Выяснив на месте положение дел, Керенский послал Краснову письменное требование немедленно начать, военные действия.
Страницы истории : 9 ноября 1917 года. Поход Керенского и Краснова на большевицкий Петроград
Причем наутро Керенский разбудил Краснова и сказал ему в своем пафосном стиле: “Генерал, я назначаю вас командующим армией, которая пойдет на Петроград”. Телеграммы за подписью Духонина, Краснова, Барановского, Богаевского и других Верховному Главнокомандующему Керенскому А. Ф. с донесениями о продвижении войск в октябрьские дни. Позже Савинков прямым текстом предлагал Краснову арестовать Керенского, поскольку его имя отталкивает от антибольшевистского движения потенциальных сторонников.
Поход Керенского—Краснова и юнкерский мятеж в столице
Но чтобы взять Владимирское и Николаевское училища, солдатам и красногвардейцам пришлось налаживать настоящую осаду, пускать в ход порой даже артиллерию. Но к вечеру 29 октября последние очаги восстания были подавлены. Возможность нанесения согласованного удара с фронта и тыла по силам большевиков была, таким образом утрачена. Решающее сражение произошло 30 октября на Пулковских высотах. После этого поражения в их рядах возобладали настроения прекратить бессмысленную борьбу на стороне Керенскогд.
Разразился огневой бой, в который генерал Краснов вынужден был ввести все свои весьма скромные силы, но обещанные подкрепления не появлялись. К тому же Краснову приходилось экономить и весьма ограниченный запас снарядов и патронов, зато большевики не жалели боеприпасов.
Дикая канонада, слившаяся в сплошной и страшный гул, не прекращаясь, отчетливо слышалась в Петрограде в этот день с 11-ти утра и часов до 19-ти вечера. К счастью, расточительнейшая стрельба красных не отличалась меткостью, и лишь заставляла казаков держаться на расстоянии, с которого они отвечали редким, но метким огнем. В центре и на левом фланге войск генерала Краснова дальнейшее наступление было невозможно. На правом фланге вдоль железнодорожных линий мог действовать его бронепоезд, в поддержке которого были лишь несколько десятков казаков запасной сотни Л. Сводно-Казачьего полка из Павловска. Против них находились какие-то пригнанные резервисты из Петроградского гарнизона — не меньше тысячи штыков.
Несмотря на огромнейший численный перевес, все они в панике разбежались после первых же залпов бронепоезда. Командовавший ими не по доброй своей воле капитан плюхнулся в канаву и махал оттуда белым платком, пока его не подобрали казаки. Командир запасной казачьей полусотни — молодой хорунжий Сибирского или Уральского войска — окрыленный отступлением перед ним такого большого числа пехотинцев, просил у генерала Краснова разрешения в конном строю атаковать позиции красных и «развить успех». Краснов запретил. Хорунжий вернулся к своим четырем десяткам молодых казаков, развернул их в лаву издревле излюбленный казаками сильно разомкнутый одношереножный конный строй и, нарушая прямой запрет генерала, с продолжительным криком «ура», бросился вперед. Генерал Краснов был в ярости.
С мукой в голосе он раз за разом кричал: «Кто приказал атаковать?! Несшийся наметом впереди с шашкой наголо хорунжий был сразу сражен пулями наповал. Отдельных выстрелов не было слышно, над полем стоял непрерывный рев, который перекатывался волнами и то усиливался, то ослабевал. Поразительно, что убит в этой глупой ненужной атаке был лишь этот хорунжий. Из его подчиненных 18 казаков получили ранения, но были эвакуированы к своим. Все 40 лошадей погибли или остались лежать ранеными на поле боя.
Утром 30 октября 12 ноября войска Краснова, поддерживаемые артиллерией и бронепоездом, начали наступление в районе Пулкова. К этому времени революционные силы были сосредоточены на трёх участках: на правом, у Красного Села,— балтийские матросы под командованием П. Дыбенко; в центре Пулковских высот — красногвардейцы под командованием К. Еремеева; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты под командованием В. Отряды, выделенные в резерв, находились в районе Колпина , Ораниенбаума и в тылу пулковских позиций.
Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, располагавшаяся у Пулковской обсерватории орудия удалось доставить с одного из кронштадтских фортов усилиями Ф. Раскольникова , три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой А. Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге. Главный удар Краснов наносил по центральному боевому участку, в надежде, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции. Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, после многочасового боя сами перешли в решительную контратаку [8].
Краснов ждал подкреплений, но они не подходили, хотя Керенский обещал, что на помощь вот-вот подойдут части 33-й и 3-й Финляндских дивизий. Тогда Краснов приказал отойти в Гатчину и ждать подкреплений там [2]. Под угрозой окружения казаки, бросив артиллерию, оставили Царское Село. Ещё до боя к мятежникам присоединился Борис Савинков — узнав в Петрограде о том, что Краснов занял Царское Село, Савинков со своим адъютантом под видом рабочих сумели миновать красногвардейские патрули и добраться до Царского Села, а затем и Гатчины, где находился Керенский. Савинков пытался убеждать казаков во что бы то ни стало продолжать борьбу с большевиками, но председатель казачьего комитета есаул Ажогин заявил ему, что если он приехал защищать и спасать Керенского, то его миссия напрасна.
Ажогин сказал, что казаки готовы предложить формирование правительства Г. Плеханову , который в это время жил в Царском Селе, и попросил Савинкова переговорить с Плехановым. Переговоры состоялись, но результатов не дали [2]. Стремясь обеспечить подкрепления для Краснова, Савинков добрался до Пскова, в штаб Северного фронта, но штабные офицеры дали ему понять, что генерал Черемисов вряд ли отдаст чёткий приказ о поддержке Краснова, а если Савинков будет настаивать, дело вообще может дойти до его ареста. И к Черемисову Савинков уже не пошёл [2].
Между тем красновские казаки быстро договорились с прибывшими в Гатчину большевиками Дыбенко и Трухиным об условиях перемирия: «красные» пропускают казаков на Дон, а большевики арестовывают Керенского, сохраняют своё правительство, но не включают туда Ленина и Троцкого. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им «обменять Керенского на Ленина», после чего Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле из расположения войск генерала Краснова. По воспоминаниям Троцкого, «Керенский бежал, обманув Краснова, который, по-видимому, собирался обмануть его. Адъютанты Керенского и состоявший при нём Войтинский были покинуты им на произвол судьбы и взяты нами в плен, как и весь штаб Краснова». По воспоминаниям генерала Краснова, он сам предложил Керенскому бежать.
Окончательное подавление выступления[ править править код ] 31 октября в 210 ночи Троцкий, на тот момент лично находившийся в Пулкове, от имени Совнаркома отправил в Петроград телеграмму, в которой объявил: Попытка Керенского двинуть контрреволюционные войска на столицу революции получила решающий отпор. Керенский отступает, мы наступаем. Солдаты, матросы и рабочие Петрограда доказали, что умеют и хотят с оружием в руках утвердить волю и власть демократии.
Как декларировал и сам Керенский. Заявлял, что сил не хватает, не готовы к наступлению, но в окопах просидим страшную предстоящую голодную зиму 1917-1918 годов. Но пусть наши союзники — Англия, Франция и подключившаяся уже Америка — пусть они и нанесут удар по немцам.
Так основные действия осенью 1917-го и шли на Западном фронте, а Восточный фронт стоял. Для Керенского этого было достаточно. А от Керенского страны-союзники и не требовали большего - главное, чтобы Россия мира с немцами не заключила. Бунты крестьян с лета шли. Беспорядки на фронте были. И конфликты с национальными окраинами.
Проблемы с Прибалтикой начались, там активно работала немецкая агентура - как и в Финляндии. Но это не была бы полномасштабная гражданская война. Была заготовлена конституция. Ее должно было принять Учредительное собрание. По этой конституции Россия была бы республикой президентской. И очень вероятно, что Учредительное собрание выбрало бы именно Керенского.
И он получал бы президентские полномочия на 4 или 5 лет - законным путем. После окончания Второй мировой позиция Керенского — анстисовесткая. Его взгляды ближе к позиции генерала Деникина: мы за Красную армию, которая победила нацизм, но мы за то, чтобы она повернула штыки в сторону Сталину. Но Красная армия штыки не повернула, и Деникин в 1947-м уже предлагает бросать бомбы на Советы. Он говорит, что СССР не изменился, страна представляет опасность для мира. И начинает выступать как организатор нового блока антисоветского.
Пытается собрать вокруг себя тех, кто и против царизма, и против советской власти. Ведет контакты с националистами.
Поход керенского краснова на петроград кратко
Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная министром-председателем Керенским при активном содействии донских казачьих частей во главе с Петром Красновым в. Не став искушать судьбу, Керенский бежал из расположения войск Краснова на автомобиле, переодевшись матросом. Поход Керенского—Краснова и юнкерский мятеж в столице. Даже генерал Краснов при его монархизме и неприязни к Керенскому— Краснов возглавляет поход на Петроград. Поэтому «Комитет спасения» приказал, не дожидаясь начала наступления войск Керенского-Краснова, выступить немедленно.
Поход генерала Краснова на Петроград
Дыбенко; в центре Пулковских высот — красногвардейцы под командованием К. Еремеева; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты под командованием В. Отряды, выделенные в резерв, находились в районе Колпина, Ораниенбаума и в тылу пулковских позиций. Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, располагавшаяся у Пулковской обсерватории орудия удалось доставить с одного из кронштадтских фортов усилиями Ф. Раскольникова , три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой А. Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге. Главный удар Краснов наносил по центральному боевому участку, в надежде, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции. Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, после многочасового боя сами перешли в решительную контратаку. Краснов ждал подкреплений, но они не подходили, хотя Керенский обещал, что на помощь вот-вот подойдут части 33-й и 3-й Финляндских дивизий.
Тогда Краснов приказал отойти в Гатчину и ждать подкреплений там. Под угрозой окружения казаки, бросив артиллерию, оставили Царское Село. Ещё до боя к мятежникам присоединился Борис Савинков — узнав в Петрограде о том, что Краснов занял Царское Село, Савинков со своим адъютантом под видом рабочих сумели миновать красногвардейские патрули и добраться до Царского Села, а затем и Гатчины, где находился Керенский. Савинков пытался убеждать казаков во что бы то ни стало продолжать борьбу с большевиками, но председатель казачьего комитета есаул Ажогин заявил ему, что если он приехал защищать и спасать Керенского, то его миссия напрасна. Ажогин сказал, что казаки готовы предложить формирование правительства Г. Плеханову, который в это время жил в Царском Селе, и попросил Савинкова переговорить с Плехановым. Переговоры состоялись, но результатов не дали. Стремясь обеспечить подкрепления для Краснова, Савинков добрался до Пскова, в штаб Северного фронта, но штабные офицеры дали ему понять, что генерал Черемисов вряд ли отдаст чёткий приказ о поддержке Краснова, а если Савинков будет настаивать, дело вообще может дойти до его ареста.
И к Черемисову Савинков уже не пошёл. Между тем красновские казаки быстро договорились с прибывшими в Гатчину большевиками Дыбенко и Трухиным об условиях перемирия: «красные» пропускают казаков на Дон, а большевики арестовывают Керенского, сохраняют своё правительство, но не включают туда Ленина и Троцкого. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им «обменять Керенского на Ленина», после чего Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле из расположения войск генерала Краснова. По воспоминаниям Троцкого, «Керенский бежал, обманув Краснова, который, по-видимому, собирался обмануть его. Адъютанты Керенского и состоявший при нём Войтинский были покинуты им на произвол судьбы и взяты нами в плен, как и весь штаб Краснова». По воспоминаниям генерала Краснова, он сам предложил Керенскому бежать. Окончательное подавление выступления 31 октября в 210 ночи Троцкий, на тот момент лично находившийся в Пулкове, от имени Совнаркома отправил в Петроград телеграмму, в которой объявил: 1 14 ноября во второй половине дня Гатчина была занята отрядами красногвардейцев, революционных солдат и матросов. Мятеж был окончательно подавлен.
Казаков отпустили, сам же генерал Краснов сдался большевикам под «честное слово офицера, что не будет более бороться против Советской власти», он вскоре перебрался на Дон, где с марта 1918 года вернулся к активной антибольшевистской деятельности. Васильев пишет: «Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова наглядно показал всей России слабость армии, колоссальный раскол нации и полную деморализацию всех здоровых сил, способных, но не желающих сражаться. Усталость от войны, социалистическая пропаганда, проблемы с железнодорожным транспортом, недоверие, а порой и ненависть к столь непопулярному А. Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград». По оценке исследователя, «Октябрьская революция происходила на фоне массового психологического оцепенения нации, сопряжённого с политическим безразличием народных масс и полной апатией и растерянностью меньшинства… Все те силы, которые были способны дать решительный отпор большевистскому вооружённому перевороту, с первых же дней оказались морально подавлены и деморализованы, и в результате предстали один на один с революционной толпой. Гражданская война ещё только набирала обороты, и необходимо было время для того, чтобы в сознании масс исчезли безразличие, растерянность и иллюзия возможности остаться в стороне от разгорающегося конфликта».
Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, после многочасового боя сами перешли в решительную контратаку.
Краснов ждал подкреплений, но они не подходили, хотя Керенский обещал, что на помощь вот-вот подойдут части 33-й и 3-й Финляндских дивизий. Тогда Краснов приказал отойти в Гатчину и ждать подкреплений там. Под угрозой окружения казаки, бросив артиллерию, оставили Царское Село. Ещё до боя к мятежникам присоединился Борис Савинков — узнав в Петрограде о том, что Краснов занял Царское Село, Савинков со своим адъютантом под видом рабочих сумели миновать красногвардейские патрули и добраться до Царского Села, а затем и Гатчины, где находился Керенский. Савинков пытался убеждать казаков во что бы то ни стало продолжать борьбу с большевиками, но председатель казачьего комитета есаул Ажогин заявил ему, что если он приехал защищать и спасать Керенского, то его миссия напрасна. Ажогин сказал, что казаки готовы предложить формирование правительства Г. Плеханову, который в это время жил в Царском Селе, и попросил Савинкова переговорить с Плехановым.
Переговоры состоялись, но результатов не дали. Стремясь обеспечить подкрепления для Краснова, Савинков добрался до Пскова, в штаб Северного фронта, но штабные офицеры дали ему понять, что генерал Черемисов вряд ли отдаст чёткий приказ о поддержке Краснова, а если Савинков будет настаивать, дело вообще может дойти до его ареста. И к Черемисову Савинков уже не пошёл. Между тем красновские казаки быстро договорились с прибывшими в Гатчину большевиками Дыбенко и Трухиным об условиях перемирия: «красные» пропускают казаков на Дон, а большевики арестовывают Керенского, сохраняют своё правительство, но не включают туда Ленина и Троцкого. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им «обменять Керенского на Ленина», после чего Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле из расположения войск генерала Краснова. По воспоминаниям Троцкого, «Керенский бежал, обманув Краснова, который, по-видимому, собирался обмануть его. Адъютанты Керенского и состоявший при нём Войтинский были покинуты им на произвол судьбы и взяты нами в плен, как и весь штаб Краснова».
По воспоминаниям генерала Краснова, он сам предложил Керенскому бежать. Окончательное подавление выступления 31 октября в 210 ночи Троцкий, на тот момент лично находившийся в Пулкове, от имени Совнаркома отправил в Петроград телеграмму, в которой объявил: 1 14 ноября во второй половине дня Гатчина была занята отрядами красногвардейцев, революционных солдат и матросов. Мятеж был окончательно подавлен. Казаков отпустили, сам же генерал Краснов сдался большевикам под «честное слово офицера, что не будет более бороться против Советской власти», он вскоре перебрался на Дон, где с марта 1918 года вернулся к активной антибольшевистской деятельности. Васильев пишет: «Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова наглядно показал всей России слабость армии, колоссальный раскол нации и полную деморализацию всех здоровых сил, способных, но не желающих сражаться. Усталость от войны, социалистическая пропаганда, проблемы с железнодорожным транспортом, недоверие, а порой и ненависть к столь непопулярному А. Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград».
По оценке исследователя, «Октябрьская революция происходила на фоне массового психологического оцепенения нации, сопряжённого с политическим безразличием народных масс и полной апатией и растерянностью меньшинства… Все те силы, которые были способны дать решительный отпор большевистскому вооружённому перевороту, с первых же дней оказались морально подавлены и деморализованы, и в результате предстали один на один с революционной толпой. Гражданская война ещё только набирала обороты, и необходимо было время для того, чтобы в сознании масс исчезли безразличие, растерянность и иллюзия возможности остаться в стороне от разгорающегося конфликта». Дальнейшие шаги Керенского Керенский бежал на Дон и в двадцатых числах ноября прибыл в Новочеркасск, однако атаман Каледин отказался с ним сотрудничать. В январе 1918 года Керенский тайно посетил Петроград, где собирался выступить на заседании Учредительного собрания, куда был избран от Саратовского избирательного округа см. Список членов Учредительного собрания , однако ЦК партии эсеров запретил ему выступать. В мае 1918 года Керенский безуспешно пытался примкнуть к московскому отделению эсеровского Союза возрождения России, а после восстания Чехословацкого корпуса — к правительству Комуча в Самаре, однако ЦК партии эсеров и на этот раз высказался против. В это время в России Одновременно с выступлением Керенского-Краснова происходили бои в Москве, завершившиеся провозглашением власти Советов рабочих и солдатских депутатов.
Кроме того, власть большевиков в Петрограде столкнулась с угрозой бойкота со стороны исполкома железнодорожного профсоюза Викжель. Начались тяжёлые переговоры о предполагаемом создании «однородного социалистического правительства» правительственной коалиции всех социалистических партий , едва не закончившиеся отставкой «Ленина и Троцкого как персональных виновников Октябрьского переворота».
Большевики мобилизовали все имевшиеся у них силы либо на создание оборонительных укреплений, либо на Пулковские высоты, где планировалось встретить противника. Оно было обречено — большевики подавили восставших без особого труда. На следующий день отряды Краснова предприняли попытку атаковать Пулковские высоты, где уже укрепились многократно превосходящие их революционные войска. Так и не дождавшись обещанных ранее Керенским подкреплений, казаки махнули на всё рукой и отошли в Гатчину.
Вскоре туда прибыл для перегоров большевик Дыбенко. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им "обменять Керенского на Ленина", в итоге сошлись на том, что казаки выдают Керенского, а их пропускают на Дон. Казаки согласились, потребовав также не включать в новое правительство Ленина и Троцкого. Впрочем, вряд ли хоть кто-то верил, что большевики сдержат слово, тем более Дыбенко не был уполномочен на решение таких вопросов. Казаки ушли на Дон. Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле из расположения войск генерала Краснова.
По воспоминаниям генерала Краснова, он сам предложил Керенскому бежать.
Возникают проблемы с деньгами, жуткая гиперинфляция, и денежная система страны рушится. Большевики управляют предприятиями В декабре 1917 года экономическая концепция вынужденно изменилась. Волей-неволей пришлось иметь дело с национализацией, и надо было организовать управление национализированными предприятиями. Это привело к бюрократизации всей экономической системы большевиков. Потому что во всех этих органах были практически одни и те же люди. В основном они были членами одной партии. До тех пор, пока большевики не стали в Советах единственной партией, слияния партии и государства не происходило. Это произошло только в июле 1918 года, и то не сразу.
До VIII съезда, который прошёл в марте 1919 года, Советская власть не подменялась большевистской, но тенденции к этому были. Позиции по войне Процессы, которые происходили в это время, носили объективный характер. Решения принимались не по идеологическим соображениям, а в основном по вынужденной необходимости. Говорить о том, что большевики подменяли политику идеологией, нельзя. Тем не менее факты об этом были. В первую очередь это касалось вопроса о заключении мира с Германией — отсюда видно, как проявлялась идеология. Позиция Троцкого — ни мира ни войны, армию распустить. Он не отходил от своих идей «Перманентной революции», но понимал, что вести войну с Германией было невозможно. Поэтому его позиция заключалась в следующем: снять с себя любую ответственность за продолжение войны.
В глазах мирового пролетариата большевики становятся жертвой, а Германия — агрессором. Такая ситуация должна была побудить рабочих всего мира к началу мировой революции. Его тактика заключалась в саботировании переговоров, и, когда будет выдвинут ультиматум, Советская делегация покинет Брест-Литовск, а развитие дальнейших событий будет на совести германского блока. Троцкий серьёзно блефовал. На карту была поставлена судьба страны. Позиция Бухарина — это превращение империалистической войны в мировую революцию: ни в коем случае нельзя подписывать мир с Германией. В пользу такой позиции были исторические прецеденты — «Наполеоновские войны», — и это был очень сильный аргумент. Таким образом, позиция левых коммунистов полностью совпала с позицией левых эсеров. Позиция Ленина была такова, что надо добиться мира любым способом, чтобы передохнуть.
Конечно, он называл этот мир похабным, но этот похабный мир был лучше, чем война. Война требует больших ресурсов, а тогда они были нужны для восстановления страны. Главный аргумент Ленина в спорах о войне заключался в том, что нужно использовать мирную передышку для накопления сил. Как только будет возможность, этот мирный договор можно аннулировать. Кроме того, он делал ставку на революцию в Германии. Позиция Ленина оправдалась целиком и полностью. Брестский мир действовал с 3 марта до ноября 1918 года. Те ресурсы, что страна потеряла по итогам заключения мира, она бы всё равно отстоять не смогла. Более того, если бы с позицией Ленина согласились первоначально, то потери были бы в три раза меньше.
Территория, которую немцы оккупировали, примерно 300 тыс. Расхождение этих позиций принципиальное: оно показывает, что в партии не было единого мнения о том, как достичь победы социалистической революции. Управление и контроль Что касается представлений Ленина — мир любой ценой. Ради чего? Ради сохранения существующих позиций. Это выразилось в работе «Очередные задачи советской власти» — она с этого начинается. Он пишет, что перспективная цель — это мировая революция, но в текущий момент нужно навести порядок в стране и наладить учёт и контроль, повысить производительность труда. Он прямо пишет о необходимости государственного капитализма как главного уклада, который подведёт к социализму. Между государственным капитализмом и социализмом нет никаких других промежуточных ступеней.
А резолюция о возможности построения социализма в отдельно взятой стране появляется на восьмом съезде РКП б в марте 1918 года. В «Очередных задачах Советской власти» Ленин пишет, что госкапитализм займёт не месяцы, а годы, причём это будет не во благо всему народу. Вопрос принуждения для него был очень важным с моральной точки зрения. Насколько большевики могут считаться демократами, если они говорят о диктатуре пролетариата? Диктатура — это принуждение. Принуждение для кого? В «Государстве и революции» Ленин пишет, что это принуждение для эксплуататорских классов. А в «Очередных задачах Советской власти» принуждение распространяется и на рабочий класс тоже. Рабочие могут быть сознательными и несознательными; для несознательных рабочих устанавливаются жёсткие рамки и применяются жёсткие меры.
Чтобы повышать производительность труда при госкапитализме, должны использоваться и капиталистические средства, например потогонная система Тейлора. В конечном счёте это всё будет использовано во благо. Но если при этом будут выявлены рабочие, которые срывают работу или воруют, то их нужно наказывать. Также пришлось отойти от принципа средней зарплаты для специалистов, чтобы они не саботировали работу. Ленин ставил в прямую зависимость повышение производительности труда от его оплаты.
Поход керенского краснова на петроград кратко
Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова на Петроград в октя. По расчетам «Комитета спасения», в тот момент, когда войска Керенского — Краснова начнут наступление на Петроград с фронта, его силы будут готовы нанести согласованный удар с тыла. Программа Корнилова и его приезды в Петроград – Государственное совещание – Визит Бориса Савинкова в Ставку – Открытый конфликт Керенского и Корнилова – Поход третьего конного корпуса к Петрограду – Гибель генерала Крымова – Миссия генерала Алексеева – Следствие. Была проведена встреча Краснова с Войтинским, Керенским и генералом-квартирмейстером Северного фронта В. Барановским. Оборону Петрограда возглавил ВРК, который 26 окт. (8 нояб.) предписал железнодорожникам не допускать продвижения войск на Петроград (в результате те немногие части, которые спешили на помощь Краснову, были задержаны). Таким эпизодом мог стать поход генерала Краснова на Петроград в конце октября 1917 года.
Поход керенского краснова на петроград кратко
Петроградский гарнизон в дни революции придерживался нейтралитета и не поддерживал ни большевиков, ни Временное правительство. Ближайшим к Петрограду был штаб войск Северного фронта в Пскове, который возглавлял генерал Черемисов. Однако там неудачливого вождя революционной России ждал весьма прохладный прием. В армии Керенского не любили с тех пор, как он разделался с Корниловым и его окружением и окончательно похоронил даже те жалкие остатки дисциплины, которые еще сохранялись к тому времени. Генерал Черемисов не желал помогать Керенскому. Трудно сказать, по какой причине. Точно не из-за Корнилова.
Скорее всего, генерал планировал тихо и спокойно слинять за границу, когда вся эта кутерьма уляжется, и не портить себе резюме политическими выступлениями. А может и наоборот, присматривался к большевикам, надеясь на то, что и у них ему найдется место. Так или иначе, Черемисов отказал Керенскому в его просьбе выделить войска, сославшись на их отсутствие. Но тут помог комиссар Северного фронта Войтинский — бывший большевик.
Еремеева; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты под командованием В. Отряды, выделенные в резерв, находились в районе Колпина, Ораниенбаума и в тылу пулковских позиций. Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, располагавшаяся у Пулковской обсерватории орудия удалось доставить с одного из кронштадтских фортов усилиями Ф. Раскольникова , три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой А. Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге. Главный удар Краснов наносил по центральному боевому участку, в надежде, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции. Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, после многочасового боя сами перешли в решительную контратаку. Краснов ждал подкреплений, но они не подходили, хотя Керенский обещал, что на помощь вот-вот подойдут части 33-й и 3-й Финляндских дивизий. Тогда Краснов приказал отойти в Гатчину и ждать подкреплений там. Под угрозой окружения казаки, бросив артиллерию, оставили Царское Село. Ещё до боя к мятежникам присоединился Борис Савинков — узнав в Петрограде о том, что Краснов занял Царское Село, Савинков со своим адъютантом под видом рабочих сумели миновать красногвардейские патрули и добраться до Царского Села, а затем и Гатчины, где находился Керенский. Савинков пытался убеждать казаков во что бы то ни стало продолжать борьбу с большевиками, но председатель казачьего комитета есаул Ажогин заявил ему, что если он приехал защищать и спасать Керенского, то его миссия напрасна. Ажогин сказал, что казаки готовы предложить формирование правительства Г. Плеханову, который в это время жил в Царском Селе, и попросил Савинкова переговорить с Плехановым. Переговоры состоялись, но результатов не дали. Стремясь обеспечить подкрепления для Краснова, Савинков добрался до Пскова, в штаб Северного фронта, но штабные офицеры дали ему понять, что генерал Черемисов вряд ли отдаст чёткий приказ о поддержке Краснова, а если Савинков будет настаивать, дело вообще может дойти до его ареста. И к Черемисову Савинков уже не пошёл. Между тем красновские казаки быстро договорились с прибывшими в Гатчину большевиками Дыбенко и Трухиным об условиях перемирия: «красные» пропускают казаков на Дон, а большевики арестовывают Керенского, сохраняют своё правительство, но не включают туда Ленина и Троцкого. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им «обменять Керенского на Ленина», после чего Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле из расположения войск генерала Краснова. По воспоминаниям Троцкого, «Керенский бежал, обманув Краснова, который, по-видимому, собирался обмануть его. Адъютанты Керенского и состоявший при нём Войтинский были покинуты им на произвол судьбы и взяты нами в плен, как и весь штаб Краснова». По воспоминаниям генерала Краснова, он сам предложил Керенскому бежать. Окончательное подавление выступления 31 октября в 210 ночи Троцкий, на тот момент лично находившийся в Пулкове, от имени Совнаркома отправил в Петроград телеграмму, в которой объявил: 1 14 ноября во второй половине дня Гатчина была занята отрядами красногвардейцев, революционных солдат и матросов. Мятеж был окончательно подавлен. Казаков отпустили, сам же генерал Краснов сдался большевикам под «честное слово офицера, что не будет более бороться против Советской власти», он вскоре перебрался на Дон, где с марта 1918 года вернулся к активной антибольшевистской деятельности. Васильев пишет: «Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова наглядно показал всей России слабость армии, колоссальный раскол нации и полную деморализацию всех здоровых сил, способных, но не желающих сражаться. Усталость от войны, социалистическая пропаганда, проблемы с железнодорожным транспортом, недоверие, а порой и ненависть к столь непопулярному А. Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград». По оценке исследователя, «Октябрьская революция происходила на фоне массового психологического оцепенения нации, сопряжённого с политическим безразличием народных масс и полной апатией и растерянностью меньшинства… Все те силы, которые были способны дать решительный отпор большевистскому вооружённому перевороту, с первых же дней оказались морально подавлены и деморализованы, и в результате предстали один на один с революционной толпой. Гражданская война ещё только набирала обороты, и необходимо было время для того, чтобы в сознании масс исчезли безразличие, растерянность и иллюзия возможности остаться в стороне от разгорающегося конфликта». Дальнейшие шаги Керенского Керенский бежал на Дон и в двадцатых числах ноября прибыл в Новочеркасск, однако атаман Каледин отказался с ним сотрудничать.
Всего против частей Керенского — Краснова большевики сумели направить значительные силы: от 10 до 12 тысяч вооружённых красногвардейцев, около 10 000 матросов и 4000—5000 солдат. Центром восстания стал Инженерный замок , а основной вооружённой силой — размещавшиеся в нём юнкера Николаевского инженерного училища. Бывший командующий Петроградским военным округом Г. Полковников смещённый с этой должности Временным правительством 25 октября 7 ноября объявил себя командующим «войсками спасения» и своим приказом запретил частям округа исполнять приказы ВРК. На какое-то время мятежникам удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев, однако основная масса войск Петроградского гарнизона к мятежу не присоединилась. Уже к 1100 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию и превосходящими силами окружили Инженерный замок. Окончательно выступление было подавлено к утру 30 октября 12 ноября. Краснов очень рассчитывал на присоединению к мятежу расквартированных в Петрограде 1-го и 4-го казачьих полков, но они после длительных колебаний и митингов поддались агитации большевистских агитаторов и перешли на сторону Советской власти. Новость об этом оказала сильное деморализующее влияние на части Краснова. Боевое столкновение[ править править код ] Общее командование войсками, направленными на подавление выступления Керенского — Краснова, с 30 октября 12 ноября 1917 осуществлял М. Муравьёв , который 27 октября 9 ноября 1917 вошёл в штаб Петроградского ВРК , 28 октября 10 ноября 1917 был назначен начальником обороны Петрограда, а 29 октября 11 ноября 1917 — главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. Помощником Муравьёва был В. Антонов-Овсеенко , начальником штаба фактически руководившим боем — полковник П. Вальден в то время он был выборным командиром 2-го гвардейского стрелкового резервного полка в Царском Селе , комиссаром — К. К началу решающего сражения революционные войска, сосредоточенные непосредственно на передовых позициях, насчитывали 10-12 тыс. Они были разделены на 2 отряда: Пулковский во главе с полковником Вальденом входившими в отряд матросами командовал П. Дыбенко и Красносельский, который возглавляли офицеры-большевики Ф. Хаустов и В. Сахаров [4] , освобождённые 25 октября из « Крестов », где они содержались под следствием в связи с их участием в июльских событиях [12]. Утром 30 октября 12 ноября войска Краснова, поддерживаемые артиллерией и бронепоездом, начали наступление в районе Пулкова. К этому времени революционные силы были сосредоточены на трёх участках: на правом, у Красного Села,— балтийские матросы под командованием П. Дыбенко; в центре Пулковских высот — красногвардейцы под командованием К. Еремеева; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты под командованием В. Отряды, выделенные в резерв, находились в районе Колпина , Ораниенбаума и в тылу пулковских позиций. Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, располагавшаяся у Пулковской обсерватории орудия удалось доставить с одного из кронштадтских фортов усилиями Ф. Раскольникова , три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой А. Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге. Главный удар Краснов наносил по центральному боевому участку, в надежде, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции.
Краснов едет в Псков. Попадает туда в 3 часа ночи, застает Лукирского спящим, будит его и требует разъяснения от начальника штаба, как надлежит ему поступить при двух взаимно противоречащих приказаниях. Тут первая неувязка, потому что Лукирский ждал Краснова, как сообщал он только что Духонину. С другой стороны, Лукирский совершенно не был осведомлен о приезде Керенского и о разговорах Черемисова — он узнал об этом post factum, на другой день от Барановского. Черемисова Краснов, по его словам, застал бодрствующим — на заседании военно-рев. Разговор их закончился якобы репликой Главкосева: «Я вам искренне советую остаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше». Пылающий энергией Краснов идет отыскивать Войтинского. Последний ему таинственно передает, что Керенский в Пскове, и рекомендует направиться к Главковерху, отказываясь, однако, его сопровождать: «нам неудобно идти вместе». У дверей дома, где остановился Керенский, раздается звонок. Кто кого убедил? Кто кого «обманул»? На чьей стороне было самовнушение? Краснов ли, думавший лихим налетом захватить Петербург? Корниловым против адвоката Керенского, кумира толпы и другое — идти с этим кумиром против Ленина, который далеко не всем солдатам нравится. Или Керенский вместе с Барановским и, может быть, Войтинским, уверявший Краснова, что не только все части его корпуса будут собраны и двинуты под его начальством на Петербург, но он будет усилен и 37-й пехотной дивизией, и 1-й кавал. Я отбрасываю в сторону патетическую словесность воспоминаний Краснова, которой он объясняет, почему во имя Родины он пошел к ненавистному Керенскому. Эти позднейшие резиньяции исторической цены не имеют. Краснов не учитывал тогда обстановки. Реальное он ощутил только тогда, когда остался в полном одиночестве со своими семьюстами казаков под Гатчиной 184. Гатчинский поход В 5 ч. Черемисов , — спрашивал Духонин утром Лукирского. Одновременно, за подписью Керенского, был опубликован общий приказ, обращенный к армии:... Этот приказ вызвал некоторое недоумение. Так комиссар юго-западного фронта Иорданский 185 , сообщая Вырубову пом. Ставки о спокойствии на фронте «большинство за Вр. Правительство» и о подготовке посылки отряда с целью хотя бы «морального удовлетворения», говорил: «Одна фраза приказа возбуждает недоумение — о возможности образования нового правительства; если это означает готовность идти на компромисс с Петроградом, то это ошибка, лозунгом должно быть восстановление Правительства и созыв Учред. Собрания в назначенный срок... Мы смотрим на положение, как на неизбежный момент ликвидации большевизма, и были бы совершенно выбиты из колеи, если бы повторились полумеры 3—5 июля». Милюков «Россия на переломе» также видит в той фразе, которая вызвала недоумение на юго-западном фронте, намек на «переговоры», которые якобы велись Керенским накануне большевистского восстания о создании однородного социалистического правительства. Ниссель мало, конечно; разбиравшийся в подоплеке русской политической жизни того времени и повторявший в значительной степени информацию, которую получал от своих русских собеседников, остался в убеждении, что Керенский все время до переворота и после переворота лично находился в секретных сношениях с Лениным и Троцким и поэтому оказывал сопротивление тем активным действиям против большевиков, которые ему предлагались. Ниссель знает даже, что именно большевики содействовали выезду Керенского из России, снабдив его фальшивым паспортом! Борьба с большевистским захватом власти должна была идти под флагом: революционной демократии, а не Временного Правительства. Итак, подписав два приказа, Керенский вместе с Красновым направился в Остров — стоянку штаба третьего корпуса. При чтении воспоминаний Керенского можно узнать, что только его «личное присутствие среди войск устранило... Двинувшиеся из Острова под «рев и угрозы разнузданной солдатчины эшелоны» пролетели жел. Быстрота действий помешала вновь Духонину непосредственно переговорить с Керенским, хотя соответственная депеша была отправлена Лукирским с офицером на автомобиле 187. К вечеру эшелоны были под Лугой. Здесь Керенский узнал о захвате Зимнего Дворца. Если бы в то утро 26-го я уже знал о захвате большевиками Временного Правительства, я наверное не остановился бы на этом слишком рискованном плане». Конечно, и в Луге было не поздно изменить план, но дело в том, что сообщение, полученное через ген. Барановского, показалось тогда «невероятным» — Керенский решил, что это известие было сфабриковано большевистскими агентами 188. Без выстрела на рассвете 27-го захвачена была Гатчина. Прибывшие из Петербурга войска многочисленные, в представлении Керенского, с артиллерией, блиндированными автомобилями; две роты и команда матросов — в изображении Краснова без боя разбежались 189. Местные войсковые части были пассивны и нейтральны. Окрыленный первым успехом Керенский требует дальнейшего немедленного наступления. Краснов предпочел бы задержаться в Гатчине до прибытия помощи. Все-таки в Царском Селе гарнизон исчисляется в 16 тыс. Но «гражданская война — не война. Ее правила иные, в ней — решительность и натиск». Так рассуждает в мемуарах ген. Краснов, назначенный командующим всеми вооруженными силами петербургского района. В 2 часа ночи Краснов двинулся на Царское Село. Двинулся о осторожностью, где можно «разговаривал», вступая в соглашение с цепями противников. Отказавшись от военно-технического руководства вооруженными силами и следуя своему правилу: «не вмешиваться» в распоряжения лиц, которым поручено выполнение той или иной задачи, Керенский остался в Гатчине. Там ему, однако, не сиделось, и он скоро же поехал в самую гущу «сосредоточения правительственных войск». Краснов объяснил Главковерху, что задержка вызвана малочисленностью наступающего отряда и лучшей, чем он думал, организованностью обороны Царского Села: «все торгуемся», — сказал он. Краснов попросил Керенского не оставаться на поле сражения, так как это мешает операции и волнует офицеров 190. Подобная просьба показалась Керенскому «очень странной и непонятной», но он все понял, когда заметил в окружении Краснова «несколько слишком хорошо» ему «известных фигур» от Совета Союза Каз. Войск, приславшего делегацию 191 ,— «тогда новый тон и новая манера генерала мне стали слишком понятны». Керенский вернулся в Гатчину. Здесь посетил его Савинков, и это появление «сразу с быстротой молнии осветило» Керенскому «все новое положение в отряде». Приезд этих «политиков» и «патриотов» не предвещая ничего хорошего и «не мог пройти даром для успеха, как выражается Керенский, моего предприятия». Подозрительность Керенского была возбуждена. Время шло. Царское еще не было взято. Тогда, под вечер, Керенский снова идет в отряд, с «твердым решением вмешаться в самые военные действия». Керенский не сомневался, что «внезапный паралич, охвативший все части 3-го конного корпуса? Выяснив на месте положение дел, Керенский послал Краснову письменное требование немедленно начать, военные действия. В этот момент на поле битвы появился Станкевич, прибывший из Петербурга с самыми оптимистическими сведениями о состоянии готовых поддержать Керенского «боевых сил». Колебание Краснова было сломлено. Краснов дает красочную подробность — не выдержав роли, Керенский сам врывается в гущу колеблющихся солдат и с сидения автомобиля, в нервном возбуждении начинает говорить речь 192. Все спуталось. Решает дело взвод донской батареи. Один, два выстрела, и «будто слизнули они все это море голов и блестящих штыков. Все стало пусто». Царское было «взято». ВРК объявил, что в Царском, «два полка дрались геройски, но под давлением превосходных сил были вынуждены отступить», а советская публицистика сказала, что большевики сделали «еще одну попытку избежать кровопролития». За весь день 28-го октября на помощь подошли три сотни 1-го Амурского казачьего полка, заявившие, по словам Краснова, что в «братоубийственной войне принимать участия не будут», и захваченный казаками бронепоезд «Непобедимый» Осадный полк, шедший из Луги по жел. При возвращении в Гатчину Керенский надеялся «твердо найти свежие войска». Он нашел только «телеграммы». Маленький красновский отряд, потонул в море разложившихся «нейтральных» гарнизонов Царского Села и Гатчины. Для того, чтобы удержать «горсть» казаков на должной высоте дисциплины, нужна была спаенность верхов. Ее не было с самого начала и не только в силу противоестественного соединения двух людей, столь различных политических взглядов и столь отличной психологии. Сам Керенский должен признать, что офицерство отряда причисляло себя, к среде «корниловцев» и относилось к нему с враждебностью. Краснов зарисовал такую сцену. Выехавший из Петербурга сотник Карташов докладывает Краснову, еще под Лугой, о событиях в столице. В купэ входит Керенский и протягивает руку Карташову по демократическому обычаю Главковерху «здороваться со всеми одинаково». Тот вытягивается во фронт, но руки своей не дает: «Виноват, господин Верховный Главнокомандующий, я не могу подать вам руки. Я — корниловец». Помнит и Керенский этот эпизод, только относит его к более позднему дню, когда появились интриганы из Союза Каз. Правительству и требовавшие расправы с Керенским, и когда сам Краснов стал все решительнее сбрасывать маску лояльности. Керенскому представляется показательным не столько поведен е «адъютанта» Савинкова 193 , сколько ген. Краснова, который дал возможность этому офицеру немедленно скрыться из под ареста. Отрицательное отношение к Керенскому росло но мере того, как вырисовывалась изолированность отряда и терялась надежда на подход помощи. Враждебное чувство офицеров должно было передаваться и рядовым казакам — невольно Керенский делался ответственным за неудачу. Сам Керенский усиленно подчеркивает, что разложение казаков -отряда шло от ловкой большевистской пропаганды, которая пользовалась «старорежимными» высказываниями офицерской среды и заодно представляла Керенского «контрреволюционером» — Краснов же не принимал никаких мер «к очищению? Конечно, и с этой стороны шла разлагающая пропаганда. Все вместе создавало напряженную атмосферу в отряде. По словам Краснова, к нему явилась крайне возбужденная делегация от казаков с требованием немедленно удалить Керенского из отряда, так как он «предает» казаков. Под влиянием этих разговоров — и офицерских и солдатских — будто бы Савинков предложил Краснову арестовать Керенского и самому т. Краснову стать, во главе движения. Краснов, конечно, отверг предложение Савинкова и только уговорил Керенского «с большим трудом» уехать из Царского в Гатчину. Не очень верится в такое предложение Краснову со стороны Савинкова — во всяком случае этого красочного эпизода нет в том первоначальном тексте воспоминаний Краснова, который был в 18 г. Он появился лишь в позднейшей эмигрантской редакции мемуаров, в которой автор давал слишком большую волю своему воображению романиста. Заподозревали Савинкова в подготовке «переворота» и в окружении Керенского. Возможно, что у Савинкова были свои планы, и что он вел переговоры с Плехановым о создании новой правительственной власти — власти сильной, диктаторского характера. Но, его «интриги» носили довольно открытый характер, так как он и не скрывал, по словам Станкевича, своего отрицательного отношения к Керенскому 195. Из кого же состояло в Гатчине интимное, не очень многочисленное окружение Керенского, и что оно пыталось делать? Как было указано, в воспоминаниях Керенский намеренно умалчивает о тех, кого он называет своими «друзьями». Помимо лиц, прибывших с Керенским из Петербурга среди них помощник Полковникова с. Кузьмин , в этом интимном окружении прежде всего состоял Войтинский, обосновавшийся в Гатчине с 27-го. Он сам в показаниях большевикам определяя свои главнейшие функции: «предотвращение каких бы то ни было эксцессов и использование движения отряда контрреволюционерами». Близкое участие в гатчинских делах принимал и Станкевич, как муж совета и главный ответственный посредник между Гатчиной и Петербургом. Гастролерами побывали с. Гоц, Герштейн, Фейт, Сперанский. Появлялся на горизонте и Чернов. Небольшая группа эс-эров во главе с Семеновым — тем самым, который приобрел печальную известность на московском процессе, и который постоянно состоял при Главковерхе, исполняя отдельные поручения или занимая определенные должности. Все они пытались организовать, довольно безуспешно, пропаганду среди гарнизона Гатчины и Царского Села. Неуспех агитации отчасти объяснялся разбродом, царившем среди пропагандистов: одни, по свидетельству Вейгера, защищали необходимость борьбы с большевиками, другие отвергали ее, базируясь на идее единого фронта в социалистической демократии. Создать однородное настроение в массах не представлялось возможным — в лучшем случае пропагандисты достигали того, что солдаты предпочитали держаться положен я ни к чему не обязывающего нейтралитета, т. Достопримечательную сцену зафиксировал в своих воспоминаниях Станкевич. Он был сам действующим лицом. Прибыв 26-го из Петербурга в Царское Село, Станкевич наблюдал, как местный гарнизон «в ужасе» бежал перед не появившимся еще противником. У Станкевича родилась мысль склонить солдат в сторону правительства. Полилась его соловьиная речь перед толпой на царскосельском вокзале. Но «едва я замолчал, — вспоминает мемуарист, — уверенный в успехе, как какой то пожилой солдат плюнул и со злобой и в иступленном негодовании стал кричать: «все перепуталось, ничего не пойму, к черту всех ораторов». Действительно, «все перепуталось», и в пестром конгломерате людей и настроений в Гатчине, как в фокусе, отражалась вся эта общественная и бытовая путаница. Настроения в армии Успех гатчинского похода всецело зависел от быстрого продвижения эшелонов с фронта — еще в тот момент, когда фронт был в неопределенном состоянии. Теперь совершенно ясно, что петербургская «передряга» была затеяна большевиками почти вне непосредственных организационных связей с фронтом. К попыткам «организации» фронта в сущности было преступлено лишь 26 октября, т. Помощь шла, но двигалась она со «странной и загадочной» медлительностью. Верховная Ставка рассылала телеграммы во все концы, слал телеграммы Краснов и еще более Керенский. Но помимо всех этих причин была и еще одна, отмечаемая Черемисовым — она не зависела ни от бездействия Ставки, ни от злой воли железнодорожников. Очень сомнительно, что такая мысль руководила Черемисовым. Все последующее поведение главнокомандующего северным фронтом мало вяжется с подобным утверждением. За четыре дня, — утверждает Будберг, — войска в Двинске получили от Черемисова только телеграмму о том, что «политика армии не касается». Но верховный главнокомандующий и не ждал инициативы с мест — он распоряжался по собственному усмотрению. От Керенского в Штаб Северного фронта стали поступать телеграммы с категорическими предписаниями выслать такой то полк в Гатчину. Распоряжения Главковерха должны были «беспрекословно» выполняться, но Главковерх не мог знать ни расположения полков, ни степени надежности того или другого из них. Последствия ошибки не замедлили сказаться. Распоряжения вызывали возражения со стороны непосредственных начальников: один доносил, что требуемый полк только что заступил позицию; другой, что требуемый полк может двинуться через Два дня и т. Слова Черемисова могут быть подтверждены значительным количеством примеров, почерпнутых хотя бы из опубликованных лент переговоров штабов по юзу. Вот один достаточно яркий пример. В это время была получена «весьма срочная» телеграмма от имени Верховного Главнокомандующего Керенского, адресованная непосредственно командиру полка и предписывавшая двинуть эшелоны «пассажирским поездом» в Гатчину. В результате отправка полка задержалась. Черемисов объясняет эту все путающую тактику вмешательством Войтинского, который, будучи комиссаром фронта, претендовал на осведомленность в этих вопросах. Задача осложнялась стремлен ем двинуть на помощь Керенскому достаточно «революционно» настроенные части. Комиссар 8-й армии Вендзягольский, прибывший в Гатчину 28-го с сообщением о продвижении на помощь целого корпуса 196 , был поражен тем, что в Гатчине «не имели ни малейшего понятия о дислокации войск Северного фронта». Столь же характерно было и то, что Вендзягольского, заподозренного в близости к Савинкову, постарались отстранять от какого-либо руководства 197. Его назначили комиссаром на броневой поезд, который, однако, по мнению Войтинского, должен был играть «роль аргумента более морального свойства»; затем предложили ехать комиссаром в какой-то отряд в Валк, а еще спустя некоторое время, агитатором в какие-то слабые части с программой: «если слишком правы, наступить им на хвост», по выражению Войтинского. При ознакомлении с документами этих дней вызывает полное удивление то обстоятельство, что Верх. Главнокомандующий не проявил никакой инициативы для того, чтобы снестись непосредственно с начальником своего Штаба. И все попытки Духонина были вновь в этом отношении тщетны. Вероятно этой оторванностью и следует объяснить до некоторой степени то, что Ставка не проявляла собственной инициативы 198. Ее позиция с первого же дня была достаточно определенна. Опираясь на то, что большинство армейских комитетов высказалось против большевиков из 11 армий 9 , уже 26-го Ставка телеграфировала на все фронты, что она окажет «полную поддержку правительству». И Духонин имел полное право сообщить Верховному Главнокомандующему 31-го: «Все, что возможно при наличии сложившейся обстановки для подавления большевистского движения и для оказания поддержки вам, я принимаю и настойчиво стремлюсь преодолеть все неожиданно возникающие препятствия на пути проведения мероприятий». Это надо подчеркнуть, ибо только постороннему наблюдателю, который не мог вникнуть в суть положения, могло казаться, что Духонин не принял никаких мер помощи Правительству утверждение ген. Старался Черемисов воздействовать прежде всего, конечно, на Духонина. Так как продвижение 3-го конного корпуса вызвало протест других частей и готовность их двигаться в Петербург на защиту ВРК, что могло привести к гражданской войне на фронте и к его развалу, Черемисов просит Духонина, как заместителя Главковерха, связи с которым у Черемисова не было, отменить посылку войск с Северного фронта, кроме уже отправленных лично Главковерхом копию этого разговора Черемисов отправил Керенскому. Тогда же главнокомандующий Северным фронтом обратился к своим армиям с приказом: «Политическая борьба, происходящая в Петербурге, не должна касаться армии, задача которой остается прежняя — прочно удерживать ныне занимаемые позиции, сохраняя порядок и дисциплину». Сам Черемисов формально держится лояльно в отношении Керенского. Все получаемые распоряжения им санкционируются по той же причине, что «все, кто считает, что армия должна быть организованной армией, а не дезорганизованной толпой, понимают, что приказания Главковерха и Ставки должны беспрекословно исполняться», — так разъясняет Черемисов 29-го октября представителям псковского революционного комитета. Но эта лояльность носит формальный характер — нежелание нести какую-либо ответственность за действия Керенского. Она бесспорно была двойственна, но эта двойственность, конечно, вовсе не обозначала того, что «штаб Черемисова, стал явно на сторону большевиков», как утверждает Деникин в своих «Очерках русской смуты». Положение главнокомандующего Северным фронтом, независимо даже от личных взглядов того, кто занимал этот пост, было исключительно трудно уже в силу того, что на территории именно Северного фронта возникла гражданская война. Верховная Ставка решала вопросы теоретически, она калькулировала и комбинировала отвлечённые величины, на Северном фронте приходилось иметь дело уже с реальными войсковыми частями. Комитета могли даже 30 октября совместно отправить столь решительную телеграмму: «От имени армии и флота мы требуем немедленного прекращения большевиками насильственных действий, отказа от вооруженного захвата власти и безусловного подчинения действующему в полном согласии с полномочными органами демократии Временному Правительству, единственно могущему довести страну до Учред. Собрания, хозяина земли русской. Действующая Армия силой поддержит это требование». В Пскове на первых же порах была иная обстановка — военно-революционный комитет с участием большевиков при колеблющихся правительственных комиссарах. Вот как характеризует Черемисов, до известной степени правильно, их окончательно определившиеся позиции: «один — интернационалист Шубин, оказался на стороне большевиков 199 ; другой — бывший большевик Войтинский, на стороне Керенского; третий — Савицкий, против большевиков и против Керенского». В условиях Северного фронта иногда внешний политический нейтралитет становился почти вынужденным. Так было, например, в Балтийском флоте. Идеей невмешательства в политику офицерский состав пытался бороться с посылкой матросов из Гельсингфорса. Когда пришла первая телеграмма Главковерха, ничего не оставалось другого, как заявить, что предписан е «исполнено быть не может». Прибегли к уловке и ответили, что телеграмма «не расшифровывается». Через Два дня Ленин вновь требует присылки судов в виду того, что «положение критическое, войска петроградского гарнизона устали». Решают, что если суда пойдут, комфлот немедленно пошлет телеграмму главнокомандующему Северным фронтом, что при условии впутывания кораблей в политику в ущерб войск, он болне командовать не может» Дневник Рейнгартена. С момента выделения из общего военно-революционного комитета чиста большевистского, в Пскове создается напряженная атмосфера. Но утром 27-го дом Войтинского был оцеплен большевистским караулом — только не было уже Войтинского его заменил Савицкий. Приходится отметить, что Черемисову удалось избежать крупных эксцессов. Какой ценой? В этом все дело. Пассивная лояльность задерживала возможность быстрой ликвидации петербургской «передряги». Для Черемисова «единственно правильная политика для военной власти» диктовалась уверенностью в быстрой самоликвидации большевистской авантюры. Большевики, — убеждает он 29-го председателя ревельского военно-рев. Каждый день промедления подводил как бы базу под позицию Черемисова и вместе с тем доказывал роковую ошибку его изолированного положения. Ставка это чувствовала. На всем фронте растет напряжение. В связи с этим возникает мысль и даже решение удалить Черемисова с фронта, хотя бы для такой цели пришлось прибегнуть к его аресту. Но это относится уже к другому моменту, когда акция Керенского, как представителя Временного Правительства, была кончена, и когда на экране исторического кинематографа появилась другая сцена, главным действующим лицом в которой пришлось быть едва ли не Чернову. С 25-го по 31-ое октября, когда на фронте скорее было не определенно пассивное «нервно-выжидательное», по характеристике Духонина отношение к большевикам, все же до 50 эшелонов продвигалось в Петербург на помощь Правительству и реально почти ни одного на помощь большевикам 200. Исключение представлял лишь юго-западный фронт, где настроение было «наиболее благоприятное» для Правительства, но «зато были и кровопролитные столкновения». К вечеру большевики были «обращены в бегство» 201. На Северном фронте наиболее существенным было решение армейского комитета 5-й армии было принято большинством 3 голосов послать из Двинска в Петербург 12 батальонов с орудиями и пулеметами для улаживания конфликта. Фактически эта экспедиция, формально все же с «нейтральной целью» не осуществилась, так как ген. Болдырев решительно заявил, что воспрепятствует оружием посылке отряда из 5-й армии на поддержку ВРК. Отношения, создавшиеся в 5-й армии, могут представить особый интерес. Эта армия, ближайшая к Петербургу, по словам Будберга, с «энтузиазмом» отозвалась в июльские дни «на призыв против большевиков», а в октябрьские дни она стала «оплотом большевизма». Будберг, командовавший одним из корпусов армии, даст в своем дневнике яркий материал для суждения. Но никогда не надо забывать, что Будберг мемуарист очень импульсивный, и что он очень остро переживал разложение своего корпуса, который «до сих пор, — записывает он 14-го октября, — по части сохранения порядка считался счастливым исключением». Отмечая обычные для того времени случаи братания с противником, отказы частей занимать боевые участки, заявления об уходе с фронта «через неделю» и т. В этих третье-очередных дивизиях «сейчас вся сила большевиков», — записывает он 15-го октября. Будберг носился о мыслью о расформирован и этих частей и оставлении на фронте лишь добровольцев, при помощи которых можно «дотянуть до последней оставшейся ставки — выборов в Учредительное Собрание» 202.