Роман «Робинзон Крузо» дал начало классическому английскому роману и породил моду на псевдодокументальную художественную прозу; его нередко называют первым «подлинным» романом на английском языке.
Виртуальная выставка одной книги "Д. Дефо «Робинзон Крузо»"
Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого ужасного, злополучного острова, который я назвал Островом отчаяния. Робинзон Крузо = Robinson Crusoe. Даниэль Дефо, английский писатель, самым знаменитым произведением которого является «Робинзон Крузо» – эта книга увидела свет в 1719 году – не написал ни слова о шпионаже в своих книгах. Для современного читателя «Робинзон Крузо», в первую очередь, роман о том, как строить жизнь заново. «Робинзон Крузо» — роман Даниэля Дефо, впервые опубликованный в апреле 1719 года, и кратко названный по имени главного героя. «Серьёзные размышления Робинзона Крузо» (Serious Reflections of Robinson Crusoe, 1720).
Кто написал «Робинзона Крузо»? Английский писатель Даниель Дефо
В 1681 году начал писать стихи на религиозные темы. Принимал участие в восстании герцога Монмута против Якова II Стюарта и сражении при Седжмуре 6 июля 1685 года , проигранном мятежниками. Окончив Ньюингтонскую академию, где изучал греческий и латинский языки и классическую литературу , стал приказчиком у оптового чулочного торговца. По торговым делам часто бывал в Испании , Португалии и Франции , где познакомился с жизнью Европы и совершенствовался в языках. Впоследствии сам был одно время владельцем чулочного производства и затем сначала управляющим, а потом и владельцем большого кирпично-черепичного завода, торговал вином, но разорился [3].
В 1688 году Вильгельм Оранский вступил в пределы Англии , и Дефо немедленно присоединился к его армии. Дефо был вдохновлён мыслью о поддержке планов горячо любимого им короля Вильгельма; он имел одну цель — защиту высокопочитаемого, чуть ли не обожаемого им героя от клеветы врагов. За это время Дефо написал целый ряд замечательнейших своих произведений. Всё это обратило внимание Вильгельма на Дефо.
Талантливый лавочник был призван во дворец; король давал ему темы для политических памфлетов и не раз имел случай пользоваться его советами. Вступление на престол королевы Анны Стюарт положило начало реакции, характер которой был, главным образом, клерикальным и, в некоторой степени, якобитским. Дефо не сразу уяснил себе истинное положение вещей при новых порядках. По-прежнему принимая участие в обсуждении злободневных вопросов, он вступил в полемику о так называемом «случайном согласовании».
По торговым делам часто бывал в Испании , Португалии и Франции , где познакомился с жизнью Европы и совершенствовался в языках. Впоследствии сам был одно время владельцем чулочного производства и затем сначала управляющим, а потом и владельцем большого кирпично-черепичного завода, торговал вином, но разорился [3]. В 1688 году Вильгельм Оранский вступил в пределы Англии , и Дефо немедленно присоединился к его армии. Дефо был вдохновлён мыслью о поддержке планов горячо любимого им короля Вильгельма; он имел одну цель — защиту высокопочитаемого, чуть ли не обожаемого им героя от клеветы врагов. За это время Дефо написал целый ряд замечательнейших своих произведений.
Всё это обратило внимание Вильгельма на Дефо. Талантливый лавочник был призван во дворец; король давал ему темы для политических памфлетов и не раз имел случай пользоваться его советами. Вступление на престол королевы Анны Стюарт положило начало реакции, характер которой был, главным образом, клерикальным и, в некоторой степени, якобитским. Дефо не сразу уяснил себе истинное положение вещей при новых порядках. По-прежнему принимая участие в обсуждении злободневных вопросов, он вступил в полемику о так называемом «случайном согласовании».
Дело шло о том, следует ли диссентерам отступать от принятого ими правила не посещать богослужения государственной церкви в тех случаях, когда присутствие при нём входило в круг официальных обязанностей должностного лица. Сначала Дефо решал вопрос в пользу соблюдения обрядности; но, заметив, что диссентеры стали смотреть на него как на изменника, и видя в то же время, что поддержка законопроекта шла со стороны врагов веротерпимости, он быстро переменил тактику и, скрыв своё имя, выпустил памфлет под заглавием: «Кратчайшая расправа с диссентерами» The Shortest Way with the Dissenters , в котором, принимая тон и манеру представителя реакции, он советовал принять против диссентеров самые жестокие меры. Реакционеры были введены в заблуждение и на первых порах горячо приветствовали неизвестного автора; но, когда стало известно, что автор памфлета — сам диссентер, правительство нашло нужным предать Дефо суду.
Особой достоверности всё равно не ждите, хотя произведение небезынтересное. А через год после начала эпидемии случился пожар. В пепел превратились 13 тысяч домов и 87 церквей, но семейству Фо повезло — все выжили, сохранили жилье и бизнес. Учился на священника Джей был очень религиозным человеком, как и госпожа Фо, поэтому родители решили, что сын станет пастором. Что думал по этому поводу сам Даниель, история не сохранила.
Так или иначе, он отправился на учебу в протестантский пансион. Следующая ступенька — Ньюингтонская духовная академия, где Даниель изучал греческий язык, латынь и классическую литературу. Дефо был хорошим учеником, но, кажется, не из интереса к материалу, а просто потому, что любил учиться. С церковной карьерой у него в любом случае не сложилось. Единого мнения насчет причины этого нет, как нет и достоверной информации. Некоторые исследователи предполагают, что за написание сатиры Дефо взялся еще тогда и сделал главным героем кого-то не того. Другие считают, что молодому человеку просто больше нравилась коммерция. Ей Дефо и занялся.
Тогда ему было лет девятнадцать-двадцать. Занимался бизнесом спойлер: умер всё равно в нищете, но не сказать что исключительно по своей вине Началось всё с должности приказчика у оптового чулочного торговца. Звучит, возможно, не очень круто, зато работа позволяла бывать в Испании и Франции. Там Дефо познакомился с европейской жизнью и отточил знания языков.
С детства он любил больше всего рассказы бывалых моряков о приключениях и сказочных странах. В 18 лет он сбежал из дома и отправился в море.
Много плавал, разбогател. Но дома ему было скучно. Селькирк прочитал в газете о том, что знаменитый капитан, авантюрист, пират и одновременно ученый-натуралист Уильям Дампьер на двух судах собирается в Вест-Индию за золотом. Ему предстояло служить боцманом на галере «Сэнк пор». Полтора года длился поход. Атлантический, Тихий океаны.
Во время плаванья между капитаном галеры «Сэнк пор» и боцманом Александром Селькирком не раз возникали ссоры. И дошло до того, что Селькирк решил покинуть корабль. И в судовом журнале сделали запись: Александр Селькирк списан с судна «по собственному желанию». В шлюпку погрузили платье и белье, кремневое ружье, фунт пороху, пули и огниво, несколько фунтов табака, топор, нож, котел и даже библию. Селькирк оказался на необитаемом острове Мас а Тьерра, что в 600 км от Чили. Он надеялся, что долго пробыть на острове ему не придется — ведь корабли довольно часто заходят сюда за пресной водой.
Жизнь на острове он начал с заботы о пище: еды ему дали лишь на один день.
В России впервые перевели третью часть знаменитого романа Дефо о Робинзоне Крузо
Сюжет «Робинзона Крузо» основан на подлинной истории: в начале 18 века моряк из Шотландии повздорил с капитаном и высадился на неизвестный остров в Тихом океане со скромным запасом оружия и провиантом. Знаменитый роман английского писателя Даниэля Дефо об удивительных приключениях морехода Робинзона Крузо. "Робинзон Крузо" был первым произведением уже немолодого автора.
В России впервые перевели третью часть знаменитого романа Дефо о Робинзоне Крузо
Но если бы матушка уговорила отца хоть единожды отпустить меня в морское путешествие; ежели жизнь в море придётся мне не по душе, я вернусь домой и не уеду более; и я могу дать слово, что удвоенным прилежанием наверстаю потерянное время. Мои слова сильно разволновали матушку. Она сказала, что заговаривать с отцом об этом бесполезно, ибо он слишком хорошо понимает, в чём моя польза, и никогда не даст согласия на то, что послужит мне во вред. Она просто изумлена, что я ещё могу думать о подобных вещах после моего разговора с отцом, который убеждал меня так мягко и с такой добротой. Конечно, если я твёрдо решил себя погубить, тут уж ничего не поделаешь, но я могу быть уверен, что ни она, ни отец никогда не согласятся на мою затею; сама же она нисколько не желает содействовать моей гибели, и я никогда не буду вправе сказать, что моя мать потакала мне, в то время как отец был против. Впоследствии я узнал, что хотя матушка и отказалась ходатайствовать за меня перед отцом, однако передала ему наш разговор от слова до слова. Очень озабоченный таким оборотом дела, отец сказал ей со вздохом: «Мальчик мог бы жить счастливо, оставшись на родине, но, если он пустится в чужие края, он станет самым жалким, самым несчастным существом на свете. Нет, я не могу на это согласиться». Прошёл без малого год, прежде чем мне удалось вырваться на волю.
В течение этого времени я упорно оставался глух ко всем предложениям заняться делом и часто пререкался с отцом и матерью, которые решительно противились тому, к чему меня столь сильно влекло. Однажды, когда я находился в Гулле, куда я попал случайно, без всякой мысли о побеге, один мой приятель, отправлявшийся в Лондон на корабле своего отца, стал уговаривать меня ехать с ним, соблазняя, как это водится у моряков, тем, что мне ничего не будет стоить проезд. И вот, не спросившись ни у отца, ни у матери, не уведомив их ни словом и предоставив им узнать об этом как придётся, не испросив ни родительского, ни Божьего благословения, не принимая в расчёт ни обстоятельств, ни последствий, в недобрый — видит Бог! Надо полагать, никогда несчастья и беды молодых искателей приключений не начинались так рано и не продолжались так долго, как мои. Не успел наш корабль выйти из устья Хамбера, как подул ветер, вздымая огромные, страшные волны. До тех пор я никогда не бывал в море и не могу описать, как худо пришлось моему бедному телу и как содрогалась от страха моя душа. И только тогда я всерьёз задумался о том, что я натворил, и о справедливости небесной кары, постигшей меня за то, что я так бессовестно покинул отчий дом и нарушил сыновний долг. Все добрые советы моих родителей, слёзы отца и мольбы матери воскресли в моей памяти, и совесть, которая в то время ещё не успела окончательно очерстветь, терзала меня за пренебрежение к родительским увещаниям и за нарушение обязанностей перед Богом и отцом.
Между тем ветер крепчал, и на море разыгралась буря, которая, впрочем, не шла в сравнение с теми, что я много раз видел потом, ни даже с той, что мне пришлось увидеть несколько дней спустя. Но и этого было довольно, чтобы ошеломить меня, новичка, ничего не смыслившего в морском деле. Когда накатывалась новая волна, я ожидал, что она нас поглотит, и всякий раз, когда корабль падал вниз, как мне казалось, в пучину или бездну морскую, я был уверен, что он уже больше не поднимется на поверхность. И в этой муке душевной я неоднократно решался и давал себе клятвы, что, если Господу будет угодно сохранить на сей раз мне жизнь, если нога моя снова ступит на твёрдую землю, я тотчас же вернусь домой к отцу и, покуда жив, не сяду на корабль, что я последую отцовским советам и никогда более не подвергну себя подобной опасности. Теперь я понял всю справедливость рассуждений отца относительно золотой середины; для меня ясно стало, как мирно и приятно прожил он всю жизнь, никогда не подвергая себя бурям на море и невзгодам на суше, — словом, я, как некогда блудный сын, решил вернуться в родительский дом с покаянием. Эти трезвые и благоразумные мысли не оставляли меня, покуда длилась буря, и даже некоторое время после неё; но на другое утро ветер стал стихать, волнение поулеглось, и я начал понемногу осваиваться с морем. Как бы то ни было, весь этот день я был настроен очень серьёзно тем более что ещё не совсем оправился от морской болезни ; но перед закатом небо прояснилось, ветер прекратился, и наступил тихий, очаровательный вечер; солнце зашло без туч и такое же ясное встало на другой день, и гладь морская при полном или почти полном безветрии, вся облитая его сиянием, представляла восхитительную картину, какой я никогда ещё не видывал. Ночью я отлично выспался, от моей морской болезни не осталось и следа, я был бодр и весел и любовался морем, которое ещё вчера так бушевало и грохотало и в такое короткое время могло затихнуть и явить собою столь привлекательное зрелище.
И тут-то, словно для того, чтобы изменить моё благоразумное решение, ко мне подошёл приятель, сманивший меня ехать с ним, и, хлопнув меня по плечу, сказал: «Ну что, Боб, как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Бьюсь об заклад, что ты испугался, — признавайся, ведь испугался вчера, когда задул ветерок? Хорош ветерок! Я и представить себе не мог такой ужасной бури! Ах ты, чудак! Так, по-твоему, это буря? Что ты! Это сущие пустяки!
Дай нам хорошее судно да побольше простору, — мы такого шквалика и не заметим. Ну, да ты ещё совсем неопытный моряк, Боб. Пойдём-ка лучше сварим пуншу и забудем об этом. Взгляни, какой чудесный нынче день! Словом, как только на море воцарилась тишь, как только вместе с бурей улеглись мои взбудораженные чувства и прошёл страх утонуть в морской пучине, так мысли мои повернули в прежнее русло, и все клятвы, все обещания, которые я давал себе в часы страданий, были позабыты. Правда, порой на меня находило просветление, здравые мысли ещё пытались, так сказать, воротиться ко мне, но я гнал их прочь, боролся с ними, словно с приступами болезни, и при помощи пьянства и весёлой компании скоро восторжествовал над этими припадками, как я их называл; в какие-нибудь пять-шесть дней я одержал столь полную победу над своей совестью, какой только может пожелать себе юнец, решившийся не обращать на неё внимания. Однако меня ждало ещё одно испытание: как всегда в подобных случаях, провидение пожелало отнять у меня последнее оправдание перед самим собою; в самом деле, если на этот раз я не захотел понять, что всецело обязан ему, то следующее испытание было такого рода, что тут уж и самый последний, самый отпетый негодяй из нашего экипажа не мог бы не признать, что опасность была поистине велика и спаслись мы только чудом. На шестой день по выходе в море мы пришли на Ярмутский рейд.
Ветер после шторма был всё время неблагоприятный и слабый, так что мы двигались еле-еле. В Ярмуте мы были вынуждены бросить якорь и простояли при юго-западном, то есть противном, ветре семь или восемь дней. В течение этого времени на рейд пришло немалое количество судов из Ньюкасла, ибо Ярмутский рейд обычно служит местом стоянки для кораблей, которые дожидаются здесь попутного ветра, чтобы войти в Темзу. Впрочем, мы не простояли бы долго и вошли бы в реку с приливом, если бы ветер не был так свеж, а дней через пять не покрепчал ещё больше. Однако Ярмутский рейд считается такой же хорошей стоянкой, как и гавань, а якоря и якорные канаты были у нас надёжные; поэтому наши люди ничуть не тревожились и даже не помышляли об опасности — по обычаю моряков, они делили свой досуг между отдыхом и развлечениями. Но на восьмой день утром ветер усилился, и пришлось свистать наверх всех матросов, убрать стеньги и плотно закрепить всё, что нужно, чтобы судно могло безопасно держаться на рейде. К полудню на море началось большое волнение, корабль стало сильно раскачивать; он несколько раз зачерпнул бортом, и раза два нам показалось, что нас сорвало с якоря. Тогда капитан скомандовал отдать запасной якорь.
Таким образом, мы держались на двух якорях против ветра, вытравив канаты до конца. Тем временем разыгрался жесточайший шторм. Растерянность и страх были теперь даже на лицах матросов. Я несколько раз слышал, как сам капитан, проходя мимо меня из своей каюты, бормотал вполголоса: «Господи, смилуйся над нами, иначе мы погибли, всем нам конец», — что не мешало ему, однако, зорко наблюдать за работами по спасению корабля. Первые минуты переполоха оглушили меня: я неподвижно лежал в своей каюте рядом со штурвалом и даже не знаю хорошенько, что я чувствовал. Мне было трудно вернуть прежнее покаянное настроение после того, как я сам его презрел и ожесточил свою душу: мне казалось, что смертный ужас раз и навсегда миновал и что эта буря пройдёт бесследно, как и первая. Но повторяю, когда сам капитан, проходя мимо, обмолвился о грозящей нам гибели, я неимоверно испугался. Я выбежал из каюты на палубу; никогда в жизни не приходилось мне видеть такой зловещей картины: на море вздымались валы вышиной с гору, и такая гора опрокидывалась на нас каждые три-четыре минуты.
Когда, собравшись с духом, я огляделся вокруг, то увидел тяжкие бедствия. На двух тяжело нагруженных судах, стоявших неподалёку от нас на якоре, были обрублены все мачты. Кто-то из наших матросов крикнул, что корабль, стоявший в полумиле от нас впереди, пошёл ко дну. Ещё два судна сорвало с якорей и унесло в открытое море на произвол судьбы, ибо ни на том, ни на другом не оставалось ни одной мачты. Мелкие суда держались лучше других — им было легче маневрировать; но два или три из них тоже унесло в море, и они промчались борт о борт мимо нас, убрав все паруса, кроме одного кормового кливера. В конце дня штурман и боцман стали упрашивать капитана позволить им срубить фок-мачту. Капитан долго упирался, но боцман принялся доказывать, что, если фок-мачту оставить, судно непременно затонет, и он согласился, а когда снесли фок-мачту, грот-мачта начала так шататься и так сильно раскачивать судно, что пришлось снести и её и таким образом освободить палубу. Судите сами, что должен был испытывать всё это время я — юнец и новичок, незадолго перед тем испугавшийся небольшого волнения.
Но если после стольких лет память меня не обманывает, не смерть была мне страшна тогда; во сто крат сильнее ужасала меня мысль о том, что я изменил своему решению прийти с повинной к отцу и вернулся к прежним химерическим стремлениям, и мысли эти, усугублённые ужасом перед бурей, приводили меня в состояние, которого не передать никакими словами. Но самое худшее было ещё впереди. Буря продолжала свирепствовать с такой силой, что, по признанию самих моряков, им никогда не случалось видеть подобной. Судно у нас было крепкое, но от тяжёлого груза глубоко сидело в воде, и его так качало, что на палубе поминутно слышалось: «Кренит! Дело — табак! Однако буря бушевала всё яростнее, и я увидел — а это не часто увидишь, — как капитан, боцман и ещё несколько человек, более разумных, чем остальные, молились, ожидая, что корабль вот-вот пойдёт ко дну. В довершение ко всему вдруг среди ночи один из матросов, спустившись в трюм поглядеть, всё ли там в порядке, закричал, что судно дало течь; другой посланный донёс, что вода поднялась уже на четыре фута. Тогда раздалась команда: «Все к насосам!
Но матросы растолкали меня, заявив, что если до сих пор я был бесполезен, то теперь могу работать, как и всякий другой. Тогда я встал, подошёл к насосу и усердно принялся качать. В это время несколько мелких судов, гружённых углем, будучи не в состоянии выстоять против ветра, снялись с якоря и вышли в море. Когда они проходили мимо, наш капитан приказал подать сигнал бедствия, то есть выстрелить из пушки. Не понимая, что это значит, я пришёл в ужас, вообразив, что судно наше разбилось или случилось нечто другое, не менее страшное, и потрясение было так сильно, что я упал в обморок. Но в такую минуту каждому было впору заботиться лишь о спасении собственной жизни, и никто на меня не обратил внимания и не поинтересовался, что приключилось со мной. Другой матрос, оттолкнув меня ногой, стал к насосу на моё место в полной уверенности, что я уже мёртв; прошло немало времени, пока я очнулся. Работа шла полным ходом, но вода в трюме поднималась всё выше.
Было очевидно, что корабль затонет, и хотя буря начинала понемногу стихать, однако нечего было и надеяться, что он сможет продержаться на воде, покуда мы войдём в гавань, и капитан продолжал палить из пушек, взывая о помощи. Наконец одно лёгкое судёнышко, стоявшее впереди нас, отважилось спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. Подвергаясь немалой опасности, шлюпка приблизилась к нам, но ни мы не могли добраться до неё, ни шлюпка не могла причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью ради спасения нашей. Наконец наши матросы бросили им с кормы канат с буйком, вытравив его на большую длину. После долгих и тщетных усилий гребцам удалось поймать конец каната; мы притянули их под корму и все до одного спустились в шлюпку. О том, чтобы добраться до их судна, нечего было и думать; поэтому мы единодушно решили грести по ветру, стараясь только держать по возможности к берегу. Наш капитан пообещал чужим матросам, что в случае, если лодка разобьётся о берег, он заплатит за неё хозяину. И вот, частью на веслах, частью подгоняемые ветром, мы направились к северу в сторону Уинтертон-Несса, постепенно приближаясь к земле.
Не прошло и четверти часа с той минуты, когда мы отчалили от корабля, как он стал погружаться на наших глазах.
Трусова с французского источника датируется 1762—1764 гг. Полноценный русский перевод с оригинала выполнил П.
Корсаков в 1842—1843 гг. Популярность романа Дефо также вызвала многочисленные подражания: «Робинзон Крузо» «Robinson Krusoe», 1779; русский перевод 1781 И. Висса и др.
Тип произведений мировой литературы и кинематографа, в центре внимания которых выживание героя в экстремальных условиях, получил название робинзонады. О пользе чтения детям «Робинзона Крузо» писали с 18 в. Руссо в сочинении «Эмиль, или о воспитании» 1762 называет роман Дефо самым удачным трактатом о естественном воспитании и первой книгой, которую, наряду с Библией , должен прочесть ребёнок.
В Российской империи, начиная с раннего сокращённого пересказа С. Глинки 1819 г. Роман «Робинзон Крузо» экранизировали, в частности, Ж.
Мельес 1902 , А. Андриевский 1947 , С. Говорухин 1972 , Дж.
Дешанель 1988 , Р. Харди и Дж. Миллер 1997.
Другие художественные произведения Популярность «Робинзона Крузо» сподвигла Дефо написать продолжения. Так, спустя несколько месяцев, в 1719 г. Следующее продолжение, «Серьёзные размышления о жизни и удивительных приключениях Робинзона Крузо, с его видением ангельского мира» «Serious Reflections During the Life and Surprising Adventures of Robinson Crusoe with his Vision of the Angelick World», 1720 , состоит из резонёрских воспоминаний и размышлений героя о жизни и религии.
В поздних романах Дефо действие разворачивается в современном, цивилизованном мире, а центральными персонажами выступают представители третьего сословия, причём маргиналы: авантюристы, мошенники, женщины лёгкого поведения. Ради личной выгоды они не гнушаются никакими средствами, преступают как законы, так и моральные нормы, однако в дальнейшем, как правило, раскаиваются в содеянном. Действие романа «Записки кавалера» «Memoirs of a Cavalier», 1720 , написанного в форме дневника, разворачивается во время Тридцатилетней войны 1618—1648 гг.
Прототипом главного героя послужил Эндрю Ньюпорт, политический и военный деятель, участник гражданской войны в Англии в 1642—1651 гг. В основе романа «Жизнь и пиратские приключения славного капитана Синглтона» «The Life Adventures and Pyracies of the Famous Captain Singleton», 1720; русский перевод 1930 , или просто «Капитан Синглтон», — биография Генри Эвери, английского пирата 17 в. Произведение делится на две части: в 1-й описаны путешествия и коммерческие авантюры главного героя в Африке, во 2-й — его морские странствия.
Сцены штормов, нападений пиратов и эпизоды из жизни Синглтона на о. Мадагаскар выдержаны в стиле «Робинзона Крузо». Jacque», 1722; русский перевод 1971 , или «История полковника Джека», повествуется о приключениях сироты, с детства промышлявшего воровством и мошенничеством.
После ряда авантюр в Европе и Америке Джек по кличке Полковник, став владельцем плантации и работорговцем, осознаёт ценность жизни, раскаивается в дурных поступках и становится на путь добродетели. Последние романы Дефо примечательны тем, что написаны от лица женщин. В первом из них, «Радости и горести знаменитой Молль Флендерс» «The Fortunes and Misfortunes of the Famous Moll Flanders», 1722; русский перевод 1896 , или просто «Молль Флендерс», повествуется о жизни лондонской авантюристки, мошенницы и проститутки.
В произведении подняты вопросы бедности, положения женщин в обществе, зависимости их судьбы от семейного статуса. Дефо осуждает поведение Молль, но он также и понимает, что низкое социальное положение само подталкивает её к преступлениям. В этом романе автор впервые в своём творчестве пытался проникнуть в психологию героини, чтобы разобраться в мотивации её поступков.
Это было английское судно «Герцог», с капитаном Вудсом Роджерсом, который назвал Селькирка губернатором острова. Когда корабль приплыл на родину, капитан опубликовал книгу «Путешествие вокруг света», в которой описал это чудесное спасение. Известный английский писатель Даниель Дефо использовал этот сюжет для своей книги, а Селькирк стал прототипом Робинзона Крузо.
Очарование романа Дефо заключается в самом Робинзоне, ведь автор на протяжении всего повествования показывает развитие своего героя. В начале мы видим неопытного юношу, довольно легкомысленного мальчика, который затем становится волевым человеком, способным выдержать все невзгоды своей необычной судьбы. Самая характерная черта Робинзона Крузо — его оптимизм.
Иногда, во время землетрясений или болезни его охватывала паника, но ненадолго. Он был уверен в себе и считал, что человеку по силам преодолеть все трудности и невзгоды.
Эта книга дала начало классическому английскому роману и породила моду на псевдодокументальную художественную прозу; её нередко называют первым «подлинным» романом на английском языке. Сюжет, скорее всего, основан на реальной истории Александра Селькирка, боцмана судна «Cinque Ports», отличавшегося крайне неуживчивым и склочным характером. В 1704 году он был высажен по собственному требованию на необитаемый остров, снабжён оружием, продовольствием, семенами и инструментами.
«Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра
Робинзон Крузо, Шикотан и Пятница с грузинским акцентом. В 1970-80 годах, в условиях дефицита, книга Даниэля Дэфо "Робинзон Крузо" была одной из наиболее доступных для советских школьников приключенческих книжек. Там, кстати, английский писатель приводит точную дату крушения корабля Робинзона Крузо: 30 сентября 1659 года. «Робинзон Крузо» (1719-1721) Дефо представил роман как подлинные мемуары самого Робинзона. «Удивительные приключения Робинзона Крузо», «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо» - и в России издается впервые». В Екатеринбурге впервые в России перевели и издали третью, заключительную книгу Даниэля Дефо, посвященную Робинзону Крузо. Для понимания творчества того, кто написал «Робинзона Крузо», необходимо рассмотреть наиболее известные сочинения автора, которые позволят понять его мировоззрение.
В России впервые выпустили третью книгу о Робинзоне Крузо
Теперь очередь дошла и до заключительной книги трилогии о Робинзоне Крузо. Читая страницы дневника Робинзона Крузо, ребята учились находить хорошее и полезное даже в трудностях! Журнал ASARATOV / Автор Артём Трофимов.