Российское информационное агентство РИА «Новый День» создан для активных пользователей сети Интернет: журналистов, блогеров, политологов, аналитиков. Перейдите на сайт, чтобы узнать как правильно пишется слово СВЕРХБДИТЕЛЬНЫЙ.
В Европе признали, что газопроводы не сами потекли.
Главное для него — установление их наличия, а далее — смело составлять протокол. Суть истории. Купил гражданин машину. Ездил на ней в свое удовольствие полгода, пока средь бела дня не остановил его на трассе во Владимирской области инспектор ГИБДД. Не представившись, не объяснив причину остановки, потребовал права, документы на машину, а затем полез с напарником смотреть под капот, что же там под капотом у машины интересное находится? И надо же — вот оно, счастье, узрел под капотом по бокам две установленные газоразрядные лампы и блок розжига. Соответственно — протокол по ч. А что досмотр проводил без присутствия понятых — так никаких проблем — остановил кого-то, мимо проезжавшего, и нужные подписи в наличии.
И неважно, что гражданин утверждает, что ехал днем, что лампы в фары не вставлены, и даже не подключены, и дорожному движению ну уж никак не мешают. И совсем необязательно, что в п. Потому что «такие фары не предназначены для этого типа источников света, соответственно, их свет распределяется таким образом, что ослепляет других участников дорожного движения». Краткий диалог. Но они не подключены. На передней части автомобиля установлены?
Редакция РИА «Новый День» не несет ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях. Редакция не предоставляет справочной информации. Использование такого рода материала в любом виде и качестве без разрешения агентства будет преследоваться по суду. Штраф — 30 тысяч рублей за использование одного изображения.
Поделиться Комментарии Для тех, кто хочет понимать сигналы своего организма. Наше тело часто подаёт нам сигналы SOS. Однако мы привычно игнорируем их, чтобы после лечить бессонницу, расстройство пищеварения, учащённое сердцебиение, подъём давления и головные боли с помощью врачей и лекарств. Но как перестать глушить сигналы организма и научиться их расшифровывать? Помогут книги от известных психотерапевтов-специалистов по психосоматическим расстройствам с бережной поддержкой, полезными упражнениями и результатами последних исследований из области доказательной медицины. Рассказываем о некоторых из них. Подборка для тех, кто хочет разобраться в себе — по ссылке: Как проработать психологические травмы детства? В книге «Психосоматика: тело говорит. Как научиться слушать своё тело и подобрать ключ к его исцелению» она рассказывает, как переживания провоцируют простуду, головокружения, сколиоз, бронхиальную астму и другие болезни во взрослой жизни. А также представляет задания и упражнения, которые помогут лучше понять тело и общаться с ним на равных.
Информация Российское информационное агентство «Новый День» зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций РФ. Екатеринбург, ул. Радищева, д. Редакция РИА «Новый День» не несет ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях.
Все новости
Сукин сын! Мучительная боль, вызванная абсолютной смертью, оказалась сильнее, чем он ожидал. И вскоре оружие в его дрожащей подвешенной руке упало, а голова тоже повернулась в сторону. Несогласный человек был мертв и умирал с широко открытыми глазами, глядя в сторону Лэндона. Несколько противников сделали несколько быстрых сальто назад, держась на приличном расстоянии от Лэндона, прежде чем снова атаковать. Но вскоре они обнаружили, что что бы они ни делали, результат был тот же. Этот чертов телохранитель из ада все еще надирал им задницы. Я никогда не видел ничего подобного. Нет главы и т. Читать без рекламы бесплатно?
Что за сумасшедший они сегодня встретили? Однако он также знал, что, если они продолжат идти дальше, этот сукин сын может определенно смогу уничтожить их всех.
Таким образом, термин «шизоидный» может описывать разные явления. Но чаще всего его используют в значении «раскола» между «я» и внешним миром. Во-вторых, существует множество диагностических категорий, которые включают определение «шизоидный». Уже начиная с публикации DSM-III American Psychiatric Association, 1980 в целях дифференциации моделей поведения, ранее входивших в один континуум шизоидности, было введенотри отдельных диагноза. Это «шизоидная личность» асоциальная форма адаптации ; «избегающая личность» адаптация в форме ухода и «шизотипическая личность» эксцентрическая форма адаптация. Наш практический опыт показывает, что такое разделение точно передает поведенческие особенности, но мало помогает в распознавании динамики и объяснении шизоидного характера. В DSM-IV психотические уровни шизоидной организации включены в диагнозы шизофрении, шизофреноподобного и шизоаффективного расстройства. Мы оставляем эти классификации в стороне, рассматривая шизоидный характер как проявление непсихотического варианта шизоидного континуума.
В-третьих, существует регулярная путаница в отношении диагнозов «шизоидное расстройство личности» и «шизофрения». С одной стороны, первое действительно часто предшествует второму; а с другой, человек с шизоидным расстройством или шизоидной структурой характера подвержен психозу ничуть не в большей степени, чем имеющий любую другую структуру характера. В-четвертых, затруднения в диагностике шизоидной структуры характера или шизоидных анклавов связаны с намерением носителя этого характера оставаться незаметным или даже «исчезнуть» из поля взаимодействия с окружающими, скрывшись в защитной инкапсуляции. Следует отметить, что наличие дезориентирующего множества диагностических терминов по данной теме приводит к тому, что клиницисты нередко считают, что шизоидные структуры характера встречаются исключительно у психически недееспособных людей. В результате эти характерологические проблемы остаются недоисследованными и у пациентов, и у терапевтов, да и в обществе в целом. Мы приводим несколько клинических случаев, иллюстрирующих шизоидную динамику более подробно. Клинические случаи представляют собой комбинированные истории, в них изменены реальные имена и обстоятельства. Кларк: безупречный, замороженный и одинокий семьянин Некоторые шизоидные пациенты очень разговорчивы и охотно делятся своими историями, снами и образами. Другие, напротив, молчаливы; за час не произнесут ни слова. Молодой хирург по имени Кларк, обратившийся за терапевтической помощью, относился как раз ко второй категории.
Пациент состоял в браке и воспитывал троих дочерей. На первых сессиях царило молчание, и физически ощущался страх, о котором вслух не говорилось. Отзеркаливание этого бессознательного страха не дало никаких результатов; Кларк не осознавал этого состояния в самом себе. Так мы сидели часами. Внешне он являл собой эталон безупречного профессионала; его персона была безукоризненна, но в ней не было жизни. Движения были выверенными и очень скованными. В некотором смысле он казался неживым. Прошло немало почти бессловесных сессий, прежде чем между нами установилось какое-то доверие. История Кларка раскрывалась очень медленно. Я узнала, что он начал терапию из-за того, что на работе у него уже не раз возникали стычки с коллегами, и это указывало на определенные разногласия, которые он не желал замечать.
Накопившиеся на столе у заведующего «докладные» свидетельствовали о его неспособности наладить отношения с сослуживцами. Такое явное подтверждение его неадекватности стало для Кларка горьким прозрением; ему всегда легко давались и учеба, и карьера. И, похоже, у него действительно не было опыта, который позволил бы ему задуматься над имевшимися у него проблемами в межличностных отношениях. Он сказал мне, что его злит несогласие другого, содержащее оценочный подтекст, при этом его гнев был каким-то «бесплотным» и интеллектуализированным. Согласно его представлениям о нормах общения, гнев был нормальной реакцией, возникающей в рабочих ситуациях. Хотя он и мог описать свой гнев, слова сами по себе были пусты. Зато он беспрестанно говорил о том, какими «пустыми, бесполезными, поверхностными» казались ему отношения с заведующим отделением. Это ощущение пустоты и бесполезности было ему хорошо знакомо. Анализ длился уже год, когда Кларк несмело признался в том, что его жена не удовлетворена их отношениями, о чем она не так давно сообщила ему. Жена Кларка состояла в правлении нескольких благотворительных организаций.
Некоторое время тому назад она посетила несколько семинаров по личностному росту и почувствовала потребность в эмоциональной близости, которая, по ее ощущению, отсутствовала в их браке. Кларк встревожился: брак был важен для него. Когда я спросила, что же, по его мнению, имела в виду жена, он предположил, что речь, скорее всего, шла об их сексуальной жизни. Сексом они занимались регулярно, но как-то механически. Он подозревал, что и здесь причину проблем следовало искать в его эмоциональной «закрытости». Адаптация в форме изоляции порождала у него крайне амбивалентное отношение к чувству близости. Следует отметить, что очень важно удерживать фокус внимания на происходящем внутри терапевтической пары. Поскольку в работе с шизоидными пациентами аффект проявляется очень скудно, то возникает соблазн сместить терапевтический фокус с трудных взаимодействий, происходящих в ходе сессии, на проблемы, с которыми пациенты сталкиваются в отношениях с другими. Человек с избегающим паттерном испытывает такую же потребность в зависимости, как и любой другой человек, но, оказываясь в ситуациях, предполагающих близость или интимность, он переживает страх поглощения и дезинтеграции. Может показаться, что, сместив фокус с терапевтического взаимодействия на личное, выходящее за пределы аналитического контейнера, терапевт испытает чувство облегчения, однако следует помнить, что у таких пациентов трудности в отношениях обусловлены шизоидной защитой, которая как раз и проявляется в уходе и непроницаемости, а именно она и нуждается в непосредственной проработке, чтобы процесс формирования психической структуры мог возобновиться.
Иногда отношение Кларка ко мне было сверхбдительным, а иногда я чувствовала себя предметом комнатной обстановки. Работая с детьми, британский аналитик Френсис Тастин заметила, что часто для инкапсулированных детей, за которыми она наблюдала, она была «пустым местом». Когда мы обращаемся к нашим пациентам, а наши слова пропускают мимо ушей, чрезвычайно важно не позволить им стереть, уничтожить нас таким образом. Нам необходимо найти способ обозначить свое присутствие, снова привлечь внимание пациента, чтобы сессия была заземлена в реальности терапевтических отношений, а не только в содержании его бессознательного. Поскольку я удерживала фокус на взаимодействиях, разворачивающихся в комнате, а не переключалась на проблемы его брака, Кларк стал все охотнее рассказывать о себе и своей жизни. Неважно, наполняло ли кабинет молчание или рассказы о никчемных, пустых отношениях, для меня все равно оставалось в нем совсем мало места. Кларк был далеким и отстраненным и тогда, когда молчал, и тогда, когда говорил. На этом этапе терапии я уже распознала и смогла описать Кларку, каким образом он отстраняется от контакта. И этот уход я интерпретировала как защиту. Часто он выказывал откровенное безразличие к моим комментариям.
Часто, как мне казалось, он пребывал в состоянии транса, его внимание, очевидно, было захвачено бессознательным. Со временем я стала останавливать его, если во время своих монологов он игнорировал мои комментарии, и спрашивала, что, по его мнению, только что произошло между нами. Поначалу он говорил, что не знает. Но я неустанно задавала этот вопрос на протяжении нескольких месяцев. Часто он отвечал, что даже не слышит моих слов. Иногда признавался, что ему было неинтересно то, что выносилось мной на обсуждение; но постепенно в нем все же проснулось любопытство к моим словам. У нас сложилась определенная модель взаимодействия: когда он говорил, не обращая на меня внимания, я намеренно постукивала по ручке стула, приговаривая: «Кларк, в этой комнате два человека». Сначала эти моменты вызывали напряжение, но затем приняли форму шутливого противоборства. Казалось, что благодаря схеме «вызов—соединение» инкапсуляция Кларка в достаточной степени ослабевала и мы становились более реальными друг для друга. Он стал чаще видеть сны, начал понимать, насколько был отгорожен от окружающих.
Постепенно Кларк научился отслеживать моменты, когда ощущал, что отрезан от самого себя, закрыт для контакта, когда действует, как «пустая бездушная машина». Когда он приходил на сессии, имея более серьезный настрой и намерение, то признавался, что чувствует себя все более незащищенным в жизни. Сейчас, по-настоящему ощутив свою ранимость, он мог описывать периоды, когда воспринимал себя нереальным или неживым. Он был потерян для мира и для самого себя. Во время длительных периодов дереализации ему обычно снилось, что он заперт в морозильной камере в педиатрическом отделении больницы, что его тело рассеяно в воздухе подземной пещеры, что он не может попасть домой и остается на подъездной дорожке в саду. На сессиях мне приходилось быть очень терпеливой и чуткой, чтобы помочь Кларку снова почувствовать себя живым и соединиться с самим собой. Напряженные периоды дереализации и деперсонализации были мучительными и пугающими для Кларка. Мы постарались выяснить, что же играло роль пусковых механизмов для этих состояний. Как обнаружил Кларк, иногда они возникали после сессий, а в ряде случаев их причиной служила неблагоприятная обстановка на работе. Сессии шли тяжело: он часто выпадал из взаимодействий, уходя в себя полностью.
Лишь после более тщательного анализа он понял, что периоды дереализации наступали, когда он неосознанно соприкасался со своей травмой. Однако самой большой неожиданностью для Кларка стало открытие, что иногда состояние оцепенения наступало вследствие близкого общения. Он начал осознавать, какой угрозой был для него близкий контакт и в жизни, и на сессиях. Как только он смог понять, в чем состояла его проблема, мы приступили к поиску источника его страхов. Выяснилось, что иногда его эмоционально замкнутое, холодное поведение было реакцией на страх быть поглощенным другими. На этом этапе терапии в его снах и фантазиях появились образы обвивающих скользких щупальцев, гигантских удушающих грудей, а затем образ его собственного тела, утратившего границы. Шизоидная личность живет с ощущением того, что ее индивидуальность и базовое чувство безопасности постоянно подвергаются угрозе со стороны внешнего мира. Шизоидный человек, чтобы защититься от окружающих, которых он часто воспринимает как требовательных и вторгающихся, использует уход от межличностного контакта и бегство в мир фантазий, потому что зрелые защиты у него не сформированы, а имеющиеся — недостаточны для сохранения целостности Эго. Коллапс неустойчивого Эго вполне реален при возникновении угрозы поглощения. За ним может последовать период психической дезинтеграции.
В отличие от поглощения покинутость воспринимается человеком с шизоидным расстройством или шизоидной структурой характера как гораздо меньшая опасность. Кларк описывал периоды утраты себя как «падение в холодную пустоту, где никого нет, ничто не имеет значения, ничто не имеет смысла». Он мог пребывать в таком состоянии неделями. Когда он научился лучше распознавать его и чувствовал, что снова в него погружается, то сразу обращался ко мне за помощью. За несколько лет терапии длительность периодов, когда он ощущал себя потерянным, значительно сократилась. При разрушении шизоидной защиты архетипическая угроза для пациента существенно возрастает. Когда частота обращения к инкапсуляции уменьшается, начинают проявляться неопосредованные архетипические аффекты. Ранее неосознаваемые примитивные аффекты ярости, ужаса и отчаяния проступают и в анализе. Одновременно с появлением грубых аффектов тело все больше наполняется примитивной энергией и становится отзывчивым. Пробуждение таких физических ощущений, как боль и удовольствие, может сильно осложнить жизнь человека, который прежде был инкапсулирован.
Неожиданно высвободившаяся сексуальность, запущенные проблемы со здоровьем и способность совершать деструктивные действия вышли на первый план в моей работе с Кларком. Чувствовать ожившее тело — и страшно, и интересно. Выдержав вместе все аффективные и соматические бури, мы заметно продвинулись вперед в нашей работе. Кларк осознал, насколько важны были для него наши отношения. Из-за нехватки связного переживания себя он начал проецировать на меня свое пока еще не пробудившееся ощущение целостности, а также способность жить полнокровной, содержательной жизнью. Он воспринимал меня как воплощение надежности. И так как я приобретала для него все большую значимость, у него появился страх потерять меня. Ему приснилось, что, придя в мой офис, он обнаружил, что я съехала. В сновидениях офис его нового аналитика располагался в пустом подвале, а у самого терапевта были длинные острые ногти и колючие волосы. Эту ригидную защиту можно разрушить, научив пациента признавать эмоциональную потребность в обращении к другому.
Кларка постепенно заинтересовала перспектива курировать интернов в больнице. Медленно в нем пробуждался интерес и к самому себе: кто он и что ему важно. Он решил изменить эстетический облик своего дома, что удивило и обрадовало его. Он всегда перекладывал заботы о доме и детях на жену, но, как оказалось, у него были собственные представления о том, как можно разнообразить их жизнь. Обретая способность принимать свои чувства и понимать ощущения, он сумел наладить отношения в семье. Жена и дочери были довольны. По-прежнему переживая периоды дереализации, он хотя и маленькими шажками, но продвигался глубже в пространство людей. Его жизнь обогатилась благодаря тому, что он отважился войти в мир домашних и семейных отношений. Открыв свои сокровища свету, он позволил солнцу согреть их. Терапевтические размышления: инкапсуляция, довербальный ужас и защитные паттерны Подстраиваться под изменчивый ритм отношений в работе с Кларком было нелегко.
Казалось, что сейчас он здесь, а в следующий момент уже «исчез». Гарри Гантрип описывает шизоидный паттерн как «программу входа-выхода» Guntrip, 1969, р. Хотя Кларк научился достаточно быстро откликаться на мое присутствие и комментарии, он мог свалиться в переживание пустоты, если мне не удавалось вовремя отреагировать. Мои оплошности в эмпатическом реагировании на ранних этапах терапии приводили к тому, что Кларк мог чувствовать себя «потерянным» или «нереальным» в течение нескольких недель. Наша связь часто напоминала мне тонкую паутину, соединяющую края огромной пропасти, пролегающей между нами. На ранних стадиях анализа Кларк был немногословен в описании собственного опыта. На сессиях он в основном молчал и, уходя, выглядел подавленным.
Конституционный суд в 2023 году признал эту норму противоречащей основному закону страны, поскольку она допускала оплату переработок только по тарифной ставке или окладу. То есть фактически сверхурочные часы могли оплачиваться ниже, чем обычные рабочие часы, хотя они должны вести к повышению зарплаты. Напомним , что в Карелии молодым матерям выплатят по 100 тысяч рублей.
Хотя, приноровиться к стрельбе столь древними торпедами необходимо. Нужно как минимум два хороших инженер — механика, разбирающиеся в дизелях и в электрооборудовании. Сейчас флот имеет только паровые машины и готовых специалистов по дизелям взять негде. То есть, им тоже придется учиться… — Простите, перебью, Михаил Рудольфович. Думаю, в этом я смогу помочь. Представим Вашу субмарину, как научно — исследовательскую, а заодно и экспериментальную.
И военный флот, естественно, заинтересован в результатах эксперимента. И если Вы согласны взять на себя содержание команды, то Морское министерство вполне сможет выделить Вам требуемое количество офицеров и нижних чинов для участия в эксперименте. Но боюсь, что господ офицеров на лодку заманить будет трудно. Особенно после того, как они на ней побывают и увидят все своими глазами. Хотя, не исключаю того, что найдутся энтузиасты. Особенно среди мичманов.
Но, в любом случае, потребуется три вахтенных офицера, один, а еще лучше два инженер — механика и несколько толковых кондукторов из минеров и машинистов. Обязательно, хороший наводчик палубного орудия. Для него будет много работы. Также, хороший радиотелеграфист.
Последние новости
Выпишите эти слова, вставив пропущенную букву. 1) ние, (урок) 2) , (мяч) 3) ли, ный 4) ьный, под. Новости сайта , телеканалов ''Россия 24'' и ''Россия 1''. 1.8Библиография. Отобразить/Скрыть содержание. сверхбдительный. Sky News Australia: США допустили ненужную войну на Украине, проигнорировав предупреждения Путина.
Будьте бдительны!
Срочно обо всем, что происходит прямо сейчас, в режиме реального времени. Новости последнего часа и дня в хронологическом порядке. Новости, которые мы заслужили. Весь видео и аудио контент ВГТРК — фильмы, сериалы, шоу, концерты, передачи, интервью, мультфильмы, актуальные новости и темы дня, архив и прямой эфир. Последние новости в Новостях: Актуальные новости России, регионов и областей, важные и свежие новости дня. Тем более, не будут действовать на нервы господа из корпуса жандармов. А то, найдется какой — нибудь сверхбдительный, который заподозрит в строительстве. Главные новости[ В виде ленты ].
Все новости
Я должен хранить в себе воспоминания о тех, кто погиб во Вьетнаме». Я был потрясен: преданность Тома мертвым не давала ему жить собственной жизнью, как это в точности было с его отцом. Пережитая травма лишила и отца, и сына смысла жизни. Как это случилось и что можно с этим поделать? В то утро я осознал, что, скорее всего, посвящу всю свою оставшуюся карьеру разгадке тайны психологической травмы. Как именно внушающие ужас воспоминания приводят к тому, что люди оказываются безнадежно застрявшими в прошлом?
Что такого происходит в голове у людей, из-за чего они застревают в том месте, из которого им отчаянно хочется сбежать? Почему война для этого человека не подошла к концу в феврале 1969-го, когда его родители обняли его в бостонском международном аэропорту Логан по его возвращении из Дананга? Потребность Тома жить с вечной памятью о своих товарищах дала мне понять, что он страдал от куда более серьезной и сложной проблемы, чем просто неприятные воспоминания или нарушенные химические процессы в мозге — ну или поврежденный нейронный контур [6] , отвечающий за страх. До той злополучной засады в рисовых полях Том был преданным и любящим другом, который умел наслаждаться жизнью и получать от нее удовольствие. Но в один момент ужасная травма все раз и навсегда изменила.
За время работы в клинике для ветеранов мне довелось повстречать многих людей с похожей реакцией. Столкнувшись даже с малейшей фрустрацией [7] , наши ветераны мгновенно впадают в крайнюю ярость. Стены клиники испещрены следами от их кулаков на штукатурке, а охрана постоянно вынуждена защищать от их нападок агентов по претензиям и администраторов. Разумеется, поведение ветеранов нас пугало, однако у меня оно также и вызывало любопытство. Мы с женой сталкивались с похожими проблемами у наших детей, которые постоянно гневно капризничали, когда их заставляли есть шпинат или надевать теплые носки.
Почему же я совершенно не переживал по поводу их незрелого поведения, однако чрезвычайно беспокоился из-за происходящего с ветеранами разумеется, если не брать во внимание масштабы ущерба, который способен нанести взрослый человек по сравнению с маленьким ребенком? Причина была в моей полной уверенности в том, что при правильном воспитании и заботе мои дети постепенно научатся справляться с фрустрацией и разочарованием, однако сильно сомневался, что смогу помочь нашим ветеранам вновь обрести потерянный на войне самоконтроль. К сожалению, моя подготовка в психиатрии никак не научила меня справляться с проблемами, наблюдавшимися у Тома и других ветеранов. Я отправился в медицинскую библиотеку на поиски книг о неврозе военного времени, боевой психической травме, контузии, а также информации обо всех остальных диагнозах и определениях, которые, как мне казалось, могли помочь пролить свет на состояние моих пациентов. К моему удивлению, в библиотеке клиники для ветеранов не оказалось ни одной книги, касающейся подобных проблем.
Спустя пять лет после того, как Вьетнам покинул последний американский солдат, проблема боевой психологической травмы по-прежнему не получила огласки. Наконец, в библиотеке Гарвардской медицинской школы я обнаружил книгу «Травматические неврозы военного времени», опубликованную в 1941 году психиатром по имени Абрам Кардинер. В ней описывались наблюдения Кардинера за ветеранами Первой мировой войны, и она была опубликована в преддверии ожидаемого наплыва контуженых и перенесших психологические травмы солдат, ставших жертвами Второй мировой войны 2. Кардинер рассказывал о том же самом явлении, с которым столкнулся и я: после войны его пациенты были охвачены чувством опустошения; они становились замкнутыми и отстраненными, даже если раньше вели активную жизнь. То, что Кардинер называл «травматическими неврозами», сегодня мы именуем посттравматическим стрессовым расстройством — ПТСР.
Кардинер отметил, что у жертв травматических неврозов развивались хроническая бдительность и чувствительность к угрозе. Мое особое внимание привлек подведенный им итог: «корнем невроза является физионевроз» введенный самим Кардинером термин. Другими словами, посттравматический стресс не просто находится «у человека в голове», как полагали некоторые, а имеет определенную физиологическую основу. Кардинеру даже удалось понять, что природа наблюдаемых симптомов кроется в реакции всего организма на изначально полученную психологическую травму. Описание Кардинера подтверждало мои собственные наблюдения, что внушало уверенность, однако в его работе почти ничего не говорилось о том, как я могу помочь ветеранам.
Нехватка литературы на эту тему была серьезным препятствием, однако мой великолепный учитель, Элвин Семрад, научил нас не доверять учебникам. Он говорил, что у нас есть только один учебник: наши пациенты. Это звучит невероятно просто, однако, подталкивая нас к тому, чтобы полагаться на полученные на собственном опыте знания, Семрад также предупреждал, насколько на самом деле сложным является процесс их приобретения, так как люди — непревзойденные эксперты принимать желаемое за действительное и скрывать правду. Помню, как он говорил: «Наибольшим источником наших страданий является ложь, которую мы твердим самим себе». Работая в клинике для ветеранов, я вскоре осознал, насколько порой мучительно бывает принять реальность.
Причем это в равной мере касалось как меня, так и моих пациентов. Нам на самом деле не хочется знать, через что проходят на войне солдаты. Нам не хочется знать, как много детей становятся жертвами насилия в нашем обществе или сколько пар — почти треть — сталкиваются в своих отношениях с физическим насилием. Нам хочется считать свою семью безопасным островком в безжалостном мире, а свою страну — населенной просвященными, цивилизованными людьми.
А кто не заволнуется на его месте? Прибыл, как положено, в суд. Первое заседание суда отложили — ввиду несогласия гражданина с вменяемым нарушением повторно вызвали в судебное заседание инспекторов. Но они так и не прибыли. Ну и хорошо. Суд с позицией гражданина согласился, выслушал специалиста, осмотрел автомобиль и производство по делу за отсутствием состава административного правонарушения прекратил.
Можно поздравить гражданина с благополучным результатом, что все обошлось. Только количество его потраченных нервов подсчету не подлежит, как и переживаний о возможных последствиях. Да и те сверхбдительные инспекторы по-прежнему на дороге исполняют свои обязанности. Что они на этот раз придумают и как истолкуют закон — сие неизвестно. Как и каждому из нас, у кого на пути возникнет вот такой «сверхбдительный» инспектор. Решение суда прилагаю. Документы Вы можете получить доступ к документам оформив подписку на PRO-аккаунт или приобрести индивидуальный доступ к нужному документу. Документы, к которым можно приобрести индивидуальный доступ помечены знаком "" 1.
Версия 5. Информация Российское информационное агентство «Новый День» зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций РФ.
Екатеринбург, ул. Радищева, д.
Его отец служил во время Второй мировой войны в армии генерала Паттона, и Том никогда не сомневался в том, что тоже пойдет на службу. Будучи крепким, умным, с лидерскими качествами, Том после окончания базовой военной подготовки чувствовал себя полностью готовым к службе и всем ее сюрпризам. Во Вьетнаме он быстро стал командиром взвода, и в его подчинении оказались восемь других морских пехотинцев. Когда людям удается выжить, пробираясь сквозь грязь под пулеметным огнем, они зачастую испытывают гордость за себя и своих сослуживцев. Когда срок службы подошел к концу, Том был с почестями отправлен в запас, и все, что ему хотелось, — это оставить Вьетнам в прошлом. Внешне, казалось, именно так он и поступил. Воспользовавшись положенными ему льготами по закону о правах военнослужащих, он поступил в колледж, получил юридическое образование, женился на своей школьной возлюбленной и обзавелся двумя сыновьями. Тому было не по себе от того, насколько сложно ему оказалось испытывать реальные чувства к своей жене, несмотря на все ее письма, которые поддерживали его во время творившегося в джунглях безумия.
Том притворялся, всячески стараясь вести нормальную жизнь, в надежде, что это поможет ему снова стать собой. К этому времени у него были успешная адвокатская практика и идеальная семья, однако он чувствовал, что с ним далеко не все в порядке: внутри него словно все умерло. Хотя Том и стал первым ветераном, с которым мне довелось столкнуться в работе, многие аспекты его истории были мне прекрасно знакомы. Я вырос в Голландии в послевоенные годы, играл в разбомбленных зданиях, а мой отец был настолько ярым противником нацистов, что его отправили в концентрационный лагерь. Он никогда не говорил со мной о войне, однако временами поддавался вспышкам безудержного гнева, которые повергали меня в детстве в шок. Как у человека, который каждое утро тихонько спускался по лестнице на первый этаж, чтобы помолиться и почитать Библию, пока его семья спит, мог быть столь свирепый нрав? Как человек, посвятивший свою жизнь борьбе за социальную справедливость, мог быть наполнен такой злобой? Я становился свидетелем такого же необъяснимого поведения и у своего дяди, которого взяли в плен японцы в голландской Ост-Индии ныне Индонезия , а затем отправили рабом в Бирму ныне Мьянма. Он тоже редко когда заводил разговоры про войну и так же частенько впадал в приступы неконтролируемой ярости. Слушая Тома, я думал о том, мучили ли моего отца и моего дядю подобные болезненные воспоминания и ночные кошмары — не оберегали ли они своих близких, лишив себя возможности обрести настоящую радость в жизни.
Должно быть, где-то в глубине моего разума также затаились воспоминания о моей охваченной страхом — и зачастую пугающей — матери, которую, как я теперь понимаю, терзала ее собственная детская травма. Она имела привычку падать в обморок каждый раз, когда я спрашивал у нее про ее детство, а затем винить меня в том, что я ее расстроил. Воодушевленный моей явной заинтересованностью, Том принялся рассказывать о том, насколько напуганным и растерянным он себя чувствовал. Он боялся, что превращается в своего отца, который вечно сердился и редко разговаривал со своими детьми — разве что осуждал их, ставя в пример своих сослуживцев, пожертвовавших своими жизнями под Рождество 1944 года во время Арденнской операции [5]. Когда сеанс приблизился к завершению, я сделал то, что обычно делают врачи: сосредоточился на той части истории Тома, которая, как мне казалось, была мне понятна — его ночных кошмарах. Будучи студентом-медиком, я работал в лаборатории изучения сна, где наблюдал за циклами сна-бодрствования пациентов и писал об этом статьи. Я также принимал участие в первых исследованиях положительного применения психотропных препаратов в 1970-х. Хотя мне и не хватало знаний, чтобы охватить проблему Тома целиком, в кошмарах я хоть немного, да разбирался, и, будучи человеком, с энтузиазмом верующим в то, что химия способна сделать нашу жизнь лучше, я выписал ему препарат, который, как показывал опыт, эффективно справляется с уменьшением частоты и интенсивности ночных кошмаров. Я назначил Тому повторный прием через две недели. Когда он пришел ко мне во второй раз, я с нетерпением спросил Тома, помогли ли ему лекарства.
Он сказал, что не стал пить таблетки. Пытаясь сдержать собственное раздражение, я поинтересовался, почему. Я должен хранить в себе воспоминания о тех, кто погиб во Вьетнаме». Я был потрясен: преданность Тома мертвым не давала ему жить собственной жизнью, как это в точности было с его отцом. Пережитая травма лишила и отца, и сына смысла жизни. Как это случилось и что можно с этим поделать? В то утро я осознал, что, скорее всего, посвящу всю свою оставшуюся карьеру разгадке тайны психологической травмы. Как именно внушающие ужас воспоминания приводят к тому, что люди оказываются безнадежно застрявшими в прошлом? Что такого происходит в голове у людей, из-за чего они застревают в том месте, из которого им отчаянно хочется сбежать? Почему война для этого человека не подошла к концу в феврале 1969-го, когда его родители обняли его в бостонском международном аэропорту Логан по его возвращении из Дананга?
Потребность Тома жить с вечной памятью о своих товарищах дала мне понять, что он страдал от куда более серьезной и сложной проблемы, чем просто неприятные воспоминания или нарушенные химические процессы в мозге — ну или поврежденный нейронный контур [6] , отвечающий за страх. До той злополучной засады в рисовых полях Том был преданным и любящим другом, который умел наслаждаться жизнью и получать от нее удовольствие.
Игорь Холманских: Бдительный общественный контроль поможет избежать кризисов на заводах
И увидим ли мы когда-нибудь наказание тех, кто использует миграционную политику в своих интересах? Эти и многие другие вопросы Никита Сергеевич поднимает в новом выпуске «Бесогона» под названием «Есть ли у преступления наказание?
Наблюдения показали, что одна из особенностей семей, страдающих тревожными расстройствами, — генетическая склонность чрезмерно реагировать на вещи, провоцирующие тревогу и стресс McGregor и др. Процесс активации химических веществ, связанных со страхом и тревожностью, и их последующего возвращения в состояние покоя в некоторых семьях прерывается легче, в некоторых — сложнее. Согласно исследованиям, в семьях, члены которых страдают от тревожности, гораздо чаще случайно поощряются линии поведения, усугубляющие тревожность.
Например, избегание всего, что вызывает беспокойство. В такой среде детям тяжелее учиться тому, как реагировать на тревожные чувства и справляться с ними. Взрослые в тревожных семьях тоже часто транслируют детям ощущение, что неопределенность — повод для беспокойства и повышения бдительности. Они ведут себя так, словно человек всегда должен доверять только экспертному мнению и никогда собственному. Все это ложится в основу дальнейших сомнений.
Нередки в таких семьях и случаи, когда старшие внушают детям мысль, что тревожность — это нечто ужасное, то, чего нужно избегать, вместо того чтобы учить детей тому, что это распространенная эмоция, которую можно контролировать. Если вы росли в такой семье, то вам, скорее всего, приходилось наблюдать за родственниками, которые нервничают гораздо больше, чем члены других семей. В таком случае высока вероятность, что вас не научили навыкам, важным для борьбы со стремлением постоянно беспокоиться о болезнях. Оно происходит, когда вы стараетесь быстро избавиться от тревожности, вместо того чтобы дать ей сойти на нет естественным путем. Это все равно что пойти на поводу у капризничающего ребенка, потому что вы не можете смотреть на то, как он плачет.
Чем больше вы потакаете ему, тем больше он кричит и требует внимания. Как и капризничающий ребенок, тревожность завладевает всем вашим вниманием, вызывая ложное ощущение, что происходящее — чрезвычайная ситуация, с которой вы сможете справиться только в том случае, если поддадитесь желанию получить немедленное облегчение. В поисках ободрения вы можете узнать у друзей, не было ли у них похожих симптомов, поинтересоваться мнением врача, поискать информацию в интернете о беспокоящей болезни или пройти обследование, чтобы убедиться, что все в порядке. Каждый раз, поддаваясь одному из этих стремлений, вы до ста процентов увеличиваете вероятность усиления следующего тревожного приступа, когда опять что-то симптом, осмотр своего или чужого тела, случайно услышанный разговор наведет вас на мысли о болезни. Чем больше вы подвергаете себя осмотрам и читаете о болезнях, тем сильнее становится ваше тревожное расстройство.
Это и есть процесс отрицательного подкрепления. Благодаря этому подкреплению вам начинает казаться, что осмотр своего или чужого тела на предмет признаков опасной болезни просто необходим. Сканирование симптомов быстро снижает уровень беспокойства. Делая это, вы всегда повышаете шанс того, что вам захочется делать осмотр каждый раз, когда вас что-то встревожит. Все это тренирует мозг на развитие высокой чувствительности к отслеживанию любых потенциальных признаков болезни.
Психологи называют этот процесс становлением сверхбдительности. Чем более сверхбдительным человеком вы становитесь, тем больше деталей замечаете — неровности на коже, опухшие места, подозрительные родинки, странные ощущения, ухудшение зрения, непонятные боли, изменения в обычном стуле, необъяснимые мигрени. Чем больше вы думаете о пугающих симптомах и замечаете потенциальные признаки болезни, тем сильнее становится тревожность. Этому способствует процесс отрицательного подкрепления. Позднее переживание беспокойства создает множество симптомов, которые часто неверно истолковываются как еще одно доказательство возможного заболевания: усталость, бессонница, боль в теле, мигрень, спазмы в животе или в желудке, постоянное беспокойство, тошнота, проблемы с концентрацией, повышенный пульс, потливость, дрожь и предобморочное состояние.
Все это можно найти в любом списке симптомов редкой или серьезной болезни Wilson, 2009. Есть еще одна проблема. Постоянная проверка симптомов тоже способна стать причиной боли, опухания и появления синяков. Если вы будете постоянно трогать или ковырять области тела, которые вас беспокоят, вы только испортите их внешний вид и поспособствуете возникновению неприятных ощущений, что еще больше будет вызывать опасения. Некоторые даже начинают фотографировать разные части тела и выделения в попытках определить, не возникло ли подозрительных изменений.
Чем больше фотографий накапливается, тем сложнее становится понять, изменилось что-то или нет. Тревожность повышается, и начинает казаться, что нужно сделать еще одну порцию фотографий, внимательно рассмотрев каждую. Если вкратце, то все, что вы думаете и делаете для снижения тревоги, приводит к обратному результату, усиливая ее. Определяем негативные подкрепления вашей тревожности Достаньте дневник или тетрадь. Письменно поразмышляйте о том, что усиливает ваше беспокойство.
Это могут быть любые ментальные или поведенческие шаблоны, к которым вы прибегаете в попытках быстро снизить тревожность о здоровье, не давая ей успокоиться естественным образом. Сохраните список. Он пригодится, когда мы будем работать над преодолением ипохондрии. Ниже приведен примерный список разных способов, которыми ипохондрики усиливают свою тревожность. Это поможет вам начать.
Например: «У меня обильное потоотделение, потому что я поел -а острой еды, а не потому что заболел -а ». Составить свой список негативных подкреплений может быть сложно, потому что они часто воспринимаются как рабочие способы почувствовать себя лучше. Чтобы точно определить, что держит вас в рамках бесконечного цикла ипохондрии, нужны храбрость и смирение, ведь вам придется признать свои прошлые действия контрпродуктивными. По мере прочтения последующих глав вы выявите больше отрицательных подкреплений, чем было в начале. Пожалуйста, будьте терпеливы к себе и процессу выздоровления.
Нужно время, чтобы понять, как тревога загнала вас в тупик беспокойства. Хорошая новость в том, что, научившись лучше распознавать отрицательные подкрепления, вы быстрее сможете начать применять навыки, способствующие выздоровлению и душевному спокойствию. Пытаясь перестать думать об опасной болезни, каждый раз вы стараетесь заставить других перестать о ней говорить, избегаете СМИ, напоминающих о ней, не хотите делать анализы, откладываете приемы у врачей или обходите медучреждения стороной. Так вы только укрепляете все тревожные мысли, которые довели вас до развития ипохондрии. Такое поведение гарантирует только то, что в следующий раз, когда вам придется столкнуться с одной из избегаемых ситуаций, будет еще страшнее.
Это также укрепляет веру в то, что вы не можете справиться с тем, что вас беспокоит, потому что откладываете возможность взять верх над своими страхами. Когда дело касается тревожности, избегание всегда лишь усугубляет ситуацию. Оно не дает ни единого шанса увидеть, насколько сильными вы можете быть перед лицом тревожности. Возможно, вам кажется, что перестать избегать вызывающих тревогу ситуаций — жестоко или глупо.
Она ушла глубоко в себя, парализована и не способна позвать на помощь. Отсутствие связи с окружающими и уход в мир фантазий толкают ее прямо в холодные объятья смерти. В шизоидных переживаниях, как их описал Юнг в приведенной выше цитате, архетипы предстают в грубой и неопосредованной форме. Архетипический прилив просто затопляет нарождающееся Эго и препятствует накоплению ощущений и образов, формирующих в опыте слой личных комплексов. Внутрипсихические структуры, которые должны были бы служить основанием и содействовать развитию жизни индивида, оказываются несформированными, а Эго остается во власти архетипов. В случае с шизоидной структурой характера, когда этот мощный, неопосредованный архетипический поток затопляет нарождающееся Эго, ребенок уходит в защитную инкапсуляцию мира фантазий, пытаясь уберечь «живое ядро своего Я» Guntrip, 1969 или «личностный дух» Kalsched, 1996. Лишенная «своего личностного духа», одинокая девочка со спичками, замерзающая в снегу архетипической реальности, не в состоянии почувствовать, что ее тело коченеет и не может вдохновиться на то, чтобы позаботиться о себе или позвать на помощь. Все три структуры, формирующиеся на примитивной стадии, обладают низкодифференцированным, слаборазвитым Эго, которое не может выступать полноценным партнером в диалоге с Самостью. Вкупе с защитами оно блокирует целенаправленное течение психической энергии вдоль оси Эго—Самость, которая поэтому не может полноценно функционировать. Эго лишено возможности принимать, а Самость — возможности побуждать, придавать смысл и поддерживать последовательное развитие личности, оставляя внутрипсихические структуры несформированными. Пребывая в защитной инкапсуляции, шизоидная личность оказывается отрезанной от процесса индивидуации и лишена возможности соприкоснуться с сокровенными смыслами души, таящимися в самом центре ее существа. Гарри Гантрип и регрессировавшее ядро Я Гарри Гантрип, представитель британской школы объектных отношений, проникновенно и метафорично пишет о шизоидных явлениях. Гантрип проходил анализ у Д. Винникотта и был протестантским теологом. Он очень точно описывает шизоидную динамику: «Мы увидели, как слишком ранние и слишком сильные страх и тревога, возникающие у ребенка при столкновении со средой, с которой он не может справиться и от которой не чувствует поддержки, провоцируют уход из внешней реальности и искажают процесс развития Эго по причине мощного стремления к отстранению и пассивности» Guntrip, 1969, р. Гантрип полагает, что ребенок, испытывающий страх перед «токсическим затоплением», уходит из внешнего мира, пытаясь внутри воссоздать ту безопасную среду, которая окружала его в утробе. Этот уход таит в себе серьезные опасности; для живого организма регрессия в пренатальную стадию равносильна переживанию смерти. И, несмотря на то, что ребенок прячется, чтобы обрести безопасность, его уход из реальности нередко сопровождается страхом дезинтеграции. Определяемые масштабом нависшей угрозы и степенью инкапсуляции, уход и потеря своего Я чаще всего вызывают большое беспокойство и переживаются пациентом как умирание. Но, по мнению Гантрипа, такая регрессия, хоть и подобна смерти, в конечном итоге несет в себе и надежду на возрождение. Уход из внешнего мира с последующей шизоидной инкапсуляцией нужен для того, чтобы отрицать существующую реальность и не допустить появления серьезных привязанностей. Ребенок отворачивается от самого себя, подавляет естественное проявление чувств и использует примитивные защиты для взаимодействия с миром, который воспринимает как враждебный. Эта психическая катастрофа есть не что иное, как разрушение через имплозию направленный вовнутрь взрыв. Пытаясь справиться со страхом дезинтеграции, ребенок приносит в жертву спонтанные проявления своего Я, только тогда его организм может выжить. Джонсон выразился более драматично: «Чтобы сохранить свою жизнь, организм, по сути, перестает жить» Guntrip, 1985, p. Согласно данным современных нейробиологических исследований, подобные имплозии, спровоцированные травмой, запускают каскады глубинных характерологических и нейробиологических изменений. Гантрип пересказывает страшный сон одной своей пациентки, который в символической форме передает, как бессознательное представляет последствия этих явлений. Во сне женщина открыла стальной ящик и обнаружила внутри крошечного голого ребенка, который смотрел на нее своими большими, пустыми, ничего не выражающими глазами. У шизоидного пациента не развита способность проявлять эмоциональное тепло и живость, она заперта в бессознательном, не пробужденная и изолированная. Как будто его живое сердце перестает биться. Не имея доступа к этому главному источнику чувств, невозможно установить нежные отношения ни с одним человеком, в том числе с самим собой. Пациенты говорят, что чувствуют себя нереальными, неживыми, иногда будто бы пребывают в зомбированном состоянии. Ниже на примере клинического случая Кларка с. Девочка со спичками никогда не будет в состоянии позвать на помощь, территория ее существования ограничена холодной тюрьмой, она ее узница. В жизни взрослого человека с шизоидной структурой характера это состояние проявляется в виде эмоциональной опустошенности и безжизненности физического тела. Состояние умерщвленности — это оборонительная мера для защиты от повторного переживания страха дезинтеграции; кроме того, оно помогает не чувствовать собственную уязвимость. С этой же целью пресекаются любые межличностные отношения и привязанности: «Этот неустранимый дефект, причиненный незрелому Эго и являющийся средоточием страха в структуре шизоидной личности, создает основную угрозу регрессивного срыва на более поздних этапах жизни» Guntrip, 1969, p. Гантрип в общих чертах описывает процесс терапии шизоидных пациентов, и мы поддерживаем его подход: сначала создается надежный аналитический контейнер, внутри которого инкапсуляция может раскрыться, а затем в сформировавшемся рабочем альянсе прорабатывается терапевтический восстанавливающий симбиоз. На этом этапе «истинное Я… спрятанное в безопасном хранилище», обретает шанс возродиться. Если воспользоваться метафорой Гантрипа, можно сказать, что в результате успешного аналитического процесса человек получает доступ к инкапсулированному «ядру своего Я». Шизоидная защита в форме инкапсуляции Главную роль в формировании всех трех структур характера избегающего паттерна играют динамика и защиты, связанные с инкапсуляцией. Отличие состоит лишь в степени защитной инкапсуляции, которая и определяет размер ущерба, наносимого дальнейшему развитию. Инкапсуляция детей-аутистов бывает настолько глубокой, что ни о каком дальнейшем формировании характера не может быть и речи. У невротиков с таким же паттерном встречаются инкапсулированные анклавы, вокруг которых формируются укрепленные защиты. С внутрипсихической точки зрения, инкапсуляция призвана создавать для Эго иллюзию надежного укрытия. Однако, если она слишком глубока, ощущение своего бытия и его смысл теряются. Иногда это называют «уходом в безобъектное пространство». Все пациенты с избегающим паттерном в напряженные моменты аналитической работы склонны время от времени уходить в инкапсуляцию, что не остается без последствий. Каждый такой уход стирает границу между сознанием и бессознательным, а связь с внешним миром ослабевает. Проблемы терминологии Как показывает практика, с обозначением феномена и диагностикой шизоидной структуры характера у клиницистов возникают некоторые трудности и расхождения. Во-первых, повод для этого дает сам термин, происходящий от слов «schism» схизма, раскол и «schizo» расщепление, разделение. Таким образом, термин «шизоидный» может описывать разные явления. Но чаще всего его используют в значении «раскола» между «я» и внешним миром. Во-вторых, существует множество диагностических категорий, которые включают определение «шизоидный». Уже начиная с публикации DSM-III American Psychiatric Association, 1980 в целях дифференциации моделей поведения, ранее входивших в один континуум шизоидности, было введенотри отдельных диагноза. Это «шизоидная личность» асоциальная форма адаптации ; «избегающая личность» адаптация в форме ухода и «шизотипическая личность» эксцентрическая форма адаптация. Наш практический опыт показывает, что такое разделение точно передает поведенческие особенности, но мало помогает в распознавании динамики и объяснении шизоидного характера. В DSM-IV психотические уровни шизоидной организации включены в диагнозы шизофрении, шизофреноподобного и шизоаффективного расстройства. Мы оставляем эти классификации в стороне, рассматривая шизоидный характер как проявление непсихотического варианта шизоидного континуума. В-третьих, существует регулярная путаница в отношении диагнозов «шизоидное расстройство личности» и «шизофрения». С одной стороны, первое действительно часто предшествует второму; а с другой, человек с шизоидным расстройством или шизоидной структурой характера подвержен психозу ничуть не в большей степени, чем имеющий любую другую структуру характера. В-четвертых, затруднения в диагностике шизоидной структуры характера или шизоидных анклавов связаны с намерением носителя этого характера оставаться незаметным или даже «исчезнуть» из поля взаимодействия с окружающими, скрывшись в защитной инкапсуляции. Следует отметить, что наличие дезориентирующего множества диагностических терминов по данной теме приводит к тому, что клиницисты нередко считают, что шизоидные структуры характера встречаются исключительно у психически недееспособных людей. В результате эти характерологические проблемы остаются недоисследованными и у пациентов, и у терапевтов, да и в обществе в целом. Мы приводим несколько клинических случаев, иллюстрирующих шизоидную динамику более подробно. Клинические случаи представляют собой комбинированные истории, в них изменены реальные имена и обстоятельства. Кларк: безупречный, замороженный и одинокий семьянин Некоторые шизоидные пациенты очень разговорчивы и охотно делятся своими историями, снами и образами. Другие, напротив, молчаливы; за час не произнесут ни слова. Молодой хирург по имени Кларк, обратившийся за терапевтической помощью, относился как раз ко второй категории. Пациент состоял в браке и воспитывал троих дочерей. На первых сессиях царило молчание, и физически ощущался страх, о котором вслух не говорилось. Отзеркаливание этого бессознательного страха не дало никаких результатов; Кларк не осознавал этого состояния в самом себе. Так мы сидели часами. Внешне он являл собой эталон безупречного профессионала; его персона была безукоризненна, но в ней не было жизни. Движения были выверенными и очень скованными. В некотором смысле он казался неживым. Прошло немало почти бессловесных сессий, прежде чем между нами установилось какое-то доверие. История Кларка раскрывалась очень медленно. Я узнала, что он начал терапию из-за того, что на работе у него уже не раз возникали стычки с коллегами, и это указывало на определенные разногласия, которые он не желал замечать. Накопившиеся на столе у заведующего «докладные» свидетельствовали о его неспособности наладить отношения с сослуживцами. Такое явное подтверждение его неадекватности стало для Кларка горьким прозрением; ему всегда легко давались и учеба, и карьера. И, похоже, у него действительно не было опыта, который позволил бы ему задуматься над имевшимися у него проблемами в межличностных отношениях. Он сказал мне, что его злит несогласие другого, содержащее оценочный подтекст, при этом его гнев был каким-то «бесплотным» и интеллектуализированным. Согласно его представлениям о нормах общения, гнев был нормальной реакцией, возникающей в рабочих ситуациях. Хотя он и мог описать свой гнев, слова сами по себе были пусты. Зато он беспрестанно говорил о том, какими «пустыми, бесполезными, поверхностными» казались ему отношения с заведующим отделением. Это ощущение пустоты и бесполезности было ему хорошо знакомо. Анализ длился уже год, когда Кларк несмело признался в том, что его жена не удовлетворена их отношениями, о чем она не так давно сообщила ему. Жена Кларка состояла в правлении нескольких благотворительных организаций. Некоторое время тому назад она посетила несколько семинаров по личностному росту и почувствовала потребность в эмоциональной близости, которая, по ее ощущению, отсутствовала в их браке. Кларк встревожился: брак был важен для него. Когда я спросила, что же, по его мнению, имела в виду жена, он предположил, что речь, скорее всего, шла об их сексуальной жизни. Сексом они занимались регулярно, но как-то механически. Он подозревал, что и здесь причину проблем следовало искать в его эмоциональной «закрытости». Адаптация в форме изоляции порождала у него крайне амбивалентное отношение к чувству близости. Следует отметить, что очень важно удерживать фокус внимания на происходящем внутри терапевтической пары. Поскольку в работе с шизоидными пациентами аффект проявляется очень скудно, то возникает соблазн сместить терапевтический фокус с трудных взаимодействий, происходящих в ходе сессии, на проблемы, с которыми пациенты сталкиваются в отношениях с другими. Человек с избегающим паттерном испытывает такую же потребность в зависимости, как и любой другой человек, но, оказываясь в ситуациях, предполагающих близость или интимность, он переживает страх поглощения и дезинтеграции. Может показаться, что, сместив фокус с терапевтического взаимодействия на личное, выходящее за пределы аналитического контейнера, терапевт испытает чувство облегчения, однако следует помнить, что у таких пациентов трудности в отношениях обусловлены шизоидной защитой, которая как раз и проявляется в уходе и непроницаемости, а именно она и нуждается в непосредственной проработке, чтобы процесс формирования психической структуры мог возобновиться. Иногда отношение Кларка ко мне было сверхбдительным, а иногда я чувствовала себя предметом комнатной обстановки. Работая с детьми, британский аналитик Френсис Тастин заметила, что часто для инкапсулированных детей, за которыми она наблюдала, она была «пустым местом». Когда мы обращаемся к нашим пациентам, а наши слова пропускают мимо ушей, чрезвычайно важно не позволить им стереть, уничтожить нас таким образом. Нам необходимо найти способ обозначить свое присутствие, снова привлечь внимание пациента, чтобы сессия была заземлена в реальности терапевтических отношений, а не только в содержании его бессознательного. Поскольку я удерживала фокус на взаимодействиях, разворачивающихся в комнате, а не переключалась на проблемы его брака, Кларк стал все охотнее рассказывать о себе и своей жизни. Неважно, наполняло ли кабинет молчание или рассказы о никчемных, пустых отношениях, для меня все равно оставалось в нем совсем мало места. Кларк был далеким и отстраненным и тогда, когда молчал, и тогда, когда говорил. На этом этапе терапии я уже распознала и смогла описать Кларку, каким образом он отстраняется от контакта. И этот уход я интерпретировала как защиту. Часто он выказывал откровенное безразличие к моим комментариям. Часто, как мне казалось, он пребывал в состоянии транса, его внимание, очевидно, было захвачено бессознательным. Со временем я стала останавливать его, если во время своих монологов он игнорировал мои комментарии, и спрашивала, что, по его мнению, только что произошло между нами. Поначалу он говорил, что не знает. Но я неустанно задавала этот вопрос на протяжении нескольких месяцев. Часто он отвечал, что даже не слышит моих слов. Иногда признавался, что ему было неинтересно то, что выносилось мной на обсуждение; но постепенно в нем все же проснулось любопытство к моим словам. У нас сложилась определенная модель взаимодействия: когда он говорил, не обращая на меня внимания, я намеренно постукивала по ручке стула, приговаривая: «Кларк, в этой комнате два человека». Сначала эти моменты вызывали напряжение, но затем приняли форму шутливого противоборства. Казалось, что благодаря схеме «вызов—соединение» инкапсуляция Кларка в достаточной степени ослабевала и мы становились более реальными друг для друга. Он стал чаще видеть сны, начал понимать, насколько был отгорожен от окружающих. Постепенно Кларк научился отслеживать моменты, когда ощущал, что отрезан от самого себя, закрыт для контакта, когда действует, как «пустая бездушная машина». Когда он приходил на сессии, имея более серьезный настрой и намерение, то признавался, что чувствует себя все более незащищенным в жизни. Сейчас, по-настоящему ощутив свою ранимость, он мог описывать периоды, когда воспринимал себя нереальным или неживым. Он был потерян для мира и для самого себя. Во время длительных периодов дереализации ему обычно снилось, что он заперт в морозильной камере в педиатрическом отделении больницы, что его тело рассеяно в воздухе подземной пещеры, что он не может попасть домой и остается на подъездной дорожке в саду. На сессиях мне приходилось быть очень терпеливой и чуткой, чтобы помочь Кларку снова почувствовать себя живым и соединиться с самим собой.
Того же мнения придерживаются и официальные лица других стран и бюрократического аппарата ЕС. В частности Жозеп Боррель. Картинка из открытых источников. То есть тут понятно. Более менее разобрались. Но вот дальше у них начинаются сложности. Во-первых, как это так лихо получилось, что никто ничего не заметил. Ничего не заметила даже сверх бдительная береговая охрана Швеции, которая регулярно обнаруживает "российские подлодки", которые на поверку оказываются чем угодно, но только не российскими субмаринами. Да и остальная натовская опять таки сверхбдительная военная машина тоже вот ноль.
Игорь Холманских: Бдительный общественный контроль поможет избежать кризисов на заводах
Срочно обо всем, что происходит прямо сейчас, в режиме реального времени. Новости последнего часа и дня в хронологическом порядке. Свежие новости на сегодня. Новости политики, экономики и культуры. Все события и происшествия за последний час. Новости, которые мы заслужили. Главные новости[ В виде ленты ]. «Просим граждан быть бдительными и соблюдать меры безопасности», — призывают в МЧС. Напомним, после похолодания на Урале снова потеплело. Смотрите самые важные и актуальные политические, экономические и социальные новости к этому часу.
Как правильно пишется слово «сверхбдительный»
Редакция РИА «Новый День» не несет ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях. Редакция не предоставляет справочной информации. Использование такого рода материала в любом виде и качестве без разрешения агентства будет преследоваться по суду. Штраф — 30 тысяч рублей за использование одного изображения.
Кроме того, не предпринимайте самостоятельно никаких действий с находками или подозрительными предметами, которые могут оказаться взрывными устройствами», - говорит юрисконсульт МО МВД России «Верхнеуслонский» Ирина Плеханова. Также в полиции посоветовали обсудить с детьми и пожилыми родственниками план действий, на случай опасной ситуации. У всех членов семьи должны быть записаны номера телефонов родственников и экстренных служб, адреса электронной почты.
Телефон отделения УФСБ - 8-84371-4-23-86 телефон доверия ФСБ Телефон антитеррористической комиссии в Верхнеуслонском районе 8-84379-2-18-39 Для экстренного вызова специальных служб также работает номер 112 на русском и английском языках. Позвонить на него можно при отсутствии денежных средств на вашем счету, при заблокированной или отсутствии SIM — карты.
Каждый такой уход стирает границу между сознанием и бессознательным, а связь с внешним миром ослабевает. Проблемы терминологии Как показывает практика, с обозначением феномена и диагностикой шизоидной структуры характера у клиницистов возникают некоторые трудности и расхождения. Во-первых, повод для этого дает сам термин, происходящий от слов «schism» схизма, раскол и «schizo» расщепление, разделение. Таким образом, термин «шизоидный» может описывать разные явления. Но чаще всего его используют в значении «раскола» между «я» и внешним миром. Во-вторых, существует множество диагностических категорий, которые включают определение «шизоидный».
Уже начиная с публикации DSM-III American Psychiatric Association, 1980 в целях дифференциации моделей поведения, ранее входивших в один континуум шизоидности, было введенотри отдельных диагноза. Это «шизоидная личность» асоциальная форма адаптации ; «избегающая личность» адаптация в форме ухода и «шизотипическая личность» эксцентрическая форма адаптация. Наш практический опыт показывает, что такое разделение точно передает поведенческие особенности, но мало помогает в распознавании динамики и объяснении шизоидного характера. В DSM-IV психотические уровни шизоидной организации включены в диагнозы шизофрении, шизофреноподобного и шизоаффективного расстройства. Мы оставляем эти классификации в стороне, рассматривая шизоидный характер как проявление непсихотического варианта шизоидного континуума. В-третьих, существует регулярная путаница в отношении диагнозов «шизоидное расстройство личности» и «шизофрения». С одной стороны, первое действительно часто предшествует второму; а с другой, человек с шизоидным расстройством или шизоидной структурой характера подвержен психозу ничуть не в большей степени, чем имеющий любую другую структуру характера. В-четвертых, затруднения в диагностике шизоидной структуры характера или шизоидных анклавов связаны с намерением носителя этого характера оставаться незаметным или даже «исчезнуть» из поля взаимодействия с окружающими, скрывшись в защитной инкапсуляции.
Следует отметить, что наличие дезориентирующего множества диагностических терминов по данной теме приводит к тому, что клиницисты нередко считают, что шизоидные структуры характера встречаются исключительно у психически недееспособных людей. В результате эти характерологические проблемы остаются недоисследованными и у пациентов, и у терапевтов, да и в обществе в целом. Мы приводим несколько клинических случаев, иллюстрирующих шизоидную динамику более подробно. Клинические случаи представляют собой комбинированные истории, в них изменены реальные имена и обстоятельства. Кларк: безупречный, замороженный и одинокий семьянин Некоторые шизоидные пациенты очень разговорчивы и охотно делятся своими историями, снами и образами. Другие, напротив, молчаливы; за час не произнесут ни слова. Молодой хирург по имени Кларк, обратившийся за терапевтической помощью, относился как раз ко второй категории. Пациент состоял в браке и воспитывал троих дочерей.
На первых сессиях царило молчание, и физически ощущался страх, о котором вслух не говорилось. Отзеркаливание этого бессознательного страха не дало никаких результатов; Кларк не осознавал этого состояния в самом себе. Так мы сидели часами. Внешне он являл собой эталон безупречного профессионала; его персона была безукоризненна, но в ней не было жизни. Движения были выверенными и очень скованными. В некотором смысле он казался неживым. Прошло немало почти бессловесных сессий, прежде чем между нами установилось какое-то доверие. История Кларка раскрывалась очень медленно.
Я узнала, что он начал терапию из-за того, что на работе у него уже не раз возникали стычки с коллегами, и это указывало на определенные разногласия, которые он не желал замечать. Накопившиеся на столе у заведующего «докладные» свидетельствовали о его неспособности наладить отношения с сослуживцами. Такое явное подтверждение его неадекватности стало для Кларка горьким прозрением; ему всегда легко давались и учеба, и карьера. И, похоже, у него действительно не было опыта, который позволил бы ему задуматься над имевшимися у него проблемами в межличностных отношениях. Он сказал мне, что его злит несогласие другого, содержащее оценочный подтекст, при этом его гнев был каким-то «бесплотным» и интеллектуализированным. Согласно его представлениям о нормах общения, гнев был нормальной реакцией, возникающей в рабочих ситуациях. Хотя он и мог описать свой гнев, слова сами по себе были пусты. Зато он беспрестанно говорил о том, какими «пустыми, бесполезными, поверхностными» казались ему отношения с заведующим отделением.
Это ощущение пустоты и бесполезности было ему хорошо знакомо. Анализ длился уже год, когда Кларк несмело признался в том, что его жена не удовлетворена их отношениями, о чем она не так давно сообщила ему. Жена Кларка состояла в правлении нескольких благотворительных организаций. Некоторое время тому назад она посетила несколько семинаров по личностному росту и почувствовала потребность в эмоциональной близости, которая, по ее ощущению, отсутствовала в их браке. Кларк встревожился: брак был важен для него. Когда я спросила, что же, по его мнению, имела в виду жена, он предположил, что речь, скорее всего, шла об их сексуальной жизни. Сексом они занимались регулярно, но как-то механически. Он подозревал, что и здесь причину проблем следовало искать в его эмоциональной «закрытости».
Адаптация в форме изоляции порождала у него крайне амбивалентное отношение к чувству близости. Следует отметить, что очень важно удерживать фокус внимания на происходящем внутри терапевтической пары. Поскольку в работе с шизоидными пациентами аффект проявляется очень скудно, то возникает соблазн сместить терапевтический фокус с трудных взаимодействий, происходящих в ходе сессии, на проблемы, с которыми пациенты сталкиваются в отношениях с другими. Человек с избегающим паттерном испытывает такую же потребность в зависимости, как и любой другой человек, но, оказываясь в ситуациях, предполагающих близость или интимность, он переживает страх поглощения и дезинтеграции. Может показаться, что, сместив фокус с терапевтического взаимодействия на личное, выходящее за пределы аналитического контейнера, терапевт испытает чувство облегчения, однако следует помнить, что у таких пациентов трудности в отношениях обусловлены шизоидной защитой, которая как раз и проявляется в уходе и непроницаемости, а именно она и нуждается в непосредственной проработке, чтобы процесс формирования психической структуры мог возобновиться. Иногда отношение Кларка ко мне было сверхбдительным, а иногда я чувствовала себя предметом комнатной обстановки. Работая с детьми, британский аналитик Френсис Тастин заметила, что часто для инкапсулированных детей, за которыми она наблюдала, она была «пустым местом». Когда мы обращаемся к нашим пациентам, а наши слова пропускают мимо ушей, чрезвычайно важно не позволить им стереть, уничтожить нас таким образом.
Нам необходимо найти способ обозначить свое присутствие, снова привлечь внимание пациента, чтобы сессия была заземлена в реальности терапевтических отношений, а не только в содержании его бессознательного. Поскольку я удерживала фокус на взаимодействиях, разворачивающихся в комнате, а не переключалась на проблемы его брака, Кларк стал все охотнее рассказывать о себе и своей жизни. Неважно, наполняло ли кабинет молчание или рассказы о никчемных, пустых отношениях, для меня все равно оставалось в нем совсем мало места. Кларк был далеким и отстраненным и тогда, когда молчал, и тогда, когда говорил. На этом этапе терапии я уже распознала и смогла описать Кларку, каким образом он отстраняется от контакта. И этот уход я интерпретировала как защиту. Часто он выказывал откровенное безразличие к моим комментариям. Часто, как мне казалось, он пребывал в состоянии транса, его внимание, очевидно, было захвачено бессознательным.
Со временем я стала останавливать его, если во время своих монологов он игнорировал мои комментарии, и спрашивала, что, по его мнению, только что произошло между нами. Поначалу он говорил, что не знает. Но я неустанно задавала этот вопрос на протяжении нескольких месяцев. Часто он отвечал, что даже не слышит моих слов. Иногда признавался, что ему было неинтересно то, что выносилось мной на обсуждение; но постепенно в нем все же проснулось любопытство к моим словам. У нас сложилась определенная модель взаимодействия: когда он говорил, не обращая на меня внимания, я намеренно постукивала по ручке стула, приговаривая: «Кларк, в этой комнате два человека». Сначала эти моменты вызывали напряжение, но затем приняли форму шутливого противоборства. Казалось, что благодаря схеме «вызов—соединение» инкапсуляция Кларка в достаточной степени ослабевала и мы становились более реальными друг для друга.
Он стал чаще видеть сны, начал понимать, насколько был отгорожен от окружающих. Постепенно Кларк научился отслеживать моменты, когда ощущал, что отрезан от самого себя, закрыт для контакта, когда действует, как «пустая бездушная машина». Когда он приходил на сессии, имея более серьезный настрой и намерение, то признавался, что чувствует себя все более незащищенным в жизни. Сейчас, по-настоящему ощутив свою ранимость, он мог описывать периоды, когда воспринимал себя нереальным или неживым. Он был потерян для мира и для самого себя. Во время длительных периодов дереализации ему обычно снилось, что он заперт в морозильной камере в педиатрическом отделении больницы, что его тело рассеяно в воздухе подземной пещеры, что он не может попасть домой и остается на подъездной дорожке в саду. На сессиях мне приходилось быть очень терпеливой и чуткой, чтобы помочь Кларку снова почувствовать себя живым и соединиться с самим собой. Напряженные периоды дереализации и деперсонализации были мучительными и пугающими для Кларка.
Мы постарались выяснить, что же играло роль пусковых механизмов для этих состояний. Как обнаружил Кларк, иногда они возникали после сессий, а в ряде случаев их причиной служила неблагоприятная обстановка на работе. Сессии шли тяжело: он часто выпадал из взаимодействий, уходя в себя полностью. Лишь после более тщательного анализа он понял, что периоды дереализации наступали, когда он неосознанно соприкасался со своей травмой. Однако самой большой неожиданностью для Кларка стало открытие, что иногда состояние оцепенения наступало вследствие близкого общения. Он начал осознавать, какой угрозой был для него близкий контакт и в жизни, и на сессиях. Как только он смог понять, в чем состояла его проблема, мы приступили к поиску источника его страхов. Выяснилось, что иногда его эмоционально замкнутое, холодное поведение было реакцией на страх быть поглощенным другими.
На этом этапе терапии в его снах и фантазиях появились образы обвивающих скользких щупальцев, гигантских удушающих грудей, а затем образ его собственного тела, утратившего границы. Шизоидная личность живет с ощущением того, что ее индивидуальность и базовое чувство безопасности постоянно подвергаются угрозе со стороны внешнего мира. Шизоидный человек, чтобы защититься от окружающих, которых он часто воспринимает как требовательных и вторгающихся, использует уход от межличностного контакта и бегство в мир фантазий, потому что зрелые защиты у него не сформированы, а имеющиеся — недостаточны для сохранения целостности Эго. Коллапс неустойчивого Эго вполне реален при возникновении угрозы поглощения. За ним может последовать период психической дезинтеграции. В отличие от поглощения покинутость воспринимается человеком с шизоидным расстройством или шизоидной структурой характера как гораздо меньшая опасность. Кларк описывал периоды утраты себя как «падение в холодную пустоту, где никого нет, ничто не имеет значения, ничто не имеет смысла». Он мог пребывать в таком состоянии неделями.
Когда он научился лучше распознавать его и чувствовал, что снова в него погружается, то сразу обращался ко мне за помощью. За несколько лет терапии длительность периодов, когда он ощущал себя потерянным, значительно сократилась. При разрушении шизоидной защиты архетипическая угроза для пациента существенно возрастает. Когда частота обращения к инкапсуляции уменьшается, начинают проявляться неопосредованные архетипические аффекты. Ранее неосознаваемые примитивные аффекты ярости, ужаса и отчаяния проступают и в анализе. Одновременно с появлением грубых аффектов тело все больше наполняется примитивной энергией и становится отзывчивым. Пробуждение таких физических ощущений, как боль и удовольствие, может сильно осложнить жизнь человека, который прежде был инкапсулирован. Неожиданно высвободившаяся сексуальность, запущенные проблемы со здоровьем и способность совершать деструктивные действия вышли на первый план в моей работе с Кларком.
Чувствовать ожившее тело — и страшно, и интересно. Выдержав вместе все аффективные и соматические бури, мы заметно продвинулись вперед в нашей работе. Кларк осознал, насколько важны были для него наши отношения. Из-за нехватки связного переживания себя он начал проецировать на меня свое пока еще не пробудившееся ощущение целостности, а также способность жить полнокровной, содержательной жизнью. Он воспринимал меня как воплощение надежности. И так как я приобретала для него все большую значимость, у него появился страх потерять меня. Ему приснилось, что, придя в мой офис, он обнаружил, что я съехала. В сновидениях офис его нового аналитика располагался в пустом подвале, а у самого терапевта были длинные острые ногти и колючие волосы.
Эту ригидную защиту можно разрушить, научив пациента признавать эмоциональную потребность в обращении к другому. Кларка постепенно заинтересовала перспектива курировать интернов в больнице. Медленно в нем пробуждался интерес и к самому себе: кто он и что ему важно. Он решил изменить эстетический облик своего дома, что удивило и обрадовало его. Он всегда перекладывал заботы о доме и детях на жену, но, как оказалось, у него были собственные представления о том, как можно разнообразить их жизнь. Обретая способность принимать свои чувства и понимать ощущения, он сумел наладить отношения в семье. Жена и дочери были довольны. По-прежнему переживая периоды дереализации, он хотя и маленькими шажками, но продвигался глубже в пространство людей.
Его жизнь обогатилась благодаря тому, что он отважился войти в мир домашних и семейных отношений. Открыв свои сокровища свету, он позволил солнцу согреть их. Терапевтические размышления: инкапсуляция, довербальный ужас и защитные паттерны Подстраиваться под изменчивый ритм отношений в работе с Кларком было нелегко. Казалось, что сейчас он здесь, а в следующий момент уже «исчез». Гарри Гантрип описывает шизоидный паттерн как «программу входа-выхода» Guntrip, 1969, р. Хотя Кларк научился достаточно быстро откликаться на мое присутствие и комментарии, он мог свалиться в переживание пустоты, если мне не удавалось вовремя отреагировать. Мои оплошности в эмпатическом реагировании на ранних этапах терапии приводили к тому, что Кларк мог чувствовать себя «потерянным» или «нереальным» в течение нескольких недель.
Оптимальная методика определяется эмпирическим путем для каждого отдельного человека. Большинству людей, с которыми мне доводилось работать, понадобилось сочетание нескольких методик. Это работа всей моей жизни. В этом мне помогают мои коллеги и студенты в Центре травмы «Trauma Center». Через наши руки прошли тысячи переживших травму детей и взрослых: жертвы насилия в детском возрасте, жертвы природных катастроф, войн, несчастных случаев и торговли людьми; люди, пострадавшие от нападения близких и незнакомцев. У нас существует давняя традиция подробно обсуждать всех наших пациентов на еженедельных собраниях лечащих врачей, где мы тщательно отслеживаем, насколько эффективно различные формы лечения помогают конкретным пациентам. Нашей первостепенной задачей всегда была забота о детях и взрослых, обратившихся к нам за лечением, однако с самого начала мы также посвятили себя исследованиям последствий посттравматического стресса на различные группы людей и определения оптимального лечения для них. На протяжении всего этого времени мы получали поддержку в виде грантов от Национального института психического здоровья, Национального центра комплементарной и альтернативной медицины, Центров контроля заболеваний, а также ряда частных фондов на проведение исследований эффективности множества различных форм лечения, от лекарств до разговоров, йоги, ДПДГ Десенсибилизация и переработка движением глаз. Задача — помочь людям обрести контроль над пережитками былой травмы и снова встать у штурвала своего корабля. Терапия помогает достичь осознания и выстроить взаимодействие, в то время как лекарства способны заглушить сверхактивную тревожную систему. Вместе с тем прошлые воспоминания можно преобразить путем физических переживаний, которые напрямую противоречат вызванному травмой ощущению беспомощности, ярости и апатии, тем самым помогая вернуть самоконтроль. У меня нет какого-то предпочтительного метода лечения, так как не существует универсальных подходов, однако я применяю в своей практике все описанные в данной книге формы лечения. Каждый из них способен приводить к значительным переменам, в зависимости от характера конкретной проблемы, а также индивидуальных особенностей человека.