Смысл названия в том, что главным бесом автор считает духовный упадок всего российского народа. Аннотация: Роман в трех частях Бесы Часть первая Часть вторая Часть третья Приложение Глава девятая.
2. Тайна многоствольных револьверов
- Театр «Мастерская» переосмыслил «Бесов» Достоевского
- Роман Достоевского «Бесы». Неизвестные факты
- Бесы | Русская Литература вики | Fandom
- «Бесы» — роман-пророчество
- О произведении
- Бесы (роман)
Характеристики
- Что скажете о пересказе?
- Роман Достоевского «Бесы» в оценке литературной критики ХХ века
- "Бесы" Ф.М. Достоевский
- Прозорливость писателя
- Большая сцена
- Книгу рекомендует Владимир Хотиненко
О чем книга Бесы — Достоевского
«Бесы» — роман Фёдора Михайловича Достоевского, написанный в 1871—1872 годах. »Бесы» написаны о грядущем, скорее о нашем времени, чем о том времени», — писал Н. Бердяев,[653] точно передавая особый характер восприятия романа Достоевского в современной культуре. Бывший помощник президента Владислав Сурков появился в премьерном спектакле Театра на Малой Бронной «Бесы» по роману Достоевского. Новый спектакль Константина Богомолова — это не версия романа «Бесы», а скорее режиссёрский опыт прочтения прозы Достоевского и результат полемического диалога с автором. Экземпляр романа «Бесы» из тиража, напечатанного в 1935 году и почти полностью уничтоженного, выставят на торги, которые состоятся 7 декабря. «Бесы» — роман Фёдора Михайловича Достоевского, написанный в 1871—1872 годах.
Публицист Валентин Симонин: Я роман «Бесы» читал и хочу сказать…
«Бесы» — один из самых важных романов Фёдора Михайловича Достоевского. «Бесы» — читайте и скачивайте книгу (epub) онлайн бесплатно и без регистрации, автор Федор Достоевский. Роман «Бесы» начинается с обширной и достаточно подробной биографии Степана Трофимовича Верховенского.
Ф.М. Достоевский - Бесы
При этом он себя ведет скромно и не особо разговорчиво. В Николая влюблено все женское светское общество. После возвращения из Европы Николай принимает участие в тайном обществе. В тот же период он ставит опыт по воздействию на Кириллова и Шатова. Николай не принимал прямого участия в убийстве Шатова, не поддерживал эту идею, но мысль о сплочении исходила именно от него. Алексей Нилыч Кириллов — один из ведущих персонажей романа. Он придумал теорию самоубийства, как потребность рассуждающего человека.
Кириллов преодолел путь от религии до идей революции, был одержим маниакальными мыслями. Петр Верховенский — лидер революционеров, коварный и скользкий человек. В романе Верховенский — главный «бес».
Но после смерти мужа связи её всё сильнее и сильнее ослабевали, попытки их восстановить по большей части ни к чему не приводят, например, поездка в Петербург в конце 50-х годов закончилась почти безуспешно. К моменту смерти её супруга Степан Трофимович уже поселился в Скворешниках и даже в первое время, возможно, имел шансы жениться на Варваре Петровне Рассказчик этого не исключает окончательно, а Пётр Степанович цинично замечает отцу, что, на его взгляд, такой момент действительно был. Пользуется большим уважением и влиянием в губернии, злые языки даже говорили, что ей правит не губернатор Иван Осипович, а она. Но к началу действия романа вдова сосредоточилась на своём хозяйстве, кстати, достигнув в этом больших успехов. Находится в очень натянутых отношениях с женой нового губернатора Юлией Михайловной, воспринимая её как соперницу за главенствующее положение в обществе, что, впрочем, взаимно. Варвара Петровна очень опытна и умна, много времени провела в высшем свете, а потому прекрасно разбирается в людях.
Незлая, но очень властная, деспотичная по натуре женщина. Способна на сильную, даже жертвенную привязанность, но требует полного подчинения от тех, на кого она распространяется. Степан Трофимович стал ей как сын, стал её мечтой он видный гражданский деятель, а она его покровительница , пусть и несбыточной, она содержала своего друга двадцать два года, на её деньги жил его сын Пётр Степанович, она собиралась ему Степану Трофимовичу оставить наследство, которого бы ему хватило до конца жизни. Но чуть ли не насильно собралась женить его на Дарье Павловне при малейшем подозрении в том, что у неё роман с Николаем. В отношениях со своей старой подругой Прасковьей Ивановной Дроздовой тоже занимает главенствующее положение, часто ей помогает, но при этом считает её безнадёжной дурой и не скрывает этого. В то же время её привязанность, любовь к своим подопечным не разрушается даже после полного разочарования в них С. Верховенский тому яркое подтверждение. А иногда Ставрогина сажает людей в «золотую клетку» своей любви вообще против их воли. В конце романа наполовину предлагает, наполовину приказывает Софье Матвеевне, попутчице своего умершего друга, навеки поселиться в её имении на том основании, что нет у неё «теперь никого на свете». Степан Трофимович Верховенский — учитель Николая Ставрогина и Лизаветы Николаевны, отец Петра Степановича единственный сын от первого брака, женат был дважды.
Как пишет автор, в молодости при Николае Первом какое-то время, впрочем, всего «самую маленькую минуточку», он для многих стоял в одном ряду с Белинским , Герценом , Грановским. Но недолго, так как после обнаружения полицией его поэмы на мифологический сюжет, которую сочли опасной, он поспешил бросить свою короткую преподавательскую деятельность и уехать в имение Варвары Петровны, чтобы учить её сына она давно приглашала , хотя мог бы отделаться просто объяснениями. Но уверял всех, что его отправили в ссылку и держат под наблюдением. Сам же настолько в это верил, что даже обиделся бы, если бы его в этом разубеждали. Действительно воспитывал и учил маленького Николая, а также Лизавету, дал ему представление «вековечной, священной тоски», которую не променять на «дешёвое удовлетворение», но, по мнению Рассказчика, ученику сильно повезло, что в 15 лет его оторвали от не в меру чувствительного и слезливого учителя и отправили учиться в лицей. После этого бывший преподаватель остался на положении покровительствуемого друга и приживальца в имении Ставрогиной. Изначально приехал с намерением изучать словесность, историю, писать научные труды, но тратил время больше за картами, шампанским и пустыми разговорами с Рассказчиком, Шатовым, Липутиным и пр.
Сеть также визуально обыгрывается художником, и вновь роман Достоевского удивляет своим провидением, без труда вызывая в голове ассоциации с «Делом "Сети"», которое прямо сейчас происходит, правда, не в театральных, а в судебных залах. Именно каламбуром трехчасовой спектакль Богомолова и прикидывается. Самый оправданный — это исповедь Ставрогина. У Достоевского Ставрогин исповедуется в совращении и доведении до суицида 10-летней девочки Матреши святому отцу Тихону долгое время роман печатался без главы «У Тихона». Отец Тихон в романе подробно анализирует исповедь, причем не только с позиций православной этики, но и с литературных, осуждая и стиль, и ошибки — порой подробнее содержания. Ну, как исповедуется... Дает прочесть свою исповедь. Сразу видно, что Богомолов выдающуюся книгу Людмилы Сараскиной «Бесы: роман-предупреждение» Москва, 1990 читал и с проведенными параллелями между «Бесами» Достоевского и «Окаянными днями» Бунина знаком хорошо. По форме спектакль представляет почти попурри из всех освоенных Богомоловым за годы карьеры приемов: тут и обилие пост- советских песен от «Арлекино» Аллы Пугачевой до «Как упоительны в России вечера» группы «Белый орел», и жирная социальная сатира на грани с карикатурой, ближе к финалу так вовсе цитируется пролог культового спектакля «Идеальный муж». С другой стороны, вся эта вакханалия бесконечных самоповторов разбавлена серьезными и монотонными пассажами в духе «позднего, архаичного Богомолова». И эти пассажи, конечно, посвящены идее Бога, поиску духовности и веры в русский народ как «народ-богоносец». Швы и переходы от капустника к серьезному грубы и небрежны. Словно нарочито, не до эстетики тут. Во время недавних визитов в Грецию где режиссер как раз ставил «Бесов» Достоевского , он узнал, что с греческого «ставрос» переводится как «крест», и придумал, что Ставрогин именно что Христос. Эта идея особенно любопытна, учитывая, что Ставрогина в новом спектакле играет женщина, актриса Елена Морозова. Так режиссер подчеркивает женственную суть героя, а заодно и обнуляет его образ до уровня носителя идеи. Христос-женщина, что может быть более подходящим веку «гендерной флюидности»? Проблема же в том, что, поскольку Богомолов полностью отказался от первой части романа, предлагая сцены из второй и третьей части в хаотичном монтаже, именно Ставрогин на сцене теряется. Его мотивации не ясны, его выбор не объяснен. Он просто есть. Его можно распять, ударить по щеке, про него можно забыть в ажитации споров. Собственно, последнее и случается.
ФМД пошел дальше: мы видим целый карнавал чертей в людском обличье, откровенно злых и прихорашивающихся. И ФМД, глубоко больной приступы и ожесточившийся ненависть к евреям, полякам и немцам после 10-ти летней ссылки каторга и солдатчина в своих сплошь надуманных персонажах, ещё более больных, чем он сам, не только выставляет нам напоказ все их уродства, но и восхищается ими. Видите ли, в каждой, в самой последней сволочи Обязательно Есть хоть малейшая крупица благородства и самопожертвованья. И ради него одного мы должны любить самых последних гадов и прощать им всё. Попутно он до небес возносит русский народ, у которого особливый путь и который, опираясь на самолучшее Православие, перемелет всех остальных.
Ф. Достоевский, "Бесы": анализ и краткое содержание
Главная сюжетная линия и конфликт — нелюбовь отца и сына. Режиссерское видение оказалось отдельным произведением, почти самостоятельным. Настолько, что к самому роману обращались не все. Картина дня.
Бема, А. Зандера, Г. Мейера, Ф. Степуна, С. Левицкого, митрополита Антония Храповицкого, В. Вейдле , а также ряда иностранных авторов Р. Гуардини, Р. Лаута, Дж. Паччини, Л. Там, по словам Б. Тарасова, «Достоевский нередко провозглашался предшественником модернизма, глашатаем своеволия и бунта, апологетом индивидуализма и сильной личности. Экзистенциалисты считали его, наряду с Кьеркегором и Ницше, своим родоначальником, а фрейдисты и структуралисты подвергали его творчество произвольным и усеченным интерпретациям, обусловленным своеобразием их методологии». Односторонних оценок не избежали и такие крупные писатели, как Т. Манн, Г. Гессе, А. Камю, С. Вопросом влияния творчества Достоевского на зарубежную литературу в конце XX века занимался Ю. В середине 1880-х годов роман начинает переводиться на иностранные языки и становится хорошо известным на французском, датском, голландском, немецком языках. К 1970 году роман был переведен почти на все ведущие языки Европы. Французские критики К. Курьер в 1875 году и Э. Вогюэ 1886 год объявили роман противником всех революций, в том числе и Великой французской; в Германии А. Рейнгольдт и Н. Гофман говорили о романе как клевете на политические и народнические движения в странах Европы; примерно такие же отзыв он получил в Чехословакии Т. Марасик и в Англии М. Несомненно, этот роман приобрел мировое значение почти сразу, что утверждали и русские и зарубежные критики. Например, о влиянии романа «Бесы» на французскую литературу писал Ф. Хэммингс; о философских мотивах в произведениях демократического характера в мировой литературе и романе «Бесы» писал во Франции Х. Багелин; в России влияние романа на зарубежную литературу исследовала Т. Мотылева, в связи с анализом романа А. Зегерс «Мертвые остаются молодыми». С 20-х годов ХХ века, когда была переведена глава «У Тихона» в некоторых переводах «Исповедь Ставрогина» , роман уже не рассматривался и за рубежом как политический памфлет на народническое движение; зарубежная критика стала трактовать его философские, нравственные и религиозные мотивы. Надо отметить, что у нас в стране процесс критики шел в обратном порядке. Томас Манн в работе 1946 года «Достоевский - но в меру» писал об «Исповеди Ставрогина»: «Безумно интересный литературный отрывок, который захватывает, даже если своей дерзновенностью он превосходит обыкновенную ее меру у Достоевского». Французский писатель А. Жид писал в эти годы в своих дневниках: «Кончил перечитывать «Бесов». Потрясающее воздействие. Я проник еще глубже в смысл этой книги, потрясенной моими впечатлениями от других. Я в восторге от деталей и общей их массы и поражен характером диалогов, которые столь уверенно и эмпирически наглядно ведут нас от действия к идее». А позже он снова высказывался о «Бесах»: «Необыкновенная книга, которую я считаю самым мощным, самым замечательным созданием великого романиста». Одним из зарубежных сценаристов по роману «Бесы» был французский писатель и философ - экзистенциалист Альберт Камю. О цели постановки драмы на французской сцене он писал: «Мы пытались среди этого страшного мира, суетного, полного скандалов и насилия, не потерять ту нить сострадания и милосердия, которые делают мир Достоевского близким каждому из нас». В 1973 году японский писатель Кэндзабуро Оэ сказал: «Если не рассматривать или оказаться неспособным рассмотреть нынешнюю обстановку... А в 1981 году писатель В. Тейтельбойм, член Политического руководства Компартии Чили, отметил: «Это роман, понимание которого растет вместе с повзрослением человечества... Сегодня роман «Бесы» является для меня и настольной политической книгой». Влияние творчества Достоевского на западную литературу и интерес к нему за рубежом анализировали в конце прошлого века Г. Холодова в работе «Проблемы творчества Достоевского в последних английских и американских изданиях» и продолжил исследование Ю. Менялись времена, изменялись интонации и подходы к автору «Бесов». Достоевского стали трактовать с одной стороны как гениального писателя, с другой - как слабого мыслителя. Существует утверждение, что Достоевский в своем романе показал «плохих» революционеров и не сумел увидеть «хороших». А ведь совершенно очевидно, что все революционеры служат бесовскому делу, если даже в индивидуальном рассмотрении они обладают положительными личностными качествами вспомним Н. В неадекватных истолкованиях творчества Достоевского было бы относительно легко разобраться, если бы в них только отражалась казенность науки определенной эпохи. Но на современный взгляд, получается, что даже и гуманистический подход к общечеловеческим ценностям не вмещает, более того, ограничивает и упрощает идейно-смысловую полноту, высоту и глубину романа «Бесы», расставляет далекие от авторского замысла акценты, меняет местами главное и второстепенное, теряет из виду истинную причинно-следственную связь в романе. И происходит это из-за отсутствия внимания в критике советского периода к христианской логике художественной мысли Достоевского. Благодаря этой логике, писателю удалось уяснить не видимые для многих точки соприкосновения и пути перехода между различными, казалось бы, противоположными идеями и состояниями сознания, между «чистыми» западниками и «нечистыми» нигилистами, истинными социалистами и революционными карьеристами. В советских же научных, философских и публицистических трудах подобные связи не только не раскрываются, но, напротив, разрываются, а их носители неоправданно резко противопоставляются. Тарасов утверждает, что «либеральные позитивисты внешне парадоксально, а, по сути, закономерно сближаются с противниками из числа ревнителей классового подхода. Тем самым они напоминают отца и сына Верховенских, которые, споря друг с другом, оказываются, тем не менее, внутри одной генетической, исторической и типологической общности». Подтверждение сказанному можно найти в фундаментальных и характерно представляющих достоевсковедение последних лет книгах. Например, Г. Фридлендер - известный исследователь творчества Ф. Достоевского в 60-80-е годы XX века - выпустил ряд глобальных исследований: «Реализм Достоевского», «Достоевский и мировая литература». Фридлендер искренне считает, что история опровергла критику в «Бесах» исканий передовой русской молодежи, а потому необходимо безоговорочно отделять революционных «овец» от псевдореволюционных «козлищ», самоотверженных борцов за социализм от люмпенизированных авантюристов. Он пишет: «Святое дело революции не терпит грязных рук Верховенских и Шигалевых, не имело и не имеет с деятелями подобного рода ничего общего». Но не обстоит ли дело как раз наоборот? И не являются ли «ошибки» Достоевского открытием подспудных закономерностей последующего развития и наблюдаемого позже перерождения социалистической теории, той мудростью, которая позволяет предвидеть неизбежное негативное действие «грязных рук» в подобном «святом деле»? Любищев в 1991 году опубликовал в журнале «Вече» статью «О «Бесах» Достоевского». Об этом же романе пишет Ю. Карякин в книге «Достоевский и канун XXI века»; исследователь наряду с объективным анализом творчества Достоевского делает ссылку на время и на изменение социально-политической обстановки в России от времени создания романа «Бесы» до конца ХХ века, говорит об ошибочной трактовке писателем революционных резких социальных преобразований. Мнение Г. Фридлендера о предвзятом отношении Достоевского к 12 революционерам поддерживает и В. Твардовская, и Ю. Карякин в книге «Достоевский и канун XXI века». Твардовская подчеркивает якобы тенденциозные предубеждения писателя против атеизма, материализма и революции. По ее мнению, желая разоблачить социализм, писатель «разоблачил лишь примитивно-уравнительные его идеи, искажавшие самое суть вековечной мечты о равенстве и братстве». И в книге Ю. Карякина «Достоевский и канун XXI века» в главах о романе «Бесы» наблюдается та же логика размежевания истинных революционеров и мошенников от социализма, самоотвержение борцов за народное счастье и циничных фанатиков, добивающихся любой ценой лишь собственной безграничной власти. Однако трудно согласиться с его мнением, будто писатель «никогда не переходил так далеко ту черту, никогда не позволял бесу сыграть с собой такую шутку, как в момент зарождения «Бесов». В статье «Прозрения и ослепления О «Бесах» » из этой же книги мы читаем: «Осознание опасности «шигалевщины-верховенщины» было столь глубоким, что у Достоевского поначалу наступило ослепление вследствие прозрения - бесами стали казаться все подряд. Но это ослепление постепенно преодолевалось писателем - изначальную тенденцию удалось подавить. Первое, анафемское, слово не сделалось последним». Думается, что скорее наоборот: автор «Бесов» вскрыл причинно-следственные связи перерастания «невинной либеральной болтовни» в махровый нигилизм, связанный с отрицанием иерархического устройства мира, что приводит к бесовству в прямо смысле слова. Если не управляют миром идеи добра, милосердия и всепрощения, то им начинают управлять противоположные силы: нейтральным по духовному состоянию не может быть ни одно общество. Более того, на основании очерков из «Дневника писателя» за 1873 год «Нечто личное» и «Одна из современных фальшей», написанных в достаточно примирительном тоне, Карякин делает вывод, что неприятие «Бесов» обществом задело Достоевского за живое и заставило объяснить «публично свое отношение к социалистам, революционерам... И возникает вопрос: не оправдывается ли? Не мучила ли его мысль, рожденная высшей совестью и высшим мужеством: «Воистину и ты виноват, что не хотят тебя слушать? Трифоновым: «Левый лагерь категорически признал книгу «Бесы» антиреволюционной, хотя она была анти псевдореволюционной». Правда, в этой же книге Трифонов предупреждает: «Не забудем, что Петр Верховенский бесследно скрылся, чтобы вынырнуть где-нибудь... Подробно проанализировав вопрос: был ли хроникер очевидцем всех событий произведения, Карякин пишет: «В действительности хроникер прежде всего творец, имеющий право на вымысел.
В статье «Прозрения и ослепления О «Бесах» » из этой же книги мы читаем: «Осознание опасности «шигалевщины-верховенщины» было столь глубоким, что у Достоевского поначалу наступило ослепление вследствие прозрения - бесами стали казаться все подряд. Но это ослепление постепенно преодолевалось писателем - изначальную тенденцию удалось подавить. Первое, анафемское, слово не сделалось последним». Думается, что скорее наоборот: автор «Бесов» вскрыл причинно-следственные связи перерастания «невинной либеральной болтовни» в махровый нигилизм, связанный с отрицанием иерархического устройства мира, что приводит к бесовству в прямо смысле слова. Если не управляют миром идеи добра, милосердия и всепрощения, то им начинают управлять противоположные силы: нейтральным по духовному состоянию не может быть ни одно общество. Более того, на основании очерков из «Дневника писателя» за 1873 год «Нечто личное» и «Одна из современных фальшей», написанных в достаточно примирительном тоне, Карякин делает вывод, что неприятие «Бесов» обществом задело Достоевского за живое и заставило объяснить «публично свое отношение к социалистам, революционерам... И возникает вопрос: не оправдывается ли? Не мучила ли его мысль, рожденная высшей совестью и высшим мужеством: «Воистину и ты виноват, что не хотят тебя слушать? Трифоновым: «Левый лагерь категорически признал книгу «Бесы» антиреволюционной, хотя она была анти псевдореволюционной». Правда, в этой же книге Трифонов предупреждает: «Не забудем, что Петр Верховенский бесследно скрылся, чтобы вынырнуть где-нибудь... Подробно проанализировав вопрос: был ли хроникер очевидцем всех событий произведения, Карякин пишет: «В действительности хроникер прежде всего творец, имеющий право на вымысел. С этой точки зрения снимается его фиктивность, объясняется, почему он способен рассказывать о самых интимных сценах тет-а-тет, передавать внутренние монологи героев, интерпретировать слухи и сплетни. В известном смысле хроникеры Достоевского - сотворцы автора. По существу они являются профессиональными писателями, во многом схожими с самим художником: недаром они компонуют время и пространство, создают и описывают внутренний мир героев». Об этом же образе в данном романе и в других романах Достоевского можно прочитать у А. Галкина в статье «Пространство и время в произведениях Ф. Тарасов утверждает, что «фрейдистская или структуралистская методология, экзистенциалистская, либеральная или социалистическая идеологии, несмотря на существенную разницу между ними, одинаково оказываются в плену предвзятых схем и укороченных подходов к творчеству Достоевского, «вчитывают» в его произведения собственные представления о мире и человеке. Решению этой задачи в тех или иных аспектах посвящены, например, книги Иустина Поповича «Достоевский о Европе и славянстве», Н. Лосского «Достоевский и его христианское миропонимание» или статьи целого ряда авторов в издающихся в Санкт-Петербурге, Москве, Старой Руссе и Петрозаводске периодических сборниках «Ф. Особого внимания здесь заслуживают труды заведующего кафедрой русской классической литературы Петрозаводского государственного университета доктора филологических наук профессора В. Захарова, который проанализировал структуру романа, выпустил «Примечания» к роману, анализировал роман по наличию в нем христианских мотивов. В 1992 году в Новосибирске вышла интересная работа М. Кушниковой «Черный человек сочинителя Достоевского. Загадки и толкования », где, в частности, говорится об образах бесов и бесенят в некоторых произведениях Достоевского не только в романе «Бесы». В свое время В. Зеньковский, представитель Русского Зарубежья, подчеркивал, что исключительная значительность творчества Достоевского заключается в том, что он «с огромной силой и непревзойденной глубиной вскрывает религиозную проблематику в темах антропологии, этики, эстетики, историософии. Другими словами, всякое явление жизни в мире Достоевского, оставаясь самим собой, вместе с тем выходит за свои границы, как бы обнажает собственные корни, определяющие его смысл и судьбу. Изучение огромной силы и непревзойденной глубины данной религиозной «точки зрения» - одна из самых насущных целей современного достоевсковедения. Тихомиров утверждал, что у Достоевского «между верой и знанием, верой и анализом, нет противоречия, а есть сложные, напряженные отношения, но в целом - отношения взаимодействия». Несколько лет назад критик С. Жожикашвили категорически утверждал в журнальной статье об исследовании творчества Достоевского следующее: «И все же в целом, при том, что сегодняшнее состояние науки о Достоевском никак нельзя признать удовлетворительным, думается, что мы наблюдаем затишье перед бурей. Исторически недавно завершен колоссальный труд по созданию академического полного собрания сочинений. Хочется верить, что, пока просвещение еще не «прекратило течение свое», все перегибы очень легко объяснимы и вполне закономерны. Думается, что когда спадет, а она уже спадает, первая волна воспоминаний, пророчеств и эксплуатации «выигрышных» тем, появятся новые работы». Анализируя новый подход к творчеству Достоевского, этот же автор писал: «О православии Достоевского пишут очень многие, однако специальных работ, которые бы анализировали христианство Достоевского, почти нет. А ведь одно дело, что декларирует писатель, и другое - что представлено в его творчестве. Да и вряд ли можно решать вопрос о христианстве в отрыве от общих вопросов поэтики, а как речь заходит о религии, все остальное обычно забывается: полифонизм ли, специфика сюжета. К тому же, серьезных специалистов по богословию у нас не так много, а среди литературоведов - и вовсе наперечет, многие занялись религией совсем недавно». Безусловно, за последнее десятилетие означенная ситуация существенно изменилась. Кашина считает, что «чем дальше мы уходим во времени от Достоевского, тем больше мы понимаем, что мир его искусства - это не только мрачный, суровый, жестокий и загадочный мир, хотя все это правда, - но это и мир гармонии». В критике последней трети XX века заслуживает внимания и труд К. Мочульского книга «Достоевский. Жизнь и творчество», переизданная в Париже , в котором он говорит о необычном видении мира, даре воплощения у Достоевского. Хотя работа написана в первой половине ХХ века, но она привлекла внимание исследователей сравнительно недавно. Это критическое произведение дает новый, необычный для первой половины ХХ века подход к жизненному и творческому пути писателя. В предисловии к своей работе Мочульский, в частности, говорит о переоценке творческого наследия Достоевского в послереволюционной критике: «С самодовольным «культурным» благополучием XIX века было навсегда покончено. Россия, а с нею и весь мир вступали в грозную эру неведомых социальных и духовных потрясений; предчувствия автора «Бесов» оправдались. Катастрофическое мировоззрение «больного таланта» становилось духовным климатом эпохи». Это не просто монографический труд, рассматривающий новые подробности биографии писателя. Мочульский помечает: «Жизнь и творчество Достоевского не и мы. Он «жил в литературе»; она была его жизненным делом и трагической судьбой. Во всех своих произведениях он решал загадку своей личности, говорил только о том, что им лично было пережито. Достоевский всегда тяготел к форме исповеди; творчество его раскрывается перед нами как одна огромная исповедь, как целостное откровение его универсального духа. Это духовное единство жизни и творчества мы пытались сохранить в нашей работе». Фаликова рассматривает этот аспект исследования творчества Достоевского с обратной стороны: исследователь анализирует отражение зарубежной культуры в глобальных трудах писателя. Об этом можно прочитать в ее работе «Американские мотивы в поздних романах Достоевского», где она говорила и о биографических вехах Достоевского, пробуждавших в нем религиозность. Исследовательница аргументировано доказывает, что писатель «был убежден в окончательной цели развития человечества». По-настоящему, только в последние 15-20 лет роман Достоевского «Бесы» снова начал обсуждаться. К этому роману обращается и Ю. Сохряков в своей книге «Творчество Ф. Достоевского и русская проза XX века». В работе подробно рассматривается тема «бесовства», ставшая традиционной в русской литературе минувшего, XX, века. Сохряков в своей книге анализирует проблему личностной воли героев Достоевского. Об этой теме в романе «Бесы» он, в частности, говорит: «Проблема трагических последствий атеистического своеволия находится в центре романа «Бесы». В программе будущего переустройства общества, которую излагает один из героев романа, много общего с теорией Раскольникова. Шигалев делит людей на две категории: «Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо». Эти шигалевские идеи берет на вооружение главарь «бесов» Петр Верховенский, призывающий всякого гения потушить в младенчестве, все свести к одному знаменателю и полному равенству в безликом стаде». О действии безграничной свободы на личность исследователь делает следующий вывод: «Формула Шигалева «Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом» по-своему многозначительна. Безграничное своеволие отнюдь не ведет к расцвету личности. Доказательство тому - судьба Ставрогина и Кириллова, чей трагический конец лишь подтверждает бесперспективность их теорий». Осуждая «бесплодность и саморазрушительность атеистического своеволия», Сохряков утверждает: «Все попытки Ставрогина вырваться из-под власти бесовского духа оказываются тщетными. В финале, не вынеся нелепости своего существования, он кончает жизнь самоубийством. Погибает незаурядная личность, ибо Ставрогин, по мнению окружающих, был человек выдающийся, что называется, сильная натура». Вообще, образ Ставрогина - один из наиболее спорных в романе - вызывает размышления у многих современных исследователей. Буланова сказала о нем: «Ум без сердца - вот что страшит Достоевского». Смысл этого образа наиболее верно раскрыл отец Павел Флоренский : «По мере того, как грех овладевает личностью, - и лицо перестает быть окном, откуда сияет свет Божий. И показывает все определеннее грязные пятна на собственных своих стеклах, лицо отщепляется от личности, ее творческого начала, теряет жизнь и цепенеет маскою овладевшей страсти. Хорошо подмеченная Достоевским маска у Ставрогина, каменная маска вместо лица, - такова одна из ступеней распада личности». По первоначальному замыслу образа «великого грешника» Достоевский пытался создать характер, в котором высшая степень смирения немедленно перерастает в высшую степень гордыни. Эту черту подметил у Николая Ставрогина Н. Он пишет: «Христианское учение о победе над собою, ведущей к победе над миром, имеет в виду преодоление страстей из любви к Богу и ближним. Прямо противоположный характер приобретает эта идея в уме гордеца: если он побеждает в себе трусость или ослепляющую бестолковую гневность, жалкую зависимость от чувственных потребностей, он развивает в себе эту силу духа ради удовлетворения своего властолюбия и превосходства над людьми, а не из любви к ним. Такова именно гордость Ставрогина». В современной критике этот образ анализируется разносторонне и порой спорно. Например, В. Дудин считает: «Самоубийство Ставрогина можно объяснить ничем иным, как только жаждой покаяния». В этом высказывании объединены несовместимые богословские понятия. Сараскина издала работу ««Бесы»: роман-предупреждение», где выражает опасение, что боль и зло, изображенные великим писателем, однажды могут победить человечество. Она, в частности пишет: «XX век, развеяв романтические представления о могуществе и неистребимости человеческого духа, сделали своей нерадостный вывод: зло способно подчинить человека до конца - как и боль».
Наконец, сцена опять переменяется, и является дикое место, а между утесами бродит один цивилизованный молодой человек, который срывает и сосет какие-то травы, и на вопрос феи: зачем он сосет эти травы? Затем вдруг въезжает неописанной красоты юноша на черном коне, и за ним следует ужасное множество всех народов. Юноша изображает собою смерть, а все народы ее жаждут. И, наконец, уже в самой последней сцене вдруг появляется Вавилонская башня, и какие-то атлеты ее наконец достраивают с песней новой надежды, и когда уже достраивают до самого верху, то обладатель, положим хоть Олимпа, убегает в комическом виде, и догадавшееся человечество, завладев его местом, тотчас же начинает новую жизнь с новым проникновением вещей. Ну, вот эту-то поэму и нашли тогда опасною. Я в прошлом году предлагал Степану Трофимовичу ее напечатать, за совершенною ее, в наше время, невинностью, но он отклонил предложение с видимым неудовольствием. Мнение о совершенной невинности ему не понравилось, и я даже приписываю тому некоторую холодность его со мной, продолжавшуюся целых два месяца. Вдруг, и почти тогда же, как я предлагал напечатать здесь, — печатают нашу поэму там, то есть за границей, в одном из революционных сборников, и совершенно без ведома Степана Трофимовича. Он был сначала испуган, бросился к губернатору и написал благороднейшее оправдательное письмо в Петербург, читал мне его два раза, но не отправил, не зная, кому адресовать. Одним словом, волновался целый месяц; но я убежден, что в таинственных изгибах своего сердца был польщен необыкновенно. Он чуть не спал с экземпляром доставленного ему сборника, а днем прятал его под тюфяк и даже не пускал женщину перестилать постель, и хоть ждал каждый день откуда-то какой-то телеграммы, но смотрел свысока. Телеграммы никакой не пришло. Тогда же он и со мной примирился, что и свидетельствует о чрезвычайной доброте его тихого и незлопамятного сердца. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
7 секретов «Бесов»
«Федор Михайлович написал инструкцию, как обращаться именно с романом “Бесы”. Шестой по счету роман Фёдора Михайловича Достоевского «Бесы» был написан в 1872 году. это аллегория потенциально катастрофических последствий политического и морального нигилизма, которые стали преобладать в России в 1860-е годы.
Поделитесь статьей с друзьями
- Достоевский Федор Михайлович: Бесы
- Мир Достоевского
- Ф. М. Достоевский. Бесы. Текст произведения
- Роман Достоевского «Бесы». Неизвестные факты