(1)Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в академию.
Сочинение деньги кончились неожиданно а до пенсии оставалось
Когда у рассказчика случается беда — провал на экзаменах, нехватка денег даже на дорогу домой — никто из его товарищей не помог ему, а Степан выложил последние «тэки», чтобы утешить друга. Смотрите видео онлайн на Смотрите сериалы бесплатно, музыкальные клипы, новости мира и кино, обзоры мобильных устройств. Главная» Новости» Однажды я поехал в петербург держать экзамен в академию генерального штаба. В тысяча восемьсот году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Главная» Новости» Однажды я поехал в петербург держать экзамен в академию генерального штаба.
Поехать на умру
3 сочинения к новому сборнику ОГЭ-2022 «36 типовых вариантов» под редакцией И. П. Цыбулько. Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Поездка в Санкт-Петербург для проведения экзамена в Академии Генерального Штаба оставила незабываемые впечатления. 3 сочинения к новому сборнику ОГЭ-2022 «36 типовых вариантов» под редакцией И. П. Цыбулько. Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба.
Сочинение деньги кончились неожиданно а до пенсии оставалось
Образец и пример сочинения ОГЭ на тему: Однажды я поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба Мини сочинение с планом. Самый мощный обстрел Белгорода за всю войну / Новости России. — В 18. году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Владелец сайта предпочёл скрыть описание страницы. В тексте говорится о том, как однажды он поехал в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. По тексту Платонова Шел я однажды по этому делу из госпиталя в свою часть ЕГЭ по русскому Андрей Платонович Платонов — один из удивительных мастеров художественного слова.
Однажды я поехал в петербург держать экзамен
Он служил в одном из полков, расположенных в нашем городе. Говоря по правде, я не ожидал от него такого неподдельного сострадания к чужому несчастию. Это же всем ясно… У идиотов ведь нет никаких высших побуждений и свойств, отличающих человека от животного: ни разума, ни речи, ни воли… Собака или кошка обладают этим качеством в гораздо большей степени… Но Зимин прервал меня. Они у них только затуманены… Живут где-то глубоко под звериными ощущениями… Видите ли… со мной был один случай, после которого, мне кажется, я имею право так говорить.
Воспоминание о нем никогда не покидает меня, и каждый раз, когда я вижу такого вот блаженного, я чувствую себя растроганным чуть ли не до слез… Если вы позволите, я расскажу вам, почему идиоты внушают мне такую жалость. Я поспешил попросить его об этом, и он начал: — В тысяча восемьсот… году я поехал ранней осенью в Петербург держать экзамен в Академию генерального штаба. Я остановился в первой попавшейся гостинице, на углу Невского и Фонтанки.
Из окон моих были видны бронзовые кони Аничкова моста, всегда мокрые и блестящие, точно обтянутые новой клеенкой. Я часто рисовал их на мраморных подоконниках моего номера. Петербург меня неприятно поразил: все время он был окутан унылым, серым покровом затяжного дождя.
Но академия, когда я впервые туда явился, прямо меня подавила, ошеломила и уничтожила своей грандиозностью. Я, как теперь, помню ее огромную швейцарскую, широкую лестницу с мраморными перилами, анфилады высоких, строгих аудиторий и навощенные, блестящие, как зеркала, паркеты, по которым мои провинциальные ноги ступали так неуверенно. Офицеров в этот день собралось человек до четырехсот.
На скромном фоне армейских зеленых мундиров сверкали гремящие палаши кирасиров, красные груди уланов, белые колеты кавалергардов; пестрели султаны, золотые орлы на касках, разноцветные обшлага, серебряные шашки. Все это были соперники, и, поглядывая на них, я с гордостью и волнением пощипывал то место, где предполагались у меня в будущем усы. Когда мимо нас, застенчивых пехотинцев, пробегали с портфелями под мышкой необыкновенно озабоченные полковники генерального штаба, мы сторонились от них в благоговейном ужасе.
Экзамены должны были тянуться более месяца. У меня не было ни одной знакомой души во всем Петербурге, и по вечерам, приходя домой, я испытывал скуку и томление одиночества. С товарищами же и говорить не стоило: все они были помешаны на синусах и тангенсах, на качествах, которым должна удовлетворять боевая позиция, и на среднем квадратическом отклонении снарядов.
Вдруг я случайно вспомнил, что мой отец советовал мне разыскать в Петербурге Александру Ивановну Грачеву, нашу дальнюю родственницу, и зайти к ней. Я взял справку в адресном столе, отправился куда-то на Гороховую и с трудом, но все-таки нашел комнату Александры Ивановны, жившей на заднем дворе у своей сестры. Я вошел и остановился, почти ничего не видя.
Спиной ко мне у единственного маленького окна с мутно-зелеными стеклами стояла полная женщина. Она нагнулась над керосиновой плитой, от которой шел густой чад, застилавший комнату и наполнявший ее запахом керосина и пригорелого масла. Женщина обернулась назад и стала присматриваться.
В это время откуда-то из угла выскочил и быстро подошел ко мне мальчик, в распоясанной блузе и босиком. Взглянув на него пристальней, я сразу догадался, что это идиот, и хотя не отступил перед ним, но скажу откровенно, что в сердце мое стукнуло чувство, похожее на трусость. Идиот глядел на меня бессмысленно и издавал странные звуки, нечто вроде «урлы, урлы»… — Не бойтесь, он не тронет, — сказала женщина, идя мне навстречу.
Я назвал себя и упомянул про своего отца. Она обрадовалась, оживилась, разохалась и стала извиняться, что у нее не прибрано. Идиот принялся еще громче кричать свое: «урлы, урлы…» — Это сыночек мой, он такой от рождения, — сказала Александра Ивановна с грустной улыбкой.
Александра Ивановна похлопала его ласково по плечу. Степан, Степан… Видите, догадался, что о нем говорят, и рекомендуется. Чтобы оказать Александре Ивановне внимание, я сказал ему: «Здравствуй, Степан» и взял его за руку.
Она была холодна, пухла и безжизненна. Я почувствовал брезгливость и только из вежливости спросил: — Ему, наверно, лет шестнадцать?
Зато он необыкновенно полюбил меня в эти дни. Когда я приходил, он кидался мне навстречу с восторженным ревом. Он не спускал с меня глаз; когда я переставал обращать на него внимание, он подходил и лизал, как собака, мои руки, сапоги или одежду. После моего ухода он долго не отходил от окна и испускал такие жалобные вопли, что другие квартиранты жаловались на него хозяйке.
А мои личные дела были очень плохи. Я провалился — и провалился с необычайным треском — на предпоследнем экзамене по фортификации. Мне оставалось только собрать пожитки и отправляться обратно в полк. Мне кажется, я во всю мою жизнь не забуду того ужасного момента, когда, выйдя из аудитории, я проходил величественный вестибюль академии. Боже мой, каким маленьким, жалким и униженным казался я сам себе, сходя по этим широким ступеням, устланным серым байковым ковром с красными каемками по бокам и с белой холщовой дорожкой посредине. Нужно было как можно скорее ехать.
К этому меня побуждали и финансовые соображения: в моем бумажнике лежали всего-навсего гривенник и билет на один раз в нормальную столовую… Я думал получить поскорее обратные прогоны о, какая свирепая ирония заключалась для меня в последнем слове! Но оказалось, что самая трудная вещь в мире — именно получить прогоны в Петербурге. Из канцелярии академии меня посылали в главный штаб, из главного штаба — в комендантское управление, оттуда — в окружное интендантство, а оттуда — обратно в академию и наконец — в казначейство. Во всех этих местах были различные часы приема: где от девяти часов утра до двенадцати, где от трех до пяти часов. Я всюду опаздывал, и положение мое становилось критическим. Вместе с билетом в нормальную столовую я истратил легкомысленным образом и гривенник.
На другой день при первых приступах голода я решил продать учебники. Толстый барон Вега в обработке Бремикера и в переплете пошел за четвертак, администрация профессора Лобко за двадцать копеек, солидного генерала Дуропа никто не брал. Еще два дня я был в полусытом состоянии. На третий день из прежних богатств осталось только три копейки. Я скрепя сердце пошел просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались «торричеллиевой пустотой» карманов, и только один сказал, что хотя у него и есть несколько рублей, но все-таки он взаймы ничего не даст, «потому что,— объяснил он с нежной улыбкой,— часто, дав другу в долг денег, мы лишаемся и друга и денег,— как сказал однажды великий Шекспир в одном из своих бессмертных произведений…». Три копейки!
Я предавался над ними трагическим размышлением: истратить ли их на полдесятка папирос или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба? Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузе на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирая глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги.
Я почувствовал ненависть к этим счастливцам… — Что вам угодно? Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном: — Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба… Но я далеко не был спокоен, пока приказчик широким ножом красиво резал хлеб. А вдруг,— думалось мне,— фунт хлеба стоит не две с половиной копейки, а больше? Или что будет, если приказчик отрежет с походцем? Я понимаю, можно задолжать в ресторане пять — десять рублей и приказать буфетчику: «Запиши там за мной, любезный», но как быть, если не хватит одной копейки. Хлеб стоит ровно три копейки.
Я переминался терпеливо с ноги на ногу, когда его завертывали в бумагу. Как только я вышел из булочной, чувствуя в кармане теплое и мягкое прикосновение хлеба, мне хотелось от радости закричать и съежиться, как делают маленькие дети, ложась в постель после целого дня беготни. И я не мог утерпеть, чтобы еще на Невском не сунуть украдкою в рот двух больших вкусных кусков. Я все это рассказываю в почти веселом тоне… Но тогда мне было вовсе не до веселья. Прибавьте к мучениям голода острый стыд провала, близкую перспективу насмешек полковых товарищей, очаровательную любезность чиновников, от которых зависела выдача проклятых прогонов… Я вам скажу искренно, что в эти дни я все время был лицом к лицу с мыслью о самоубийстве. На другой день голод опять сделался невыносимым.
Я пошел к Александре Ивановне… Степан, увидев меня, пришел в неистовый восторг. Он рычал, подпрыгивал и лизал рукава моего сюртука. Когда наконец я сел, он поместился около меня на полу и прижался к моим ногам. Александра Ивановна насилу отогнала его.
Он надеялся чем-то помочь бедному юноше. И хотя его усилия не привели ни к чему, Степан понял, что к нему относятся по-доброму и что ему хотят помочь. Поэтому, когда рассказчику потребовалось финансовая помощь, Степан сам отдал ему накопленные монетки, с которыми прежде боялся расстаться. В нашей жизни всегда есть место доброте, каждый может её проявить. Иногда доброта возвращается к нам, иногда — нет, но всё равно мы чувствуем себя очень радостными и счастливыми, когда мы делаем что-нибудь доброе. Например, я знаю одну женщину, которая подбирает на улице бездомных кошек, носит их в ветеринарную клинику, где им делают прививки и другие медицинские манипуляции. А потом она пристраивает этих кошек в добрые руки. И эта женщина, и люди, которые соглашаются взять к себе бездомную кошку, проявляют доброту. Сам я тоже стремлюсь быть добрым человеком. Надеюсь, что у меня это получается. Информация Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Это сделано неслучайно, важно было показать, что когда герой испытывал финансовые трудности, мало к кому он мог обратиться за помощью. В предложении 55 говорится о том, что те малочисленные товарищи, которые были у рассказчика, не давали ему взаймы, «отговариваясь пустотой карманов». Не имела возможности помочь и Александра Ивановна, у которой тоже не было денег. Рассказчик признается, что тогда он чувствовал себя «заброшенным на край света, одиноким и униженным». Но отношение к себе и к окружающему миру меняется, когда рассказчик получает помочь от «дурачка» Степана, который бескорыстно отдает ему свои «тэки», которые он так бережно копил. Рассказчик признается, что добрый поступок Степана, который заставил его заплакать, помог ему понять, что «еще можно и должно жить», что есть возможность справиться с любыми трудностями, пока в мире есть любовь и милосердие. О силе доброты заставляет задуматься и рассказ В. Распутина «Уроки французского». Учительница Лидия Михайловна проявляла доброту по отношению к мальчику-рассказчику, жившему вдали от семьи, так как она понимала, с какими трудностями ему приходилось сталкиваться в послевоенное время. Чтобы накормить ученика, Лидия Михайловна прибегала к различным методам. Так, она играла с мальчиком на деньги в «замеряшки», чтобы в случае выигрыша он мог потратить полученные средства на еду. За такой поступок директор школы Василий Андреевич уволил Лидию Михайловну, однако она нисколько не пожалела о своем поступке, поскольку она не только помогла мальчику-рассказчику в денежном плане, но и преподала ему уроки доброты, показав, что такое доброе отношение к другим людям, и доказав, что на свете всегда найдутся те, кто поможет в трудной ситуации. Подводя итоги к сказанному, можно отметить, что сила доброты заключается в любви к ближнему, в желании и стремлении помогать окружающим людям, проявляя милосердие и самопожертвование. Объясните, как Вы понимаете смысл финала текста. Сочинения к сборнику ОГЭ-2023 «36 типовых вариантов» под редакцией И. Прочитав это произведение,не пойму никак,почему же именно сочувствие у блаженненького было в момент ,когда он бросил на колени монеты. Просто я думаю,что для блаженненького эти монеты представляли совсем другую ценность,не ту ,которую они имеют перед всеми смертными людьми. Мы за деньги работаем,за деньги покупаем еду. Для него же это были лишь блестящие игрушки ,которыми он наслаждался ,и всего то. Но когда он был голоден,он не понимал ,что он голоден. Он просто урлыкал и всего то. Его понимание мира сводилось к тому что,рядом с ним была женщина ,которая его кормила,и она давала ему жизнь в прямом и переносном. Если бы она умерла от голода,он бы этого не понял. Потом сам умер. Потом появился еще один человек в его жизни ,который стал вторым в его жизни. Вторым стал ,потому что ,этот человек с ним занимался,для слабоумного,это было,что с ним дружат,с ним играют. Поэтому они стали корешами. А для друга,помню по детству ничего не жалко. Там совсем другие ценности. Так что про сочуствие тут перегиб. Не превозносим ли мы себя случайно? И прикрываемся что нам их как бы жаль. И хотим как то помочь. Наша помочь в этом,это принять мир таким какой он есть,и становится детьми,только быть взрослыми в рассудке,а детьми без подводных камней,это уже сложно,когда появляется ум и расчетливость. Пройти через горнило всех пороков и искушений,и не испачкаться не возможно,иначе не понимаешь где плохо а где хорошо,и получается потом привыкаем делать плохо,говорим как хорошо,а все равно делаем плохо. На мой взгляд, именно в финальных строчках заключена основная мысль всего текста И. А Куприна. Любовь, сочувствие, сострадание- это чувства, в которых нуждается любой человек. Умение сопереживать- это великий дар, который может исцелить человека,наполнить его жизнь новым смыслом. Сочувствие душевно больного человека придало главному герою сил и наполнило его желанием жить. Приведём в качестве аргументов примеры из текста. Рассказчик отнёсся с участием к судьбе бедного слабоумного юноши. Он пытался как-то ему помочь, даже стремился вылечить его по системе какого-то швейцарского доктора. Хотя он и не добился успехов, но сумел тронуть сердце Степана, который очень сильно привязался к новому знакомому и всегда встречал его с «восторженным рёвом». Несмотря на то, что юноша не не понимал в полной мере происходящее, он чувствовал доброе отношение к себе. Когда же рассказчик сам оказался в трудной жизненной ситуации, единственным человеком, кто смог ему помочь, стал именно душевнобольной Степан. Он принёс голодавшему рассказчику несколько медных монет предложения 67-72. Герой не ожидал такого искреннего сочувствия. Ведь молодой человек решил расстаться со своими копейками, которые прежде очень ревностно охранял. Это очень приободрило рассказчика, и он нашёл в себе силы жить дальше. Проанализировав оба аргумента, можно сделать вывод, что милосердие, сочувствие, доброта, человечность- это чувства, которые могут изменить мир. Без них невозможно жить. Каждый из нас должен делать добрые поступки.
Jon Stewart Slams Media for Breathless Trump Trial Coverage | The Daily Show
Это не может решить проблему героя, но такой жест очень сильно тронул его сердце. В этот момент рассказчик понимает, что ради любви и сострадания стоит жить. В другом рассказе А. Куприна «Куст сирени» тоже поднимается проблема доброго отношения к людям. Верочка Алмазова помогает своему мужу в трудную для него минуту. Она, не задумываясь, сдаёт в ломбард украшения, чтобы посадить кусты сирени и тем самым спасти Николая, которого могут выгнать из академии. Главная героиня — настоящий альтруист, и она делает всё возможное, чтобы сохранить в семье доверительные отношения. В заключение хочется сказать, что в современном мире невозможно выжить без добрых поступков. Наш долг — относиться друг к другу с любовью и уважением. Михайлова, курсанта медицинского училища одного из городов Средней Азии, первое время, так же как и всех, одолевали воспоминания.
Потом их острота притупилась, но был один день в году, которого Михайлов боялся: четвёртое мая, день его рождения. Что бы ни было, он знал, что в этот день ему не уйти от прошлого. ЗО Тогда Михайлов покраснел и вызвался сделать вливание. ЗЗ Пока Михайлов долго мыл руки по этому способу и замечал, что руки у него начинают дрожать, в перевязочную вошёл в халате, накинутом на одно плечо, боец Капустин — тот самый, которому надо было вливать раствор и никотиновую кислоту. Паустовскому 9. Кудрявского: «Только постоянное нарушение живой речью устанавливаемых правил напоминает нам о том, что язык живёт». Лингвист Д. Кудрявский отмечал, что в разговорной речи мы достаточно часто нарушаем правила русского языка. Хорошо это или плохо?
В любом случае это доказывает, что язык постоянно изменяется и развивается. Подтвердим эти мысли примерами из текста. В 76 предложении боец использует слово «видать», которое может употребляться только в разговорной речи. В данном случае подобная лексика является важнейшим средством характеристики героя. Это самый обыкновенный человек, возможно, не слишком образованный, но с добрым сердцем. Таким образом, постоянное нарушение правил во время разговора — доказательство развития нашего языка. Это не какое-то устойчивое, стабильное явление: язык не стоит на месте. Объясните, как Вы понимаете смысл предложений 75-77 текста: «Спасибо, друг! Сразу видать, что сто раз делал, не менее.
Теперь никому не дамся, только тебе». Смысл приведённого фрагмента я понимаю так: боец Капустин благодарит неопытного курсанта, который в сложной ситуации проявляет смелость и решительность. Уверенное поведение Михайлова помогает ему успешно справиться с поставленной задачей. Из 43-52 предложений мы узнаём, что герой ни разу не делал внутривенное вливание. Он почувствовал страх, когда услышал, как боец Капустин отзывается о молодых курсантах. Автор отмечает, что у Михайлова «руки уже не дрожат, а трясутся» 43 предложение. В этот момент герой понимает, что не имеет права на ошибку. В 58-65 предложениях говорится о том, что Михайлов сделал вливание с таким мастерством, как это мог сделать только опытный врач.
Няньки и бонны, собравшись кучками, судачили про своих господ, а гувернантки сидели на скамеечках, прямые, как палки, углубленные в чтение или работу. Вдруг детвора побросала свои развлечения и стала пристально смотреть по направлению входной калитки. Мы тоже обернулись туда. Рослый бородатый мужик катил перед собою кресло, в котором сидело жалкое, беспомощное существо: мальчик лет восемнадцати - двадцати, с рыхлым, бледным лицом, с отвисшими губами, красными, толстыми и мокрыми, и со взглядом идиота. Бородатый мужик провез кресло мимо нас и скрылся за поворотом дорожки. Я заметил, как тряслась во все стороны огромная остроконечная голова слабоумного и как она при каждом толчке то падала на плечи, то бессильно опускалась вниз. В его словах мне послышалось такое глубокое и такое истинное сочувствие, что я невольно посмотрел на него с изумлением. Я знал Зимина давно: это был добродушный, сильный, мужественный и веселый человек. Он служил в одном из полков, расположенных в нашем городе. Говоря по правде, я не ожидал от него такого неподдельного сострадания к чужому несчастию. Это же всем ясно... У идиотов ведь нет никаких высших побуждений и свойств, отличающих человека от животного: ни разума, ни речи, ни воли... Собака или кошка обладают этим качеством в гораздо большей степени... Но Зимин прервал меня. Они у них только затуманены... Живут где-то глубоко под звериными ощущениями... Видите ли... Воспоминание о нем никогда не покидает меня, и каждый раз, когда я вижу такого вот блаженного, я чувствую себя растроганным чуть ли не до слез... Если вы позволите, я расскажу вам, почему идиоты внушают мне такую жалость. Я поспешил попросить его об этом, и он начал: - В тысяча восемьсот... Я остановился в первой попавшейся гостинице, на углу Невского и Фонтанки. Из окон моих были видны бронзовые кони Аничкова моста, всегда мокрые и блестящие, точно обтянутые новой клеенкой. Я часто рисовал их на мраморных подоконниках моего номера. Петербург меня неприятно поразил: все время он был окутан унылым, серым покровом затяжного дождя. Но академия, когда я впервые туда явился, прямо меня подавила, ошеломила и уничтожила своей грандиозностью. Я, как теперь, помню ее огромную швейцарскую, широкую лестницу с мраморными перилами, анфилады высоких, строгих аудиторий и навощенные, блестящие, как зеркала, паркеты, по которым мои провинциальные ноги ступали так неуверенно. Офицеров в этот день собралось человек до четырехсот. На скромном фоне армейских зеленых мундиров сверкали гремящие палаши кирасиров, красные груди уланов, белые колеты кавалергардов; пестрели султаны, золотые орлы на касках, разноцветные обшлага, серебряные шашки. Все это были соперники, и, поглядывая на них, я с гордостью и волнением пощипывал то место, где предполагались у меня в будущем усы. Когда мимо нас, застенчивых пехотинцев, пробегали с портфелями под мышкой необыкновенно озабоченные полковники генерального штаба, мы сторонились от них в благоговейном ужасе. Экзамены должны были тянуться более месяца. У меня не было ни одной знакомой души во всем Петербурге, и по вечерам, приходя домой, я испытывал скуку и томление одиночества. С товарищами же и говорить не стоило: все они были помешаны на синусах и тангенсах, на качествах, которым должна удовлетворять боевая позиция, и на среднем квадратическом отклонении снарядов. Вдруг я случайно вспомнил, что мой отец советовал мне разыскать в Петербурге Александру Ивановну Грачеву, нашу дальнюю родственницу, и зайти к ней. Я взял справку в адресном столе, отправился куда-то на Гороховую и с трудом, но все-таки нашел комнату Александры Ивановны, жившей на заднем дворе у своей сестры. Я вошел и остановился, почти ничего не видя. Спиной ко мне у единственного маленького окна с мутно-зелеными стеклами стояла полная женщина. Она нагнулась над керосиновой плитой, от которой шел густой чад, застилавший комнату и наполнявший ее запахом керосина и пригорелого масла. Женщина обернулась назад и стала присматриваться. В это время откуда-то из угла выскочил и быстро подошел ко мне мальчик, в распоясанной блузе и босиком. Взглянув на него пристальней, я сразу догадался, что это идиот, и хотя не отступил перед ним, но скажу откровенно, что в сердце мое стукнуло чувство, похожее на трусость. Идиот глядел на меня бессмысленно и издавал странные звуки, нечто вроде "урлы, урлы"...
Мне оставалось только собрать пожитки и отправляться обратно в полк. Мне кажется, я во всю мою жизнь не забуду того ужасного момента, когда, выйдя из аудитории, я проходил величественный вестибюль академии. Боже мой! Нужно было как можно скорее ехать. К этому меня побуждали и финансовые соображения: в моем бумажнике лежали всего-навсего: гривенник и билет на один раз в нормальную столовую… Я думал: получить поскорее обратные прогоны о, какая свирепая ирония заключалась для меня в последнем слове! Но оказалось, что самая трудная вещь в мире — именно получить прогоны в Петербурге. Из канцелярии академии меня посылали в главный штаб, из главного штаба — в комендантское управление, оттуда — в окружное интендантство, а оттуда — обратно в академию, и наконец — в казначейство. Во всех этих местах были различные часы приема: где от девяти часов утра до двенадцати, где от трех до пяти часов. Я всюду опаздывал, и положение мое становилось критическим. Вместе с билетом в нормальную столовую я истратил легкомысленным образом и гривенник. На другой день при первых приступах голода я решил продать учебники. Толстый барон Вега в обработке Бремикера и в переплете пошел за четвертак, администрация профессора Лобко за двадцать копеек, солидного генерала Дуропа никто не брал. Еще два дня я был в полусытом состоянии. На третий день из прежних богатств осталось только три копейки. Я, скрепя сердце, пошел просить взаймы у товарищей, но они все отговаривались «торричеллиевой пустотой» карманов, и только один сказал, что хотя у него и есть несколько рублей, но все-таки он взаймы ничего не даст, «потому что, — объяснил он с нежной улыбкой, — часто, дав другу в долг денег, мы лишаемся и друга и денег, — как сказал однажды великий Шекспир в одном из своих бессмертных произведений…» Три копейки! Я предавался над ними трагическим размышлениям: истратить ли их на полдесятка папирос, или подождать, когда голод сделается невыносимым, и тогда купить на них хлеба? Как я был умен, что решился на последнее! К вечеру я проголодался, как Робинзон Крузе на своем острове, и вышел на Невский. Я раз десять прошел мимо булочной Филиппова, пожирал глазами выставленные в окнах громадные хлебы: у некоторых тесто было желтое, у других розовое, у третьих перемежалось со слоями мака. Наконец я решился войти. Какие-то гимназисты ели жареные пирожки, держа их в кусочках серой промаслившейся бумаги. Я почувствовал ненависть к этим счастливцам… — Что вам угодно? Я принял самый небрежный вид и сказал фатовским тоном: — Отвесьте-ка мне фунт черного хлеба… Но я далеко не был спокоен, пока приказчик широким ножом красиво резал хлеб. Или что будет, если приказчик отрежет с походцем? Я понимаю, можно задолжать в ресторане пять—десять рублей и приказать буфетчику: «Запиши там за мной, любезный», но как быть, если не хватит одной копейки? Хлеб стоит ровно три копейки. Я переминался терпеливо с ноги на ногу, когда его завертывали в бумагу. Как только я вышел из булочной, чувствуя в кармане теплое и мягкое прикосновение хлеба, мне хотелось от радости закричать и съежиться, как делают маленькие дети, ложась в постель после целого дня беготни. И я не мог утерпеть, чтобы еще на Невском не сунуть в рот двух больших, вкусных кусков. Я все это рассказываю в почти веселом тоне… Но тогда мне было вовсе не до веселья. Прибавьте к мучениям голода острый стыд провала, близкую перспективу насмешек полковых товарищей, очаровательную любезность чиновников, от которых зависела выдача проклятых прогонов… Я вам скажу искренно, что в эти дни я все время был лицом к лицу с мыслью о самоубийстве. На другой день голод опять сделался невыносимым. Я пошел к Александре Ивановне… Степан, увидев меня, пришел в неистовый восторг. Он рычал, подпрыгивал и лизал рукава моего сюртука. Когда, наконец, я сел, он поместился около меня на полу и прижался к моим ногам. Александра Ивановна насилу отогнала его.
Кроме того, Степан тоже способен на искренние чувства: любовь и милосердие. Когда рассказчик просит взаймы у Александры Ивановны, её сын приносит «тэки» медные монеты, которые были ему очень дороги , о чём говорится в предложениях 69-70. Получается, что в трудную минуту юноша приходит на помощь своему другу и выражает готовность отдать самое ценное, что у него есть. В заключение хочется вспомнить известное высказывание Л. Толстого: «Без любви жить легче. Но без неё нет смысла». Действительно, только сочувствие и любовь способны сделать людей по-настоящему счастливыми. Сформулируйте и прокомментируйте данное Вами определение. Напишите сочинение-рассуждение на тему «В чём сила доброты? В чём заключается сила доброты? Над этим вопросом задумывались многие писатели и философы. Каждый может дать своё определение этому душевному качеству. Однако сложно представить добро без сочувствия и сострадания к ближнему. Докажем эту точку зрения, приведя примеры из художественной литературы. В предложенном фрагменте произведения А. Куприна мы видим, как умственно неполноценный юноша Степан первым бросается на помощь рассказчику, к которому успел очень сильно привязаться. Герой оказался в трудной ситуации, и ему нужны были деньги. Но, к сожалению, никто не может помочь ему, и только Степан приносит медные монеты, выражая готовность пожертвовать самым ценным, что у него есть. Это придаёт рассказчику силы и дарует веру в лучшее: «Неожиданное сочувствие блаженненького вдруг согрело и приласкало моё сердце, показало мне, что ещё можно и должно жить, пока есть на свете любовь и сострадание» предложение 76. Говоря о доброте, нельзя не вспомнить произведение А. Пушкина «Капитанская дочка». Петруша Гринёв отдаёт случайно встреченному провожатому заячий тулуп, ещё не зная, что столкнулся с Емельяном Пугачёвым. Именно этот поступок навсегда останется в памяти донского казака, и впоследствии в знак своей благодарности он помилует Гринёва и поможет ему спасти возлюбленную. Конечно, когда человек делает добро, он не ждёт ничего взамен. Но зачастую в данном случае работает «эффект бумеранга», и благородная личность получает моральную поддержку в трудные жизненные периоды. Таким образом, доброта — это готовность прийти на помощь другому человеку. Она подразумевает под собой милосердие и искреннюю любовь к людям. Среда, 15 июня 2022 г. Продовольственный рынок 10 мая 2022 года в Дуале, Камерун, где продовольственная инфляция, усугубленная войной России на Украине, вызывает трудности. Джозеф Сани, вице-президент Африканского центра USIP, сказал: «Сегодня перед нами стоит важный вопрос: как африканские страны и их партнеры могут использовать свои богатые ресурсы и человеческий потенциал для преодоления краткосрочных последствий российского вторжения в Украину? Пандемия COVID-19 свела на нет десятилетия с трудом завоеванных макроэкономических, социально-экономических и управленческих достижений на континенте. Впервые за почти три десятилетия индекс человеческого развития в Африке снизился.