Новости борис пастернак февраль

Переписке Бориса Пастернака и Марины Цветаевой будет посвящена отдельная часть вечера.

Вышел в свет первый том из трехтомной "Летописи жизни и творчества Б.Л. Пастернака"

Писатель, переводчик и один из крупнейших поэтов ХХ века Борис Леонидович Пастернак родился 10 февраля 1890 года и. Например, Борис Пастернак вносил поправки в то самое стихотворение про февраль, чернила и пролетку — аж 46 лет. Найти кровать и плакать Незадолго до 130-летия Бориса Пастернака в санатории «Узкое», что на юге Москвы, открылся мемориальный номер поэта. Главная» Новости» Февраль достать чернил борис пастернак. «День рождения Бориса Пастернака – 10 февраля, однако памятные мероприятия в библиотеках начинаются 11 февраля и продлятся практически до конца месяца. Родственница Пастернака проиграла дело о плагиате против американской писательницы.

Борис Пастернак / 10 февраля 1890 - 30 мая 1960/

Эту задачу каждый заинтересованный решает по-своему. Поэт несколько раз встречался со Сталиным и, возможно, дело в личном расположении вождя. А может быть, все дело в необычайной везучести Пастернака, о которой он сам любил говорить. Или в особом покровительстве свыше. А возможно, во всем вместе взятом — правильного ответа здесь быть не может. Музыка внутри Родительский дом Пастернака всегда был наполнен людьми неординарными, творческими, посвятившими свою жизнь искусству.

Это и не удивительно: отец будущего поэта — Леонид Осипович Пастернак — был художником, академиком Петербургской Академии художеств. Мама — Розалия Исидоровна Пастернак урожденная Кауфман — завоевала популярность замечательной пианистки. С самого раннего возраста в ней открылись поразительные музыкальные таланты и публика восторженно рукоплескала ребенку-вундеркинду. К моменту знакомства со своим будущим мужем Розалия была одной из самых популярных концертирующих пианисток России. Семья поддерживала дружбу с художниками И.

Левитаном, М. Нестеровым, В. Поленовым, С. Ивановым и Н. Ге, в доме бывали музыканты и писатели, устраивались музыкальные выступления, в которых принимали участие А.

Скрябин и С. Подробнее Не удивительно, что взращенный в такой атмосфере юноша, начав задумываться о выборе жизненного пути, первым делом обратился к музыке. В 13 лет, во многом благодаря влиянию композитора А. Скрябина, Борис окунулся в музыку с головой. Юноша усиленно занимался теорией композиции: сохранились две его прелюдии и соната для фортепиано.

Прислушайся к гулу раздолий неезженых, Прислушайся к бешеной их перебежке. Расскальзывающаяся артиллерия Тарелями ластится к отзывам ветра. К кому присоседиться, верстами меряя, Слова гололедицы, мглы и лафетов? И сказка ползет, и клочки околесицы, Мелькая бинтами в желтке ксероформа, Уносятся с поезда в поле. Уносятся Платформами по снегу в ночь к семафорам.

Я ждала, холодея, не оборачиваясь. А за день до того Лидия Чуковская побывала в доме поэта. И я свои цветы положила к ногам. Вошли и стали у гроба двое. Я узнала их: рабочие городка. Один монтер, один водопроводчик. Хмурые, робкие лица, озирающиеся, вглядывающиеся, пытающиеся понять. И я вглядываюсь и пытаюсь понять.

На Мясницкой произошло одно из знаковых событий в жизни Бориса Пастернака: в октябре 1905 года, когда ему было 15 лет, он попал под казачьи нагайки средство для управления лошадьми во время митинга — и повредил ногу. Писатель всю оставшуюся жизнь старательно скрывал хромоту, но эхо этого происшествия можно найти в его произведениях. Пастернак-студент Следующая часть маршрута пройдет через самый центр Москвы: через Никитский бульвар и Арбат, по Моховой и Мясницкой улицам. Начало будет на Тверской и, чтобы не делать крюк через Мясницкую, будет логично продолжить прогулку до Тверского бульвара и, минуя памятники Сергею Есенину и Клименту Тимирязеву, повернуть на Большую Никитскую. Там Пастернак учился на композиторском курсе. В 1908-м он сдавал выпускные экзамены сразу в двух учебных заведениях — параллельно в Консерватории и в 5-й Московской гимназии. Школа Пастернака находилась на пересечении улиц Поварская и Большая Молчановка. К сожалению, здание не сохранилось: его снесли в 1950-х при строительстве Калининского проспекта Новый Арбат. В 1908 году Борис Пастернак поступил в МГУ на юридический факультет, однако к этому мы вернемся чуть позже. Сначала придется немного отойти от правильной хронологии, чтобы не делать крюк — и ненадолго заглянуть на Арбат. Сейчас на этом месте работает магазин «АнтикварЪ».

Вечер Памяти Бориса Пастернака

Дневник «Портрет Бориса Пастернака» З. Маслениковой, автора скульптурного портрета писателя, написан на основе многочисленных бесед с Борисом Леонидовичем, которые скульптор вела во время работы. Переписка поэта с его первой женой представлена в книге «Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка с Евгенией Пастернак». Издание подготовлено старшим сыном писателя и сопровождается воспоминаниями об обстановке, в которой протекала семейная жизнь его родителей.

Писатель всю оставшуюся жизнь старательно скрывал хромоту, но эхо этого происшествия можно найти в его произведениях. Пастернак-студент Следующая часть маршрута пройдет через самый центр Москвы: через Никитский бульвар и Арбат, по Моховой и Мясницкой улицам. Начало будет на Тверской и, чтобы не делать крюк через Мясницкую, будет логично продолжить прогулку до Тверского бульвара и, минуя памятники Сергею Есенину и Клименту Тимирязеву, повернуть на Большую Никитскую. Там Пастернак учился на композиторском курсе.

В 1908-м он сдавал выпускные экзамены сразу в двух учебных заведениях — параллельно в Консерватории и в 5-й Московской гимназии. Школа Пастернака находилась на пересечении улиц Поварская и Большая Молчановка. К сожалению, здание не сохранилось: его снесли в 1950-х при строительстве Калининского проспекта Новый Арбат. В 1908 году Борис Пастернак поступил в МГУ на юридический факультет, однако к этому мы вернемся чуть позже. Сначала придется немного отойти от правильной хронологии, чтобы не делать крюк — и ненадолго заглянуть на Арбат. Сейчас на этом месте работает магазин «АнтикварЪ».

После университета «…Итак, летом 1914 года в кофейне на Арбате должна была произойти сшибка двух литературных групп», — из очерка Пастернака «Люди и положения».

И, конечно, орехи — миндаль, фундук и арахис. Помните, однако, что повышенное потребление калия и даже полный отказ от поваренной соли не являются лечением гипертонии, без адекватных медикаментов вам не обойтись. Перешагивая порог очередного десятилетия, естественно, пусть и вопреки здравому смыслу, рассматривать это как значительное событие.

Когда мне исполнилось тридцать, брат сказал: «Ты теперь не юнец, а мужчина — веди себя соответственно». Когда мне стукнуло сорок, я сказал себе: «Молодость прошла». В пятьдесят я сказал: «Не надо строить иллюзий — ты теперь пожилой человек, и с этим придется смириться». В шестьдесят я сказал: «Настала пора привести дела в порядок, наступает старость — надо расплатиться с долгами».

Я решил оставить театр и написал «Подводя итоги»; в этой книге я попытался обозреть — прежде всего для себя самого — все, что узнал о жизни и литературе, что успел написать и какое удовольствие от этого получил. Но из всех годовщин семидесятая, по-моему, самая значительная. Считается, что такой срок отмерен человеку — «Дней наших семьдесят лет», — и можно сказать, что оставшиеся годы ты исхитрился украсть, когда старуха с косой ненароком отвернулась. В семьдесят ты уже не на пороге старости.

Ты старик. В континентальной Европе существует славный обычай отмечать эту дату в жизни именитого человека. Его друзья, коллеги, ученики если таковые имеются , объединив усилия, издают книгу эссе, написанных в его честь. В Англии не принято отдавать такую лестную дань нашим знаменитым людям.

В лучшем случае в их честь устраивают обед, да и то, если они уж очень знамениты. Я был на одном таком обеде в честь семидесятилетия Герберта Уэллса. На обеде присутствовала не одна сотня гостей. Бернард Шоу, великолепный — высоченный, с белоснежной бородой и шевелюрой, свежим цветом лица и горящими глазами, произнес речь.

Он стоял, очень прямой, скрестив руки на груди, и с присущим ему лукавым юмором сумел наговорить много колкостей — как почетному гостю, так и кое-кому из присутствующих. Поздравление получилось в высшей степени занятное, произносил он его зычным голосом, по всем правилам ораторского искусства, и его ирландский акцент одновременно и подчеркивал, и скрадывал ядовитые выпады. Потом Уэллс, чуть не водя носом по бумажке, пискливым голосом прочитал свою речь. Он брюзгливо говорил о своем преклонном возрасте и с присущей ему сварливостью напал на тех присутствующих, кому, возможно, взбрело в голову, будто юбилей и сопровождающий его банкет означают, что он намерен отойти от дел.

И заверил их, что он, как всегда, готов направлять человечество на путь истинный. Мой день рождения прошел вполне буднично. Утром я, как обычно, работал, днем гулял в пустынном леске за домом. Мне так и не удалось разгадать, что придает этому леску его таинственную притягательность.

Второго такого я в жизни не видал, такой глубокой тишины я нигде больше не встречал. С густолиственных виргинских дубов причудливыми гирляндами, точно клочья рваного савана, свисал бородатый мох, эвкалипты в эту пору уже оголились, а ягоды на мыльном дереве съежились и пожелтели; там-сям над низкорослыми деревьями высились сосны с их сочной сверкающей на солнце зеленью. В этом заглохшем безлюдном леске есть нечто странное, и хотя кроме тебя тут никого нет, не покидает жутковатое чувство, что где-то рядом шныряют незримые существа — не люди, но и не звери. Чудится, что какая-то тень, выглянув из-за ствола, безмолвно следит за тобой.

Вокруг разлита тревога — кажется, все затаилось и чего-то ждет. Я вернулся домой, приготовил себе чашку чая и до обеда читал. После обеда снова читал, два-три раза разложил пасьянс, послушал по радио последние известия, в постели перед сном читал детективный роман. Окончив его, я заснул.

За исключением двух моих служанок, я за весь день ни с кем не перемолвился ни словом. Вот как я провел свой семидесятый день рождения, да я и не желал бы провести его иначе. Я размышлял. Два-три года назад я гулял с Лизой, и она завела речь, уж не помню в связи с чем, о том, каким ужасом преисполняет ее мысль о старости.

Зато у старости есть свои преимущества. Музыка, искусство и литература будут радовать тебя иначе, чем в молодости, но никак не меньше. Потом очень любопытно наблюдать за событиями, которые больше не касаются тебя непосредственно. И пусть наслаждения теряют былую остроту, зато и горе переживается не так мучительно.

Я видел, что мои слова не слишком утешили ее, и, еще не закончив свою тираду, осознал, что перспективу нарисовал не слишком вдохновляющую. Позже, предаваясь размышлениям на эту тему, я пришел к выводу, что главное преимущество старости — духовная свобода. Наверное, это не в последнюю очередь объясняется безразличием, с которым в старости относишься ко многому из того, что в расцвете сил представлялось важным. Другое преимущество заключается в том, что старость освобождает от зависти, ненавистничества и злости.

Пожалуй, я никому не завидую. Я не зарыл в землю таланты, которыми меня одарила природа, и не завидую тем, кого она одарила щедрее; я знал успех, большой успех, и не завидую чужому успеху. Я вполне готов освободить ту небольшую нишу, которую так долго занимал, и отдать ее другому. Мне теперь безразлично, что думают обо мне.

Нравлюсь — хорошо, нет — так нет. Если я нравлюсь людям — мне приятно, если нет — меня это ничуть не трогает. Я давно заметил, что у определенного рода людей я вызываю неприязнь; это в порядке вещей, всем мил не будешь, и их недоброжелательство меня скорее занимает, чем обескураживает. Мне лишь любопытно, чем вызван их антагонизм.

Безразлично мне и мнение о моих книгах. В общем и целом, я осуществил все свои замыслы, ну а там будь что будет. Я никогда не жаждал такого шумного успеха, каким пользуются некоторые писатели и который многие из нас в простоте душевной принимают за славу, и не раз жалел, что не взял псевдоним — лишнее внимание только помеха. Вообще-то свой первый роман я намеревался подписать псевдонимом и свое имя поставил лишь после того, как издатель предупредил меня, что на книгу обрушится лавина нападок, и мне не захотелось скрываться под вымышленной фамилией.

Я полагаю, многие авторы в глубине души питают надежду, что их не забудут и после смерти, я и сам подчас тешился, взвешивая свои шансы на посмертную известность, пусть и недолговечную. Моей лучшей книгой, как правило, считают «Бремя страстей человеческих». Судя по количеству проданных экземпляров, у романа все еще широкий круг читателей, а ведь он был издан тридцать лет тому назад. Для романа это большой срок.

Но романы такого объема редко живут долго, и, надо полагать, с уходом нынешнего поколения, которому он, к моему удивлению, чем-то близок, его забудут вкупе с другими книгами, посущественнее его. Думаю, одна-две мои комедии некоторое время еще кое-как продержатся на сцене: они написаны в традициях английской комедии и по этой причине им отыщется место в длинном ряду, начало которому положили драматурги эпохи Реставрации и который так прелестно продолжает своими пьесами Ноэль Коуард. Не исключено, что пьесы обеспечат мне строчку-другую в истории английского театра. Думаю, несколько моих лучших рассказов еще долгие годы будут включать в антологии, хотя бы по той причине, что в кое-каких из них речь идет и о местах, и о коллизиях, которые течение времени и развитие цивилизации окружат романтическим ореолом.

Две-три пьесы, да дюжина рассказов — не слишком внушительный багаж для путешествия в будущее, но все же лучше, чем ничего. А если я заблуждаюсь и меня забудут через неделю после смерти, я об этом не узнаю. Прошло десять лет с тех пор, как я отвесил последний поклон в театре фигурально выражаясь: после первых пьес я перестал выходить на сцену, сочтя эту процедуру слишком унизительной ; журналисты и друзья решили, что это пустые разговоры и через год-другой я передумаю и вернусь в театр; но я не изменил своего решения и не намерен его менять. Несколько лет назад я лелеял планы написать еще четыре романа, а потом вообще отойти от литературы.

Один я написал я не беру в расчет роман о войне, который, насилуя себя, написал, чтобы сделать что-то для нашей победы в бытность мою в Америке, но теперь понимаю, что остальные три вряд ли когда-либо напишу. В одном речь должна была идти о чуде, совершившемся в XVI веке в Испании; во втором — о пребывании Макиавелли у Чезаре Борджиа в Романье — этот визит дал ему замечательный материал для «Государя»; я намеревался вплести в их беседы материал, легший в основу макиа-веллиевой «Мандрагоры». Зная, как часто авторы используют в произведениях эпизоды собственной жизни, порой вполне несущественные, интерес и значительность которым придает лишь сила их воображения, я решил, что было бы забавно, оттолкнувшись от пьесы, восстановить события, породившие ее к жизни. Последний роман я собирался написать о рабочей семье из трущоб Бермондзи.

Меня прельщала мысль завершить путь романом о непутевых обитателях трущоб — полвека назад я начал его романом о них же. Но теперь довольствуюсь тем, что коротаю часы досуга, размышляя об этих романах. Впрочем, именно так писатель получает больше всего радости от своих книг: когда книги написаны, они ему уже не принадлежат, и его больше не забавляют разговоры и поступки созданий его фантазии. Думается, на восьмом десятке я уже вряд ли напишу нечто подлинно великое.

Вдохновение не то, силы не те, воображение не то. Историки литературы с жалостливым сочувствием, а чаще с жестоким равнодушием отвергают произведения даже самых великих писателей, написанные на склоне лет, да я и сам огорчался, читая недостойные творения, выходившие из-под пера тех моих друзей, даже очень талантливых, которые продолжали писать после того, как от их былого таланта осталась лишь жалкая тень. Писатель прежде всего находит отклик в своем поколении, и он поступит мудро, предоставив следующим поколениям самим отыскивать выразителей своих настроений. Впрочем, что бы он ни делал, этого все равно не миновать.

Его язык будет для следующих поколений тарабарщиной. Думаю, представление о моей жизни и деятельности, которое я хотел бы оставить после себя, уже сложилось, и мне не написать ничего такого, что его существенно дополнило бы. Я выполнил свое предназначение и готов поставить точку. Не так давно я обнаружил, что если раньше больше жил будущим, чем настоящим, теперь меня все больше занимает прошлое, а это явно свидетельствует, что я поступил мудро.

Наверное, это в порядке вещей, если впереди у тебя от силы лет десять, а позади такая долгая жизнь. Я всегда любил строить планы, и, как правило, выполнял их; но можно ли строить планы сегодня? Кто скажет, что тебя ждет через год, через два года? Каковы будут твои обстоятельства, сможешь ли ты жить по-прежнему?

Мою парусную яхту, на которой я ходил по Средиземному морю, реквизировали немцы, мой автомобиль — итальянцы, на моей вилле сначала поселились итальянцы, потом немцы, и мебель, книги, картины — те, которые не расхитили, где только ни разбросаны. Однако все это меня решительно не волнует. Я успел пожить в роскоши, о которой можно только мечтать. И теперь мне вполне достаточно двух комнат, трехразового питания и возможности пользоваться хорошей библиотекой.

Мыслями я все чаще уношусь в давно ушедшие годы юности. О многих своих тогдашних поступках я сожалею, но стараюсь, чтобы это не слишком портило мне жизнь; я говорю себе: это сделал не ты, а тот другой человек, которым ты некогда был. Я причинил зло разным людям, но раз этого не исправить, я стараюсь искупить свою вину, делая добро другим людям. Временами я не без сокрушения думаю о плотских радостях, упущенных в те годы, когда мог ими наслаждаться; но я знаю, что не упустить их я не мог — я всегда был брезглив, и когда доходило до дела, физическое отвращение удерживало меня от приключений, которые я предвкушал в своем воспаленном воображении.

Я был более целомудрен, чем мне хотелось бы. Люди в большинстве своем очень словоохотливы, а старики и вовсе болтливы, и хотя я больше люблю слушать, чем говорить, недавно мне показалось, что я впадаю в грех многоречивости; едва заметив это, я стал себя одергивать. Стариков выносят с трудом, поэтому надо вести себя крайне осмотрительно. Стараться никому не быть в тягость.

Не навязывать своего общества молодым — при тебе они чувствуют себя скованно, не в своей тарелке, и надо быть очень толстокожим, чтобы не заметить, как они радуются, когда ты уходишь. Если у старика есть имя, молодые порой ищут знакомства с ним, но надо понимать, что с ним хотят познакомиться не ради него самого, а ради того, чтобы посудачить о нем с приятелями своего возраста. Для молодых старик — гора, на которую взбираются не ради покорения высоты или ради открывающегося с нее вида, а ради того, чтобы, спустившись с нее, похвастаться своим подвигом. Старику надлежит проводить время среди своих сверстников, и если он получает от этого удовольствие, значит, ему очень повезло.

Грустно, конечно, бывать на сборищах, где все без исключения стоят одной ногой в могиле. Дураки в старости не умнеют, а старый дурак куда зануднее молодого. Не знаю, кто невыносимее — те старики, которые отказываются считаться с возрастом и ведут себя с тошнотворной игривостью, или же те, которые завязли в давно прошедшем времени и брюзжат на мир, который не завяз там вкупе с ними. Что и говорить, перспективы у стариков не слишком привлекательные: молодые избегают их общества, а в обществе сверстников им скучно.

Им не остается ничего другого, как довольствоваться собственным обществом, и мне это на руку: собственное общество мне никогда не надоедало. Я всегда не любил большие сборища, и для меня не последнее преимущество старости — возможность под благовидным предлогом отказаться от приглашения на какой-нибудь вечер или, соскучась, улизнуть с него. Теперь, когда я вынужден все чаще пребывать в одиночестве, оно меня все больше радует. В прошлом году я несколько недель прожил в небольшом домике на берегу Комбахи-ривер; там не было ни одной живой души, но я не испытывал ни тоски, ни скуки.

И когда жара и комары вынудили меня покинуть мое прибежище, я с неохотой вернулся в Нью-Йорк. Удивительно, до чего поздно начинаешь понимать, какими милостями осыпала меня природа. Я лишь недавно осознал, до чего же мне повезло: у меня никогда не болели ни голова, ни живот, ни зубы. В автобиографии Кардано — он написал ее, когда ему было под восемьдесят, — я прочел, что у него сохранилось пятнадцать зубов, с чем он себя и поздравляет.

Я в свою очередь пересчитал зубы и обнаружил, что у меня их двадцать шесть. Я перенес много тяжелых болезней — туберкулез, дизентерию, малярию и много чего еще, но был умерен в выпивке и еде и в результате здоров телом и душой. Само собой разумеется, в старости не пожить в свое удовольствие, если нет ни здоровья, ни денег. Причем не обязательно больших денег — старикам не так много нужно.

Дорого обходятся пороки, в старости же сохранять добродетель не трудно. А вот быть бедным в старости плохо; ради самых насущных своих потребностей прибегать к чужой помощи — еще хуже; и я очень признателен своим читателям: их благосклонность позволяет мне не только не испытывать лишений, но и удовлетворять свои прихоти и оказывать помощь тем, кто вправе ожидать ее от меня. Старикам свойственна скаредность. Для них деньги — средство властвовать над теми, кто от них зависит.

До сих пор я не замечал в себе таких дурных наклонностей. Если не считать имен и лиц, память, как правило, мне не изменяет — все, что читал, я помню. Правда, есть в этом и свое неудобство: я прочитал все великие романы по два-три раза и уже не получаю от них прежнего удовольствия. Современные же писатели не вызывают у меня интереса, и не знаю, что бы я делал, если бы не бесчисленные детективы, которые помогают не без приятности коротать время, а по прочтении тут же улетучиваются из головы.

Я никогда не испытывал желания прочесть книгу о далеких от моих интересов материях, и по сей день не могу заставить себя прочесть занимательную, равно как и познавательную книгу о людях или странах, мало что для меня значащих. Я не хочу ничего знать про историю Сиама, про обычаи и нравы эскимосов. У меня нет никакого желания прочесть биографию Мандзони, а про бравого Кортеса мне достаточно знать, что он стоял на вершине Да-рьена. Я с наслаждением читаю поэтов, которых читал в юности, и с интересом — современных поэтов.

Я рад, что благодаря долгой жизни смог прочесть поздние поэмы Йетса и Элиота. Мне по-прежнему любопытно все, что пишут о докторе Джонсоне и почти все, что пишут о Колридже, Байроне и Шелли. Старость много отнимает — того трепета, с каким впервые читал шедевры мировой литературы, уже не испытываешь — чего не вернешь, того не вернешь. Грустно, конечно, прочитать, скажем, стихи, которые когда-то вызывали у тебя такой же восторг, какой охватывал «астронома» Китса, и прийти к заключению, что не так уж они и хороши.

Но есть один предмет, ничуть не менее увлекательный для меня, чем прежде, — это философия, но не философия отвлеченных аргументов и скучнейшей терминологии — «Бесплодно слово философа, если оно не врачует людские страдания», — а философия, которая пытается найти ответ на вопросы, встающие перед каждым из нас. Платон, Аристотель говорят, что он суховат, но те, у кого есть чувство юмора, найдут в нем немало забавного , Плотин, Спиноза и кое-кто из современных философов, в их числе Брэдли и Уайтхед тешат меня и побуждают к размышлениям. В конечном счете лишь они и древнегреческие трагики говорят о самом для нас важном. Они возвышают и умиротворяют.

Читать их все равно, что плыть при легком ветерке по морю, усыпанному бесчисленными островками. Десять лет назад я сбивчиво изложил в «Подводя итоги» свои суждения и воззрения, рожденные жизнью, чтением и размышлениями о Боге, бессмертии, смысле и ценности жизни, и, по-моему, с тех пор не находил причин их изменить. Если бы мне пришлось переписать «Подводя итоги» заново, я бы не так поверхностно коснулся столь насущной темы, как нравственные ценности и, вероятно, сумел бы сказать что-нибудь более основательное об интуиции — тема эта послужила некоторым философам основой, на которой они возвели из догадок целые построения, притом весьма внушительные; мне же кажется, что на фундаменте, таком же неустойчивом, как пинг-понговый шарик в тире, подбрасываемый струйкой воды, можно возвести разве что воздушный замок. Теперь, когда я на десять лет ближе к смерти, я боюсь ее ничуть не больше, чем десять лет назад.

Выпадают дни, когда меня не покидает чувство, что в моей жизни все повторялось уже слишком много раз: не счесть, скольких людей я знал, сколько книг прочел, сколько картин, церквей, особняков перевидал, сколько музыки переслушал. Я не знаю, есть Бог или его нет. Ни одно из тех доказательств, которые когда-либо приводились, чтобы обосновать его существование, меня не убедило, а вера должна покоиться, как некогда сказал Эпикур, на непосредственном ощущении. Со мной такого не случилось.

Вместе с тем никто не сумел хоть сколько-нибудь удовлетворительно объяснить мне, как совмещается зло с идеей всемогущего и всеблагого Бога. Какое-то время меня привлекала индуистская концепция таинственного безличного начала, которое есть жизнь, знание и блаженство, не имеющее ни начала, ни конца, и, пожалуй, эта концепция представляется мне более приемлемой, чем любой другой Бог, сотканный из людских упований. Но вообще-то я считаю, что это не более чем впечатляющая фантазия. Многообразие мира первопричиной логически не объяснить.

Когда я думаю об огромной вселенной с ее бесчисленными звездами и измеряемыми тысячью тысяч световых лет расстояниями, меня охватывает трепет, но вообразить ее Творца — задача для меня непосильная. Впрочем, я, пожалуй, готов счесть существование вселенной загадкой, неразрешимой для человеческого разума. Что же касается жизни на земле, наименее неприемлемой представляется мне концепция, утверждающая, что существует психофизическая материя, в которой содержится зародыш жизни, и ее психическая сторона и есть источник такого непростого процесса как эволюция. Но в чем ее цель, если она вообще имеется, в чем смысл, если он вообще имеется, для меня так же темно и неясно, как и всегда.

Могу сказать одно: что бы ни говорили об этом философы, теологи или мистики, меня они не убедили. Но если Бог есть и его заботят людские дела, в таком случае у него должно достать здравого смысла отнестись к ним с той же снисходительностью, с какой разумный человек относится к людским слабостям.

Его творчеству посвящено огромное количество академических трудов, объем которых многократно превосходит сборники самого писателя. И все же многие главы жизни поэта еще не прочитаны. Один из самых известных в России специалистов по творчеству автора «Доктора Живаго» — литературовед, критик и публицист Наталья Иванова считает, что он предрек свою судьбу: «Он не был расстрелян, как Гумилев, не погиб в лагере, как Мандельштам, не был доведен до самоубийства, как Цветаева, не прошел через ГУЛАГ, как Шаламов, не хлопотал о заключенном в тюрьму и лагерь сыне, как Ахматова.

Но он не был удовлетворен своей, внешне сравнительно благополучной, жизнью, и сам вызвал свое несчастье, описав собственную вероятную судьбу в судьбе Юрия Живаго. Рискну сказать, что он, в конце концов, сотворил судьбу своих утрат в сотрудничестве с Творцом, полностью искупив видимость благополучия. В одном из писем Цветаевой он сказал: что могло быть счастьем, обернулось горем, — и тем самым заранее набросал вчерне свою судьбу». В основе авторской программы Натальи Ивановой «Пастернак и другие…» 9-12 февраля, 18:30 — жизнь писателя, насыщенная событиями, встречами, неожиданными поворотами судьбы; рождение стихов и прозы, книг, ставших вехами не только в биографии поэта и русской литературе, но и в истории России ХХ века. Семья его была интеллигентной: отец — художник, мать — пианистка.

Пастернаковский февраль

История создания. Борис Леонидович Пастернак (имя при рождении — Борис Исаакович Постернак; 29 января (10 февраля) 1890, Москва, Российская империя — 30 мая 1960, Переделкино. БОРИС ПАСТЕРНАК Февраль. 2 варианта стихотворения «Февраль» Бориса Пастернака. образ чёрного цвета – лирический герой регулярно упоминает о чёрном цвете.

133 года со дня рождения Пастернака. 10 фактов о поэте, писателе и переводчике

Главная» Новости» Февраль пастернак текст. В среду 7 февраля приглашаем посетить литературно-музыкальный вечер «Борис Пастернак. Борис Леонидович Пастернак (имя при рождении — Борис Исаакович Постернак; 29 января (10 февраля) 1890, Москва, Российская империя — 30 мая 1960, Переделкино. скачай mp3 песню бесплатно в. Произведения Бориса Пастернака. Google разместил на стартовой странице поисковика дудл, посвященный 131-му дню рождения писателя, поэта и прозаика Бориса Пастернака.

Нет комментариев

• С творчеством поэта Бориса Пастернака знакомились школьники в библиотеке № 16
• Описание и характеристики
• Февраль - Борис Леонидович Пастернак - Слушать онлайн. Музыка
• «Не читал, но осуждаю»: 30 лет со дня реабилитации Бориса Пастернака — РТ на русском

Музей Москвы

К сожалению, дом не сохранился: архивы сообщают, что его снесли в 1976 году при очередном расширении Садового кольца. Кстати, именно в Оружейном переулке, в гостинице «Черногория», жила Лара, героиня романа «Доктор Живаго». Квартира помещалась во флигеле внутри двора, вне главного здания», — из автобиографии Бориса Пастернака. По воспоминаниям писателя, в 1890-х Москва еще сохраняла «облик живописного до сказочности захолустья с легендарными чертами третьего Рима». В то время на пересечении Мясницкой улицы и Юшкова переулка еще стояла церковь Флора и Лавра — по старой московской традиции туда 18 августа, в день памяти святых, конюхи и извозчики приводили своих лошадей, чтобы окропить святой водой. Храм не сохранился, на этом месте теперь пересекаются Мясницкая и Бобров переулок — и над выходом со станции «Тургеневская» возвышается театр Et Cetera.

На Мясницкой произошло одно из знаковых событий в жизни Бориса Пастернака: в октябре 1905 года, когда ему было 15 лет, он попал под казачьи нагайки средство для управления лошадьми во время митинга — и повредил ногу. Писатель всю оставшуюся жизнь старательно скрывал хромоту, но эхо этого происшествия можно найти в его произведениях. Пастернак-студент Следующая часть маршрута пройдет через самый центр Москвы: через Никитский бульвар и Арбат, по Моховой и Мясницкой улицам. Начало будет на Тверской и, чтобы не делать крюк через Мясницкую, будет логично продолжить прогулку до Тверского бульвара и, минуя памятники Сергею Есенину и Клименту Тимирязеву, повернуть на Большую Никитскую. Там Пастернак учился на композиторском курсе.

Николай Чуковский и Вера Панова назвали Пастернака врагом. Еще через три дня общее собрание московских писателей одобрило исключение Пастернака из своих рядов. Чтобы сгладить ситуацию, писатель решил отказаться от премии и отправил письмо в комитет: «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я вынужден отказаться от незаслуженной премии, пожалуйста, не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ». Нобелевские регалии были вручены его сыну лишь 31 год спустя. На Всемирном фестивале молодежи и студентов в Вене 1959 года специальные люди распространяли «Доктора Живаго» на русском и в переводах на языки стран соцлагеря и мира капитализма — наряду с романами Оруэлла. Хоронили его в частном порядке, но многолюдно. Пастернаку, безусловно, не повезло. Не втянись он в темную историю с Фельтринелли, не сделай американцы ставку на «Живаго», не «накрути» Хрущева Суслов, мы имели бы в 1958 году сразу четверых нобелевских героев: выдающихся физиков Павла Черенкова, Илью Франка, Игоря Тамма — и выдающегося лирика Бориса Пастернака.

Впрочем, не исключено, что долгожданное присуждение премии тоже было частью провокации. Такие разработки всё популярнее в современных армиях Тем не менее, в итоге роман «Доктор Живаго» стал ярчайшим символом художественного нонконформизма и считается одной из вершин русской литературы и цивилизации во всяком случае, за рубежом. Даже относясь к «Доктору Живаго» прохладно, необходимо признавать: пастернаковская ритмическая проза великолепна, и в ней достаточно поэзии.

Сейчас на здании можно увидеть мемориальную табличку, которую повесили к 100-летию писателя.

На первом этаже — бар, закусочная, кофейня: все как везде. Спустя год после рождения Бориса семья переехала в особняк Лыжина по соседству: Оружейный переулок, д. Там семья Пастернака прожила совсем недолго — до 1893 года. К сожалению, дом не сохранился: архивы сообщают, что его снесли в 1976 году при очередном расширении Садового кольца.

Кстати, именно в Оружейном переулке, в гостинице «Черногория», жила Лара, героиня романа «Доктор Живаго». Квартира помещалась во флигеле внутри двора, вне главного здания», — из автобиографии Бориса Пастернака. По воспоминаниям писателя, в 1890-х Москва еще сохраняла «облик живописного до сказочности захолустья с легендарными чертами третьего Рима». В то время на пересечении Мясницкой улицы и Юшкова переулка еще стояла церковь Флора и Лавра — по старой московской традиции туда 18 августа, в день памяти святых, конюхи и извозчики приводили своих лошадей, чтобы окропить святой водой.

Храм не сохранился, на этом месте теперь пересекаются Мясницкая и Бобров переулок — и над выходом со станции «Тургеневская» возвышается театр Et Cetera. На Мясницкой произошло одно из знаковых событий в жизни Бориса Пастернака: в октябре 1905 года, когда ему было 15 лет, он попал под казачьи нагайки средство для управления лошадьми во время митинга — и повредил ногу.

И говорить с Диной Григорьевной не только о литературе, но и о кино, театре, о нашей учебе и полуголодном бытии. Мы с братом Анатолием в ту зиму учились на последних курсах: я — в университете, он — в театральном училище. Анатолий взял за правило выучивать по стиху каждый вечер — так тренировал память. И Пастернак был на первом месте — и у него, и у меня. Пастернак был на первом месте — и у брата Анатолия, и у меня Анатолий вытренировал свою память до того, что, выступая с чтением стихов в студенческих аудиториях, выполнял все заявки, которые выкрикивались с места, — и ни разу не сплоховал. Он знал не только модных тогда Вознесенского и Евтушенко, но и лучших поэтов Серебряного века. Но на первом месте стоял Борис Пастернак. Только после того, как разразилась гроза из-за романа «Доктор Живаго», ему пришлось отказаться публично читать стихи Бориса Леонидовича.

Зато у него уже был готов моноспектакль «Фауст» по Гете в переводе любимого поэта. Чтением стихов Анатолий подрабатывал, спасаясь от казенщины и голода: отца, в ту пору собкора «Известий» по Киргизии, исключили из партии и сняли с работы — помогать нам у родителей не было возможности. Отцу «пришили» «антисоветские разговоры», «создание группы» — отец слишком тяжело пережил «разоблачение культа личности». Он должен был провести разъяснительную работу по «борьбе с враждебной идеологией». Старое здание общежития вот-вот должны были закрыть, зала для собраний вообще не существовало, и «мероприятие» проходило на лестничной площадке. Мы разместились кто на подоконнике, кто у перил, а доктор филологии, бледный, непривычно взволнованный, стоял в центре площадки, оглядываясь то в одну, то в другую сторону. Он говорил, что известный поэт совершил предательство, нанес удар по самому святому, что есть у нас, — по революции, по советской власти. Вот почему враги наши дали ему Нобелевскую премию. Художественных достоинств у романа нет, тут одна политика, и мы должны это понимать. Говорил он как-то непривычно сбивчиво, конкретных примеров не приводил, а все бросал нам готовые формулировки, против которых как раз и выступал на лекциях, убеждая, что доказательства должны основываться на тексте произведений прозы и поэзии наших классиков.

За это мы его особенно и любили. Смотря в пол, наш любимый профессор филологии говорил, что у романа «Доктор Живаго» нет никаких достоинств Смотрел он почему-то то вбок, то в пол, то и дело поправлял длинные волосы, открывавшие большой покатый лоб. На этом лбу не только я, но и многие заметили капли пота. В конце этого непривычного выступления профессора кто-то из наших все же попросил пояснить, каков же сюжет романа, что, собственно, в нем происходит. Профессор пересказал отрывок, на который и обрушился генеральный секретарь ЦК, взявшийся воспитывать писателей. Более подробно отрывок цитировался в «Литературной газете», который, конечно, мы все прочли. Ничего более профессор нам не сообщил. И нам стало ясно, что романа он не читал. Мне запомнился этот постыдный разговор на лестничной площадке, потому что потом, когда наконец удалось прочесть роман, именно этот отрывок в полном виде и контексте как раз более всего впечатлил меня. И я понял до конца, почему один из самых любимых наших педагогов так смущался, а потом почти убежал из общежития.

Потому что он, выполняя распоряжения парткома, был обязан верить тому, что сказали ему «сверху». Ладно бы «клеймящие» «письма в редакцию от трудящихся», а тут ведь профессор! Да еще самый уважаемый! Мы с напряженным вниманием следили, как поведет себя Борис Леонидович. Вот в «Литгазете» появилось его краткое и с достоинством написанное письмо Хрущеву: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти». Вот Борис Леонидович отказывается ехать получать Нобелевскую премию.

Борис Пастернак на Бондюжской земле

Он сорван был битвой и, битвой подхлеснутый, Как шар, откатился в канаву с откоса Сквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых, Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб. Прислушайся к гулу раздолий неезженых, Прислушайся к бешеной их перебежке. Расскальзывающаяся артиллерия Тарелями ластится к отзывам ветра. К кому присоседиться, верстами меряя, Слова гололедицы, мглы и лафетов?

И сказка ползет, и клочки околесицы, Мелькая бинтами в желтке ксероформа, Уносятся с поезда в поле. Уносятся Платформами по снегу в ночь к семафорам.

Будем верить, жить и ждать 10 февраля 2020 года, сотрудники Центральной городской библиотеки пригласили читателей старшего поколения познакомиться с литературным портретом Бориса Пастернака «Будем верить, жить и ждать». Мероприятие прошло в рамках Единого дня писателя, и было посвящено 130-й годовщине со дня его рождения. Темой разговора стала любовная лирика замечательного русского поэта.

Борис был старшим из детей в семье, у него были младшие брат Александр и сестры — Жозефина и Лидия. Первые литературные выступления Бориса Пастернака относятся к 1912 году, когда он примыкал к содружеству футуристов. Позже, в начале 1920-х он сотрудничал с группой Владимира Маяковского. После того как поэт в 1937 году отказался подписать обращение литераторов с требованием расстрелять военачальников Михаила Тухачевского и Иона Якира, его перестали печатать.

Борис Пастернак признавался, что их общение с Есениным всегда было очень бурным: начиналось оно за здравие, с возвышенных бесед, но не редко заканчивалось побоями. Одну из таких драк вспоминает ее свидетель писатель Валентин Катаев. Он подробно описал как однажды поэты сцепились прямо посреди редакции журнала «Красная новь». По словам Катаева, хотя Есенин был пьян, а Пастернак трезв, дрались поэты примерно с одинаковой яростью. И не слишком ловко. Переписка двух поэтов началась после того, как восхищенный «Верстами» Цветаевой Пастернак решил написать ей письмо. Поэтесса в то время жила в Праге со своим мужем Сергеем Эфроном, бежавшим от красного террора.

Цветаева, которая всегда чувствовала себя одинокой, почувствовала родственную душу и ответила. Так начался «эпистолярный роман» длинною в 13 лет. За это время поэты так ни разу и не встретились. О, брось, ты ничем, ничем меня не обижала. Ты не обидела бы, а уничтожила меня только в одном случае. Если бы когда-нибудь ты перестала быть мне тем высоким захватывающим другом, какой мне дан в тебе судьбой».

Подать записку

• Борис Пастернак / 10 февраля 1890 - 30 мая 1960/: antiguo_hidalgo — LiveJournal
• Борис Пастернак на Бондюжской земле
• Рейтинг авторов
• «Что случится на моем веку»: 60 лет без Бориса Пастернака
• Борис Пастернак / 10 февраля 1890 - 30 мая 1960/: antiguo_hidalgo — LiveJournal

Борис Пастернак: музыкант, философ, поэт

Однако вскоре власти изменили отношение к Пастернаку — они ждали от него гражданской лирики и патриотических рассказов, а он создавал произведения о личных переживаниях и философских проблемах. И хотя писатель не попал в немилость, его стихи стали печатать реже. Это вынудило Пастернака заняться переводами — он в совершенстве владел английским, немецким и французским, а также мог работать с текстами на грузинском, испанском и польском языках. Для переводов Пастернака характерна особая точность — ему удавалось сохранить объем, ритм и посыл оригинальных произведений. Окончательно отношения властей и писателя испортились после распространения первых глав романа «Доктор Живаго». Чиновники и правоохранители сочли произведение оппозиционным и арестовали помощницу Пастернака Ольгу Ивинскую. Редакциям советских изданий запретили публиковать роман, но тем не менее, стихи из него появились в журнале «Знамя». После выхода книги за рубежом власти стали давить на Пастернака, а после присуждения ему Нобелевской премии — откровенно травить. Биографы считают, что именно это и привело к преждевременной смерти писателя, который не вынес такого напряжения.

В 1913 году в сборнике группы поэтов "Лирика" было опубликовано первое стихотворение Пастернака, в конце этого же года он выпустил собственную книгу стихотворений "Близнец в тучах". В 1922 году вышла книга стихов "Сестра моя — жизнь". Тогда же он познакомился с Мариной Цветаевой. Пстернак — автор таких стихотворений, как "Во всем мне хочется дойти до сути", "Зимняя ночь" и "Монолог Гамлета".

Интересно отметить, это стихотворение было написано в 1912 году, но Пастернак переделывал его ещё по крайней мере трижды, возвращаясь к поэтическим строчкам на разных этапах своей жизни. Писать о феврале навзрыд,.

Борис Пастернак. Будущий поэт родился в Москве в творческой семье. Его отец Леонид Пастернак был художником и академиком Петербургской Академии художеств, а мать Розалия Пастернак — пианисткой. Борис был старшим из детей в семье, у него были младшие брат Александр и сестры — Жозефина и Лидия.

Скрещения судеб в «Докторе Живаго» (18+)

• Рейтинг авторов
• Материалы с меткой «Борис Пастернак» – Москва 24
• Из сборника «Начальная пора»
• «Смерти не будет». Поэт, которого любили каторжники
• С творчеством поэта Бориса Пастернака знакомились школьники в библиотеке № 16
• «Февраль. Достать чернил и плакать»: московский маршрут Бориса Пастернака

Похожие новости: