К этому призывал, например, литературовед и критик Цезарь Самойлович Вольпе, печатавший в до войны журнале «Звезда» упаднические произведения Мандельштама. Цезарь Самойлович Вольпе (1904-1941) — советский литературовед и критик.
Вольпе Цезарь Самойлович. Из Книги учета бесхозных библиотек. 7 августа 1943 г.
83.3(2Рос=Рус)6 В 71 Вольпе, Цезарь Самойлович. Искусство непохожести: литературная критика / Ц. С. Вольпе ; сост. Цезарь Самойлович Вольпе погиб в возрасте тридцати семи лет осенью 1941 года, в самом начале Отечественной войны, при переправе через Ладожское озеро из блокированного Ленинграда. Раздел Цезаря Вольпе на сайте Авторы: Немеровская О. А., Вольпе Цезарь Самойлович. В. А. Жуковский в портретах и иллюстрациях [Текст]. участник и знаток новейшей русской поэзии, редактор нескольких книг серии "Библиотека поэта".
Чуковская Лидия Корнеевна
И у нас есть такие книги. Они написаны по большей части людьми, которые сделали большое дело в истории нашего строительства. Я бы назвал 3 книжки: первая — «Чапаев» Фурманова, которая построена на материале личной работы Фурманова в чапаевской дивизии; вторая — «Как закалялась сталь» Островского и третья — «Педагогическая поэма» А. Макаренко, потому что эта книга также есть результат огромного дела, о котором читаешь с совершенным удивлением и о котором потом, я думаю, с полным основанием, будут складывать легенды.
Я должен сказать, что если говорить о книжках А. Макаренко, то следует отметить, что в литературном плане они обладают огромным достоинством — мы обнаруживаем в них необычайное умение автора видеть человека насквозь. В нескольких словах писатель даёт такое представление о герое своего произведения, что вы потом ни с кем его не смешаете.
Это есть и в «Педагогической поэме» и во «Флагах на башнях». Следующее большое достоинство произведений А.
Мы с Митей в мягких, радушных креслах. Стол Самуила Яковлевича знаком мне во всех подробностях не менее чем мой: круглая плоская чернильница, квадратная металлическая пепельница с крышкой; пресс-папье; томы Даля; порыжелый, со сломанным замочком, набитый до отказа, портфель. Где что на столе и на полках, и в портфеле, и в ящиках, знаю я не хуже хозяина: он близорук и каждую минуту просит найти и подать то одно, то другое. Стол, стулья и оба подоконника и даже диван завалены рукописями: Маршак требовал от себя и от нас, чтобы не одни лишь «договорные рукописи», но и «самотек» прочитан был им или нами: ах, не упустить бы новоявленного Ломоносова, Чехова или Толстого!.. Чужие рецензенты упустят, мы же, просвещенные ученики его, заметим, выловим, покажем друг другу, обрадуемся. Слушает Самуил Яковлевич у себя дома так же внимательно и страстно, как там, в редакции. Кашель, дым.
Папироса зажигается одна о другую. Сложил свои листки. Самуил Яковлевич глядит на него бережно, ласково — я-то уж понимаю: значит, опять не то! Тут я хватаюсь за карандаш. Мне необходимо понять, в чем же, собственно, опять неудача? А мне только что казалось, что все тут последовательно, логично, толково. Так оно и было: последовательно, со знанием дела, логично, толково, без беллетристических потуг, с доверием к науке и к читателю. Но всего лишь толково. Всего лишь последовательно.
Всего лишь логично. Читатель, уже прежде заинтересованный в истории открытия новых газов, таким текстом был бы вполне удовлетворен. Он нашел бы ответ на давно уже занимавшие его вопросы. Читатель же, никогда не слыхавший о каких-то там особенных газах и спектрах, не перевернул бы и одной страницы. Его надобно было увлечь, заарканить с первой строки, а Митя преподносил ему лекцию — весьма полезную для человека заинтересованного, но человека равнодушного оставляющую равнодушным. Черновики первой детской книги Бронштейна не сохранились. По ним можно было бы проследить, как развивался и рос в ученом, в открывателе нового, в ученом, авторе популярных статей — художник. Как менялось его отношение к работе над словом. Как изменился словарь: из узенького, специфически профессионального, изобилующего «измами», звуковой какофонией, превращался он в общерусский: общерусский располагает неисчерпаемым словесным запасом.
Как проникали в книгу интонации живой, разговорной речи: то удивленной, то восхищающейся, то опечаленной. Как мысль начинала развертываться, подчиняясь не одной лишь логике, но и воображению: не лекция, а драма. Как мысль накалялась эмоциями. Как, сохраняя хронологию событий, повествование обретало сюжет и подчинялось повелителю всякого художества — ритму. Как книга строго научная приобретала содержание этическое. Книга о спектральном анализе оборачивалась книгой о великом единении ученых. О единении людей, отделенных друг от друга пространством и временем и, случается, даже не знающих о существовании друг друга — но связанных один с другим: каждый — звено незримой цепи. Черновики Митиной книги, повторяю, не сохранились. Но чтобы показать, откуда он шел к первой своей книжке для детей и какой проделал путь, приведу отрывок из его статьи для взрослых до встречи с Маршаком.
Из статьи научно-популярной. Вот образчик: «В своем докладе на Конференции Ф. Перрен упомянул о гипотезе, предложенной его отцом, знаменитым французским физиком Жаном Перреном. Согласно этой гипотезе, основными элементарными частицами ядра являются [4] не протоны и электроны, а нейтроны и позитроны, и сам протон по этой гипотезе, тоже является сложной частицей, а именно комбинацией из нейтрона и позитрона. Преимуществом этой гипотезы является то, что нет никаких затруднений с механическими и магнитными моментами ядер, так как моменты нейтрона и позитрона еще не были измерены, а потому им можно приписать такие значения моментов, чтобы объяснить экспериментальные величины моментов ядер. Перрен предложил поэтому считать, что позитрон имеет механический момент нуль и подчиняется статистике Бозе». Значение этого пассажа для неподготовленного читателя, для читателя-профана — тоже нуль. Тот, к кому обращался М. Ни ему самому, ни его близким еще неизвестно: гуманитарий он в будущем или математик?
Неискушенный подросток берет в руки книгу об открытии гелия — а что это за гелий? Мне бы интересную книжечку! Хорошо выполненная детская книга, книга не от ремесла, а от искусства, всегда интересна не только ребенку, но и взрослому. Маршак называл детскую книгу сестрой книги общенародной. И был прав: его же строка «рассеянный с улицы Бассейной» ушла в толщу народа, сделалась народной поговоркой. Когда первая детская книжка Бронштейна вышла в свет, ее с увлечением прочли дети, а за ними взрослые. Читают те и другие и в наши дни. Совершать открытия в науке — трудно. В литературе — тоже.
В своих научно-популярных статьях, что греха таить, Митя не чуждался оборотов, изобилующих отглагольными существительными, не чуждался протокольного, бюрократического стиля. Это производилось посредством погружения в воду специально сконструированных электрометров или же посредством опускания самого наблюдателя под воду в подводной лодке». Это язык казенного протокола. Не сразу, далеко не сразу вынырнул Митя из-под всех безобразных несообразностей канцелярского слога на простор складной и ладной живой русской речи. Не сразу избавился он от рокового предрассудка: если сказать «люди в специальной лодке опустили приборы под воду» — это будет ненаучно, а вот если «совершили опускание прибора под воду» — о! Трудных наук нет, есть только трудные изложения, т. Вы правы, отвечу я, но не следует к изначальной трудности прибавлять синтаксическую. Толстой утверждал, что нет такой сложной мысли, которую не мог бы объяснить образованный человек необразованному на общепринятом языке, если объясняющий действительно понимает предмет. От того и оказался в конце концов победителем.
Ему следовало только отучить себя писать для одних лишь специфически образованных, принимая канцелярский язык за научный. Обернуться к существам первозданным: к детям. К людям-неучам, у кого и самому есть чему поучиться: например, воображению, способности конкретизировать отвлеченное, мыслить образами. Толстой сформулировал задачу на удивление точно. Ты, Лидочка, пожалуйста, не сердись и не огорчайся. Ты сделала все, что могла. Ты отучила меня от бюрократических отглагольных существительных, от нагромождения «которых» и «является», от бесконечных деепричастий. Ну и хорошо. Но писать для двенадцатилетних — это, видимо, выше моих сил.
Пожалуйста, не огорчайся. У меня докторская на носу. Я не сердилась, но огорчалась очень. И корила себя. Митя с такою охотой, с такой жадностью готов был одолевать любое свое неумение — и вот! До того мы довели его своим редактированием, что отбили охоту писать! Сколько он истратил уже времени и труда на эту несчастную книжку! Втянула-то его в это безнадежное предприятие — я. Как же мне было не огорчаться?
Кроме научного, писательского и педагогического труда, Митя взвалил себе на плечи хлопоты о нашем совместном жилье. Об обмене. Он хотел, чтобы съехались мы поскорее. Его прекрасная комната в коммунальной квартире и моя убогая, но все же отдельная двухкомнатная квартира давали нам надежду на трехкомнатную. Митя торопился, я — нет. В том, что нам будет хорошо вместе, я не сомневалась. Но мне жаль было Митиной свободы. Митиного хоть и напряженного, хоть и трудового, а все же приволья. Шутка ли: жена, ребенок, семья, быт.
Да и комнату его мне было жаль. Я успела ее полюбить. Комната и вправду необыкновенная. Вместо передней стены — сплошное окно, словно в студии живописца. За окном покатые крыши и стада труб. Трубы уходят вдаль: дом семиэтажный, самый высокий на Скороходовой. Прозрачность стекла весною сливается с прозрачностью зеленоватого ленинградского неба. Прозрачность, просторность. Второй такой бескрайней комнаты ему уже никогда не найти.
Но утомительно было с Петроградской каждый день ездить не только в Университет или Физико-технический институт, а и ко мне на Литейный. Расставаться же Митя не хотел ни на день. Одни его книги жили уже у меня, на Литейном, другие оставались еще на Скороходовой. Разрозненность вещей и книг вносила в нашу совместную жизнь неурядицу. Митя усиленно следил за объявлениями и ездил смотреть предлагаемые квартиры. Когда бы он ни ложился, он ежевечерне ставил будильник на 7 часов утра. Работа — научная, популяризаторская, переводческая, преподавательская — не давала ему отдыха. А тут еще навалилась ему на плечи эта детская книга! Он рассчитывал, что напишет ее за какой-нибудь месяц, а вот прошли уже два и не удавалось одолеть даже первую главу.
Начал он писать, когда мы жили еще врозь, продолжал, когда мы уже съехались. Общее наше жилье — у Пяти Углов. Адрес: Загородный, дом 11, квартира 4. Окна на улицу Рубинштейна бывшую Троицкую , подъезд — на Загородный, прямиком на трамвайную остановку. Район этот для меня родной в самом буквальном смысле слова: тут где-то неподалеку родился Корней Иванович — кажется, на Разъезжей, — а на Коломенской, в двух шагах, родилась я. По соседству, на Загородном, 9, если верить легенде, жила некогда Анна Петровна Керн — значит ли это, что здесь бывал Пушкин? Люша и няня Ида проводили по 5—6 часов ежедневно в том самом скверике у Владимирской церкви, где любил посидеть в свободные минуты Федор Михайлович. Вот в какой географической близости к моему младенчеству и к русской литературе мы оказались! И радостно, и смешно.
Митя купил себе огромный, со многими ящиками, стол, а мне в день переезда подарил старинное, XVIII века, бюро, купленное у хозяйки на Скороходовой. Оно осталось для меня навсегда надгробьем над его неизвестной могилой, памятником его короткой жизни и — и нашей совместной работы. Когда мы съехались, Митя заказал столяру книжные полки на обе стены новой комнаты, а заодно и лестничку, чтобы доставать томы из-под потолка. Столяр не торопился. Пока Митина комната стояла голая, неустроенная, без занавесок, без книг, без письменного стола, Митя предпочитал работать у меня, за тем же своим привычным бюро. Тут он писал диссертацию, тут и детскую книгу. Я любила смотреть, как он, с пером в руке, подняв голову над откинутой доской и листом, — думает. Недвижность, застылость — лица, глаз. А, вот он что-то ухватил: да, вот движение зрачков.
Значит, приближается движение руки. Вот уже и рука побежала: «И пальцы просятся к перу, перо к бумаге», и рука едва поспевает угнаться за мыслью. Лицо у него сейчас другое, чем за велосипедным рулем. Одухотворенное, творящее. Одну — но не более. Я кивнула. Меня мучила совесть. Мы вошли в кабинет. Сизый дым висел от пола до потолка, окурки дымились из глубины пепельницы, безжалостно приподнимая крышку.
По-видимому, предыдущий посетитель курил не хуже хозяина. Самуил Яковлевич поздоровался с нами, и в особенности с Митей, весьма сердечно. Он несколько раз повторял мне при наших встречах в редакции или разговорах по телефону: «Вы не представляете себе, Лида, какой это благородный человек. Благородство — основная черта». Так оно и было. Но откуда он знал?.. Благородный Митя опустился в гостеприимное кресло и начал читать. Маршак — слушал. Он шумно дышал, курил, кашлял, задыхался от дыма, зажигал одну папиросу о другую, а окурки, вместо пепельницы, засовывал в чернильницу, ничего этого не замечая.
Он был погружен в слушанье глубоко, как погружаются в сон. Напряжение заразительно, слух и у меня обострялся. Странным образом я начинала слышать и понимать слышимое по-другому, чувствуя уже не только слова, но и каждый слог. Обычно Самуил Яковлевич не прерывал ни свой слушающий сон, ни чужое чтение. Разговоры начинались обычно только тогда, когда кончались листки. А тут вдруг, положив Мите на колено свою маленькую, короткопалую, но энергическую и сильную руку, Самуил Яковлевич перебил чтение. Повторите, пожалуйста. Митя удивился и перечел конец странички. Речь здесь шла о весе разных газов — сколько весят неон, аргон, гелий.
Оканчивалась страница скобками: « Гелий, — объяснял Митя в скобках, — был назван так в честь Солнца: ведь по-гречески Гелиос значит Солнце; а гелий был найден учеными сначала на Солнце и только потом на Земле ». Что-то не понимаю я ничего в ваших скобках! Митя терпеливо объяснил: речь идет о том, как ученые открывали один за другим «ленивые», инертные газы.
Зыков также говорил, что в качестве журналиста сотрудничал в «Известиях» с Бухарином, был женат на дочери наркома просвещения Бубнова, что был вроде бы партийным журналистом, вращался в высших партийных сферах По его словам, когда Бухарин был исключен из партии, он сам был арестован и отправлен в концлагерь на Магадан. Когда разразилась война, его выпустили на фронт, где он стал комиссаром батальона. Многое из его рассказов, по мнению историков, «святая» ложь, чтобы «набить себе цену» у немцев, скрыть свою собственную биографию. Есть серьёзные подозрения, что документы на имя погибшего Зыкова присвоил именно еврей — литературный критик Вольпе.
Этим и объясняется его писательский талант при Власове. В плен сдался под Батайском, в Ростовской области в 1942 году. В лагере он попытался выслужиться любой ценой. Там он написал меморандум о политическом аспекте военных действий, который произвёл большое впечатление на офицера разведки группы армий «Юг» фон Фрейтаг-Лорингхофена, который назначил его в «Вермахт Пропаганда». По назначении туда он написал детальный технический доклад о состоянии советской экономики. Он был назван «Неминуемый крах советской экономики», который Зыков написал в течение всего нескольких дней после прибытия в Отдел «Вермахт Пропаганда» без пособий, без справочника, от первого до последнего слова по памяти. Правда… прогнозы его потом не сбылись, но он оправдывался, что он не смог предвидеть размеров американской помощи Советскому Союзу.
Забавно, но другой «добрый человек» — пленный генерал-лейтенант А. Власов совсем по-другому говорил немцам. На допросе в июле 1942 года он так говорил об американской помощи: «В газетах сильно раздуты поставки из Англии и Америки. Согласно сообщениям газет якобы поступает оружие, боеприпасы, танки, самолёты, а также и продукты питания в большом количестве. У него в армии были только телефонные аппараты американского изготовления. Иностранного оружия в своей армии он вообще не видел». И краха советской экономики Власов не видел: «В Кузнецкой индустриальной области, на юго-восточном Урале возникла значительная оборонная промышленность, которая теперь усилена эвакуированной индустрией из оккупированных областей.
Все главные виды сырья здесь налицо: уголь, руда, металл, однако нефти нет. В Сибири имеются до сих пор мало использованные месторождения нефти… Этой индустрии в Кузнецкой области будет достаточно для обеспечения до некоторой степени нужд Красной Армии в тяжёлом вооружении, даже при потере Донецкой области. Полностью нельзя будет обойтись без украинского зерна, однако в Сибири имеются значительные вновь освоенные площади».
Вольпе вошёл в макаренковедение, как литературовед, представлявший произведения А.
Макаренко на его встрече с ленинградскими читателями в середине октября 1938 г. И у нас есть такие книги. Они написаны по большей части людьми, которые сделали большое дело в истории нашего строительства. Я бы назвал 3 книжки: первая — «Чапаев» Фурманова, которая построена на материале личной работы Фурманова в чапаевской дивизии; вторая — «Как закалялась сталь» Островского и третья — «Педагогическая поэма» А.
Макаренко, потому что эта книга также есть результат огромного дела, о котором читаешь с совершенным удивлением и о котором потом, я думаю, с полным основанием, будут складывать легенды. Я должен сказать, что если говорить о книжках А. Макаренко, то следует отметить, что в литературном плане они обладают огромным достоинством — мы обнаруживаем в них необычайное умение автора видеть человека насквозь. В нескольких словах писатель даёт такое представление о герое своего произведения, что вы потом ни с кем его не смешаете.
Вольпе Цезарь Самойлович - ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-371. Опись 2. Дело 44 - Архивы Санкт-Петербурга
Таким сотрудники и гости Самарского зоопарка запомнили африканского льва Цезаря. Царь зверей ушел из жизни 18 апреля 2023 года — сказался возраст и различные заболевания. Вспоминаем все, что известно о любимом многими обитателе зоопарка. Приехал в Самару котенком Самарский зоопарк обзавелся новым посетителем больше 10 лет назад — Цезарь стал подарком к 15-летнему юбилею.
Его привезли из Казани, когда он был маленьким двухлетним котенком. Сотрудники вспоминали: малыш сразу подружился с коллективом зоопарка и его обитателями. Но сейчас он таких вольностей не позволяет - Цезарь стал уже взрослым, вполне зрелым мужчиной с характером, — рассказывал заведующий отделом млекопитающих Никита Березин на 10-й день рождения Цезаря.
Лившиц, А. Грин, А. Белый, Б. Житков, М. Зощенко Под редакцией Вольпе Ц. Стихотворения, Т. Пушкин и др.
И при помощи наших писателей, и при содействии прессы, поисковых отрядов, сайта «Ленинград. Трагические страницы истории блокады по-прежнему требуют осмысления. Многие писатели вели блокадные дневники. Крайский умер в столовой Дома писателей, шесть дней его тело пролежало там, пока его не вынесли». Эти имена тоже высечены на мемориальных досках. Есть на одной из досок и имя Георгия Суворова, который участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда и погиб в дни наступления при переправе через реку Нарву.
Дзержинского, находившейся в самом центре Москвы! При этом успел стать, будучи беспартийным как он потом уверял И. Шмелева , в 44 года полковником! Любой командир РККА позавидовал бы такому прекрасному «прохождению службы», не говоря уже о местах службы «Нори». Никаких тебе «северов», «туркестанов» или «забайкальских степей», а уже и квартирка в Москве, и звание полковника, позволявшее ему тогда безбедно содержать жену, мать и пятерых детей! По-видимому, в 1938 году «Норя» был арестован органами НКВД как участник «военно-фашистского заговора в РККА» и освобожден только в 1940—1941, так как сведений о прохождении службы с авг. Любимов был назначен начальником артиллерии 49-й танковой дивизии 24-го механизированного корпуса 26-я, затем 12-я армии Юго-Западного фронта. Нынешние либеральные публицисты нередко нам рассказывают, что бойцы РККА в 1941 году воевали чуть ли не с голыми руками, имея пресловутую «одну винтовку на троих». Давайте посмотрим на боевой состав танковой дивизии, в которой Н. Любимов был начальником артиллерии. Командир — полковник Константин Федорович Швецов. Командир — подполковник Марк Давидович Беренфельд. Командир — полковник Василий Михайлович Поляков. Командир — майор Петр Михайлович Агеев. Как видим, это была мощная боевая структура, имевшая в своем составе 4 полка 2 танковых, мотострелковый и гаубичный и целый ряд подразделений боевого обеспечения, включая собственные автохлебозавод! И таких танковых дивизий в РККА были десятки. А ведь были еще и мотострелковые, кавалерийские дивизии и много чего еще… К сожалению, командованию и бойцам РККА тогда не хватило дисциплины, умения, воли и опыта, чтобы использовать эту боевую мощь с максимальной эффективностью… Подробности пленения Н. Любимова неизвестны. Как и все старшие офицеры, добровольно сдавшиеся в плен, и выразившие желание сотрудничать с немцами, он содержался в Офлаге XIII-D в Хаммельбурге. В конце июля 1942 он выехал из лагеря вместе с группой членов Политического центра борьбы с большевизмом ПЦБ в Бухенвальд, а затем в Лебус под Берлином , где были сосредоточены основные «кадры» центра. С августа 1942года Н. Участвовал в разработке оперативного плана по организации повстанческой деятельности на северо-востоке СССР при помощи высадки десантных групп. Подготовил 10 газет и журналов для пропаганды в советском тылу. Очень интересны обстоятельства, при которых И. Шмелев узнал о своем племяннике. Бредиус-Субботиной: «... Мой родной племянник, сын старшей сестры, сверстник Сережечки моего, не мог оставить семью в Москве в 18 г. Недавно я получил письмо от неизвестной дамы, спрашивает - "Сергеевич" ли я по отчеству, и есть ли у меня племянник Любимов. После ответа она переслала мне письмо... Оказывается, ее муж был переводчиком в одном из лагерей советских пленных, - кажется, в Эстонии. Ему-то, разговорившись, Норя - Никанор - и передал письмо - доставить мне. Тот м. Его жена - дама-то! Письмо не рукописное, даже и подпись. Вот оно: «Пари, Ивану Сергеевичу Шмелеву, - латинский шрифт. Дальше - русский. Примите мой сердечный привет", - нет, должно быть это его текст, советская орфография, боялся писать своей рукой? Пережил много горя и может быть близок к таким же тяжелым утратам, которые перенесли Вы". Я после сорока дней - ежедневного соседства смерти - в руках германской армии. Правильно, делает тут свою пометку И. Шмелев , направляемый рукою Всевышнего, веру в которого я сохранил и буду хранить до конца дней моих. Целую крепко. Мама жива. Если будет возможность, пришлите нательный крестик. В партии никогда не был. Больше года тому... Я знал, что где-то в Эстонии - Норя мой, полковник артиллерии, в плену». Прервем ненадолго чтение этого письма, для небольшого комментария. Во-первых ни в какой Эстонии «Норя» в лагере не был, теперь это точно известно. Скорее всего, муж этой «неизвестной дамы» или позабыл своевременно передать ей это письмо, либо оно у нее, по какой-то причине, провалялось все это время. Судя по тому, что письмо это было напечатано на пишущей машинке!!! Отдельно отметим то, что «Норя» подчеркивает свою беспартийность: «В партии никогда не был»! Это надо же: в «тоталитарном сталинском СССР» беспартийный выходец из купеческой семьи сделал такую головокружительную военную карьеру, а в качестве благодарности, когда на его Родину напал враг, добровольно сдался ему в плен! Да еще и начал всячески прославлять его «разящий германский меч - меч священный»!!! Похоже, что стремление «пожалиться» и выставить себя этаким «казанским сиротой» было характерно не только для И. Его племянник тоже «жалится» дядюшке на ужасы войны, которые ему довелось перенести: «… Я - после сорока дней - ежедневного соседства смерти - в руках германской армии», - «давит» он из дядюшки «слезу». Даже странно читать ТАКОЕ нытьё не от какого-нибудь трусливого новобранца-пехотинца, а от 48 летнего полковника! Он ведь был начальником артиллерии дивизии, а значит - находился в её тылу и ему не приходилось все 40 дней сидеть на передовой в окопе или бегать в атаки на германские пулеметы. Конечно, его тоже немцы могли убить случайной бомбой, или сгоряча застрелить, при попытке сдаться в плен, но на то и война, к которой он себя всю сознательную жизнь готовил! Ну и отдельное восхищение вызывает его просьба к дядюшке, живущему в Париже он ведь это знает, судя по письму чтобы тот … достал ему «нательный крестик» и прислал в Германию! Можно подумать, что это пишет не офицер из привилегированного лагеря в Германии, а какой-нибудь «зэк с Колымы», где ни одной церковной лавки на 5 тысяч километров нет… Кстати говоря, сын Н. Любимова, о котором он упоминает в этом письме, провоевал, вернулся домой, спокойно жил и умер уже в преклонном возрасте, не подвергаясь никаким репрессиям за предательство своего батюшки. Ну да ладно, продолжим разбор письма И. Шмелева о своем племяннике: «С прошлого года не мог добиться, где он. Единственная возможность была - к "Новому слову" - к его редактору, но я уже отклонил тогда сотрудничество и не мог обратиться. Теперь я повелительно должен его просить. У меня болит душа за родного. Они с Сережечкой были дружны, вместе и в поход вышли в 15-16 гг. Помочь бы чем ему... Крестик нательный..! Я плачу сердцем. Буду умолять - разыскать его, снестись. Я ручаюсь за него, он прямой, честный, - и, конечно, ненавидит большевиков. Это - жертва. Не мог бросить семью, надо было кормить мать, не подросших детей, учившихся. И вот - рабство в когтях у дьявола… …Буду писать завтра Деспотули, молить его. И вот, придется послать газете рассказ, что ли. О, сколько "проклятых" вопросов надо разрешать нам! Сейчас канонада над Парижем... Шмелев начал «плакать сердцем» и активно наводить справки о своем племяннике у «самого» Деспотули-Гестапули, особенно напирая на его «рабство в когтях у дьявола». Неплохое «рабство» было у этого полковника: служба и квартира в Москве, семья пятеро детей , сын, добровольно поступивший «за три дня до начала войны» в артиллерийское училище и т. И все это он запросто променял на служение «священному разящему германскому мечу»! Впрочем, с помощью Деспотули?! Любимов Н. Он - в Германии. Судя по письму, играет очень важную роль. Бывает в Берлине. Он был профессором Артиллерийской академии. Пишет: " Мы? Он вполне моей ориентации, - страстная любовь к Родине и преклонение перед народом, ее освобождающим от красного дьявола. Он - "вполне обеспечен" - "как солдат". У него всегда была светлая голова. О-чень тонкий аналитик и - сильной воли. Много вынес в лапах у красных… Теперь он сам м. Жду его, с нетерпением. Ему уже 49 лет!
Камень на шее России, её предатели – гуманитарная интеллигенция
Цезарь Самойлович Вольпе (1904—1941) — литературовед и критик. Цезарь Самойлович Вольпе (1904-1941) — советский литературовед и критик. Автор: Вольпе Цезарь Самойлович. Серия: Школьная серия современных писателей.
Все книги Вольпе Цезарь Самойлович
В "Краткой литературной энциклопедии" сообщается, что Цезарь Самойлович Вольпе умер в 1941 году. ОРЛОВ В. Отзыв о произведениях Самарский зоопарк объявил о смерти одного из своих питомцев. 18 апреля умер лев Цезарь. Её первым мужем был литературовед и историк литературы Цезарь Самойлович Вольпе (1904—1941), вторым — физик и популяризатор науки Матвей Петрович Бронштейн (1906—1938). Так случилось, что в начале 21 века литературоведа Цезаря Вольпе помнят лишь немногие специалисты, широкому же кругу он известен в основном как первый муж Лидии Чуковской и отец ее дочери Елены Чуковской. Муж мой, литературовед Цезарь Самойлович Вольпе, хоть приблизительно понимал, о чем речь, я же и не пыталась.
Может заинтересовать
- Цезарь Самойлович Вольпе р. 17 октябрь 1904 ум. 1941
- Содержание
- Вольпе Цезарь Самойлович - 9 книг. Главная страница.
- Вольпе, Цезарь Самойлович
Вольпе Цезарь Самойлович. Из Книги учета бесхозных библиотек. 7 августа 1943 г.
Он считался выдающимся специалистом по творчеству Жуковского подготовил посвященные Жуковскому тома Большой 2 т. В 1933 году Вольпе, работавший тогда в журнале «Звезда» , на свой страх и риск напечатал в журнале произведение Мандельштама «Путешествие в Армению» [2] и за это был уволен. Погиб в 1941 году при эвакуации из осажденного Ленинграда по «Дороге жизни» через Ладожское озеро.
Этим и объясняется его писательский талант при Власове. В плен сдался под Батайском, в Ростовской области в 1942 году. В лагере он попытался выслужиться любой ценой. Там он написал меморандум о политическом аспекте военных действий, который произвёл большое впечатление на офицера разведки группы армий «Юг» фон Фрейтаг-Лорингхофена, который назначил его в «Вермахт Пропаганда». По назначении туда он написал детальный технический доклад о состоянии советской экономики.
Он был назван «Неминуемый крах советской экономики», который Зыков написал в течение всего нескольких дней после прибытия в Отдел «Вермахт Пропаганда» без пособий, без справочника, от первого до последнего слова по памяти. Правда… прогнозы его потом не сбылись, но он оправдывался, что он не смог предвидеть размеров американской помощи Советскому Союзу. Забавно, но другой «добрый человек» — пленный генерал-лейтенант А. Власов совсем по-другому говорил немцам. На допросе в июле 1942 года он так говорил об американской помощи: «В газетах сильно раздуты поставки из Англии и Америки. Согласно сообщениям газет якобы поступает оружие, боеприпасы, танки, самолёты, а также и продукты питания в большом количестве. У него в армии были только телефонные аппараты американского изготовления.
Иностранного оружия в своей армии он вообще не видел».
We use cookies. По мнению ряда современников, еврей смог поучаствовать даже в т.
Речь идёт о неком загадочном Мелентии Александровиче Зыкове, человеке с ярко выраженными еврейскими чертами лица судите по фото. Немцы большие специалисты в деле выявления евреев его не уличили в этом, но это ничего не значит. Дело в том, что нацисты человека полуеврея отец или мать евреи считали т.
Некоторые считают, что настоящая фамилия этого человека Мосивич или же Цезарь Самойлович Вольпе. Своё еврейство он скрывал, о прошлом говорил путаницу, сначала представился с отчеством Евлампиевич, т. Зыков всё расспрашивал у соратников Власова, как немцы обращаются с евреями.
По словам самого Зыкова, во время гражданской войны он был политкомиссаром. Позже стал литературным критиком, преподавал в Москве в Институте им. Зыков также говорил, что в качестве журналиста сотрудничал в «Известиях» с Бухарином, был женат на дочери наркома просвещения Бубнова, что был вроде бы партийным журналистом, вращался в высших партийных сферах По его словам, когда Бухарин был исключен из партии, он сам был арестован и отправлен в концлагерь на Магадан.
Когда разразилась война, его выпустили на фронт, где он стал комиссаром батальона.
Важной работой стали также ее мемуары «Записки об Анне Ахматовой». В 1938 году, в длинных очередях у ворот ленинградской тюрьмы сложилась дружба Анны Ахматовой, у которой был арестован сын, и Лидии Чуковской, которой долго не сообщали о расстреле мужа. В 1964 году Чуковская помогала Анне Ахматовой составить её последний сборник «Бег времени». В 1966-м, после кончины Ахматовой Чуковская начала приводить в порядок свои дневниковые записи о ней, которые вела на протяжении многих десятилетий. Напечатать их на родине было невозможно.
Это сделало невозможным какое бы то ни было печатание в России, и в том числе участие в посмертных публикациях стихотворений Анны Ахматовой. Сама структура книги складывалась не сразу и утвердилась четко лишь ко времени выхода второго тома. Я прочитывала стихи и, запомнив, молча возвращала их ей. Это был обряд: руки, спичка, пепельница, - обряд прекрасный и горестный», - писала Чуковская. Она также является автором книг «История одного восстания» 1940 , «Н. Миклухо-Маклай» 1948, 1950, 1952, 1954 , «Декабристы, исследователи Сибири» 1951 , «Борис Житков» 1955 , «В лаборатории редактора» 1960 , «Памяти детства.
Воспоминания о Корнее Чуковском» 1989. Стихи Чуковской, которые она писала всю жизнь, собраны в книге «По эту сторону смерти» 1978. Но слово», «Гнев народа», «Прорыв немоты». Этим событиям посвящена книга Лидии Чуковской «Процесс исключения. Очерк литературных нравов». В 1986 году она была избрана в Баварскую Академию наук.
Ее работа была отмечена рядом наград: «Премия свободы» Французская академия, 1980 , премия им. Сахарова «За гражданское мужество писателя» ассоциация писателей «Апрель», по рекомендации Е. Боннэр, 1990 , Государственная премия Российской Федерации 1994. Умерла у себя дома при невыясненных обстоятельствах в ночь с 7 на 8 февраля 1996 года при этом время смерти варьирует с интервалом в почти 5 часов. Похоронена на Переделкинском кладбище. В марте 1997 года установлена мемориальная доска М.
Бронштейну и Л. Рубинштейна архитектор В.
Ушла из жизни Елена Цезаревна Чуковская
Он считался выдающимся специалистом по творчеству Жуковского подготовил посвященные Жуковскому тома Большой 2 т. В 1933 году Вольпе, работавший тогда в журнале «Звезда» , на свой страх и риск напечатал в журнале произведение Мандельштама «Путешествие в Армению» [2] и за это был уволен. Погиб в 1941 году при эвакуации из осажденного Ленинграда по «Дороге жизни» через Ладожское озеро.
Он был назван «Неминуемый крах советской экономики», который Зыков написал в течение всего нескольких дней после прибытия в Отдел «Вермахт Пропаганда» без пособий, без справочника, от первого до последнего слова по памяти. Правда… прогнозы его потом не сбылись, но он оправдывался, что он не смог предвидеть размеров американской помощи Советскому Союзу. Забавно, но другой «добрый человек» — пленный генерал-лейтенант А. Власов совсем по-другому говорил немцам. На допросе в июле 1942 года он так говорил об американской помощи: «В газетах сильно раздуты поставки из Англии и Америки. Согласно сообщениям газет якобы поступает оружие, боеприпасы, танки, самолёты, а также и продукты питания в большом количестве.
У него в армии были только телефонные аппараты американского изготовления. Иностранного оружия в своей армии он вообще не видел». И краха советской экономики Власов не видел: «В Кузнецкой индустриальной области, на юго-восточном Урале возникла значительная оборонная промышленность, которая теперь усилена эвакуированной индустрией из оккупированных областей. Все главные виды сырья здесь налицо: уголь, руда, металл, однако нефти нет. В Сибири имеются до сих пор мало использованные месторождения нефти… Этой индустрии в Кузнецкой области будет достаточно для обеспечения до некоторой степени нужд Красной Армии в тяжёлом вооружении, даже при потере Донецкой области. Полностью нельзя будет обойтись без украинского зерна, однако в Сибири имеются значительные вновь освоенные площади».
Беременную жену пришлось отправить обратно в Одессу. Чуковский подрабатывал перепиской каталогов в Британском музее. Зато в Лондоне Чуковский основательно ознакомился с английской литературой — прочитал в оригинале Диккенса, Теккерея. Вернувшись в Одессу в конце 1904 года, Чуковский окунулся в события революции 1905 года. Он дважды посетил восставший броненосец «Потёмкин», кроме прочего приняв письма к близким у восставших моряков. В Петербурге начал издавать сатирический журнал «Сигнал». Среди авторов журнала были такие известные писатели как Куприн, Фёдор Сологуб и Тэффи. После четвёртого номера его арестовали за «оскорбление величества». Его защищал знаменитый адвокат Грузенберг, добившийся оправдания.
В области же морали в первую очередь должны быть уничтожены или как-то приведены к ограничению евреи. Еврейский вопрос — это военный вопрос каждого русского». Потом я решил: дураки мы, чего мы кричали? Ничего страшного не произошло. А теперь я думаю: боже, мы ведь в самом деле были умные, мы же всё это предсказали и предвидели, мы же кричали, плакали, предупреждали, на нас смотрели как на Дон-Кихотов, нас высмеивали. А теперь оказалось, что мы были правы. Революция кончается на том, с чего она началась. Теперь процентная норма для евреев, табель о рангах, погоны и прочие "радости". Такой кругооборот даже мы не предвидели. Получается, что гитлеризм сыграл свою историческую роль, ибо спас капитализм от гибели, создал обстановку, при которой даже наша страна — враг капитализма — стала не жалея живота своего защищать его — капитализм от гибели, укреплять его, подчиняясь ему. Будущность весьма мрачна. Все важнейшие процессы в сознании людей и в политике следует рассматривать или как уступки Гитлеру повышение национального самосознания , или же капитализму роспуск Коминтерна , отказ от задач мировой революции. Германский фашизм есть закономерная реакция на наш социализм. В конце концов два вида социализма: нацизм и большевизм оспаривают мировое господство. История породила немецкий фашизм для того, чтобы он покончил с большевизмом, но Гитлер возымел вздорный замысел — идти против предписания истории и поднять руку на хозяина — капитализм. Однако хозяин — англо-американский капитализм — оказался столь умным, что сумел парировать удар и направить нацизм против его законного противника — против нас. Теперь дело обстоит так, что хозяин в выигрыше, ибо помогает нам против Германии, но не спешит разгромить Германию, чтобы вернее изнурять оба ненавистных ему вида социализма. Мы значительно слабее немцев. Второго фронта нет и не будет, союзники ежеминутно готовы нас предать, заключив соглашение с Гитлером за наш счет. Нас ждут огромные лишения, люди будут ни за что погибать на фронтах, а мы здесь, в тылу, голодать, пухнуть от голода и холода, гибнуть от фашистских бомб. Заявление Совинформбюро ко второй годовщине войны о невозможности разбить врага без второго фронта - это официальное признание нашей слабости, полной неизбежности нашего поражения. Поэтому незачем работать, напрягать свои силы, голодать, терпеть лишения. Наша пропаганда тупа и бездарна. Я не могу без злобы читать то, что пишется в газетах, сводки Информбюро, то, что мы передаём по радио. Это всё стандартная, глупая, противная ложь. Я проклинаю свою профессию журналиста, мы пишем не то, что есть, а то, что нам диктуют свыше, о чём нас заставляют писать. Я устал от этой вечной лжи, от этого давления сверху, от этих бездарных, тупых идиотов — цензоров и политредакторов, которые убивают живую мысль, заставляют глупо и тупо лгать по стандарту. Всё это для того, чтобы убедить народ, что у нас всё хорошо, народ крепок и един и мы продержимся и победим. А на деле — мы слабы и на победу нет надежды». Тренев намекнул, что он сознательно отходит от общественной работы и старается пребывать в тени, подготовляя безболезненный переход на сторону «нового режима», который будет, по его убеждению, установлен после войны. Что касается нашей страны, то она больше выдержать войны не в состоянии, тем более что за сохранение существующего режима вряд ли многие согласятся бороться. Надо быть последовательным. Коминтерн разогнали, надо пересмотреть гимн "Интернационал", он не может понравиться союзникам. Всё равно это произойдет в результате войны. Не может одна Россия бесконечно долго стоять в стороне от капиталистических стран, и она перейдёт рано или поздно на этот путь, правительство это само поймёт. Неужели не будут предприняты реформы после войны? Так больше нельзя. Коли сейчас нельзя, то завтра надо сделать. Сколько крови пролито, кровь даёт свои плоды. Несчастья, которые принесла война, должны искупиться улучшением условий жизни и политики. Бюрократы сидят на шее народа. Революция не оправдала затраченных на неё сил и жертв. Нужны реформы, преобразования. Иначе нам не подняться из пропасти, из разорения, в которое ввергла нас война. Я рад, что начинается новая разумная эпоха. Они нас научат культуре. Без помощи американцев мы уже давно бы выдохлись. У нас всё дезорганизовано. Мужики и бабы в деревнях не хотят работать. Надо распустить колхозы, тогда положение изменится. Союзники, вероятно, жмут на Сталина в этом вопросе и, возможно, добьются своего, как добились роспуска Коминтерна. Русский народ несёт главное бремя войны, он понес неслыханные жертвы. А что он получит в случае победы? Опять серию пятилеток, голод, очереди. Перспектива у нас грустная, и не хочется думать о том, что будет завтра. Он и не хочет, чтобы немцы остались в России, и не хочет возвращения советской власти с колхозами и непосильными для него госпоставками. Наше правительство должно было бы ликвидировать колхозы ещё в начале войны, и если бы мужик поверил, что это всерьёз и надолго, он пошёл бы драться с немцами по-настоящему. Теперь же он воюет неохотно, по принуждению, а он в нашей армии главная сила, на нём все держится. Возьмите растущий национальный шовинизм. Чем он вызывается? Прежде всего настроениями в армии — антисемитскими, антинемецкими, анти по отношению ко всем нацменьшинствам, о которых сочиняются легенды, что они недостаточно доблестны, и правительство наше всецело идёт навстречу этим настроениям армии, не пытаясь её перевоспитать, менять её характер. Для большевиков наступил серьёзный кризис, страшный тупик. И уже не выйти им из него с поднятой головой, а придётся ползать на четвереньках, и то лишь очень короткое время. За Коминтерном пойдёт ликвидация более серьёзного порядка. Это не уступка, не реформа даже, целая революция. Это — отказ от коммунистической пропаганды на Западе как помехи для господствующих классов, это отказ от насильственного свержения общественного строя других стран. Для начала — недурно. Гитлер будет разбит, и союзники сумеют, может быть, оказать на нас давление и добиться минимума свобод. Партийные чиновники уничтожили литературу, нужно создавать новую, настоящую литературу, свободно мыслящую и талантливую. Для этого нужны люди. Народ помимо Сталина выдвинул своих вождей — Жукова, Рокоссовского и других. Эти вожди бьют немцев и после победы они потребуют себе места под солнцем. Кто-либо из этих популярных генералов станет диктатором либо потребует перемены в управлении страной. Вернувшаяся после войны солдатская масса, увидев, что при коллективизации не восстановить сельское хозяйство, свергнет советскую власть. В результате войны гегемония компартии падёт и уступит место гегемонии крестьянской партии, которая создаст новую власть и освободит народ от колхозов. Союзники плохо оказывают своё влияние, если бы они нажали по-настоящему, то можно было бы надеяться на кое-какие облегчения, на раскрепощение. Правительство будет праветь, а значит — снисходительнее смотреть на то, как ведёт себя общество. Именно замешательство, которое произойдёт в правительстве в связи с изменением политики, даст нам и многим другим, временно отстранённым людям, поднять голову и напомнить о своём существовании. Меня по-прежнему больше всего мучает та же мысль: победа ничего не даст хорошего, она не внесет никаких изменений в строй, она не даст возможности писать по-своему и печатать написанное. А без победы — конец, мы погибли. Значит, выхода нет. Наш режим всегда был наиболее циничным из когда-либо существовавших, но антисемитизм коммунистической партии — это просто прелесть. Никакой надежды на благотворное влияние союзников у меня нет. Они будут объявлены империалистами с момента начала мирных переговоров. Нынешнее моральное убожество расцветет после войны. Обескровленная страна может не выдержать нового натиска гитлеровцев. У меня вся надежда на Англию и Америку, которые нанесут немцам решающий удар. Но очевидно, что и Англия, и Америка не хотят целиком поддерживать сталинское правительство. Они добиваются мирной революции в СССР. Одним из её звеньев является ликвидация Коминтерна. В случае, если Сталин не пойдёт на все требования Англии и Америки, они могут бросить Россию в руки Германии, и это будет катастрофой. Мои симпатии всегда на стороне демократических держав. В случае победы советской власти мне, старому демократу, ученику В. Короленко, остаётся только одно — самоубийство! Но я искренне надеюсь, что царство тьмы будет побеждено и восторжествует справедливость. Из этих целей я уже сейчас подумываю о необходимости объединения демократических журналистов, то есть людей, которые могли бы работать в настоящей непартийной печати. Я готов терпеть войну ещё хоть три года, пусть погибнут ещё миллионы людей, лишь бы в результате был сломлен деспотический, каторжный порядок в нашей стране. Поверьте, что так, как я, рассуждают десятки моих товарищей, которые, как и я, надеются только на союзников, на их победу и над Германией, и над СССР. За кровь, пролитую на войне, народ потребует плату, и вот здесь наступит такое. Может быть, опять прольется кровь. Ничего мы сделать без Америки не сможем. Продав себя и весь свой народ американцам со всеми нашими потрохами, мы только тогда сможем выйти из этого ужаса разрушения. Отдав свою честь, превратившись в нищих и прося рукой подаяния, — вот в таком виде мы сейчас стоим перед Америкой. Ей мы должны поклониться и будем ходить по проволоке, как дрессированные собаки. Службу в армии для себя он считает бессмысленной и губительной, так как она подавляет творческую индивидуальность писателя. Со страстным нетерпением Сафонов ожидает мира, надеясь, что "после войны наступят разные свободы и будет легче жить и дышать». Он считает, что даже потеря Украины не является достаточным препятствием для заключения мира». Печататься негде, платят гроши, на каждом шагу писатель встречает цензурные рогатки. Если бы я знал, что в ближайшие 5—10 лет общая ситуация не изменится, я переквалифицировался бы из писателя хоть в бухгалтера. Своего сына, у которого есть интерес к литературе, я стараюсь всячески отвратить от нее... Давно уже пишу роман "для души", в котором говорю свободно всё, что хочу сказать. В близком будущем придётся допустить частную инициативу — новый НЭП, без этого нельзя будет восстановить и оживить хозяйство и товарооборот. Я думаю, что мы стоим на грани отказа союзников от помощи нам. Ответ Сталина Рузвельту был явно неудовлетворительным для "Демократий". Рузвельт, как мне говорили многие, требовал роспуска колхозов, а Сталин ответил, что это одна из основ советского строя. Можно было бы пойти на некоторую реорганизацию в сельском хозяйстве, ибо личные стимулы у колхозников ещё до войны, и особенно сейчас, очень ослабли. Мы, видимо, раздражаем союзников своей резкостью в постановке вопросов о Польше, Прибалтике, Украине и проч. От всего этого можно было бы в известной мере воздержаться. А то ведь странно: сами же говорим, что без второго фронта нельзя победить Германию, а ведём с этим вторым фронтом рискованную игру.
Отзывы читателей
- Цезарь Самойлович Вольпе
- Вольпе, Цезарь Самойлович - В. А. Жуковский в портретах и иллюстрациях [Текст] - Search RSL
- Поиск по сайту
- Камень на шее России, её предатели – гуманитарная интеллигенция
Все книги Вольпе Цезарь Самойлович
| Вольпе Цезарь Самойлович опись фонда | биография, дата рождения. |
| Цезарь Самойлович Вольпе - биография и семья | *Уточнение о судьбе Ц.С. Вольпе: "Цезарь Самойлович Вольпе в действительности «погиб в возрасте тридцати семи лет осенью 1941 г. при переправе через Ладожское озеро из блокадного Ленинграда». |
| Автор: Вольпе Цезарь Самойлович - Коллекция русского шанхайца | По мнению ряда исследователей, под этим псевдонимом скрывался зять известного детского писателя Корнея Чуковского Цезарь Самойлович Вольпе. |
| Книги Вольпе Цезарь Самойлович - скачать бесплатно, читать онлайн | Некоторые считают, что настоящая фамилия этого человека Мосивич или же Цезарь Самойлович Вольпе. |
| Вольпе, Цезарь Самойлович (1905-1941) | *Уточнение о судьбе Ц.С. Вольпе: "Цезарь Самойлович Вольпе в действительности «погиб в возрасте тридцати семи лет осенью 1941 г. при переправе через Ладожское озеро из блокадного Ленинграда». |
Цезарь Самойлович Вольпе
| Камень на шее России, её предатели – гуманитарная интеллигенция ~ Проза (Статья) | Настоящая фамилия этого человека Мосивич или же Цезарь Самойлович Вольпе (щенок в переводе с нем. яз.). |
| Еврейские гитлеровские коллаборационисты. — Александер Ходжаев — NewsLand | биография, дата рождения. |
| Цезарь Самойлович Вольпе биография | Возможно, цезарь самойлович вольпе выпускники вузов азербайджана, в этом имени также отражена стадия одра: Дарт Мол наносит стандарты быстро и под крупными клочьями. |