Ольга Мироновна становится главным помощником Александра Зиновьева, она – первый слушатель, единственный стенографист, наборщик текстов, корректор и редактор. DescriptionЖена философа А.А. Зиновьева Ольга Мироновна
Вдова философа
Мы находимся в полной финансово-экономической зависимости от Запада.. RU" 10. Во всех остальных сферах развития, по моему мнению, мы уже давно находимся на задворках мировой истории, превратившись в аграрно-сырьевой придаток развитых стран Запада и США. О том, что советская система была жизнеспособна, а СССР разрушили извне: "... Эта жизнь, существовала. Она, может быть, и продолжала бы существовать. И она не разрушилась сама по себе. Разрушению советской жизни поспособствовали извне...
Прежде всего отношение к народу как к чему-то целому, где не делятся, не происходит расслоения в буквального смысле этого слова. Оно было, естественно, но возможности того же самого социального лифта, в Советском Союзе были, это работало. Это работало блистательно...
С Эрнстом вообще дружили взахлеб в своё время он посещал лекции на философском факультете МГУ и быстро подружился с фронтовиком, лётчиком штурмовой авиации Александром Зиновьевым. Дело в том, что вся послевоенная когорта фронтовиков, которые увидели жизнь другой, другие страны, представления, народы и ценности и вернулись домой, уже критически настроенными, но с громадным желанием двигаться, работать, восстанавливать страну. Делать все возможное, чтобы избавиться от балласта свинцовой тяжести идеологии, которая ощущалась везде. Мастерская Эрнста была проходным двором для всех служб, какие только существовали. И вот когда начались наши проблемы, мы поняли, откуда они произошли. Часть рукописи «Зияющих высот», которую Зиновьев показал Неизвестному, оказалась в Англии, у Жореса Медведева, который прислал нам обычную открытку по почте: «Отличный роман, читаю с удовольствием и так далее». Вот тогда нас и начали выталкивать.
Нам регулярно, как сейчас рекламу, опускали в почтовый ящик приглашение из Израиля. Чтобы дезавуировать русского человека, нужно было доказать, что русский писатель-то он все-таки еврей. Нам методично с разных сторон намекали — главное уехать. Но Зиновьев, пронзительно русский человек, не хотел уезжать с Родины. Когда его выдвигали в Академию наук, он с гордостью писал в анкете — «русский». Знаете, что ему сказали на высокой комиссии? Зиновьев понимает о чем идет речь. Молча снимает пиджак, расстегивает ремень, верхнюю пуговицу брюк. До изумленного ученого совета доходит, что сейчас неминуемо произойдет, и они испуганно просят остановиться. Таким абсолютно свободным Александр Зиновьев был всегда.
Дверь на ключ мы не закрывали, чтобы не бегать открывать. Владимир Войнович привел к нам удивительно светлого человека - Венечку Ерофеева. Венечка пришел ошеломленный «Зияющими высотами», сидел на кухне и буквально в упор рассматривал Александра. Два русских писателя тогда открыли друг друга. Они абсолютно сошлись - как замок и отмычка. Венечка регулярно приезжал из своих Петушков, и они буквально кричали, когда разговаривали, спорили до хрипоты, выкрикивая свою русскую судьбу - быть талантливыми, яркими и задвинутыми в угол. Одной из первых фраз, которую Венечка произносил, когда приходил, была — давайте быстрее разговаривать, пока меня не напоили. Он был ярко талантлив, что очень нервно ощущала окружающая его среда и делала все возможное, чтобы погубить этого русского гения... Когда речь идет о Марке Захарове, о Марке Розовском, то всегда так получалось, что любые конфликты, если они с ними были, всегда превращались для них в какую-то индульгенцию и привилегии. И это отношение продолжается по сегодняшний день.
Либеральная тусовка делает все возможное, чтобы русского феномена не было в истории, литературе, музыке, искусстве. Вылетаете через неделю». Мы спрашиваем: «А почему ФРГ, почему такая спешка? Он нам говорит: «Если не хотите вылетать сейчас все вместе, мы по отдельности этапируем вас в разные лагеря. Лишим родительских прав. Дочь отошлем в самый поганый, - он так откровенно и сказал «в самый поганый», - детский дом. Дадим ей другое имя и фамилию». Мы забрали паспорта и на выходе поинтересовались, почему всё же так быстро. И он, глядя на меня, отвечает: «Иначе вы всех наших агентов изувечите». Хотя конечно же было и другое объяснение, с которым мы ознакомились уже в Мюнхене.
Я поджидала его у окна и видела, как его привезли на машине. Потом слышу, как он бежит по лестнице. Он никогда не ходил, всегда стремительно и всегда бегом. Уже собираюсь открывать дверь и слышу, какая-то возня на лестничной клетке. Огромный мужик, претворяясь пьяным, душит моего мужа. Сан Саныч был очень спортивным, увлекался боксом, но свалить этого медведя он явно не мог. Тот молча терпит удары, сопит и душит. Я в ужасе кидаюсь на кухню и ищу, что бы такое мне схватить. Понимаю, что мясорубка слишком большая: я ее не удержу. Нож — нельзя.
Если я зарежу человека, то нам всем крышка, припишут то, на что нас, собственно, и провоцируют. И тут я вижу тяжеленный латунный пестик в ступе. Хватаю этот пестик и несусь на лестницу. Замахиваюсь, понимая, что главное не попасть по голове, и со страшной силой ударяю ему по плечу. Раздается страшный хруст. Рука у него падает плетью, он отпускает Зиновьева, смотрит на меня совершенно трезвыми глазами: «Во дает». Сыпля проклятьями, спускается на лестничный пролет и опять: «Во дает! А снизу его уже товарищи ждут.
После экскурсии гостей пригласили в преподавательскую аудиторию семинарии для традиционного русского чаепития и беседы. На встрече с преподавателями семинарии Ольга Мироновна Зиновьева рассказала о проектах Биографического института Александра Зиновьева, о планах по празднованию 90-летияА. Зиновьева в 2012 году. Между участниками встречи состоялся обмен мнениями о ходе философского конгресса в Нижнем Новгороде, в том числе об итогах работы «круглого стола», который был посвящен предстоящему юбилею. Со стороны Семинарии во встрече приняли участие иеромонах Лаврентий Собко , заведующий кафедрой Церковной истории, кандидат философских наук Даниил Викторович Семикопов, кандидат богословия, заведующий библиотекой Алексей Владимирович Дьяконов, которые познакомили собравшихся с насыщенной интеллектуальной жизнью Семинарии, рассказали об образовательной деятельности в учебном заведении.
Со стороны Семинарии во встрече приняли участие иеромонах Лаврентий Собко , заведующий кафедрой Церковной истории, кандидат философских наук Даниил Викторович Семикопов, кандидат богословия, заведующий библиотекой Алексей Владимирович Дьяконов, которые познакомили собравшихся с насыщенной интеллектуальной жизнью Семинарии, рассказали об образовательной деятельности в учебном заведении. Интересным фактом для гостей стала информация о работе философского кружка при Семинарии, в заседаниях которого помимо семинаристов и преподавателей участвуют студенты нижегородских вузов. В знак признательности О. Зиновьева подарила Библиотеке Нижегородской духовной Семинарии часть корпуса логических работ А. В дарственном адресе Ольга Зиновьева отметила: «Сегодня Русская Православная Церковь является безусловным хранителем духовной и интеллектуальной традиции Российской Государственности, играет большую просветительскую роль в воспитании народа и возрождении культуры нашей Родины».
В Рязань приехала почётный президент общества «Россия – Германия» Ольга Зиновьева
И идеология на сегодняшний день, это то лекарство, которое может спасти русский народ, и сделать его субъектом истории, это уже моя отсебятина. И поэтому Зиновьев заключал, что должна появиться группа людей, которая займется вот этими самыми вопросами. Но в конце он подчеркивал, что эта группа людей ни в коем случае не должна быть во власти, не должна участвовать в борьбе за власть — это исключительно группа интеллектуалов, которая в клубной манере должна все эти вопросы формулировать, артикулировать, прописывать. У меня, кстати, вопрос к Ольге Мироновне. Может, вы за Зиновьева ответите. Наверное, ответите, потому что кто, как не вы. Где партия, которая не занимается политикой, а занимается идеологией, возьмет опыт политической борьбы, ресурсы, актив человеческий, именно практической политики, не интеллектуальной? Интеллектуальный актив, как правило, себя показывает не очень хорошо — ни один из русских интеллигентов-патриотов Донецка не участвовал в Русской Весне в 2014 году. В Русской Весне участвовали люди действия, у которых есть какой-то единый идеологический набор, вот как у меня — набор чужих идей, какая-то там такая идеологическая солянка из хороших идей, где есть и Русский мир, и социальная справедливость.
Ну, в общем, такая красно-белая соляночка. Мы, практики, действовали, а интеллектуалы не действовали, интеллектуалы, они всегда много думают и мало действуют. Так вот, у меня такой вопрос — как эта партия навяжет свою идеологию всему социуму, заставит ее принять, вооружиться, организовать силу, организовать массу? Ольга Зиновьева: Организовать сознание, прежде всего. Павел Губарев: Да, массовое сознание. Как его идеологически соорганизовать, если нет ресурса, если нет средств массовой информации, если нет массовой политической силы, и если нет массы людей, оперирующих этой идеологией в русле именно практических действий? Ольга Зиновьева: Я попытаюсь ответить на этот вопрос. Он справедлив.
Мы вернулись в Россию 30 июня 1999 года, когда начались бомбежки Сербии и Югославии, мы вернулись, потому что Александр Александрович сказал «Больше оставаться в Европе я не могу. Европа повела себя таким подлым образом». Это очень сильная фраза, причем она не была рассчитана на красоту журналистского высказывания, это было сказано из души фронтовика, из души человека, который был патриотом. И он сказал: «Я больше не могу оставаться в этой стране, я не могу присутствовать при этом величайшем негодяйстве по отношению к маленькой, но независимой стране». И вот мы возвращаемся в Россию, и то, что мы видим, это, конечно, руины всего того, что осталось от всей былой славы, той былой силы, той былой глупости, в том числе. Это потрясло наше сознание до основания. Но мы не могли не вернуться. Зиновьев вернулся, как последний из могикан.
У него было такое чувство. Последний солдат Императора. Он вернулся, чтобы защищать страну. Он говорит, если не я, то кто же? Этим он приводил в великое смущение как врагов, так и друзей. Его удержали, он рвался защищать Сербию. Он был знаком со Слободаном Милошевичем, и его издатель в швейцарском издательстве был сербом. Ну, совпадение, естественно, я не могу этим пользоваться, пока официально не будет доказано, что он имеет отношение к Александру Александровичу.
Мы когда прилетели в Москву, нас встречал Сергей Николаевич Бабурин, было много людей, но, естественно, от власти никого не было, потому что Зиновьев был поперек горла ельцинской власти, что тоже понятно. То вот интервью… Павел Губарев: Он там его очень жестко опустил. Ольга Зиновьева: Приложил, да. И Ельцин… Павел Губарев: Ельцин потух. Ольга Зиновьева: Ельцин, он был тугодумом, он был вредным, и у него была очень длинная и злая память. Естественно, все было сделано для того… Выгнать нас не могли, потому что нас восстановили в гражданстве. Александр Чаленко: Прошу прощения, я видел в Ю-тубе французскую передачу «Апостроф». В ней он выступал вместе с Ельциным.
Ольга Зиновьева: Вот об этом-то и речь, о передаче. Она собрала тридцать семь миллионов зрителей, как нам сказали. То есть, смотрела вся Европа. Потому что формат был, прямо скажем, мягко выражаясь, неожиданный. Если у вас будет время, я потом расскажу, как все произошло. Я продолжу. И, тем не менее, Зиновьев возвращается в Россию, он начинает читать лекции в разных университетах, он дает сотни интервью, и он везде называет вещи своими именами. Дать верный диагноз, это не значит ненавидеть свою страну.
Более преданного сына, чем он, надо было поискать. Именно надо поставить правильный диагноз — Россия стагнирует, все прогнило, к власти пришли мародеры, страна разворовывается, а он, Александр Зиновьев, на этих руинах мечтал о Новом человеке. Взрастив этого нового человека, его можно было подвести к созданию новой партии будущего. Увлечь идеей, быть бескорыстным по отношению к своей собственной стране, не распихивать ее по карманам, и не вывозить ее в оффшорные зоны во всех смыслах. Конечно, эти идеи тогда были настолько власти поперек горла, настолько Зиновьев был неприменим и неуютен. На нас пытались выходить представители администрации… Павел Губарев: Он бы сказал на них, знаете как? Как все-таки практически достичь успеха? Как эта партия захватит, как она захватит ресурс?
Ольга Зиновьева: Насчет «захватит», я вот думаю, что слово «захватит», термины такого рода, революционного рода, навряд ли, они уместны в этом контексте. А я вам объясню, в чем дело. Все революционные моменты на протяжении истории нашей страны, как вы понимаете, они всегда заканчиваются страшными потоками крови. Не просто бедой, а катастрофой. Здорово, что состоялась революция 1917 года. В этом смысле Александр Александрович стоял совершенно четко на позиции, что действительно, и руководство страны, и религия, — все вместе прогнило до такого основания, что мыслящая интеллигенция пошла в народ, и состоялся этот процесс, что не удивительно. Но,таких кровопусканий даже самая большая история нашей большой страны много раз подряд не выдержит. Павел Губарев: Под словом «захватит» я не имел в виду «кровопускание».
Без крови. Ольга Зиновьева: Тогда я снимаю мое возражение. Идея должна овладевать массами, простите меня, ради бога, но ведь это же непреложный факт. Мало сказать «мы сейчас придем и вас озолотим, а вы будете голосовать за нас». Это не сработает. Ну, пытался Жириновский сторублевки и тысячерублевки раздавать на Васильевском спуске, это не работает. Нужно увлечь людей идеей и своим собственным примером. Заразительный пример позиции порядочного человека, образованного человека, обеспокоенного судьбой своей страны, — вот эта именно та позиция, которая сейчас набирает силу.
Прошло 25 лет, прошло страшных разрушительных двадцать пять лет, не созидательных двадцать пять лет в истории моей страны. Поддайся она очарованию речей и идей либеральных вождей тогда, что бы сталось с нашей Родиной? Павел Губарев: Не было бы ее. Ольга Зиновьева: От нее бы ничего не осталось. Причем, это не просто игра с сослагательным наклонением, понимаете, это жестокая реальность. Страна была окружена кольцом врагов, уж простите, я цитирую классиков, но она и осталась окруженная врагом. И даже в какой-то передаче, не помню, на каком канале, я сказала, что то кольцо врагов, которое было после революции, это была присказка. А вот страшная сказка началась сегодня, когда наступил момент третьего передела мира, и это очень серьезно.
Вот поэтому идеология партии будущего — это та платформа, это тот повод подумать, вспомнить о том, что ты человек русский, российский, советский, какой угодно — человек, проживающий у себя дома, на своей территории. Ты должен оставаться со своей страной, ты должен продумать и вынести для себя положительное из того, что было напортачено, но не забывать и то, что было много сделано хорошего в прошлом. И аналитический метод, восхождение от абстрактного к конкретному, как раз на работах Зиновьева — вот вам соединение теории и практики. Эта мечта о Новом человеке, это было той самой не хрустальной, а той самой заветной мечтой. То были практически последние слова Александра Александровича, которые он сказал в 2006 году, уходя от нас. Нас можно разорвать на прагматических условиях, и мы видим, как это делается, когда люди начинаются драться из-за шести соток. Прав был Прудон, что самый страшный враг человека — это собственность. Александр Чаленко: Павел, наследие Зиновьева сегодня актуально?
Вот ты, в принципе, выступаешь и как теоретик, и как практик. В практической области установки Зиновьева можно применить? Павел Губарев: Я отвечу парадоксально.
Выставка наша в добрых руках, и нам очень важно, чтобы читатель нашел сюда дорогу». Выставка продолжит свою работу до 11 сентября. Рязанцы и гости города смогут подробнее ознакомиться с жизнью и творчеством писателя, философа, логика, социолога, поэта, художника, идеолога, патриота, выдающегося гражданина и незаурядного человека.
Но в конце концов там создали маленькую группу специально для меня, и я не смогла устоять. В исследовательском отделе «Самиздат» я работала с Марио Корти. На тот момент я стала главной финансовой опорой нашей семьи. Насколько тяжело было вписаться в новую российскую — постсоветскую — жизнь? В России нас никто не ждал. Вообще-то Александр Александрович собирался уехать один. Уезжать из Германии мне было сложно — нужно было проститься с профессиональными связями, договорами, за которые я отвечала. В принципе мы могли бы жить в Мюнхене и дальше, но Александр Александрович принял решение, и я ответила: «Мы были вместе всегда. Неужели я оставлю тебя! Но он оказался прав — тысячу раз прав! Ведь если бы мы остались в Мюнхене, вряд ли бы нам удалось сделать так много за эти десять лет после смерти Александра Александровича. Как возник замысел этой книги и каково ваше мнение о ней? Он смотрел там передачу, где я парировала Геннадию Зюганову. Мы могли бы встретиться, чтобы поговорить на эту тему? Валентин Федорович предложил мне написать книгу самой, на что я ответила: «Я не писатель. Я — жена писателя». При этом у меня были два кандидата на роль автора этой книги… Выбор я сделала в пользу Павла Евгеньевича Фокина — автора серии «Классики без глянца», тогда же он был еще и заместителем директора Литературного музея. Фокин страстно помогал нам в проведении первой выставки, посвященной жизненному и творческому пути Александра Зиновьева, — она состоялась в Трубниковском переулке в 2007 году. Мое предложение стало для Павла Евгеньевича абсолютной неожиданностью. Он боялся, что не справится. Когда он приезжал ко мне в гости выпить чаю, я начинала что-то рассказывать, с моего естественного согласия он неизменно включал диктофон. В какой-то момент у меня возникло острое желание посмотреть, что он уже написал, но я сдерживалась — и четыре года не видела ни строчки из его текста. А потом он позвонил мне однажды вечером — на часах было за девять часов — и произнес: «А ведь я могу вам ее отправить…» Я сразу поняла, о чем речь. Читалось, как детектив! И до сих пор я в полном восторге от того, как доброжелательно, скрупулезно, по-научному аналитично и глубоко по-человечески отнесся он к этой работе. За последние десять лет я не встречала человека, более вовлеченного в свою работу, чем Павел Евгеньевич. Я с ним не ошиблась — интуиция меня в очередной раз не подвела. Благодаря этой моей способности мне много раз удавалось спасать Александра Александровича от нежелательных, недостойных людей… И находить достойных, что в случае с Павлом Евгеньевичем является счастливым знаком «Биографии». Расскажите о них. Это наши общие дети. К другим детям у меня претензий нет — они все, безусловно, наши! Тамара — превосходный художник, кстати, написавшая интересный портрет отца. Но она очень занята собой… Сын Валерий к творческому наследию Александра Александровича отношения практически не имеет, но, что важно, существенно — был и остается порядочным человеком и сыном, боготворящим отца.
Я думала так: "Ну, смерть бывает разная. Надо полететь и посмотреть, что получится". Села я в этот самолет с разбитыми сиденьями. Ну, это был 2001 год, еще далеко было до роскошных самолетных линий. Мы прилетели в Орск. И поселили в какой-то совершенно сногсшибательной гостинице по контрасту с тем, что я видела вокруг. Это была пятизвездочная гостиница, которую построил в свое время Черномырдин. А он уроженец этих мест. Ну, то есть он отдал то, что он считал нужным и возможным. И вот эта сногсшибательной красоты постройка на фоне разбитых домов, на фоне таких хороших породистых крыс, которые гуляли просто, знаете, как у себя дома днем. Ангелина Грохольская: Какой диссонанс! На фоне больших задолженностей перед бюджетниками, на фоне пешей демонстрации, протеста работников "скорой помощи", врачей "скорой помощи" зимой из Орска в Оренбург. Вы знаете, я прилетела туда, насыщенная такой вот информации. Как-то узнали, что прилетел человек из Москвы. Клянусь, я не давала объявления в газетах, это просто не в моих правилах. Ангелина Грохольская: Новости в маленьких городах расходятся быстро. И мне стали поступать письма в огромном количестве — и анонимные, и письма с подписью. И среди большого этого потока писем я увидела письмо от директора музыкальной школы. И я встретилась с этой школой, которая была… Зимой ее не топили. Ну, наверно, не было необходимости. А Орск — это такое место, где мороз бывает и 40, и 43, и 45 градусов. И преподаватели… Вот что меня потрясло? Вот эта интеллигенция, настоящая интеллигенция, провинциальная интеллигенция. Преподаватели, сидя в шубах, с завязанными платками, занимались с детьми на ледяных клавишах. Они отдавали детям то, что они могли дать, не получая зарплаты. Жизнь, вот интеллектуальная духовная жизнь продолжалась там, а не в Куршевеле, как вы догадываетесь. Ангелина Грохольская: В отсутствие экономики. Ольга Зиновьева: Именно, именно в отсутствие. Не благодаря тому, что она отсутствовала, а просто ее не было как таковой. И, увидев все это, я ужаснулась, как вы можете себе представить, и, наверное, еще дополнительно, особенно, потому что у меня дочь музыкант. Как раз то время она училась в музыкальной школе при Мерзляковском училище. У нее фантастический был преподаватель Андрей Юрьевич Джангваладзе с удовольствием произнесу его имя , энтузиаст. И я сказала: "Надо, чтобы вы приехали к нам". Ну, естественно, я услышала ожидаемый ответ: "На что же мы поедем? Рассказываю Андрею Юрьевичу о том, что я наблюдала. Я говорю: "Андрей Юрьевич, нам надо собраться и ехать в Орск". Он говорит: "Ольга Мироновна, а откуда средства? И мы собрались, мы поехали. Мы привезли наших детей туда. Мы давали концерт, в котором принимали участие и дети, вот те самые дети, которые учились в этой школе. Зал был битком набит! Ну, я вам не смогу даже дать какое-то определение, сравнение. Какие там яблоки, что "негде яблоку упасть"? Там мухе негде было пролететь! Вот весь зал был вот так вот забит людьми. Ангелина Грохольская: Это было событием. Ольга Зиновьева: Потому что последний раз представители центральной московской филармонии прилетали туда в 1986 году. То есть 15 лет в этом городе ничего не происходило, ну, кроме стриптиза, простите меня. Вот это вещь нужная, конечно, в хозяйстве для того, чтобы дух вырастал. Были стриптизные эти бары, были игровые автоматы, все это было. Как будто вот этим определяется, ограничивается и является достаточным элементом культуры. И мужики в зале сидели и плакали, слушая детей. Ангелина Грохольская: Ольга Мироновна, а что для вас любовь? Ольга Зиновьева: Хороший вопрос, очень хороший вопрос. Любовь — это верность, преданность, стопроцентная отдача, не делить на свое и на чужое, отвечать на вопросы или на призыв, не спрашивая "тебе это надо? Я повторяю: не делить на свое на чужое. И помнить, что не бывает чужих детей, не бывает чужого горя. Ангелина Грохольская: Вы своих дочерей учите вот так?
Ольга Зиновьева. Александр Зиновьев - рисующий писатель
Ольга Мироновна Зиновьева (урожденная Сорокина), русская по национальности, родилась 17 мая 1945 года в Подмосковье, в Орехово-Зуево, в семье инженера и медсестры. Ольга Зиновьева: либеральная система не дает возможности стране почувствовать себя адекватной, идти и развиваться своим путем. Зиновьева Ольга Мироновна, ИНН 772601231144. Здесь Ольга Мироновна познакомилась со знаменитым философом и писателем Александром Зиновьевым.
Зиновьева Ольга Мироновна: биография, карьера, личная жизнь
Экспертные темы: 100-летие великого русского мыслителя Александра Зиновьева (впервые в истории России юбилей русского философа отмечается на государственном уровне). Гость «АН» – вдова и соратница мыслителя, директор Биографического института Александра Зиновьева, руководитель Международного научно-образовательного центра им. Зиновьева в МГУ, философ Ольга ЗИНОВЬЕВА. На коренные отличия в отношении Россия и Запада к украинскому конфликту самым убедительным образом обратила внимание Ольга Зиновьева, супруга и хранитель наследия великого русского мыслителя Александра Зиновьева.
Ольга Мироновна Зиновьева о политических проститутках
В нашей стране оно более известно как движение «Мы любим Россию». Объединяя в своих рядах влиятельных общественных деятелей из более чем полусотни стран мира, оно служит платформой обмена идеями, развития коммуникации, реализации совместных проектов. Говоря о целях встречи, руководитель российской делегации, председатель правления «Комитета 2017» Михаил Зернов отметил, что нельзя недооценивать значение общественной дипломатии. Теперь мы наконец делаем первый шаг к достижению взаимопонимания между Россией и США», — подчеркнул он. Изложив российское видение раскладов в современном миропорядке, спикер отметил, что сегодня мир сегодня делится на три части. Во-первых, это наднациональная сверхэлита, придерживающаяся идеологии «золотого миллиарда». Во-вторых, это государства, представляющие для сверхэлиты угрозу.
И в-третьих, неприсоединившиеся страны. Они устарели и не справляются со своими обязанностями. Внешнюю политику необходимо поставить под контроль общественности», — уверен Зернов. Интересно, что по его экспертной оценке, против планов сверхэлиты выступает большая технологическая четвёрка США, представленная такими капитанами бизнеса, как Илон Маск, Марк Цукерберг, Питер Тиль и Джефф Безос. Коллегой Михаила Зернова стал лидер американских делегатов, публицист и общественник Стюарт Алан Свердлов.
Вот я как эта игрушка. Я «перебираю лапы». В Вашей жизни были такие испытания, которые не каждый человек выдержит. Вы ни о чем не жалеете? Не думаете, что если бы можно было вернуть время назад, то поступили бы как-то иначе? Ни секунды. Как-то изначально все состоялось таким образом. Яркая линия судьбы, как мне кажется, была прочерчена с самого начала моей жизни. Помню, мне было лет пять-шесть. Мама пошла в гости к соседке, которая жила этажом ниже. Они сидят, разговаривают, я какие-то журналы листаю. Наша встреча с Александром Александровичем стала судьбиной для обоих. До встречи со мной он не был писателем. Он писал художественные произведения и до нашего знакомства, но ничего из этого не состоялось. Он был поэтом. Он сочинял блестящие стихи, которые печатал в газете «Советский философ». Он прекрасно рисовал, но не считал себя художником. Он мне даже запрещал собирать свои рисунки, а я все собирала. И потом, когда нас выставили из Советского Союза, мы ничего не могли с собой взять. И тут обнаружилось, что я обладательница гигантской коллекции рисунков Александра Зиновьева. Он спросил тогда: «Ты не послушалась меня? И не жалею об этом. Потом на Западе были великолепные выставки его работ, очень яркие. Нет, я не жалею ни о чем. В 1978 году отказались ехать в Омск, а сегодня сорок лет спустя, Вы все равно сюда приехали. Не могу не спросить, как Вам наш город? Что особенно впечатлило? Еще сегодня мне обещали показать один из ваших храмов. Меня потрясла идея библиотеки. Такое огромное здание, такое хранилище! К книгам трудно относится спокойно. Меня это очень обрадовало, потрясло, восхитило и изумило. От Омска я такого здания никак не ожидала. Поймите меня правильно, есть какие-то стереотипные представления. Ну, есть Сибирь, есть Омск, Томск, Тобольск. У меня не было четкой картины, и я даже не пыталась ее создавать. Всегда стараюсь принять сюрприз таким, какой он есть. И мне это было очень приятно. Биографическая справка Ольга Мироновна Зиновьева Сорокина. Родилась 17 мая 1945 года в Орехово-Зуево. Окончила философский факультет Московского государственного университета им. С 1965 по 1976 годы — научно-технический сотрудник иностранного отдела, сектора восточной философии, сектора истмата Института философии АН СССР. С 1965 по 2006 годы — жена и соратник философа, писателя и социолога Александра Александровича Зиновьева 1922-2006. С 1978 по 1999 годы вместе с мужем находилась в эмиграции. Президент Международной общественной организации — Общества «Россия — Германия», член Координационного совета форума «Петербургский диалог», сопредседатель Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня», директор Биографического института Александра Зиновьева. Автор более полутора сотни статей, комментариев и обзоров по актуальным российским и мировым проблемам.
Это ответ из музея, который основали два костромича — братья Третьяковы. Неужели нельзя сделать выставку еще одному костромичу — Зиновьеву? Даже по каким-то внешним формальным признакам. Мне дали понять, что Александр Зиновьев не входит в их систему ценностей. Девки, простите, в грязных трусах, скачущие перед «Черным квадратом» - это входит в их систему ценностей. А Зиновьев - нет. Он ведь не разрушает, а создает. Тем не менее, в следующем году, в Санкт-Петербурге, на «Ленфильме» будет проходить выставка под названием «Двадцать лет возвращения в Россию. В Москве была в 2007 году очень большая выставка в Государственном литературном музее в Трубниковском переулке. Потом 11 месяцев длилась выставка работ Зиновьева в фундаментальной библиотеке МГУ, потом в Институте философии, в Российском государственном архиве социально-политической истории. Мне важно, чтобы имя Зиновьева звучало. Да и контекст очень достойный. Сегодня Вы упомянули, что «Зиновьевские чтении» состоятся через полтора года здесь, в Омске. Есть целеполагание. Проведя первые литературные чтения в Нижнем Новгороде, в областной библиотеке, мы создали прецедент, на который заглядываются другие области. Мне предложили в Оренбурге провести конференцию, в Калининграде. Но первыми, наверное, будут те, которые состоятся в Омске. Правительство Китая предоставило мне пятиэтажное здание на территории, которая получила название «свободная экономическая зона для культуры». Открыли его по следам выступления Си Цзиньпина на последнем съезде компартии. Там были произнесены слова: «Мы достигли всего. Теперь нам осталось быть первыми в культуре, духовности, идеологии». И стали строить эту зону. Там мне и предложили это здание. Огромная территория, 12 км от аэропорта. Выстроили 28 зданий для нужд культуры. То есть ведется максимально выгодная, протекционистская политика по отношению к тем, кто занимается западной культурой. Там можно проводить выставки, концерты. Все это будет проходить через наш центр. На одной из выставок в Московском университете, в Институте философии фигурировал макет «Зинотеки». Собянин его видел. Отказать не отказали, но «заболтали» весь это проект. Меня уже ничем не удивишь. Знаете, есть такая детская игрушка. Ее заводишь, и она идет, перебирая лапы, пока не встречает преграду. Зайдет в угол и продолжает перебирать лапы. Вот я как эта игрушка. Я «перебираю лапы». В Вашей жизни были такие испытания, которые не каждый человек выдержит. Вы ни о чем не жалеете? Не думаете, что если бы можно было вернуть время назад, то поступили бы как-то иначе? Ни секунды. Как-то изначально все состоялось таким образом. Яркая линия судьбы, как мне кажется, была прочерчена с самого начала моей жизни. Помню, мне было лет пять-шесть. Мама пошла в гости к соседке, которая жила этажом ниже. Они сидят, разговаривают, я какие-то журналы листаю.
В чем выражается русская идеология, где она сталкивается с ценностями западных цивилизаций, и какие исторические примеры это подтверждают? Об этом говорили на 73 заседании Зиновьевского клуба, которое прошло 22 февраля в МИА «Россия сегодня». Темой встречи стала «Идеология русской победы». Только в отношении понимания этого фактора и механизма его действия никакой ясности нет. Обычно при рассмотрении его имеют в виду моральное состояние людей, идеологическое воспитание, патриотизм и т. Обычно этого бывает достаточно для выполнения официальных, бюрократических и показных функций ораторов, наставников, начальников, писателей и журналистов. Участники встречи отметили: примечательно, что заседание на тему «Идеология русской победы» проходит накануне Дня защитника Отечества.
Вдова философа Зиновьева обратилась в СК РФ после оскорбления ее мужа
Я согласен с ним в оценке современной России, некой аморфной, умирающей, разлагающейся страны, которую как говорил Александр Александрович, Запад может развалить за месяц, только щелкнув пальцами, если захочет. И он это не делает только лишь потому, сказал он, что в этом состоянии Россия обходится ему дешевле. Вот она, гниет безопасно и дешево и загибается. Но я не согласен с Александром Александровичем в оценке шансов русского народа на то, чтобы остаться субъектом истории. Я все-таки расцениваю такой шанс, как достаточно высокий — русский народ останется субъектом истории. Иначе произойдет фукуямовский «конец истории». Это неправильно, этого не будет, всему моему существу это противоречит. Александр Чаленко: Скажи, пожалуйста, а какие книги Зиновьева у тебя являются любимыми? Может, с какими-то его утверждениями ты хотел бы поспорить? Павел Губарев: Спорить с Зиновьевым, поверь мне, невозможно, это интеллектуальная глыба.
Спорить с ним и критиковать его не хочется. А книги, которые меня зацепили, это «На пути к сверхобществу», 2003 или 2004 год. Мы ее обсуждали на нашем студенческом кружке в Донецком университете. Она только вышла, и кто-то из моих соратников, по-моему, Сергей Цыплаков, прочел, приносит, и говорит — вот это надо прочесть всем, будем обсуждать. И у нас были, наверное, недели три дебаты. Александр Чаленко: И что вы там дебатировали? Павел Губарев: Вот все, все ее содержание — западнизм, советизм, методику. Зиновьев тогда в Донецке был для нас масштабным открытием. Мы не читали ранних его работ, как-то они не попадались.
Все-таки мы люди потерянного поколения, нам что попало, то и хорошо. Не попало — не читаем. У нас не было учителей, которые вели бы нас по жемчужинам интеллектуальной мысли, были бы компасом. Мы сами себя направляли. И вот бог, суждено богом было нам познакомиться с работами Зиновьева. Они очень большой след, конечно, в нашем сознании оставили. И вторая работа, которая произвела впечатление, это «Идеология партии будущего», недавно ее перечитывал. Александр Чаленко: А она о чем? Павел Губарев: Она об идеологии партии будущего, о том самом инструментарии.
Зиновьев оценивал идеологию очень прагматично. Он не называл это каким-то сводом правил для интерпретации событий. Он цинично и по-научному говорил, что идеология — это инструмент манипуляции. Инструмент манипуляции для того, чтобы заставить массу людей действовать одинаково. Одинаково интерпретировать события, иметь одинаковый взгляд на вещи, и иметь одинаковые прогностические сценарии будущего. И соответственно, это обеспечивает единство социума, да и с помощью идеологии можно строить сверхобщество. Сверхобщество — это развитое общество. И идеология на сегодняшний день, это то лекарство, которое может спасти русский народ, и сделать его субъектом истории, это уже моя отсебятина. И поэтому Зиновьев заключал, что должна появиться группа людей, которая займется вот этими самыми вопросами.
Но в конце он подчеркивал, что эта группа людей ни в коем случае не должна быть во власти, не должна участвовать в борьбе за власть — это исключительно группа интеллектуалов, которая в клубной манере должна все эти вопросы формулировать, артикулировать, прописывать. У меня, кстати, вопрос к Ольге Мироновне. Может, вы за Зиновьева ответите. Наверное, ответите, потому что кто, как не вы. Где партия, которая не занимается политикой, а занимается идеологией, возьмет опыт политической борьбы, ресурсы, актив человеческий, именно практической политики, не интеллектуальной? Интеллектуальный актив, как правило, себя показывает не очень хорошо — ни один из русских интеллигентов-патриотов Донецка не участвовал в Русской Весне в 2014 году. В Русской Весне участвовали люди действия, у которых есть какой-то единый идеологический набор, вот как у меня — набор чужих идей, какая-то там такая идеологическая солянка из хороших идей, где есть и Русский мир, и социальная справедливость. Ну, в общем, такая красно-белая соляночка. Мы, практики, действовали, а интеллектуалы не действовали, интеллектуалы, они всегда много думают и мало действуют.
Так вот, у меня такой вопрос — как эта партия навяжет свою идеологию всему социуму, заставит ее принять, вооружиться, организовать силу, организовать массу? Ольга Зиновьева: Организовать сознание, прежде всего. Павел Губарев: Да, массовое сознание. Как его идеологически соорганизовать, если нет ресурса, если нет средств массовой информации, если нет массовой политической силы, и если нет массы людей, оперирующих этой идеологией в русле именно практических действий? Ольга Зиновьева: Я попытаюсь ответить на этот вопрос. Он справедлив. Мы вернулись в Россию 30 июня 1999 года, когда начались бомбежки Сербии и Югославии, мы вернулись, потому что Александр Александрович сказал «Больше оставаться в Европе я не могу. Европа повела себя таким подлым образом». Это очень сильная фраза, причем она не была рассчитана на красоту журналистского высказывания, это было сказано из души фронтовика, из души человека, который был патриотом.
И он сказал: «Я больше не могу оставаться в этой стране, я не могу присутствовать при этом величайшем негодяйстве по отношению к маленькой, но независимой стране». И вот мы возвращаемся в Россию, и то, что мы видим, это, конечно, руины всего того, что осталось от всей былой славы, той былой силы, той былой глупости, в том числе. Это потрясло наше сознание до основания. Но мы не могли не вернуться. Зиновьев вернулся, как последний из могикан. У него было такое чувство. Последний солдат Императора. Он вернулся, чтобы защищать страну. Он говорит, если не я, то кто же?
Этим он приводил в великое смущение как врагов, так и друзей. Его удержали, он рвался защищать Сербию. Он был знаком со Слободаном Милошевичем, и его издатель в швейцарском издательстве был сербом. Ну, совпадение, естественно, я не могу этим пользоваться, пока официально не будет доказано, что он имеет отношение к Александру Александровичу. Мы когда прилетели в Москву, нас встречал Сергей Николаевич Бабурин, было много людей, но, естественно, от власти никого не было, потому что Зиновьев был поперек горла ельцинской власти, что тоже понятно. То вот интервью… Павел Губарев: Он там его очень жестко опустил. Ольга Зиновьева: Приложил, да. И Ельцин… Павел Губарев: Ельцин потух. Ольга Зиновьева: Ельцин, он был тугодумом, он был вредным, и у него была очень длинная и злая память.
Естественно, все было сделано для того… Выгнать нас не могли, потому что нас восстановили в гражданстве. Александр Чаленко: Прошу прощения, я видел в Ю-тубе французскую передачу «Апостроф». В ней он выступал вместе с Ельциным. Ольга Зиновьева: Вот об этом-то и речь, о передаче. Она собрала тридцать семь миллионов зрителей, как нам сказали. То есть, смотрела вся Европа. Потому что формат был, прямо скажем, мягко выражаясь, неожиданный. Если у вас будет время, я потом расскажу, как все произошло. Я продолжу.
И, тем не менее, Зиновьев возвращается в Россию, он начинает читать лекции в разных университетах, он дает сотни интервью, и он везде называет вещи своими именами. Дать верный диагноз, это не значит ненавидеть свою страну. Более преданного сына, чем он, надо было поискать. Именно надо поставить правильный диагноз — Россия стагнирует, все прогнило, к власти пришли мародеры, страна разворовывается, а он, Александр Зиновьев, на этих руинах мечтал о Новом человеке. Взрастив этого нового человека, его можно было подвести к созданию новой партии будущего. Увлечь идеей, быть бескорыстным по отношению к своей собственной стране, не распихивать ее по карманам, и не вывозить ее в оффшорные зоны во всех смыслах. Конечно, эти идеи тогда были настолько власти поперек горла, настолько Зиновьев был неприменим и неуютен. На нас пытались выходить представители администрации… Павел Губарев: Он бы сказал на них, знаете как? Как все-таки практически достичь успеха?
Как эта партия захватит, как она захватит ресурс?
Окончив их в 1965 году следующие три года обучалась на английском отделении Института иностранных языков имени Мориса Тореза. Впоследствии закончила философский факультет Московского государственного университета имени Михаила Ломоносова.
Во время вынужденной эмиграции в Германии, закончила отделение немецкой филологии Института Гете. Позднее завершила обучение в мюнхенской Академии высшего менеджмента. С 1965 года в течении одиннадцати лет Ольга работала в Институте философии Академии Наук СССР старшим научно-техническим сотрудником иностранного отдела, сектора восточной философии и сектора истмата.
В 1965 году встретилась с Александром Зиновьевым, фронтовиком, гвардии капитаном авиации. Причиной послужила публикация Александром за рубежом первого в мировой литературе социологического романа «Зияющие высоты». Книга переведена на многие языки, стала бестселлером и принесла его автору многочисленные литературные премии.
Находясь в эмиграции, Ольга Зиновьева занималась преподаванием, работала в мюнхенском бюро радиостанции «Свобода», в исследовательском отделе «Самиздата».
Соседи за дверью слышали, как стучит пишущая машинка, подслушивали и доносили на нас. На даче в Переделкино мы прятали рукописи другой, логической книги, а «Зияющие высоты» лежали сверху, так мы обыграли сотрудников КГБ, которые рылись в наших бумагах. Никому не приходило в голову читать тексты в открытом доступе, все искали то, что припрятано. Вернее, друзья моих друзей, которые приезжали к нам в Москву. Мы много говорили о музыке, культуре, об истории живописи, им было интересно с нами. Представьте себе, что книга печаталась на папирусной бумаге через один интервал. Рукопись прятали в голенище сапог, тщательно раскладывали между страниц в других книгах, в результате избежали потерь.
Это была задумка мужа, если что-то произойдёт, книга не будет казаться незавершённой, любые готовые части могли бы быть опубликованы. На мой взгляд, книга невероятна по построению. Это социологический роман, не социальный, каких было много. Есть много известных произведений Бальзака, Чехова, Мопассана, Горького, которые, безусловно, являются выдающимися социальными романами. У Зиновьева наука как бы прячется за действиями героев, но во всём чувствуется наличие социологического аспекта. Чтобы описать проблемы общества, в котором мы жили, он использовал такие литературные приёмы, как гротеск и сатира, философские трактаты и рисунок, песня и молитва. Критики спрашивали в потрясении, что ещё можно более полно написать после этакой книги?! Зиновьев хорошо понимал, что будет после того, как выйдет эта книга.
Как человек ответственный, перед тем как отправить книгу в печать, Александр Александрович сказал, что решение публиковать её или нет должна принимать я. Говорил, что свою жизнь он уже прожил, а я ещё молода, у меня вся жизнь впереди у нас тогда была пятилетняя дочь. Я не сомневалась ни минуты в правильности выбранного пути. Хорошо зная мужа, понимала, что для него будет невозможным дальше продолжать спокойно работать, помня, что неопубликованная рукопись лежит где-то за границей. Мы оба знали, на что идём, знали, какая лавина обрушится на нас, но это было осознанное решение. Я прожила всю эту эпоху, разделила судьбу моего мужа и отдаю себе отчёт в том, какую цену мы заплатили за нашу трагедию. Однако ни о чём не жалею. Когда книга была завершена и переправлена в Европу, даже на Западе не решались её печатать.
Но нашёлся, наконец, издатель в Швейцарии, Владимир Дмитриевич, заявивший, что пришла «его» книга. Благодаря этой книге издательство стало известным во всём мире, издав её первыми по-русски и по-французски, и оно неплохо заработало на издании Зиновьевского бестселлера — «Первой книги ХХI столетия», как писали в газетах. После публикации книга была переведена на 20 с лишним языков. Успех превзошёл все ожидания. Почему это длилось целых два года? Тому было много причин. Во-первых, Зиновьев был фронтовиком, ветераном Великой Отечественной войны. Во-вторых, имел большой авторитет в советской науке.
Как говорил академик Гусейнов «с Зиновьева началась весна философии», имея в виду процессы обновления, которые произошли после защиты Зиновьевым кандидатской диссертации. Так что к моему мужу не смели применять крайние меры, опасаясь превращения его в великомученика при жизни. Как только западное радио объявило о выходе книги, мужа сразу увольняют из Института философии. До этого уволили из МГУ без права преподавания, где он много лет заведовал кафедрой логики. В 1977 году учёный совет Института философии единогласно лишает его всех званий: кандидата наук, старшего научного сотрудника, профессора, доктора философских наук. Нам отключили домашний телефон, лишили доступа к внешнему миру, за нами неотступно следили. Ведь коммунистический режим имел богатый опыт, как справляться с такими непокорными как Зиновьев? Ещё нигде не прозвучало «враг народа», а его уже торопились исключить из всех сообществ.
Жена великого философа, логика, социолога, писателя Ольга Мироновна Зиновьева рассказала нам о работе над этим уникальным произведением и осветила все основные этапы совместной жизни с Александром Александровичем, биография которого скоро пополнит серию «ЖЗЛ». Можно ли сказать, что годы общения и совместной жизни с Александром Александровичем кардинально повлияли на ваше мировоззрение? Зиновьев предстал передо мной фигурой невероятного масштаба.
Когда мы встретились, я даже не поняла, что случилось. Я понятия не имела, что передо мной фронтовик, что этот человек старше меня на 23 года; я не представляла, что он уже заслуженный профессор, у которого десятки учеников и аспирантов. В мою жизнь ворвался целый гигантский мир.
Став женой Зиновьева, я сформировалась как личность, аналитически относящаяся ко всему происходящему; как человек, которому он доверил всё свое творческое и научное наследие. Такими словами не бросаются. Какие впечатления остались у вас от работы над его знаменитыми текстами, например, от первого в истории литературы социологического романа «Зияющие высоты», который вышел на Западе 26 августа 1976 года?
Такая книга появляется только раз в эпоху. Александр Александрович брался за работу над ней несколько раз. Еще с фронта он привез целый чемодан рукописей.
На философском факультете МГУ Зиновьев познакомился с Эвальдом Ильенковым, отец которого был писателем, лауреатом Сталинской премии, одним из секретарей Союза писателей. Будучи человеком предельно чистым, неиспорченным, — Александру Александровичу и в голову не приходило, что могут быть какие-то козни, хотя, замечу, жизнь уже провела его через несколько кругов ада, — он обратился к Эвальду, чтобы тот передал его рукописи отцу. Кроме того, Зиновьев представил свои труды на суд Константина Симонова.
Об этом человеке у нас осталась самая светлая память: Симонов разглядел в Зиновьеве большой талант. Но нужно уничтожить их, иначе тебе не поздоровится, парень», — прошедший войну, получивший там ранения, Зиновьев, по сути, всё еще был мальчишкой. Зиновьев признался, что уже передал рукописи Василию Павловичу Ильенкову.
Зиновьев был феноменально образован. Без преувеличения можно сказать, что он был человеком Ренессанса: литература, музыка, живопись, философия, история. Неудивительно, что в 1970 году он обратился к заветному замыслу еще раз.
Появились наброски — но дальше них текст не пошел. Книги, они ведь обладают весьма своенравным характером! Зиновьев был уже всемирно известен, входил в тройку ведущих логиков мира, все его книги сразу переводились на английский и немецкий языки.
В философской и логической среде сложились конклавы; на Зиновьева обрушилась чудовищная атака со стороны профессионалов. Незамедлительно последовали письма в ЦК и КГБ — это не голословное заявление, за всем этим я наблюдала сама. Добавлю, что с должности заведующего кафедрой логики Александра Александровича уволили еще раньше, в 1968 году, когда два его сотрудника — Юрий Гастев и Виктор Финн — подписали письма протеста против ввода советских войск в Чехословакию.
Сам Зиновьев был не из тех, кто подписывает коллективные письма, но к волеизъявлению индивидуума он всегда относился с огромным уважением. Когда его вызвал ректор университета с требованием уволить этих сотрудников, профессор Зиновьев был непреклонен. Он отказался их увольнять, сказав, что Гастев и Финн хорошо работают у него на кафедре, что претензий к ним нет.
На самом деле претензии были — Гастев и Финн охотно «гоняли слонов», но это не повод увольнять людей, тем более что руководство МГУ хотело избавиться от них именно из-за их демарша — подписи под протестом против ввода советских войск для подавления чешских событий… Как вы видите, Зиновьев был предельно независимым человеком — таким он всю жизнь и прожил, никогда ни перед кем не склоняясь, не идя на поводу у установок, всегда отстаивая свою позицию и, как неизбежное следствие, пребывая в сильном одиночестве. Но Зиновьеву стало тесно в этой узколобой, завистливой, серой среде, которая ревниво и довольно успешно ему сопротивлялась. В результате стали сокращать его уникальные курсы по логике, стали чинить препятствия его студентам и аспирантам, желавшим опубликовать статьи в «Вопросах философии», — Зиновьев не мог относиться к этому спокойно и накидывался на недругов, как рычащий лев!
Ольга Зиновьева
Ольга Зиновьева: либеральная система не дает возможности стране почувствовать себя адекватной, идти и развиваться своим путем. В зеркало глядела Ольга Мироновна Зиновьева когда писала о "двухминутках ненависти.". Уважаемая Ольга Мироновна! Искренне и сердечно поздравляем Вас с награждением орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени за большой вклад в развитие гражданского общества и сохранение российской культуры за рубежом! Зиновьева, Ольга Мироновна — статья из свободной большой энциклопедии.
Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова
- Навигация по записям
- О портале "Круглосуточная Пресса 24"
- Зиновьева Ольга Мироновна
- Биография Ольги Мироновны Зиновьевой (отец родился в д.