Помощь с COVID-19. В Нижнем Новгороде суд арестовал на два месяца врача по делу о махинациях, которые могли стоить пациентам жизни. В 2012 году дело об убийстве 1995 года повторно открывают, так как произошло похожее убийство. Долгожданная публикация уважаемых докторов Александра Редько и Дениса Иванова вышла в журнале.
«Дела врачей»: взгляд сотрудника СК
Долгожданная публикация уважаемых докторов Александра Редько и Дениса Иванова вышла в журнале. Фигурант дела замминистра обороны Иванова обжаловал свой арест. Доктор, такое дело, нерва тугая нить Перетянуло тело, чувства не объяснить Близкого к катастрофе.
"Дела врачей" последних лет придуманы для оправдания преступной политики Минздрава России
Такие головоломки не снились даже доктору Хаусу. Крупнейший сайт отзывов о врачах и клиниках России. Актуальные новости, экспертные статьи и аналитика в деловом издании «Ведомости».
Исцеление памяти
Подводя итог, корреспондент задался риторическим вопросом, не пора ли что-то сделать с этим, поскольку погибшие нам этого не простят. Пострадавшая мать мальчика также поделилась мнением. Она заявила, что просто хочет покоя и справедливости. Наши спецслужбы отреагировали ещё вчера. Сегодня у меня были абсолютно все. И виновные уже несут наказание. Люди обвиняют спецслужбы в том, что они ничего не делают. Это неправда. У нас в страну приехало два миллиона беженцев, три?
Журналист "Первого русского" Альгис Микульскис прокомментировал этот инцидент. Он посетил столичную поликлинику, где всё это произошло, но там с ним разговаривать не стали и перенаправили в другую, однако и там корреспондента проигнорировали, сославшись на занятость начальства. Этот заговор молчания вполне объясним, наверное, какой-то корпоративной солидарностью. Необъяснимо другое. А каким образом в нашей воюющей стране оказалось такое количество скрытых врагов? Журналист "Первого русского" Альгис Микульскис. Фото: Царьград Скандальный врач далеко не единственная, кто входит в этот список. Эти люди, по словам Микульскиса, могут сидеть в детских больницах, школах, в разных конторах и доводить до слёз вдов русских военнослужащих. Подводя итог, корреспондент задался риторическим вопросом, не пора ли что-то сделать с этим, поскольку погибшие нам этого не простят.
Хотя оно могло быть громким и нити могли привести к Берии и Кагановичу, Они же и были основными действующми лицами в убийстве Сталина. Евреи естественно всё валят на Хрущёва, хотя у него и лабораторий соответсвующих не было, ни знаний, ни исполнителей. Интересно что смертельный укол Сталину сделала еврейка.
Екатерина Фельзингер. Фото: Максим Подберезкин Директор клиники Екатерина Фельзингер, юрист по образованию, назначила главным врачом бывшего руководителя областного Онкологического диспансера Софью Мазеину. Одним из ведущих докторов-онкологов стала авторитетная в Томске специалист с более чем 20-летним стажем Евгения Семенова. С тех пор клиника «Сантэ», которая и так являлась динамично развивающейся структурой коммерческого здравоохранения, широко известной и пользующейся популярностью не только в Томске и Томской области, но и за ее пределами, стала развивать направление онко-лечения. В ходе указанной проверки комиссией выявлен факт их нецелевого использования. На самом деле, нецелевое использование средств ОМС, получаемых коммерческими компаниями — явление очень распространенное. Для регулирования подобных ситуаций существует отработанный механизм возврата «нецелевки» с выплатой существенной компенсации ТФОМС. О привлечении виновных к уголовной ответственности с последующей изоляцией от общества в указанном Законе не сказано ни слова. Таким образом, существующий механизм контроля и возврата средств ОМС полностью исключает их хищение медицинскими компаниями. ТФОМС с заявлением о широко распиаренном хищении бюджетных? И это логично — ведь никакого хищения ни в форме мошенничества, ни в какой-либо иной, не было! Обычно, в правовом обществе, финансовые разногласия двух хозяйствующих субъектов решаются цивилизованно, в Арбитражном суде, но решение финансовых разногласий ООО «Сантэ» и ТФОМС по непонятным причинам осуществляется силовиками в застенках СИЗО при предъявлении ложных обвинений. Тем не менее, «волевым» решением кого-то всемогущего, но далекого от понятия «право», силовики, «как один», встали на защиту бюджетных средств и при отсутствии ущерба и признаков хищения предъявили фигурантам обвинение по ч. С «оказанием услуг, не отвечающим требованиям безопасности», ответственность за которые наступает по ст. Логика силовиков следующая: в Акте плановой комплексной проверки комиссией указано, что предъявленные к оплате за счет средств ОМС лекарства в ООО «Сантэ» отсутствовали. Из этого силовики сделали вывод, что лечение больных не проводилось. Для убедительности, оперативные сотрудники убедили родственницу умершего от рака больного а онкология, как известно крайне сложно поддается лечению написать заявление на врачей ООО «Сантэ» о том, что его неправильно лечили. Отсюда появилось обвинение Фельзингер Е,, Мазеиной С. И Семеновой Е. На самом деле, лечение оказывалось медицинским персоналом клиники в полном объёме каждому из онкологически больных пациентов. С применением лекарственных препаратов, соответствующих степени развития болезни. И вот здесь силовики снова просчитались. Бездоказательно возбудить ч.
Доктор виноват, но он не виноват — неожиданный приговор в деле главврача, обвиняемого в коррупции
Через какое-то время оно туда и поступает к Виктору Николаевичу Дворникову. После странных, на наш взгляд реплик, со стороны судьи Дворникова, мы заявили ходатайство об отводе судьи. Это процедура выражения недоверия судье, мы посчитали, что незаинтересованный человек не может высказывать негативные реплики в отношении участников судебного разбирательства. Виктор Николаевич отказал нам в удовлетворении отвода, но взял самоотвод от рассмотрения этого дела. После судьи Дворникова дело попадает к судье Ирине Зубаревой в том же Прикубанском районном суде Краснодара. На первых же заседаниях она говорит, что дело рассматривается не по подсудности. На судебном заседании она тоже заявляет, что дело рассматривается не по подсудности и передаёт его обратно в Прикубанский районный суд Краснодара». Пока иск Станислава Демидова ходил между краснодарскими судами, время шло. В итоге апелляционная инстанция — Краснодарский краевой суд поручил заняться рассмотрением дела Первомайскому районному суду Краснодара. Судья Екатерина Подгорнова стала рассматривать иск по существу и назначила судебно-лингвистическую экспертизу текста отзыва с целью уточнения, что в тексте Елены о враче выражено в форме утверждений о якобы имевшихся фактах а их надо подтверждать в суде и оценочных суждений личное мнение, на которое имеет право каждый.
То есть из вывода эксперта получается, что отзыв Елены на сайте удалять не надо, поскольку каждый человек имеет право на высказывание своего мнения. После того, как были заслушаны итоги экспертизы, адвокаты Станислава Демидова заявили ходатайство об отводе судьи Екатерины Подгорновой, говоря простым языком, потребовали заменить её. Судья отказывает в удовлетворении ходатайства, но берёт самоотвод. Дело передаётся судье Кочетковой Татьяне Юрьевне. СМИ подало апелляцию в Краснодарский краевой суд, посчитав решение суда первой инстанции незаконным. В краевом суде «Медрейтинг» заявляет ходатайство о проведении видеозаписи судебных заседаний, но получает отказ. А решение об удалении отзыва Елены краевой суд без изменений оставляет в силе. Тогда Елена и «Медрейтинг» подали кассационную жалобу в Четвёртый кассационный суд.
Руководитель СКР подчеркнул, что порой следователи больше стремятся наказать, а не установить истину, и оценил действия сотрудников своего ведомства на «тройку с плюсом». В 2017-м — 1791, а в 2018 — 2229. Увеличилось и количество жалоб и обращений, связанных с врачебными ошибками. Два года назад их было около 4,9 тыс. Последние громкие дела в отношении врачей — это дела против Элины Сушкевич и Александра Шишлова. Первую обвиняют в умышленном убийстве младенца. По версии следствия, в ноябре 2018 года она ввела недоношенному ребенку смертельную дозу сульфата магния. Малыш родился в одном из роддомов Калининградской области на 24-й неделе беременности и весил 700 г. Как утверждает обвинение, главврач больницы Елена Белая, уверенная, что младенец не выживет, решила убить его и написать в карте «мертворождение», чтобы не портить показатели и не тратить дорогие препараты. В помощь она привлекла Сушкевич, которая приехала в роддом в составе реанимационной бригады и должна была перевести ребенка в перинатальный центр. Шишлов попал под суд из-за действий бывшего пациента Михаила Елинского, страдающего параноидальной шизофренией. В сентябре 2017 года он ранил ножом свою племянницу и убил ее полуторагодовалую дочь. Обвинение предъявили Шишлову, у которого наблюдался мужчина и который совместно с коллегами принял решение отправить больного на амбулаторное лечение — домой. Медицинское сообщество вступилось за обоих, но Сушкевич получила от коллег больше поддержки. Хэштег яэлинасушкевич поставили в нескольких тысячах постах в Facebook, он активно распространялся в СМИ, тогда как хэштег яалександршишлов можно увидеть лишь в десятке публикаций. Неонатолог при этом избегала общения с журналистами, не делала никаких заявлений и не реагировала на поддержку. Психиатр активно давал интервью, но ему это не помогло: Сушкевич отправилась под домашний арест, а Шишлов — в колонию. Врачи обвиняют Следственный комитет в криминализации профессии, в СКР, в свою очередь, подчеркивают, что не стремятся преследовать медиков. У них и нет на это компетенций. Ключевую роль во всех «делах врачей» играет судебно-медицинскаяэкспертиза. Ее заключение в большинстве случаев становится основой для судебного решения, хотя судья должен рассматривать его наравне с другими доказательствами. Однако мнения докторов о причинах уголовных преследований разнятся. Одни винят во всем некачественное образование и, как следствие, увеличение количества ошибок, другие говорят о неспособности медицинского сообщества защитить коллег, третьи указывают на роль судмедэкспертизы и пациентский экстремизм. Игорь Артюхов, главный редактор проекта «Медицинская Россия»: Думаю, ситуацию нельзя оценивать в целом. Каждое уголовное дело нужно рассматривать отдельно. Объединять их в тенденцию, говорить о преследованиях и заинтересованных лицах я бы не стал. Представляю, собрался Следственный комитет и решил: давайте вернем 53-й год и всех посадим. Всё началось с Мисюриной, а потом пошло-поехало. На это дело легли и все остальные. Но кто тут основной палач? Следователи ничего не понимают, они отдают на рассмотрение специалистам, а те, в свою очередь, устанавливают, есть ли связь между действием или бездействием врача и смертью пациента. Это конфликт не между врачами и следователями, а между одними врачами и другими врачами. Да, мы видим, что количество уголовных дел против докторов растет. Но растет и такое явление, как пациентский экстремизм. Пришел в больницу какой-нибудь алкоголик, у него полмозга сгнило, а ему показалось, что врач неправильно улыбнулся. Он написал в местное «Подслушано Урюпинск» — и всё, местный следственный комитет объявляет проверку. Это общий тренд. Берем Шишлова. Допустим, он действительно пропустил какое-то состояние пациента, но где все остальные? Где его начальство — другие члены комиссии? Где участковый врач, который осматривал мужчину три раза и тоже не находил у него никаких признаков обострения? Где родственники, которые сами в СМИ говорили, что видели ухудшения, но никуда не обратились? А Шишлов сел. А Сушкевич? Я у всех ее защитников спрашиваю: в чем абсурдность обвинения? Нет, мол, она святая. Или: она не могла, я ее знаю, она прекрасный человек. Стоп, но с чего вы взяли, что она не убила, а судмедэкспертиза врет? Давайте хотя бы дождемся, что сами фигурантки скажут, но они отмалчиваются. Доступа к заключению экспертизы ни у кого нет, но все побежали за нее заступаться. Ее защита утверждает, что один мертвый младенец не влияет на статистику, поэтому она не могла убить с этим мотивом. Но вы послушайте, что происходит за закрытыми дверями кабинетов. Еще как влияет!
На прием в поликлинику пришла женщина с сыном: у семилетнего пациента возникли проблемы с глазом. По словам матери, во время осмотра ребенок начал капризничать и дежурный терапевт Надежда Буянова поинтересовалась, почему. На что мама ответила, что мальчик скучает по отцу, который погиб на СВО, в ответ, как указывала женщина, врач начала надсмехаться. Сама педиатр эти обвинения отрицает. После инцидента женщина написала заявление и потребовала проверить законность нахождения Надежды Буяновой в России. После этого глава Следственного комитета Александр Бастрыкин поручил возбудить уголовное дело против врача. Неделю назад следствие ужесточило врачу обвинение. Действия Буяновой квалифицировали по п.
Срок расследования их дела продлен до 17 октября 2021 года. При этом медики находятся под следствием уже год — их арестовали 14 июля 2020 года по подозрению в торговле детьми. Уголовное дело завели после того, как в январе 2020 года в подмосковной квартире обнаружили четверых младенцев, один из них — месячный мальчик — умер от синдрома внезапной детской смерти. Следствие решило, что детей планировали вывезти за рубеж для иностранцев.
Верховный Суд рассмотрел дело о негативном отзыве, оставленном про врача в сети Интернет
| Дело врачей- рвачей | Суд приговорил журналиста Ивана Сафронова к 22 годам колонии строгого режима по делу о госизмене. |
| Экспресс газета — новости, эксклюзив, истории | Доктор, такое дело, нерва тугая нить Перетянуло тело, чувства не объяснить Близкого к катастрофе. |
| 14. "Добрый доктор": дело Гарольда Шипмана — Подкаст «Тут такое дело» | Поможем найти лучшего врача или клинику по отзывам, рейтингу, ценам. |
| : почта, поиск в интернете, новости, игры | Я знаю, как неосторожно брошенная доктором фраза может ранить человека со сложным заболеванием, а пренебрежительное отношение со стороны пациентов задевает врачей-онкологов. |
Онколог в больнице подменял дорогие лекарства на физраствор и продавал их
Журналист "Первого русского" Альгис Микульскис. Фото: Царьград Скандальный врач далеко не единственная, кто входит в этот список. Эти люди, по словам Микульскиса, могут сидеть в детских больницах, школах, в разных конторах и доводить до слёз вдов русских военнослужащих. Подводя итог, корреспондент задался риторическим вопросом, не пора ли что-то сделать с этим, поскольку погибшие нам этого не простят. Пострадавшая мать мальчика также поделилась мнением. Она заявила, что просто хочет покоя и справедливости. Наши спецслужбы отреагировали ещё вчера.
Сегодня у меня были абсолютно все. И виновные уже несут наказание.
Потому что я знаю, что сейчас некоторые доктора и некоторые медицинские учреждения приглядываются к подобного рода страховкам. Павел Воробьев: Ни на сколько. На ноль. У нас этого не существует. Юрий Алексеев: И что мешает в таком случае? А у нас нет законодательства… Антон Беляков: Законодательство мешает. Павел Воробьев: Для начала — нет законодательства. Андрей Хромов: А позвольте возразить?
Смотрите, первое… Юрий Алексеев: Давайте по порядку — вы, а потом вы. Павел Воробьев: Подождите. Значит, первое. У нас лечит больного кто? Юрий Алексеев: Организация. Павел Воробьев: Организация. Юрий Алексеев: В лице врача. Павел Воробьев: Нет, не в лице врача. Руслан Хальфин: Он никакого отношения не имеет. Павел Воробьев: Он не имеет отношения к лечению.
Юрий Алексеев: Но если совершит ошибку, то он окажется крайним? Павел Воробьев: Да. А вообще-то, главный врач у нас за все отвечает. Ну, такое законодательство. У нас нет определения «врач», нет определения «медицинская сестра», просто не существует. Есть понятие «лечащий врач», который назначается приказом главного врача. Вы много знаете лечащих врачей, назначенных приказом главного врача? Я не слышал. Полина Габай: Нормы такой нет. Павел Воробьев: В законе прямо написано, прямо написано об этом.
Полина Габай: Не написано. Павел Воробьев: Поэтому вообще непонятно, кому мы предъявляем претензии. Кроме того, вот то, о чем была речь — 15 минут, еще какие-то ограничения, которые исходят из Минздрава. Никогда в жизни таких ограничений не было. Никогда врача не ограничивали во времени, которое он должен потратить на больного. На одного он может потратить и две минуты, просто от двери диагноз, что называется. Руслан Хальфин: Норматив, не более того. Павел Воробьев: Норматив — это другое. Юрий Алексеев: А что такое «норматив»? Главврач правильно требует: «Дружок, ты что-то долго с ними сидел, у тебя там очередь пациентов»?
Павел Воробьев: Нет, это средняя температура по больнице. Врач должен в среднем работать восемь часов в день, и за это время он должен принять какое-то количество больных. Но это не значит, что я должен каждые 15 минут, как сейчас это происходит: «Пошел вон! Пошел вон! А если следующий не пришел, то… Юрий Алексеев: То есть некая рекомендация есть, но тем не менее происходит вот так — по 15 минут на пациента? Павел Воробьев: Это общая статистическая рекомендация. Она никакого отношения к деятельности конкретного врача не имеет. Руслан Хальфин: Врач боится не выполнить план сегодня. Вот о чем разговор. Павел Воробьев: Понимаете?
Вот Руслан Альбертович наверняка помнит историю, когда при советской власти что творилось, если умирала женщина в роддоме. Башку же отворачивали! Руслан Хальфин: Комиссия, разбор. Павел Воробьев: Но никто не боялся этого, потому что это был профессиональный разбор. Вы отвечали перед коллегами, а не перед правоохранительными органами. Руслан Хальфин: А сейчас прячут. Павел Воробьев: А сейчас прячут, потому что на другом конце… Раньше вас просто осуждали, вас могли снять или еще что-то, а сейчас-то у вас, извините, тюрьма, лагерь. Юрий Алексеев: Андрей Игоревич, возвращаюсь к истории со страхованием профессиональных докторов. Андрей Некрасов: Да, конечно, это не ноль процентов, но я говорю о частной медицине, с которой нередко сталкиваются мои доверители. Во всяком случае, в крупных городах и в столичном округе довольно немало таких организаций с широкой филиальной сетью, кто действительно заключает соответствующие договоры со страховщиками.
Разумеется, совершенно верно, субъект иной — это сама медицинская организация. Но это и работник… Юрий Алексеев: Договор именно организация заключает, не доктора? Антон Беляков: Не врачи, конечно. Андрей Некрасов: Конечно, конечно. Потому что сам врач — он наемный работник. Юрий Алексеев: Но добровольное страхование как-то тем, кто под этим подписался, помогает? Как это работает? Андрей Некрасов: Помогает. А вот противной стороне, пациенту с его адвокатами, здорово мешает, потому что в таком случае, представляя и защищая пациента, потребителя услуги, потерпевшего, как мы заявляем, мы боремся не только с юристами медицинской организации и с великолепными специалистами, которые работают в этой организации, но еще и с юристами и экспертами страховщика. Юрий Алексеев: Подкованными юристами, которые знают, как отстаивать интересы.
Андрей Некрасов: Весьма. Цель которых — не заплатить деньги, взяв их у вас. Это смысл страховщиков. Руслан Хальфин: Ну, это неплохо. Идет борьба, идет выяснение истины. Андрей Некрасов: Идет нормальная борьба. Руслан Хальфин: В Штатах приходит пациент, и слева у него юрист или адвокат семейный, а справа — медицинский. Я вот Марине говорил. Развелось их очень много. Они борются за права пациентов.
И то же самое в ответ делают медицинские организации и врачи, которые застрахованы. Юрий Алексеев: Андрей Викторович, в такой ситуации как тогда быть? Вот не совсем нам подходит история со страхованием обязательным и добровольным. Андрей Хромов: Честно говоря, это общемировая практика. И на самом деле все развитие медицины показывает, что это неизбежный путь, когда будет персональная ответственность каждого врача, не медицинской организации, а персональная ответственность врача, когда врачи, по крайней мере в частном здравоохранении, выйдут, скажем так, из-под крыши больницы, как это во всем мире происходит. Врач имеет кабинет свой где-то. Там не нужна медицинская лицензия. Там он принимает, разговаривает, беседует с пациентом. Дальше он может заключать договор аренды с медицинским учреждением, где он оказывает медицинскую помощь. И он уже сам выбирает, что отвечает его условиям, что отвечает интересам пациента, чтобы он оказал максимально качественно.
Я говорю про частное здравоохранение. Юрий Алексеев: Но к государственному здравоохранению такая история никакого отношения не имеет? В мире имеет, а у нас не имеет. Павел Воробьев: В мире-то какая разница? Что частная, что государственная. Андрей Хромов: Абсолютно. Павел Воробьев: Врач — он и есть врач. Андрей Хромов: Конечно. Павел Воробьев: Лицензия у врача. А у нас лицензия у медицинского учреждения.
Юрий Алексеев: А что в таком случае делать нам — и пациентам, и российским докторам? Руслан Хальфин: Мы двигаемся — медленно, но двигаемся. Идет аккредитация специалистов, уже закончивших медицинский вуз какой-то. Идет аккредитация тех, кто уже поработал. Это аккредитация. Следующий этап — получение лицензий. Но идет все очень медленно. И вот то, что сейчас происходит со Следственным комитетом, не с врачами, а что-то с ними там — это ужасно! Это влияет отрицательное на любое развитие, на любое. Юрий Алексеев: Четыре.
Андрей Некрасов: Четыре. Проблема в этих процессах — в уголовных делах — еще и в том, что совсем с недавних пор, как раз до летнего периода, Следственный комитет объявил о завершении создания своих экспертных учреждений. То есть даже за экспертизой будут обращаться не в великолепную и высококвалифицированную Российскую национальную медицинскую палату, к профессиональному сообществу, а обращаться к своим экспертам. Понимаете, что это значит? Полина Габай: У них же нет лицензии. Андрей Некрасов: Были запросы неоднократные. Руслан Хальфин: Они создают свою службу экспертную. Всю жизнь мечтали ее создать. Андрей Некрасов: Кто эти люди? Как они будут работать?
Юрий Алексеев: Антон Владимирович, возвращаюсь к врачебным ошибкам. Что делать? Какие выходы есть? Антон Беляков: Вы знаете, в нашей дискуссии есть нечто шизофриничное. Я поясню свою мысль. Психиатрия — это точная наука, абсолютно точная, и диагноз может ставить компьютер. Я в этом убеждался многократно, просто ему очень много на это времени потребуется. Один из симптомов шизофрении… Если нормальному человеку сказать: «Холодильник можешь описать? А если шизофренику сказать: «Опиши холодильник», — то один из симптомов, он может сказать: «Вы знаете, это холодильник, у него наверху на 3 миллиметра ниже, чем верхняя грань, и на 5 миллиметров правее, чем права грань, находится ломаная линия. Вот она такой-то длины и такой-то толщины».
Юрий Алексеев: Да, понятно. Антон Беляков: Вот мы сейчас с вами… Почему я сказал, что в нашей дискуссии есть нечто шизофреничное? Мы сейчас пытаемся обсуждать настолько надводную часть айсберга, настолько в частности уходим! Ведь все очень просто. Государство недофинансирует здравоохранение. Правительство не выделяет и Министерство финансов не выделяет достаточные средства, чтобы мы имели качественное здравоохранение. Из-за этого есть недостаток заработной платы врачей, которая не позволяет им в свою очередь в том числе заключать договоры на страховую медицину. Юрий Алексеев: Добровольные пока хотя бы. Антон Беляков: Из-за того, что недофинансировано здравоохранение, есть недовольные пациенты, есть недостаток времени на то, чтобы оказать качественные услуги пациенту. Есть недостаток качества здравоохранения.
Недовольные пациенты ищут поводы для того, чтобы как-то ситуацию эту изменить. Соответственно, есть много жалоб. Среди этих жалоб Следственный комитет выделяет те, которые могут быть перспективными, с точки зрения возбуждения уголовного дела о врачебных ошибках. Идут постоянные жалобы на региональном уровне, но в этом случае обвиняют либо министра здравоохранения какого-то региона, либо главврача. У нас появилась мода, что во всем главврач виноват. Знаете, это такой стандартный стрелочник. Сейчас появляется тенденция: «А давайте еще уголовные дела возбуждать в отношении врачей, потому что неправильно поставлен диагноз». Повторяю: это та самая в правом углу холодильника маленькая трещинка. Давайте… Юрий Алексеев: А суть? Антон Беляков: Суть в том, что у нас недофинансировано здравоохранение, нет достаточных средств на то, чтобы и медикам платить за их работу, чтобы они не работали у нас на две ставки какое-то космическое количество часов в день, когда человек уже не в состоянии просто качественно выполнять свою работу.
Плюс эти 15 минут на пациента, абсолютно идиотские. Есть сложные случаи, повторяю, когда… Я уже в начале нашего эфира говорил: мы две недели искали, не могли понять в хирургическом отделении, почему у него температура. Его с ног до головы обследовали, этого пациента, прежде чем случайная находка возникла. Ну, пациент — это не карточка в учетном деле, это человек, с которым надо заниматься, находить и пытаться ему помочь. Юрий Алексеев: Павел Андреевич, а вообще статистика по врачебным ошибкам — пусть закрытая, пусть в какой-то медицинской среде — она существует? В рамках регионов, в рамках конкретных медицинских учреждений. Павел Воробьев: Нет конечно, потому что никто не понимает, что такое врачебная ошибка. Мы не понимаем, о чем мы говорим. Я совершенно согласен с Антоном: мы на уровне шизофрении общаемся. Руслан Хальфин: Мне нравится такая постановка.
Вы открыли этиологию и патогенез шизофрении и показываете куда-то наверх. Полина Габай: Я со своей колокольни юридической могу сказать, что если мы говорим о холодильнике, то мы действительно, как мне кажется, не замечаем две основные его составляющие. Во-первых, в основе абсолютно любого дела, гражданского или уголовного, лежит противоправность, которую нужно доказать или не доказать. И вот что входит в понятие «противоправность» в отношении конкретной медицинской услуги? Очень сложно… У нас ни врач не понимает, что ему нужно соблюдать, что для него рекомендовано, что для него обязательно. Поэтому судмедэкспертиза, которая также лежит в основе любого дела… Как бы мы ни говорили, что для судьи заключение эксперта не является обязательным, это все понятно, но в итоге-то все время решение принимается на основании заключения СМЭ. СМЭ — это зона субъективных и личностных оценок. Эксперты, наверное, в этом не виноваты, потому что они в таком же хаосе работают, равно как и врач. И СМЭ — во-первых, это критерий противоправности, а во-вторых, это доказанная прямая причинно-следственная связь. И тут начинается вторая часть этого холодильника — морозилка, наверное.
Потому что в основе… Только прямые связи имеют юридическое значение. Но как они устанавливаются? Где она прямая, а где она кривая? Это науке звери не известные. И в любом случае эксперт… Прямая, кривая — прямо вот так она. Поэтому как вот это все рассматривается и как оно расследуется?
Как сообщил источник агентства, медбрат уже написал заявление на увольнение. Сам он медбрат утверждает, что был трезв, просто спросонья. Иных доказательств нет», — добавили в клинике. Со слов коллег, напившийся лаборант «был неплохим сотрудником», а мать и отец ребенка, снимавшие видео, приходили к руководству и написали письменный отказ от претензий.
Героями проекта стали шесть человек с онкозаболеваниями, а также шесть врачей — резиденты и выпускники Высшей школы онкологии , специальной благотворительной программы фонда «Не напрасно» для талантливых выпускников медицинских вузов. Каждая история в фотографиях — рассказ о том, как отсутствие диалога между врачом и пациентом может лишить надежды, а бережная и эффективная коммуникация, напротив, давать силы и способствовать выздоровлению человека.
Сайт отзывов о врачах №1 в России
главврач устраивал на работу «мертвые души», а сам получал за них зарплату. Доктор, такое чувство, что кто-то вылез И по лицу сползает из слезных желез. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РФ 28 марта 2023 года рассмотрела кассационную жалобу (дело 5-КГ22-147-К2) по иску врача о защите чести, достоинства и деловой репутации, а также компенсации морального вреда, причинённого ей оставленным. Доктор, такое чувство, что кто-то вылез И по лицу сползает из слезных желез.
Дело доктора Блюма: новые подробности, факты, мнения
Эксперты уверены: исправить ситуацию поможет изменение законодательства, в котором до сих пор нет термина «врачебная ошибка». В результате при возникновении конфликтов каждая из сторон трактует этот термин по-своему. Юрий Алексеев: Недавно мы уже делали программу, в которой обсуждали массовые увольнения врачей по всей стране. И вот новость последних дней — скандал в крупнейшем российском онкоцентре имени Блохина. Там детские онкологи грозят увольнением из-за проблем с зарплатами и давления нового руководства Института детской онкологии, который относится к центру, на родителей больных детей.
Видеообращение медиков есть в интернете. Будьте, пожалуйста, в курсе этой истории. Ну а мы сегодня продолжаем тему медицины и говорим о врачебных ошибках. Антон Владимирович, спасибо, что вновь с нами сегодня.
Вот мы в сюжете услышали цифру — две тысячи уголовных дел в прошлом году заведено, связанных с ошибками врачей. Как к этой цифре относиться? О чем она говорит? Антон Беляков: Давайте чуть-чуть абстрагируемся.
Человек — очень сложный механизм, намного более сложный, чем автомобиль, даже самый современный. И точно так же, как вы не доверите своего «железного коня» абы кому и не хотите, чтобы его в гараже делал дядя Петя, вы ищете более опытного автослесаря. Вот человек — это намного более сложный механизм, повторюсь. И разобраться в нем бывает подчас даже не тяжело, а почти невозможно.
Я просто помню такие истории из моей практики, когда у человека температура, ищем неделю-две. Через две недели оказывается, что у него зуб болел, а ему уже за это время гастроскопию сделали. Вот у него удален нерв, он не чувствует. И человек температурит в хирургии.
Во всем мире совершаются врачебные ошибки. Это не удел какого-то бестолкового доктора в той или иной больнице, повторяю. Но вопрос заключается в одном: это очень сложная диагностика, когда было тяжело разобраться, и доктор принял свое решение, но оно оказалось ошибочным, не по его некомпетентности, я повторяю, а ввиду сложной постановки диагноза, либо это безалаберность, халатность, недопустимое поведение, недостаточные знания, которые привели к тяжелым последствиям? Вот когда сейчас Следственный комитет… Возвращаюсь теперь к вашему вопросу.
Именно благодаря его усилиям мы видим рост такой статистики, потому что сегодня практически по всей стране Следственный комитет по инициативе Александра Ивановича Бастрыкина он об этом бравурно много раз заявил создал специальные подразделения. Юрий Алексеев: Да, отдел специальный даже создали. Антон Беляков: Да. То есть сейчас в Следственном комитете сидят специальные люди, которые по палочной системе получают свою палку, то есть: «Мы поймали, отчитались, потому что мы поймали очередного доктора, который совершил врачебную ошибку».
Я не буду сейчас огульно обвинять или оценивать компетентность этих людей. Скажу лишь, что всегда такие дела построены на экспертных заключениях. И в ряде случаев коллеги-медики подвергались сомнению качества такого рода экспертизы. Я сразу скажу, что я сейчас не борюсь за честь халата.
Я многократно оказывался в ситуации, когда мне коллеги мои говорили: «Знаешь, ты неправ. Ну нельзя так своих…» Потому что я действительно считаю, что отдельным бездарям с кривыми руками брать скальпель в руки и оказываться у стола с пациентом просто недопустимо. Юрий Алексеев: Понятна ваша точка зрения, пока прерву. Антон Беляков: Их надо гнать!
А если уже они сделали это, то их надо действительно привлекать к ответственности, сажать и лишать дипломов. Юрий Алексеев: Спасибо, спасибо. Антон Беляков: Но это совершенно не значит, что то, что сейчас происходит, правильно. Юрий Алексеев: Полина Георгиевна, а ваша оценка как юриста?
Две тысячи преступлений Следственный комитет обозначил, связанных с медициной. Более двух тысяч даже. Полина Габай: Мне кажется, что эта цифра фактически ни о чем не говорит. То есть это цифра, которая говорит о том, что раскрываемость преступлений растет.
Но это не говорит о том, что сами по себе преступления растут. Поэтому вопрос еще: какие критерии раскрываемости, какие цели? Я абсолютно согласна с Антоном Владимировичем, что это такая зона, к которой подходить с чисто правовых таких критериев и позиций очень сложно, тем более что у нас четких правовых критериев тоже нет. Юрий Алексеев: То есть отдел ятрогенным преступлениям так это называется , связанным с медицинскими ошибками, существует, а что такое врачебная ошибка, нигде не зафиксировано в законодательстве?
Полина Габай: Понимаете, мы упираемся в это словосочетание «врачебная ошибка», у которого на законодательном уровне определения нет. И я даже не уверена, что его нужно вводить. Потому что обычно мы все знаем и придерживаемся такого классического определения: врачебная ошибка — это невиновная ошибка, невиновное деяние врача, в составе которой нет элементов халатности… Юрий Алексеев: И непреднамеренная, наверное? Полина Габай: Да, непреднамеренная, в составе которой нет элементов халатности, небрежности и так далее.
Но у любого нормального, классического человека ассоциация: ошибка — это именно ошибка. Поэтому зачем это называть ошибкой, если мы имеем в виду, что это все-таки не являлось фактически ошибкой? Это сочетание определенных факторов, приведших к определенному неблагоприятному последствию. Но, на мой взгляд, проблема в том, что даже если данная ошибка и случилась, то все-таки есть элементы состава.
Мы говорим о преступлении либо о правонарушении. То есть это совокупность определенных элементов, которые нужно оценивать в совокупности. Юрий Алексеев: Мы сейчас об этом обязательно поговорим более подробно. Андрей Викторович, а вот с точки зрения пациентов, это разве плохо, что количество преступлений больше?
То есть следственные органы, правоохранительные органы внимательнее смотрят за действиями врачей, и если находят какие-то ошибки с их стороны, то стараются привлекать к ответственности. Андрей Хромов: Вы знаете, с точки зрения пациентов, наверное, это хорошо, потому что они надеются на некоторое улучшение качества оказания медицинской помощи. Это с одной стороны. Я с Полиной совершенно солидарен — в части той, что, понимаете, за ошибку судить нельзя.
Во всем мире нет определения, юридического определения «врачебная ошибка». Это не только в России этого нет, потому что за ошибку не судят. Когда мы говорим о некоторых возбужденных дел… Я не говорю, что я знаком со всеми, но с некоторыми знаком благодаря тем же средствам массовой информации. Ну, например, хирурга, доктора медицинских наук, судят, возбуждают уголовное дело по одной причине: он рекомендовал пациенту купить протез, скажем так, иностранного производства, а не ставил тот, который у него есть в наличии.
Вот с точки зрения пациента, меня, я хочу не то, что есть в наличии… Юрий Алексеев: По программе ОМС, как правило, подешевле и попроще. Андрей Хромов: Да. Я хочу качественное что-то. Доктор пошел мне навстречу.
Он порекомендовал, что я могу… «Вы можете купить, например, вот такой протез и поставить его в сустав». Вот здесь я в шоке! Почему относительно данного конкретного врача возбуждают уголовное дело? Я на его стороне.
Но, с другой стороны, мы приходим… Самая большая проблема, правильно Антон сказал, — диагностика, поставить диагноз. Правильно поставить диагноз — это самая большая проблема, и не только в России, а во всем мире у любого врача. Но если я прихожу в поликлинику, доктор со мной не разговаривает, он не видит меня даже, он пытается заполнить какие-то формы… Юрий Алексеев: А он просто обязан это делать в течение тех 15 минут, что вы у него на приеме. Андрей Хромов: Он обязан.
Именно, именно. То есть я как пациент не понимаю этих нюансов. Я не понимаю, что врача заставляют не мной заниматься, а готовить документы для Следственного комитета, чтобы его потом не посадили, если вдруг что. Я вот этого как пациент не понимаю.
И я понимаю возмущение многих людей, которые действительно пишут. Причем они жалуются-то на врача, они говорят: «Он со мной даже не поговорил». Он тыкал в свой вечно зависающий компьютер, что-то там пытался быстро сделать, потому что у него, извините, 15 минут — регламент на одного пациента. И ему зачем разговаривать с пациентом?
Если он будет разговаривать с пациентом, ему «пришьют», скажем так, некачественное оказание медицинской помощи, потому что в документах он не все отобразил. Юрий Алексеев: Я вас понял. Павел Андреевич, что вы как практикующий специалист можете добавить? Потому что, действительно, вот эта ситуация встречается повсеместно: приходишь к врачу, а он увлечен тем, что заполняет какие-то таблицы, формулы, программы.
И ты даже не знаешь, он тобой занимается или же нет. Павел Воробьев: Начнем с того, что нет такого термина, нигде в мире не существует термина «врачебная ошибка». Это выдумка Чучалина, я просто автора знаю. Юрий Алексеев: То есть терминология, словосочетание «врачебная ошибка» в ряде стран определено?
Павел Воробьев: Это выдумка отечественного главного терапевта, потому что никакой ошибки нет. Речь идет о том, что врач получил непредвиденные осложнения, неправильную постановку диагноза вследствие сложности и так далее. Здесь главное — непредвиденное. Он не мог этого понять до того, как это произошло.
Ну, конкретный случай — аллергическая реакция в виде анафилактического шока, человек умер. Как это можно предвидеть? Если у человека была аллергия, и он ему ввел этот препарат — это, извините, уголовное дело, безусловно. Тут можно обсуждать.
А если не было аллергии, и он ввел препарат, то какая ошибка? Это первое. Следственный комитет занимается совершенно внаглую поиском несчастных докторов, которых нужно засудить. Дело Ирины Сушкевич вы все знаете, да?
Юрий Алексеев: Напомните в двух словах. Павел Воробьев: Это калининградский врач, реаниматолог детский, которая сейчас сидит под домашним арестом, по-моему, уже полгода, которая якобы убила в сговоре с главным врачом это представить себе вообще невозможно в нашей практике недоношенного младенца, который родился, по-моему, менее 700 грамм. Ей «шьют» в составе группы. Значит, вопрос в чем?
История эта попала в Следственный комитет в течение чуть ли не суток. Каким образом? Мама не жаловалась ни о чем, она не жаловалась, она была согласна с тем, что… Она не была на обследовании, не доносила, ребенок недоношенный, и он нежизнеспособен. Но кто-то же донес.
И тут же примчался Следственный комитет! Там разборки с главным врачом вначале были, а потом решили: «А почему бы не объединить это, не сделать таким замечательным делом? Почему же? Такое хорошее дело, а его разваливают врачи, которые защищают своих коллег».
Это совершенно… В Хакасии, например, просто берут все расхождения диагнозов патологоанатомических. Я вам конкретно привожу примеры. Смотрят — расхождение. А давай следственные действия начнем».
По каждому случаю! Юрий Алексеев: Действительно доктору изначально готовят эти бумаги, чтобы, не дай бог, что-то не произошло? Павел Воробьев: Да нет, дело не в этом. Это выдуманные дела, выдуманные.
Антон Беляков: Ну, далеко не все. Юрий Алексеев: Даже так? Павел Воробьев: Почему Бастрыкину захотелось этим заниматься — я не знаю, мне трудно сказать. Юрий Алексеев: Антон Владимирович, вы говорите, что далеко не все.
Мне кажется, это слишком резкое заявление, что все дела. Антон Беляков: Ну давайте так. Послушайте, я согласен с термином «выдуманная ошибка». У нас существует термин «халатность», который описывает все остальные случаи.
Но при этом грань между ошибкой и халатностью есть. Например, самая большая компенсация, которая у нас была присуждена в суде, по состоянию на прошлый год — это было 2 миллиона рублей, когда женщине по ошибке ампутировали не ту ногу. Павел Воробьев: Вот это как раз ошибка реальная. Антон Беляков: Это халатность.
Павел Воробьев: Нет, халатность. Здесь есть… Антон Беляков: Возвращаюсь к термину «врачебная ошибка». Вот сами доктора говорят: «Ну, по ошибке не то отрезали. А теперь давайте еще и ту отрежем».
Я поэтому и сказал, что мне очень часто приходилось, что называется, предавать интересы профессионального сообщества, как некоторые считают, потому что я считаю, что таким бездарям и негодяям у стола хирургического делать нечего. Надо гнать в шею и еще к ответственности привлекать, чтобы… Юрий Алексеев: Так, может, Следственный комитет и просеивает? Иногда люди ошибаются. Павел Воробьев: Нет, он не просеивает.
Следственный комитет осуждает всех и отправляет под суд всех подряд. Антон Беляков: Поэтому мы и дискутируем сейчас. Вот мы сейчас с вами поэтому и дискутируем. Если бы не было темы для спора, если бы все были согласны, да, все, правильно, то не было бы и проблемы.
Но давайте я вам тогда, что называется, «закручу гайки». А вы знаете, что у нас 10 200 уголовных дел было возбуждено по коррупции в отношении врачей за некоторый период короткий? Потому что повадились просто приходить: «Вот тебе коробка конфет». Стоимость выше, чем… Сейчас изменили законодательство, но вот три года назад просто они делали раскрываемость коррупции, коррупционных дел в отношении медиков.
Вы знаете, что у нас… Это очень близко к врачебной ошибке — случаи суицида среди пациентов, которые находятся в терминальной стадии и не получают обезболивающее при онкологических заболеваниях. Они происходит постоянно. В моей родной Владимирской области возле Белого дома в прошлом году человек вышел и совершил самосожжение, оставив записку. Это все замяли.
Юрий Алексеев: И за эти случаи тоже лечащие врачи отвечают? Антон Беляков: Они происходят постоянно. Так дело в том, что лечащие врачи просто боятся иметь сейчас обезболивающие наркотические, потому что они находятся постоянно «под колпаком». Просто боятся.
И я вносил этот законопроект многократно. И я по-прежнему считаю: давайте дифференцировать. То есть сейчас врач выписал рецепт человеку, который жалуется на такого рода заболевания, а потом оказалось, что что-то не совсем так. И он торговец наркотиками, с точки зрения Следственного комитета.
Вот моя позиция такая. Если врач, думая, что человеку нужно обезболивающее, выписал рецепт, а потом оказалось что-то не так, — так вот это как раз и есть врачебная ошибка. Административную ответственность можете ему впаять. Но если он взял деньги за выписывание рецепта наркотического препарата — тогда, да, он торговец наркотиками.
Сейчас для правоохранительных органов… К сожалению, не разобрались, решили, что человеку надо помочь, дали ему препарат сильнодействующий.
Как считает муж Мазеиной, её лично уговаривал в чем-то признаться прокурор Томской области Александр Семенов, «иначе будешь сидеть»! А у Мазеиной двое детей, один из которых с инвалидностью. Прокуроры и региональное УФСИН отказывают в передаче витаминов и жизненно важных лекарств Екатерине Фельзингер, а до многодетной Евгении Семеновой доводят информацию о том, что двое ее детей уже отданы под опеку. При живой матери. Евгения Семенова. Фото: Максим Подберезкин Томские люди в погонах не слышат указаний президента России Владимира Путина и председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева о том, что женщины, - не убийцы, и не разбойницы, - не должны сидеть в тюрьме в ожидании приговора суда. А молодые женщины сидят, и им не дают даже свиданий с родными и близкими. Главная причина, по которой женщин не отпускают даже под домашний арест, звучит так: мошенничество в особо крупном размере, совершенное по предварительному сговору — это опасное уголовное преступление, а медицинские услуги, оказанные врачами, повлекли смерть пациентов.
Однако, от любого мошенничества кому-то есть ущерб. В данном случае, ущерба нет. Екатерина Фельзингер распорядилась вернуть обратно все 26 миллионов рублей, на которые были закуплены значащиеся в реестре лекарства А вот со смертями больных всё, конечно, не так однозначно. Несколько бывших пациентов клиники, действительно, умерли за последние три года. Это онкология и пока к панацее от нее только подбираются. Но кто-то, не будем говорить кто, усиленно распускает по Томску слухи, что этих умерших пациентов уже эксгумировали и не нашли никаких следов лекарств. Отсюда скандальный вывод: пациентам лили физраствор, плацебо! Стоит, между тем, отметить, что такое серьезное следственное действие, как эксгумация, не проводится без контроля со стороны адвокатов обвиняемых. В противном случае это нарушение всех процессуальных норм.
Вопросы экспертам должны быть согласованы с защитниками, иначе им грош цена. Мы же хорошо знаем: каков вопрос — таков ответ. Есть следы лекарства Х? Но тогда обязательно найдутся следы лекарств Y или даже Z. Но, увы, про них следователи забудут спросить эксперта. Следствие сегодня активно ищет других потерпевших по «делу врачей» и даже находит их, но почему-то - живых!
На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети «Интернет», находящихся на территории Российской Федерации. Москва, ул.
Так, в 1966 году в письме съезду КПСС она настаивала, что никогда не обвиняла коллег во вредительстве и сама стала жертвой «дела врачей». Она требовала от советских властей восстановить репутацию человека, «который всю свою жизнь отдал на пользу больных». При этом ее вовлечение в кампанию против «врачей-вредителей» происходило без ее участия. Маленкову, который сообщил мне, что я награждена орденом Ленина. Я не думала, что врачи, лечившие А. Жданова, — «вредители», и возразила Г. Маленкову, что столь высокой награды не заслуживаю, потому что как врач я ничего особенного не сделала», — писала она. Это согласуется с воспоминаниями ее родственников, которые утверждают, что Тимашук была совсем не рада внезапной популярности. Ее письмо направили в КГБ , и в ответ чекисты написали секретную справку , в которой утверждалось, что Тимашук и правда нельзя считать инициатором «дела врачей». Справка была опубликована лишь в 2023 году. Если верить этому документу, то можно сделать вывод, что Тимашук не писала ни о «клевете на товарища Сталина», ни про «шпионаж в пользу кап. По воспоминаниям коллег, Тимашук очень уважала свои медицинские знания, и в частных разговорах о диагнозе Жданова часто настаивала, что была права. Вероятно, именно ревностным отношением к работе и объяснялись жалобы в органы ГБ, — причем в них она излагала лишь факты и свое профессиональное мнение. Такими были и ее записки о лечении Жданова. Ее письма были лишь использованы МГБ как хороший материал для нового витка террора, о чем и пишут чекисты в справке 1966 года: «из материалов, хранящихся в КГБ при Совете Министров СССР, видно, что заявления и агентурные донесения Тимашук не явились причиной возникновения так называемого «дела врачей». Некоторые могли бы обвинить Тимашук, что она не стала спорить с тезисами о вредительстве, но тогда, по практике тех лет, она могла бы быстро оказаться рядом с обвиняемыми за попытку укрывательства. Советское руководство 1960-х сочло нецелесообразным публично опровергать виновность Тимашук, — вероятно, чтобы вновь не поднимать тему сталинских репрессий в обществе.
Наших детей лечат врачи-небратья: Воины ZOV не простят
Главный врач – справочная система для главных врачей, начмедов, заместителей по медицинской части, лечебной работе, клинико-экспертной работеи. Фонд медицинских решений «Не напрасно» и фотограф медиа «Такие дела» Светлана Булатова представили документальный проект «Врача позовите» о стереотипах, которые могут мешать в коммуникации между врачом и пациентом и лечении, сообщается в пресс-релизе организации. Его чудом спасли местные врачи. Дело было так. Абсурдное «дело врачей» считается венцом сталинизма.
Топ подкастов в категории «Тру-крайм»
- Лечебно-уголовное дело: как врачей судят за летальные для пациентов ошибки
- Укол жизни или смерти
- Педиатра Надежду Буянову, оскорбившую вдову погибшего участника СВО, поместили в СИЗО
- Экспресс газета — новости, эксклюзив, истории