Новости однажды я поехал в петербург держать экзамен

Самый мощный обстрел Белгорода за всю войну / Новости России. В тысяча восемьсот году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Поездка в Санкт-Петербург для проведения экзамена в Академии Генерального Штаба оставила незабываемые впечатления.

Прочитайте предложения выпишите слова с суффиксами оценки и со значением профессии и лица

Приехав в Петербург, главный герой решает заехать к дальней родственнице — Александре Ивановне Грачёвой. В тексте говорится о том, как однажды он поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Однажды антиквару по имени Ивану Алексеевичу закончились деньги неожиданно и несколько дней назад.

Jon Stewart Slams Media for Breathless Trump Trial Coverage | The Daily Show

На мой взгляд, она заключается в искренности намерений человека. Истинный добродетель не заставляет себя делать добро и не ждёт ничего взамен. Так же повёл себя и Степан из текста А. Приехав в Петербург, главный герой решает заехать к дальней родственнице — Александре Ивановне Грачёвой.

У неё был 29 летний сын Степан, который с рождения не говорил ни слова, кроме нескольких собственных. Главному герою не сразу понравился мальчик, но чем больше рассказчик стал навещать Грачёву, тем больше интересовался мальчиком и даже пытался лечить его по системе швейцарского доктора. Позже, герой провалил экзамен и остался без денег.

В это время откуда-то из угла выскочил и быстро подошел ко мне мальчик, в распоясанной блузе и босиком. Взглянув на него пристальней, я сразу догадался, что это идиот, и хотя не отступил перед ним, но скажу откровенно, что в сердце мое стукнуло чувство, похожее на трусость. Идиот глядел на меня бессмысленно и издавал странные звуки, нечто вроде: «урлы, урлы»… — Не бойтесь, он не тронет, — сказала женщина, идя мне навстречу. Я назвал себя и упомянул про своего отца. Она обрадовалась, оживилась, разохалась и стала извиняться, что у нее не прибрано. Идиот принялся еще громче кричать свое: «урлы, урлы»… — Это сыночек мой, он такой от рождения, — сказала Александра Ивановна с грустной улыбкой.

Александра Ивановна похлопала его ласково по плечу. Степан, Степан… Видите, догадался, что о нем говорят, и рекомендуется. Чтобы оказать Александре Ивановне внимание, я сказал ему: «Здравствуй, Степан», и взял его за руку. Она была холодна, пухла и безжизненна. Я почувствовал брезгливость и только из вежливости спросил: «— Ему, наверно, лет шестнадцать? Мы разговорились.

Грачева оказалась тихой, робкой женщиной, забитой неудачами и долгой нуждой. Суровая борьба с бедностью совершенно убила в ней смелость мысли и способность интересоваться чем-нибудь выходящим за узкие пределы этой борьбы. Она жаловалась мне на дороговизну мяса и на дерзость извозчиков, рассказывала об известных ей случаях выигрыша в лотерею и завидовала счастью богатых людей. Во все время нашего разговора Степан не сводил с меня глаз. Видимо, его поразил и заинтересовал вид моего военного сюртука. Раза три он исподтишка протягивал руку, чтобы притронуться к блестящим пуговицам, и тотчас же отдергивал ее с видом испуга.

Она печально покачала головой. Есть у него несколько собственных слов, да что же это за слова! Так, бормотанье! Вот, например, Степан у него называется «Папан», кушать хочется — «мня», деньги у него называются «тэки»… Степан, — обратилась она к сыну, — где твои тэки? Покажи нам твои тэки. Степан вдруг спрыгнул со стула, бросился в темный угол и присел там на корточки.

Я услышал оттуда звон медной монеты и те же «урлы, урлы», но на этот раз ворчливые, угрожающие. Ее Степан заинтересовал меня, и мне пришла в голову мысль вылечить его по системе какого-то швейцарского доктора, пробовавшего действовать на своих слабоумных пациентов медленным путем логического развития. Неужели, путем упорной гимнастики нельзя хотя немного укрепить и расширить этот бедный ум? Он очень обрадовался, расхохотался и закричал, указывая на куклу: «Папан! Потом я приносил ему картинки, пробовал заинтересовать его кубиками, разговаривал с ним, называя разные предметы и показывая на них. Но, или система швейцарского доктора была неверна, или я не умел ее применить на практике, только развитие Степана не подвигалось ни на шаг.

Зато он необыкновенно полюбил меня в эти дни. Тогда я приходил, он кидался мне навстречу с восторженным ревом. Он не спускал с меня глаз; когда я переставал обращать на него внимание, он подходил и лизал, как собака, мои руки, сапоги или одежду. После моего ухода он долго не отходил от окна и испускал такие жалобные вопли, что другие квартиранты жаловались на него хозяйке. А мои личные дела были очень плохи. Я провалился — и провалился с необычайным треском — на предпоследнем экзамене по фортификации.

Произведения для ОГЭ. Нравственный выбор ОГЭ. Нравственный выбор сочинение ОГЭ. Определение нравственный выбор для ОГЭ. Как вы понимаете значение слова нравственный выбор. Куприн сказка ЕГЭ. Куприн сказка сочинение ЕГЭ.

Что такое равнодушие сочинение. Нравственные проблемы сказок Куприна. Правила сочиненйи. Выражения для вступления. Куприн чудесный доктор весь текст распечатать. Современные выражения для осмысления. Вывод по сочинение природа.

Слова для заключения эссе. Танцевать сочинение вывод. Вывод к сочинению как проявляется симпатия. Пример сочинения 9. Сочинение по русскому 9 класс. Пример сочинения рассуждения ОГЭ. Как вставлять цитаты в сочинение.

Клише персонажей. Непризнанный герой клише. Описание главного героя клише. По-доброму примеры в тексте. План сочинения чудесный доктор. План сочинения по чудесному доктору. План сочинения чудесный доктор Куприн.

Сочинение чудесный доктор. Доброта это сочинение 9. Добро это сочинение 9. Доброта вывод для сочинения 9. Сочинение на тему доброта 9. Примечание в тезисах. Основные абзацы эссе.

Как писать сочинение 92 ОГЭ. Нарушевич сочинение ОГЭ. Презентация Нарушевича сочинение ОГЭ.

Вдруг я случайно вспомнил, что мой отец советовал мне разыскать в Петербурге Александру Ивановну Грачеву, нашу дальнюю родственницу, и зайти к ней. Я взял справку в адресном столе, отправился куда-то на Гороховую и с трудом, но все-таки нашел комнату Александры Ивановны, жившей на заднем дворе у своей сестры. Я вошел и остановился, почти ничего не видя. Спиной ко мне у единственного маленького окна с мутно-зелеными стеклами стояла полная женщина. Она нагнулась над керосиновой плитой, от которой шел густой чад, застилавший комнату и наполнявший ее запахом керосина и пригорелого масла. Женщина обернулась назад и стала присматриваться.

В это время откуда-то из угла выскочил и быстро подошел ко мне мальчик, в распоясанной блузе и босиком. Взглянув на него пристальней, я сразу догадался, что это идиот, и хотя не отступил перед ним, но скажу откровенно, что в сердце мое стукнуло чувство, похожее на трусость. Идиот глядел на меня бессмысленно и издавал странные звуки, нечто вроде «урлы, урлы»… — Не бойтесь, он не тронет, — сказала женщина, идя мне навстречу. Я назвал себя и упомянул про своего отца. Она обрадовалась, оживилась, разохалась и стала извиняться, что у нее не прибрано. Идиот принялся еще громче кричать свое: «урлы, урлы…» — Это сыночек мой, он такой от рождения, — сказала Александра Ивановна с грустной улыбкой. Александра Ивановна похлопала его ласково по плечу. Степан, Степан… Видите, догадался, что о нем говорят, и рекомендуется. Чтобы оказать Александре Ивановне внимание, я сказал ему: «Здравствуй, Степан» и взял его за руку.

Она была холодна, пухла и безжизненна. Я почувствовал брезгливость и только из вежливости спросил: — Ему, наверно, лет шестнадцать? Мы разговорились. Грачева оказалась тихой, робкой женщиной, забитой неудачами и долгой нуждой. Суровая борьба с бедностью совершенно убила в ней смелость мысли и способность интересоваться чем-нибудь выходящим за узкие пределы этой борьбы. Она жаловалась мне на дороговизну мяса и на дерзость извозчиков, рассказывала об известных ей случаях выигрыша в лотерею и завидовала счастью богатых людей. Во все время нашего разговора Степан не сводил с меня глаз. Видимо, его поразил и заинтересовал вид моего военного сюртука. Раза три он исподтишка протягивал руку, чтобы притронуться к блестящим пуговицам, и тотчас же отдергивал ее с видом испуга.

Она печально покачала головой. Есть у него несколько собственных слов, да что же это за слова! Так, бормотанье! Вот, например, Степан у него называется «Папан», кушать хочется — «мня», деньги у него называются «ТЭКи»… Степан, — обратилась она к сыну, — где твои тэки? Покажи нам твои тэки. Степан вдруг спрыгнул со стула, бросился в темный угол и присел там на корточки. Я услышал оттуда звон медной монеты и те же «урлы, урлы», но на этот раз ворчливые, угрожающие. Ее Степан заинтересовал меня, и мне пришла в голову мысль вылечить его по системе какого-то швейцарского доктора, пробовавшего действовать на своих слабоумных пациентов медленным путем логического развития. Неужели путем упорной гимнастики нельзя хотя немного укрепить и расширить этот бедный ум?

Он очень обрадовался, расхохотался и закричал, указывая на куклу: «Папан! Потом я приносил ему картинки, пробовал заинтересовать его кубиками, разговаривал с ним, называя разные предметы и показывая на них. Но, или система швейцарского доктора была неверна, или я не умел ее применять на практике, только развитие Степана не подвигалось ни на шаг.

Сочинение деньги кончились неожиданно а до пенсии оставалось

После моего ухода он долго не отходил от окна и испускал такие жалобные вопли, что другие квартиранты жаловались на него хозяйке. А мои личные дела были очень плохи. Я провалился — и провалился с необычайным треском — на предпоследнем экзамене по фортификации. Мне оставалось только собрать пожитки и отправляться обратно в полк. Мне кажется, я во всю мою жизнь не забуду того ужасного момента, когда, выйдя из аудитории, я проходил величественный вестибюль академии. Боже мой, каким маленьким, жалким и униженным казался я сам себе, сходя по этим широким ступеням, устланным серым байковым ковром с красными каемками по бокам и с белой холщовой дорожкой посредине. Нужно было как можно скорее ехать. К этому меня побуждали и финансовые соображения: в моем бумажнике лежали всего-навсего гривенник и билет на один раз в нормальную столовую… Я думал получить поскорее обратные прогоны о, какая свирепая ирония заключалась для меня в последнем слове! Но оказалось, что самая трудная вещь в мире — именно получить прогоны в Петербурге. Из канцелярии академии меня посылали в главный штаб, из главного штаба — в комендантское управление, оттуда — в окружное интендантство, а оттуда — обратно в академию и наконец — в казначейство. Во всех этих местах были различные часы приема: где от девяти часов утра до двенадцати, где от трех до пяти часов.

Я всюду опаздывал, и положение мое становилось критическим. Вместе с билетом в нормальную столовую я истратил легкомысленным образом и гривенник. На другой день при первых приступах голода я решил продать учебники. Толстый барон Вега в обработке Бремикера и в переплете пошел за четвертак, администрация профессора Лобко за двадцать копеек, солидного генерала Дуропа никто не брал. Еще два дня я был в полусытом состоянии. На третий день из прежних богатств осталось только три копейки. Я скрепя сердце пошел просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались «торричеллиевой пустотой» карманов, и только один сказал, что хотя у него и есть несколько рублей, но все-таки он взаймы ничего не даст, «потому что, — объяснил он с нежной улыбкой, — часто, дав другу в долг денег, мы лишаемся и друга и денег, — как сказал однажды великий Шекспир в одном из своих бессмертных произведений…». Три копейки! Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба? Как я был умен, что решился на последнее!

К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузе на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам… — Что вам угодно? Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном: — Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба… Но я далеко не был спокоен, пока приказчик широким ножом красиво резал хлеб.? А вдруг, — думалось мне, — фунт хлеба стоит не две с половиной копейки, а больше? Или что будет, если приказчик отрежет с походцем? Я понимаю, можно задолжать в ресторане пять — десять рублей и приказать буфетчику: «Запиши там за мной, любезный», но как быть, если не хватит одной копейки. Хлеб стоит ровно три копейки.

Я переминался терпеливо с ноги на ногу, когда его завертывали в бумагу. Как только я вышел из булочной, чувствуя в кармане теплое и мягкое прикосновение хлеба, мне хотелось от радости закричать и съежиться, как делают маленькие дети, ложась в постель после целого дня беготни. И я не мог утерпеть, чтобы еще на Невском не сунуть украдкою в рот двух больших вкусных кусков. Я все это рассказываю в почти веселом тоне… Но тогда мне было вовсе не до веселья. Прибавьте к мучениям голода острый стыд провала, близкую перспективу насмешек полковых товарищей, очаровательную любезность чиновников, от которых зависела выдача проклятых прогонов… Я вам скажу искренно, что в эти дни я все время был лицом к лицу с мыслью о самоубийстве.

Во всех этих местах были различные часы приема: где от девяти часов утра до двенадцати, где от трех до пяти часов. Я всюду опаздывал, и положение мое становилось критическим.

Вместе с билетом в нормальную столовую я истратил легкомысленным образом и гривенник. На другой день при первых приступах голода я решил продать учебники. Толстый барон Вега в обработке Бремикера и в переплете пошел за четвертак, администрация профессора Лобко за двадцать копеек, солидного генерала Дуропа никто не брал. Еще два дня я был в полусытом состоянии. На третий день из прежних богатств осталось только три копейки. Я скрепя сердце пошел просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались «торричеллиевой пустотой» карманов, и только один сказал, что хотя у него и есть несколько рублей, но все-таки он взаймы ничего не даст, «потому что,— объяснил он с нежной улыбкой,— часто, дав другу в долг денег, мы лишаемся и друга и денег,— как сказал однажды великий Шекспир в одном из своих бессмертных произведений…». Три копейки!

Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба? Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузе на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам… — Что вам угодно?

Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном: — Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба… Но я далеко не был спокоен, пока приказчик широким ножом красиво резал хлеб. А вдруг,— думалось мне,— фунт хлеба стоит не две с половиной копейки, а больше? Или что будет, если приказчик отрежет с походцем? Я понимаю, можно задолжать в ресторане пять — десять рублей и приказать буфетчику: «Запиши там за мной, любезный», но как быть, если не хватит одной копейки. Хлеб стоит ровно три копейки. Я переминался терпеливо с ноги на ногу, когда его завертывали в бумагу. Как только я вышел из булочной, чувствуя в кармане теплое и мягкое прикосновение хлеба, мне хотелось от радости закричать и съежиться, как делают маленькие дети, ложась в постель после целого дня беготни.

И я не мог утерпеть, чтобы еще на Невском не сунуть украдкою в рот двух больших вкусных кусков. Я все это рассказываю в почти веселом тоне… Но тогда мне было вовсе не до веселья. Прибавьте к мучениям голода острый стыд провала, близкую перспективу насмешек полковых товарищей, очаровательную любезность чиновников, от которых зависела выдача проклятых прогонов… Я вам скажу искренно, что в эти дни я все время был лицом к лицу с мыслью о самоубийстве. На другой день голод опять сделался невыносимым. Я пошел к Александре Ивановне… Степан, увидев меня, пришел в неистовый восторг. Он рычал, подпрыгивал и лизал рукава моего сюртука. Когда наконец я сел, он поместился около меня на полу и прижался к моим ногам.

Александра Ивановна насилу отогнала его. Мне очень было тяжело просить бедную, испуганную суровой жизнью женщину о деньгах, но я решился сделать это. Дайте мне, сколько можете, взаймы… Она всплеснула руками. Вчера сама заложила брошку… Сегодня еще было кое-что на базар, а завтра уж не знаю, как быть… — Не можете ли вы взять немного у сестры? Александра Ивановна боязливо оглянулась кругом и зашептала с ужасом: — Что вы, что вы, дорогой. Да ведь я и так из милости живу у нее.

Все это были соперники, и, поглядывая на них, я с гордостью и волнением пощипывал то место, где предполагались у меня в будущем усы. Когда мимо нас, застенчивых пехотинцев, пробегали с портфелями под мышкой необыкновенно озабоченные полковники генерального штаба, мы сторонились от них в благоговейном ужасе. Экзамены должны были тянуться более месяца. У меня не было ни одной знакомой души во всем Петербурге, и по вечерам, приходя домой, я испытывал скуку и томление одиночества. С товарищами же и говорить не стоило: все они были помешаны на синусах и тангенсах, на качествах, которым должна удовлетворять боевая позиция, и на среднем квадратическом отклонении снарядов. Вдруг я случайно вспомнил, что мой отец советовал мне разыскать в Петербурге Александру Ивановну Грачеву, нашу дальнюю родственницу, и зайти к ней. Я взял справку в адресном столе, отправился куда-то на Гороховую и с трудом, но все-таки нашел комнату Александры Ивановны, жившей на заднем дворе у своей сестры. Я вошел и остановился, почти ничего не видя. Спиной ко мне у единственного маленького окна с мутно-зелеными стеклами стояла полная женщина. Она нагнулась над керосиновой плитой, от которой шел густой чад, застилавший комнату и наполнявший ее запахом керосина и пригорелого масла. Женщина обернулась назад и стала присматриваться. В это время откуда-то из угла выскочил и быстро подошел ко мне мальчик, в распоясанной блузе и босиком. Взглянув на него пристальней, я сразу догадался, что это идиот, и хотя не отступил перед ним, но скажу откровенно, что в сердце мое стукнуло чувство, похожее на трусость. Идиот глядел на меня бессмысленно и издавал странные звуки, нечто вроде «урлы, урлы»… — Не бойтесь, он не тронет, — сказала женщина, идя мне навстречу. Я назвал себя и упомянул про своего отца. Она обрадовалась, оживилась, разохалась и стала извиняться, что у нее не прибрано. Идиот принялся еще громче кричать свое: «урлы, урлы…» — Это сыночек мой, он такой от рождения, — сказала Александра Ивановна с грустной улыбкой. Александра Ивановна похлопала его ласково по плечу. Степан, Степан… Видите, догадался, что о нем говорят, и рекомендуется. Чтобы оказать Александре Ивановне внимание, я сказал ему: «Здравствуй, Степан» и взял его за руку. Она была холодна, пухла и безжизненна. Я почувствовал брезгливость и только из вежливости спросил: — Ему, наверно, лет шестнадцать? Мы разговорились. Грачева оказалась тихой, робкой женщиной, забитой неудачами и долгой нуждой. Суровая борьба с бедностью совершенно убила в ней смелость мысли и способность интересоваться чем-нибудь выходящим за узкие пределы этой борьбы. Она жаловалась мне на дороговизну мяса и на дерзость извозчиков, рассказывала об известных ей случаях выигрыша в лотерею и завидовала счастью богатых людей. Во все время нашего разговора Степан не сводил с меня глаз. Видимо, его поразил и заинтересовал вид моего военного сюртука. Раза три он исподтишка протягивал руку, чтобы притронуться к блестящим пуговицам, и тотчас же отдергивал ее с видом испуга. Она печально покачала головой. Есть у него несколько собственных слов, да что же это за слова! Так, бормотанье! Вот, например, Степан у него называется «Папан», кушать хочется — «мня», деньги у него называются «ТЭКи»… Степан, — обратилась она к сыну, — где твои тэки? Покажи нам твои тэки. Степан вдруг спрыгнул со стула, бросился в темный угол и присел там на корточки. Я услышал оттуда звон медной монеты и те же «урлы, урлы», но на этот раз ворчливые, угрожающие.

Боже мой, каким маленьким, жалким и униженным казался я сам себе, сходя по этим широким ступеням, устланным серым байковым ковром с красными каемками по бокам и с белой холщовой дорожкой посредине. Нужно было как можно скорее ехать. К этому меня побуждали и финансовые соображения: в моем бумажнике лежали всего-навсего гривенник и билет на один раз в нормальную столовую… Я думал получить поскорее обратные прогоны о, какая свирепая ирония заключалась для меня в последнем слове! Но оказалось, что самая трудная вещь в мире — именно получить прогоны в Петербурге. Из канцелярии академии меня посылали в главный штаб, из главного штаба — в комендантское управление, оттуда — в окружное интендантство, а оттуда — обратно в академию и наконец — в казначейство. Во всех этих местах были различные часы приема: где от девяти часов утра до двенадцати, где от трех до пяти часов. Я всюду опаздывал, и положение мое становилось критическим. Вместе с билетом в нормальную столовую я истратил легкомысленным образом и гривенник. На другой день при первых приступах голода я решил продать учебники. Толстый барон Вега в обработке Бремикера и в переплете пошел за четвертак, администрация профессора Лобко за двадцать копеек, солидного генерала Дуропа никто не брал. Еще два дня я был в полусытом состоянии. На третий день из прежних богатств осталось только три копейки. Я скрепя сердце пошел просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались «торричеллиевой пустотой» карманов, и только один сказал, что хотя у него и есть несколько рублей, но все-таки он взаймы ничего не даст, «потому что,— объяснил он с нежной улыбкой,— часто, дав другу в долг денег, мы лишаемся и друга и денег,— как сказал однажды великий Шекспир в одном из своих бессмертных произведений…». Три копейки! Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба? Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузе на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам… — Что вам угодно? Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном: — Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба… Но я далеко не был спокоен, пока приказчик широким ножом красиво резал хлеб. А вдруг,— думалось мне,— фунт хлеба стоит не две с половиной копейки, а больше? Или что будет, если приказчик отрежет с походцем? Я понимаю, можно задолжать в ресторане пять — десять рублей и приказать буфетчику: «Запиши там за мной, любезный», но как быть, если не хватит одной копейки. Хлеб стоит ровно три копейки. Я переминался терпеливо с ноги на ногу, когда его завертывали в бумагу. Как только я вышел из булочной, чувствуя в кармане теплое и мягкое прикосновение хлеба, мне хотелось от радости закричать и съежиться, как делают маленькие дети, ложась в постель после целого дня беготни. И я не мог утерпеть, чтобы еще на Невском не сунуть украдкою в рот двух больших вкусных кусков. Я все это рассказываю в почти веселом тоне… Но тогда мне было вовсе не до веселья. Прибавьте к мучениям голода острый стыд провала, близкую перспективу насмешек полковых товарищей, очаровательную любезность чиновников, от которых зависела выдача проклятых прогонов… Я вам скажу искренно, что в эти дни я все время был лицом к лицу с мыслью о самоубийстве. На другой день голод опять сделался невыносимым. Я пошел к Александре Ивановне… Степан, увидев меня, пришел в неистовый восторг. Он рычал, подпрыгивал и лизал рукава моего сюртука. Когда наконец я сел, он поместился около меня на полу и прижался к моим ногам. Александра Ивановна насилу отогнала его. Мне очень было тяжело просить бедную, испуганную суровой жизнью женщину о деньгах, но я решился сделать это. Дайте мне, сколько можете, взаймы… Она всплеснула руками. Вчера сама заложила брошку… Сегодня еще было кое-что на базар, а завтра уж не знаю, как быть… — Не можете ли вы взять немного у сестры? Александра Ивановна боязливо оглянулась кругом и зашептала с ужасом: — Что вы, что вы, дорогой. Да ведь я и так из милости живу у нее. Нет, уж лучше подумаем, нельзя ли как-нибудь иначе обойтись. Но, что мы ни придумывали, все оказывалось несбывчивым. Потом мы оба замолчали.

Сочинение деньги кончились неожиданно а до пенсии оставалось

Однажды я поехал в петербург держать экзамен. В тексте говорится о том, как однажды он поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. В тысяча восемьсот году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. На экзамене выпускнику будет предложено 3 темы на выбор: сочинение 13.1, 13.2 и 13.3. В курс «Коалиции» по подготовке к ОГЭ по русскому языку входит разбор всего материала, который пригодится на экзамене. — В 18. году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. На экзамене выпускнику будет предложено 3 темы на выбор: сочинение 13.1, 13.2 и 13.3. В курс «Коалиции» по подготовке к ОГЭ по русскому языку входит разбор всего материала, который пригодится на экзамене.

Сочинение огэ по тексту куприна однажды я поехал Сочинение на тему: «Однажды я поехал в Петербург

Его можно назвать добрым человеком. Подводя итог своим рассуждениям, сделаю следующий вывод: доброта очень важна в современном мире, с ней он станет чище и светлее. Пример сочинения 4 На мой взгляд, одним из главных качеств человека является доброта. Она основа для формирования других моральных ценностей, таких как: любовь, искренность, милосердие, благодарность. Это такая важная составляющая души, которое делает жизнь любого человека лучше. Много написано произведений о доброте в русской и зарубежной литературе. Одним из ярких примеров является рассказ А. Куприна «Чудесный доктор». В данном произведении автор повествует о трудной судьбе семьи Мерцаловых, о жестокости общества. Герои рассказа, не имея никаких средств к существованию, сталкиваются с болезнью.

Никто из окружения не помогает им. Не хватает денег на еду, что уж тут говорить о лекарствах. Главного героя, Емельяна, угнетает катастрофичное положение семьи, и, сидя в парке, подумывая о самоубийстве, он знакомится с доктором Пироговым. Доктор, будучи неравнодушным человеком, помогает этой семье. Осмотрев больную дочь, выписывает лекарства и оставляет денег. Он был единственным, кто проявил сочувствие, единственным, кто стал воплощением добра. Данный поступок не просто выручил людей в трудный период жизни, он вдохновил каждого члена семьи, вселил надежду и веру в чудо. После этого случая в семье Мерцаловых всё стало намного лучше. Емельян начал зарабатывать, его дочь выздоровела, а сыновья выучились.

Это произведение является ярким примером того, что добрые поступки влекут за собой счастье. Для совершения благих дел достаточно обладать чистым сердцем и большим желанием. Этот рассказ учит нас не быть равнодушными, учит проявлять внимание и заботу к ближнему. Александр Иванович Куприн 1870-1938 — известный русский писатель-реалист. Его творчество наполнено бесконечной любовью к родине, к природе, к человеку и ко всему окружающему миру. Нравственные качества Куприн ценит в людях больше всего. И своими произведениями он воспитывает в читателях порядочность, прививает любовь к жизни, зарождает доброту в сердцах. Ведь с малых лет благодаря книжкам мы учимся понимать, что такое добро, а что такое зло. Поэтому писатели создают для нас бесценные творения, чтобы мы перенимая опыт героев, шли по жизни достойно, не совершая ошибок.

Пример сочинения 5 Доброта, Однажды я поехал в Петербург Доброта — это неравнодушное отношение к окружающим людям, построенное на заботе, поддержке, помощи, сопереживании, отзывчивости, участии в судьбе. В чем же заключается сила доброты? Человек, который относится по-доброму к другому человеку, помогает ему не только в чем-то конкретном, но и в понимании, что в жизни можно справиться со всеми трудностями, что в мире найдется хотя бы кто-то, кто поддержит и поможет. С помощью оказанного по отношению к нему доброго поступка человек не только преодолевает те или иные испытания, но и начинает по-новому смотреть на окружающий мир и на собственное существование. Доброта делает сильнее и того, кто ее получает, и того, кто ее совершает. Доказать справедливость данной точки зрения можно, опираясь на текст А. Куприна и на читательский опыт. В тексте А. Куприна показано тяжелое жизненное положение рассказчика, у которого осталось лишь три копейки на жизнь.

Автор акцентирует читательское внимание на «томлении одиночества», которое испытывал рассказчик. Это сделано неслучайно, важно было показать, что когда герой испытывал финансовые трудности, мало к кому он мог обратиться за помощью. В предложении 55 говорится о том, что те малочисленные товарищи, которые были у рассказчика, не давали ему взаймы, «отговариваясь пустотой карманов». Не имела возможности помочь и Александра Ивановна, у которой тоже не было денег. Рассказчик признается, что тогда он чувствовал себя «заброшенным на край света, одиноким и униженным». Но отношение к себе и к окружающему миру меняется, когда рассказчик получает помочь от «дурачка» Степана, который бескорыстно отдает ему свои «тэки», которые он так бережно копил. Рассказчик признается, что добрый поступок Степана, который заставил его заплакать, помог ему понять, что «еще можно и должно жить», что есть возможность справиться с любыми трудностями, пока в мире есть любовь и милосердие. О силе доброты заставляет задуматься и рассказ В. Распутина «Уроки французского».

Учительница Лидия Михайловна проявляла доброту по отношению к мальчику-рассказчику, жившему вдали от семьи, так как она понимала, с какими трудностями ему приходилось сталкиваться в послевоенное время. Чтобы накормить ученика, Лидия Михайловна прибегала к различным методам. Так, она играла с мальчиком на деньги в «замеряшки», чтобы в случае выигрыша он мог потратить полученные средства на еду. За такой поступок директор школы Василий Андреевич уволил Лидию Михайловну, однако она нисколько не пожалела о своем поступке, поскольку она не только помогла мальчику-рассказчику в денежном плане, но и преподала ему уроки доброты, показав, что такое доброе отношение к другим людям, и доказав, что на свете всегда найдутся те, кто поможет в трудной ситуации. Подводя итоги к сказанному, можно отметить, что сила доброты заключается в любви к ближнему, в желании и стремлении помогать окружающим людям, проявляя милосердие и самопожертвование. Объясните, как Вы понимаете смысл финала текста. Сочинения к сборнику ОГЭ-2023 «36 типовых вариантов» под редакцией И.

Так же в поэме Н. На примере героев мы видим, что для каждого из них счастье представляется по-своему. Поп видит свое счастье в богатстве, покое и чести, помещик — в неограниченной власти над мужиком. Солдат счастлив оттого, что воевал и остался жив. Таким образом, по прочитанному тексту можно сделать вывод, что у каждого человека свое представление о счастье. Люди должны радоваться тому, что у них есть, совершать добрые дела, помогать нуждающимся и верить в свое счастье. Ведь счастье — это не много денег, власть и вседозволенность.

Рассуждение по тексту Ю. Коваля Проблема помощи ближнему ЕГЭ по русскому Проблема помощи ближнему-из тех, которые встают перед человечеством вновь и вновь. Этот вопрос важен в наши дни, потому что большинство людей с безразличием относятся у своим родным и помогают кому-либо ради личной выгоды. И девочка улыбается. Автор […]. Проблема философии жизни. По тексту Д. Гусевым легенда о принце Гаутаме, заставляет задуматься о проблеме философии жизни. В тексте автор повествует о юном принце, который жил в чудесном доме, прогуливался по райскому саду, был здоров и не знал нужны ни в чем. Гуатама абсолютно не представлял, что происходит за забором, отделяющим его от остального мира. Но когда юноша […]. В каких условиях он проявляется? Какого человека можно назвать героем? Именно проблему героизма затрагивает в данном тексте А. Автор размышляет над тем, что героизм […]. Рассуждение по тексту Веллера Смысл жизни: аргументы и примеры ЕГЭ по русскому Публицист Михаил Веллер обращает внимание читателей на вечный вопрос о смысле человеческой жизни. Он точно подметил то, как люди сами покрывают свои глаза пеленой. И мы к этому привыкаем. О самом поиске смысла Веллер судит как о личном выборе. Мы можем […]. Почему дети так рано повзрослели во время войны? По тексту Э. Шима Часто мне вспоминается время, когда нас, школьников, увезли из осажденного ЕГЭ по русскому Текст Эдуарда Шима заставляет задуматься над проблемой детей войны. Мирному населению в грозные годы довелось пережить голод, тяготы и лишения. Но именно с малолетними война обошлась жесточайшим образом, лишив их даже маленьких радостей детства. На долю детей войны лег тяжкий груз ответственности, им приходилось заниматься домашними хозяйством, трудиться в поле или на производстве. Вспоминая собственное […]. Сочинение по тексту деньги кончились неожиданно Лопахин — один из главных героев произведения. Он родился в семье бедного крестьянина, никто не сулил мальчику хорошего будущего. Однако Лопахин сам обучился грамоте, заработал деньги, разбогател, стал уважаемым человеком. Здесь Вы можете ознакомиться и скачать Сочинение-рассуждение Вариант 18. Деньги кончились неожиданно, а до пенсии оставалось больше недели Конечно, можно было позвонить сыну в Ленинград к Санкт-Петербургу Анна Вячеславовна так и не смогла привыкнуть и попросить прислать денег, он бы прислал наверняка, немедленно. Три образца сочинения по новому формату ЕГЭ-2022 с соблюдением всех требований экзамена. Антиквар деньги кончились неожиданно. Рассказ о том, как один опытный антиквар оказался в трудном положении. Мастер своего дела, он всегда с легкостью находил старинные предметы и успешно продавал их по высоким ценам.

Вместе с билетом в нормальную столовую я истратил легкомысленным образом и гривенник. На другой день при первых приступах голода я решил продать учебники. Толстый барон Вега в обработке Бремикера и в переплете пошел за четвертак, администрация профессора Лобко за двадцать копеек, солидного генерала Дуропа никто не брал. Еще два дня я был в полусытом состоянии. На третий день из прежних богатств осталось только три копейки. Я скрепя сердце пошел просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались «торричеллиевой пустотой» карманов, и только один сказал, что хотя у него и есть несколько рублей, но все-таки он взаймы ничего не даст, «потому что,— объяснил он с нежной улыбкой,— часто, дав другу в долг денег, мы лишаемся и друга и денег,— как сказал однажды великий Шекспир в одном из своих бессмертных произведений…». Три копейки! Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба? Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузе на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам… — Что вам угодно? Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном: — Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба… Но я далеко не был спокоен, пока приказчик широким ножом красиво резал хлеб. А вдруг,— думалось мне,— фунт хлеба стоит не две с половиной копейки, а больше? Или что будет, если приказчик отрежет с походцем? Я понимаю, можно задолжать в ресторане пять — десять рублей и приказать буфетчику: «Запиши там за мной, любезный», но как быть, если не хватит одной копейки. Хлеб стоит ровно три копейки. Я переминался терпеливо с ноги на ногу, когда его завертывали в бумагу. Как только я вышел из булочной, чувствуя в кармане теплое и мягкое прикосновение хлеба, мне хотелось от радости закричать и съежиться, как делают маленькие дети, ложась в постель после целого дня беготни. И я не мог утерпеть, чтобы еще на Невском не сунуть украдкою в рот двух больших вкусных кусков. Я все это рассказываю в почти веселом тоне… Но тогда мне было вовсе не до веселья. Прибавьте к мучениям голода острый стыд провала, близкую перспективу насмешек полковых товарищей, очаровательную любезность чиновников, от которых зависела выдача проклятых прогонов… Я вам скажу искренно, что в эти дни я все время был лицом к лицу с мыслью о самоубийстве. На другой день голод опять сделался невыносимым. Я пошел к Александре Ивановне… Степан, увидев меня, пришел в неистовый восторг. Он рычал, подпрыгивал и лизал рукава моего сюртука. Когда наконец я сел, он поместился около меня на полу и прижался к моим ногам. Александра Ивановна насилу отогнала его. Мне очень было тяжело просить бедную, испуганную суровой жизнью женщину о деньгах, но я решился сделать это. Дайте мне, сколько можете, взаймы… Она всплеснула руками. Вчера сама заложила брошку… Сегодня еще было кое-что на базар, а завтра уж не знаю, как быть… — Не можете ли вы взять немного у сестры? Александра Ивановна боязливо оглянулась кругом и зашептала с ужасом: — Что вы, что вы, дорогой. Да ведь я и так из милости живу у нее. Нет, уж лучше подумаем, нельзя ли как-нибудь иначе обойтись. Но, что мы ни придумывали, все оказывалось несбывчивым.

Сочинение деньги кончились неожиданно а до пенсии оставалось

Степан вдруг спрыгнул со стула, бросился в темный угол и присел там на корточки. Я услышал оттуда звон медной монеты и те же «урлы, урлы», но на этот раз ворчливые, угрожающие. Ее Степан заинтересовал меня, и мне пришла в голову мысль вылечить его по системе какого-то швейцарского доктора, пробовавшего действовать на своих слабоумных пациентов медленным путем логического развития. Неужели путем упорной гимнастики нельзя хотя немного укрепить и расширить этот бедный ум? Он очень обрадовался, расхохотался и закричал, указывая на куклу: «Папан!

Потом я приносил ему картинки, пробовал заинтересовать его кубиками, разговаривал с ним, называя разные предметы и показывая на них. Но, или система швейцарского доктора была неверна, или я не умел ее применять на практике, только развитие Степана не подвигалось ни на шаг. Зато он необыкновенно полюбил меня в эти дни. Когда я приходил, он кидался мне навстречу с восторженным ревом.

Он не спускал с меня глаз; когда я переставал обращать на него внимание, он подходил и лизал, как собака, мои руки, сапоги или одежду. После моего ухода он долго не отходил от окна и испускал такие жалобные вопли, что другие квартиранты жаловались на него хозяйке. А мои личные дела были очень плохи. Я провалился — и провалился с необычайным треском — на предпоследнем экзамене по фортификации.

Мне оставалось только собрать пожитки и отправляться обратно в полк. Мне кажется, я во всю мою жизнь не забуду того ужасного момента, когда, выйдя из аудитории, я проходил величественный вестибюль академии. Боже мой, каким маленьким, жалким и униженным казался я сам себе, сходя по этим широким ступеням, устланным серым байковым ковром с красными каемками по бокам и с белой холщовой дорожкой посредине. Нужно было как можно скорее ехать.

К этому меня побуждали и финансовые соображения: в моем бумажнике лежали всего-навсего гривенник и билет на один раз в нормальную столовую… Я думал получить поскорее обратные прогоны о, какая свирепая ирония заключалась для меня в последнем слове! Но оказалось, что самая трудная вещь в мире — именно получить прогоны в Петербурге. Из канцелярии академии меня посылали в главный штаб, из главного штаба — в комендантское управление, оттуда — в окружное интендантство, а оттуда — обратно в академию и наконец — в казначейство. Во всех этих местах были различные часы приема: где от девяти часов утра до двенадцати, где от трех до пяти часов.

Я всюду опаздывал, и положение мое становилось критическим. Вместе с билетом в нормальную столовую я истратил легкомысленным образом и гривенник. На другой день при первых приступах голода я решил продать учебники. Толстый барон Вега в обработке Бремикера и в переплете пошел за четвертак, администрация профессора Лобко за двадцать копеек, солидного генерала Дуропа никто не брал.

Еще два дня я был в полусытом состоянии. На третий день из прежних богатств осталось только три копейки. Я скрепя сердце пошел просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались «торричеллиевой пустотой» карманов, и только один сказал, что хотя у него и есть несколько рублей, но все-таки он взаймы ничего не даст, «потому что,— объяснил он с нежной улыбкой,— часто, дав другу в долг денег, мы лишаемся и друга и денег,— как сказал однажды великий Шекспир в одном из своих бессмертных произведений…». Три копейки!

Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба? Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузе на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака.

Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам… — Что вам угодно?

Наконец самые маленькие копошились на большой куче желтого теплого песка, лепя из него гречишники и куличи.

Няньки и бонны, собравшись кучками, судачили про своих господ, а гувернантки сидели на скамеечках, прямые, как палки, углубленные в чтение или работу. Вдруг детвора побросала свои развлечения и стала пристально смотреть по направлению входной калитки. Мы тоже обернулись туда. Рослый бородатый мужик катил перед собою кресло, в котором сидело жалкое, беспомощное существо: мальчик лет восемнадцати — двадцати, с рыхлым, бледным лицом, с отвисшими губами, красными, толстыми и мокрыми, и со взглядом идиота.

Бородатый мужик провез кресло мимо нас и скрылся за поворотом дорожки. Я заметил, как тряслась во все стороны огромная остроконечная голова слабоумного и как она при каждом толчке то падала на плечи, то бессильно опускалась вниз. В его словах мне послышалось такое глубокое и такое истинное сочувствие, что я невольно посмотрел на него с изумлением. Я знал Зимина давно: это был добродушный, сильный, мужественный и веселый человек.

Он служил в одном из полков, расположенных в нашем городе. Говоря по правде, я не ожидал от него такого неподдельного сострадания к чужому несчастию. Это же всем ясно… У идиотов ведь нет никаких высших побуждений и свойств, отличающих человека от животного: ни разума, ни речи, ни воли… Собака или кошка обладают этим качеством в гораздо большей степени… Но Зимин прервал меня. Они у них только затуманены… Живут где-то глубоко под звериными ощущениями… Видите ли… со мной был один случай, после которого, мне кажется, я имею право так говорить.

Воспоминание о нем никогда не покидает меня, и каждый раз, когда я вижу такого вот блаженного, я чувствую себя растроганным чуть ли не до слез… Если вы позволите, я расскажу вам, почему идиоты внушают мне такую жалость. Я поспешил попросить его об этом, и он начал: — В тысяча восемьсот… году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Я остановился в первой попавшейся гостинице, на углу Невского и Фонтанки. Из окон моих были видны бронзовые кони Аничкова моста, всегда мокрые и блестящие, точно обтянутые новой клеенкой.

Я часто рисовал их на мраморных подоконниках моего номера. Петербург меня неприятно поразил: все время он был окутан унылым, серым покровом затяжного дождя. Но академия, когда я впервые туда явился, прямо меня подавила, ошеломила и уничтожила своей грандиозностью. Я, как теперь, помню ее огромную швейцарскую, широкую лестницу с мраморными перилами, анфилады высоких, строгих аудиторий и навощенные, блестящие, как зеркала, паркеты, по которым мои провинциальные ноги ступали так неуверенно.

Офицеров в этот день собралось человек до четырехсот. На скромном фоне армейских зеленых мундиров сверкали гремящие палаши кирасиров, красные груди уланов, белые колеты кавалергардов; пестрели султаны, золотые орлы на касках, разноцветные обшлага, серебряные шашки. Все это были соперники, и, поглядывая на них, я с гордостью и волнением пощипывал то место, где предполагались у меня в будущем усы. Когда мимо нас, застенчивых пехотинцев, пробегали с портфелями под мышкой необыкновенно озабоченные полковники генерального штаба, мы сторонились от них в благоговейном ужасе.

Экзамены должны были тянуться более месяца. У меня не было ни одной знакомой души во всем Петербурге, и по вечерам, приходя домой, я испытывал скуку и томление одиночества. С товарищами же и говорить не стоило: все они были помешаны на синусах и тангенсах, на качествах, которым должна удовлетворять боевая позиция, и на среднем квадратическом отклонении снарядов. Вдруг я случайно вспомнил, что мой отец советовал мне разыскать в Петербурге Александру Ивановну Грачеву, нашу дальнюю родственницу, и зайти к ней.

Я взял справку в адресном столе, отправился куда-то на Гороховую и с трудом, но все-таки нашел комнату Александры Ивановны, жившей на заднем дворе у своей сестры. Я вошел и остановился, почти ничего не видя. Спиной ко мне у единственного маленького окна с мутно-зелеными стеклами стояла полная женщина. Она нагнулась над керосиновой плитой, от которой шел густой чад, застилавший комнату и наполнявший ее запахом керосина и пригорелого масла.

Женщина обернулась назад и стала присматриваться. В это время откуда-то из угла выскочил и быстро подошел ко мне мальчик, в распоясанной блузе и босиком. Взглянув на него пристальней, я сразу догадался, что это идиот, и хотя не отступил перед ним, но скажу откровенно, что в сердце мое стукнуло чувство, похожее на трусость.

Получается, что в трудную минуту юноша приходит на помощь своему другу и выражает готовность отдать самое ценное, что у него есть. В заключение хочется вспомнить известное высказывание Л. Толстого: «Без любви жить легче. Но без неё нет смысла».

Действительно, только сочувствие и любовь способны сделать людей по-настоящему счастливыми. Сострадание — это умение встать на место другого человека, способность к сопереживанию и готовность протянуть руку помощи, если потребуется. Как же проявляется сострадание? Чтобы ответить на этот вопрос, обращусь к литературным произведениям. В предложенном тексте А. Куприна умственно неполноценный молодой человек Степан проявляет сострадание по отношению к рассказчику. Когда герою нечего было есть и никто не давал ему взаймы, Степан оказался рядом и отдал своему другу несколько медных монет предложения 67-72.

Рассказчика очень тронуло поведение «блаженненького», который оказался более душевным и чутким, чем многие другие люди. Вспомним ещё одно произведение А. Куприна — «Чудесный доктор».

К примеру, в рассказе А. Он трудолюбив, терпелив, всегда верует в Бога и надеется на его помощь, верит в свое счастье.

Так же в поэме Н. На примере героев мы видим, что для каждого из них счастье представляется по-своему. Поп видит свое счастье в богатстве, покое и чести, помещик — в неограниченной власти над мужиком. Солдат счастлив оттого, что воевал и остался жив. Таким образом, по прочитанному тексту можно сделать вывод, что у каждого человека свое представление о счастье.

Однажды я поехал в петербург держать экзамен в академию генерального штаба сочинение

Александр Куприн «Блаженный ( Тэки )» читать - ( В первом издании рассказ назывался...) — В 18. году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба.
Однажды я поехал в петербург держать экзамен По тексту Платонова Шел я однажды по этому делу из госпиталя в свою часть ЕГЭ по русскому Андрей Платонович Платонов — один из удивительных мастеров художественного слова.
Сочинение ОГЭ 9.3 | С поступления Буланина в гимназию | Однажды я поехал в Петербург | Ясно Ясно ЕГ пишем сочинение без тезиса «Однажды я поехал в Петербург».
Сочинение огэ по тексту куприна однажды я поехал - Универсальный справочник - энциклопедия — В 18. году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба.
Текст ОГЭ А.И. Куприна о доброте (Однажды я поехал в Петербург..) | Гермиона. Готовые сочинения В тексте говорится о том, как однажды он поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба.

Текст куприна огэ

По тексту Платонова Шел я однажды по этому делу из госпиталя в свою часть ЕГЭ по русскому Андрей Платонович Платонов — один из удивительных мастеров художественного слова. 1однажды я поехал в петербург держать экзамен в академию генерального штаба. Полный текст:(1)Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Приехав в Петербург, главный герой решает заехать к дальней родственнице — Александре Ивановне Грачёвой.

Сочинение деньги кончились неожиданно а до пенсии оставалось

Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в академию. Образец и пример сочинения ОГЭ на тему: Однажды я поехал в Петербург держать. Смотрите видео онлайн на Смотрите сериалы бесплатно, музыкальные клипы, новости мира и кино, обзоры мобильных устройств.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий