного и отстраненного наблюдателя не раздражает, а наоборот, очень пристала автору.

О закате империи и кризисе имперского сознания своих соотечественников Моэм тоже говорит не прямо или даже вовсе не говорит, а исподволь подводит читателя к такому выводу с помощью определенной оптики, внешне вроде бы незаинтересованного способа подачи материала и представления персонажей. АМ А почему многие английские критики, в особенности литературный кружок Блумcбери, были столь невысокого мнения о творчестве Моэма? МТ На это счет существует множество мнений. Например, критики пишут о том, что блумсберийцы высмеивали всех, кто был на них не похож, и, возможно, также и тех, кто мог быть им соперником, что их раздражала нешуточная успешность Моэма как писателя, что они считали его произведения слишком банальными и не достойными упоминания, что трезвое отношение Моэма к писательству как к ремеслу претило их культу «искусства для искусства» и «башни из слоновой кости». Кстати говоря, блумсберийцам удалось в этом убедить и английское литературоведение последующих десятилетий, исключившее Моэма из университетских программ.

Даже в МГУ уже моего времени мы не изучали Моэма в курсе зарубежной литературы, хотя нас мучили «Театром» весь первый семестр на английской кафедре якобы для лучшего овладения языком. Это тоже следы исключения Моэма из серьезной литературы. АМ Хотел бы теперь вас спросить о взглядах самого Моэма на модернизм, ведь о многих своих современниках-модернистах Моэм был невысокого мнения, о том же Джеймсе Джойсе, к примеру, полагал, что тот специально затуманивает смысл слов. МТ Что касается скептического отношения Моэма к высокому модернизму, то действительно в своей книге «Подводя итоги» и в других текстах он выступает скорее за демократичность искусства, которое должно быть понятно любому сколь-нибудь образованному человеку, и против литературного снобизма, основанного на нарочитой усложненности и туманности, которые для Моэма являются, прежде всего, показателями неспособности ясно мыслить. Но нельзя сбрасывать со счетов, вероятно, и горечь и даже желчность Моэма, которые, впрочем, скорее всего, были результатом глубинной неуверенности в себе, ранимости и ощущения отверженности, как свидетельствуют некоторые биографы писателя.

И это при его огромном успехе у читателей. В строгом смысле, конечно же, причислить Моэма к модернистам нельзя. Но он оперирует многими темами, лейтмотивами, идеями, которые были центральны для модернизма и для эпохи в целом. Это касается разочарования в человеке и в обществе, размышлений о закате колониализма, фиксации на темной стороне души. Хотя делает он это по-своему, не используя вроде бы типично модернистские приемы, стилистические изыски и эксперименты.

Его колониальные произведения пронизывает не только ощущение отчаяния и скорого конца — в отличие от Киплинга, который писал индийские рассказы в зените имперской само уверенности, но и тема изгнания, центральная, в свою очередь, для модернизма, а десятилетия спустя и для постколониальной литературы. Причем она существует у Моэма на разных уровнях — и как его собственная писательская судьба изгнанника из высокого канона, и как сюжетный троп множества рассказов, и как повествовательная стратегия. Вообще именно колониальные рассказы Моэма могут быть отнесены к некой форме модернизма — ведь здесь он экспериментирует с повествовательной полифонией, элементами потока сознания и другими «фишками», которые стали фирменными знаками признанных модернистов. Мне было бы интересно снять биографию Моэма АМ В традиции старого русского театра актера, исполняющего главную роль, принято было называть «сюжетом». Сомерсет Моэм — и как драматург, и как прозаик — тоже считал, что человек и его характер первичны, что сюжеты ткутся исключительно благодаря ему, человеку, а никак не наоборот.

В какой степени это правило соблюдается на мировой театральной сцене? Ильгар Сафат В современном театре уже давно нет никакой нормативности. Возможно все, и это, к сожалению, не всегда приводит к высоким результатам. В каждом конкретном случае можно увидеть, либо не увидеть, привязанность к «фокальному» как теперь выражаются персонажу. Но зрительский стереотип, не знаю, к сожалению или к счастью, все еще требует «героя», «сюжет» в терминологии старого русского театра , за которым нужно наблюдать.

В моем случае, тоже не все всегда однозначно. Иногда мне интересен «протагонист», и я выстраиваю всю канву вокруг его приключений. Иногда же, напротив, мне интересен именно «фон», создающий мир, и погруженного в него главного героя.

Позднее, в более либеральной атмосфере 1960-х гг. Комментируя эту трактовку, критик Эдварда Кузьмина опирается на название книги: "В романе Моэма на все двести страниц лишь однажды упомянута луна. Художнику говорят, что закон заставит его содержать жену и детей, возьмет их под защиту. Он отвечает: «А закон может снять луну с неба? Неотвратимо влекущее, притягивающее, как луна — лунатиков. Недаром почти три четверти книги никто не понимает, что случилось с прежним заурядным биржевым маклером. Всем кажется, что он одержим бесом" [4].

Экранизация Первой адаптацией романа стала кинолента режиссёра Альберта Льюина Albert Lewin , выпущенная в 1942 году, главные роли исполнили Герберт Маршалл и Джордж Сандерс. В Испании фильм вышел под названием «Soberbia» [5]. Переводы Первый русский перевод романа, Зинаиды Вершининой, вышел в 1928 году под названием «Луна и шестипенсовик». Бугаева, жена Андрея Белого , записала в своём дневнике 1929 года: «Прочла интересный роман В. По-видимому, импровизация на жизнь Гогена. Написано хорошо.

Продавец акций носит свой товар в кармане, и единственное, что может делать, это выкрикивать название своих акций и цену, по которой он желает их продавать. Покупателю тоже остаётся только выкрикивать название тех акций, которые он хочет купить.

Факт номер один- продают и покупают акции по указу или самостоятельно так называемые голодерики, которые постоянно выкрикивают, что они хотят продать или купить акции. То есть брокеры из нашего мира. Факт номер два- фондовые биржи, где торгуют акциями, у него это буквально плавучие баржи, куда сослали всех голодериков, потому что другие лунные коротышки не могли больше терпеть их крики. Если это фондовая биржа, то там можно продать или купить ценным бумаги, например, акции компаний. Если это сырьевая биржа, то там заключаются сделки по купле-продаже сырья в оптовых масштабах как на Санкт-Петербургской международной товарно-сырьевой бирже. Но в наше время все выглядит немного прозаичнее. Да, площадки остались, но участники биржевых торгов уже не бегают оголтело в попытке сделать что-то с ценными бумагами, а сидят смотрят в свои компуктеры и пользуются различным специализированным софтом для совершения сделок. Нью-Йоркские голодерики тогда и сейчас: А кто в свою очередь брокер?

Вот скачали вы какое-нибудь приложение желтого или красного банка, например, и в данном случае организация, стоящая за этим приложением, будет выступать вашим брокером. Интересный факт: в России брокером может быть только юридическое лицо организация , а вот в США даже отдельно взятый человек, главное легально оформить свою деятельность и можно предоставлять полноценные услуги брокера. Зарабатывают брокеры на комиссиях в ходе совершения сделок или на получении оплаты за предоставленные услуги. С устройством барж и голодериков мы разобрались. Господин Гризль обладает информацией, которой нет у других участников рынка большей части, по крайней мере. Он знает, что, когда статья выйдет, цены резко упадут, а сама статья носит заказной характер, значит, есть вероятность, что немного позже цена снова начнет расти, и можно будет заработать на этом. Это и есть суть инсайдерской торговли. Когда частные лица имеют доступ к конфиденциальной информации, касающейся организации, о чьих ценных бумагах идет речь, они могут на этом заработать, получив информацию из первых рук и опередив тем самым реакцию рынка.

Собственно, инсайдерская торговля это одно из воплощений асимметричности информации, которую мы с вами уже обсудили. Интересный пример из российских реалий, построенный на предположениях автора статьи и не претендующий на истину заранее осуждаю, что я написал. И здесь мы наблюдаем непропорционально большой объем покупок для рядовых физических лиц, который буквально бьет рекорды. Юань — на 16 млрд рублей. Доллар — на 96 млрд рублей. Евро — на 320 млрд рублей. Во конце второго квартала доллар болтался где-то в районе 64 рублей, а евро в районе 60 рублей. И курсы примерно такими и будут практически до конца 2022 года.

А вот весь 2023 ситуация, мягко говоря, совершенно другая, и кто мощно закупился в тот период, довольно неплохо заработал. На лицо развитое чутье и интуиция! Несмотря на старания регуляторов по созданию среды, где инсайдерская торговля приносила бы больше издержек, чем доходов, все-таки этот тип торговли пока остается повсеместной проблемой. Так, например, согласно оценке Американской финансовой ассоциации количество случаев незаконной инсайдерской торговли в 4 раза больше, чем количество судебных преследований за нее. Что ж, тут, пожалуй, Носов утер нос капитализму, но капитализму есть, где отыграться! Их интересуют одни только деньги! Видите, какое невежество! Для них имеет ценность лишь то, что можно съесть или спрятать в карман.

Впрочем, не будем о них говорить! А вот по поводу даты окончания существуют различные мнения. По одной из версий концом можно считать высадку американских астронавтов на Луну в 1969 году. По другой, совместную советско-американскую программу «Союз-Аполлон» в 1975 году. В любом случае итог был один- советская программа полета и высадки на Луну была свернута. Не буду вдаваться в конспирологические теории, поэтому просто зафиксируем это событие как свершившийся исторический факт, тем более, что обе стороны придерживались именно такой точки зрения. Оно не безоговорочное, Россия идет на втором месте, но виден резкий скачок в количестве запусков к 2020 году и общий тренд в индустрии, и причина здесь кроется, в том числе в развитии технологий со стороны частных компаний: взято тут Поэтому мне бы хотелось поговорить не столько о том, как доминирует государственная космическая программа США в этом мире, сколько о тех самых выдающихся предпринимателях, которые в условиях конкурентной борьбы приближают нас к звездам. Да, национальные космические агентства традиционно остаются основными игроками на рынке запусков, но коммерческие компании и их владельцы все чаще вносят существенный вклад в эту индустрию, влияние которого невозможно не заметить.

Они не сидят со своими миллиардам, считая каждую копеечку, а инвестируют в технологический прогресс, который двигает вперед как их компании, так и человечество в целом. Еще и умудряются окупить этот процесс! Давайте попробуем пробежаться по 5 ярким представителям коммерческих компаний, специализирующихся на запуске ракет, и рассмотрим их вклад в космическую отрасль. SpaceX SpaceX Илона Маска за 21 год своего существования сумела стать одной из ведущих частных компаний в мире по исследованию космоса, производству аэрокосмической техники и предоставлению услуг космических перевозок. А ее создатель стал крупнейшим производителем мемов. SpaceX вошла в историю благодаря своей многоразовой ракетной технологии и стала первой частной компанией, отправившей космический корабль на Международную космическую станцию. Цель компании - снизить стоимость космических перевозок и обеспечить возможность колонизации Марса. Дай вам Бог в жизни человека, который будет смотреть на вас также Космический корабль Dragon компании SpaceX регулярно выводится на орбиту ракетой-носителем Falcon 9 для снабжения Международной космической станции МКС и возвращения грузов и экипажа на Землю.

Одним из главных достижений компании является первая успешная посадка первой ступени орбитальной ракеты в декабре 2015 года. С тех пор компания приземлила и повторно использовала множество первых ступеней, что значительно снизило стоимость доступа в космос. И заодно выиграла космическую твиттер баталию, доказав, что частные компании могут составить конкуренцию даже таким гигантам индустрии как Роскосмос. Батут работает! Blue Origin Основанная 2000 году создателем Amazon, Джефом Безосом, компания Blue Origin одним из направлений выбрала развитие космического туризма, чтобы сделать полеты в космос более доступными для частных лиц. На данный момент их многоразовый космический корабль для суборбитальных полётов New Shepard совершил 22 полета, 6 из которых были проведены с командой на борту. В одном из таких полетом поучаствовал сам Безос, а компанию ему составили брат бизнесмена, Марк, 18-летний студент-физик из Нидерландов Оливер Дэмен, а также 82-летняя американская летчица Уолли Фанк. Как говорится, и стар и млад.

На сайте компании есть форма для бронирования полета, стоимость места на космическом корабле носит засекреченный характер, но на одном из аукционов сумма доходила до 28 млн. Сейчас New Shepard находится на допиливании из-за выявления технической аномалии. Также компания создала орбитальную ракету New Glenn, предназначенную для запуска спутников и других миссий на околоземную орбиту, и в настоящее время работает над созданием лунного корабля под названием Blue Moon. Пожелаем Безосу пофиксить все баги и успешно осваивать космос, чтобы он стал доступнее для всех мечтателей. Arianespace Arianespace - основанная в 1980 году французская компания, которая является первой компанией, предоставляющей услуги по космическим запускам на коммерческой основе. Запустила сотни космических аппаратов, включая спутники для телекоммуникаций, наблюдения Земли, а в прошлом году - космический телескоп Джеймс Уэбб, самый крупный космический телескоп с самым большим зеркалом из когда-либо запущенных человечеством. И играет жизненно важную роль в европейской космической отрасли, внося основной вклад в работу Европейского космического агентства. Rocket Lab Rocket Lab — частный американский производитель аэрокосмической техники и поставщик услуг по запуску малых спутников.

Компания разработала ракету-носитель «Электрон», которая предназначена для вывода на низкую околоземную орбиту полезных грузов массой до 300 кг. Компания разработала суборбитальную ракету-носитель SpaceShipTwo, способную перевозить пассажиров и научные грузы во время коротких полетов в космос. Компания конкурирует в той же нише, что и вышеупомянутый Джеф Безос, и пока у последнего получается покорять большие высоты с большим успехом, чем у весельчака Брэнсона. Фирма использует Cosmic Girl, модифицированный самолет Boeing 747, для горизонтальных запусков своей ракеты LauncherOne. Одним из ключевых преимуществ системы воздушного запуска Virgin Orbit является ее способность взлетать из самых разных мест, что обеспечивает большую гибкость в развертывании полезной нагрузки. Это также позволяет сократить время между запусками и дает возможность запускать из мест, расположенных ближе к экватору, что может помочь повысить производительность запуска. В марте компания приостановила свою работу, чтобы привлечь дополнительное финансирование. А потом и вовсе подала на банкротство.

Пожелаем неунывающему оптимисту Брэнсону все-таки найти выход из тяжелой финансовой ситуации и продолжить покорять космические высоты. Да, крупные игроки этой отрасли в лице таких государственных организаций, как NASA или Роскосмос, имеют за своими плечами долгую историю, соответствующий этой истории опыт и большие бюджеты.

Роза Уотерфорд была циником. Жизнь представлялась ей оказией для писания романов, а люди — необходимым сырьем. Время от времени она отбирала из этого сырья тех, кто восхищался ее талантом, зазывала их к себе и принимала весьма радушно. Беззлобно подсмеиваясь над их слабостью к знаменитым людям, она тем не менее умело разыгрывала перед ними роль прославленной писательницы. Представленный миссис Стрикленд, я минут десять беседовал с нею с глазу на глаз. Я не заметил в ней ничего примечательного, разве что приятный голос.

Она жила в Вестминстере, и окна ее квартиры выходили на недостроенную церковь; я жил в тех же краях, и это обстоятельство заставило нас почувствовать взаимное расположение. Универсальный магазин армии и флота служит связующим звеном для всех, кто живет между Темзой и Сент-Джеймсским парком. Миссис Стрикленд спросила мой адрес, и несколькими днями позднее я получил приглашение к завтраку. Я редко получал приглашения и потому принял его с удовольствием. Когда я пришел с небольшим опозданием, так как из страха явиться слишком рано три раза обошел кругом церкви, общество было уже в полном сборе: мисс Уотерфорд, миссис Джей, Ричард Туайнинг и Джордж Род. Словом, одни писатели. Стоял погожий весенний день, и настроение у собравшихся было отличное. Разговоры шли обо всем на свете.

На мисс Уотерфорд, разрывавшейся между эстетическими представлениями ее юности строгое зеленое платье, нарциссы в руках и ветреностью зрелых лет высокие каблуки и парижские туалеты , была новая шляпа. Это придавало ее речам необыкновенную резкость.

Отзывы на книгу «Луна и грош»

Тегилуна и грош прототип художника, луна и грош театр, писатель автор романов театр и луна и грош. А его прошлое – лишь эскиз к самой величайшей его работе, в которой слилось возвышенное и земное, «луна» и «грош». В 1893 году родилась американская сценаристка, драматург и писательница Анита Лус, автор романа «Джентльмены предпочитают блондинок».

Новости автор романа луна и грош 4 буквы