Статья автора «Захар Прилепин» в Дзене: 30 марта 1814 года русские войска вошли в Париж. Триумфальная для русских войск весна 1814 года отражена во многих произведениях изобразительного искусства. 30 марта 1814 года союзные войска (главным образом русские корпуса) антинаполеоновской коалиции взяли штурмом Париж, тем самым положив конец Наполеоновским войнам.
Париж, 1814. Великий триумф России
«Вступление российских войск в Париж. 31 марта 1814», неизвестный художник с оригинала И. Ф. Югеля по рисунку У.-Л. Вольфа, Парад русских войск, прошедший 10 сентября 1815 года в столице Франции, привел в восхищение и трепет всю Европу В июне 1812 года Великая армия. Взятием Парижа – столицы империи Наполеона Бонапарта, в марте 1814 года закончился заграничный поход русской армии, начавшийся после поражения французов в России в 1812 году. Очередная, 210-я годовщина вступления русской армии в Париж 31 марта 1814 года происходит в условиях беспрецедентной напряженность в российско-французских отношениях. «Триумф русской армии в Париже» Сергея Трошина 30 марта (18 марта по старому стилю) 1814 года русские войска взяли столицу Франции Париж, победно завершив наполеоновские войны После разгрома 600-тысячной армии Наполеона в 1812 году русские войска перенесли войну в.
Взятие Парижа: как русские войска захватили столицу Франции
Сражение за Париж стало в кампании 1814 года одним из самых кровопролитных для союзной армии. Русские войска пробыли в Париже три месяца, но город от русского присутствия нисколько не пострадал, что подтверждают французские историки и писатели. 10 апреля 1814 года, на площади Конкорд занятого русскими войсками Парижа,, на месте казни французского короля Людовика XVI, к изумлению парижан император Александр велел отслужить пасхальную литургию с большим православным хором, в присутствии русских войск. Русская армия начинает знаменитый Заграничный поход 1813-1814 гг., в результате которого весь Европейский континент был полностью освобождён от господства самопровозглашенного императора Наполеона. «Триумф русской армии в Париже» Сергея Трошина 30 марта (18 марта по старому стилю) 1814 года русские войска взяли столицу Франции Париж, победно завершив наполеоновские войны После разгрома 600-тысячной армии Наполеона в 1812 году русские войска перенесли войну в.
Русская оккупация Парижа: галантные офицеры и «страшные» казаки
Войска двинулись опять. Перед одним из взводов этого полка шел знакомый уже нам немного поручик Глинский, герой этого рассказа, но не этой главы, посвященной героям истории. Ему едва минуло 20 лет и свежесть молодости, соединенная со стройностью рослого стана и красотою лица, возбуждали всеобщее удивление французов. Каждый шаг взвода стоил ему просьб, убеждений и даже угроз штыками; любопытные беспрестанно перебегали дорогу, забегали вперед, чтобы больше любоваться русскими гренадерами и красивым их офицером. Бездна мальчишек бежала сбоку, спереди и со всех сторон, одни верхом на палочках, подражая казакам; другие подле солдат шагали вместе с ними под музыку. Несколько раз бедный Глинский был останавливаем за шарф; однажды какая-то старушка бросилась ему на шею и расцеловала в восхищении. Те же сцены повторялись и в других взводах — и толпы народа, следуя за ними, теснились, толкались, давили одни других, кричали, шумели и снова задвигали дорогу себе и взводам. Вступление союзных государей было таким событием, какого ни древность, ни современная история не могут представить.
Предшествуемые эскадроном лейб-казаков, государи тихо подвигались посреди копления и криков громад народных. Нельзя представить энтузиазма, доходившего даже до исступления к победителям. Париж, сравненный одним писателем с океаном и домы его с волнами, которые окаменели и остались недвижимы, теперь походил на живое море: оно двигалось, текло, колыхалось и волны его ожили, кипя, переливаясь и крутясь народом, покрывшим домы до самого верха, — в то время как земля стонала протяжным гулом от бури, его всколебавшей. Союзники, возникшие для парижан будто из недр земных — так мало они были приготовлены к их появлению; русские, которых они нашли вовсе не такими, как воображали; стройность их полков, блестящая щеголеватость офицеров, говоривших с жителями их языком, красота русского царя, миролюбивые его намерения, кротость в войсках, какой не ожидали — все это было так внезапно для парижан, так противоположно тому, что они привыкли воображать, что появление союзников в стенах столицы стало для побежденных таким же торжеством, как и для победителей. Везде раздавались крики: «Да здравствуют государи! Да здравствуют освободители!.. В эту минуту крики: да здравствует Александр!
Карла визжал изо всех сил. Близко подле мельника два человека, порядочно одетых, вдруг закричали: да здравствуют Бурбоны! Впервые раздались эти звуки между народом, который вовсе не был приготовлен к мысли о Бурбонах: толпы зашумели, чтоб уняли этих крикунов, ближайшие тянулись к ним с кулаками, дальнейшие нагибались уже за каменьями, как вдруг пронзительный голос горбунчика покрыл все голоса вопросом: — Что это за белая перевязка у союзников? Все думали угодить этим союзникам, хотя в это время никто из них не помышлял еще о Бурбонах!.. Толпы волновались и кружились; давили друг друга, бросались под ноги лошадям государей, останавливали, осыпали поцелуями конскую сбрую, ноги обоих монархов и почти на плечах несли их до площади Людовика XV, где они остановились на углу бульвара видеть, как будут проходить войска. Площадь захлынула народом, едва оставались для прохода взводов места, охраняемые казаками. Цвет парижского общества, тысячи дам, окружали и теснили со всех сторон государей.
Военные султаны, цветы, колосья и перья дамских шляп колыхались, как нива. У каждого из адъютантов, у каждого верхового стояли на стременах дамы, — один казак держал на седле маленькую девочку, которая, сложив ручонки, глядела с умилением на императора, у другого за спиною сидела прекрасная графиня де Перигор [19] , которой красота, возвышаемая противоположностию грубого казацкого лица, обращала на себя взоры всей свиты государей и войск, проходивших мимо с развернутыми знаменами, с военною музыкою, с громом барабанов, в стройном порядке, посреди непрерывных и оглушающих кликов народа. Русские более всех внушали энтузиазма: наружность всегда говорит в свою пользу и рослые гренадеры, красивые мундиры, чистота, как будто войска пришли сию минуту из казарм, а не из дальнего похода; необыкновенная точность и правильность их движений, а более всего противоположность народной физиономии с фигурами австрийцев и прусаков, обремененных походною амунициею, изумляла французов. Они не верили, чтоб северные варвары и людоеды были так красивы; они были вне себя от восхищения, когда почти каждый офицер русской гвардии учтиво удовлетворял их любопытству, мог с ними говорить; тогда как угрюмые немцы, ожесточенные противу французов, сердито отвечали на все их вопросы: Ich kann nicht ferstehen!.. Партия роялистов, разъезжавшая целое утро с белыми знаменами и белыми кокардами, ободренная кликами за Бурбонов во время шествия войск, отправилась по городу, сопровождаемая множеством народа, который увлекается всякою переменою; они сбивали вензеля Наполеоновы, ломали императорские гербы, наконец явились на Вандомской площади. Там они отбили дверь, ведущую на колонну Наполеонову; множество людей взобралось на салый верх статуи, они неистовствовали; сбили изображение победы, бывшее у него в руке, заложили за шею статуи веревку, сбросили другой ее конец вниз, запрягли несколько лошадей и при бешеных криках: «a bas le tyran! Вскоре по городу пошли смешанные патрули союзных войск и национальной гвардии.
Порядок был восстановлен — и на этот раз изображение великого человека было избавлено от поругания. Союзники в ту же ночь были почти все размещены по казармам. На другой день офицерам выданы билеты на постой и с этого времени начинается наш настоящий рассказ. Жермен, офицеры всех полков, там квартировавших, получили от своих полковников билеты на постой в городе. Полковник гвардии…ского полка, один из тех, которых мы третьего дня видели у бивачного огня на горе Шомон и у которого Глинский служил в полку поручиком, был необыкновенно добрый человек, с положительным умом и твердым характером, неискательный и нетребовательный. Он получил изрядное образование, но по светски и по настоящим обстоятельствам оно было недостаточно, потому что он не говорил ни на каком иностранном языке, хотя и читал на двух или трех. Он стыдился этого недостатка, тем более, что французский язык был необходимою вещью для гвардейского офицера, а особенно теперь, в Париже.
Из всех офицеров своего полка он наиболее любил Глинского как юношу, порученного ему отцом, как человека с прекрасными качествами, которые он употреблял не для того только, чтобы блистать ими подобно многим из товарищей, но для приобретения новых развитии своим способностям. Всю кампанию Глинский пользовался расположением своего полковника и вполне заслуживал его. Мне назначили постой в самой модной части города, у какого-то знатного и богатого маркиза. Каким же образом я отниму у вас квартиру? Вы молоды: небольшое принуждение не должно быть вам тяжело, тем более, что у вас на первый раз готово порядочное знакомство. А я каким образом познакомлюсь? Возьмите билет и веселитесь в Париже.
Глинский благодарил доброго полковника как мог. Молодому человеку лестно было с первого дня вступить в лучшее общество Парижа и, следовательно, воспользоваться всем, что могло ему представить любопытного и приятного эта столица вкуса и роскоши. С веселым сердцем отправился он искать своей квартиры и первый попавшийся навстречу мальчик повел его в предместие С. Жермен, в улицу Бурбон, как значилось в его билете. Кто бывал в Париже, тот, конечно, припомнит положение улицы Бурбон, первой вдоль берега Сены и где все почти домы знатнейшей парижской аристократии построены наподобие дворцов, имея с одной стороны обширный двор, а с другой сад. Огромный дом маркиза Бонжеленя, у которого Глинский остановился с провожатым, был подъездом на улицу и составлял с флигелями подобие буквы П. Великолепные железные сквозные ворота затворяли большой двор; перед домом, сзади которого, до самой набережной Сены, простирался довольно пространный сад.
По обе стороны ворот, в колоннаде, их составлявшей, были небольшие флигеля, из которых в одном помещался привратник с женою. Оба они выглянули в свое оконце, когда Глинский спросил: дома ли маркиз, и оба в один голос отвечав утвердительно, выскочили под ворота; муж проводить гостя с низкими поклонами наверх, а жена пересказать всей дворне, что к ним зашел какой-то иностранный офицер. Русский на другой день вступления в Париж, имеющий надобность до маркиза, в ту же минуту был допущен. Его провели чрез ряд богато убранных комнат, увешанных картинами лучших мастеров; наконец в кабинете увидел он маленького сухого черного человечка, зашитого во фланель с головы до ног, в папильотках и который торопился надевать кое-как сюртук, чтобы принять гостя. Это был сам маркиз, который побежал с извинениями, что принимает в таком наряде потому только, что не желал заставить дожидаться офицера армии победителей ни одной минуты. После нескольких учтивостей, он спросил Глинского, по какому случаю обязан счастьем видеть его. Слова: русский, старая гвардия, заставили маркиза поднять брови и воскликнуть с видом удовольствия: «Офицер старой гвардии!
Милости просим! Потом, как бы желая поправить свое восклицание, он продолжал: «Милости просим! Ваше имя? Glinsky, — сказал маркиз, подавая руку, — с этой минуты вы узнаете, могут ли французы равняться с вами, русскими, в гостеприимстве, о котором так говорят много. Теперь позвольте мне на минуту оставить вас, чтоб кончить свой туалет и потом показать ваши комнаты. Г-н Дюбуа, прошу вас занять г. Глинского, нашего гостя домашнего, пока я оденусь, — сказал старик вошедшему человеку средних лет.
Глинский, рекомендую вам друга нашего дома, г-на Дюбуа; мы живем вместе. По-видимому, новопришедший восхищался гораздо менее маркиза приходом союзников в Париж и помещению русского офицера под одною с ним крышею. После некоторых сухих и принужденных приветствий он стал к окну, сложа руки. Это был человек лет сорока, замечательной физиономии, которая делалась еще выразительнее от черной перевязки, закрывавшей половину его лба. Крест Почетного легиона висел на его петличке. Видно было, что трудная жизнь оставила следы свои: складка между бровями, преждевременные морщины, впалые глаза и бледные щеки обнаруживали следы пылких страстей. Но, несмотря на это, невзирая на обезобразившую его черную повязку, черты лица его имели приятное выражение.
От Глинского не укрылось ни одно из этих обстоятельств; ему понравился этот человек, несколько раз он старался заговаривать с ним, но сухие, хотя учтивые ответы обезохотили его продолжать попытки. Он замолчал и обратил взоры на большой женский портрет, один только висевший во всей комнате. На нем изображена была во весь рост очень молодая, необыкновенно прелестная особа, сидевшая в саду под деревом. Есть лица, привлекающие к себе внимание, от которых нельзя отвесть глаз и которые тем кажутся совершеннее, чем долее на них смотришь. Перед Глинским было такое лицо. Во всех чертах, в улыбке, в больших глазах светилась прекрасная душа и очарование прелести тем было совершеннее, что в каком бы положении зритель ни находился, глаза портрета глядели прямо на него — и тот, кто однажды почувствовал впечатление этого взгляда, не решался прервать удовольствия, так сказать, упиваться этими неизъяснимо приятными взорами. Долго стоял Глинский, задумавшись перед картиною, наконец спросил у Дюбуа, чей это портрет?
Дюбуа посмотрел пристально на Глинского, улыбнулся и сказал: «Графиня лучше своего портрета». Глинский обратился снова к портрету: «какое несчастие, — думал он, — быть лишену сообщества такой женщины! Он одет был в щегольской фрак, сшитый по последней моде, во всей одежде была изысканность, тем более видная, что замечалось желание соединить достоинство со щегольством и старость прикрыть модою. Голова была завита и густо напудрена, воротник рубашки подымался выше ушей и закрывал щеки, так что от всего лица только и видны были торчащие серые брови, сверкающие черные глаза и сухой орлиный нос. Две худые и костлявые ноги, заключенные в лосиное исподнее платье и в сапоги с отворотами и шпорами, походили более на чубуки, нежели на то, что называется у других людей ногами. На груди висел лорнет, в руках был хлыстик. Бедная Эмилия с тех пор успела уже овдоветь!
В двадцать лет быть вдовою ужасно! Густые его брови сдвинулись, скорбная мысль выразилась на лице; он взял табакерку, понюхал табаку и, как бы опомнясь, сказал: — Извините меня, когда я вижу кого-нибудь перед портретом, сердце у меня сжимается!.. Теперь пойдемте: я покажу сам ваши комнаты. Они сошли в нижний этаж, где одна половина определена была Глинскому. Вот видите, г. Глинский, эти окна у нас на двор, а те в сад, двери в него из вашей большой залы и одни только во всем доме. Здесь комната для вашей спальни, здесь гардероб, здесь кабинет, здесь… — Помилуйте, маркиз, на что мне столько покоев?
Ваш император останется устроить наши дела, а вы останетесь при его особе. Но где же ваши пожитки? Ныне прошли те времена, когда можно было в армии таскать за собою дюжину слуг и экипажей; если я не ошибаюсь, я видел уже на дворе своих лошадей с моим человеком и со всем походным богатством. Чрез час мы завтракаем: хотите ли разделить с нами трапезу, или угодно вам, чтобы завтрак принесли сюда? Я не хочу мешать вашим хозяйственным распоряжениям. Глинский осмотрел свои владения, расположился и в ожидании завтрака сошел в сад. Большая стеклянная дверь вела туда из его залы.
Одна прямая аллея посредине могла только показать длину сада, но другие дорожки, расположенные в английском вкусе, совершенно скрывали его пространство, тем более что стены были закрыты высокими тополями и что соседние сады казались продолжением здешнего. На многих площадках в приличных местах стояли прекрасные мраморные статуи. Не прошло четверти часа, как Глинский услышал за собою походку и мужской голос, называвший его по имени. Он обернулся: молодой человек лет двадцати, в мундире национальной гвардии, среднего роста, очень приятной наружности и открытой физиономии, держал уже его за руки и со свойственною французам любезностью объявил, что он племянник маркиза, что его имя виконт де Шабань, потом без всяких околичностей просил Глинского о знакомстве и дружбе. Между молодыми людьми то и другое заводится скоро: сердца, не испытавшие несчастий, характеры, не омраченные опытом, доверчивы и сообщительны. Глинский с Шабанем, взявшись за руки, пошли по саду и после получасовой прогулки, когда их позвали к завтраку, они были совершенными друзьями. Один недостаток моего дядюшки состоит в том, что он, несмотря на бытность в Париже при всех переворотах, не может забыть старинного двора, старинной монархии и старинных привычек.
Вследствие последнего ему кажется, что человек хорошего тона не должен ничего делать, оставляя эту заботу плебеякам и людям без состояния и что одна только служба при дворе прилична дворянину с его родословною. Есть у нас другой оригинал: г. Дюбуа, вы его увидите за завтраком… — Я уже его видел… — Это оригинал, у которого, однако, сердце и голова на своем месте. Его странность та, что он обожает Наполеона более, нежели можно любить любовницу. Признаюсь, этот недостаток заразителен, когда слышим от него об этом человеке. Вот вам основные черты характеров, насколько позволяет краткость времени описать их. Он служил в военной службе, был адъютантом при Наполеоне и в начале 1812 года, посланный в Испанию, был тяжело ранен гверильясами [25].
Эта рана принудила его выйти в отставку. Наполеон обещал ему место: но несчастная ваша война, увлекши императора, не позволила ему сдержать слово. Дюбуа, служив вместе с де Сервалем, зятем маркиза, был ему друг, и маркиз по желанию зятя взял к себе раненого. Когда Дюбуа выздоровел от тяжелой раны, он не мог более служить в военной службе и, ожидая места, обещанного Наполеоном, не хотел оставаться на хлебах маркиза иначе, как отправляя обязанность его домового секретаря, и с тех пор дружба и уважение домашних увеличиваются более и более к этому человеку, невзирая на бесконечные его споры с маркизом и разность их мнений. Несколько генералов, лечившихся от ран в Париже, многие офицеры, жившие давно в отставке, а в том числе и Дюбуа, — явились к маршалам Мармону и Мортье для защиты столицы, Дюбуа ранен снова при взятии Бельвиля. Не могу вам ничего объявить об этом. Впрочем, предостерегу вас, что если она и приедет, то ее надобно беречься!..
Храм Христа Спасителя. Однако этому решению предшествовало немало споров. Первоначально возникли предложения воздвигнуть традиционный памятник в честь военной победы — колонну, обелиск или пирамиду из отобранных у неприятеля пушек. Эту идею разделял граф Ф. Ростопчин, подсказавший царю в письме от 20 декабря 1812 года, что памятник следует соорудить непременно в Москве, и начавший уже собирать пушки для сооружения пирамиды, которых, по его расчётам, требовалось не менее восьмисот.
Но 17 декабря адмирал А. Шишков получил письмо от генерала Павла Андреевича Кикина, который впервые выдвинул предложение о сооружении в Москве храма-памятника Христу Спасителю. Кикин, — долженствующая решить судьбу России, потрясти основания гражданских и политических связей ея и даже самой веры, не есть обыкновенная; почему и памятник должен быть таковой же. Провидение Божие с помощью веры и народного усердия спасло нас; Ему благодарность. Император Александр I 1823 год Боже упаси нас соделаться несмысленными обезьянами обезьян древних, забыв, что мы не идолопоклонники.
Обелиски, пирамиды и тому подобное льстят надменности и гордости человеческой, но нимало не удовлетворяют благородному, благодарности преисполненному сердцу христианина. И так сердце моё и ум согласно требуют воздвигнуть храм Спасителю в Москве под именем Спасского собора, который один может во всех отношениях удовлетворить ожидания каждого…» Эта идея произвела глубочайшее впечатление на Александра I. Витберга, но проект оказался неудачным. В 1838 году, в царствование Николая I, младшего брата победителя Наполеона, уже вблизи Кремля заложили новый храм, который и стал памятником чудесной победы в 1812 году. Читайте также 13.
Русские Татары и Татарские Русские. О статьях Мурада Аджиева 13. О статьях Мурада Аджиева В 1993 году «Независимая газета» от 18 сентября опубликовала статью Мурада Аджиева «И был праздник… Размышляя о седой старине».
Картина Жака-Луи Давида «Император Наполеон в своем кабинете в Тюильри» Наполеон находился в королевском замке города Фонтенбло, в 70 километрах к юго-востоку от Парижа. Узнав о случившемся, французский император спешно направил к союзникам дипломата Армана де Коленкура с предложением о мире, с тем чтобы, усыпив бдительность противников, за три-четыре дня успеть собрать новые войска для решающей битвы. Нужно его оттуда выгнать. Поклянемся победить или умереть, отплатить за оскорбление, нанесенное Отечеству и нашему оружию! Военачальники заявили, что нападение вызовет отмщение союзников, которые в ответ сожгут Париж и предадут истреблению его жителей, число которых превышало 700 тысяч человек. Однако французский император не смирился с поражением и, вернувшись на родину, собрал новые войска, с которыми вступил в войну на территории Германии и Пиренейского полуострова с участниками Шестой антифранцузской коалиции: Россией, Англией , Пруссией, Австрией, Швецией , Испанией , Португалией и рядом небольших немецких государств.
В 1813 году в ходе сражений фортуна склонялась то на сторону французского полководца, то на сторону его противников, численность армий которых все более увеличивалась. К концу года союзные войска очистили Германию и Испанию от наполеоновских частей и в январе 1814 года с разных сторон вторглись в пределы самой Франции. Картина Жан-Батиста Полена Герена «Мармон как маршал империи» Советский историк Евгений Тарле отмечал: «Наполеон, по мере возрастания опасностей, становился все энергичнее.
Отказ Наполеона от мирных переговоров Успехи Наполеона привели к тому, что 17 февраля противники предложили ему заключить мир при сохранении его империи в границах начала Французской революции 1789-1799 годов. Но, упоенный победами, Бонапарт отказался от предложения, желая решить исход кампании на поле боя. Наполеон надеялся на медлительность врагов. Оставив Париж под защитой национальной гвардии и выставив заслоны, полководец решил молниеносно пройти между армиями Шварценберга и Блюхера к северо-восточным крепостям Франции, с тем чтобы, деблокировав их гарнизоны, значительно пополнить свои войска. После этого император намеревался, перерезав коммуникации союзников, вынудить их отступить.
Дальний родственник и непримиримый враг Наполеона французский, а позднее и русский политический и военный деятель Поццо ди Борго заявил в лагере союзников: Цель войны — в Париже. Пока вы будете думать о сражениях, вы рискуете быть разбитыми, потому что Наполеон всегда будет давать битвы лучше, чем вы, и потому что его армия, хотя и недовольная, но поддерживаемая чувством чести, даст себя перебить до последнего человека, пока Наполеон около нее Ди Борго подчеркнул: «Нужно стремиться кончить войну не военным способом, а политическим. Коснитесь Парижа только пальцем, и колосс Наполеон будет низвергнут, вы этим сломаете его меч, который вы не в состоянии вырвать у него». Почти одновременно с этим русские казаки доставили перехваченное письмо к Наполеону от Марии-Луизы, в котором императрица в пессимистических тонах сообщала мужу о настроениях во французской столице.
Русская весна 1814 года в Париже
| Российский Императорский Дом - 2024-04-01 210-летие вступления Русской армии в Париж (1814) | Поскольку у русских военных не было проблем с деньгами, как раз накануне они получили жалование за всю кампанию 1814 года аж в тройном размере, щедрых молодых красавцев Париж встретил с распростертыми объятиями. |
| Наши в Париже. Большая история. Выпуск от 31.03.2024 | Под бой барабанов, с музыкой, русские войска вместе с союзниками триумфально вошли в Париж через ворота Сен-Мартен. |
От Березины до Парижа: зарубежный поход русской армии
| Взятие Парижа русскими войсками в 1814: история и участники: Оружие: Наука и техника: | Оборона заставы Клиши в Париже в 1814 г. Картина О. Верне, который сам был участником обороны Парижа. |
| Русская армия вступает в Париж • Николай Стариков. Политик, писатель, общественный деятель | Сражение за Париж стало в кампании 1814 года одним из самых кровопролитных для союзной армии. |
| 31 марта в 1814 году русские войска и их союзники вступили в Париж | Бестужев Николай Александрович Русский в Париже 1814 года. |
| 31 марта 1814 года. Взятие Парижа. | 31 марта 1814 года русские войска во главе с императором Александром I вступили в капитулировавшую перед ними столицу Франции. |
Русская оккупация Парижа: галантные офицеры и «страшные» казаки
С конца лета 1813 года положение изменилось в пользу союзников. На сторону коалиции перешли страны Рейнского союза и Швеция. Её армия теперь насчитывала порядка 500 000 человек при том, что у Бонапарта под началом было порядка 400 000 штыков. Международное и внутреннее положение Франции становилось всё более напряжённым. В стране росло недовольство политикой Наполеона, падал его престиж в армии. Императора оставили некоторые из его приближенных: перешёл на русскую службу генерал Жомини, чуть позже покинул Наполеона и его шурин маршал Мюрат. В такой обстановке 16-18 октября 1813 года под Лейпцигом произошло сражение, вошедшее в историю как "Битва народов". На стороне союзников сражались русские, прусские, австрийские и шведские войска. На стороне Наполеона выступили французы, поляки, бельгийцы, голландцы, саксонцы, баварцы, вюртембергцы, итальянцы.
Всего в битве с обеих сторон участвовали более полумиллиона человек. Смертоубийство продолжалось три дня. Начавшись для французов успехом, оно закончилось тяжелейшим поражением наполеоновской армии. В ходе боёв Наполеону изменила саксонская армия — она перешла на сторону коалиции, но главную роль в Лейпцигском сражении сыграли всё же русские и прусские войска. Они первыми вошли в Лейпциг, заставив противника бежать. Эта битва стала кульминацией компании 1813 года — Наполеон потерял более трети своей армии — не менее 65 000 человек, союзники — порядка 55 000. Резервы Франции были истощены: мобилизованы все призывные возраста, французская армия с боями отступала к Рейну. Наполеону удалось прорваться через выставленные у этой белорусской реки заслоны и уйти в Литву во главе 9 тыс.
Но одних лишь боеспособных солдат было потеряно 21 тыс. Лейпцигское поражение не вынудило его прекратить борьбу и запросить мира.
Они расположились лагерем в городском саду на Елисейских полях, жгли костры и готовили себе еду из продуктов, которые покупались у местных торговок. Ходили слухи, что в прудах Фонтенбло они выловили и съели всех карпов. Ещё один миф, что казаки купались в Сене вместе с конями, как у себя на Дону, то есть чаще всего нагишом. Их бивуаки стали исключительно модным объектом. В моду вошли бороды и широкие ремни. Парижане обоих полов стекались к казачьим бивуакам, чтобы собственными глазами увидеть то, о чём говорил весь город.
Сюда переместились и многие парижские художники, одним из них был Георг-Эммануэль Опиц 1775—1841 , случайно оказавшийся в Париже накануне вступления в город русских войск и создавший серию акварелей «Казаки в Париже», хранящуюся в Государственном Историческом музее. Она насчитывает 25 листов, выполненных в одном формате, в одной манере, в едином художественном ключе. Экзотический вид казаков, поначалу вызывавший изумление и любопытство у жителей, которые затем переросли в симпатию и увлечённость всем русским, вдохновил художника на изображение всевозможных ситуаций, связанных с времяпрепровождением русских в Париже. Перед зрителями предстают бивуак на Елисейских Полях, сцены прогулок казаков по улицам, рынку, общения с парижанами и парижанками, купания в Сене, посещения Лувра, сада Тюильри, кофеен… Иногда кажется, что каждый шаг казаков по Парижу запечатлен автором. Каждое изображение — это небольшой рассказ или короткометражный фильм, маленькая история. Вот конный казак раздаёт декларацию Александра I парижанам. А проход отряда казаков под Триумфальной аркой? И особенно, колоритная фигура казака, впереди группы.
Рассматривая каждое изображение, находишь массу интересного: элементы костюмов, казачьей формы и оружия. А парижанки, окружившие наших казаков? В 2012 году Государственный исторический музей издал гравюры Г. Опица «Казаки в Париже», с комментариями В. Безотосного и Е. С книгой можно познакомиться в отделе краеведения Донской государственной публичной библиотеки. Вклад казаков в разгром французской армии высоко оценили и противники.
Докладчик подчеркнул, что эпоха написания мемуаров существенно влияла на изображение мемуаристами русской армии. Дело в том, что как раз в это время ветераны начинают заботиться о пенсиях, они подают прошения в военное министерство и стараются в рассказах о прошлом не только приукрасить собственные подвиги, но и описать в самых ярких красках силу русской армии чем сильнее враг, тем почетнее роль того, кто не побоялся с ним сразиться.
Министерство, со своей стороны, оценивало участие в русской кампании очень высоко; дело доходило до случаев почти анекдотических: некий французский военный в 1812 году в России допустил серьезную оплошность — сообщил своему командованию, что мост, по которому французы намеревались отступить, сожжен, а на самом деле он в это время был еще цел. Но в 1844 году эти детали уже не имели никакого значения, важно было, что человек сражался в России; ошибка тридцатилетней давности не помешала ему стать кавалером ордена Почетного легиона. Николай Промыслов Институт всеобщей истории РАН сделал доклад на тему «Изображение русской армии во французской прессе с 1805 по 1814 год». Газеты в начале XIX века были главным источником информации; Наполеон это прекрасно понимал и потому уделял большое внимание контролю над прессой. Россия на страницах французских газет в исследуемый период упоминалась достаточно часто: реже Англии, но чаще Австрии и Пруссии. Французов особенно интересовала военная сторона дела, они постоянно пытались хотя бы приблизительно определить русскую военную мощь. Впрочем, парадоксальным образом, в 1812—1814 годах количество информации о передвижениях русской армии во французских газетах сильно уменьшилось, — то ли оттого, что французская цензура стала действовать еще строже, то ли оттого, что русские начали тщательнее охранять свои секреты. Разумеется, изображение России и русских на страницах французских газет изменялось в зависимости от геополитической ситуации: во время русско-французского альянса французы докладывали читателям только о победах русских в войне против турок, а о поражениях умалчивали; когда же Франция и Россия вновь сделались врагами, французские газеты стали подробно писать обо всех поражениях русской армии, а всех русских представлять варварами-казаками. Наполеоновская пропаганда насаждала эти представления вплоть до весны 1814 года, а когда император пал, отрицательные стереотипы вновь уступили место стереотипам положительным.
Никола Дюжин Университет Париж-I Пантеон-Сорбонна в докладе «Русские полки и 1814 год: память, самосознание и национальная гордость» дополнил визуальные впечатления публики впечатлениями звуковыми. Аудитория выслушала сначала Преображенский марш, для которого Сергей Марин в 1805 году написал слова, предвещавшие поход русских на Париж «За французом мы дорогу и к Парижу будем знать» и приобретшие новую актуальность в 1812 году. Говорил докладчик и о тех памятных знаках, которые получали русские полки и которые остались в полковой культуре до 1917 года, — серебряных трубах или георгиевском штандарте с Андреевской юбилейной лентой и надписями: «За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года». Таким образом, память о кампании 1812—1814 годов сохранялась и в музыке, и в особых полковых атрибутах. Доклад В. Мильчиной ИВГИ РГГУ, Москва назывался «Память о 1814 годе в нравоописательных очерках 1830—1840-х годов»; докладчица, впрочем, начала свое выступление с указания на цитату, которую, пожалуй, следовало бы также включить в название: «Мне нужна кровь казаков… много крови! Оказалось, что воспоминания эти отнюдь не благостные. Порой авторы просто упоминают 1814 год как эпоху, когда чужестранцы, вступившие в Париж, произвели огромные разрушения в Булонском лесу, где стояли лагерем. В других случаях, вспоминая об этих событиях, авторы пускаются в рассуждения и называют оккупацию Парижа катастрофой, унизительной для национальной гордости французов.
Наконец, два текста поражают накалом ненависти по отношению к русским захватчикам. В одном из них описывается бойня близ Парижа; на «техническом» языке бойни то месиво, которое образуется там на земле, именуется «небом». Так вот, автор не без удовольствия замечает, что в 1814 году несколько казаков по неосторожности попали на это небо и оттуда уже не вернулись, а в примечании деловито замечает, что именно вокруг боен образуются самые лучшие удобрения. Еще более эффектен рассказ под невинным названием «Кучер кукушки» из сборника «Париж, или Книга ста и одного автора», 1831—1834. Это история рабочего-краснодеревщика, который 30 марта 1814 года отправился вместе с друзьями защищать Париж от русских «варваров», затем на кладбище Пер-Лашез отбил свою невесту у страшного казака, который пытался ее изнасиловать, затем отстреливался от целой толпы татар и башкир, внезапно выскочивших из-за всех могил на кладбище, затем потерял невесту, убитую русской пулей, и в очередной схватке лишился ноги. Деревянную ногу, которую ему изготовили взамен ампутированной, он именует «казаком» и хранит в сердце неиссякающую ненависть ко всем чужестранцам, прежде всего к русским. Этот рассказ прекрасный образец «неистовой словесности» , откуда и взята цитата для названия доклада, — свидетельство того, что события 1814 года далеко не у всех французов вызывали благодарные чувства; напротив, для многих они служили катализатором своеобразных «приступов ксенофобии». Что же касается национальной гордости, то нанесенные ей оскорбления французские литераторы пытаются компенсировать за счет такого исконно французского достижения, как гастрономия: автор одного из очерков с гордостью цитирует слова Александра I о французском поваре Рикетте, соратнике знаменитого Карема, который «научил нас, русских, есть; до него мы этого не умели». Ольга Кафанова Санкт-Петербургский университет речного и морского фло-та прочла доклад «Вступление русских войск в Париж в творчестве Жорж Санд».
Впрочем, содержание доклада было шире заявленной темы. Кафанова рассказала не только о том, как Жорж Санд в основном под влиянием матери, потому что самой ей в 1814 году было всего десять лет воспринимала падение Наполеона и вступление русских в Париж, но и о том, как она вообще относилась к России и русским. Это отношение было весьма настороженным по причине демократичес-ких убеждений писательницы: она не верила, что русские крепостные крестьяне могли сопротивляться французам по доброй воле, а не по приказу помещиков, она презирала роялистов, радовавшихся в 1814 году унижению Франции, она с явной антипатией описывала внешний вид императора Александра вялое лицо, лживый взгляд и не скрывала, что ее симпатии отданы Наполеону к которому у нее была всего одна — впрочем, существенная — претензия: он совершил ошиб-ку, восстановив во Франции абсолютную власть. Это скептическое отношение к русским завоевателям отразилось не только в автобиографической книге Жорж Санд «Воспоминания о моей жизни», но и в позднем 1871 романе «Франсия», где заглавную героиню, парижскую гризетку с символическим именем, соблазняет русский князь Мурзакин — варвар, красивый животной красотой и чуждый какой бы то ни было цивилизованности. Анна Гнедина-Моретти Корсиканский университет начала свой доклад «Память об оккупации Парижа в 1814 году в русской литературе» с указания на то, что художественной литературы об этом событии на русском языке не существует и что оно нашло отражение по преимуществу в путевых заметках и мемуарах. Общие тезисы доклада повторяли то, что уже было сказано другими докладчиками: русские «оккупанты» стремились произвести на французов хорошее впечатление; и русские, и французы были вынуждены расставаться с некоторыми стерео-типными представлениями друг о друге. Но некоторые детали, приведенные Гнединой-Моретти, были оригинальны и весьма эффектны: например, сообщение о том, как оккупационные войска съели всех коров в Фонтенбло, или рассказ о военном враче, который повел русского офицера в парижскую Центральную больницу, чтобы тот посмотрел на больных сифилисом, сделал выводы и вел себя осторожно. Закончила же Гнедина-Моретти свой доклад указанием на топони-мичес-кие плоды кампании 1814 года: когда уральские казаки вернулись из Франции домой, они основали там поселки с европейскими названиями в том числе Париж , и эти поселки существуют на Урале и поныне, а в тамошнем Париже с 2005 года даже имеется собственная Эйфелева башня. В основу доклада был положен тот удивительный факт, который уже был упомянут в начале моего отчета: кампания 1814 года — это в российской историографии одно из наибо-лее прочно «вытесненных» событий.
Начало этому «вытеснению» положил сам импера-тор Александр, по чьей инициативе празднование победы в Петербурге летом 1814 года получилось достаточно скромным. При Николае I о 1814 годе предпочитали не слишком распространяться, так как декабристы много гово-рили о том, как повлияло на них пребывание во Франции в составе русской ар-мии. В печати допускались только свидетельства прямых участников событий так, в 1843 году посмертно был опубликован мемуарный очерк М. Орлова «Ка-питуляция Парижа». Ситуация немного изменилась после вступления на престол Александра II и окончания Крымской войны: в 1865 году вышла книга М. Богдановича «История войны 1814 года во Франции».
Барклай-де-Толли приостановил продвижение, ожидая вступления в дело запоздавших Силезской армии Блюхера и войск кронпринца Вюртембергского. В 11 часов утра Блюхер смог атаковать левый фланг французской обороны. По воспоминаниям генерала Мюффлинга, Силезская армия запоздала из-за канала, который не был нанесён на карты — его с трудом удалось форсировать. К укреплённому селению Лавилет приблизились прусские корпуса Йорка и Клейста с корпусом Воронцова, русский корпус Ланжерона пошёл на Монмартр, господствующую возвышенность над Парижем. Убедившись в превосходстве сил союзников, командующий французской обороной Жозеф Бонапарт решил покинуть поле боя, оставив Мармону и Мортье полномочия для сдачи Парижа ради спасения города. Французы отчаянно оборонялись и переходили в контратаки, чтобы продержаться до подхода Наполеона. В 1 час дня колонна кронпринца Вюртембергского перешла Марну и атаковала правый фланг французской обороны с востока, пройдя через Венсенский лес и захватив селение Шарантон. Барклай возобновил наступление в центре, и вскоре пал Бельвиль. Пруссаки Блюхера выбили французов из Лавилета. Наконец, спустя семь часов тяжелых боев французская линия обороны была прорвана на всех направлениях, и союзники вышли к жилым кварталам Парижа. На близлежащих высотах установили орудийные батареи, дула которых смотрели на столицу Франции. Желая спасти город от бомбардировки и уличных боёв, маршал Мармон отправил парламентёра к русскому императору.
Русские войска в Париже в 1814 году: как это было
31 марта 1814 года русская армия Александра I во главе союзных войск торжественно вступила в Париж. 31 марта 1814 года (по новому стилю) русские войска под командованием генерала Николая Раевского торжественно вступили в Париж. Русский в Париже 1814 года автор Николай Александрович Бестужев. 30 марта 1814 года союзные войска (главным образом русские корпуса) антинаполеоновской коалиции взяли штурмом Париж, тем самым положив конец Наполеоновским войнам. очерк российского писателя и художника Николая Александровича Бестужева (1791-1855). Париж охвачен войсками и вот-вот окажет сопротивление врагу. Сражение при Париже в 1814 г. худ.
Как русские Париж брали
Вскоре союзники заняли все пригороды, и французы попытались договориться. Однако Александр I был настроен решительно, угрожая уничтожить город. Французам ничего не оставалось, как подписать капитуляцию и покинуть столицу. А возглавляемая Александром I русская гвардия торжественно вошла в Париж.
Благородство Александра I и казацкие лошади в Сене Казаки купались в Сене вместе со своими лошадьми, как на родном Дону. В противоположность французским солдатам наполеоновской армии, осквернявших российские святыни на захваченных землях, русские вели себя учтиво. После трехмесячного пребывания русских войск в Париже город совсем не пострадал от иностранного присутствия, и это неоднократно подтверждалось французскими историками и писателями.
Французов удивило поведение русских. Они были готовы к мщению за Москву и пролитую кровь, ожидая разорения города. Но вопреки всему, парижане настороженно наблюдали за русским великодушием.
Жизнь города продолжалась в привычном мирном ритме — работали торговые лавки, проходили театральные представления; а парижане заполнили улицы, с интересом разглядывая бородатых иностранцев и пытаясь заговаривать с ними. Русский император строго-настрого приказал военным не обижать мирных французов. Чтобы у воинов не возникало желания мародерствовать, Александр решил выплатить им тройное годовое жалованье.
Такая политика надолго сохранила безупречную репутацию армии русских, дав возможность солдатам беззаботно расслабиться после долгих сражений. Особенно свободно чувствовали себя казаки.
Одновременно генерал Раевский с 1-м пехотным корпусом и кавалерией Палена пошёл на штурм высот Роменвиля. Гвардия осталась в резерве. Французы предприняли сильную контратаку на Пантен, так что Евгений Вюртембергский, потеряв только убитыми до 1500 солдат, запросил подкреплений. Барклай-де-Толли послал две дивизии 3-го гренадерского корпуса, которые помогли переломить ход боя. Французы отступили от Пантена и Роменвиля к селению и возвышенности Бельвилю, где их прикрывали сильные артиллерийские батареи.
Барклай-де-Толли приостановил продвижение, ожидая вступления в дело запоздавших Силезской армии Блюхера и войск кронпринца Вюртембергского. В 11 часов утра Блюхер смог атаковать левый фланг французской обороны. По воспоминаниям генерала Мюффлинга, Силезская армия запоздала из-за канала, который не был нанесён на карты — его с трудом удалось форсировать. К укреплённому селению Лавилет приблизились прусские корпуса Йорка и Клейста с корпусом Воронцова, русский корпус Ланжерона пошёл на Монмартр, господствующую возвышенность над Парижем. Убедившись в превосходстве сил союзников, командующий французской обороной Жозеф Бонапарт решил покинуть поле боя, оставив Мармону и Мортье полномочия для сдачи Парижа ради спасения города. Французы отчаянно оборонялись и переходили в контратаки, чтобы продержаться до подхода Наполеона. В 1 час дня колонна кронпринца Вюртембергского перешла Марну и атаковала правый фланг французской обороны с востока, пройдя через Венсенский лес и захватив селение Шарантон.
Французскому президенту Эмманюэлю Макрону не терпится примерить треуголку Наполеона, но он не должен забывать о его печальной судьбе. Результатом Отечественной войны 1812 года стало почти полное уничтожение армии Наполеона, где служила почти вся Европа.
Дальний родственник и непримиримый враг Наполеона французский, а позднее и русский политический и военный деятель Поццо ди Борго заявил в лагере союзников: Цель войны — в Париже. Пока вы будете думать о сражениях, вы рискуете быть разбитыми, потому что Наполеон всегда будет давать битвы лучше, чем вы, и потому что его армия, хотя и недовольная, но поддерживаемая чувством чести, даст себя перебить до последнего человека, пока Наполеон около нее Ди Борго подчеркнул: «Нужно стремиться кончить войну не военным способом, а политическим. Коснитесь Парижа только пальцем, и колосс Наполеон будет низвергнут, вы этим сломаете его меч, который вы не в состоянии вырвать у него». Почти одновременно с этим русские казаки доставили перехваченное письмо к Наполеону от Марии-Луизы, в котором императрица в пессимистических тонах сообщала мужу о настроениях во французской столице. Преследуемые неприятельской конницей, остатки войск двух французских маршалов отошли к Парижу, пополнив ряды его защитников. Картина Жозефа-Бернара Флогье «Портрет короля Жозефа I» 27 марта Наполеон узнал о дерзком маневре противника, одобрительно заявив: «Это превосходный шахматный ход. Никогда бы не поверил, что какой-нибудь генерал у союзников способен это сделать».
После этого французский император стремительно бросился к Парижу, куда с северо-востока тремя главными колоннами подходили войска союзников общей численностью до 100 тысяч солдат и офицеров. Обороной французской столицы руководил Жозеф Бонапарт, король неаполитанский и испанский, который не имел при этом полководческих талантов своего младшего брата.
Русские в Париже в 1814 году: освобождение или оккупация?
Взятием Парижа – столицы империи Наполеона Бонапарта, в марте 1814 года закончился заграничный поход русской армии, начавшийся после поражения французов в России в 1812 году. 31 марта 1814 года русская армия Александра I во главе союзных войск торжественно вступила в Париж. Русские уходили из Парижа в июне 1814-го — ровно двести лет тому назад вслед за основными регулярными частями, выведенными ещё в мае, город оставила гвардия.
Александр I совершил роковую ошибку, войдя в Париж
| При взятии Парижа в 1814 году погибли более 6 тысяч русских солдат | 31 марта 1814 года в полдень в Париж торжественно вступили отборные части союзных войск во главе с императором Александром I и командующими союзными войсками. |
| Взятие Парижа. 31 марта 1814 года | 31 марта 1814 года русская армия Александра I во главе союзных войск торжественно вступила в Париж. |