Что касается героев, то вторым после Мышкина по популярности стал Родион Раскольников, а на третьем оказалась Соня Мармеладова из «Преступления и наказания». Сюжет романа «Преступление и наказание» первоначально был задуман писателем как небольшая повесть объемом пять-шесть печатных листов.
«Преступление и наказание»: истоки сюжета
Поэтому роман «Преступление и наказание» называют социально-философским, психологическим и идеологическим произведением. Преступление и наказание Преступление и наказание Манн, Иванов и Фербер Роман Федора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание» был вдохновлен жизнью самого писателя: идея произведения зародилась, когда он отбывал наказание на каторге в Омске. Аннотация: Роман в шести частях с эпилогом. Будущий писатель, автор психологического и философского романа «Преступление и Наказание» Фёдор Михайлович Достоевский родился в Москве в 1821 году. Преступление и наказание» (1866) — роман в шести частях с эпилогом Ф. М. Достоевского.
Русская литература. 10 класс
Примеры и того и другого можно найти в «Преступлении и наказании». Убийство произошло в Москве 27 января между 7 и 9 часами вечера. О том, что старуха будет одна, Чистов узнал накануне. В тот момент у Фоминой гостила прачка Марья Михайлова, 65 лет от роду. Втроем они сели за стол, выпили водки, закусили солеными огурцами. Под пальто у Чистова был спрятан топор — острый, на короткой ручке. Чистов другим ударом разрубил ей шею спереди. Он был задержан через сутки и вину свою категорически отрицал. Той же позиции он придерживался всё время следствия, а в суде все обвинения опровергал.
Уникальным процесс сделало упорство Чистова. Первым делом прокурор попытался избавиться от алиби, которое предоставил Чистов. Подсудимый утверждал, что в день убийства посетил нескольких своих знакомых, до каждого из которых добирался пешком, выпил чаю в трактире, а потом отправился в театр. Покровская площадь — сейчас Покровские Ворота. Однако всё осталось лежать в сугробе. На первых порах он спрятал украденное в знакомом ему месте, но потом уже ничего не смог с ним сделать из-за того, что был схвачен. Ключевыми свидетелями стали знакомые Чистова, которые виделись с ним в ночь после убийства и под присягой подтвердили, что подсудимый «весь дрожал, не мог ничего говорить, раза три выходил во двор». В итоге Чистов своей вины не признал.
Последним его попытался уговорить священник: эта формальная процедура применялась с расчетом на то, что слова представителя духовенства будут убедительнее речей чиновников.
Философия вступает в конфликт с совестью и душевным состоянием героя: он не в силах справиться с тяжким бременем преступления.
Чехова, известного венгерского режиссера А.
Виднянского в Александринском театре. Сцена из спектакля «Преступление и наказание» по роману Ф. Александринский театр. Первый фильм по мотивам романа был снят в 1909 году режиссером В.
В 1969 году советский режиссер Л. Кулиджанов снял полнометражный фильм, главные роли в котором исполнили Г. Тараторкин и И. Российский режиссер Д.
Светозаров, экранизировавший роман в 2007 году, так обозначил свое видение романа: «Я понял, что «Преступление и наказание» - это роман о жизни человека, загнанного в тараканью щель». Кадр из фильма «Преступление и наказание» по роману Ф. Режиссёр - Л. Зутермейстера и венгерского музыканта Э.
Петровича «Раскольников». Необычную трактовку романа предложили в 2016 году авторы рок-оперы «Преступление и наказание». В постановке использованы самые современные театральные технологии. В частности - динамические видеопроекции на движущиеся объекты.
Сцена из рок-оперы «Преступление и наказание».
Часть 3. Раскольников против брака Дуни. Первая встреча со следователем Раскольников потребовал, чтобы Дуня не выходила замуж за Лужина, и они чуть не поссорились. Раскольников захотел остаться один, но Пульхерия Александровна с Дуней ушли только после того, как Разумихин пообещал последить за Раскольниковым и прислать врача.
Дуня произвела на Разумихина неизгладимое впечатление. Реклама В следующий приход к Раскольникову сестра с матерью показали ему письмо Лужина. Делец не желал встречаться с Раскольниковым и сообщал, что тот отдал все присланные ему деньги проститутке. В этот момент в каморку заглянула Соня и пригласила Раскольникова на похороны отца. Когда Дуня и Пульхерия Александровна ушли, Раскольников с Разумихиным пошли к Порфирию Петровичу, чтобы узнать, как получить назад заложенные убитой процентщице вещи.
Порфирий Петрович заговорил о статье Раскольникова, в которой тот делил всех людей на обыкновенных и необыкновенных. Обыкновенные люди — послушная серая масса, живут, чтобы размножаться, и подчиняются закону. Необыкновенные люди, лидеры, генераторы великих идей, имеют право разрешить себе преступить закон, если это принесёт пользу человечеству. Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через… кровь, то он внутри себя, по совести, может… дать себе разрешение перешагнуть через кровь, — смотря, впрочем, по идее и по размерам её… Реклама Раскольникову стало казаться, что следователь подозревает его. Дома Раскольникову приснился кошмар, прервавшийся визитом Свидригайлова.
Часть 4. Дуня разрывает помолвку. Визит Раскольникова к Соне. Вторая встреча со следователем Кратко Подробный пересказ Свидригайлов рассказал Раскольникову о жизни с женой, которая умерла незадолго до его отъезда в Петербург, и о видениях, в которых жена ему являлась. Помещик заявил, что он невысокого мнения о Лужине и против его с Дуней брака.
Он был готов избавить семью от нищеты, лишь бы девушка не жертвовала собой. Раскольников был против его помощи. Вечером Раскольников и Разумихин пришли на встречу Дуни с женихом. Лужин повёл себя гадко и низко, произошла ссора, и Дуня разорвала помолвку.
Третье произведение писателя! "Преступление и наказание"
Прежде, говоришь, детей учить ходил, а теперь пошто ничего не делаешь? Настасья так и покатилась со смеху. Она была из смешливых и, когда рассмешат, смеялась неслышно, колыхаясь и трясясь всем телом, до тех пор, что самой тошно уж становилось. Да и наплевать. Что на копейки сделаешь? Он странно посмотрел на нее. За сайкой-то ходить али нет? К тебе ведь письмо вчера без тебя пришло. Три копейки почтальону своих отдала. Отдашь, что ли? Через минуту явилось письмо.
Так и есть: от матери, из Р—й губернии. Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не получал он писем; но теперь и еще что-то другое вдруг сжало ему сердце. Письмо дрожало в руках его; он не хотел распечатывать при ней: ему хотелось остаться наедине с этим письмом. Когда Настасья вышла, он быстро поднес его к губам и поцеловал; потом долго еще вглядывался в почерк адреса, в знакомый и милый ему мелкий и косенький почерк его матери, учившей его когда-то читать и писать. Он медлил; он даже как будто боялся чего-то. Наконец распечатал: письмо было большое, плотное, в два лота 21 ; два большие почтовые листа были мелко-намелко исписаны. Но, наверно, ты не обвинишь меня в этом невольном моем молчании. Ты знаешь, как я люблю тебя; ты один у нас, у меня и у Дуни, ты наше всё, вся надежда, упование наше. Что было со мною, когда я узнала, что ты уже несколько месяцев оставил университет, за неимением чем содержать себя, и что уроки и прочие средства твои прекратились!
Чем могла я с моими ста двадцатью рублями в год пенсиона помочь тебе? Пятнадцать рублей, которые я послала тебе четыре месяца назад, я занимала, как ты и сам знаешь, в счет этого же пенсиона, у здешнего нашего купца Афанасия Ивановича Вахрушина. Он добрый человек и был еще приятелем твоего отца. Но, дав ему право на получение за меня пенсиона, я должна была ждать, пока выплатится долг, а это только что теперь исполнилось, так что я ничего не могла во всё это время послать тебе. Но теперь, слава Богу, я, кажется, могу тебе еще выслать, да и вообще мы можем теперь даже похвалиться фортуной, о чем и спешу сообщить тебе. И, во-первых, угадываешь ли ты, милый Родя, что сестра твоя вот уже полтора месяца как живет со мною, и мы уже больше не разлучимся и впредь. Слава тебе Господи, кончились ее истязания, но расскажу тебе всё по порядку, чтобы ты узнал, как всё было, и что мы от тебя до сих пор скрывали. Когда ты писал мне, тому назад два месяца, что слышал от кого-то, будто Дуня терпит много от грубости в доме господ Свидригайловых, и спрашивал от меня точных объяснений, — что могла я тогда написать тебе в ответ? Если б я написала тебе всю правду, то ты, пожалуй бы, всё бросил и хоть пешком, а пришел бы к нам, потому я и характер и чувства твои знаю, и ты бы не дал в обиду сестру свою. Я же сама была в отчаянии, но что было делать?
Я и сама-то всей правды тогда не знала. Главное же затруднение состояло в том, что Дунечка, вступив прошлого года в их дом гувернанткой, взяла вперед целых сто рублей, под условием ежемесячного вычета из жалованья, и, стало быть, и нельзя было место оставить, не расплатившись с долгом. Сумму же эту теперь могу тебе всё объяснить, бесценный Родя взяла она более для того, чтобы выслать тебе шестьдесят рублей, в которых ты тогда так нуждался и которые ты и получил от нас в прошлом году. Мы тебя тогда обманули, написали, что это из скопленных Дунечкиных прежних денег, но это было не так, а теперь сообщаю тебе всю правду, потому что всё теперь переменилось внезапно, по воле божией, к лучшему, и чтобы ты знал, как любит тебя Дуня и какое у нее бесценное сердце. Действительно, господин Свидригайлов сначала обходился с ней очень грубо и делал ей разные неучтивости и насмешки за столом… Но не хочу пускаться во все эти тяжелые подробности, чтобы не волновать тебя напрасно, когда уж всё теперь кончено. Короче, несмотря на доброе и благородное обращение Марфы Петровны, супруги господина Свидригайлова, и всех домашних, Дунечке было очень тяжело, особенно когда господин Свидригайлов находился, по старой полковой привычке своей, под влиянием Бахуса. Но что же оказалось впоследствии? Представь себе, что этот сумасброд давно уже возымел к Дуне страсть, но всё скрывал это под видом грубости и презрения к ней. Может быть, он и сам стыдился и приходил в ужас, видя себя уже в летах и отцом семейства, при таких легкомысленных надеждах, а потому и злился невольно на Дуню. А может быть, и то, что он грубостию своего обращения и насмешками хотел только прикрыть от других всю истину.
Но наконец не удержался и осмелился сделать Дуне явное и гнусное предложение, обещая ей разные награды и сверх того бросить всё и уехать с нею в другую деревню или, пожалуй, за границу. Можешь представить себе все ее страдания! Оставить сейчас место было нельзя, не только по причине денежного долга, но и щадя Марфу Петровну, которая могла бы вдруг возыметь подозрения, а следовательно, и пришлось бы поселить в семействе раздор. Да и для Дунечки был бы большой скандал; уж так не обошлось бы. Были тут и многие разные причины, так что раньше шести недель Дуня никак не могла рассчитывать вырваться из этого ужасного дома. Конечно, ты знаешь Дуню, знаешь, как она умна и с каким твердым характером. Дунечка многое может сносить и даже в самых крайних случаях найти в себе столько великодушия, чтобы не потерять своей твердости. Она даже мне не написала обо всем, чтобы не расстроить меня, а мы часто пересылались вестями. Развязка же наступила неожиданная 22. Марфа Петровна нечаянно подслушала своего мужа, умолявшего Дунечку в саду, и, поняв всё превратно, во всем ее же и обвинила, думая, что она-то всему и причиной.
Произошла у них тут же в саду ужасная сцена: Марфа Петровна даже ударила Дуню, не хотела ничего слушать, а сама целый час кричала и, наконец, приказала тотчас же отвезти Дуню ко мне в город, на простой крестьянской телеге, в которую сбросили все ее вещи, белье, платья, всё как случилось, неувязанное и неуложенное. А тут поднялся проливной дождь, и Дуня, оскорбленная и опозоренная, должна была проехать с мужиком целых семнадцать верст в некрытой телеге. Подумай теперь, что могла я тебе написать в письме, в ответ на твое, полученное мною два месяца назад, и о чем писать? Сама я была в отчаянии; правду написать тебе не смела, потому что ты очень бы был несчастлив, огорчен и возмущен, да и что мог бы ты сделать? Пожалуй, еще себя погубить, да и Дунечка запрещала; а наполнять письмо пустяками и о чем-нибудь, тогда как в душе такое горе, я не могла. Целый месяц у нас по всему городу ходили сплетни об этой истории, и до того уж дошло, что нам даже в церковь нельзя было ходить с Дуней от презрительных взглядов и шептаний, и даже вслух при нас были разговоры. Все-то знакомые от нас отстранились, все перестали даже кланяться, и я наверно узнала, что купеческие приказчики и некоторые канцеляристы хотели нанести нам низкое оскорбление, вымазав дегтем ворота нашего дома, так что хозяева стали требовать, чтобы мы с квартиры съехали. Всему этому причиной была Марфа Петровна, которая успела обвинить и загрязнить Дуню во всех домах. Она у нас со всеми знакома и в этот месяц поминутно приезжала в город, и так как она немного болтлива и любит рассказывать про свои семейные дела и, особенно, жаловаться на своего мужа всем и каждому, что очень нехорошо, то и разнесла всю историю, в короткое время, не только в городе, но и по уезду. Я заболела, Дунечка же была тверже меня, и если бы ты видел, как она всё переносила и меня же утешала и ободряла!
Она ангел! Но, по милосердию божию, наши муки были сокращены: господин Свидригайлов одумался и раскаялся и, вероятно пожалев Дуню, представил Марфе Петровне полные и очевидные доказательства всей Дунечкиной невинности, а именно: письмо, которое Дуня еще до тех пор, когда Марфа Петровна застала их в саду, принуждена была написать и передать ему, чтоб отклонить личные объяснения и тайные свидания, на которых он настаивал, и которое, по отъезде Дунечки, осталось в руках господина Свидригайлова. В этом письме она самым пылким образом и с полным негодованием укоряла его именно за неблагородство поведения его относительно Марфы Петровны, поставляла ему на вид, что он отец и семьянин и что, наконец, как гнусно с его стороны мучить и делать несчастною и без того уже несчастную и беззащитную девушку. Одним словом, милый Родя, письмо это так благородно и трогательно написано, что я рыдала, читая его, и до сих пор не могу его читать без слез. Кроме того, в оправдание Дуни, явились, наконец, и свидетельства слуг, которые видели и знали гораздо больше, чем предполагал сам господин Свидригайлов, как это и всегда водится. Марфа Петровна была совершенно поражена и «вновь убита», как сама она нам признавалась, но зато вполне убедилась в невинности Дунечкиной и на другой же день, в воскресенье, приехав прямо в собор, на коленях и со слезами молила владычицу дать ей силу перенесть это новое испытание и исполнить долг свой. Затем, прямо из собора, ни к кому не заезжая, приехала к нам, рассказала нам всё, горько плакала и, в полном раскаянии, обнимала и умоляла Дуню простить ее. В то же утро, нисколько не мешкая, прямо от нас, отправилась по всем домам в городе и везде, в самых лестных для Дунечки выражениях, проливая слезы, восстановила ее невинность и благородство ее чувств и поведения. Мало того, всем показывала и читала вслух собственноручное письмо Дунечкино к господину Свидригайлову и даже давала снимать с него копии что, мне кажется, уже и лишнее. Таким образом ей пришлось несколько дней сряду объезжать всех в городе, так как иные стали обижаться, что другим оказано было предпочтение, и таким образом завелись очереди, так что в каждом доме уже ждали заранее и все знали, что в такой-то день Марфа Петровна будет там-то читать это письмо, и на каждое чтение опять-таки собирались даже и те, которые письмо уже несколько раз прослушали и у себя в домах, и у других знакомых, по очереди.
Мое мнение, что многое, очень многое, тут было лишнее; но Марфа Петровна уже такого характера. По крайней мере она вполне восстановила честь Дунечки, и вся гнусность этого дела легла неизгладимым позором на ее мужа, как на главного виновника, так что мне его даже и жаль; слишком уже строго поступили с этим сумасбродом. Дуню тотчас же стали приглашать давать уроки в некоторых домах, но она отказалась. Вообще же все стали к ней вдруг относиться с особенным уважением. Всё это способствовало главным образом и тому неожиданному случаю, через который теперь меняется, можно сказать, вся судьба наша. Узнай, милый Родя, что к Дуне посватался жених и что она успела уже дать свое согласие, о чем и спешу уведомить тебя поскорее. И хотя дело это сделалось и без твоего совета, но ты, вероятно, не будешь ни на меня, ни на сестру в претензии, так как сам увидишь, из дела же, что ждать и откладывать до получения твоего ответа было бы нам невозможно. Да и сам ты не мог бы заочно обсудить всего в точности. Случилось же так. Он уже надворный советник, Петр Петрович Лужин, и дальний родственник Марфы Петровны, которая многому в этом способствовала.
Начал с того, что через нее изъявил желание с нами познакомиться, был как следует принят, пил кофе, а на другой же день прислал письмо, в котором весьма вежливо изъяснил свое предложение и просил скорого и решительного ответа. Человек он деловой и занятый, и спешит теперь в Петербург, так что дорожит каждою минутой. Разумеется, мы сначала были очень поражены, так как всё это произошло слишком скоро и неожиданно. Соображали и раздумывали мы вместе весь тот день. Человек он благонадежный и обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал. Правда, ему уже сорок пять лет, но он довольно приятной наружности и еще может нравиться женщинам, да и вообще человек он весьма солидный и приличный, немного только угрюмый и как бы высокомерный. Но это, может быть, только так кажется с первого взгляда. Да и предупреждаю тебя, милый Родя, как увидишься с ним в Петербурге, что произойдет в очень скором времени, то не суди слишком быстро и пылко, как это и свойственно тебе, если на первый взгляд тебе что-нибудь в нем не покажется. Говорю это на случай, хотя и уверена, что он произведет на тебя впечатление приятное. Да и кроме того, чтоб обознать какого бы то ни было человека, нужно относиться к нему постепенно и осторожно, чтобы не впасть в ошибку и предубеждение, которые весьма трудно после исправить и загладить.
А Петр Петрович, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный. В первый же свой визит он объявил нам, что он человек положительный, но во многом разделяет, как он сам выразился, «убеждения новейших поколений наших» и враг всех предрассудков. Многое и еще он говорил, потому что несколько как бы тщеславен и очень любит, чтоб его слушали, но ведь это почти не порок. Я, разумеется, мало поняла, но Дуня объяснила мне, что он человек хотя и небольшого образования, но умный и, кажется, добрый. Ты знаешь характер сестры твоей, Родя. Это девушка твердая, благоразумная, терпеливая и великодушная, хотя и с пылким сердцем, что я хорошо в ней изучила. Конечно, ни с ее, ни с его стороны особенной любви тут нет, но Дуня, кроме того что девушка умная, — в то же время и существо благородное, как ангел, и за долг поставит себе составить счастье мужа, который в свою очередь стал бы заботиться о ее счастии, а в последнем мы не имеем, покамест, больших причин сомневаться, хотя и скоренько, признаться, сделалось дело. К тому же он человек очень расчетливый и, конечно, сам увидит, что его собственное супружеское счастье будет тем вернее, чем Дунечка будет за ним счастливее. А что там какие-нибудь неровности в характере, какие-нибудь старые привычки и даже некоторое несогласие в мыслях чего и в самых счастливых супружествах обойти нельзя , то на этот счет Дунечка сама мне сказала, что она на себя надеется; что беспокоиться тут нечего и что она многое может перенести, под условием если дальнейшие отношения будут честные и справедливые. Он, например, и мне показался сначала как бы резким; но ведь это может происходить именно оттого, что он прямодушный человек, и непременно так.
Например, при втором визите, уже получив согласие, в разговоре он выразился, что уж и прежде, не зная Дуни, положил взять девушку честную, но без приданого, и непременно такую, которая уже испытала бедственное положение; потому, как объяснил он, что муж ничем не должен быть обязан своей жене, а гораздо лучше, если жена считает мужа за своего благодетеля. Прибавлю, что он выразился несколько мягче и ласковее, чем я написала, потому что я забыла настоящее выражение, а помню одну только мысль, и, кроме того, сказал он это отнюдь не преднамеренно, а, очевидно, проговорившись, в пылу разговора, так что даже старался потом поправиться и смягчить; но мне все-таки показалось это немного как бы резко, и я сообщила потом Дуне. Но Дуня даже с досадой отвечала мне, что «слова еще не дело», и это, конечно, справедливо. Пред тем, как решиться, Дунечка не спала всю ночь и, полагая, что я уже сплю, встала с постели и всю ночь ходила взад и вперед по комнате; наконец стала на колени и долго и горячо молилась перед образом, а наутро объявила мне, что она решилась. Я уже упомянула, что Петр Петрович отправляется теперь в Петербург. У него там большие дела, и он хочет открыть в Петербурге публичную адвокатскую контору. Он давно уже занимается хождением по разным искам и тяжбам и на днях только что выиграл одну значительную тяжбу. В Петербург же ему и потому необходимо, что там у него одно значительное дело в сенате. Таким образом, милый Родя, он и тебе может быть весьма полезен, даже во всем, и мы с Дуней уже положили, что ты, даже с теперешнего же дня, мог бы определенно начать свою будущую карьеру и считать участь свою уже ясно определившеюся. О если б это осуществилось!
Это была бы такая выгода, что надо считать ее не иначе, как прямою к нам милостию вседержителя. Дуня только и мечтает об этом. Мы уже рискнули сказать несколько слов на этот счет Петру Петровичу. Он выразился осторожно и сказал, что, конечно, так как ему без секретаря обойтись нельзя, то, разумеется, лучше платить жалованье родственнику, чем чужому, если только тот окажется способным к должности еще бы ты-то не оказался способен! На этот раз тем дело и кончилось, но Дуня ни о чем, кроме этого, теперь и не думает. Она теперь, уже несколько дней, просто в каком-то жару и составила уже целый проект о том, что впоследствии ты можешь быть товарищем и даже компанионом Петра Петровича по его тяжебным занятиям, тем более что ты сам на юридическом факультете. Я, Родя, вполне с нею согласна и разделяю все ее планы и надежды, видя в них полную вероятность; и, несмотря на теперешнюю, весьма объясняемую уклончивость Петра Петровича потому что он тебя еще не знает , Дуня твердо уверена, что достигнет всего своим добрым влиянием на будущего своего мужа, и в этом она уверена. Уж конечно, мы остереглись проговориться Петру Петровичу хоть о чем-нибудь из этих дальнейших мечтаний наших и, главное, о том, что ты будешь его компанионом. Он человек положительный и, пожалуй, принял бы очень сухо, так как всё это показалось бы ему одними только мечтаниями. Равным образом ни я, ни Дуня ни полслова еще не говорили с ним о крепкой надежде нашей, что он поможет нам способствовать тебе деньгами, пока ты в университете; потому не говорили, что, во-первых, это и само собой сделается впоследствии, и он, наверно, без лишних слов, сам предложит еще бы он в этом-то отказал Дунечке тем скорее, что ты и сам можешь стать его правою рукой по конторе и получать эту помощь не в виде благодеяния, а в виде заслуженного тобою жалованья.
Так хочет устроить Дунечка, и я с нею вполне согласна. Во-вторых же, потому не говорили, что мне особенно хотелось поставить тебя с ним, при предстоящей теперешней встрече нашей, на ровной ноге. Когда Дуня говорила ему о тебе с восторгом, он отвечал, что всякого человека нужно сначала осмотреть самому и поближе, чтоб о нем судить, и что он сам предоставляет себе, познакомясь с тобой, составить о тебе свое мнение. Знаешь что, бесценный мой Родя, мне кажется, по некоторым соображениям впрочем, отнюдь не относящимся к Петру Петровичу, а так, по некоторым моим собственным, личным, даже, может быть, старушечьим, бабьим капризам , — мне кажется, что я, может быть, лучше сделаю, если буду жить после их брака особо, как и теперь живу, а не вместе с ними. Я уверена вполне, что он будет так благороден и деликатен, что сам пригласит меня и предложит мне не разлучаться более с дочерью, и если еще не говорил до сих пор, то, разумеется, потому что и без слов так предполагается; но я откажусь. Я замечала в жизни не раз, что тещи не очень-то бывают мужьям по сердцу, а я не только не хочу быть хоть кому-нибудь даже в малейшую тягость, но и сама хочу быть вполне свободною, покамест у меня хоть какой-нибудь свой кусок да такие дети, как ты и Дунечка. Если возможно, то поселюсь подле вас обоих, потому что, Родя, самое-то приятное я приберегла к концу письма: узнай же, милый друг мой, что, может быть, очень скоро мы сойдемся все вместе опять и обнимемся все трое после почти трехлетней разлуки! Уже наверно решено, что я и Дуня выезжаем в Петербург, когда именно, не знаю, но, во всяком случае, очень, очень скоро, даже, может быть, через неделю. Всё зависит от распоряжений Петра Петровича, который, как только осмотрится в Петербурге, тотчас же и даст нам знать. Ему хочется, по некоторым расчетам, как можно поспешить церемонией брака и даже, если возможно будет, сыграть свадьбу в теперешний же мясоед, а если не удастся, по краткости срока, то тотчас же после госпожинок 23.
О, с каким счастьем прижму я тебя к моему сердцу! Дуня вся в волнении от радости свидания с тобой, и сказала раз, в шутку, что уже из этого одного пошла бы за Петра Петровича. Ангел она! Она теперь ничего тебе не приписывает, а велела только мне написать, что ей так много надо говорить с тобой, так много, что теперь у ней и рука не поднимается взяться за перо, потому что в нескольких строках ничего не напишешь, а только себя расстроишь; велела же тебя обнять крепче и переслать тебе бессчетно поцелуев. Но, несмотря на то, что мы, может быть, очень скоро сами сойдемся лично, я все-таки тебе на днях вышлю денег, сколько могу больше. Теперь, как узнали все, что Дунечка выходит за Петра Петровича, и мой кредит вдруг увеличился, и я наверно знаю, что Афанасий Иванович поверит мне теперь, в счет пенсиона, даже до семидесяти пяти рублей, так что я тебе, может быть, рублей двадцать пять или даже тридцать пришлю. Прислала бы и больше, но боюсь за наши расходы дорожные; и хотя Петр Петрович был так добр, что взял на себя часть издержек по нашему проезду в столицу, а именно, сам вызвался, на свой счет, доставить нашу поклажу и большой сундук как-то у него там через знакомых , но все-таки нам надо рассчитывать и на приезд в Петербург, в который нельзя показаться без гроша, хоть на первые дни. Мы, впрочем, уже всё рассчитали с Дунечкой до точности, и вышло, что дорога возьмет немного. До железной дороги от нас всего только девяносто верст, и мы уже, на всякий случай, сговорились с одним знакомым нам мужичком-извозчиком; а там мы с Дунечкой преблагополучно прокатимся в третьем классе. Так что, может быть, я тебе не двадцать пять, а, наверно, тридцать рублей изловчусь выслать.
Но довольно; два листа кругом уписала, и места уж больше не остается; целая наша история; ну да и происшествий-то сколько накопилось! А теперь, бесценный мой Родя, обнимаю тебя до близкого свидания нашего и благословляю тебя материнским благословением моим. Люби Дуню, свою сестру, Родя; люби так, как она тебя любит, и знай, что она тебя беспредельно, больше себя самой любит. Она ангел, а ты, Родя, ты у нас всё — вся надежда наша и всё упование. Был бы только ты счастлив, и мы будем счастливы. Молишься ли ты Богу, Родя, по-прежнему и веришь ли в благость творца и искупителя нашего? Боюсь я, в сердце своем, не посетило ли и тебя новейшее модное безверие? Если так, то я за тебя молюсь. Вспомни, милый, как еще в детстве своем, при жизни твоего отца, ты лепетал молитвы свои у меня на коленях и как мы все тогда были счастливы! Прощай, или, лучше, до свидания!
Обнимаю тебя крепко-крепко и целую бессчетно. Твоя до гроба Пульхерия Раскольникова. Почти всё время как читал Раскольников, с самого начала письма, лицо его было мокро от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его губам. Он прилег головой на свою тощую и затасканную подушку и думал, долго думал. Сильно билось его сердце, и сильно волновались его мысли. Наконец ему стало душно и тесно в этой желтой каморке, похожей на шкаф или на сундук. Взор и мысль просили простору. Он схватил шляпу и вышел, на этот раз уже не опасаясь с кем-нибудь встретиться на лестнице; забыл он об этом. Путь же взял он по направлению к Васильевскому острову через В—й проспект 24 , как будто торопясь туда за делом, но, по обыкновению своему, шел, не замечая дороги, шепча про себя и даже говоря вслух с собою, чем очень удивлял прохожих. Многие принимали его за пьяного.
IV Письмо матери его измучило. Но относительно главнейшего, капитального пункта сомнений в нем не было ни на минуту, даже в то еще время, как он читал письмо. Главнейшая суть дела была решена в его голове и решена окончательно: «Не бывать этому браку, пока я жив, и к черту господина Лужина! И еще извиняются, что моего совета не попросили и без меня дело решили! Еще бы! Думают, что теперь уж и разорвать нельзя; а посмотрим, льзя или нельзя! Нет, Дунечка, всё вижу и знаю, о чем ты со мной много-то говорить собираешься; знаю и то, о чем ты всю ночь продумала, ходя по комнате, и о чем молилась перед Казанскою божией матерью, которая у мамаши в спальне стоит. На Голгофу-то тяжело всходить. Это кажется всего великолепнее! И эта же Дунечка за это же кажется замуж идет!..
Просто ли для характеристики лица или с дальнейшею целью: задобрить меня в пользу господина Лужина? О хитрые! Любопытно бы разъяснить еще одно обстоятельство: до какой степени они обе были откровенны друг с дружкой, в тот день и в ту ночь, и во всё последующее время? Все ли слова между ними были прямо произнесены, или обе поняли, что у той и у другой одно в сердце и в мыслях, так уж нечего вслух-то всего выговаривать да напрасно проговариваться. Вероятно, оно так отчасти и было; по письму видно: мамаше он показался резок, немножко, а наивная мамаша и полезла к Дуне с своими замечаниями. Кого не взбесит, когда дело понятно и без наивных вопросов и когда решено, что уж нечего говорить. Ну как же не добрый? А они-то обе, невеста и мать, мужичка подряжают, в телеге, рогожею крытой я ведь так езжал! И благоразумно: по одежке протягивай ножки; да вы-то, господин Лужин, чего же? Ведь это ваша невеста… И не могли же вы не знать, что мать под свой пенсион на дорогу вперед занимает?
Конечно, тут у вас общий коммерческий оборот, предприятие на обоюдных выгодах и на равных паях, значит, и расходы пополам; хлеб-соль вместе, а табачок врозь, по пословице. Да и тут деловой-то человек их поднадул немножко: поклажа-то стоит дешевле ихнего проезда, а пожалуй, что и задаром пойдет. Что ж они обе не видят, что ль, этого аль нарочно не замечают? И ведь довольны, довольны! И как подумать, что это только цветочки, а настоящие фрукты впереди! Ведь тут что важно: тут не скупость, не скалдырничество важно, а тон всего этого. Ведь это будущий тон после брака, пророчество… Да и мамаша-то чего ж, однако, кутит? С чем она в Петербург-то явится? Чем же жить-то в Петербурге она надеется потом-то? Ведь она уже по каким-то причинам успела догадаться, что ей с Дуней нельзя будет вместе жить после брака, даже и в первое время?
Что ж она, на кого же надеется: на сто двадцать рублей пенсиона, с вычетом на долг Афанасию Ивановичу? Косыночки она там зимние вяжет, да нарукавнички вышивает, глаза свои старые портит. Да ведь косыночки всего только двадцать рублей в год прибавляют к ста двадцати-то рублям, это мне известно. Держи карман! И так-то вот всегда у этих шиллеровских прекрасных душ бывает: до последнего момента рядят человека в павлиные перья, до последнего момента на добро, а не на худо надеются; и хоть предчувствуют оборот медали, но ни за что себе заранее настоящего слова не выговорят; коробит их от одного помышления; обеими руками от правды отмахиваются, до тех самых пор, пока разукрашенный человек им собственноручно нос не налепит. А любопытно, есть ли у господина Лужина ордена; об заклад бьюсь, что Анна в петлице есть и что он ее на обеды у подрядчиков и у купцов надевает. Пожалуй, и на свадьбу свою наденет! А впрочем, черт с ним!.. Дунечка, милая, ведь я знаю вас! Ведь вам уже двадцатый год был тогда, как последний-то раз мы виделись: характер-то ваш я уже понял.
Это я знал-с. Уж когда господина Свидригайлова, со всеми последствиями, может снести, значит, действительно, многое может снести. А теперь вот вообразили, вместе с мамашей, что и господина Лужина можно снести, излагающего теорию о преимуществе жен, взятых из нищеты и облагодетельствованных мужьями, да еще излагающего чуть не при первом свидании. Ведь ей человек-то ясен, а ведь жить-то с человеком. Ведь она хлеб черный один будет есть да водой запивать, а уж душу свою не продаст, а уж нравственную свободу свою не отдаст за комфорт; за весь Шлезвиг-Гольштейн не отдаст 25 , не то что за господина Лужина. Нет, Дуня не та была, сколько я знал, и… ну да уж, конечно, не изменилась и теперь!.. Что говорить! Тяжелы Свидригайловы! Тяжело за двести рублей всю жизнь в гувернантках по губерниям шляться, но я все-таки знаю, что сестра моя скорее в негры пойдет к плантатору 26 или в латыши к остзейскому немцу 27 , чем оподлит дух свой и нравственное чувство свое связью с человеком, которого не уважает и с которым ей нечего делать, — навеки, из одной своей личной выгоды! И будь даже господин Лужин весь из одного чистейшего золота или из цельного бриллианта, и тогда не согласится стать законною наложницей господина Лужина!
Почему же теперь соглашается? В чем же штука-то? В чем же разгадка-то? Дело ясное: для себя, для комфорта своего, даже для спасения себя от смерти, себя не продаст, а для другого вот и продает! Для милого, для обожаемого человека продаст! Вот в чем вся наша штука-то и состоит: за брата, за мать продаст! Всё продаст! О, тут мы, при случае, и нравственное чувство наше придавим; свободу, спокойствие, даже совесть, всё, всё на толкучий рынок снесем. Пропадай жизнь! Только бы эти возлюбленные существа наши были счастливы.
Мало того, свою собственную казуистику выдумаем, у иезуитов научимся и на время, пожалуй, и себя самих успокоим, убедим себя, что так надо, действительно надо для доброй цели. Таковы-то мы и есть, и всё ясно как день. Ясно, что тут не кто иной, как Родион Романович Раскольников в ходу и на первом плане стоит. Ну как же-с, счастье его может устроить, в университете содержать, компанионом сделать в конторе, всю судьбу его обеспечить; пожалуй, богачом впоследствии будет, почетным, уважаемым, а может быть, даже славным человеком окончит жизнь! А мать? Да ведь тут Родя, бесценный Родя, первенец! Ну как для такого первенца хотя бы и такою дочерью не пожертвовать! О милые и несправедливые сердца! Да чего: тут мы и от Сонечкина жребия, пожалуй что, не откажемся! Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит!
Жертву-то, жертву-то обе вы измерили ли вполне? Так ли? Под силу ли? В пользу ли? Разумно ли? Знаете ли вы, Дунечка, что Сонечкин жребий ничем не сквернее жребия с господином Лужиным? А что, если, кроме любви-то, и уважения не может быть, а напротив, уже есть отвращение, презрение, омерзение, что же тогда? Не так, что ли? Понимаете ли, понимаете ли вы, что значит сия чистота? Понимаете ли вы, что лужинская чистота всё равно, что и Сонечкина чистота, а может быть, даже и хуже, гаже, подлее, потому что у вас, Дунечка, все-таки на излишек комфорта расчет, а там просто-запросто о голодной смерти дело идет!
Скорби-то сколько, грусти, проклятий, слез-то, скрываемых ото всех, сколько, потому что не Марфа же вы Петровна?
Примерно в 1863 году, в Италии у него родилась идея главного героя, человека маленького, и одновременно большого. Попутно он не прекращал работу над другими произведениями.
В 1865 году он предложил к публикации роман «Пьяненькие» издателю журнала «Отечественные записки», где впервые появилась семья Мармеладовых. Писатель получил отказ, потому остро нуждаясь в деньгах, он заключил с другим издателем договор о передаче прав на три тома собрания сочинений и обязался к ноябрю написать новый роман [1] [2] [3] [4]. После сделки писатель рассчитался с кредиторами и уехал за границу, в Висбаден , где снова достаточно быстро проиграл все деньги.
Хозяева гостиницы ввиду неплатёжеспособности постояльца сначала отказали ему в еде, а потом и в освещении. В таких условиях, в спешке, Достоевский и написал роман об «истории одного преступления», пытаясь успеть к сроку. Считается, что конкретный сюжет был подсказан реальным преступлением: 25 января 1865 года в Москве двадцатисемилетний Герман Чистов убил двух пожилых женщин топором и украл ценности и деньги.
В ноябре роман был готов, но не понравился Достоевскому, а потому был начат заново. Чтобы исполнить договор с издателем, он написал на скорую руку роман «Игрок» и продолжил работу над трудом об искуплении [1] [3] [5]. В декабре Достоевский предложил частично готовый роман издателю «Русского вестника» и получил аванс, без каких-либо уточнений.
Достоевский не знал, какое решение принято по произведению и написал несколько встревоженных писем в редакцию; и только в январе 1866 года ему ответили, что журнал напечатал первую часть. Начало произведения имело огромный успех у читателей, так что Достоевский получил достаточно денег, чтобы вернуться в Россию и дописывал роман в подмосковном имении сестры. При этом произведение практически спасло журнал, потерявший главных авторов Толстой и Тургенев незадолго до этого [1] [3] [6].
Сюжет Действие начинается жарким летним днём в Санкт-Петербурге.
Образ писателя является чем-то светлым в море несовершенства, лжи и преступлений. В 2010 году к 190-летию Фёдора Михайловича Достоевского в следующем году режиссёр Владимира Хотиненко по сценарию Эдуарда Володарского снял сериал «Достоевский». На страницах автобиографической книги «Зеркало для России» 2016 он вспоминает: «Готовясь к этой многосерийной картине, я перечитал заново всё, что написал Достоевский.
Даже все его письма и дневниковые записи. И я нашёл в нём столько качеств, о которых я до той поры и не догадывался! Во-первых — замечательное чувство юмора! И в его частных высказываниях, и в его произведениях рассыпано столько смешного!
Жемчуг искрящийся! В фильме великого русского писателя сыграл актёр Евгений Миронов. Достоевского «Достоевский во многом опережал своё время… и в истории русской словесности успел навести порядок. Так, во второй половине XIX веке как это для нас ни дико и странно!
Речь Достоевского произвела на всех огромное впечатление. Тургенев, который тоже там должен был выступить с собственной речью и у которого, кстати, были очень непростые отношения с Достоевским, после речи Фёдора Михайловича даже отказался выступать. После этого Общество любителей российской словесности единогласно выбрало Достоевского своим почётным членом. Достоевский был увенчан огромным лавровым венком.
И тоже ночью Фёдор Михайлович поехал к новооткрытому памятнику Пушкину и положил к его подножию свой венок. Владимир Хотиненко «Зеркало для России» 2016 «Преступление и наказание» — одно из самых известных произведений Фёдора Михайловича Достоевского. Гениальный роман, главные темы которого: преступление и наказание, жертвенность и любовь, свобода и гордость человека — обрамлены почти детективным сюжетом. Анатолий Фёдорович Кони был не только выдающимся юристом, общественным и государственным деятелем, но и непосредственным и активным участником культурной жизни российского общества.
И чем более пью, тем более и чувствую. Для того и пью, что в питии сем сострадания и чувства ищу. Не веселья, а единой скорби ищу… Пью, ибо сугубо страдать хочу! Как вошли, я прочел ее, а потому тотчас же и обратился к вам.
Ибо, сообщая вам историю жизни моей, не на позорище себя выставлять хочу перед сими празднолюбцами, которым и без того всё известно, а чувствительного и образованного человека ищу. Знайте же, что супруга моя в благородном губернском дворянском институте воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала 9 при губернаторе и при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист получила. Медаль… ну медаль-то продали… уж давно… гм… похвальный лист до сих пор у ней в сундуке лежит, и еще недавно его хозяйке показывала. И хотя с хозяйкой у ней наибеспрерывнейшие раздоры, но хоть перед кем-нибудь погордиться захотелось и сообщить о счастливых минувших днях.
И я не осуждаю, не осуждаю, ибо сие последнее у ней и осталось в воспоминаниях ее, а прочее всё пошло прахом! Да, да; дама горячая, гордая и непреклонная. Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а неуважения к себе не допустит. Оттого и господину Лебезятникову грубость его не захотела спустить, и когда прибил ее за то господин Лебезятников, то не столько от побоев, сколько от чувства в постель слегла.
Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше. Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в картишки пустился, под суд попал, с тем и помер. Бивал он ее под конец; а она хоть и не спускала ему, о чем мне доподлинно и по документам известно, но до сих пор вспоминает его со слезами и меня им корит, и я рад, я рад, ибо хотя в воображениях своих зрит себя когда-то счастливой… И осталась она после него с тремя малолетними детьми в уезде далеком и зверском, где и я тогда находился, и осталась в такой нищете безнадежной 10 , что я хотя и много видал приключений различных, но даже и описать не в состоянии.
Родные же все отказались. Да и горда была, чересчур горда… И тогда-то, милостивый государь, тогда я, тоже вдовец, и от первой жены четырнадцатилетнюю дочь имея, руку свою предложил, ибо не мог смотреть на такое страдание. Можете судить потому, до какой степени ее бедствия доходили, что она, образованная и воспитанная и фамилии известной, за меня согласилась пойти! Но пошла!
Плача и рыдая, и руки ломая — пошла! Ибо некуда было идти. Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? Этого вы еще не понимаете… И целый год я обязанность свою исполнял благочестиво и свято и не касался сего он ткнул пальцем на полуштоф , ибо чувство имею.
Но и сим не мог угодить; а тут места лишился, и тоже не по вине, а по изменению в штатах, и тогда прикоснулся!.. Полтора года уже будет назад, как очутились мы наконец, после странствий и многочисленных бедствий, в сей великолепной и украшенной многочисленными памятниками столице. И здесь я место достал… Достал и опять потерял. Тут уже по собственной вине потерял, ибо черта моя наступила… Проживаем же теперь в угле, у хозяйки Амалии Федоровны Липпевехзель, а чем живем и чем платим, не ведаю.
Живут же там многие и кроме нас… Содом-с, безобразнейший… гм… да… А тем временем возросла и дочка моя, от первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи своей, возрастая, о том я умалчиваю. Ибо хотя Катерина Ивановна и преисполнена великодушных чувств, но дама горячая и раздраженная, и оборвет… Да-с! Ну да нечего вспоминать о том! Воспитания, как и представить можете, Соня не получила.
Пробовал я с ней, года четыре тому, географию и всемирную историю проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и приличных к тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся книжки… гм!.. На Кире Персидском остановились 11. Потом, уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг содержания романического, да недавно еще, через посредство господина Лебезятникова, одну книжку — «Физиологию» Льюиса, изволите знать-с? Теперь же обращусь к вам, милостивый государь мой, сам от себя с вопросом приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица честным трудом заработать?..
Да и то статский советник Клопшток, Иван Иванович, — изволили слышать? А тут ребятишки голодные… А тут Катерина Ивановна, руки ломая, по комнате ходит, да красные пятна у ней на щеках выступают, — что в болезни этой и всегда бывает: «Живешь, дескать, ты, дармоедка, у нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь, когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Лежал я тогда… ну, да уж что! Эко сокровище!
Не в здравом рассудке сие сказано было, а при взволнованных чувствах, в болезни и при плаче детей не евших, да и сказано более ради оскорбления, чем в точном смысле… Ибо Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети, хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик 14 и с квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла. Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол перед ней тридцать целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила, хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый зеленый платок 15 общий такой у нас платок есть, драдедамовый , накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к стенке, только плечики да тело всё вздрагивают… А я, как и давеча, в том же виде лежал-с… И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, также ни слова не говоря, подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках простояла, ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе, обнявшись… обе… обе… да-с… а я… лежал пьяненькой-с.
Мармеладов замолчал, как будто голос у него пресекся. Потом вдруг поспешно налил, выпил и крякнул. Ибо и хозяйка, Амалия Федоровна, того допустить не хотела а сама же прежде Дарье Францевне способствовала , да и господин Лебезятников… гм… Вот за Соню-то и вышла у него эта история с Катериною Ивановной. Сначала сам добивался от Сонечки, а тут и в амбицию вдруг вошли: «Как, дескать, я, такой просвещенный человек, в одной квартире с таковскою буду жить?
И жена его тоже косноязычная… В одной комнате помещаются, а Соня свою имеет особую, с перегородкой… Гм, да… Люди беднейшие и косноязычные… да… Только встал я тогда поутру-с, одел лохмотья мои, воздел руки к небу и отправился к его превосходительству Ивану Афанасьевичу. Его превосходительство Ивана Афанасьевича изволите знать?.. Ну так божия человека не знаете! Это — воск… воск перед лицом господним; яко тает воск!..
Даже прослезились, изволив всё выслушать. Мармеладов опять остановился в сильном волнении. В это время вошла с улицы целая партия пьяниц, уже и без того пьяных, и раздались у входа звуки нанятой шарманки и детский, надтреснутый семилетний голосок 17 , певший «Хуторок» 18. Стало шумно.
Хозяин и прислуга занялись вошедшими. Мармеладов, не обращая внимания на вошедших, стал продолжать рассказ. Он, казалось, уже сильно ослаб, но чем более хмелел, тем становился словоохотнее. Воспоминания о недавнем успехе по службе как бы оживили его и даже отразились на лице его каким-то сиянием.
Раскольников слушал внимательно. Да… Только что узнали они обе, Катерина Ивановна и Сонечка, Господи, точно я в царствие божие переселился. Бывало, лежи, как скот, только брань! А ныне: на цыпочках ходят, детей унимают: «Семен Захарыч на службе устал, отдыхает, тш!
Сливок настоящих доставать начали, слышите! И откуда они сколотились мне на обмундировку приличную, одиннадцать рублей пятьдесят копеек, не понимаю? Сапоги, манишки коленкоровые — великолепнейшие, вицмундир, всё за одиннадцать с полтиной состряпали в превосходнейшем виде-с. Пришел я в первый день поутру со службы, смотрю: Катерина Ивановна два блюда сготовила, суп и солонину под хреном, о чем и понятия до сих пор не имелось.
Платьев-то нет у ней никаких… то есть никаких-с, а тут точно в гости собралась, приоделась, и не то чтобы что-нибудь, а так, из ничего всё сделать сумеют: причешутся, воротничок там какой-нибудь чистенький, нарукавнички, ан совсем другая особа выходит, и помолодела, и похорошела. Сонечка, голубка моя, только деньгами способствовала, а самой, говорит, мне теперь, до времени, у вас часто бывать неприлично, так разве, в сумерки, чтобы никто не видал. Слышите, слышите? Пришел я после обеда заснуть, так что ж бы вы думали, ведь не вытерпела Катерина Ивановна: за неделю еще с хозяйкой, с Амалией Федоровной, последним образом перессорились, а тут на чашку кофею позвала.
Два часа просидели и всё шептались: «Дескать, как теперь Семен Захарыч на службе и жалование получает, и к его превосходительству сам являлся, и его превосходительство сам вышел, всем ждать велел, а Семена Захарыча мимо всех за руку в кабинет провел». Нет-с, сама всему верит, собственными воображениями сама себя тешит, ей-богу-с! И я не осуждаю; нет, этого я не осуждаю!.. Когда же, шесть дней назад, я первое жалованье мое — двадцать три рубля сорок копеек — сполна принес, малявочкой меня назвала: «Малявочка, говорит, ты эдакая!
Ну уж что, кажется, во мне за краса, и какой я супруг? Нет, ущипнула за щеку: «Малявочка ты эдакая! Мармеладов остановился, хотел было улыбнуться, но вдруг подбородок его запрыгал. Он, впрочем, удержался.
Этот кабак, развращенный вид, пять ночей на сенных барках и штоф, а вместе с тем эта болезненная любовь к жене и семье сбивали его слушателя с толку. Раскольников слушал напряженно, но с ощущением болезненным. Он досадовал, что зашел сюда. Ибо я всё это могу чувствовать… И в продолжение всего того райского дня моей жизни и всего того вечера я и сам в мечтаниях летучих препровождал: и то есть как я это всё устрою, и ребятишек одену, и ей спокой дам, и дочь мою единородную от бесчестья в лоно семьи возвращу… И многое, многое… Позволительно, сударь.
Ну-с, государь ты мой Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел на своего слушателя , ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний то есть это будет ровно пять суток назад тому , к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все! Пятый день из дома, и там меня ищут, и службе конец, и вицмундир в распивочной у Египетского моста лежит, взамен чего и получил сие одеяние… и всему конец! Мармеладов стукнул себя кулаком по лбу, стиснул зубы, закрыл глаза и крепко оперся локтем на стол. Но через минуту лицо его вдруг изменилось, и с каким-то напускным лукавством и выделанным нахальством взглянул на Раскольникова, засмеялся и проговорил: — А сегодня у Сони был, на похмелье ходил просить!
А это больней-с, больней-с, когда не укоряют!.. Тридцать копеек, да-с. А ведь и ей теперь они нужны, а? Как вы думаете, сударь мой дорогой?
Ведь она теперь чистоту наблюдать должна. Денег стоит сия чистота, особая-то, понимаете? Ну, там помадки тоже купить, ведь нельзя же-с; юбки крахмальные, ботиночку эдакую, пофиглярнее, чтобы ножку выставить, когда лужу придется переходить. Понимаете ли, понимаете ли, сударь, что значит сия чистота?
Ну-с, а я вот, кровный-то отец, тридцать-то эти копеек и стащил себе на похмелье! И пью-с! И уж пропил-с!.. Ну, кто же такого, как я, пожалеет?
Жаль вам теперь меня, сударь, аль нет? Говорите, сударь, жаль али нет? Он хотел было налить, но уже нечего было. Полуштоф был пустой.
Раздался смех и даже ругательства. Смеялись и ругались слушавшие и неслушавшие, так, глядя только на одну фигуру отставного чиновника. Меня распять надо, распять на кресте, а не жалеть! Но распни, судия, распни и, распяв, пожалей его!
И тогда я сам к тебе пойду на пропятие, ибо не веселья жажду, а скорби и слез!.. Думаешь ли ты, продавец, что этот полуштоф твой мне в сласть пошел? Скорби, скорби искал я на дне его, скорби и слез, и вкусил, и обрел; а пожалеет нас тот, кто всех пожалел и кто всех и вся понимал, он единый, он и судия. Приидет в тот день и спросит: «А где дщерь, что мачехе злой и чахоточной, что детям чужим и малолетним себя предала?
Где дщерь, что отца своего земного, пьяницу непотребного, не ужасаясь зверства его, пожалела? Я уже простил тебя раз… Простил тебя раз… Прощаются же и теперь грехи твои мнози 19 , за то, что возлюбила много…» И простит мою Соню, простит, я уж знаю, что простит… Я это давеча, как у ней был, в моем сердце почувствовал!.. И всех рассудит и простит, и добрых и злых, и премудрых и смирных… И когда уже кончит над всеми, тогда возглаголет и нам: «Выходите, скажет, и вы! Выходите пьяненькие, выходите слабенькие, выходите соромники!
И скажет: «Свиньи вы! Тогда всё поймем!.. И он опустился на лавку, истощенный и обессиленный, ни на кого не смотря, как бы забыв окружающее и глубоко задумавшись. Слова его произвели некоторое впечатление; на минуту воцарилось молчание, но вскоре раздались прежний смех и ругательства: — Рассудил!
И проч. Пора… к Катерине Ивановне… Раскольникову давно уже хотелось уйти; помочь же ему он и сам думал. Мармеладов оказался гораздо слабее ногами, чем в речах, и крепко оперся на молодого человека. Идти было шагов двести-триста.
Смущение и страх всё более и более овладевали пьяницей по мере приближения к дому. Что волосы!.. Это я говорю! Оно даже и лучше, коли драть начнет, а я не того боюсь… я… глаз ее боюсь… да… глаз… Красных пятен на щеках тоже боюсь… и еще — ее дыхания боюсь… Видал ты, как в этой болезни дышат… при взволнованных чувствах?
Детского плача тоже боюсь… Потому как если Соня не накормила, то… уж не знаю что! А побоев не боюсь… Знай, сударь, что мне таковые побои не токмо не в боль, но и в наслаждение бывают… Ибо без сего я и сам не могу обойтись. Оно лучше. Пусть побьет, душу отведет… оно лучше… А вот и дом.
Козеля дом. Слесаря, немца, богатого… веди! Они вошли со двора и прошли в четвертый этаж. Лестница чем дальше, тем становилась темнее.
Было уже почти одиннадцать часов, и хотя в эту пору в Петербурге нет настоящей ночи, но на верху лестницы было очень темно. Маленькая закоптелая дверь в конце лестницы, на самом верху, была отворена. Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было видно из сеней. Всё было разбросано и в беспорядке, в особенности разное детское тряпье.
Через задний угол была протянута дырявая простыня. За нею, вероятно, помещалась кровать. В самой же комнате было всего только два стула и клеенчатый очень ободранный диван, перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не покрытый. На краю стола стоял догоравший сальный огарок в железном подсвечнике.
Выходило, что Мармеладов помещался в особой комнате, а не в углу, но комната его была проходная. Дверь в дальнейшие помещения или клетки, на которые разбивалась квартира Амалии Липпевехзель, была приотворена. Там было шумно и крикливо. Кажется, играли в карты и пили чай.
Вылетали иногда слова самые нецеремонные. Раскольников тотчас признал Катерину Ивановну. Это была ужасно похудевшая женщина, тонкая, довольно высокая и стройная, еще с прекрасными темно-русыми волосами и действительно с раскрасневшимися до пятен щеками. Она ходила взад и вперед по своей небольшой комнате, сжав руки на груди, с запекшимися губами и неровно, прерывисто дышала.
Глаза ее блестели как в лихорадке, но взгляд был резок и неподвижен, и болезненное впечатление производило это чахоточное и взволнованное лицо, при последнем освещении догоравшего огарка, трепетавшем на лице ее. Раскольникову она показалась лет тридцати, и действительно была не пара Мармеладову… Входящих она не слыхала и не заметила; казалось, она была в каком-то забытьи, не слушала и не видела. В комнате было душно, но окна она не отворила; с лестницы несло вонью, но дверь на лестницу была не затворена; из внутренних помещений, сквозь непритворенную дверь, неслись волны табачного дыма, она кашляла, но дверь не притворяла. Самая маленькая девочка, лет шести, спала на полу, как-то сидя, скорчившись и уткнув голову в диван.
Мальчик, годом старше ее, весь дрожал в углу и плакал. Его, вероятно, только что прибили. Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой. Она, кажется, унимала его, что-то шептала ему, всячески сдерживала, чтоб он как-нибудь опять не захныкал, и в то же время со страхом следила за матерью своими большими-большими темными глазами, которые казались еще больше на ее исхудавшем и испуганном личике.
Мармеладов, не входя в комнату, стал в самых дверях на коленки, а Раскольникова протолкнул вперед. Женщина, увидев незнакомого, рассеянно остановилась перед ним, на мгновение очнувшись и как бы соображая: зачем это он вошел? Но, верно, ей тотчас же представилось, что он идет в другие комнаты, так как ихняя была проходная. Сообразив это и не обращая уже более на него внимания, она пошла к сенным дверям, чтобы притворить их, и вдруг вскрикнула, увидев на самом пороге стоящего на коленках мужа.
А где деньги? Что у тебя в кармане, показывай! И платье не то! И она бросилась его обыскивать.
Мармеладов тотчас же послушно и покорно развел руки в обе стороны, чтобы тем облегчить карманный обыск. Денег не было ни копейки. Ведь двенадцать целковых в сундуке оставалось!.. Мармеладов сам облегчал ее усилия, смиренно ползя за нею на коленках.
И это мне не в боль, а в нас-лаж-дение, ми-ло-сти-вый го-су-дарь, — выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже раз стукнувшись лбом об пол. Спавший на полу ребенок проснулся и заплакал. Мальчик в углу не выдержал, задрожал, закричал и бросился к сестре в страшном испуге, почти в припадке. Старшая девочка дрожала со сна как лист.
Голодные, голодные! О, треклятая жизнь! А вам, вам не стыдно, — вдруг набросилась она на Раскольникова, — из кабака! Ты с ним пил?
Ты тоже с ним пил! Молодой человек поспешил уйти, не говоря ни слова. К тому же внутренняя дверь отворилась настежь, и из нее выглянуло несколько любопытных. Протягивались наглые смеющиеся головы с папиросками и трубками, в ермолках.
Виднелись фигуры в халатах и совершенно нараспашку, в летних до неприличия костюмах, иные с картами в руках. Особенно потешно смеялись они, когда Мармеладов, таскаемый за волосы, кричал, что это ему в наслаждение. Стали даже входить в комнату; послышался, наконец, зловещий визг: это продиралась вперед сама Амалия Липпевехзель, чтобы произвести распорядок по-свойски и в сотый раз испугать бедную женщину ругательским приказанием завтра же очистить квартиру. Уходя, Раскольников успел просунуть руку в карман, загреб сколько пришлось медных денег, доставшихся ему с разменянного в распивочной рубля, и неприметно положил на окошко.
Потом уже на лестнице он одумался и хотел было воротиться. Но рассудив, что взять назад уже невозможно и что все-таки он и без того бы не взял, он махнул рукой и пошел на свою квартиру. А ведь Сонечка-то, пожалуй, сегодня и сама обанкрутится, потому тот же риск, охота по красному зверю… золотопромышленность… 20 вот они все, стало быть, и на бобах завтра без моих-то денег… Ай да Соня! Какой колодезь, однако ж, сумели выкопать!
Вот ведь пользуются же! И привыкли. Поплакали, и привыкли. Ко всему-то подлец-человек привыкает!
III Он проснулся на другой день уже поздно, после тревожного сна, но сон не подкрепил его. Проснулся он желчный, раздражительный, злой и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и всё казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях и служившая постелью Раскольникову.
Часто он спал на ней так, как был, не раздеваясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим, студенческим пальто и с одною маленькою подушкой в головах, под которую подкладывал всё что имел белья, чистого и заношенного, чтобы было повыше изголовье. Перед софой стоял маленький столик. Трудно было более опуститься и обнеряшиться; но Раскольникову это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа. Он решительно ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу, и даже лицо служанки, обязанной ему прислуживать и заглядывавшей иногда в его комнату, возбуждало в нем желчь и конвульсии.
Так бывает у иных мономанов, слишком на чем-нибудь сосредоточившихся. Квартирная хозяйка его две недели как уже перестала ему отпускать кушанье, и он не подумал еще до сих пор сходить объясниться с нею, хотя и сидел без обеда. Настасья, кухарка и единственная служанка хозяйкина, отчасти была рада такому настроению жильца и совсем перестала у него убирать и мести, так только в неделю раз, нечаянно, бралась иногда за веник. Она же и разбудила его теперь.
Я тебе чай принесла; хошь чайку-то? Поди отощал? Жилец открыл глаза, вздрогнул и узнал Настасью. Она поставила перед ним свой собственный надтреснутый чайник, с спитым уже чаем, и положила два желтых кусочка сахару.
Да возьми в колбасной хоть колбасы немного, подешевле. Хорошие щи, вчерашние. Еще вчера тебе отставила, да ты пришел поздно. Хорошие щи.
Когда щи были принесены и он принялся за них, Настасья уселась подле него на софе и стала болтать. Она была из деревенских баб и очень болтливая баба. Он крепко поморщился. Что ей надо?
Известно, что надо. Прежде, говоришь, детей учить ходил, а теперь пошто ничего не делаешь? Настасья так и покатилась со смеху. Она была из смешливых и, когда рассмешат, смеялась неслышно, колыхаясь и трясясь всем телом, до тех пор, что самой тошно уж становилось.
Да и наплевать. Что на копейки сделаешь? Он странно посмотрел на нее. За сайкой-то ходить али нет?
К тебе ведь письмо вчера без тебя пришло. Три копейки почтальону своих отдала. Отдашь, что ли? Через минуту явилось письмо.
Так и есть: от матери, из Р—й губернии. Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не получал он писем; но теперь и еще что-то другое вдруг сжало ему сердце. Письмо дрожало в руках его; он не хотел распечатывать при ней: ему хотелось остаться наедине с этим письмом.
Когда Настасья вышла, он быстро поднес его к губам и поцеловал; потом долго еще вглядывался в почерк адреса, в знакомый и милый ему мелкий и косенький почерк его матери, учившей его когда-то читать и писать. Он медлил; он даже как будто боялся чего-то. Наконец распечатал: письмо было большое, плотное, в два лота 21 ; два большие почтовые листа были мелко-намелко исписаны. Но, наверно, ты не обвинишь меня в этом невольном моем молчании.
Ты знаешь, как я люблю тебя; ты один у нас, у меня и у Дуни, ты наше всё, вся надежда, упование наше. Что было со мною, когда я узнала, что ты уже несколько месяцев оставил университет, за неимением чем содержать себя, и что уроки и прочие средства твои прекратились!
Предпосылки и история создания романа.
Как известно, роман "Преступление и наказание" впервые публиковался на страницах журнала "Русский вестник". Подробный краткий пересказ романа «Преступление и наказание» по главам великого русского писателя Ф.М. Достоевского. Необычную трактовку романа предложили в 2016 году авторы рок-оперы «Преступление и наказание». Кадр из фильма «Преступление и наказание» (1969). Преступление и наказание: Роман в шести частях с эпилогом автор Фёдор Михайлович Достоевский. Будущий писатель, автор психологического и философского романа «Преступление и Наказание» Фёдор Михайлович Достоевский родился в Москве в 1821 году.
"Преступление и наказание": история создания романа
Замысел романа «Преступление и наказание» Федор Михайлович Достоевский вынашивал 6 лет. Сказанное относится и к роману «Преступление и наказание», где «время Раскольникова» в принципе не отличается от «времени князя Мышкина» в романе «Идиот». «Преступление и наказание» — социально-психологический и философский роман Федора Михайловича Достоевского, впервые опубликованный в журнале «Русский вестник» в 1866 году. Роман «Преступление и наказание», знакомый в России каждому школьнику, режиссер Мотои Миура решает как коллаж, как головоломку, создавая по мотивам Федора Достоевского собственное музыкально-поэтическое произведение. это социально-психологический роман с ярко выраженным философским подтекстом.
«Преступление и наказание»
Какие преступления вдохновили Достоевского | Замысел романа «Преступление и наказание» Федор Михайлович Достоевский вынашивал 6 лет. |
Федор Михайлович Достоевский (1821-1877) - Сайт ninevle72! | В романе «Преступление и наказание» характеристика Родиона Раскольникова и оценка его поступков самим автором даётся неоднозначная. |
Преступление и наказание. Федор Достоевский 2020 слушать онлайн
Автор романа проводит героев через ужас раздвоенности, ложь кошмарных теорий, личные катастрофы и преступления, через наказание людским судом и психическим здоровьем, чтобы добыть правду о каждом из них, чтобы сказать, что человек достоин самого высшего суда. «Преступле́ние и наказа́ние» — социально-психологический и социально-философский роман Фёдора Михайловича Достоевского, над которым писатель работал в 1865—1866 годах. Cлушайте в ОК бесплатно песню Преступление и наказание. Гениальный роман, главные темы которого: преступление и наказание, жертвенность и любовь, свобода и гордость человека – обрамлены почти детективным сюжетом.
Преступление и наказание. Достоевский Ф М. Аудиокнига.
Всего одна часть романа относится к показу преступления, а 5 частей говорят об установке Достоевского на разоблачение привлекательности зла в любом его проявлении. Писатель постепенно показывает, что идея выстраданная Раскольниковым, носится в воздухе, что одно проявление зла тянет за собой шлейф подобных, сколько людей по сути загублено после принятия решения героем… Итак, проверяя гибельную сущность идеи своего героя, Достоевский сразу заложил в композиционную структуру произведения собственное понимание подобных идей, которое основано на неотвратимости морального краха их носителя. Писатель показывает путь своего героя от сострадания к обездоленным, включая самого Раскольникова, к овладению идеей крови по совести — показывая это как путь любых социальных революционеров и напрямую связывая Раскольникова первой части с героями Тургенева и Чернышевского, ибо он мыслит о том же, о чём рассуждают они. Исходный момент теории, как и любой социальной доктрины, — это порыв к пересозданию ужасного мира на начала добра и справедливости, поиск братства и идеальной гармонии с людьми и обществом. Это идея нового мессианства, спасения человечества, перерастающая у героя в манию собственного избранничества. Мятежная идея «преступления», как сотрясения основ устоявшегося «законного мироустройства» овладевает героем, и он бросает индивидуалистический вызов всеобщему смирению «толпы», уповая на сильную, перешагнувшую черту личность — таковы истоки теории. Проходя через испытания, «тварь ли я дрожащая» или «право имеющий», постулатов по сути противоречивых, Раскольников не выдерживает психологически заданного себе испытания, за которым стоит преступление.
Достоевский неоднократно подчёркивает болезненные состояния героя, решившегося на эксперимент, а далее на судьбе Раскольникова автор показал результат и развенчание преступной теории. Возмездием для героя становятся болезнь, одиночество и отторжение от жизни. Развенчивая крайний индивидуализм, писатель настаивает, что только болезнь психики и души может быть его исходом. Современники, ценя Достоевского, как тонкого психолога, способного вникнуть в суть мельчайших извивов человеческой психики, как «певца» угнетённых, обездоленных и оскорблённых, защитника обитателей «мёртвого дома», как проповедника религиозного сознания не сразу увидели направленность произведения писателя на развенчание носителей любых идей революционного переустройства жизни. Одни видели в Раскольникове продукт социальных отношений, среды Д. Писарев , другие толковали героя как результат психолого-этических изысков писателя, третьи называли Раскольникова героем критического реализма.
Точно передавая состояние расколотого сознания главного героя, «горячечное» и болезненное движение его души, режиссер подводит нас к мысли, что всё, происходящее на сцене — это сон. Сон-воспоминание, сон-кошмар, привидевшийся Родиону Раскольникову на каторге в Сибири во время болезни. Этот сон и есть главное наказание, преследующее героя, сон, который снится каждую ночь и не заканчивается, и уже бесконечно болит голова, но нет выхода из этой ловушки. Почему сон Раскольникова не заканчивается? Почему персонажи в его голове так кричат? Потому что нет у Родиона Романовича никакого раскаяния, а есть только бунт против несправедливости мира, только очередная теория, только игры разума. Но воскресение будет, обязательно будет. Где-то там, «завтра? По Достоевскому очень интересно ставить спектакли, потому что у него много интересных идей, которые разматываются как клубок, и каждый раз выясняешь для себя что-то новое.
И я в очередной раз убеждаюсь, что тема преступления и наказания очень современна. За эти двести лет человечество не изменилось — люди все те же. Я считаю, что Достоевский — один из самых выдающихся мыслителей в мире. Он не только русский писатель.
Военный суд признал Федора Михайловича виновным и вместе с двадцатью другими петрашевцами приговорил его к расстрелу. Согласно этому приговору Достоевский был осужден на четыре года каторжных работ с последующим определением в солдаты. После перенесенного потрясения Достоевский писал брату Михаилу вечером того же дня: «Я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь: жизнь в нас самих, а не во внешнем. Главное — остаться человеком». Но все же после пребывания в шаге от смерти многое изменилось в сознании писателя. Отправляясь на каторгу, Достоевский был уже во многом другим человеком. В душу его стали закрадываться сомнения в истинности идей, которые поддерживались в кружке Петрашевского, которые он сам исповедовал. Он думает начать новую жизнь. На каторге Достоевский впервые близко столкнулся с народом. Он осознает, насколько далеко правительство от народа, народных идей. Эта мысль о трагическом разъединении с народом становится одним из основных аспектов духовной драмы Достоевского. Он снова и снова возвращается к прошлому; анализируя его, пытается ответить на вопрос, правилен ли тот путь, по которому шел он и его друзья петрашевцы. Итогом этих размышлений явились мысли о том, что передовая интеллигенция должна отказаться от политической борьбы, сама пойти на выучку к народу и воспринять его взгляды и моральные идеалы. Причем писатель считал, что главным содержанием народных идеалов является глубокая религиозность, смирение и способность к самопожертвованию сразу вспоминается «правда» Сонечки Мармеладовой. Политической борьбе он теперь противопоставляет морально-этический путь перевоспитания человека. Достоевский осознает, насколько большую власть имеет идея над человеком, и насколько эта власть опасна. Мы видим, что Достоевский сам прошел через искушение насильственного изменения общества и сделал для себя вывод, что это не путь к гармонии и счастью народа. С этого времени у писателя формируется новое мировоззрение, новое понимание тех вопросов, которые он перед собой ставил, появляются новые вопросы. Все расставание с прежними взглядами происходит постепенно, мучительно для самого Достоевского снова нельзя не вспомнить отказ Раскольникова от своей идеи. Вся эта моральная перестройка происходит во время отбывания каторги в Сибири. К этому же времени многие исследователи творчества Достоевского относят истоки «Преступления и наказания». Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения…Исповедь окончательно утвердит мое имя». Таким образом, «Преступление и наказание», задуманное первоначально в форме исповеди Раскольникова, вытекает из духовного опыта каторги. Именно на каторге Достоевский впервые столкнулся с «сильными личностями», стоящими вне морального закона.
Внеся значительные правки, обрамляя дневник преступника сценами жизни семьи Мармеладовых, затем полностью уничтожив первый черновик и поменяв структуру рукописи, Достоевский работает над задуманным произведением около года. И приходит к роману, от построения которого будет отталкиваться в своих поздних «капитальных» работах. Работа с журналом «Русский вестник» План и первые главы еще не завершенной работы Достоевский отправил редактору «Русского вестника» Михаилу Никифоровичу Каткову. Тот взялся публиковать «Преступление и наказание» потому, что, по его словам, в тот год не было других значительных произведений — Тургенев не присылал ничего, а с Львом Толстым Катков конфликтовал. Ни редактор, ни писатель тогда даже не предполагали, какой успех ждет новый роман, который принес «Русскому вестнику» 500 новых читателей. Для тех лет это было невероятное, практически недостижимое число. Безусловная удача как для журнала, так и для автора. Петербург как самостоятельный персонаж Фото: Илья Глазунов «Ф. Белая ночь» «Желтый Петербург», олицетворяющий боль, отчаяние и психологический кризис главного героя, большинством исследователей признается не просто важным образом в произведении, но практически действующим лицом. Это очень петербургская книга.
Прогулка с писателем по переулкам, подворотням и подъездам "Преступления и наказания"
История создания "Преступление и наказание" (кратко) | Работа над романом «Преступление и наказание» проходила в условиях отчаянного безденежья. |
Преступление и наказание - краткое содержание | Признаки романа произведения «Преступление и наказание» Наличие большого числа персонажей Всестороннее изображение жизни в её взаимосвязях Значительный объём произведения Постановка общественно значимых проблем. |
Тварь или право имею? Как Достоевский писал Раскольникова с реальных убийц | Cлушайте в ОК бесплатно песню Преступление и наказание. |
Преступление и наказание. Федор Достоевский 2020 слушать онлайн | В январском номере журнала «Русский вестник» (1866) опубликовано начало романа «Преступление и наказание», а работа над ним продолжится уже в Петербурге в течение всего 1866 года (роман в журнале печатается частями). |
Аудиокниги слушать онлайн
К таким публикациям у него был особенный интерес: побывав на каторге и наслушавшись там историй от преступников, он научился видеть в подобных происшествиях общественный смысл и зачитывался криминальной хроникой до конца жизни. Некоторые из таких преступлений вспоминают и обсуждают между собой герои Достоевского. Другие же он переработал и вписал в события своих романов — яркой деталью или целой сюжетной линией. Примеры и того и другого можно найти в «Преступлении и наказании». Убийство произошло в Москве 27 января между 7 и 9 часами вечера. О том, что старуха будет одна, Чистов узнал накануне. В тот момент у Фоминой гостила прачка Марья Михайлова, 65 лет от роду. Втроем они сели за стол, выпили водки, закусили солеными огурцами. Под пальто у Чистова был спрятан топор — острый, на короткой ручке.
Чистов другим ударом разрубил ей шею спереди. Он был задержан через сутки и вину свою категорически отрицал. Той же позиции он придерживался всё время следствия, а в суде все обвинения опровергал. Уникальным процесс сделало упорство Чистова. Первым делом прокурор попытался избавиться от алиби, которое предоставил Чистов. Подсудимый утверждал, что в день убийства посетил нескольких своих знакомых, до каждого из которых добирался пешком, выпил чаю в трактире, а потом отправился в театр. Покровская площадь — сейчас Покровские Ворота. Однако всё осталось лежать в сугробе.
На первых порах он спрятал украденное в знакомом ему месте, но потом уже ничего не смог с ним сделать из-за того, что был схвачен.
А вот как говорит о городе герой романа "Преступление и наказание" Свидригайлов: "Это город полусумасшедших. Если бы у нас были науки, то медики, юристы и философы могли бы сделать над Петербургом драгоценнейшие исследования, каждый по своей специальности. Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге".
И одним из объяснений документальности изображения Петербурга в романах Достоевского, фактографичности текстов, топографической точности их, является как заметил еще в начале прошлого века автор книги "Петербург Достоевского" Н. Анциферов нешуточное беспокойство писателя, что исполнится вдруг его странная и навязчивая греза: "А что как разлетится туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе этот гнилой, склизкий город. Поднимется с туманом и исчезнет как дым и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко-дышащем загнанном коне?.. Но обе, заметьте, тревожны одной тревожностью...
Федор и Анна. Кадр из фильма "26 дней из жизни Достоевского". Явление Анны Известно, писатель работал над романом "Преступление и наказание" в доме купца И. Алонкина, на Малой Мещанской Казначейская, 7 , где на углу со Столярным переулком он поселился в августе 1864 года.
Жил во втором этаже, прямо над воротами, в квартире 11 А. Этот дом будущая жена писателя хорошо запомнит - она еще стенографисткой пришла сюда впервые. Дом этот, пишет, "мне сразу напомнил тот дом в романе "Преступление и наказание", в котором жил герой романа Раскольников... В глубине комнаты стоял мягкий диван, крытый коричневой, довольно подержанной материей; перед ним круглый стол с красной суконной салфеткой.
На столе лампа и два-три альбома; кругом мягкие стулья и кресла... Окна украшались двумя большими китайскими вазами прекрасной формы... Напротив, поперек комнаты, был выдвинут письменный стол, за которым я потом всегда сидела, когда Федор Михайлович мне диктовал. Обстановка кабинета была самая заурядная, какую я видела в семьях небогатых людей".
Да, именно в этой квартире понял Достоевский, что обитать в Петербурге - несчастье. И здесь же через год как раз и найдет свое счастье, свою жену - стенографистку Анну Григорьевну Сниткину. Началось все с того, что, будучи в крайнем безденежье, писатель попал в кабалу к хитрому и ловкому петербургскому дельцу - издателю Стелловскому. Достоевскому, который был "кругом" в плену кредиторов, Стелловский предложил три тысячи рублей.
Условия были грабительскими: писатель разрешал издателю напечатать все свои произведения в трех томах и весь доход от них взять себе. При этом Достоевский должен был в очень короткий срок написать новый роман, доход от которого также шел Стелловскому. И в случае нарушения этого последнего пункта делец приобретал право на издание не только всех существующих произведений Достоевского, но и тех, которые были бы созданы писателем в будущем. И все это - за три тысячи!
Новый роман Достоевский пообещал представить Стелловскому к 1 ноября 1866 года. Но, увы, почти сразу понял: выполнить обязательство не успеет. Тогда друзья и предложили обратиться к помощи стенографистки. И 4 октября 1866 года на пороге дома Алонкина возникла 19-летняя Аня Сниткина - лучшая ученица петербургских стенографических курсов.
Она его и спасет. Бывший Дом купца И. Алонкина на углу Казначейской и Столярного переулка в Ленинграде, где писатель Федор Михайлович Достоевский написал романы "Преступление и наказание" и "Игрок". Так родился на свет роман "Игрок".
В это трудно поверить, но десять печатных листов было написано Достоевским за 26 дней - к 29 октября. И тогда же, здесь, в доме Алонкина, он вернулся к главам нового большого романа про преступление и наказание. Последнюю часть этого романа он тоже диктовал Анне. А потом, закончив его, скрепив свой союз венчанием в Троицко-Измайловском соборе и наняв новую, большую квартиру в доме Ширмера Вознесенский пр.
От С-го переулка до К-на моста Июль 1865 года выдался особенно жарким.
На тему же убийства его натолкнуло дело Пьера-Франсуа Ласенера, французского убийцы-интеллектуала, считавшего, что в его деяниях виновато общество. Главным героем становится студент Родион Раскольников и роман получает название «Преступление и наказание». С самого начала своего возникновения замысел об «идейном убийце» распадался на две неравные части: первая — преступление и его причины и вторая, главная, — воздействие преступления на душу преступника. Идея двучастного замысла отразилась и на названии произведения — «Преступление и наказание». Достоевский много работал над романом, торопясь добавить к каждому очередному выходу журнала свежие главы. Вскоре после окончания публикации романа в журнале Достоевский печатает его отдельным изданием. Критика на роман «Преступление и наказание» появилась в журналах и газетах сразу после его публикации в «Русском вестнике» в 1866 году. Современники Достоевского приняли его новый роман с огромным интересом и любопытством.
Одни критики осуждали Достоевского, другие — восхищались новым романом. Но никто не остался равнодушен. О новом романе говорили даже шепотом, как о чем-то таком, о чем вслух говорить не следует... По прочтении «Преступления и наказания» невольно является вопрос: что это такое? Роман это или просто психологическое исследование, изложенное в общедоступной форме?.. Фамилия главного героя — Раскольников. Она чрезвычайно многозначна.
Поделиться Добавить в мою библиотеку «Преступление и наказание» — роман великого русского писателя, мыслителя, философа и публициста Федора Михайловича Достоевского 1821-1881. Написан в 1865-1866 годы. Впервые напечатан по частям в январе-декабре 1866 года в журнале «Русский вестник».
Казнить нельзя помиловать: кто такой Родион Раскольников
Параллельно развиваются его отношения с семейством Мармеладовых, он знакомится с Софьей, дочерью беспробудного пьяницы, ведущей почти нищенское существование: «Девушка малого роста, лет восемнадцати, худенькая, но довольно хорошенькая блондинка, с замечательными голубыми глазами». От своего знакомого Разумихина Раскольников узнаёт, что его подозревают в убийстве. По совету Сони он добровольно сдаётся полиции, после чего его отправляют на каторгу. Соня едет за ним, и в конце концов её любовь и мягкость помогают вернуть Раскольникова к спокойному существованию с надеждой на будущее счастье. Достоевский подчёркивает, что никакое дело, даже самое благое, не стоит человеческой жизни. Он погибает, попав под лошадь.
Ему принадлежит известный афоризм «Бедность не порок... Но нищета — порок-с».
Он изучает криминальную хронику и убеждается в актуальности избранной темы. Заканчивает он роман в Люблине, где живет в это время у своей сестры в имении.
Полностью роман закончен и напечатан был в конце 1866 г. Дневник работы над романом Изучать историю написания романа без изучения черновиков писателя невозможно. Наброски и черновые записи помогают понять, сколько сил, труда, души и сердца, сколько мыслей и идей автор вложил в свой роман. Из них видно, как менялся замысел произведения, как расширился круг задач, как строилась вся архитектура композиции романа.
Писатель почти полностью поменял форму повествования для того, чтобы как можно подробнее и тщательнее разобраться в поведении и характере Раскольникова, понять мотивы его действий и поступков. В окончательном варианте третьем повествование уже ведется от третьего лица. Так герой начинает жить своей жизнью, причем совершенно независимо от воли автора, не подчиняется ему. Читая рабочие тетради, становится понятно, как долго и мучительно Достоевский сам пытается разобраться в мотивах, которые толкнули героя на преступление, однако автору это почти не удалось.
И писатель создает героя, в котором «два противоположных характера поочерёдно сменяются». Четко видно, как в Родионе одновременно присутствуют и борются друг с другом две крайности, два начала: презрение к людям и любовь к ним. Потому автору было очень трудно написать финал романа. Достоевский сначала хотел закончить тем, как герой обратился к Богу.
Это роман о современной писателю России, переживающей эпоху глубочайших противоречий и социальных сдвигов «разложения общества», связанных с резким изменением всего уклада российской жизни, роман о герое, в груди которого собраны все боли и страдания, нравственные потрясения времени. Роман как бы продолжает тему трагедии «петербургских углов» и маленьких людей, их населяющих. История Родиона Раскольникова, его преступления разворачивается на фоне реальной жизни столицы империи середины 60-х годов XIX века. Жизнь Петербурга писатель рисует во многих своих произведениях, но в романе столица показана как яркое, резко контрастное и фантастическое воплощение всех противоречий российской жизни, проявляющихся в столице наиболее отчётливо.
Жизненные тупики приводят персонажей романа на самый низ социальной лестницы, где пьянство, разврат и преступление как обязательные атрибуты существования, куда ведёт сама лестница жизни, поэтому этот образ в произведении постоянен и всеобъемлющ, являясь по сути лейтмотивом повествования, образом-символом. По Достоевскому, в романе жизнь — это грязная, тёмная, заплёванная лестница, на которой и живут, и действуют его герои, спускаясь по ней же всё ниже и ниже… Образ столичного города — это обобщение всей капитализирующейся России, показанной с её дворцами, церквями, проспектами, мостами и витринами, с кабаками, лестничными площадками и лестницами, ведущими в зловонные дворы-колодцы. Роман, как и город, населён людьми низа, что и присутствовало на улицах реального Петербурга: чиновники низших классов, их жёны и домочадцы, бедные студенты, мелкие торговцы и ростовщики, полицейские, сводни, проститутки и слоняющиеся люмпены — и все пьяны. По сути, капитализирующийся город выступает подстрекателем и соучастником преступления Раскольникова.
Достоевский, хорошо зная Петербург, понимал, на чём покоится блеск аристократического и буржуазного города: на грязи и несчастьях обитателей подвалов, подворотен, ночлежек, трактиров и доходных домов, поэтому он так точно и подолгу выписывает места действия своих персонажей: Сенную площадь, дом Раскольникова и дом старухи-процентщицы, Екатерининский канал… Раскольников трактуется автором, как порождение социального зла, собравшего в своей душе все раны социальных болезней окружающих его людей. Все невзгоды и удары нищеты, её проявления в других толкают Раскольникова к соответствующей оценке прочувствованного им происходящего в реальности, к поискам выхода из многомерного социального, нравственного и психологического тупика. Именно это поставило судьбу полунищего студента в центр повествования, когда он додумался до идеи, что ради великой цели можно переступить через законы человечности. На своём герое Достоевский олицетворяет и психологически достоверно проверяет идею избранничества и кажущейся безнаказанности за преступления во имя великих целей.
Писатель изображает Раскольникова духовно значимым человеком, и тут же показывает, к чему может приводить невозможность воплощения этой значимости.
Чистов другим ударом разрубил ей шею спереди. Он был задержан через сутки и вину свою категорически отрицал. Той же позиции он придерживался всё время следствия, а в суде все обвинения опровергал. Уникальным процесс сделало упорство Чистова. Первым делом прокурор попытался избавиться от алиби, которое предоставил Чистов. Подсудимый утверждал, что в день убийства посетил нескольких своих знакомых, до каждого из которых добирался пешком, выпил чаю в трактире, а потом отправился в театр.
Покровская площадь — сейчас Покровские Ворота. Однако всё осталось лежать в сугробе. На первых порах он спрятал украденное в знакомом ему месте, но потом уже ничего не смог с ним сделать из-за того, что был схвачен. Ключевыми свидетелями стали знакомые Чистова, которые виделись с ним в ночь после убийства и под присягой подтвердили, что подсудимый «весь дрожал, не мог ничего говорить, раза три выходил во двор». В итоге Чистов своей вины не признал. Последним его попытался уговорить священник: эта формальная процедура применялась с расчетом на то, что слова представителя духовенства будут убедительнее речей чиновников. Дело было направлено на дополнительное рассмотрение.
Дело о фальшивом закладе: убийство коллежской советницы Дубарасовой Что произошло В августе 1865 года, когда в Москве как раз начался процесс над Чистовым, в Петербурге произошло еще одно убийство с ограблением, заинтересовавшее газеты. Обманом к ней проник мещанин Степанов: он сказал, что принес посылку от знакомых. Женщина пустила его в дом. Оказавшись в квартире, он стал медленно распаковывать ящик. Женщина скончалась почти мгновенно, а преступник начал обыскивать квартиру.