Борис Любимов: Может, Галина Волчек и заменима, но она, безусловно, незабвенна. Сын знаменитого советского переводчика, Борис Любимов с детства был окружен писателями, литературоведами, критиками, артистами. Алексей Урусов, : Борис Николаевич, как родилась идея увековечить в Перемышле имя знаменитого переводчика Любимова? Один из тех, кто остался «над схваткой», — ректор Высшего театрального училища им. М. С. Щепкина Борис Любимов.
Любимов выразил соболезнования по поводу кончины писателя-фронтовика Бориса Жаворонкова
16 мая в 19:00 в кинотеатре «Иллюзион» состоится премьера фильма «Борис Любимов. Любимов добавил, что кончина Бориса Ивановича стала большой утратой для региона и России в целом. О незабываемых встречах со старцем обители рассказывает Борис Николаевич Любимов, заслуженный деятель искусств РСФСР, ректор Высшего театрального училища имени Щепкина. активность Орденом «За отличия перед Отечеством III ступени» удостоен исполняющий повинности ректора Высочайшего театрального училища имени а Борис Любимов.
Слушайте подкаст там, где удобно
- Газета района Таганский (ЦАО)
- Борис Любимов — последние новости
- БОРИС ЛЮБИМОВ: «МНЕ СЕГОДНЯ ПРИХОДИТСЯ РАБОТАТЬ СОВЕРШЕННО ИНАЧЕ»
- Интервью. Борис Любимов: Воспоминания о встрече со старцем Адрианом. Эфир 13.03.2022
- Авторская программа Владимира Легойды «Парсуна»: Борис Любимов
- Домой на Оку
Борис Любимов: решение Домогарова не выходить на сцену подведет театр и зрителей
Выражаем Вам признательность за многолетнюю дружбу, теплое отношение к нашему музею и всегда рады новым совместным проектам. От всего сердца желаем Вам, Борис Николаевич, крепкого здоровья, творческих идей и благополучия Вам и Вашим близким!
Производство Киностудии Малого театра, 2023 год. Продолжительность фильма — 80 мин.
Конечно, Юрию Мефодьевичу было очень тяжело в последние месяцы. Однако очень жаль», — сказал Любимов. О смерти Соломина на 89-м году жизни 11 января сообщил ТАСС со ссылкой на источник из окружения артиста. Художественный руководитель Малого театра накануне был выписан из больницы после инсульта.
С 2003 по 2007 годы — директор Государственного центрального Театрального музея им. С 2007 года — ректор Высшего театрального училища имени М.
Кандидат искусствоведения 1977. Автор более 500 научных трудов, статей и монографий. Основные работы посвящены истории русского театра, теории театра; актуальным проблемам современного российского театрального процесса и русского классического репертуара, методологии театроведения, русской литературе, а также истории Русской православной церкви, русской религиозно-философской и общественной мысли.
Русский Дон Кихот. Ректор Щепкинского училища Борис Любимов - об отце
активность Орденом «За отличия перед Отечеством III ступени» удостоен исполняющий повинности ректора Высочайшего театрального училища имени а Борис Любимов. Мария Вадимовна и Борис Николаевич любезно приняли приглашение побывать в гостях у редакции «КВ». / Фотография Борис Любимов (photo Boris Lubimov). Любимов добавил, что кончина Бориса Ивановича стала большой утратой для региона и России в целом. Ректор Щепкинского театрального училища Борис Любимов прокомментировал в беседе с RT назначение своей дочери, Ольги Любимовой, министром культуры России.
Борис Любимов - биография, новости, личная жизнь
И все впервые, кроме «Собачьего сердца», я его тоже читал в те же времена, но не от нее получил. В год моего поступления в институт она, наконец, дала мне прочитать мне уже было семнадцать лет «Мастера и Маргариту». Потом впечатления менялись, становились несколько иными, но тут что-то разверзлось. Так никто не писал.
Я помню, видимо, она увидела что-то у меня на лице, и она дала мне вторую часть с собой, чего она обычно не делала. Я помню, что бежал. Как-то по-булгаковски пошел дождик, я бежал до метро по бульвару, зажав машинопись, думаю, сейчас кто-то нападет, а я буду спасать это… Это уже не детская, юношеская романтика.
Слава Богу, никто не напал, я это прочитал дома. Но вот этот уголок Москвы еще добавился. Конечно, были и знакомые, у которых была квартира в районе Арбата, тех арбатских переулков, поэтому они мне очень дороги.
Это, конечно, мука — уничтожение Собачьей площадки, превращение ее в, как ее тогда называли, вставную челюсть — Новый Арбат. Тут просто руками можно развести от утраты дивных особняков. Всё, что сохранилось сейчас на Остоженке, Пречистенке — во славу Божию, там много оказывается вдруг дивных мест.
Тогда же всё было дивное место. Это, я думаю, было бы сейчас заповедной частью Москвы. Конечно, одна из самых горьких потерь уже на моей памяти — это храм Преображения Господня в Сокольниках, потому что это один из храмов, которые мы посещали в конце 1950-х — начале 1960-х годов, мы туда ездили с отцом.
Он на моей памяти был уничтожен, там теперь метро. Я знаю, что сейчас есть решение о восстановлении храма, но, видимо, не на том же самом месте. Вот это для меня принципиально, хотелось бы дожить до этого.
Еще один уголок — это Лаврушинский переулок: и потому, что там Третьяковская галерея, и потому, что там был действующий храм на Ордынке и были знакомые в Лаврушинском переулке, даже не считая Пастернака, с которым у отца были хорошие отношения. Тем, что я ношу это имя, отчасти я обязан Борису Леонидовичу, потому что за полтора месяца до моего рождения он читал первые главы «Доктора Живаго» и первые стихи, написанные в 1946 году, у нас дома на площади Маяковского. Были разные идеи насчет моего имени.
Одна — я должен был быть назван Михаилом в честь моего деда. А поскольку я родился на Тихона Калужского, отец, как калужский патриот, хотел назвать меня Тихоном, но настоятель храма и духовник моего отца и у меня первая исповедь и причастие были у него отец Александр Скворцов сказал: «Николай Михайлович, Тихонов сейчас нет. Сейчас все громкие и оручие».
А мама предложила, по-моему, после чтения стихов у нас дома: «Давай назовем Борисом». Так я стал Борисом. Позднее, мне кажется, в середине 1950-х годов как-то они меньше общались, поэтому Лаврушинский переулок у меня никак не связан с Борисом Леонидовичем, даже не знаю, в каком подъезде он жил, а снова восстановились отношения более-менее крепкие после истории с «Доктором Живаго» — и потому, что, понятно, отец не выступал против но его особо и не спрашивали , и потому, что он его поддержал и телефонными звонками, и потом, что самое главное, — работой.
Первая работа, которая напечатана Пастернаком после всей этой истории, — это перевод «Стойкого принца» в двухтомнике Кальдерона. Тогда сразу после этой истории власть искала возможности, как, с одной стороны, не дать Пастернаку печататься, а с другой стороны — дать. Перевод — это был вполне возможный вариант.
Отец был редактором этого двухтомника. Старый перевод не годился, а новый, он сказал, на уровне «Стойкого принца» может сделать только один человек — Пастернак. Ему сказали, конечно: «Нет, но давайте попробуем».
Позвонили в ЦК, а там, наоборот, очень этому обрадовались — вот, мы перед заграницей скажем: «Кто у нас Пастернака трогает? Отец послал ему поздравительную телеграмму к семидесятилетию, и свое семидесятилетие он, видимо, в разных местах праздновал, но одно из празднований было — Пастернак, Ольга Всеволодовна Ивинская, отец и покойный переводчик Константин Богатырев. Для меня это было тоже одной из таких узловых станций.
В одиннадцать лет я всё-таки прочитал «Доктора Живаго», который мне тогда совсем был недоступен, совсем, совершенно эта форма романа меня тогда не тронула. А стихи пленили даже одиннадцатилетнего. Живьем я видел Бориса Леонидовича один раз и до сих пор себе своей застенчивости простить не могу.
Я катался на лыжах по Переделкино, это был март 1959 года, и вдруг мой товарищ, житель Переделкино, сказал: «Вон Пастернак». Мы катались недалеко от его дачи. Была весна, он был в пальто, без шапки, мне кажется, собака у него была.
Мне безумно хотелось к нему подъехать и сказать, как я его люблю, как семья моя его любит, и я уверен, что ему бы это очень помогло — потому что это говорит ребенок, потому что он достаточно чувствовал свою изолированность, одиночество. Оно выражено в одном из последних его стихотворений: «Я пропал, как зверь в загоне», — в это самое время. Но от застенчивости, от стеснительности не подъехал.
До сих пор я думаю, что всё-таки оправдание есть, конечно, но застенчивость и стеснительность далеко не всегда являются добродетелью. Иногда это надо преодолевать и говорить человеку то, что ты на самом деле чувствуешь. Даже лауреату Нобелевской премии иногда бывает это важнее, чем дебютанту.
Потом — тоже узловая станция. Родители взяли меня на похороны Пастернака. Я думаю, что я — один из последних свидетелей этих похорон.
Потом еще, конечно, точки, связанные с московскими храмами. Первый храм — это храм Воскресения Словущего в Филипповском переулке, где меня крестили, где отец входил в близкий круг настоятеля, был едва ли не председателем так называемой двадцатки. Мы стояли обычно службу в алтаре.
Так что мое детское восприятие, кроме самого раннего детства, — это пребывание в алтаре, где я в свои семь-восемь лет отстаивал всенощную. Справка о крещении Бориса Любимова Опять же всё относительно: в 1990-х годах настоятелем этого храма был старейший тогда по возрасту священник города Москвы отец Василий Серебренников, он скончался в 1996 году в возрасте под девяносто лет. А я помню, как он пришел в этот храм в 1955 году вторым священником, и во время богослужения он запнулся, отец Александр сделал ему какое-то кроткое замечание.
Какой же я старый, если я помню одни из первых шагов старейшего священника города Москвы! Когда мы переехали на «Аэропорт», конечно, «Сокол» был рядом, так что туда тоже ходили. А начиная с 1961 года — это храм Иоанна Предтечи на Пресне.
Я помню тогдашнего настоятеля храма, одного из старейших тогда священников Москвы, отца Дмитрия Делекторского, дивного регента Германа Николаевича Агафонникова, ставшего другом моего отца. Туда пришел молодой священник отец Георгий Бреев в 1967 году, в 1972-м мы с ним познакомились. Он с молоденькой матушкой Наталией у нас был дома, а потом мы у них были.
И опять узловая станция. К этому опять же можно относиться как к случайному совпадению, хотя Федор Степун писал, что случай — это атеистический псевдоним чуда. Как я любил яковов диаконов , так отец мой любил регентов, у него было три друга регента: Герман Николаевич Агафонников, Виктор Степанович Комаров тогда старейший регент Москвы и в Киеве гениальный регент Михаил Петрович Гайдай во Владимирском соборе, просто великий дирижер.
Так вот, вечером мы были у отца Георгия. Так получилось, что утром я был у одного своего духовного отца, вечером — у другого, а на следующий день я пошел в военкомат и ушел в армию на год. Вот так, не выстраиваешь себе жизнь, а жизнь тебя выстраивает.
Как-то я с дочерью и внуками ездил к отцу Георгию в Крылатское, они исповедовались и причащались. И я подумал: это очень редкий случай. И не только потому, что мы знакомы сорок три года, это не рекорд для книги Гиннеса, хотя не очень много сейчас прихожан, которые могут сказать: «Я сорок три года знаком со своим духовным отцом».
Но это четвертое поколение. Мой отец, я с женой, дочь, внуки — четыре поколения, которые лечатся у врача, или четвертое поколение, которое учится у учительницы в школе, или четвертое поколение, которое учится на кафедре филологии в таком-то институте, или четвертое поколение, которое исповедуется и причащается у одного священника. Для меня это очень важно, потому что я вообще считаю одной из трагедий истории России, и не только XX века, но и всей, — ее прерывность.
У Шульгина есть книга «Три столицы» — это же многовато для одной страны. Кто сейчас может сказать: «Я живу в доме, в котором восемьдесят лет назад жили мои родители»? Мы переезжаем из города в город, с улицы на улицу.
Нет той златой ветви, цепи в кольчуге, где одно колечко вяжется на другое. Конечно, так не может быть, чтобы всё всегда передавалось по прямой линии, но когда есть какие-то связующие скрепы, это очень важно. Я, уже находясь в том возрасте, в каком я нахожусь, стоял и умилялся: вот уже четвертое поколение моего рода причащается и исповедуется у одного священника.
И это одно для меня из очень важных и немногих свершений в жизни. Что-то должно быть сохранено. Это может быть книга, которая переходит из поколения в поколение, крестик, который носила твоя бабушка, который потом достанется твоим внукам.
У меня есть одна среди многих книг, которые достались мне от отца, очень важная принципиально. К сожалению, не знаю, кого из моих родственников. Ей сто шестьдесят лет, это не самая старая книга в библиотеке.
Это богослужение Пасхальной Недели. На этой книге написано: «Эту книгу мне подарила такая-то, когда я уходил на военную службу». И там потом подпись.
Судя по надписи, ничего потом не произошло, потому что, если бы произошло, он бы писал: «Это такая-то, ставшая моей женой». Значит, почему-то не сложилось. Но дело в том, что дата там —1854 или 1855 год.
А на военную службу куда? В Крым, где шла Крымская война. Кто-то из твоих предков уходит на войну, и ему что тогда дарили благочестивые девушки?
Дарят ему богослужение Пасхальной Недели, «смертию смерть поправ». Сейчас даже не об этом, богословском смысле, и не о взаимоотношениях, судя по всему, там ничем не закончилось. Но просто о том, что ты по этим каким-то точкам можешь восстановить что-то происходившее в твоей семье.
Что-то передается хотя бы на сто шестьдесят лет. Я не говорю на тысячу, куда там. Хотя бы этот дом в Вологде, который я увидел, и это событие XIX века: ты не увидишь своих предков ни в кольчуге, ни в лаптях, но представить себе, что всего сто тридцать лет назад бабушка, которую ты видел, ты ее мягкие щеки целовал, вот она здесь бегала девочкой, — это, мне кажется, чрезвычайно важно.
Хорошо, если ты что-то можешь передать по линии культуры, по линии любви — кто в литературе, кто в живописи, кто в музыке, и никогда не буквально. Нельзя, чтобы твой внук любил Чайковского, если ты тоже любишь Чайковского, а Рахманинова не любил и наоборот. Он будет по-другому это любить и другое любить в Чайковском.
Как у Фета: «Ряд волшебных изменений милого лица». Милое лицо должно обязательно волшебно изменяться, но оно должно оставаться милым лицом, тем же лицом. Вот это очень существенно.
Если я что-то смог сделать для того, чтобы какие-то духовные связи продлились на срок больше сорока лет, а в масштабах одной жизни это достаточно большой срок, — это одно из тех немногих достижений, которые можно записать себе: «Вот это произошло». Хотя нет ничего страшного, если дети исповедуются и причащаются у другого священника, внуки у третьего, правнуки у четвертого. Но когда это есть, то это, уверяю вас, у деда вызывает особое чувство.
История рубиновой свадьбы — Расскажите про женитьбу в той мере, в которой это возможно. Как вы встретились, как это всё происходило? Вообще про жену, это же важно.
Я уже говорил о том, что мой отец когда-то был знаком с бабушкой и дедушкой моей жены. После войны, по-моему, отец брал интервью у Василия Ивановича Качалова для какого-то зарубежного издания. Так что какие-то связи были, но потом они были утрачены.
Когда я поступил в ГИТИС, я очень быстро подружился с Алексеем Вадимовичем Бартошевичем, сводным братом моей жены, тогда он был одним из самых ярких молодых педагогов ГИТИСа, а сейчас он один из крупнейших и старейших наших театроведов. Как-то, когда я учился на третьем курсе, была защита диссертации одного из наших общих знакомых, на которую пришел отец моей будущей жены вместе с ней. Она была студенткой первого курса школы-студии МХАТ, и ее сводный брат, мой друг, нас познакомил.
Надо сказать, оба мы тогда друг другу не понравились. Во всяком случае, никаких решительных шагов, продолжения не было. Не то чтобы не понравились в смысле обозлились друг на друга, но просто познакомились и познакомились, пошли дальше.
Я знал о ее существовании, она знала о моем существовании. Это опять одна из узловых станций: отец мой страшно подружился с ее отцом. Их познакомил Алексей Вадимович Бартошевич.
Отец был очень увлечен книгой воспоминаний о Художественном театре отца моей будущей жены Вадима Васильевича Шверубовича, которая тогда была еще в машинописи. Он ее прочитал, страшно увлекся, они познакомились и подружились. Я думаю, что для моего отца в последние годы жизни Шверубович был одним из самых, если не самым близким ему человеком.
Вероятно, так же относился к нему и Вадим Васильевич. Отцы дружат или, во всяком случае, приятельствуют. Притом что московская тусовка, хотя слово это тогда не употреблялось, тесная, круг маленький, но всё равно не случалось.
Так было года до 1973-го, я тогда вернулся из армии. И опять на какой-то премьере Алексей Вадимович Бартошевич нас как бы познакомил. Мы приятно улыбнулись и опять разошлись примерно на месяц.
А вот дальше Алексей Вадимович мне позвонил и сказал, что у его отца собираются гости, не хочу ли я прийти тоже. Я пришел, и вот тут мы уже познакомились, было хорошее гостеприимное застолье в этом доме, где я теперь живу уже тоже сорок лет. И вот тут всё и началось.
Примерно через год, наверное, мы поженились, а через какое-то время венчались в Коломенском. Это был год 1980-й. Через какое-то время родилась у нас дочь.
Так что родилась она уже в венчанном браке. Это какая, рубиновая свадьба называется, да? Я не специалист по этой части, но серебряная уже давно позади, значит, какая-то рубиновая, до золотой еще далеко.
Надо сказать, что я переехал в эту квартиру из московского пространства, получается, что еще одна ветка очень существенная. Я говорил о том, что я очень любил выход на Тверскую, и я любил и выход направо по Садовому кольцу. Вообще я очень любил Садовое кольцо.
Если совсем туда, то Парк культуры, но главный парк для меня был — зоопарк. Любовь к животным, точно думаю, унаследована от родителей, но она у меня была и остается принципиальной. Я бы сказал, что я ее пытаюсь богословски обосновать.
Мне кажется, что, как сказано у Достоевского: «Смеющийся ребенок — луч из рая», контакты с животными — это тоже луч из рая, это из того времени, когда не было первородного греха, когда все были вместе. Если ты можешь установить какую-то связь с каким-то животным, для меня это — прообраз прошлой или будущей райской жизни. Одно время у нас дома, когда я жил на метро «Аэропорт», жила кошка с поразительной интуицией, между прочим, по отношению ко мне.
Она не шла ни какие контакты, когда ты навязываешь ей ласку, любовь и так далее. Во-первых, ей нужно было утром обязательно зайти, поздороваться, это как штык — открывается дверь, неслышные шаги, прыжок, и она уже у тебя на груди, попела, объяснилась в любви и ушла, больше не приставай. Если какие-то у тебя неприятности — школьные, любовные, служебные, вот тут она твоя абсолютно, она к тебе приходит, не то что утешает, но вот она с тобой.
Когда я ушел в армию, она у нас прожила пятнадцать лет, а так ей было лет семнадцать. Я был уверен, что всё, и я о ней не спрашивал в письмах принципиально. Когда я прилетел в командировку, выяснилось, что она еще жива.
Она уже не вставала, так на стуле в столовой и лежала. Я пришел, выдвинул стул, поздоровался с ней. Она из последних сил ко мне потянулась, мяукнула и на следующий день скончалась.
Опять же можно сказать — случайность, подумаешь, мы же материалисты. Но я говорю о том, что было. Дом, в котором я жил, — собачий дом.
Недаром Есенин писал о собаке Качалова, и у нас висит картина, на которой нарисована собака Качалова Джим. У нас всегда была или одна, или две собаки вплоть до последнего времени. И я глубоко убежден, что в этом — стремление даже не просто доставить себе радость, это еще ладно, а установить контакт, чтобы он, гад, тебя понял, а ты понял его.
Я своему, уже покойному, самому любимому псу говорил: «То, что ты всё понимаешь, что я тебе говорю, в этом я абсолютно убежден, но почему ты не можешь сказать мне это по-человечески? Но то, что говорят и пес, и кот, — для меня это было важно. Когда я это увидел во МХАТе, я был счастлив, что мой отец перевел эту пьесу, это была одна из любимых его пьес.
Для меня было важно: значит, это возможно, они будут с нами говорить, а мы будем говорить с ними. То же самое, конечно, относится к «Маугли». Когда я ходил в зоопарк, я больше всего, понятно, любил хищников, лошадей, но я любил даже гадов, крокодилов, змей.
Мне кажется, в этом есть некая религиозная правда, я готов ее отстаивать. Не дай Бог обожествлять, никакого культа собаки здесь быть не должно. А в предначинательном псалме, которым открывается вечернее богослужение, есть слова: «змий сей, егоже создал еси ругатися ему» Пс.
Представляете себе эту картину, когда есть и змей, с которым ты играешься? Поэтому питон Каа — это глубокая идея, на мой взгляд. Может быть, поэтому, когда я стал заниматься религиозной философией, богословием, меня тянуло к русским мыслителям, будь то Владимир Соловьев, будь то отец Сергий Булгаков о котором писал больше всех, и первое издание в России его книги «Утешитель» вышло с моим послесловием , будь то отец Павел Флоренский и Франк, при всех их, может быть, уклонах к пантеизму, я это прекрасно понимаю, но некая правда в этом уклоне к природе есть.
Бог сотворил этот мир, он прекрасен изначально. Мне кажется, если эта интуиция есть в тебе, то это еще и твое счастье, в этом не просто твои домыслы, но в этом есть некая религиозная и богословская правда. Недаром я так любил все жития святых, где участвуют животные: «Герасим и лев», когда львы себя ведут хорошо, волки, например, всё, что связано с Фролом и Лавром.
Мне могут сказать, хмыкнуть просвещенные православные, что всё это — церковный фольклор. Но я люблю этот фольклор. Есть один из покровителей животных, святой, связь которого с животными очевидна, по-моему, святитель Модест Иерусалимский.
Его память празднуется в конце декабря. Опять же «нимало вопреки глаголю», но если бы я нашел такую икону XVII века, где святитель с собаками, я бы ее приобрел и не постеснялся бы. Так вот, для меня, если ноги родительские заворачивали направо в сторону зоопарка, это было счастье, поэтому я эту сторону Садового кольца люблю.
Сейчас я живу почти в двух шагах, напротив американского посольства, эти переулки, улицы — Поварская, Никитская и дорога к ГИТИСу, с которым я связан уже пятьдесят лет пятьдесят лет, как я поступил, и сорок лет, как преподавателем был взят в штат , — тоже часть моей Москвы, которую я очень люблю, которая связана еще с моей женой, с моей семьей, с дочерью, с внуками, которые там не живут, но часто приезжают. Когда недавно внуки заехали к нам, мы гуляли, прошли по нашему садику, и внук сказал, что это одно из любимых его мест, мне это тоже важно. Будет он там жить когда-нибудь, нет, пускай он запомнит это место, это существенно.
Церковный круг — Расскажите про этот церковный круг, про отца Георгия. Как это всё происходило в те годы, когда еще ничего было нельзя, но вы были молодые? Какая была эта церковная жизнь?
Как ходили в храм? Жена ваша была тоже из церковной семьи, у нее тоже какая-то преемственность? Мы в 2001 году туда ездили.
Не знаю, как сейчас, но тогда на доме, где они жили, висела мемориальная доска, а с другой стороны, мы дали денег на памятник. Всё-таки какая-то память об отце Шверубовиче жила там. Во всяком случае, одиннадцать лет назад, не знаю, как сейчас.
Может быть, я в этом смысле был активнее, в большей степени воцерковлен. К моменту нашей свадьбы отец мне стал передаривать свою сначала религиозно-философскую, а потом уже и богословскую литературу. Дело в том, что у него по его издательским связям было почти всё, что выпускала Московская Патриархия с конца 1960-х годов, включая «Журнал Московской Патриархии».
У меня и сейчас стоят все Минеи, все издания Псалтири, все богослужебные издания.
Также липчане интересовались: сможет ли выпускник провинциального вуза и актёр из периферии по уровню сравниться со столичным? Любимов ответил однозначно: таланты есть везде. В уровне актёрской игры в периферии есть достаточное количество профессиональных и одарённых актёров.
Это опять-таки не хорошо и не плохо. Если говорить о моей педагогической деятельности, у меня была счастливейшая жизнь в семидесятые годы. Я тогда только вернулся из армии, был счастливый, весёлый и радостный человек. Таким и прожил с тремя курсами подряд все семидесятые до начала восьмидесятых годов. И эти отношения у нас сохранились до сих пор. Я недавно встречался с курсом, в который пришёл ровно 50 лет назад.
И эти «ребята» — просто погодки со мной, им уже за 70 лет, этим «студентикам». Восемь человек и я девятый. Мы сидели за столом будто 50 лет назад. А с последующим курсом у меня были тоже прекрасные отношения, но они между собой практически не общаются. И мы ни разу не собрались. А со следующим — опять регулярно, раз в 5 лет встречаемся. А потом пришли восьмидесятые годы, перестройка, и стало интереснее у телевизора, посмотреть результаты какого-то первого съезда народных депутатов. Появилось огромное количество литературы, которую можно было прочитать, от Гумилёва до Ахматовой и Солженицына. На семинаре, восьмидесятые-девяностые годы, было всё хорошо, и были короткие отношения, добрые, тёплые, но не зацепились. Или если зацепился, то с одним-двумя на курсе.
А потом пришло начало 2000-х годов, и у меня опять было три курса подряд. Забыть не могу, как было с ними хорошо. С некоторыми из них я и сейчас продолжаю дружить, общаться, и мы даже вместе работаем. А десятые годы мне друзей не добавили. Получилась синусоида. Годы идут, я меняюсь, студенты меняются. Я думаю, так каждый педагог может о себе сказать, а тем более такой старый, как я. Если взглянуть на наше сегодняшнее образование, можете ли Вы сформулировать, что сейчас является его основной задачей? Знаете, в музыке я очень люблю ноту «ре» — ремонт, реставрации, реконструкции. Я сейчас отчасти живу в Щепкинском училище из-за этой ноты.
В какой-то степени это связано с историческим моментом в судьбе нашего государства. Потому что мы занимаемся в очень большом мире реконструкцией и реставрацией нашего исторического пути. Поэтому важно для России, как мне кажется, с одной стороны — строительство нового — «всё творю, всё новое», как сказано в Священном Писании. Это жильё, дороги, новые театры, новые стадионы, новые музеи, новые аэропорты, новые магазины, новые санатории и так далее. Да, новое. Но это и реставрация, реконструкция тысячелетнего пути страны. Я совершенно захлебнулся от восторга, побывав в Домбае, в котором не был 60 лет. Я увидел, как изменились дороги, как изменились санатории, как изменились рестораны, появилась канатная дорога. И ты понимаешь, сколько ещё нужно сделать, чтобы реконструировать, реставрировать, отремонтировать и построить. Задача, мне кажется, нашего образования — это, с одной стороны, увеличить, осмыслить.
Я говорю о гуманитарном образовании, думаю, что это касается и технического тоже. В годы, когда я учился, у нас была такая тоненькая ниточка от Пушкина до Горького со всеми поправками на советскую идеологию. Те, кто остался в СССР, тех можно печатать. Тех, кто уехал, — нельзя. А потом мы должны были научиться включить в историю и Бунина, и Набокова и так далее, вплоть до наших современников, и найти каждому своё место в этой огромной таблице Менделеева, которая является русской культурой, отменить которую невозможно. Здесь же и разные религии, которые существуют на территории нашего государства. Найти всему этому место и определить ближайшее будущее в той сложнейшей исторической ситуации, в которой мы сейчас находимся — это в большей мере задача образования. Сначала школьного, потом университетского. При этом мы не должны качаться, как маятник, а найти единственно верный генеральный путь. Это очень сложно, но необходимо.
И я понимаю, как сложно сейчас учителям. Появились люди, которые готовы, воспользовавшись ситуацией, выскочить и наговорить кучу слов наоборот. Вопреки тому, что говорилось в девяностые, нулевые, десятые. Наоборот никогда не будет хорошо. И они на самом деле не специалисты, это тоже люди мнения, только мнения наоборот. А вот те, которые смогут действительно найти внятный ответ на запросы времени, на них и надежда. Борис Николаевич, а что Вас самого вдохновляет? Что Вас держит на плаву, что радует?
Прежде этим занималось само министерство.
Председателем «Российского фонда культуры» является режиссер Никита Михалков. Помимо Бориса Любимова, отца министра, театроведа и театрального критика, в совет фонда также входят председатель синодального отдела по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда, депутат Сергей Шаргунов и дирижер Юрий Башмет. Все они являются учредителями фонда. Также в совет входит экс-глава Минкультуры, а ныне — помощник президента Владимир Мединский.
Борис Любимов, Валерий Кипелов и Тамара Синявская получили награды и звания
Сын легендарного советского переводчика, он с детства был окружен людьми незаурядными — писателями, критиками, литературоведами, артистами. Ректор Щепкинского театрального училища, заместитель художественного руководителя Малого театра, заведующий кафедрой истории театра России в ГИТИСе, заслуженный деятель искусств России, кандидат искусствоведения, профессор Борис Николаевич Любимов в коротких, а зачастую и продолжительных встречах-интервью рассказывает о людях, сформировавших его, о тех, кого сам он мог бы назвать своими учителями. Александр Исаевич Солженицын вошёл в жизнь нашего героя с юных лет, когда Борис Николаевич устроился на работу осветителем в «Современник», где тогда хотели ставить пьесу Солженицына «Олень и шалашовка», уже позже были личное знакомство с писателем и спектакль «Пир победителей» в Малом театре.
Он должен «умереть» в авторе и каждый раз быть разным. Он обладал удивительным свойством — постоянно меняться, но каждый раз говорить таким языком, на котором говорил бы автор, если бы он писал по-русски.
Виктор Ланчиков 22 13 Доклад об одном из учителей Любимова — Борисе Александровиче Грифцове, подготовил Дмитрий Александрович Беляков, кандидат филологических наук, доцент кафедры отечественной и зарубежной литературы Переводческого факультета Московского государственного лингвистического университета совместно с Анастасией Веденеевой. Борис Грифцов был специалистом по французской культуре, искусствоведом, литературоведом и переводчиком, во многом повлиявшим на Николая Любимова.
Орденом «За заслуги в культуре и искусстве» отмечены актриса кино и Академического театра комедии имени Н. Орденом Дружбы — актер кино и Московского академического театра имени Вл.
Знаком отличия «За наставничество» за заслуги в профессиональном становлении артистов вокального жанра награждена оперная прима и заведующая кафедрой вокального искусства ГИТИСа Тамара Синявская.
Знаком отличия «За шефство» за отличия в высококлассном становлении лицедеев певческого киножанра вознаграждена оперная экземпляр и начальница кафедрой певческого художества ГИТИСа Тамара Синявская. Понравилась новость?
Поделись ею в социальных сетях, чтобы друзья были в курсе.
Содержание
- Последние события
- БОРИС ЛЮБИМОВ: «МНЕ СЕГОДНЯ ПРИХОДИТСЯ РАБОТАТЬ СОВЕРШЕННО ИНАЧЕ»
- Папа Министра культуры РФ о том, кто придёт на смену | Евгений Барханов | Дзен
- Премьерный показ документального фильма «Борис Любимов. 10 встреч»
Николай Любимов: разговор о переводе и переводчике
Сегодня Любимов является ректором Щепкинского театрального училища, замхудрука Малого театра, преподавателем ГИТИСа, заслуженным деятелем искусств РФ и профессором. Сегодня Любимов является ректором Щепкинского театрального училища, замхудрука Малого театра, преподавателем ГИТИСа, заслуженным деятелем искусств РФ и профессором. Сергей Собянин поздравил с 70-летием ректора Высшего театрального училища имени М.С. Щепкина заслуженного деятеля искусств РСФСР Бориса Любимова.
Борис Любимов: театральная критика сейчас находится на задворках задворок
Один из тех, кто остался «над схваткой», — ректор Высшего театрального училища им. М. С. Щепкина Борис Любимов. Интервью ректора ВТУ (института) М.С. Щепкина Бориса Николаевича Любимова журналу «Авансцена». Представят картину 16 мая главный герой фильма Борис Николаевич Любимов и режиссер Денис Бродский. Ректор ВТУ имени М.С. Щепкина, профессор Борис Любимов подчеркнул, что он очень рад поручению Президента России, которое касается проведения пилотного проекта по реформе. 16 мая состоится премьера документального фильма о заместителе художественного руководителя Государственного академического Малого театра Борисе Любимове. Борис Любимов: Может, Галина Волчек и заменима, но она, безусловно, незабвенна.