Все новости на →. 3) В холодное осеннее ненастье к длинной избе подкатил закиданный грязью тарантас с. 1) На даче его ждали длинный тёплый вечер с Ееспешными разговорами на. 2) Весенняя теплая ночь только что окутала землю и раскрыла свои тайные чары, полные немного печальной красоты. Россиян ждут еще одни длинные выходные.
Синтаксический разбор предложения
Другой небольшой, коренастый, в старой полосатой тельняшке под брезентовой рыбацкой курткой, босой, в штанах, засученных до колен, — сидя согнувшись верхом на борту, проворно, сноровисто развязывал морской узел кливер-шкота. И Петя его узнал не сразу. Пока мальчики сбежали с обрыва, паруса уже были спущены, руль снят и брошен на корму, киль поднят, и шаланда, по инерции царапая дном гальку, врезалась в берег. Как и полагалось по неписаным законам Черного моря, Петя и Гаврик сначала помогли вытащить тяжелую шаланду на берег, а уже затем поздоровались с гостями. Дядя Жуков! Жуков некоторое время всматривался в лицо Гаврика. Ведь это ты меня, никак, лет семь тому назад вытащил из воды против дачи «Отрада»? Так и есть! Ишь как вырос! А дедушка-то, а?.. Хороший был старичок, симпатичный.
Ну, царство ему небесное. Помнится мне, все молился угоднику Николаю, но, как видно, так ни до чего хорошего и не домолился… Тень давнего воспоминания пробежала по лицу Родиона Жукова. Я уж, признаться, и забыл. Черноиваненко по фамилии. Стало быть, родственник Терентия Семеновича? То-то, я смотрю, вы оба по одной дорожке идете. Когда вы прятались в дилижансе, помните? А потом — на пароходе «Тургенев»… — Да что ты говоришь!
Гриша, мы начинаем: согласен? Согласен, согласен. Широко шагая, Игнатий торжественно подошел к фоку, отставил левую ногу. Господа, начинаю! Шар прошел дужку, стукнулся о проволоку второй и наискось проскочил третью. Вот это удар! А через минуту он уже снова раздраженно кричал на всю поляну: Если ты, мама, не умеешь играть - брось! Это глупо наконец! Не умеет даже крокировать! Да ведь нога же соскользнула! И, улыбаясь, Наталья Борисовна снова приподняла край юбки, неумело поставила ботинку на шар, сильно размахнулась, но молоток боком стукнул ее по ноге и выскользнул из рук. Не могу сегодня... Зараженная этим смехом, Марья Ивановна принялась хохотать как помешанная. Сначала, сначала! Игнатий в отчаянии поднял плечи, покраснел и сделал ужасное лицо. Это черт знает что такое! Подъехал еще знакомый - адвокат Викентьев. У него всюду были знакомые, и в городе, с извозчичьей пролетки пешего его трудно было себе представить он широко и приветливо размахивал шляпой чуть не каждому встречному. Всюду он держал себя как дома, всюду напевал отрывки оперных арий с мягким удальством итальянского тенора и считал себя общим любимцем. Стой, стой! Это был человек небольшого роста, кругленький, с маленькими ногами и руками. Называя себя «верным шестидесятником», он небрежно повязывал галстук, не стриг своих серых, мягких волос и часто закидывал их назад. Матовое его лицо было моложаво и неприятно. Наталья Борисовна! В городе-с. Оказывается, он вернулся еще вчера, «выпимши малость»... Здравствуйте, барышня!.. Мое почтение, Софья Марковна... Он пожал всем руки и опять оглянулся: Коллеге почтение! Давно изволили пожаловать? Только сегодня, - сказала Наталья Борисовна. Викентьев махнул рукой и вздохнул. И в городе был и за городом был... Ну что же? Я вам помешал? Примите меня в заморскую игру?.. Хотя по правде, я голоден, как сорок тысяч братьев Фридрихов... Но играть было уже поздно. Сумрак мягко синел в парке, и над вершинами дубов показывались серебряные звезды... Хор молодых голосов запел где-то далеко протяжную малороссийскую песню, и Викентьев стал тихонько подтягивать: Та иалетiли гуси з далекого краю... Отчего это, - сказал он, - когда поют хорошую песню, становится кого-то жалко и совсем не знаешь, горя или радости хочется?.. Пойдемте гулять, господа! В такую ночь пади жить только природой. Пошли смотреть на долину, в сторону, противоположную мельнице Каменского, - туда, где видны были огни города; полежали на скате, непринужденно, по- дачному, снявши шляпы. Синяя темнота все сгущалась от востока над долиной. Прошел за рекою поезд, и долго слышен был его отдаленный шум... Потом все затихло. Город на горизонте роился бледными огнями, а из парка доносилась то та, то другая печальная песня. Право, иной раз хочется стать рыбаком, бродягой или хоть толстовцем... Кстати, он еще тут обретается? Гриша насторожился. Да, - ответила Наталья Борисовна. Вот как! Павел, пойдем к Наталье Борисовне? Профессор, запинаясь, отказался: Нет, ты, уж будь добра, иди одна; мне он не интересен, да и надо вовремя лечь в постель. Да, он не интересен, - подтвердил Викентьев. Говорит как по писаному, но все это не ново и хорошо только на словах. Да и сам Лев Николаевич-то, кажется, уж соскучился забавляться... Заговорили о том, что влияние Толстого проходит, что Толстой велик как романист и слаб как философ, что он умеет только отрицать и ничего не дает положительного... Гриша внимательно слушал. Слова Викентьева заставили его задуматься. Не ново-то не ново... Всем было хорошо, но все чего-то ждали. И когда Наталья Борисовна сказала, что хочется чаю, поднялись очень живо, словно исполнили обязанность. У крыльца профессор и Викентьев откланялись. Остальные вошли в дом. В сумраке на балконе кто-то медленно поднялся со стула. Ах, это вы, Алексей Александрович! Очень, очень рада вас видеть... Что же это Гарпина не зажгла вам лампы? Они у Петра Алексеевича. Да, мы уже беседовали с ним. Он пошел в кабинет обливать голову водою. Наталья Борисовна покраснела. Знакомьтесь, знакомьтесь, пожалуйста... По всем комнатам пахло сигарами. Из кабинета раздавались мужские голоса, слышны были сиплые вскрикивания Ильи Подгаевского, странного субъекта, безотлучно пребывавшего при Петре Алексеевиче и участвовавшего во всех его попойках. Петр Алексеевич редко появлялся один и на этот раз привез с собой еще какого-то военного доктора, которого называл Васей, и своего секретаря, Бобрицкого, молодого человека , очень похожего на жирафа своей маленькой головой и большой, длинной фигурой в клетчатой паре. Среди сидящих и разговаривающих за круглым столом в ярко освещенной гостиной Каменский резко выделялся высокой фигурой и одеждой. Присутствие его одних смущало, других очень интересовало. Марья Ивановна боялась взглянуть на него и, махая в раскрасневшееся лицо платком, быстро-быстро заговаривала то с тем, то с другим так, словно отвечала на экзамене. Грише очень хотелось уйти с ней на качели в сад, но он знал, что будет спор, так как заметил, с какой порывистой приветливостью пожал руку Каменского Игнатий: очевидно, рад новому человеку, с которым можно сцепиться. Однако разговор шел пока незначительный. Поддерживал его только агроном, человек в золотом пенсне, всегда сдержанный, вежливый и элегантный агрономией он занимался теоретически, в городе. В тон ему держался и Бобрицкий. Немного отодвинувшись от стола и вытянув ноги, он держал стакан чаю в руках и, когда пил, далеко отставлял мизинец, украшенный перстнем с большим куском бирюзы. Вы позволите вам чаю? И все тотчас с любопытством обратились в его сторону: откажется или пет? И что возьмет к чаю? Пожалуйста, - очень вежливо ответил Каменский. То, что он приметлив, тоже немного удивляло всех. Верно, он знал, что Примо устроили сегодня вечер с толстовцем, знал, что за каждым его движением будут следить, будут оглядывать его одежду, и потому надел чистую рубашку, умылся, причесал бороду и густые русые волосы, подстриженные в скобку. Теперь его открытое лицо было красиво. Подошел еще гость, статистик Бернгардт, бородатый, сумрачный человек. Он недавно вернулся из Сибири, и Грише казалось, что это суровые сибирские мужики приучили его быть таким скупым на слова. И теперь он молча сел в угол со стаканом чаю и принялся рассматривать волосы в своей большой темной бороде. Каменский тотчас заговорил с ним о Сибирской железной дороге. Бернгардт отвечал отрывисто, а все поглядывали на них, как бы спрашивая: какой интерес представляет Каменскому железная дорога? Ведь «они» отрицают цивилизацию! Вдруг агроном почтительно промолвил: Правда, что Лев Николаевич не совсем здоров? Да, да, - поспешил ответить Бобрицкий, - я читал недавно сам. Нет, неправда, - ответил Каменский. Бобрицкий поднял брови. Но я же сам, своими глазами читал в «Новом времени»! Вы не верьте. Газеты для того же и существуют, чтобы выдумывать неправду, - возразил Каменский с снисходительной улыбкой. Игнатий задвигался на стуле. Ну, знаете, это слишком сильно сказано! А где он теперь? В Ясной Поляне? Каменский спросил очень ласково, но Марья Ивановна смешалась. Она встряхнула локонами и с трудом выговорила: Правда, что он только лето живет в деревне? Д«, вот это правда. Все переглянулись и помолчали. Каменский налил в блюдце чаю и уже начал говорить с агрономом о рамочных ульях, как вдруг Софья Марковна выговорила громко и насмешливо: А правда, что он уже сменил пресловутую блузу на костюм велосипедиста? Вот это опять неправда, - уже совсем важным тоном возразил Каменский. Снова переглянулись, а Игнатий издал какой-то носовой звук. Я, собственно, не понимаю... Но в это время раздался насмешливо-отчетливый голос Петра Алексеевича: А правда, что мы с Илюшей еще пьяны? Все живо обернулись. Улыбаясь, Петр Алексеевич медленно шел с коробкой сигар в одной и с дымящейся папиросой в другой руке, немного приподняв плечи и не поворачивая головы, как уходят богатые люди из ресторанов среди кланяющихся лакеев. После холодной воды он посвежел и ободрился; слегка прищуренные глаза блестели, смуглое припухшее лицо было весело. И как всегда, он был очень представителен; небольшое брюшко, туго обтянутое жилетом, не портило его высокой, плотной фигуры; ноги сравнительно с ней были тонки, но стройны. Зато маленький, тщедушный человек, который шел за ним в длинном черном сюртуке, производил странное впечатление; старческое лицо его, лицо скопца и алкоголика, было желто и испито; длинные, монашеские волосы жидкими темными космами падали на плечи; маленькие агатовые глаза неестественно блестели. Отставной профессор консерватории, потом монах, пьяница и мой друг, Илья Подгаевский, - отрекомендовал его Петр Алексеевич, здороваясь с гостями и усаживаясь к столу. Полно, Петр! Наступило минутное молчание. Каменский пристально, без стеснения рассматривал то Подгаевского, то хозяина.
Грядки обычные. Грядки из досок. Огороженные грядки. Ратухино дача Шаляпина. Шаляпин фёдор Иванович дача. Шаляпин Федор Иванович с семьей. Фёдор Фёдорович кёнеман. Маленькая уютная дача. Маленький деревенский домик. Простой дачный домик. На даче. Владимир Маковский приезд на дачу 1899. Владимир Маковский на даче. Маковский приезд на дачу. Владимир Маковский. Спальня в дачном доме. Вагонка в интерьере. Интерьер спальни на даче. Отделка спальни в загородном доме. Дорожка в сад. Дорожки на даче. Садовые дорожки на даче. Красивые дорожки на даче. Копать огород. Люди копают огород. Работа в огороде. Копаем на даче. Весенние работы в огороде. Весенний труд на огороде. Женщины в деревенской бане. Деревенские девушки в бане. Фотосессия в деревенском доме. Женщина в деревне. Девушки загорают на даче. Загорает на даче. Пахать огород. Дачные приколы. Терраски пристроенная веранда. Веранда к дому. Веранда пристроенная к дому. Открытая деревянная веранда. Дача обычная. Обычный дачный участок. Андрей Подшивалов художник. Живописец Андрей Геннадьевич Подшивалов. Художник Подшивалов Андрей Геннадьевич картины. Подшивалов Андрей Геннадьевич 1965. Дачники на грядках. Огородник на грядках. После дачи. Анекдот про картошку. Смешные анекдоты про дачу. Анекдоты про дачу в картинках. Подсобный рабочий работа на огороде. Мастера по вскапыванию огородов. Садовник предложение. Ищу работу садовник на дачу. Жизнь в деревне. Жители сельской местности. Деревенская жизнь. Жизнь в селе. Демотиваторы про дачу. Да прикол. Приколы про огород. Женщина на даче. Дачные девчонки. На даче жить. Пахать грядки. Женщины пашут огород. Стихи про дом. Стихи про родительский дом. Стихи про дом родной.
Хорошего дня пятницы. Поздравляю с пятницей. С пятницей друзья и хороших вам выходных. Ура пятница. Поздравления с тяпницей. Открытки с тяпницей. С пятницей девочки. С пятницей подруга. Хо-ошей пятницы девочки. Пожелания хорошей пятницы. Пятница впереди выходные. С пятницей картинки красивые необычные. Картинки по настроению с надписями прикольные. Поздравления c пятницей. Прикольные открытки поздравления с пятницей. Открытки с пятницей и хороших выходных. Доброй пятницы и хороших выходных. Хороших выходных открытки. С пятницей прикольные пожелания. Веселые открытки с пятницей. Классно пятницы мальчики. Открытки на пятницу с пожеланиями. С пятницей прикольные. Доброго дня пятницы. Поздравление с пятницей и добрым утром. Открытки с добрым утром пятницы прикольные. Вот и пятница. Анимационные открытки с пятницей. Открытка с белкой пятница. Открытки с праздником пятницы. Открытки bonnycards. Пятница Конев рабочей недели. Поздравление с концом рабочей недели. Пятница Матроскин. Кот Матроскин поздравляет. Ура пятница кот Матроскин. Всех с пятницей. Доброе утро пятницы прик. Пожелания с наступающей пятницей.
За окном урал в руках у меня томик людмилы татьяничевой егэ ответы
Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией. Ежедневная аудитория портала Проза. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Отняв глаза от книги, Гриша долго и напряженно глядел в угол, ничего не видя перед собою. И он, этот странный человек, терпит скорбь, «ибо беззакония наши стали выше головы!
Запах избы от ветхого переплета книги напомнил Грише тяжелую работу, кусок корявого хлеба, жесткое деревянное ложе, черные бревенчатые стены. А пустая, безмолвная и вся озаренная солнцем комната - светлое одиночество в минуты отдыха и созерцательной, тихой жизни. Пришел час, прославь сына твоего, да и сын твой прославит тебя... Я открыл имя твое человекам...
Соблюди их во имя твое!.. Гриша смущенно захлопнул книгу. Что это значит? Зачем вы все такие слова употребляете?
Они стояли друг против друга, и Гриша чувствовал, что пристальный взгляд улыбающихся глаз Каменского все более подчиняет его себе. И Каменский опустил мешок на землю. Гриша встрепенулся. Гриша с преувеличенным вниманием стал слушать, как надо работать фуганком, и помогать заправлять доску в верстак.
Гриша взял фуганок и с такой силой зашаркал им по доске, что в два-три взмаха испортил ее. Он ушел в избу, вынес оттуда чугунчик с водой, поставил его на таган около порога и развел огонь. Синий дымок поплыл по двору. Поглядывая на него, Каменский взял из-за верстака кадушку, сел на порог и стал набивать обручи.
Стук молотка звонко отдавался в пустой кадке. Подлаживая под этот стук, Гриша пристально шмыгал фуганком по доске. Стружки кремового цвета, красиво загибаясь, падали на пол. Созидает Вавилон?
Если хотите, да. И, положив в воду картофелю и луку, поправив огонь, опять сел на порог за работу. Теперь служит... А вы тоже думаете этим заняться?
Гриша помолчал. Каменский тоже помолчал. Но и египтяне - люди, а не бог, и кони их - плоть, а не дух. И, подняв глаза на Гришу, прибавил: - И вы будете также… также несчастны и одиноки, если будете не жить, а служить.
Вы скоро забудете людей, будете знать только отношения вместо людей, и вам будет очень тяжело... Гриша вспомнил свою семью и опустил глаза. И когда я приехал в деревню к своим, где думал начать новую жизнь, я ясно увидел, как велика эта пропасть. Я мог только с крыльца слушать говор и весь этот смутный шум деревни, наблюдать жизнь простых и добрых людей, которых я прежде намеревался учить злым и ненужным делам, думая, что эти дела добрые и нужные дела, - только наблюдать: между нами была пропасть.
Я был как человек, стоящий у ручья, которому хотелось пить, но которому сказали, что, прежде чем пить, надо взмутить воду, и он стал пить мутную воду, хотя и знал, что мутить воду было не нужно... Гриша слушал, стараясь не проронить ни одного слова. Но, боясь сказать это невпопад, неумело, боясь, что Каменский заговорит с ним как с мальчиком, молчал. Вы не читали?
Если хотите, приходите, и мы почитаем вместе. Хоть часов в десять. Раньше нельзя, так как я пойду в город на почту. Он помолчал и вдруг с трудом выговорил: - А вы не будете ли добры пожаловать к нам сегодня вечером?..
Мама будет очень рада вас видеть... Он попробовал палочкой картошки в чугуне, встал и ушел в избу. Гриша торопливо схватил картуз. Очевидно, Каменский сейчас будет обедать и пригласит его...
Есть Грише не хотелось, но отказаться неловко... И, чувствуя, что краснеет, Гриша поспешно добавил: - Сегодня, знаете, брат и отец приедут... Так мне необходимо... До вечера, значит?
За мельницей Гриша вздохнул свободнее. Он был взволнован, ему хотелось подумать о чем-то, но он ничего не думал и только шел все дальше в степь. Позади него живописно синела долина, но ему хотелось уйти в открытое поле. И он шел по парам, уже заросшим высокой травой и цветами, и ему было приятно, что они щелкают его по ногам, что поднявшийся ветер обвевает лицо солнечной теплотою, запахом зеленых хлебов.
После родителей все их крестьянское хозяйство досталось детям: изба пятистенная, корова Зорька, телушка Дочка, коза Дереза, безыменные овцы, куры, золотой петух Петя и поросенок Хрен. Вместе с этим богатством досталась, однако, детишкам бедным и большая забота о всех этих живых существах. Но с такой ли бедой справлялись наши дети в тяжкие годы Отечественной войны! Вначале, как мы уже говорили, детям приходили помогать их дальние родственники и все мы, соседи. Но очень что-то скоро умненькие и дружные ребята сами всему научились и стали жить хорошо. И какие это были умные детишки! Если только возможно было, они присоединялись к общественной работе. Их носики можно было видеть на колхозных полях, на лугах, на скотном дворе, на собраниях, в противотанковых рвах: носики такие задорные. В этом селе мы, хотя и приезжие люди, знали хорошо жизнь каждого дома. И теперь можем сказать: не было ни одного дома, где бы жили и работали так дружно, как жили наши любимцы.
Точно так же, как и покойная мать, Настя вставала далеко до солнца, в предрассветный час, по трубе пастуха. С хворостиной в руке выгоняла она свое любимое стадо и катилась обратно в избу. Не ложась уже больше спать, она растопляла печь, чистила картошку, заправляла обед и так хлопотала по хозяйству до ночи. Митраша выучился у отца делать деревянную посуду: бочонки, шайки, лоханки. У него есть фуганок, ладило длиной больше чем в два его роста. И этим ладилом он подгоняет дощечки одну к одной, складывает и обдерживает железными или деревянными обручами. При корове двум детям не было такой уж нужды, чтобы продавать на рынке деревянную посуду, но добрые люди просят, кому — шайку на умывальник, кому нужен под капели бочонок, кому — кадушечку солить огурцы или грибы, или даже простую посудинку с зубчиками — домашний цветок посадить. Сделает, и потом ему тоже отплатят добром. Но, кроме бондарства, на нем лежит и все мужское хозяйство, и общественное дело. Он бывает на всех собраниях, старается понять общественные заботы и, наверно, что-то смекает.
Очень хорошо, что Настя постарше брата на два года, а то бы он непременно зазнался, и в дружбе у них не было бы, как теперь, прекрасного равенства. Бывает, и теперь Митраша вспомнит, как отец наставлял его мать, и вздумает, подражая отцу, тоже учить свою сестру Настю. Но сестренка мало слушается, стоит и улыбается… Тогда Мужичок в мешочке начинает злиться и хорохориться и всегда говорит, задрав нос:— Вот еще! Так, помучив строптивого брата, Настя оглаживает его по затылку, и, как только маленькая ручка сестры коснется широкого затылка брата, отцовский задор покидает хозяина. И брат тоже начинает полоть огурцы, или свеклу мотыжить, или картошку сажать. Да, очень, очень трудно было всем во время Отечественной войны, так трудно, что, наверно, и на всем свете так никогда не бывало. Вот и детям пришлось хлебнуть много всяких забот, неудач, огорчений. Но их дружба перемогла все, они жили хорошо. И мы опять можем твердо сказать: во всем селе ни у кого не было такой дружбы, как жили между собой Митраша и Настя Веселкины. И думаем, наверное, это горе о родителях так тесно соединило сирот.
Ладило — бондарный инструмент Переславского района Ивановской области. Здесь и далее примеч. Рассказ, правда, не столько о сирени, сколько о прекрасной женщине, умеющей любить. У каждого, наверное, в жизни было немало больших и разных неудач. А вот относиться к ним с весёлым лицом, надо учиться. У кого? У классиков и у природы…. Зацвела сирень… Получаю слегка ироническую весточку — «Отцвела черемуха, зацвела сирень…. Ждем новой мини-саги». Сага — это серьёзно.
Но сирень, её красота и благоухание, как бы подсказывают эпичность стиля, а главное — желание пригласить вновь читателей в мой парк… Медленно иду по аллеям сирени. На этой стороне аллеи — царство многоцветия, торжество розового, лилового, густо фиолетового… Сиреневым цветом, в обычном понимании, называют лиловый цвет с чуточку бледный розовым отливом. Эти душистые, нежные маленькие цветочки, собранные в гордые грозди получили своё название, как гласят одна из легенд, от нимфы Сиринги. Девушка была строга. Многие боги и сатиры не раз домогались её. Спасаясь от преследований, девушка превратилась в кустарник. Каждой весной кустарник дарил прохожим необыкновенные пышные цветы, которые радовали глаз и заполняли округу пьянящим ароматом. Так в память о красавице нимфе кустарник назвали сиренью. Сирень стала настолько любимым цветком, что ей посвящали свои рассказы, стихи писатели и поэты. Художники дарили всему миру удивительной красоты живописные полотна.
Срываю веточку, вдыхаю чуть с горчинкой аромат, и память уносит в заоблачные дали… С какой надеждой в школьные годы перед экзаменами искали пятилепестковое «счастье». Время неумолимо. Но вдруг из какого-то уголка памяти всплывают стихи С. Чёрного: «Если б, если б, в самом деле На сирени всех сортов Все бы, все цветы имели Пять счастливых лепестков…». Ищу, нахожу, и,… представьте себе, — глотаю. Счастья — то хочется всегда… Перехожу на противоположную сторону аллеи. Здесь одноцветные кустарники белой сирени. Как-то поинтересовалась у рабочего «Зеленхоза», обрезающего сухие ветки кустарника: — Почему так рассадили кустарники сирени. С одной стороны все оттенки сиреневого, а здесь только белая?. Он улыбнулся: — Приглядитесь внимательно.
В белом -слияние всех цветов. И божественная чистота. Она просто должна быть выделена в отдельную зону. Лицо рабочего, обветренное от работы на свежем воздухе, просто светилось добротой.
Кулаковский останавливал ее, — иногда очень резко. Болтаешь, как всякая глупая баба. Что толку в этих дурацких мечтах? Она смущенно останавливалась, но скоро возвращалась к тому же.
Если муж умрет, новая дача будет принадлежать ей одной, — а она подарит ее Кулаковскому. Ведь он так любит природу, лес, солнце. Если захочет, то бросит проклятую службу в банке. Денег хватит, чтобы прожить вдвоем, не следует только расходоваться по пустякам. А ей самой так мало будет нужно. Она обойдется без туалетов, без самого необходимого, если этого захочет Кулаковский. Тот сжимал кулаки. По вечерам, после обычных карт, он часто ссорился с Непениным, бессильный сдерживать свою неукротимую ненависть.
Ссорились из-за пустяков, — и со стороны эти ссоры звучали почти смешно, но Непенин пугался и всячески старался как-нибудь загладить недоразумение. Мне ведь все равно. И переводил разговор на политику, в которой Кулаковский ничего не понимал и о которой терпеть не мог разговаривать. Вера Ивановна смотрела на него любовными глазами и, улучив минуту, торопливо и страстно шептала: — Дорогой мой, не волнуйся так. Из-за него, этой гадины… Стоит ли? Ради меня… Ну, я прошу, ради меня… Во второй половине зимы, когда начались частые гнилые оттепели, заглянула в дом смерть, как будто названная разговорами в меблированных комнатах. Но миновала Непенина, который чувствовал себя теперь вполне здоровым, и остановилась у изголовья Ниночки. Девочка простудилась на прогулке, заболела инфлюэнцей.
Родители беспокоились мало, потому что редкий месяц проходил без Ниночкиной болезни. Позвали, как всегда, дешевого врача, старого и полуглухого. Тот не нашел ничего особенного. Дурное питание и, может быть, наследственность. Но через неделю встанет… Благодарю вас. Через неделю Ниночка металась в жару, никого не узнавала. Инфлюэнца осложнилась воспалением брюшины. Приехал важный профессор, развел руками и, уезжая, неторопливо спрятал в жилетный карман крупную бумажку, обещая побывать завтра, но на другой день Ниночка умерла.
Вера Ивановна раза два падала в обморок, а Непенин ходил потерянный, осунувшийся, с расстегнутым жилетом, из-под которого выглядывала смятая манишка, и с табачным пеплом на отворотах пиджака. В доме все вдруг оказалось не на месте, как после переезда на новую квартиру. Ниночку одели в парадное платьице, украсили цветами. Батюшка отслужил панихиду, выпил в соседней комнате три стакана чаю с вареньем и громким, сочным голосом говорил складывавшиеся в привычные фразы слова утешения. Все было как следует: словно весь дом, действительно, погрузился в печаль. Похоронили тоже как следует, — с митрофорным протоиереем, который издали совсем был похож на епископа, но за похороны брал дешевле. Кулаковский шагал на кладбище рядом с Непениным. Поддерживал его под руку, хотя Непенин уже успокоился и шагал твердо, в свежем сюртуке и застегнутом на все пуговицы жилете.
Обратную дорогу с кладбища все трое, — муж, жена и Кулаковский — сделали в наемной карете. Было холодно, но Непенин вытирал платком лоб и несколько раз сказал, слезливо сморкаясь в тот же платок: — Что делать… Когда умрем, все опять будем вместе с Ниночкой. Может быть, и правда лучше, что недолго мучилась… Вечером Вера Ивановна с облегчением подумала, что не надо больше возиться с клизмами и лекарствами, заботиться о кашке и молоке, а Непенин ходил взад и вперед по кабинету и радовался трусливой, скрытной радостью, что не слышно больше детского плача, который был так надоедлив и мешал по вечерам сидеть над срочными банковскими ведомостями или играть в стуколку. Девочку при ее жизни он, все-таки, насколько мог и умел, любил, но эта чахлая любовь легко и спокойно умерла вместе с самой Ниночкой. Через два дня после похорон Вера Ивановна была на свиданье в меблированных комнатах. И, так как похороны были еще слишком живы в воспоминаниях, то много говорили о них в промежутках между поцелуями и объятиями. Вера Ивановна думала вслух: — Вот, она умерла и для всех это лучше, даже для нее самой. Зачем есть на свете такие бесполезные жизни, которые только мешают другим?
Конечно, он живет не так, как жила Ниночка, доволен своей жизнью и совсем не хочет умирать, но все-таки было бы хорошо, если бы его тоже не стало больше. Кулаковский оттолкнул ее от себя так грубо, что она посмотрела на него с недоумением и гримасой боли на лице. VI Тоскливые дни тянутся долго, но в памяти оставляют мало следов. И когда прошла зима, то воспоминание о ней было смутно и далеко, а давно минувшее лето все еще было ближе мыслям и сердцу. Все напоминало о нем и только о нем, едва дворники успели собрать в кучи последний грязный снег, а меховые шубы отправились на покой в пропитанные вонью нафталина сундуки. Непенин получил на две недели отпуск из банка. Необходимо присмотреть лично за окончанием работ на собственной даче. Оставил пока жену в городе, а сам отправился туда, нагруженный всякими хозяйственными принадлежностями, образцами красок и дверных приборов.
Дача сияла свежей окраской. Только что вымытые стекла блестели, и, конечно, вертелся флюгер над остроконечной крышей. Спешно нанятый садовник с двумя подручными чухонцами проводил дорожки, разбивал клумбы, сажал цветы и кустарники. Непенин суетился, командовал, путаясь в собственных распоряжениях и сбивая с толку рабочих. Весь был исполнен сознанием, что он полновластный хозяин этого зеленого уголка, и гордился этим сознанием, как маленький гимназистик круглой пятеркой в аттестате. Казалось, что и вся прежняя жизнь была прожита только для того, чтобы приобрести, в конце концов, этот дачный участок, ходить по только что проложенным дорожкам, усыпанным скрипучим крупным песком, взбегать в верхний этаж по чистенькой лестнице с лакированными перилами и видеть, что все эти чужие, нанятые люди трудятся для него одного, для его счастья и удобства. Мечтал о дне новоселья, хотел, чтобы он наступил возможно скорее и для этого торопил рабочих, — и в то же время намеренно тянул лишние дни, чтобы продлить именно это острое удовольствие ожидания. Наконец, все было готово: последний гвоздь заколочен и посажен последний куст в цветнике.
Тогда рассчитал рабочих и поехал в город, чтобы пригласить знакомых, сделать закупки и, вообще, приготовиться к торжеству. Торжество состоялось пышное. За обедом сидело больше двадцати человек, в том числе и банковское начальство. Дамы помоложе были в открытых туалетах, а на Вере Ивановне шуршало платье из тяжелого муара. У Непенина топорщился на круглом животе новый сюртук, и лысина лоснилась от пота, хотя день был холодный и пасмурный. К вечеру тучи разошлись, показалось бледно-голубое небо. Настроение у гостей повысилось, потому что было выпито много шампанского, а за десертом — ликеров. Только Кулаковский был сумрачен и неразговорчив и слишком много пил, не пьянея.
За обеденном столом Непенин — должно быть, нарочно, — поместил его подальше от Веры Ивановны, И до самого десерта они, среди общего шума, не могли перекинуться двумя словами. А под конец, за рюмкой зеленого шартреза, хозяйка оставила свою сдержанность, громко переговаривалась через весь стол со своим любовником и улыбалась ему открыто и вызывающе. Когда стемнело настолько, насколько вообще темнеет в белые северные ночи, Непенин пригласил гостей на веранду, а сам отправился в сад — зажигать фейерверк. Шипели отсыревшие ракеты, хлопали римские свечи, выкидывая тусклые разноцветные горошинки, трещало и нелепо разбрасывало во все стороны красные искры китайское колесо, которое никак не хотело вертеться. Гости снисходительно аплодировали стараниям хозяина, который возился со своими пиротехническими принадлежностями весь в поту и со сбившимся набок галстуком. Кулаковский смотрел издали на это скучное веселье и беззвучно шевелил губами, как человек, который о чем-то сосредоточенно думает. Потом сжал крепкий, тяжелый кулак и погрозил им в ту строну, откуда доносился голос хозяина. После фейерверка гости торопливо разъехались, чтобы не опоздать к последнему поезду.
Китайское колесо еще дымилось и чадило, а площадка перед цветником уже опустела. Слышались у калитки садика прощальные приветствия и мокро шлепали дамские поцелуи. Когда разъезд кончился, Кулаковский вышел из своего убежища, отыскал запыхавшегося Непенина и протянул ему руку, — ту же самую, которою только что грозил: — До свиданья, брат… Пора и мне. Верочка, не пускай его, пусть остается. Показал товарищу прожженную полу сюртука. И все это проклятое колесо. Не горело, не горело, а потом разом и пыхнуло. Хорошо еще, в глаза не попало.
Пойдем на балкон, там, кажется, есть бутылочка красного. Кулаковский машинально пошел за хозяином. Вспышка злобы уже погасла и, вместе с нею, ушла вся энергия. И было приятно, что можно молчать и слушать, потому что Непенин болтал все время счастливо и беззаботно, хвастался тем, что уже сделано, и обещал в ближайшем будущем устроиться еще лучше. Вера Ивановна была тут же и жала под столом ногу гостя. Спать уложили Кулаковского на кушетке в гостиной. Спальня супругов была поблизости, отделенная от кушетки только дощатой стеной, которую не хотели штукатурить до будущего года, пока не сядет сруб. Сквозь эту стену гость долго слышал возню Непенина, его шепот, шорох снимаемого платья и шелковых юбок.
Зажал уши, чтобы не слышать, — но все-таки угадывал звуки поцелуев. Когда все затихло, долго еще метался на неудобной, слишком короткой кушетке и беззвучно шевелил губами… Утром Кулаковский отправился в город вместе с Непениным, у которого было там какое-то дело по расчету с подрядчиками. Вера Ивановна одна осталась на даче. Всю дорогу в душном, провонявшем дезинфекцией, вагоне Кулаковский думал все о том же, что давно уже не давало ему покоя. Сегодня вечером Непенин, все такой же счастливый и довольный собою, вернется к жене и домашнему уюту, будет наслаждаться всем тем счастьем, глубины которого он не способен даже понимать. А он — Кулаковский — будет по-прежнему тянуть давно надоевшую лямку своей жизни через чопорно-тоскливые банковские залы, через грязные меблированные комнаты и дешевые рестораны. И в его жизни никогда не будет ничего, похожего на счастье, потому что связь с Верой Ивановной, вместо долгожданных радостей, приносила только обиду и горькую ненависть. О том же самом думал и за своей конторкой на службе, был невнимателен и рассеян, и получил лишний выговор от начальника, — сухопарого аккуратного немца с геморроидальным лицом, который ненавидел своего подчиненного обычной ненавистью больных уродов к здоровым и сильным.
После службы обедал в ресторане: три блюда и кофе — пятьдесят копеек. Потом — все одна и та же чуждая суета большого города, партия на биллиарде с маркером, от которого пахло чесноком и селедкой, — и пьяный угар перед сном. В следующую свободную субботу, незадолго до полудня, Кулаковский поехал, как всегда, на вокзал, и остановился уже перед кассой, чтобы получить билет, но вдруг передумал, вышел на улицу и вскочил в первый попавшийся трамвай. Хотелось хотя бы этим неожиданным поступком нарушить цепь жизни. Там, на даче, будут ждать, недоумевать о причине. И, конечно, сам Непенин в глубине души образуется отсутствию обычного гостя, а Вера Ивановна будет беспокоиться и строить тысячи разных предположений, которые все сведутся к одному: разлюбил, изменяет. Впрочем, будет ли рад Непенин? Конечно, он ревнует, но привык уже к своей ревности, как к досадному, но необходимому неудобству, вроде слишком крутой лестницы у квартиры.
А без постоянного воскресного гостя ему будет скучно, потому что без него весь день придется распределять иначе. Или завтра, под каким-нибудь предлогом, сам прикатит в город, чтобы узнать, в чем дело. Шевельнулась неожиданная, злорадная мысль: «А вот как-нибудь под сердитую руку возьму и скажу ему все. Скажу прямо, что его жена — моя любовница». Но и это глупости. Просто тот сделает вид, что не верит, — и тесный круг нисколько не сделается от этого шире. Все будет по-старому. Вышел из трамвая на ближайшей остановке, заметив вывеску знакомого ресторана.
Там еще не кончили утреннюю уборку, пахло сырыми опилками, и венские стулья были нагорожены кверху ножками на столиках. Спросил водки и жадно выпил несколько рюмок, не закусывая. А если разорвать все? Сказать ей, что разлюбил, что нашел другую? Это будет тяжело, но характера, может быть, хватит. И кроме того, можно ведь для того, чтобы отвлечься, завести какую-нибудь новую интрижку. Женщин так много. К чему это приведет?
Лишнее страдание себе и лишняя радость ему, лишняя ступень к лестнице его счастья. Нет, и это нелепо. Спросил еще водки, и невыспавшийся лакей смотрел на него подозрительно и сурово, принося новый маленький графинчик. A там, на новой даче, его ждали, и даже отложили на целый час обед, в надежде, что гость еще приедет. Поэтому перестоялся слоеный пирог и пережарилось жаркое. Кухарка в третий раз пришла с жалобой, и тогда сели обедать вдвоем, оба недовольные и злые. Вера Ивановна побледнела, и от тревожного ожидания у нее заболел висок, но за все время обеда, словно по уговору, ни словом не обмолвилась о Кулаковском. Хозяин копался вилкой на блюде и жаловался на неудачные кушанья.
Настоящая кухарка не должна пересушивать. Что из того, что немножко запоздали? Можно было отставить к сторонке, а не толкать в самый жар. Искоса поглядывал на жену, на ее нервное побледневшее лицо с темными подглазицами. Хорошо знал, что когда она такая, то нужно быть осторожным. Вот тут есть сочный кусочек. Дай, я положу тебе. Вера Ивановна порывисто отодвинула тарелку.
Я не нуждаюсь в твоих заботах. Лучше постарался бы не изводить меня своим дурацким брюзжаньем. Непенин обиделся. Сейчас упадет что-нибудь на пол, — вернее всего дорогой стаканчик для вина из только что купленной дюжины, — потом поднимутся к лицу дрожащие пальцы, и придется бежать за холодной водой, за нашатырным спиртом. И, не дожидаясь ответа, так как Непенин уже трусил и извинялся, а, между тем, так хотелось помучить этого противного надоевшего человека, заговорила, не стесняясь прислуги, громким, надорванным голосом: — Они, наконец, выведут меня из терпения, эти твои намеки и подозрения. Я тебе говорила уже, если хочешь, откажи ему от дома или сделай еще что-нибудь в этом роде. Все равно, ты постоянно унижаешь меня, а это будет только лишним унижением. И я не понимаю, чего ты добиваешься… Да, он нравится мне, очень нравится, потому что ты — безобразный дурак, а он — красив и умен, и как бы ты ни старался, ты никогда не будешь похож на него.
Это ты хотел знать, да? А когда его нет, мне скучно, и это тоже правда. Чего же ты еще хочешь? Непенин был сбит с толку и растерянно мигал. Он все-таки еще надеялся, что жена только ценит и любит Кулаковского, как старого знакомого и друга. И он не понимал, как следует теперь принять эти ее слова: как полное признание в вине или, наоборот, как подтверждение его собственных оптимистических предположений. Меня даже очень радует, что тебе так нравится Кулаковский. Право, меня очень радует.
Я и сам его люблю, и прекрасно, что он развлекает тебя, когда приезжает. Я, конечно, немножко устарел, тяжел на подъем, а он — молодец. Хочешь, я пошлю ему телеграмму с уплаченным ответом? Вера Ивановна бросила на пол, вместо стаканчика, только салфетку. Проговорила медленно, с расстановкой: — Ах, какая же ты гадина. Тогда, наконец, и он, как будто бы что-то понял, но ничего не ответил, а только смотрел на жену, широко открыв глаза. Та подождала с минуту и ушла из-за стола к себе в будуар. Заперлась там на замок, теребила зубами кружево платка и плакала.
И ей казалось, так же, как и Кулаковскому, который в это время скандалил с лакеем в городском ресторане, что жить на свете, в конце концов, очень скучно и скверно, потому что мелких неприятностей гораздо больше, чем маленьких радостей, и слишком тесен тот круг, по которому приходится ходить изо дня в день, как одиночному заключенному на тюремной прогулке. Непенин, докончив обед, лег отдохнуть, но спал плохо и поднялся с постели раньше обычного. Чтобы заполнить время до вечернего чаю, совершил прогулку по своим владениям, попробовал прочность недавно поставленного решетчатого забора, выполол грядку с земляникой «королева Виктория», обругал дворника за то, что не закрывает помойную яму. Осталось до чаю еще около получаса. Постучался к жене в будуар. Из-за двери женский голос ответил грубо: — Отвяжись… Но Непенин терпеливо топтался у двери, прильнул глазом к замочной скважине, потом постучал еще раз. Непенин сел рядом с женой на диван, обнял ее и начал целовать заплаканные глаза. Ни слова не сказал о том, что случилось за обедом.
А она покорно подставляла лицо его поцелуям и думала, что муж, несмотря на ее слезы и истерики, всегда одерживает над нею верх, и она, в сущности, только его раба, бунт которой против властелина смешон и нелеп. Кулаковский приехал на другой день, в воскресенье, когда хозяева потеряли уже всякую надежду его увидеть. Непенин встретил его с распростертыми объятиями, долго жал руку гостя и повторял убедительно, словно это была не самая настоящая правда, а хитрая ложь, в которой во что бы то ни стало следовало уверить: — А мы-то заждались тебя, совсем заждались. Ей Богу, так-таки и заждались… Даже обед вчера испортили, — и все из-за тебя… У Кулаковского опухло от пьянства лицо, и голова болела после вчерашнего разгула. Глаза смотрели сумрачно и дико, и Непенин вздохнул облегченно, когда к гостю вышла Вера Ивановна. Вы тут займитесь чем-нибудь, а мне нужно еще кое-что обделать по хозяйству. Ушел, торопливо семеня коротенькими ножками, а гость и хозяйка остались вдвоем. Вера Ивановна дулась.
Думала уже, что ты заболел, или, еще хуже, увлекся кем-нибудь, а ты, кажется, просто кутил. Ты разлюбил меня. Просто скучно и… и досадно на многое… Посмотри, что я купил вчера. Достал по случаю, очень дешево, у какого-то пьянчужки. Вынул из кармана револьвер, черный, словно траурный. Вера Ивановна отшатнулась и растерянно посмотрела по сторонам, — не подслушивает ли кто. Кулаковский заметил это и, усмехнувшись, спрятал револьвер. Не для кого-нибудь другого, понимаешь?
Просто на тот случай, если станет слишком скучно. С деланной усмешкой заговорил о каких-то пустяках и с такою же деланной грубостью обнял свою любовницу, так что та слегка застонала от боли. Но ей нравилась эта грубость, и, прижимаясь к нему, она шептала испуганная и в то же время, счастливая: — Ведь ты не сделаешь этого, нет? А если уже так, то — вместе? И в эту минуту ей казалось, что умереть вместе с этим грубым и сильным человеком, у которого такая мускулистая грудь и горячие губы, радостно, очень радостно, радостнее, чем жить. VII До половины лета все шло по-прежнему. Топтались по давно проторенной сомкнутой в круг тропинке. Воровали поцелуи и ласки и, как будто, притворялись, что эти ласки приносят настоящее счастье, а Непенин тоже притворялся, что ничего не видит и не знает, вкусно ел и каждую неделю расставлял жилеты.
В конце июня по какому-то вздорному поводу вздумали слегка покутить. Из банка Непенин вместе с товарищем отправились по магазинам. Кулаковский выбирал вина и закуски, а Непенин расплачивался. Приехали на дачу нагруженные кульками и свертками. После обеда хорошо будет погулять. Я, пожалуй, даже и спать не лягу. Кулаковский хмуро поздоровался с хозяйкой. Вера Ивановна опять испугалась, как тогда, с револьвером.
Выбрав минуту, когда муж ушел на кухню отдавать хозяйственные распоряжения, торопливо спросила: — Что это ты такой? Не нужно, милый, не нужно… — Да ничего и не будет. Просто напьемся — и только. А где же омары? Тут была большая коробка… Непенин посмеивался и с довольным видом потирал руки. Со временем из тебя выработается порядочный гурман. И меня, брат, за пояс заткнешь. Как ты думаешь, Верочка?
За последнее время ей становилось все тяжелее переносить постоянную близость мужа. Прежде она думала, что все войдет, наконец, в привычку, сгладится. А на самом деле то, что прежде было совсем легко и просто, теперь тяготило и делало длинные летние дни невыносимо томительными. Непенин чувствовал это и угодничал перед женой, как лакей перед взыскательным барином, и это угодничество делало его еще противнее. И сейчас он робко отошел в сторону и заговорил уже из другого конца комнаты: — Все ты сердишься, Верочка, все сердишься… Ты бы полечилась немножко… Право же, у тебя печень больная. Кулаковский привык к этим маленьким семейным сценам в его присутствии настолько же, насколько супруги привыкли ссориться. И эти сцены доставляли ему злобное наслаждение, потому что видно было, что Непенин страдает от них и теряет почву под ногами. Фамильярно хлопнул по плечу хозяина.
Ничего, терпи. Это, друг мой, неизбежные тернии у супружеских роз. Сели обедать. Пили много и за закуской, и за жарким и за десертом. У Веры Ивановны зрачки расширились, и глаза от этого казались темнее и глубже. Хозяин распьянел, по несколько раз повторял одни и те же фразы и обтирал лоб салфеткой. Кулаковский выпил значительно больше, но держался за столом прямо, говорил мало и сдержанно и твердой рукой наливал новые рюмки. Только лицо у него сильно покраснело и усы топорщились над вздрагивающими губами.
В конце обеда, очищая от кожицы апельсин, Непенин, прищурив один глаз, посмотрел на гостя, потом перевел взгляд на свою тарелку и сказал тягучим, пьяным голосом: — А ты, брат, ловкий человек… Да. Ловкий и все тут. И насчет роз это ты хорошо сказал, хотя и не оригинально. Только нехорошо, брат, что ты все шипы оставляешь другим. Это не по-товарищески. Старательно отделил от апельсина одну дольку, засунул ее в рот и обсосал, причмокивая жирными, мягкими губами. Над столом на несколько мгновений повисло неловкое, недоумевающее молчание. Кулаковский насторожился, отставил рюмку, сквозь которую смотрел, как сквозь лорнет, на Веру Ивановну, и потом ответил глухим, сдержанным голосом: — Может быть.
Но ты вот, пьешь, пьянеешь и начинаешь говорить глупости. Это уже нехорошо. Все хорошо. Только не беспокой меня, пожалуйста. Не люблю я все эти неприятности. У меня за последнее время жена ведет себя, как ведьма, а это пищеварение портит. Ты бы повлиял на нее. Вера Ивановна встала.
Сам треплется в городе по ночам, черт знает где, и еще смеет… Непенин испугался и выплюнул апельсинную дольку. С внезапно обострившейся наблюдательностью всматривался в лицо жены и гостя, и ему показалось, что они искренно возмущены его намеком, и что, стало быть, между ними все-таки нет ничего серьезного. Это обрадовало его, даже отрезвило немного. Он потянулся к жене, поймал ее за руку и почти насильно усадил на прежнее место. Ведь я же шутя… Неужели я мог бы подумать? Ну, извини же, пожалуйста… Хочешь еще шартрезу? И до тех пор, пока не встали, наконец, из-за стола, он все шутил и смеялся, ласково трепал по плечу Кулаковского и пытался целовать руки Веры Ивановны.
За окном урал в руках у меня томик людмилы татьяничевой егэ ответы
Богатырский стоит с утра до вечера из-за работ 3. Но уже длинные тени легли от садов и дачи дремали мирным послеобеденным сном долгого летнего дня. на дачу, где его ждал горячий вкусный ужин, длинный теплый вечер с неспешными. Вылетев из Африки в апреле К берегам отеческой земли Дли(н, нн)ым треугольником летели. Открывайте новую музыку каждый день. Лента с персональными рекомендациями и музыкальными новинками, радио, подборки на любой вкус, удобное управление своей коллекцией. Миллионы композиций бесплатно и в хорошем качестве.
Николай Олигер «Дачный уголок»
A там, на новой даче, его ждали, и даже отложили на целый час обед, в надежде, что гость еще приедет. Открывайте новую музыку каждый день. Лента с персональными рекомендациями и музыкальными новинками, радио, подборки на любой вкус, удобное управление своей коллекцией. Миллионы композиций бесплатно и в хорошем качестве. 2) Весенняя теплая ночь только что окутала землю и раскрыла свои тайные чары, полные немного печальной красоты. 1) На даче его ждали длинный тёплый вечер с неспешными разговорами на открытой веранде и чай с неизменным вишнёвым вареньем.
На даче его ждали длинный
A там, на новой даче, его ждали, и даже отложили на целый час обед, в надежде, что гость еще приедет. Главные новости к вечеру 26 апреля. Шаланду ждали со стороны Ланжерона, а она подходила со стороны Люстдорфа. Вероятно, из предосторожности Аким Перепелицкий сначала провел ее далеко морем до самого Люстдорфа, а уже там повернул назад, к даче Ковалевского. Отработка задания 8 ОГЭ по русскому языку: Раскройте скобки и запишите слово «директор» в соответствующей форме, соблюдая нормы современного русского литературного языка. A там, на новой даче, его ждали, и даже отложили на целый час обед, в надежде, что гость еще приедет.
На даче — рассказ И.А.Бунина
Процессор отозвался теплым ламповым звуком, все напряжения подались, ничего не задымилось, не загорелось. Дом Дача Мебель. Копилка сейф электронная для денег с кодовым замком и купюроприемником Золотой. Знакомства Игры Встречи Новости Создать анкету Войти Войти. Ищите друзей и любовь, знакомьтесь, участвуйте в конкурсах, играйте в игры и весело проводите время!
Погода в Вологде
1) На даче его ждали длинный тёплый вечер с Ееспешными разговорами на открытоЙ веранде и чай с неизменЕым вишнёвым вареньем. Главная» Новости» На даче его ждали длинный теплый вечер с неспешными разговорами егэ. ным семьянином, нежно любил жену и сына и обожал свою мать, которая пос- тоянно жила как раз на теплой благоустроенной даче и к которой он с ог- ромным удовольствием ездил. Отработка задания 8 ОГЭ по русскому языку: Раскройте скобки и запишите слово «директор» в соответствующей форме, соблюдая нормы современного русского литературного языка.
Какие члены предложения определяют при синтаксическом анализе?
- Стихотворение батюшкова к. н. «срубленное дерево»
- Россияне кипят от злости: с 1 мая будут штрафовать за забор на даче или огороде
- На даче — рассказ И.А.Бунина
- Популярное
- На даче его ждали длинный