В детском доме-интернате прошла игровая программа «Путешествие в космос», посвященная. А вот в детских домах и коррекционных интернатах, подведомственных министерству образования, детей, наоборот, готовят к приемным родителям, отметила эксперт. “ В попаданиях в приют или детдом есть одно отличие: если в приюте ещё ждут, что их могут скоро забрать домой и есть ощущение, что это временно, то, попав в детский дом, дети осознают, что это надолго.
Почему воспитанники детских домов живут недолго. Согласно статистике, многие не доживают до 35 лет
Сегодня решила написать о том,почему дети попадают в детский дом,собрала основные причины. За последние десятилетия в России появилось такое уродливое и позорное явление, как "сиротпром" – по сути, использование детей-сирот в целях финансовой наживы детских домов и их руководства. Выпускники детского дома могут быть возвращены родителям, лицам их замещающим, или направлены для поступления в ВУЗы, ПТУ, техникумы или на работу» [1]. Для пилота выбраны 11 регионов, рассказала «Ведомостям» детский омбудсмен Мария Львова-Белова. Корреспондент «МК» поговорил с директором семейного детского дома Натальей Колесниковой о трудностях воспитания детей из неблагополучных семей, о непонимании окружающих и о том, как простой семье удается справляться с проблемами. ДЕТСКИЕ ДОМА, в России учреждения интернатного типа для детей-сирот и детей, лишённых попечения родителей. 1918 вместо воспитательных домов и детских приютов.
Мама не услышит, мама не придет: как устроены детские дома России
То есть было в ДДИ, например, 20 детей на одну нянечку, а воспитателей не было вовсе, а теперь надо не больше 6—8 — и на одного воспитателя. А министерство не утверждает изменённое штатное расписание, поскольку на это требуется дополнительное финансирование. Понятно, что в этой ситуации директор ничего не может сделать. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы изменения были поняты и приняты на уровне ведомства. То есть это люди, для которых постановление стало подспорьем, аргументом в пользу их деятельности. Есть те, кто активно саботирует процесс.
Но таких немного. Но есть еще один уровень — это непосредственно коллектив учреждения, который порой не понимает реформы и не желает что-либо менять в своей размеренной, понятной жизни. Например, они перестают вести журнал переводов детей из одной группы в другую — формально перевод не фиксируется, а на практике он существует. Для детей смена воспитателя и коллектива — это очень болезненный процесс, потому что они привыкают, конечно же, к взрослым, и это каждый раз новая травма и стресс. Но это происходит потому, что людей не включали активно в обсуждение, в объяснение, зачем все это надо менять.
Они часто не понимают, какой вред детям наносит текущая система. Что нужно, чтобы реформы не вызывали сопротивления снизу? Потом должно быть обучение, переобучение, подготовка кадров. Только после этого нужно менять законодательство. Но у нас, к сожалению, установился другой алгоритм — «минуя голову учителя».
Наша федеральная власть, похоже, не видит целесообразности в такой постепенной деятельности, считая, что раз уж приняли решение, значит, его надо выполнять. А выполнение буксует, потому что люди не готовы. Однако обратного пути у нас нет: сложившаяся за много лет система наносила детям-сиротам серьёзный, порой непоправимый ущерб. В этой системе у ребёнка не было ни малейшей стабильности, он переходил из одного учреждения в другое, от нуля до восемнадцати лет был отрезан от мира, выключен из социума, не готовый к нему, живущий совершенно по другим моделям и правилам. И потом эта система «выплёвывала» ребенка в мир без всякой подготовки и поддержки.
Работа по возвращению ребенка в кровную семью практически вообще не велась. А в ДДИ не работали и над семейным устройством, считалось, что дети с инвалидностью «не годятся» для семейного устройства. То есть это была плохая, никуда не годная система. Это нужно признать как факт, не рыдать по ней, а сделать вывод: нам нужно начать выстраивать эту систему по-новому. Эти действия необходимо начинать сразу же после того, как он попадает в учреждение, не перекладывая ответственность на органы опеки, а действуя совместно.
Во-вторых, ребёнок может быть помещен в организацию только после того, как были испробованы все варианты его устройства на предварительную опеку знакомым, родственникам, и эти попытки не увенчались успехом. Иными словами, детский дом — это крайний случай. В-третьих, это акцент на социализацию, интеграцию во внешний мир, открытость. Это означает, что ребёнок должен жить в обычной среде, посещать обычную школу вместе с детьми из социума, а не сидеть с утра и до вечера в резервации, где он учится, живёт, гуляет.
Она схватила мою руку, попыталась уложить на доску и сильно кричала. Я очень испугалась и до сих пор с ужасом вспоминаю тот момент.
Пока я жила в приемной семье, меня постоянно запугивали детским домом. Я боялась его и не хотела туда попасть. Наверное, поэтому так затянула с жалобами на наши условия. Приемные родители рассказывали нам жуткие истории, как детей в учреждении окунают в унитаз, вывешивают из окна. Мы все просили не отдавать нас в это место. В какой-то момент я поняла, что если продолжу молчать, то мы так и останемся жить в этой семье.
Когда я обратилась за помощью в органы опеки, мне не поверили. Одна сотрудница сказала: «Я жила в родной семье и терпела насилие. В итоге ничего страшного со мной не случилось, я не умерла.
Такая взаимовыручка сейчас очень ценна, особенно если у детей нет серьезной материальной базы. Конечно, мало кто добивается большого успеха. Двое сейчас в колонии — они попали ко мне уже трудными подростками в 14 лет, и перевоспитать их было нереально. Одна девочка, к сожалению, умерла в 30 лет — жила с алкоголиком и пила сама. Девочки вообще очень рано выходят замуж, зачастую в 18 лет и за первого попавшегося. Им страшнее быть одной, чем жить с кем попало. Иногда я даже жалею, что взяла некоторых ребят: не все из них ведут нормальный образ жизни.
Воспитываешь всех одинаково, а генетическую предрасположенность не изменишь. После школы вуз не окончил никто. Большинство из них и школу-то закончили с трудом — в основном поступают в техникумы и училища. Но к 30 годам некоторые умнеют, и вот сейчас четверо мальчиков учатся в университетах. Я очень рада, что они поняли необходимость образования. Один уже получил диплом, а трое еще учатся. Многие дети занимаются спортом: у юного конькобежца Захара уже несколько медалей. Фото: Руслан Рыбаков О финансовых трудностях и отношении окружающих — Нам было очень тяжело в материальном плане, когда мы жили на городском бюджете. Особенно сложными выдались 1990-е. Тогда нас прикрепили к магазину, чтобы мы отоваривались, но деньги не всегда привозили вовремя.
Иногда я приходила туда и плакала, выпрашивая продукты, потому что детям было нечего есть. Одевать ребят тоже было проблемно: тогда давали талоны на ограниченное количество одежды. Чтобы сводить концы с концами, мы устроились работать сторожами за 50 рублей в сутки. С детьми дежурили по очереди. Кроме того, тогда мы жили в квартирах — сначала в двух тесных, затем нам дали жилье попросторнее. Но все равно было не очень комфортно. В 2002 году мы встретились с президентом — тогда Владимир Путин был на этой должности чуть больше двух лет. После встречи с ним нам дали этот двухэтажный дом и перевели на краевой бюджет. Сегодня мы юридическое лицо, мне как учредителю приходится заполнять множество бумаг и документов. Но зато теперь и финансирование соответствующее, сейчас проблем с деньгами нет.
Одежду детям привозят из магазина, с которым у нас договор. Все эти 30 лет мы сталкивались и с непониманием, и с завистью окружающих. Многие за спиной говорили, как я мешками таскаю домой еду. Я отвечаю: «А вы не видите, что я и готовлю для детей ведрами? Но скажите — в чем ваша выгода? А вот когда мы переехали, многие начали думать, что мы только из-за дома воспитываем детей. Но табличка на здании гласит о том, что это учреждение — государственное. А это значит, что мы его лишимся, когда перестанем работать. Все-таки мне уже 65 лет, а муж на 10 лет старше.
Все семьи воспитанников имеют электробытовую, аудио и видео технику, развивающее и игровое оборудование. Численность детей в каждой группе не превышает 8 человек. Что ждет детей после выхода из детдома? Самое большое влияние оказывает мнение окружающих и моральная поддержка. Но нужно понимать, что какой бы ни был детский дом или приют, ничто и никто не заменит любящих родителей, - объяснил создатель «Маяка». Выпускник детдома может не только столкнуться с осуждением. Он также резко становится предоставлен сам себе, попадая во взрослую жизнь. Родительской поддержки нет, а значит, нет и помощи, на которую обычно могут рассчитывать молодые люди, выросшие в семье. Потому что аферисты прекрасно понимают, что «детдомовец» - лёгкая цель, за него или неё попросту некому заступиться, - поделился Давид Карапетян. Психологические травмы тоже дают о себе знать. Они могут сильно затруднить взаимодействие с окружающим миром. Эксперт привела примеры того, как травмы могут повлиять на социализацию: 1. Недоверие к взрослым Отсутствие стабильных отношений с опекунами может создать у ребенка стойкое ощущение ненадежности и недоверия к взрослым. Это осложнит установление близких и доверительных отношений в будущем. Проблемы в общении и установлении социальных связей У детей в детдомах нет стабильной дружбы и ограничены возможности для социального взаимодействия. Из-за этого выпускники могут испытывать трудности в общении со сверстниками, установлении и поддержании дружбы. Нестабильная самооценка Проживание в приюте или детдоме может вызвать чувство неполноценности и недостатка уверенности. Это мешает детям в будущем эффективно социализироваться и занимать достойное место в обществе. Агрессивное поведение Отсутствие правильных моделей для выражения эмоций, неумение справляться со стрессом приводят к агрессивному и деструктивному поведению. Это затрудняет социализацию и может вызвать конфликты с окружающими. Проблемы с адаптацией и принятием новых условий Дети из приютов могут испытывать дополнительные трудности при смене жизненных обстоятельств таких как переход в приемную семью, обучение в школе или на новом месте работы. Проблемы с самостоятельностью и предприимчивостью Детские дома и приюты часто создают зависимость от системы и воспитывают пассивность. Выработанное поведение может снизить самостоятельность ребенка и ограничить потенциал его индивидуального развития. Риск развития психических расстройств Травмы, приобретенные в детдоме, могут способствовать развитию психических расстройств депрессия, тревожные расстройства, посттравматическое стрессовое расстройство. Они, в свою очередь, затрудняют нормальное функционирование человека в обществе. Об этом сообщает министерство имущественных отношений Ставропольского края. К началу 2023 года ведомство заключило контракты на приобретение для выпускников из детдомов 290 квартир на улице Чапаева в 3 домах, расположенных по соседству. Близкое расположение квартир людей из детдомов может сыграть как положительную, так и отрицательную роль. К плюсам такого проживания можно отнести поддержку от знакомых, тоже выпустившихся из детского дома. А минусом может стать ранее упомянутая изоляция от остального общества, от широкого мира, отсутствие новых знакомств и социальных связей. Проживание детей из детдомов в обычных жилых квартирах, где они могут взаимодействовать с разными людьми разных возрастов, профессий и жизненных опытов, может быть более благоприятным для их социального развития и интеграции в общество. Но, опять же, все будет зависеть от конкретных условий, ситуации и человека.
Мария Рыльникова рассказала о том, почему детский дом - это плохо
Опубликовано 27 июня 2018, 00:00 a A Реальная история: как я вернула ребенка в детский дом Еще недавно мне казалось это чем-то невероятным: помню, как горячо возмущалась, слушая историю мальчика, которого «посылкой» заграничная мать выслала в Россию в детдом. Осуждала, когда приходила в опеку — и видела горы папок возврата детей в госучреждение. Но больше всего убивало, что их возвращали не через год или два года, а спустя 10-13 лет… Да ведь к домашнему питомцу привыкаешь, а тут человек.
Если бы я с мамой остался, у меня бы вообще никакого образования не было. Вариантов не было: либо иди на уроки, либо по улицам шляйся, дома не отсидишься. В начальных классах дети считали, что со мной что-то не так и я отброс. Обзывались, подставляли. В старших классах я попал в физмат. Тут уже ребята были поадекватнее, да и повзрослее — с ними мы общались хорошо.
Учителя относились так, как и ко всем: никогда из жалости не рисовали мне оценки, да и я просил, чтобы такого не было. Выпуск из школы и дальнейшие изменения меня не слишком беспокоили. Я привык жить моментом и не задумывался о будущем. Да, планы были, но грузить голову лишними мыслями и загадывать наперед я не хотел. Думал: будь что будет. На выпускном нас собрали всех вместе, заставили надеть костюмы, показали концерт, а воспитатели сказали что-то «на дорожку». Расставаться было грустно. Так ведь всегда, когда привыкаешь и привязываешься.
Но это был не конец: я и после выпуска в гости заезжал, рассказывал, что да как. Мы уезжали из детского дома, как только поступали в университет или училище. Найти, где учиться, тоже помогали: проводили тесты по профнаправленности, предлагали варианты. Я пошел учиться на монтажника-высотника, и мне это нравилось — я с детства любил высоту. Да и отношения в группе складывались хорошие: никаких косых взглядов не было. Наоборот, ребята из регионов часто подходили к нам, минчанам, и спрашивали, как помоднее в столице одеваться, куда ходить. Меня поселили в общежитии, которое было в аварийном состоянии. Было так холодно, что зимой спал в зимней куртке и все равно замерзал.
К тому же постоянный шум, пьяные компании — в общем, долго я там не прожил, тайком переехал в общагу к девушке, с которой тогда встречался. А временами, когда идти больше было некуда, я приезжал в детский дом. За тобой никто не смотрит, тебя никто не контролирует, ты знаешь, что можешь делать, что хочешь, и тебе ничего за это не будет. Первое время ощущение свободы просто переполняло. Представьте: в детском доме нужно возвращаться к восьми, а тут гуляешь ночами напролет, прыгаешь в воду на Немиге, пьешь джин-тоник, который купил на первую стипендию, стаскиваешь флаги с Дворца спорта — в общем, делаешь, что хочешь. Такими были наши первые дни самостоятельной жизни. Все обходилось без последствий, я даже в опорном пункте был только один раз, и то по своей воле. Как-то гуляли ночью, и милиция попросила документы у моего друга, которых у него с собой не было.
Другу уже было 18, но для выяснения обстоятельств все же предложили проехать в отделение. Я тогда подхожу и говорю: «А можно с вами, пожалуйста? Я никогда не видел, как в опорке все устроено». Они посмеялись, но на «экскурсию» свозили. Соблазн сорваться был очень велик, и сдерживать себя было сложно. Сидишь на парах и думаешь: я же сейчас могу просто встать, уйти, и никто мне не скажет ни слова. Но все-таки на учебу ходил исправно, терпел и понимал, что образование в любом случае пригодится. А большинство срывалось.
Сначала отчислили одного детдомовца, потом — моего лучшего друга. Позже он спился.
Однако с подходящей поддержкой и помощью ребенок может научиться справляться с этими трудностями и достигать успеха в жизни. Важно, чтобы ребенок, воспитываемый в детском доме, получал необходимую психологическую поддержку и помощь в разрешении трудностей, с которыми он может столкнуться. Источник : 0225. Это может помочь ребенку чувствовать себя частью семьи и укрепить его эмоциональное здоровье. Также важно, чтобы ребенок имел возможность участвовать в различных мероприятиях - спорт, искусство и образование, чтобы развивать свои таланты и интересы.
И вот эта вся романтика за счет этой безнадеги, собственно говоря, и возникает. Я вернусь к тому, о чем мы говорили до сюжета, — о том, что, собственно говоря, взрослые плохие, дети плохие подобрались.
Сама система действительно создает вот эту атмосферу, в которой взрослые не справляются. Они на самом деле не могут справиться. Единственное здесь решение может быть какое? Это действительно вот эта тотальная малокомплектность. Я была в Ирландии, и там максимально разрешенное количество детей на учреждение, групповой дом — это шесть человек. Но — дом. Анастасия Урнова: Ну, их мало, наверное. Александр Гезалов: Где Ирландия, а где Россия? Елена Альшанская: Ну, у нас так не будет.
Но хотя бы… Мария Хадеева: Это как один район в Подмосковье. Елена Альшанская: Можно я договорю? Александр Гезалов: А потом я скажу. Елена Альшанская: Ограничение хотя бы в 30. Плюс эти маленькие группы. Восемь — это большие группы. Маленькие — это пять-шесть. И плюс вторая история — конечно, там должна быть в первую очередь задача социально-психологической реабилитации этого ребенка. И третья история — это открытость.
То есть ребенок должен быть максимально включен в социум. Во-первых, люди увидят, когда с ним что-то не так. Если он будет все время с ними, он кому-то что-то расскажет, у него возникнет доверие. А когда он за этим забором постоянно… Александр Гезалов: То придет Серега. Елена Альшанская: То придет Серега через этот забор, да-да-да. Александр Гезалов: И никто за забором ничего не увидит. Елена Альшанская: И он за забором останется. Анастасия Урнова: Анатолий, пожалуйста. Анатолий Васильев: Вы знаете, я хотел сказать, что тема волонтеров тоже должна рассматриваться под разным углом.
Вот есть опыт очень хороший в Москве вот Аня этим занимается , когда волонтеры приходят не с подарками, не с жалостью… Александр Гезалов: Да-да-да, не поиграть. Анатолий Васильев: …не унижают ребенка своим отношением. Потому что ребенок сразу чувствует, что он особый, раз ему подарки принесли какие-то чужие люди. А вот система наставничества, которая уже сейчас внедряется, она адресная, конкретная, она помогает вытягивать конкретных ребят из этой системы. А иначе рождается иждивенчество. Мы сами загоняем проблему в угол. Анна Кочинева: Я хочу еще раз подчеркнуть и поддержать Анатолия, что действительно нужно. Но для этого существуем мы — некоммерческие организации, которые помогают детским домам, которые, как сказала Елена, не справляются. Мы помогаем им наладить эту связь между волонтерами и ребятами.
Мы помогаем подготовиться, самим внутренне подготовиться этим волонтерам к тому, как вести себя с этими ребятами. А почему нельзя дарить подарки? А что им собственно нужно? А как наладить с ними контакт? А как выходить из сложных ситуаций? А как продолжить общение после того, как он вышел из детского дома что еще более важно? Вот собственно мы этим занимаемся, и Лена этим занимается. Ну, это из тех, кого я близко знаю. Александр Гезалов: Да все занимаются.
Анна Кочинева: И Александр. Мы все этим занимаемся. И еще очень много-много организаций. И я могу призвать всех, кто нас сейчас смотрит, найти наши контакты в Интернете или позвонить — и мы с радостью, мы открытые. Анастасия Урнова: Узнать, как можно помочь. Анна Кочинева: Мы открыты для всех. Александр Гезалов: И ответственность уже не конкретного человека, а организации. А у нас сейчас, кто захотел, пришел и так далее. Берем, допустим, одну Владимирскую область.
Там 150 или 130 детей, которые находятся в детском доме. В базе данных на то, чтобы взять ребенка — 180. Кого они хотят взять? Они хотят взять маленького, здоровенького. Получается, что как бы все хотят брать, но не хотят брать подростков. И такой возникает флер. Много людей, которые находятся в базе данных как приемные родители, но подростков взять особо желающих… Ну, конечно, есть, но такого нет. Это говорит о чем? То, что школа приемных родителей, надо тоже менять формат.
Мы готовим к тому, что будут подростки из детских домов, будут проблемные в том числе. Понятно, что они там уже много чего пережили. И к этому нужно готовиться. Поэтому появляются разные клубы, которые помогают. Мне кажется, пока мы это не повернем в том числе, у нас так и будут… Мне, например, звонят на днях: "Саша, хотим взять ребеночка до трех лет". Ну, я же понимаю, что это невозможно. И таких людей много. Мария Хадеева: Вот у нас приемная семья. У нас после закрывшегося детского дома мы купили квартиру в этом поселке.
И женщина, которая 20 лет проработала воспитательницей в этом доме, стала приемной мамой. Ну, то есть единомоментно до шести детей, включая ее биологическую дочь, она сейчас воспитывает в доме "РОСТ". И я просто хочу сказать, что исключительно подростков, но да, здоровых, потому что в селе и в поселке нет возможности и нет коррекционной школы, она очень далеко. Александр Гезалов: Вот. Мария Хадеева: Проблема не маленьких, до трех лет, здоровых, славянской внешности. Начинают бороться учреждения, начинают бороться, потому что подушевое финансирование. Мария Хадеева: Начинают запугивать, начинают отговаривать. Александр Гезалов: Манипуляции. Мария Хадеева: Я просто про то, что твой вектор надо направить не только на школу приемных родителей, но и на опеки, между прочим.
Александр Гезалов: Понятно, понятно. Мария Хадеева: В том числе на департаменты социальной защиты. Анастасия Урнова: И еще одна очень большая проблема — я надеюсь, что мы с вами успеем про нее подробнее поговорить — про то, как люди берут детей. Потому что я тоже очень много читала про то, что и прячут детей, и требуют денег за то, чтобы забрать детей. Александр Гезалов: Кошмарят. Анастасия Урнова: Масса всего! Просто я хочу закрыть тему с насилием, потому что мне кажется, что мы на ряд важных вопросов не ответили. Один из них такой. Человек сталкивается с ситуацией — его сегодня, возможно, бьют, еще что-то плохое с ним происходит.
Что делать? Вот есть хоть какая-то организация, какой-то телефон, по которому можно позвонить и получить помощь реальную, здесь и сейчас? Анатолий Васильев: Я единственное могу сказать, что мы в своей детской деревне а де-юре мы организация для детей-сирот создали службу по правам ребенка, в которую обязательно входит воспитанник, ребенок. И все дети, зная о том, что что-то где-то, они или на ухо, или как-то, но преподнесут этому ребенку старшему. Плюс они знают, кому из взрослых можно сказать, что где-то что-то кого-то… Анастасия Урнова: Ну, это в рамках вашей организации. Анатолий Васильев: Да. Ну, я и могу только за свою организацию. Александр Гезалов: На самом деле организации, которые так или иначе занимаются надзором и контролем, много. Это и уполномоченные по правам ребенка, и прокуратура… Анатолий Васильев: Их полно.
Анастасия Урнова: А может ли им позвонить ребенок? Александр Гезалов: Но тут другой момент: уровень доверия к ним у детей… Елена Альшанская: Может, может. Александр Гезалов: Может. Там все висит, но не работает. Анатолий Васильев: Не работает система. Александр Гезалов: Вот мальчик этот, например, рассказывает, да? Анастасия Урнова: Что он звонил в полицию. Александр Гезалов: Да, он звонил в милицию. Анастасия Урнова: И она приезжала, но уезжала.
Александр Гезалов: Здесь вопрос: как создать такое количество информационных каналов, по которым дети могли бы кому-то транслировать о своей проблеме? Например, мы создали специальный телефон: 8 800 700-16-84. И уже начинают звонить дети, и приемные родители, и так далее, и так далее. И чем больше этого будет, тем будет лучше. Анастасия Урнова: Я звоню вам на горячую линию — и кто мне отвечает? Александр Гезалов: Вам отвечает специалист, который этим делом занимается. Анастасия Урнова: А что вы делаете после того, как получаете звонок? Александр Гезалов: Человек, принимает информацию, он ее обрабатывает и перенаправляет либо в структуры, либо дает какой-то конкретный совет. Анастасия Урнова: А какие структуры?
Александр Гезалов: В различные, в том числе которые этим занимаются. Анастасия Урнова: Допустим, в полицию? Александр Гезалов: В том числе. Анастасия Урнова: И вы как-то контролируете? Анна Кочинева: Часто задают вопрос… Вот когда произошла ситуация в Челябинске, на мой взгляд, там надо было гораздо раньше во все это включаться. А когда дети оказались в приемной семье, то получается, что система не срабатывала, никому не сигнализировала, дети никому не сигнализировали. А как только дети оказались в приемной семье, они заговорили. Что должно произойти? Наталья Городиская: Ну, они не могли же говорить о системе и там оставаться.
Александр Гезалов: Я понимаю. Елена Альшанская: Конечно. Наталья Городиская: Они заговорили, когда они почувствовали себя в безопасности. Но надо создавать условия, гласность какую-то. Анастасия Урнова: Тогда следующий вопрос: а как мы можем узнать о том, что происходит проблема? Видимо, исходя из того, что я читала и видела, если ребенка уже усыновили и ему достались чуткие и внимательные приемные родители, они услышали проблему. Как я понимаю, тоже ребенок не стремится об этом рассказывать — это раз. И вот что еще может произойти? Ну, вот так человек-выпускник потом об этом рассказывает, и тоже возможны какие-то последствия.
А еще? Туда же ходят проверки, туда ходят общественные организации. Мария Хадеева: Ну, честный ответ на ваш вопрос: такой системы не существует. Александр Гезалов: Нет, да. К сожалению, нет. Мария Хадеева: И ее наладить, потому что этот контроль, а потом отслеживание… То есть, по сути, система общественного контроля, которую пытаются внедрять, в том числе и эти задачи ставит. То есть это как бы контроль извне внутренних ситуаций. Александр Гезалов: Ну, в детских домах часто создают какие-то… Детей собирают и говорят: "Вы теперь сами все регулируете". На самом деле все регулирует все равно администрация.
Анастасия Урнова: Ну, мы с вами уже обсудили, как это регулируется. Анна Кочинева: Возвращаюсь к сфере нашей ответственности, поскольку мы некоммерческие организации. Что мы для этого делаем? Мы создаем институт наставничества, когда в жизни ребенка появляется значимый взрослый, который с ним регулярно общается, к которому у него создаются доверительные отношения. И собственно этому человеку он может транслировать какие-то свои проблемы. И дальше этот человек приходит к нам и говорит: "Ребенок рассказал мне о том-то и о том-то". И мы запускаем процедуру какого-то внутреннего разбирательства, что на самом деле происходит. Не всегда это сигнализирует о том, что действительно есть проблема. С ней нужно разбираться адресно.
И нужно понимать, что ребенок может где-то придумать, манипулировать и так далее. Это все есть, да? Но некая наша внутренняя процедура начинает срабатывать, и мы этим занимаемся. Анастасия Урнова: Елена. Елена Альшанская: Я хотела сказать, что действительно я соглашусь с Машей у нас такой системы де-факто нет, несмотря на все телефоны доверия, которые висят на стенах. Александр Гезалов: Да, да, да. Елена Альшанская: Но сейчас мы на самом деле тоже инициируем какие-то… пытаемся инициировать какие-то изменения. Например, есть элементарная и простая вещь, которая сегодня не работает. Если ребенок кому-то неважно кому — волонтеру, наставнику, приходящему какому-то или полиции заявил о том, что, возможно, есть какой-то факт насилия или жестокого обращения, то что происходит дальше?
Он остается на месте. И если у нас такая же жалоба есть в отношении ребенка в семье, то ребенок мгновенно из семьи изымается, или человек помещается в СИЗО, например, которого обвиняют в сексуальном насилии, как это было в Челябинске, над ребенком. В нашей истории ребенок остается на месте. И в этом смысле на самом деле никакое дальнейшее следствие не видит никогда объективно… Александр Гезалов: Это опасно, это просто опасно. Елена Альшанская: И мы хотим сейчас добиться того, мы будем предлагать как бы госорганам обратить на это серьезное внимание, чтобы у нас появилась норма при которой даже при подозрении, не когда мы там что-то доказали, а когда ребенок заявляет о насилии неважно — правда, неправда, потом нужно разбираться , он должен тут же быть переведен в другое место. Александр Гезалов: Полдетдома перевезут. Елена Альшанская: Прекрасно! Александр Гезалов: Если не больше. В ФСИН перевезут или в приют.
Елена Альшанская: Пусть они перевозят и начнут уже как бы применять другие меры. Александр Гезалов: Куда-то перевезти-то, Лена? Куда перевезти? Елена Альшанская: В другое учреждение. Александр Гезалов: В какое? Елена Альшанская: А лучше всего — во временную приемную семью, которые были бы опорными семьями для таких ситуаций. Мария Хадеева: Замещающие. Елена Альшанская: Замещающие. Анастасия Урнова: Но при этом, смотрите, история с тем же самым Челябинском.
Один человек сейчас действительно находится под стражей, при этом несколько сотрудников учреждения, которых дети тоже обвиняли в том, что они участвовали в ужасных действиях, они вернулись сейчас обратно и снова работают в том же учреждении. Александр Гезалов: Они все с высшей категорией. Анастасия Урнова: При этом говорят, что они прошли детектор лжи.
проблемы и факты о детских домах
Детский омбудсмен объявила о новом наступлении на детские дома. Строились специализированные здания Домов ребенка, детских домов и интернатов. Сирота, казалось бы: откуда в детдомах 20 тыс. «родительских» детей.
Новости по теме: детский дом
Ребята посмотрели очень увлекательное и интересное представление, которое подготовили и исполнили воспитанники Шуйского детского дом-школы. На самом деле, детский дом не вызывает радостных ассоциаций ни у кого: ежегодно в России выявляется около 100-130 тысяч детей-сирот, и в среднем каждый десятый из них обречен расти в детском доме. Московский и Санкт-Петербургский Воспитательные дома давали детям такое крепкое образование, что выпускники латинских и французских классов с легкостью поступали воспитателями в богатые дома или становились студентами медико-хирургической академии. Детский дом — все новости по теме на сайте издания За инвалида больше дают: что стоит за снижением числа детей-сирот в детдомах.
Что происходит в омском детдоме, где истязали воспитанницу
| Россияне временно сдали в детские дома десятки тысяч детей: Общество: Россия: | Нужен ли вообще детский дом в сельской глубинке, куда не едут ни специалисты, ни спонсоры, ни наставники, ни волонтеры. |
| Реальная история: как я вернула ребенка в детский дом | Детские дома не закроются еще очень и очень долго. |
| В Коми расследуют случай нападения на подростка в детском доме | Россияне в сложных жизненных ситуациях временно сдали в детские дома десятки тысяч детей. |
Детских домов больше нет…
Понятно, детские дома, которые сейчас официально именуют центрами семейного воспитания (звучит особенно цинично на примерах насилия там), куда более закрытые специальные учреждения, чем исправительные колонии или воинские части. — Детский дом в лесной зоне города переоборудовали под резиденцию тогдашнего губернатора Гаевского. Большинство россиян сочли, что детдом лучше усыновления иностранцами Более половины россиян — 60% — считают, что детям лучше оставаться в России, чем быть усыновленными за рубеж. Что такое детские дома и кто такие дети сироты. Московский и Санкт-Петербургский Воспитательные дома давали детям такое крепкое образование, что выпускники латинских и французских классов с легкостью поступали воспитателями в богатые дома или становились студентами медико-хирургической академии.
Мария Рыльникова рассказала о том, почему детский дом - это плохо
Выпускники детского дома плохо знакомы с внешним миром, который так понятен остальным. Новости по тегу: Детский Дом. Россияне в сложных жизненных ситуациях временно сдали в детские дома десятки тысяч детей. Интернаты и детские дома меняют названия. Екатерина Куракина попала в детский дом в возрасте пяти лет, а после воспитывалась в приёмной семье. Она рассказала о своём детстве. А вот в детских домах и коррекционных интернатах, подведомственных министерству образования, детей, наоборот, готовят к приемным родителям, отметила эксперт.
Новости по теме: детский дом
Психотерапия Семья Семья и отношения Как живется детям-сиротам? Об этом даже думать больно. Над своим малышом не надышишься, все внимание — ему, нежному и беспомощному, вся любовь, вся ласка и забота. И это сегодня, в обеспеченном обществе, с хорошей медициной, с правами ребёнка и ювенальной юстицией. А как представить жизнь ребёнка, оставшегося сиротой? И не сегодня, а в дремуче-незапамятные времена, когда и взрослому-то выжить было трудно. Сирот было немало, и они все-таки выживали. Потому, что даже в древности на Руси об осиротевших детях заботились. Плохо ли, хорошо ли — как могли. Традиция заботы о сиротах крепла с годами и веками.
Синюгина сообщила, что ведомство готово внести законопроект об изменении процедуры усыновления несовершеннолетних в Правительство. И поводом для наших встреч были заинтересованный и неравнодушный разговор и работа над законопроектом, который сегодня уже готов к тому, чтобы мы внесли его в Правительство, — сказала Т. Справочно В декабре 2018 года членами Межведомственной рабочей группы при Минпросвещения России подготовлен законопроект «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам защиты прав детей». Законопроект был размещен на федеральном портале проектов нормативных актов для широкого общественного обсуждения.
При этом отмечается, что подросток допускал нецензурные выражения в адрес педагога. Автор: Матвей Малинин.
Серьезно последствия никто не воспринимает. А потом хоп- привод в полицию. А ведь нужно было просто нормально воспитывать. Уделять внимание. Быть адекватным родителем. Отдать своего гиперактивного малыша на дзюдо,чтобы он потом не тратил энергию,сбегая от ментов. Привели родители. Есть дети,с которыми попросту невозможно справиться. Они бегут из дома,бухают как черти и забывают на школу. Но это не страшно. Страшно то,что они своих родителей не любят. Чтобы Вы понимали о чем я,приведу короткую историю. Поступает к нам девочка Аня. Вроде бы,что ей у нас делать? Отец-бригадир на шахте,мать держит небольшую парикмахерскую. Семья очень положительная,аж плюнуть некуда. Теперь посмотрим на Анечку. А родители настолько ее любят,что не могут выписать пиздюлей и запереть дома в подвале в воспитательных целях.
Всех под опеку? Детский омбудсмен объявила о новом наступлении на детские дома
В аппарате уполномоченного по правам ребенка в РФ сообщили, что в стране всего 116 домов ребенка и 693 иные организации для детей-сирот. В Москве тело новорожденного нашли в торговом центре, под Петербургом — в подвале дома Как решать проблему с социальными сиротами Маргарита Нетесова подчеркивает, что возможность временного размещения предусмотрена как крайняя мера помощи родителю в трудной ситуации. При этом важно развивать практику дневного и пятидневного размещения в учреждениях, которая сейчас применяется недостаточно часто. Павел Кантор указывает, что на «пятидневку» учреждения соглашаются неохотно, потому что это сокращает финансирование и создает неудобства. Он считает, что случаи пребывания «родительского» ребенка в учреждении дольше трех месяцев должны восприниматься как исключительные и каждый из них должен быть на контроле руководства региона. Упоминает он и о почти полном отсутствии услуги «передышка» об этом виде помощи «Известия» писали : родители не могут поместить своих детей на небольшой срок в неделю или две, чтобы за это время отдохнуть, решить личные и бытовые проблемы. Родители вынуждены «сдавать» детей на более продолжительный срок, но это сложная и психологически тяжелая процедура.
В результате родители сначала тянут до последнего, а потом отдают ребенка в учреждение на долгое время, говорит Кантор. Семьи получат возможность оставить ребенка в мини-группах с профильными специалистами Решением проблемы социального сиротства могло бы стать развитие самых разных форм надомной и полустационарной помощи по месту жительства: это может быть уход на дому, коррекционная и психологическая работа с ребенком и родителями, центры дневного пребывания и т. Если же ребенок временно оказался в детдоме, необходимо категорически настаивать на посещении родителями своих детей, участии в их содержании и воспитании. Еще один способ, который поможет в решении проблемы, — семьи кризисного размещения, рассказывает Светлана Строганова. Профессиональная семья — лучший вариант, потому что она позволяет ребенку находиться, расти и развиваться в семейных условиях: меньше стресса, больше заботы, индивидуального внимания. А параллельно, конечно, должна вестись помощь кровной семье, чтобы ребенок смог туда вернуться, — рассказала она.
В пресс-службе детского омбудсмена РФ подчеркивают, что система поддержки семей нуждается в существенном развитии — и особое внимание должно уделяться как раз помощи семьям по выходу из трудной жизненной ситуации. При этом нет необходимости сильно менять законодательство: изменения важны не столько в нормативных документах, сколько в правоприменительной практике. Сейчас нередки случаи, когда родителей, временно поместивших своих детей в детдома, лишают прав, потому что с ними необходимая работа не проводилась. Если государственная организация по трехстороннему соглашению оказывает услуги семье, она должна комплексно работать и с родителями, чтобы возможности для воспитания ребенка восстановились, — подчеркнули в аппарате уполномоченной.
Руководитель региональной общественной организации приемных семей «Мы вместе! Дом ребенка — подведомственное учреждение татарстанского министерства здравоохранения.
По словам Елаковой, в нем находятся дети возрастом до 3,5-4 лет. Как правило, это отказники или, например, изъятый у пьющий мамы младенец. Нередко там встречаются малыши с патологиями, нуждающиеся в постоянном уходе. По идее, заявление должно быть на полгода, но зачастую его продлевают на годы», — отметила собеседница Inkazan. Дети «без статуса» — острая проблема. Чаще всего таких малышей на неопределенный срок отдают в интернаты родные родители.
Причиной являются семейные или финансовые сложности. Для детей это ловушка: органы опеки не ищут им замещающие семьи, потому что по факту они не числятся сиротами и не состоят в соответствующих базах. Социальные службы обязаны помочь семье пережить кризис и забрать несовершеннолетнего, но часто эти моменты упускают, и неопределенность в жизни детей растягивается на долгое время. Фото: 1MI Приюты — ответственность министерства труда и социальной защиты республики. Здесь зачастую тоже числятся дети «без статуса», заметила Елакова. Основная задача этого учреждения — вернуть ребенка в кровную семью.
А вот в детских домах и коррекционных интернатах, подведомственных министерству образования, детей, наоборот, готовят к приемным родителям, отметила эксперт. Эти тонкости мало, кто отслеживает», — сказала Елакова. Несмотря на то, что власти твердят об активном взаимодействии между министерствами, работающими с сиротами, перекладывание ответственности все же прослеживается. Фото: 1MI Больше детей — больше денег: проблема сиблингов Елакова заметила, что в республиканских учреждениях для сирот проживает большое количество подростков и сиблингов — кровных братьев и сестер, которых при семейном устройстве не делят. Осилить такую ношу способен не каждый опекун. Чем больше детей, тем сложнее, потому что это огромная ответственность и каждодневный труд.
Даже кровные семьи иногда распадаются, когда появляются дети», — заметила в разговоре с Inkazan уполномоченный по правам ребенка в Татарстане Ирина Волынец. Отличительных привилегий у семей, решившихся взять под опеку сиблингов, нет: они, как и остальные приемные родители, получают выплаты, при необходимости — психологическую поддержку. Однако очевидно, что пособия у усыновителей братьев и сестер выше из-за количества детей. Фото: 1MI «У меня всегда вызывают много вопросов семьи, которые забирают под опеку много детей. Особенно это распространено в сельской местности. Иногда закладывается подозрение в неискренности этих опекунов.
Детям, имеющим тяжелые заболевания, с дефицитом массы тела не было подобрано специализированное питание, в котором они нуждаются, в результате этого воспитанники систематично недополучали жизненно важные питательные компоненты для развития, что негативно отразилось на их здоровье. Вместе с тем, как отмечают врачи, нарушений в осуществлении медицинского ухода за детьми не выявлено. Решением вопроса могла бы стать консультация специалиста с необходимым уровнем компетенции по подбору специализированного детского питания для тяжелобольных детей и последующая корректировка рациона. Такого врача, к сожалению, вообще нет в регионе, но нами достигнута договорённость со специалистами федеральной клиники об оказании помощи в организации специализированного питания воспитанников крымских детских домов-интернатов. При получении всех необходимых документов московские врачи готовы помочь в разработке специализированной диеты и дать необходимые рекомендации по питанию детей», - сказала Анна Кузнецова. Ещё одна серьезная проблема — отсутствие маршрутизации воспитанников. По достижении предельного возраста пребывания ребёнка в «Ёлочке» он не может быть переведён в Белогорский дом-интернат ввиду приказа Минздрава России, согласно которому предусмотрена возможность отказа в принятии несовершеннолетних в учреждение при наличии заболеваний по утвержденному списку.
Вместе с тем иных организаций, способных обеспечить ребёнку квалифицированное лечение и сопровождение, в Крыму нет.
Это «сироты» при живых родителях. Как правило, эти дети так и не получают официальный статус ребенка -сироты и поэтому ни на какие льготы от государства, кроме обеспечения проживания в детском доме рассчитывать не могут. Главное отличие детского дома от подобных ему учреждений состоит в том, что в нем дети только проживают и проводят свободное от учебы время, а получают образование они в ближайших школах.
Детские дома находятся полностью на государственном обеспечении или существуют за счет благотворительной помощи редкость. Зачем переименовали детские дома? В 2014 году наш президент приказал упразднить детские дома, преобразовав их в центры. Это было сделано для того, чтобы уйти от классического советского восприятия детского дома и изменения системы воспитания детей.
Детский дом: миссия невыполнима?
Здесь излишней ласке не место. Чтобы у воспитателя был авторитет, нужно вести себя справедливо и не давать слабину, как бы ни хотелось приласкать. Такой подход должен быть у всех воспитателей. Так считает воспитательница омского Дома детства на Кордной Светлана Дорошенко, которая решила откровенно рассказать нам о своей работе с сиротами и детьми, оставшимися без родителей. Я ничего не знала о сиротах, когда пришла сюда. Было страшно.
Я не понимала, куда я попала, — начала свой рассказ воспитательница. Светлана Михайловна приехала в Омск из Крутинки. Там она была учителем начальных классов, но по семейным обстоятельствам ей пришлось переехать в город. В детский дом она пришла не целенаправленно, а потому что здесь было свободное место. Потом выучилась в ОмГПУ на педагога для особых детей.
Но она так и осталась в этом детском доме: проработала здесь воспитателем 24 года. Мы начали дружить. Дружили целых 20 лет, до самой ее смерти. Она помогала мне вначале, объясняла и подсказывала. Особенно про ласку.
Дети же прощупывают тебя. Если ты кому-то позволил большую ласку, то они не простят. Мы все тут друг другу с этим помогаем. Пока ты не побывал в детском доме, ты не понимаешь, что это, — делится омичка. Молодой воспитательнице многому нужно было научиться, но с первых же дней ее ждало серьезное испытание: из ее группы сбежали 8 из 15 детей.
А что делать? Нужно было искать их самой, милиция начинала искать спустя три дня.
А эти учреждения предполагали комплексную работу и помощь, всё было внутри этих учреждений, дети там и жили, и учились, и лечились, и никогда практически не покидали стен этих учреждений. За прошедшее врем всё очень сильно изменилось, волонтёрское движение получило своё развитие. Если ещё буквально 5 лет назад было достаточно сложно пробиться с помощью, то сейчас для крупных фондов, в том числе и для нашего наш фонд - это одна из самых крупных организаций в сфере социального сиротства не составляет проблемы прийти в учреждение, и мы уже знаем примерно, какие есть потребности и какая нужна помощь. Я на самом деле очень рада вас видеть, спасибо, что вы пришли, что вы в этом прекрасном месте и сделали свой выбор в пользу лекции. Что такое детские дома и кто такие дети сироты Я хотела бы поделить свой рассказ и всё-таки начать с рассказа о том, что такое детские дома и кто такие дети сироты. Как я уже говорила, как-то слишком много мифов и стереотипов сложилось вокруг этой темы. Потом расскажу, чем вы можете помочь.
Помощь может быть разной, я уверена, что каждый из вас сможет найти, чем помочь. Так как всю помощь организовывают волонтёры, в нашем фонде около тысячи волонтёров, то ими можете стать и вы через какое-то время. Вообще, тема детей сирот такая сложная, возможно вы думаете, что я пришла и буду на жалость давить. Такая тема, да, дети-сироты. Мне абсолютно не хочется давить на жалость, я веду подобные семинары раз в месяц, к нам приходят около 50 людей, которые хотят помогать в рамках нашего проекта. Я готова рассказывать об этом везде, ведь я знаю, что чем больше будет людей и чем естественнее для каждого из нас станет эта помощь, тем меньше у нас будет таких учреждений. И подобных проблем, о которых я буду рассказывать сегодня. Для начала я приведу несколько фактов. Конечно, я ориентировалась на московские дома и на дома московской области, в них картина в целом несколько отличается от России.
Но плюс-минус ситуация одинаковая. Содержание детей — очень дорогостоящий проект для государства. Примерно 1 млн. Для обеспечения его одеждой, игрушками, едой, для обеспечения профессиональной помощи: общение с педагогами, врачами, воспитателями, со всеми людьми, которые окружают его. Доказано, что один ребёнок за сутки видит больше 20-30 меняющихся взрослых, в виде нянечек, санитарок, охранников. Всевозможных сменяющихся перед ним лиц. А с учётом того, что эти люди работают посменно, получается вот такая вот цифра. Иногда количество взрослых, работающих в детском доме, соответствует количеству детей. И, как мы поговорим дальше, к сожалению, никто из детей не получает личного индивидуального внимания.
Каждое лето дети уезжают в летние лагеря, сейчас они тоже уехали, поэтому наши волонтёры-наставники на каникулах, многие уехали на 3 смены в Крым. Наверное, не все мы можем позволить отправить своих детей на три месяца на море. Вот, а они возвращаются, говорят, что им надоело уже это море. Подарки, спонсоры люди, которые приходят поздравить детей с Новым годом, дожидаются своей очереди где-то к 8 марта. Такое количество подарков дарится в детские дома. Почему-то это первое, что приходит в голову корпорациям, крупным компаниям, которые хотят сделать что-нибудь хорошее. Вот, ещё второй вариант — это субботник. Это более полезная идея. Но подарки, когда к нам с ними обращаются, мы всех начинаем отговаривать, но не всех получается отговорить.
Кто-то идёт молча и дарит свой подарок. Почему мы это знаем точно? Потому что в тех учреждениях, где наш фонд организует программу наставничества, у каждого нашего ребенка есть свой личный волонтёр, они конечно же поздравляют детей и дарят подарки. В этом году они смогли это сделать только к 8 марта. Тогда, когда закончилась очередь желающих поздравить с Новым годом. Когда ребёнок выпускается из детского дома, выплаты ему составляют около 2 млн. Тут возможны два не очень хороших расклада события. Первый, это когда мошенники, не очень хорошие люди, «пасут» его счёт, и в момент, когда ему всё начисляется, снимают это всё. Они, как правило, настолько не обучены, не защищены и сами сообщают все пароли, это потом очень сложно доказать и обвинить злоумышленника.
Мы с такими ситуациями сталкиваемся. Либо не знают и не умеют их тратить. В таком случае эта сумма тоже улетучивается достаточно быстро и не по назначению. Ну, и последнее, тоже очень важное, что я хотела бы сказать в части обеспечения детей-сирот, это то, что закончив колледжи по специальности озеленитель, или, другими словами, «дворник», повар и швея, к сожалению, не такой большой выбор профессий для этих ребят. У них проблемы с учёбой, соответственно проблемы с поступлением, они встают на биржу труда и первые полгода получают 70 тыс. Это самая минимальная стоимость. Если, например, кто-то из них какой-нибудь геодезист, то эта сумма может быть и 150 тыс. То есть первые полгода государство оценивает их рыночную стоимость как специалистов вот в такую сумму. Как вы понимаете, мотивации искать стажировки бесплатные, чтобы как-то закрепиться, искать работу за 25, за 15, за 30 тыс.
Они привыкли всю жизнь получать всё, и они совершенно не задумываются, что откуда берётся. Мотивации нет не только поэтому, ещё по другим причинам, про которые я расскажу чуть позже. То есть, как вы видите, очень много денег тратится на ребят, которые воспитываются государством, насколько это эффективно, мы сейчас увидим. Вообще, еще одно заблуждение: все думают, что все дети-сироты — это одно и то же. На самом деле, те дети, которые оказываются в детском учреждении, они все естественно со своей особенной судьбой, но если брать в процентном соотношении, примерно 10 процентов детей теряют родителей при рождении, мама отказывается от ребёнка в роддоме в силу разных причин, остальные 90 - это дети, которые изымаются. И как вы видите на диаграмме, 10 из них изымаются только в случае угрозы для жизни или для здоровья, тогда, когда ребёнку действительно грозит опасность. В большинстве случаев это невыполнение родителями своих родительских обязанностей. И 30 процентов детей, проживающих в детских домах, это родительские дети, которые размещены там по заявлению, есть такая государственная услуга, если складывается какая-то сложная ситуация. Да, большинство детей с особенностями развития, большинство из них требуют постоянного мед.
Это к тому, что каждая история ребёнка индивидуальна, каждый случай индивидуален. Не совсем правильно равнять их всех под одну гребёнку. Ребёнок, проживающий в детском доме, может иметь опыт проживания в семье. Как правило, вне зависимости от условий, в которых дети жили, они очень все скучают по дому. Вообще-то это очень давно доказано, я об этом расскажу, н сейчас уже в России с 2015 года, с тех пор как началась реформа сиротских учреждений, согласились с тем, что детский дом — неправильное место для содержания детей. Все силы нужно бросить на то, чтобы сохранить ребенка в кругу семьи, если это возможно. Какие причины приводят к потере ребёнка родителем? Только сейчас мы говорим о том, что это должно быть какое-то коллективное решение. Сейчас точных каких-то критериев нет, каждый раз это результат человеческого фактора и каких-то внешних признаков: мама немножко загуляла и перестала следить за детьми, или правда нечего есть, или нет горячей воды, или мама, возможно, сама выпускница детского дома и сама не справляется со своей жизнью, но так получилось, что у неё получились дети.
Она, человек, который нуждается сама в поддержке, должна отвечать ещё за кого-то, и ей объективно сложно. Очень часто мы сталкиваемся, что даже в бедности, среди каких-то проблем удаётся сохранить очень близкие, эмоциональные, семейные отношения, которые ребёнку очень дороги и которые ему гораздо более важны, чем какие-то бытовые вопросы. Поэтому мы говорим о том, что при условии поддержки таких семей, при условии комплексной поддержки, большое количество детей могло бы остаться дома. Как было сказано на последнем совете по правам человека, что НКО — это не 3 сектор, это 1 сектор, потому что это те организации, которые взяли на себя ответственность за социальные вопросы. То же самое я могу сказать про общество, потому что когда речь идёт о какой-то неблагополучной семье, именно порицание общества становится той самой последней тревогой, когда уже поступает сигнал в опеку и ребёнка забирают. Но мы не пытаемся разобраться, как ребёнку живётся в не очень хороших условиях, в большом количестве животных. Как правило, это то, с чем мы сами не можем смириться: что он, предположим, недостаточно хорошо одет, или от него недостаточно хорошо пахнет. То есть, это не желание помочь ребёнку, а скорее желание сохранить свою зону комфорта если мы соседи или если мы видим этого ребёнка в школе со своими детьми. Поэтому понимание и поддержка общества для поддержки таких семей необходимы, без нас им просто не справиться.
Почему детский дом — это не очень хорошо? Почему детский дом — это плохо? Вообще, по идее это очевидно.
И вот пишу.
Пишу о том, как сама вернула дочь в детский дом.
То есть, это не желание помочь ребёнку, а скорее желание сохранить свою зону комфорта если мы соседи или если мы видим этого ребёнка в школе со своими детьми. Поэтому понимание и поддержка общества для поддержки таких семей необходимы, без нас им просто не справиться. Почему детский дом — это не очень хорошо?
Почему детский дом — это плохо? Вообще, по идее это очевидно. Самое главное, наверное, это то, что… в детских домах редко можно услышать голоса детей. Если вы проходите мимо детского садика, что вы можете услышать? Наверное, иногда это напоминает, что вы проходите мимо зоопарка.
То есть: визги, крики, смех, плач, рёв, всевозможные звуки, набор всевозможных эмоций и чувств. В детских учреждениях тишина. Правда, если вы там окажетесь, там тишина и железная дисциплина. И эту дисциплину поддерживать очень легко. Как вы думаете, почему?
Почему там тихо? Когда ребёнок рождается, он достаточно беспомощен. Вообще, человеческий детёныш — это самое долго взрослеющее животное, назовём так. Многие животные через несколько часов, дней, недель уже абсолютно самостоятельные детёныши, а человек абсолютно не самостоятелен до 2-3 лет. И когда он рождается единственное, как он может заявить о своих потребностях — это крик.
Он кричит, он плачет, когда ему холодно, когда он хочет есть, когда ему тревожно. И при благополучном сценарии в этот момент появляется взрослый, мама, может бабушка, папа, который начинает перебирать: «а, ты голодный? И, постепенно понимая, что ребёнку нужно, эту потребность удовлетворяет. Ребёнок понимает, что он заплакал и его потребность утолили. И таким образом за миллион таких криков, реакций, формируется круг потребностей наших, который является одой из самых базовых, необходимых вещей, для развития и выживания на самом деле.
Потому что это уверенность, что я услышан и мне помогут. А если ребёнок рождается, начинает плакать и не получает отзыв на это, через какое-то время он плакать перестаёт. Потому что смысла нет, всё равно не подойдут. По нашим наблюдениям, это происходит в первые 2-3 месяца. И в этот же момент происходят другие нехорошие вещи.
Ребёнок перестаёт осознавать свои потребности, он не знает, что он хочет. Когда мы говорим про детские дома, про режим, там всё по расписанию, все одновременно едят, спят, занимаются, вне зависимости от желания. Тогда отпадает потребность хотеть. Поэтому одна из самых больших проблем — это отсутствие мотивации. Потому смысла хотеть просто нет.
Из-за этого постоянного режима, из-за удовлетворения потребностей, которые все одни у нас, наступают иногда обратимые, иногда необратимые особенности психологического развития ребёнка. И, на самом деле, это одна из тех вещей, которая отличает тех детей, которые выросли в детском доме от семейных детей. Они правда из другого теста, это действительно так. И это, безусловно, объектное отношение. Не предполагается какой-то обратной реакции, и от ребёнка тоже.
То есть, сегодня он будет делать то, что ему сказали, если рисуем, значит мы рисуем, если мы лепим, значит мы лепим. И ребёнок растёт в среде, где он не предполагает, что его ответная реакция может выражаться и что она может быть кому-нибудь нужна. Таким образом, примерно всё происходит в условиях коллективного воспитания. Конечно, если мы говорим про ребят, которые учатся в школе, покидают пределы детского дома, это другой случай, но это редкость. Как правило, ребята исключены из социума, для них даже выход в соседний двор покормить голубей может стать самым ярким незабываемым событием, на фоне всех других выступлений, приездов артистов к ним туда, внутрь.
Их очень много происходит, но выход во внешний мир становится гораздо более важным и интересным. Немного из истории Раньше государство не считало детей-сирот своей проблемой. Потому что они сразу раздавались родственникам, друзьям, людям, у которых нет детей. Только при Екатерине Второй задумывается проект, очень амбициозный, первый воспитательный дом. Там находилось около 3000 детей.
Просуществовало это учреждение год. И, собственно говоря, прекратило оно своё существование, потому что задумывалось оно как учреждение для сохранения жизней и для того, чтобы выучить всех детей, оставшихся без родителей. А вскоре стало понятно, что смертность детей до года очень высокая, и это не связано с инфекционными заболеваниями, причины непонятны, не выявлены. Тогда никто не стал это изучать, и было принято мудрое решение закрыть этот дом, а детей раздать в крестьянские семьи. Вообще, эта идея с коллективным воспитанием детей была оставлена до 20-х годов, ну и соответственно до послевоенного времени.
И как раз в 60-е годы появляется необходимость в образовании. То есть родитель становится обязанным дать ребёнку с особенностями развития образование, раньше эти дети считались необучаемыми и учились на дому. В этот момент все детские дома делятся по уровню здоровья детей, появляются самые закрытые дома-интернаты, в которых до сих пор находятся дети с инвалидностью. У нас, как я уже сказала, никто не изучал причину высокой смертности. А после ВОВ в Великобритании два английских джентльмена провели эти исследования, побывали в приютах, где находилось большое количество детей, без родителей оставшихся после войны.
И они доказали путём исследования следующую вещь: что, оказывается, ребёнку недостаточно просто получать своевременно еду и тепло. Ему необходимо присутствие известного ему, несменяемого взрослого. Только при условии, что он ему знаком, что они друг друга знают и понимают, возникает вот то необходимое чувство безопасности, которое позволяет ребёнку хотеть, развиваться, расти и вообще жить. И они сформировали этот термин, его изучают все студенты-психологи, это теория привязанности, и доказали, что без вот этого значимого взрослого, человека, к которому ребёнок привязан, уровень кортизола в крови у таких детей соответствует примерно уровню кортизола у человека в состоянии бомбёжки. Это состояние постоянного, хронического, острого стресса.
В стрессе мы не думаем про работу, про учёбу, в этот момент мы не способны воспринимать никакую новую информацию. В том числе и поэтому этим ребятам так сложно учиться, устанавливать какие-то связи, так сложно вообще чего-то хотеть и чего-то добиваться, потому что у них постоянно присутствует это чувство хронической небезопасности. Они с ним живут. В результате вот этого постоянного стресса, который был установлен, другие последствия, не менее серьёзные, были выявлены. Такие как: отсутствие мотивации и не распознавание собственных желаний.
Они очень боятся своего будущего и выхода из учреждения, потому что не знают, что их ждёт. И эта постоянная тревога очень ослабляет иммунитет в целом. И если вы видите ребят в детских домах, вы дадите им значительно меньше имеется в виду возраст. Они медленнее растут и медленнее развиваются, даже если у них нет никаких отклонений и отсталости. Они отстают по развитию от семейных детей, потому что для них главная задача — это выживание, а не развитие.
Поэтому, когда я говорила про помощь государства, это всё очень хорошо и здорово, но дети в учреждении не получают самого главного, что необходимо для жизни и развития. Они не получают личного взрослого. Человека, который заинтересован лично в них. Когда я говорила про специалистов, будем считать, что это хорошие специалисты, хотя, поверьте, бывают разные. Есть те, кто правда делает всё, что в и силах, а есть те, кому давно пора сменить работу, они полностью выгоревшие.
Но мы будем говорить про хороших специалистов, они очень хорошо выполняют свою работу, но они не имеют возможности просто подойти к ребёнку и уделить ему внимание. Получается, что каждый что-то делает с ребёнком, кто-то лечит, кто-то учит, кто-то воспитывает. И никто просто не можно отнестись к нему так, как может отнестись к нему волонтёр. Человек, который приходит с улицы, у которого нет никаких должностных обязанностей, человек, который не состоит в этом треугольнике.