В новогоднюю ночь старый Волк особенно остро почувствовал своё одиночество. Полный текст(1)Ночь была особенно тяжёлой. (10)Особенно тяжело было ночью. (11)Мне постлали постель в комнате рядом со спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке. Сочинение из сборника Цыбулько на 2024 год 11 вариант: Я хочу вам рассказать, какая перемена.
Глубокая зимняя ночь по Куприну сочинение (ЕГЭ Русский язык)
Это была первая Санина ночь в тайге (ЕГЭ по русскому) Благодаря таким внутренним ресурсам, как душевные силы, человек наделяется способностью к ведению полноценной жизни, преодолению трудностей, выполнению работы, и творчеству. Сочинение из сборника Цыбулько на 2024 год 11 вариант: Я хочу вам рассказать, какая перемена. В новогоднюю ночь старый Волк особенно остро почувствовал своё одиночество. Любовь это для сочинения ЕГЭ. Это большой труд и большая удача, не всякому дающаяся, – найти друга и не потерять его. Смотрите видео онлайн «Сочинение ЕГЭ. По тексту Вертеля Л.В. ДОСРОЧНЫЙ ЕГЭ» на канале «РУССКИЙ ЯЗЫК НА МАКСИМУМ» в хорошем качестве и бесплатно, опубликованное 23 апреля 2022 года в 22:34, длительностью 00:46:40, на видеохостинге RUTUBE.
Егэ сочинение по тексту тендрякова то была первая тихая ночь
Ночь шла в редкой артиллерийской перестрелке; над городом сиял страшный, обнажающий свет врага, и до утренней зари было еще далеко. Примерный круг проблем, авторские позиции. Авторская позиция: люди шли на смерть, потому что понимали, что это необходимо для светлого будущего. Без их жертвы будущего могло не быть. Авторская позиция: людей согревала мысль о том, что война закончится, начнется мирная жизнь, в которой будет много прекрасного. Авторская позиция: Благодаря героизму, высоким идеалам и труду русский народ смог добиться победы. Авторская позиция: Забота об окружающих помогла смягчить тяготы войны, почувствовать тепло и уют, которого солдаты были лишены. Авторская позиция: вера в правду и справедливость придавала сил и вселяла уверенность в бойцов. Текст Платонова про войну Ночь шла в редкой артиллерийской перестрелке; над городом сиял страшный, обнажающий свет врага, и до утренней зари было еще далеко.
Источник Что помогало русскому солдату пережить трудности войны? Именно эту проблему поднимает А. Платонов в данном тексте. Размышляя над этим вопросом, автор описывает мысли и мечты простого солдата. Одинцов с желанием ждет новый бой, потому что верит в «правду русского народа», он желает защитить ее от врага, то есть считает это крайне важным для всех нас. Также солдату согревает сердце не только вера в сохранение правда, но и мечта о мирной будущей жизни. Когда закончится война, Одинцов хочет окончить музыкальную школу при филармонии, стать музыкантом и даже «сочинять новую музыку», в которой будут звучать все его переживания и впечатления, перенесенные во время войны. Эти два примера показывают, что русский солдат — нравственный человек, желания которого направлены на сохранение истории своего народа и страны.
Платонов считает, что именно вера в «добрую правду русского народа» и светлое будущее помогла многим солдатам пережить испытания и потери войны. Трудно не согласиться с советским прозаиком. Действительно, вера в «правду», то есть в историю и национальный характер своей страны, очень важна для того, чтобы пройти через войну, тяжелейшее испытание, которое настигает совершенно неожиданно. Сразу же вспоминается эпизод из романа Л.
И все же, каждый подросток стремится к общению. Главный герой нашел одного друга, который также выделялся среди одноклассников. Они сдружились, но, по словам рассказчика, он был «деспотом в душе» и жаждал признания и повиновения от своего новоявленного товарища. Когда цель была достигнута, рассказчик возненавидел и оттолкнул его.
Это ли не верх цинизма? Достоевский выражает свою позицию предельно ясно: «Причины одиночества кроются в несовпадении интересов и мировоззрения, а также в чувстве превосходства или, наоборот, униженности». Я согласна с писателем. В подростковом возрасте человек особенно нуждается в общении, потому что в этот период человек находится в поисках своего «Я».
И время, потраченное Сашкой на раздумья, спасло жизнь немцу: командир передумал и успел отменить приказ. Заключение Жизнь — это череда потерь и приобретений.
Одни грустят об утрате, другие радуются приобретениям. Так давайте же для того, чтобы в мире хоть что-то обстояло благополучнее, будем, радуясь за себя, не забывать помогать несчастным! Каждая мать любит своих детей, а значит, проблема материнской любви всегда оставалась и будет оставаться актуальной. Именно ее затрагивает В. Солоухин в приведенном тексте. Автор видит любовь матери в ее самопожертвовании, желании спасти и уберечь своих детей от опасности.
Он приводит в пример самку выхухоли, которая отчаянно борется со стихией, несмотря на то, что сама она является «крайне осторожным, крайне пугливым зверьком». Солоухин называет этот поступок героизмом, «но иначе не могло и быть: ведь детеныши кричали так тревожно и так призывно! Единственным аналогичным бедствием он находит войну, так что, вероятно, он сочувствует самке и понимает ее чувства. Солоухин считает, что материнская любовь способна на подвиги, если дело касается детей, что мать готова броситься на помощь в самой трудной жизненной ситуации, в этом и заключается позиция автора.
Для замены не понравившегося ему слова калоши он придумал другое — мокроступы. Такая забота о чистоте языка не может ничего вызвать, кроме смеха и раздражения современников. Заключение Как бы мы ни относились к словам - иностранцам, ясно одно: они не должны портить язык. Использование заимствований в языке неизбежно. Этого требует научный и технический прогресс, политика, искусство. Если новые иноязычные слова необходимы русскому языку, то они займут своё место в нём, как заняли его слова телефон, школа, тетрадь и многие другие.
Если они не нужны, то мода на них скоро пройдёт, как проходят болезни. В противном случае — что выбрать — имидж или образ, саммит или встреча в верхах, римейк или переделка, консенсус или согласие — зависит от каждого человека в отдельности, от уровня его образованности, рода деятельности и многих других факторов. При этом человек, заботящийся о сохранности языка, должен помнить слова А. Толстого: «Там, где можно найти коренное русское слово, - нужно его находить» Сочинение—рассуждение по тексту В. Астафьева Исходный текст: 1 Вот уже одиннадцать лет, как я возвратился на родину, купил избу в Овсянке, в родном переулке, против бабушкиного и дедушкиного дома. Сочинение — рассуждение: Виктор Астафьев - известный русский писатель, автор книг о деревенских людях и войне, о любви и смерти. Данный текст — это фрагмент из повести «Последний поклон». Что значит для человека память о прошлом? Этот вопрос, на мой взгляд, больше всего волнует автора. Проблема, затрагиваемая В.
Астафьевым, имеет многолетнюю историю, но, тем не менее, она теряет своей актуальности и будет оставаться злободневной до тех пор, пока существует жизнь на земле. Размышления рассказчика о том, как он возвращается в родное село, думает о переменах, которые произошли за время его отсутствия и которые происходят в настоящее время, удивляют своей проникновенностью. Овсянка для повествователя — это место, где можно «повспоминать, подумать, подвести итоги жизни». Чего и кого оно помнит? Он искренне обеспокоен тем, что люди живут «только сегодняшним днём», живут «ради наживы», что безвозвратно рушатся нити между прошлым и будущим. Таким образом, вырисовывается авторская позиция. Астафьев, безусловно, считает, что память о родине, о своих корнях, дедах и прадедах священна. Невозможно не согласиться с мыслями писателя. Поистине благородными людьми можно назвать тех, кто, вопреки жизненным невзгодам, сохраняет незримую связь с малой родиной, уважительно относится к своему прошлому. К числу таких людей можно отнести Николая Николаевича Бессольцева из повести В.
Железникова «Чучело», деда Лены. Он через тридцать лет возвращается в родной город, восстанавливает дом своего отца, собирает картины, доставшиеся от прадеда-художника, а потом дарит коллекцию городу. Малая родина — это колыбель детства, место, где человек формируется как личность, где закладываются основы нравственного воспитания. И если человек помнит об этом, то его не изменит ни время, ни мода, ни окружающие люди. Так, Татьяна Ларина из романа А. Пушкина «Евгений Онегин» выходит замуж, становится блестящей светской дамой, но за внешним лоском в ней легко угадывается та прежняя провинциальная барышня, которая всё готова отдать «за полку книг, за дикий сад». Тревожные мысли рассказчика, его «щемящая тоска о чём-то безвозвратно утерянном» не может оставить нас равнодушными. Прочитав текст В. Астафьева, я в очередной раз задумалась о том, что человек остаётся настоящим человеком, пока сохраняет свою кровную связь с родным домом, со своим детством, пока в нём жива светлая память о прошлом. Утрачивая связующую нить между прошлым и настоящим, мы превращаемся в иванов, не помнящих своего родства.
Сочинение—рассуждение по тексту И. Тургенева Исходный текст: 1 Я возвращался с охоты и шёл по аллее сада. Тургеневу Сочинение — рассуждение: Передо мной известное стихотворение в прозе «Воробей», написанное И. В этой миниатюре автор рассказывает о том, как старый черногрудый воробей спасает своё детище от собаки охотника. Эпитеты «взъерошенный», «искажённый», «отчаянным и жалким писком» и глаголы «камнем упал», «ринулся», «заслонил», «трепетал от ужаса», «замирал, жертвовал собою» передают самоотверженность, героизм воробья. Таким образом, на мой взгляд, писатель поднимает проблему родительской любви. Эта актуальная проблема вечна, поскольку взаимоотношения отцов и детей волнуют каждого неравнодушного человека. Вопрос о родительской любви часто становится предметом обсуждения на радио, телевидении, он волнует писателей, психологов, политиков, педагогов. В произведении И. Тургенева эта проблема звучит особенно лирично, поскольку автор словно бы сопоставляет мир человеческих отношений и мир природы.
Повествование ведется от первого лица, и отношение рассказчика к происходящему ярко выражается в словах «благоговея», «благоговел». Таким образом, вырисовывается авторская позиция: родители готовы на любую жертву ради благополучия своих детей, их любовь «сильнее смерти и страха смерти». Невозможно не согласиться с мыслями И. Хорошие родители могут отказаться от карьеры, рисковать жизнью, они всегда придут на помощь, обогреют лаской и добротой, поймут и простят. Так, Николай Ростов из романа Л. Толстого «Война и мир», проиграв большую сумму денег Долохову, ищет поддержки у почти разорившегося отца, и граф Ростов понимает, что карточный долг — это дело чести всей семьи. Родители, как им кажется, стараются всё делать на благо детям. Марфа Игнатьевна Кабанова из пьесы А. Островского «Гроза» говорит о том, что дети должны почитать своих родителей, но на самом деле она пытается заставить своих домочадцев жить по её грубым законам, подавляет волю Тихона, Катерины, контролирует их каждый шаг, что приводит к трагической гибели Катерины и разрушению всей семьи. В заключение хотелось бы сказать, что произведение И.
Тургенева заставляет нас, своих читателей, задуматься о том, что родительская любовь, с одной стороны, бывает самоотверженной, героической, несущей добро своим детям. С другой стороны, слепая любовь, необдуманные поступки взрослых людей губят лучшее, что может быть в отношениях между отцами и детьми. Сочинение—рассуждение по тексту Н. Гумилёва Исходный текст: 1 Весь конец этого лета для меня связан с воспоминаниями об освобождённом и торжествующем пламени. Гумилеву Сочинение — рассуждение: Передо мною текст известного русского писателя, поэта Н. На мой взгляд, этот фрагмент посвящён проблеме сохранения человеческого достоинства. Обозначенная проблема актуальна, поскольку она вечная, традиционная в русской литературе. Кроме того, этот вопрос не может не волновать каждого, независимо от его возраста, социального статуса. Как остаться Человеком? Как не сломаться, сохранить в себе лучшие качества?
Об этом мы читаем в произведениях Л. Толстого, М. Шолохова, М. Булгакова, В. Шаламова, А. Солженицына и многих других писателей. Безусловно, вопрос, волнующий Н. Гумилева, относится к категории нравственных, так как тесно связан с такими понятиями, как жестокость и доброта, долг и совесть. Герой-рассказчик восхищается «великолепным помещичьим домом». У него появляется мысль о том, чтобы воспользоваться отсутствием хозяев, взять картины с собой.
Но внутренний нравственный барьер останавливает героя. Через несколько часов дом сжигают, а рассказчик сожалеет не о сгоревших картинах, а о том, что «идёт война». Так в «торжествующем» пламени войны, поглощающем всё на своём пути, герой остаётся порядочным, честным, он не теряет в этих жестоких условиях своё человеческое достоинство. Таким образом, вырисовывается авторская позиция: Н. Гумилёв подчёркивает антигуманную сущность войны и считает, что человеком нужно оставаться всегда, несмотря ни на что. Войны, революции, конфликты — это экстремальные ситуации, которые обнажают нравственную суть каждого. Именно они рождают зло, жестокость, равнодушие по отношению к ближнему. Вспомним героев поэмы А.
То была первая тихая ночь в разбитом сталинграде сочинение егэ
Мы можем услышать живой голос Пушкина и увидеть живую улыбку Гоголя и можем пережить ни с чем не сравнимое чувство освобождения от остросегодняшнего, сиюминутного, чтобы потом, вернувшись к нему, по-новому его увидеть, понять и новым смыслом наполнить. Историческое время — это сегодня плюс века, плюс тысячелетия; это я плюс миллионы людей, которые до меня жили. Было бы наивно утверждать, что этих чувств люди не испытывали раньше, что историческое время стало доступным лишь человеку второй половины XX столетия. Конечно, во все века сердце человека хотело вобрать в себя больше, чем отпущено на одну человеческую жизнь. Но, кажется мне, именно сегодня, когда рождается переживание истории человечества как чего-то личного и сама история делается живой человеческой общностью, развивается в человеке совершенно новое чувство, которое можно назвать историческим, — именно сегодня мы входим в историческое время, как входят в море… Я пишу эти строки на берегу Балтийского моря, недавно было оно покрыто льдом, и не верилось, что это море, думалось: белое холмистое поле. Но вот утром к вышел на балкон, и меня ослепило резко-синее, живое.
За одну ночь южный ветер съел лед — море раскрылось. А через несколько дней в старых соснах, на берегу, пели соловьи. На вечере бестужевок, когда уже все собрались расходиться и говорили стоя самое последнее, кто-то из женщин рассказал, что ее родственница училась в гимназии с дочерью Анны Керн и она видела ее — дочь возлюбленной Пушкина — летом на даче сидели за одним столом на веранде, пили из самовара чай… Это мимолетное и, в сущности, малозначительное воспоминание поразило меня не меньше, чем если бы я увидел человека, стоящего рядом с Лаурой, воспетой Петраркой, в Авиньонской церкви. Меня оно поразило потому, что я подумал, ощутил: если дотронусь сейчас до руки старой бестужевки, то почувствую тепло руки Пушкина. Я с каким-то суеверным чувством дотронулся, коснулся.
И почувствовал в самом деле тепло пушкинской ладони. Мне хотелось бы рассказать в этом эссе о стихах Баратынского и Третьяковской галерее, о переулках старого Арбата и о том, как шумит дождь летом в яснополянском лесу, потому что все это имеет, по-моему, самое непосредственное отношение к историческому времени. С особой силой наслаждаешься им на родной, национальной почве. Тот, кто не испытал особого чувства при виде старинной тургеневской усадьбы на Орловщине, ничего особенного не ощутит и в готическом соборе. Когда я ощутил нежное, сухое тепло руки Пушкина, коснувшись старой-старой руки руки у них, у бестужевок, одряхлели больше лиц , я подумал, что бессмертие не выдумано философами и поэтами.
Иногда достаточно легко, почти неслышно дотронуться до чьей-то ладони, чтобы утвердиться в его реальности. Текст 11 Сочинение 1 Как и когда родилась моя страсть к путешествиям, любовь к природе, к своей земле? Описанные в книге, волновали меня необычайно. Через поле битвы я гордо возвращался в заветный свой уголок. Иван Сергеевич Соколов-Микитов.
Текст 12 В это время я стал писать из тщеславия, корыстолюбия и гордости. В писаниях своих я делал то же самое, что и в жизни. Для того чтобы иметь славу и деньги, для которых я писал, надо было скрывать хорошее и выказывать дурное. Я так и делал. Сколько раз я ухитрялся скрывать в писаниях своих, под видом равнодушия и даже легкой насмешливости, те мои стремления к добру, которые составляли смысл моей жизни.
И я достигал этого: меня хвалили. Двадцати шести лет я приехал после войны в Петербург и сошелся с писателями. Меня приняли как своего, льстили мне. И не успел я оглянуться, как сословные писательские взгляды на жизнь тех людей, с которыми я сошелся, усвоились мною и уже совершенно изгладили во мне все мои прежние попытки сделаться лучше. Взгляды эти под распущенность моей жизни подставили теорию, которая ее оправдывала.
Взгляд на жизнь этих людей, моих сотоварищей по писанию, состоял в том, что жизнь вообще идет развиваясь и что в этом развитии главное участие принимаем мы, люди мысли, а из людей мысли главное влияние имеем мы — художники, поэты. Наше призвание — учить людей. Для того же, чтобы не представился тот естественный вопрос самому себе: что я знаю и чему мне учить, — в теории этой было выяснено, что этого и не нужно знать, а что художник и поэт бессознательно учит. Я считался чудесным художником и поэтом, и потому мне очень естественно было усвоить эту теорию. Я — художник, поэт — писал, учил, сам не зная чему.
Мне за это платили деньги, у меня было прекрасное кушанье, помещение, женщины, общество, у меня была слава. Стало быть, то, чему я учил, было очень хорошо. Быть жрецом ее было очень выгодно и приятно. И я довольно долго жил в этой вере, не сомневаясь в ее истинности. Но на второй и в особенности на третий год такой жизни я стал сомневаться в непогрешимости этой веры и стал ее исследовать.
Первым поводом к сомнению было то, что я стал замечать, что жрецы этой веры не все были согласны между собою. Одни говорили: мы — самые хорошие и полезные учители, мы учим тому, что нужно, а другие учат неправильно. А другие говорили: нет, мы — настоящие, а вы учите неправильно. И они спорили, ссорились, бранились, обманывали, плутовали друг против друга. Кроме того, было много между нами людей и не заботящихся о том, кто прав, кто не прав, а просто достигающих своих корыстных целей с помощью этой нашей деятельности.
Всё это заставило меня усомниться в истинности нашей веры. Кроме того, усомнившись в истинности самой веры писательской, я стал внимательнее наблюдать жрецов ее и убедился, что почти все жрецы этой веры, писатели, были люди безнравственные и, в большинстве, люди плохие, ничтожные по характерам — много ниже тех людей, которых я встречал в моей прежней разгульной и военной жизни — но самоуверенные и довольные собой, как только могут быть довольны люди совсем святые или такие, которые и не знают, что такое святость. Люди мне опротивели, и сам себе я опротивел, и я понял, что вера эта — обман. Но странно то, что хотя всю эту ложь веры я понял скоро и отрекся от нее, но от чина, данного мне этими людьми, — от чина художника, поэта, учителя, — я не отрекся. Я наивно воображал, что я — поэт, художник, и могу учить всех, сам не зная, чему я учу.
Из сближения с этими людьми я вынес новый порок — до болезненности развившуюся гордость и сумасшедшую уверенность в том, что я призван учить людей, сам не зная чему. Теперь, вспоминая об этом времени, о своем настроении тогда и настроении тех людей таких, впрочем, и теперь тысячи , мне и жалко, и страшно, и смешно, — возникает именно то самое чувство, которое испытываешь в доме сумасшедших. И тысячи нас, отрицая, ругая один другого, все печатали, писали, поучая других. И, не замечая того, что мы ничего не знаем, что на самый простой вопрос жизни: что хорошо, что дурно, — мы не знаем, что ответить, мы все, не слушая друг друга, все враз говорили, иногда потакая друг другу и восхваляя друг друга с тем, чтоб и мне потакали и меня похвалили, иногда же раздражаясь и перекрикивая друг друга, точно так, как в сумасшедшем доме. Тысячи работников дни и ночи из последних сил работали, набирали, печатали миллионы слов, и почта развозила их по всей России, а мы всё еще больше и больше учили, учили и учили и никак не успевали всему научить, и всё сердились, что нас мало слушают.
Ужасно странно, но теперь мне понятно. Настоящим, задушевным рассуждением нашим было то, что мы хотим как можно больше получать денег и похвал. Для достижения этой цели мы ничего другого не умели делать, как только писать книжки и газеты. Мы это и делали. Но для того, чтобы нам делать столь бесполезное дело и иметь уверенность, что мы — очень важные люди, нам надо было еще рассуждение, которое бы оправдывало нашу деятельность.
И вот у нас было придумано следующее: всё, что существует, то разумно. Всё же, что существует, всё развивается. Развивается же всё посредством просвещения. Просвещение же измеряется распространением книг, газет. А нам платят деньги и нас уважают за то, что мы пишем книги и газеты, и потому мы — самые полезные и хорошие люди.
Рассуждение это было бы очень хорошо, если бы мы все были согласны; но так как на каждую мысль, высказываемую одним, являлась всегда мысль, диаметрально противоположная, высказываемая другим, то это должно бы было заставить нас одуматься. Но мы этого не замечали. Нам платили деньги, и люди нашей партии нас хвалили, — стало быть, мы, каждый из нас, считали себя правыми. Теперь мне ясно, что разницы с сумасшедшим домом никакой не было; тогда же я только смутно подозревал это, и то только, как и все сумасшедшие, — называл всех сумасшедшими, кроме себя. Текст 13 Сочинение Андрей родился и рос в Калуге.
На окраине стоял бревенчатый просторный дом. Запах смолы не выветривался, не уходил из него, хотя бревна, из которых он был сложен, были очень старые. Когда приходила весна, весь дом наполнялся запахами земли, листвы, сада. Комнаты были прохладные, полы крашеные, чисто вымытые, а в раскрытые окна бежал ветер. И теперь, когда Андрей стал взрослым, каждая новая весна несла ему эти незабываемые запахи его детства — земли, травы, ветра.
Окна в их доме распахивались рано, гораздо раньше, чем у других. В кабинете отца стоял массивный письменный стол, резной, огромный, и глубокое кожаное кресло. По стенам стояли шкафы — очень старые, полные старинных медицинских книг. Их читал еще прадед Андрея, он и положил начало этой библиотеке. Отец — Николай Петрович — редко снимал их с полки, но дорожил ими.
И все вместе — стол, кресло, книжные шкафы — уважительно называлось «папина библиотека». В папиной библиотеке всегда было чисто, прохладно и чуть сумрачно: окна выходили на север, да еще у самых окон росли кусты бузины. У мамы тоже была своя комната и свои книги. Но у мамы все было другое. Ее комнату заливал яркий свет, и в окна заглядывала сирень.
Солнце кочевало от одного окна к другому. Тут не было штор, только легкие светлые занавески. И казалось, что комната вплывает прямо в сад. На мамином кресле всегда лежала какая-нибудь книга, а любила она книги, которые в детстве казались Андрею скучными: Чехов, Гончаров, Ибсен и Гамсун. Все в мире открывала Андрею мать.
И он понял, что тишину можно слушать. Однажды поздней осенью они шли по лесу, по желтым лесным дорожкам. Только выпал первый снег — тонкий, редкий, словно не снег, а изморось. И вдруг мама сказала: — Посмотри, березовые листья как золотые пятаки на снегу. А кленовые — как будто след птичьей лапки.
А вот дубовый, распластанный — погляди. Мать ответила радостным смехом: — Да, да! Как будто медведь прошел! Да, видеть это, радоваться этому тоже научила его она. Он не мог бы рассказать, как она воспитывала его, он и не знал, что его «воспитывают».
Однажды, вернувшись из школы, он сказал: — Мама, Елена Федоровна говорит: «Москвин, ты ведешь себя примерно, я поручаю тебе после уроков приносить мне фамилии ребят, которые плохо ведут себя на перемене». Что же мне делать? Не стану я записывать Мать ответила: — Отчего же? Да только всегда одну фамилию — спою собственную. Андрею стало весело — в самом деле, как хорошо и просто она придумала.
А в другой раз было так. Мать работала в саду — она сама выращивала цветы: ранней весной — незабудки, анютины глазки, летом — розы и флоксы, осенью — астры и георгины. Вернувшись из городского сада, где он играл с ребятами в казаки-разбойники, Андрей стоял и задумчиво глядел, как, сидя на корточках, она копается в земле. Оба молчали И вдруг, вскинув на него глаза, она спросила с мягкой насмешкой: — А ты не устал стоять? Ему было тогда лет семь.
Пожалуй, никакой самый беспощадный укор не запечатлелся бы в его памяти так глубоко, как эти насмешливые слова. Всю домашнюю работу они делали вдвоем: мыли полы, летом белили стены мать не признавала маляров. Когда она стирала, Андрей приносил из колодца воду. А полоскать ходили на речку. Они вместе несли корзину с бельем, и по дороге он мог спрашивать обо всем на свете.
Она никогда не отвечала: «Тебе это рано знать» или: «Ты этого не поймешь». Однажды она рассказала Андрею историю английского капитана Скотта, который открыл Южный полюс на пятнадцать дней позже норвежца Амундсена. Андрея долго не оставляла мысль о том, как они шли обратно — пятеро друзей по снежной пустыне на отяжелевших лыжах, обманутые в своей надежде, в своей мечте. Подумать только — опоздать на пятнадцать дней! Он видел капитана, который, лежа в палатке, окоченевшей рукой выводил на бумаге последние слова друзьям и родным.
Их нашли мертвыми. Кажется, через год. Они лежали так, как их застала смерть, — обманутые, обессиленные, но не сдавшиеся. Тогда не было самолетов, — думал Андрей. Я бы сел на самолет и полетел бы к ним.
Я приземлился бы и — вот она, палатка, я бегу, бегу туда, ноги вязнут в снегу… — Капитан Скотт, — говорил он дрогнувшим голосом, — вы спасены! Я советский летчик! Я прилетел за вами! Этот ответ казался Андрею легкомысленным, он ожидал Слов более высоких, красивых, торжественных, а все же он радовался, что она так быстро, так легко вошла в игру, не придирается, не говорит: «Тогда еще не было советских летчиков», — нет, ей ничего не надо объяснять. Да, да!
Именно так должен был отвечать капитан! Пер Вое его слово не о себе — о друзьях! И Андрей поил отважных исследователей вином, давал им лекарства, сажал их в самолет, и они летели высоко над бескрайней снежной равниной. Проснувшись утром, Андрей слышал: — Здравствуй, милый! Так говорила она и проводила рукой по его щеке.
И звук этого голоса он вызывал в своей памяти всякий раз, когда ему бывало трудно, уже много времени спустя после ее смерти. И сейчас, уже взрослым, увидев чашку с молоком, он вспоминал ту, белую в красных горошинах чашку, которая ждала его когда-то на кухонном столе. Придя из школы, он останавливался у порога и переобувался, чтобы не наследить в комнатах. И горячая плита, и потрескиванье дров, и чашка с молоком, и простое слово «Здравствуй! Главным человеком в доме была она.
Андрей вырос с этим чувством и не понимал, как может быть иначе. В их доме все комнаты постоянно — даже поздней осенью — были полны цветов. Цветы стояли в банках, кувшинах, ведрах. Они стояли повсюду и часто мешали отцу, но он никогда не забывал сказать, разводя большими руками: — Какая прелесть твои цветы, Анюта! Когда мать играла на старом пианино, где «до-диез» не откликалось вообще, а «фа» простужено дребезжало, отец слушал задумчиво и благоговейно.
Он был старше матери, и Андрей с детства помнил его сутулым, с седыми висками, в очках. Даже на детской фотографии Николай Петрович походил на себя взрослого — сутулый подросток в очках. И так было странно, что его когда-то называли Колей. Мама хоть и говорила ему «ты», но называла Николай Петрович. А отец говорил ей Анюта или «дитя мое».
И Андрею это нисколько не казалось смешным. Появились у матери седые волосы и морщины прорезали высокий, чистый лоб, а отец все говорил «дитя мое». Фрида Вигдорова. Это естественное и — в сущности — очень скромное желание, незаметно выросло у меня в неодолимую потребность и, со всей энергией юности, я стал настойчиво обременять знакомых «детскими» вопросами. Одни искренно не понимали меня, предлагая книги Ляйэля и Леббока; другие, тяжело высмеивая, находили, что я занимаюсь «ерундой»; кто-то дал «Историю философии» Льюиса; эта книга показалась мне скучной, — я не стал читать ее.
Среди знакомых моих появился странного вида студент в изношенной шинели, в короткой синей рубахе, которую ему приходилось часто одергивать сзади, дабы скрыть некоторый пробел в нижней части костюма. Близорукий, в очках, с маленькой, раздвоенной бородкой, он носил длинные волосы «нигилиста»; удивительно густые, рыжеватого цвета, они опускались до плеч его прямыми, жесткими прядями. В лице этого человека было что-то общее с иконой «Нерукотворенного Спаса». Двигался он медленно, неохотно, как бы против воли; на вопросы, обращенные к нему, отвечал кратко и не то угрюмо, не то — насмешливо. Я заметил, что он, как Сократ, говорит вопросами.
К нему относились неприязненно. Я познакомился с ним, и, хотя он был старше меня года на четыре, мы быстро, дружески сошлись. Звали его Николай Захарович Васильев, по специальности он был химик. Помни то, что уж чувствуешь: свобода мысли — единственная и самая ценная свобода, доступная человеку. Ею обладает только тот, кто, ничего не принимая на веру, все исследует, кто хорошо понял непрерывность развития жизни, ее неустанное движение, бесконечную смену явлений действительности.
Он встал, обошел вокруг стола и сел рядом со мною. Я не хочу вбивать мои мнения в твой мозг; я вообще никого и ничему не могу учить, кроме математики, впрочем. Я особенно не хочу именно тебя учить, понимаешь. Я — рассказываю. А делать кого-то другого похожим на меня, это, брат, по-моему, свинство.
Я особенно не хочу, чтобы ты думал похоже на меня, это совершенно не годится тебе, потому что, брат, я думаю плохо. Он бросил папиросу на землю, растоптав ее двумя слишком сильными ударами ноги. Но тотчас закурил другую папиросу и, нагревая на огне спички ноготь большого пальца, продолжал, усмехаясь невесело: — Вот, например, я думаю, что человечество до конца дней своих будет описывать факты и создавать из этих описаний более или менее неудачные догадки о существе истины или же, не считаясь с фактами — творить фантазии. В стороне от этого — под, над этим — Бог. Но — Бог — это для меня неприемлемо.
Может быть, он и существует, но — я его не хочу. Видишь — как нехорошо я думаю. Да, брат… Есть люди, которые считают идеализм и материализм совершенно равноценными заблуждениями разума. Они — в положении чертей, которым надоел грязный ад, но не хочется и скучной гармонии рая. Он вздохнул, прислушался к пению виолончели.
Ищи сам… Я был глубоко взволнован его речью, — я понял в ней столько, сколько надо было понять для того, чтоб почувствовать боль души Николая. Взяв друг друга за руки, мы с минуту стояли молча. Хорошая минута! Вероятно — одна из лучших минут счастья, испытанного мною в жизни. Текст 2 Сочинение 1 На полярных зимовках в Арктике, как и во всех многолюдных экспедициях, бывают дельные люди и бездельники, скучные и весёлые, бодрые и унылые, здоровые и больные.
Соколов-Микитов Иван Сергеевич. Величайшую, казалось, самую несбыточную мечту о справедливом переустройстве жизни мы первыми осуществили в нашей стране: на полях списка исторических мечтаний у раздела «Социализм» мы уже поставили отметку о выполнении. И ничто на свете не сможет покол: нашу уверенность в том, что недалека пора, когда сбудутся один за другим все самые смелые помыслы человечества. Завоевать межпланетные пространства, проникнуть в иные миры — одно из давнишних мечтаний обитателей земного шара. В самом деле, неужели человек обречен довольствоваться лишь одной крупинкой мироздания — маленькой Землей?
Фантасты бередили самолюбие обитателей нашей планеты. Ученые искали способов достичь звездных миров или по крайней мере Луны. В отважных умах рождались различные догадки, то научные, то фантастические. Он, например, предлагал, как пишет Эдмонд Ростан, «сесть на железный круг и, взяв большой магнит, забросить вверх его высоко, пока не будет видеть око: он за собой железо приманит. Вот средство верное.
А лишь он вас притянет, схватить его быстрей и вверх опять… Так поднимать он бесконечно станет». Или, заметив, что от Луны зависят приливы и отливы, рекомендовал: «В тот час, когда волна морская всей силой тянется к Луне», выкупаться, лечь на берегу и ждать, пока сама Луна не притянет вас к себе. Ru Но один из советов Бержерака был не так уж далек от истины. Это способ номер три: «…Устроивши сперва кобылку на стальных пружинах, усесться на нее и, порохом взорвав, вмиг очутиться в голубых равнинах». Жюль Верн послал своих выдуманных героев на Луну в пушечном ядре.
Герберт Уэллс заставил своего героя изобрести особое вещество, не пропускающее будто бы земного притяжения. Окружив этим веществом «кэворитом» летательный аппарат, герой Уэллса покинул Землю и устремился к Луне, открыв для этого «кэворитовые» заслонки на той стороне своего снаряда, которая была обращена к древнему спутнику Земли. Ученые с сомнением покачивали седыми головами, вооружались очками и цифрами и доказывали, что, например, в пушечном снаряде человеку лететь никак нельзя: ядро вылетит из пушки сразу с огромной скоростью, необходимой для совершения дальнейшего полета, толчок будет столь ужасен, что никакие матрацы, пружины или ванны со специальной жидкостью, амортизирующей удар, не спасут пассажиров. Собственный вес расплющит их в момент выстрела. И затем, ну хорошо, допустим, этого каким-то чудом не случится и вы долетите до Луны.
А обратно?.. Кто вами выстрелит? Так же расправилась наука и с «кэворитом» Уэллса. Законы физики напомнили, что если бы даже и можно было найти вещество, «заслоняющее» тело от притяжения Земли, то, чтобы задвинуть такую заслонку, понадобилось бы затратить столько же энергии, сколько требуется, чтобы вынести тело за пределы земного тяготения, то есть забросить его на такое расстояние от нашей планеты, где сила ее притяжения равна нулю. Иначе это противоречило бы одному из основных законов природы — закону сохранения энергии.
А кроме того, над таким веществом, способным «заслонять» тела от тяготения Земли, образовался бы в атмосфере вихревой колодец, в котором воздух, не удерживаемый земным притяжением, стал бы уходить в космическое пространство и вся атмосфера бы «вытекла» через такую воздушную шахту. Что же, значит, человечество навсегда приковано к Земле и надо оставить все попытки оторваться от нее? Но он может летать, лишь опираясь на воздух, черпая в его сопротивлении подъемную силу. Пропеллер не потянет аппарат в безвоздушном межпланетье, так как будет вертеться впустую. Воздушный шар?
Но ведь они тоже плывут только в атмосфере, несомые газами, более легкими, чем окружающий воздух. В пустоте они не могут держаться. Ученые качали головами, терли очки, но выхода не видели. Лев Кассиль. Человек, шагнувший к звёздам.
Текст 4 Как же давно я мечтал и надеялся жарким летним днем пойти через Красную гору к плотине на речке Юг. Красная гора — гора детства и юности. И этот день настал. Открестившись от всего, разувшись, чтобы уже совсем как в детстве ощутить землю, по задворкам я убежал к реке, напился из родника и поднялся на Красную гору. Справа внизу светилась и сияла полная река, прихватившая ради начала лета заречные луга, слева сушились на солнышке малиново-красные ковры полевой гвоздики, а еще левей и уже сзади серебрились серые крыши моего села.
А впереди, куда я подвигался, начиналась высокая бледно- зеленая рожь. По Красной горе мы ходили работать на кирпичный завод. Там, у плотины, был еще один заводик, крахмалопаточный, стояли дома, бараки, землянки. У нас была нелегкая взрослая работа: возить на тачках от раскопа глину, переваливать ее в смеситель, от него возить кирпичную массу формовщицам, помогать им расставлять сырые кирпичи для просушки, потом, просушенные, аккуратненько везти к печам обжига. Там их укладывали елочкой, во много рядов, и обжигали сутки или больше.
Затем давали остыть, страшно горячие кирпичи мы отвозили в штабели, а из них грузили на машины или телеги. Также пилили и рубили дрова для печей. Обращались с нами хуже, чем с крепостными. Могли и поддать. За дело, конечно, не так просто.
Например, за пробежку босыми ногами по кирпичам, поставленным для просушки. Помню, кирпич сохранил отпечаток ступни после обжига, и мы спорили чья. Примеряли след босыми ногами, как Золушка туфельку. Обедали мы на заросшей травой плотине. Пили принесенное с собой молоко в бутылках, прикусывали хлебом с зеленым луком.
Тут же, недалеко, выбивался родник, мы макали в него горбушки, размачивали и этой сладостью насыщались. Формовщицы, молодые девушки, но старше нас, затевали возню. Даже тяжеленная глина не могла справиться с их энергией. Дома я совершенно искренне спрашивал маму, уже и тогда ничего не понимая в женском вопросе: — Мам, а почему так: они сами первые пристают, а потом визжат? Вообще это было счастье — работа.
Идти босиком километра два по росе, купаться в пруду, влезать на дерево, воображать себя капитаном корабля, счастье — идти по опушке, собирать алую землянику, полнить ею чашку синего колокольчика, держать это чудо в руках и жалеть и не есть, а отнести домой, младшим — брату и сестренке. И сегодня я шел босиком. Шел по тропинкам детства. Но уже совсем по другой жизни, нежели в детстве: в селе, как сквозь строй, проходил мимо киосков, торгующих похабщиной и развратом в виде кассет, газет, журналов, мимо пивных, откуда выпадали бывшие люди и валились в траву для воссоздания облика, мимо детей, которые слышали матерщину, видели пьянку и думали, что это и есть жизнь и что им так же придется пить и материться. Но вот что подумалось: моя область на общероссийском фоне — одна из наиболее благополучных в отношении пьянства, преступности, наркомании, а мой район на областном фоне меньше других пьет и колется.
Сочинение 3 класс. Сочинение третий класс. Сочинение на разные темы. Сочинение если бы я был. Сочинение на тему если бы я. Сочинение на тему если бы я был. Сочинение если бы я был бы директором. Работа с сочинение 2 класс. Сочинение о поездке с детьми.
Смешные сочинения про мечту фото. Сочинение 3 класс незаметные вещи. Нефедова м. Сорок вопросов родителей о детях". Приставка фон в немецких фамилиях. Списать сочинение. Мини сочинение с тематическим разбором. Текст сочинения по русскому языку. Сочинение рассуждение по отрывку.
Готовое сочинение рассуждение. Сочинение 9. Эссе сочинение рассуждение. Сочинение рассуждение сочинение. Сочинение размышление. Спиши расставляя пропущенные буквы. Спишите расставляя пропущенные буквы. Спишите предложения вставляя недостающие знаки препинания. Спишите расставив пропущенные буквы и знаки препинания.
Русский 5 класс упражнение 567. Русский язык 5 класс 2 часть упражнение 567. Русский язык 5 класс 2 часть страница 82 упражнение 567. Русский язык 5 класс страница 82 упражнение 567. Проблема отцов и детей сочинение. Сочинение на тему проблема отцов и детей. Почему проблему отцов и детей называют вечной. Проблема отцов и детей сегодня сочинение. Сочинение на тему чувства.
Сочинение рассуждение по рассказу. Сочинение на тему эмоции человека. Сочинения на тему человек всегда человек. Сочинение на тему утро изменившее жизнь. Сочинение после бала. После бала тема утро, изменившее жизнь. Утро изменившее жизнь по рассказу после бала сочинение. Легко ли быть молодым сочинение. Легко ли быть молодым сочинение рассуждение.
Сочинение легко быть молодым. Сочинение трудно ли быть молодым. Сочинение моя любимая сказка. Сочинение на тему моя любимая книга. Сочинение о любимой сказке. Сочинение на тему моя любимая сказка. Сочинение вид из окна. Сочинение вид из моего окна. Сочинение на тему вид из окна.
Сочинение вид из моего окна 6 класс. Сочинения по рассказам Бунина. Сочинение на тему любовь. Сочинение по произведению Кавказ Бунина. Сочинение по рассказу Кавказ Бунина. Бунин и. Иван Бунин рассказы темные аллеи. Рассказ темные аллеи Бунин. Рассказы Бунина темные аллеи.
Сочинение на тему зима. Сочинение на тему щим а. Сочинение на тему Сима. Сочинение на тему зымаг. Преступление и наказание сочинение. Сочинение по преступлению и наказанию. Сочинение на тему преступление и наказание. Темы сочинений по преступлению и наказанию. Сочинение на тему смешная история.
Сочинение на тему весёлый случай. Смешной случай из жизни сочинение.
По тексту К. Паустовского «Лефортовские ночи». Война…Такое короткое, но такое страшное слово. Сколько жизней она уносит за собой, сколько ломает человеческих судеб. Предоставляет ли война выбор простому человеку распоряжаться своей судьбой?
Этим вопросом задаётся К. Паустовский в предложенном для анализа тексте. Размышляя над проблемой, рассказчик вспоминает годы Великой Отечественной войны, когда он работал кондуктором трамвая, выполняя функцию перевозки раненых с вокзала в военные госпитали Москвы. Каждую ночь к вагонам подходили женщины в надежде, что «среди раненных найдётся муж, брат, сын или однополчанин родного человека и расскажет о его судьбе». Война вынудила их родных уйти на фронт и защищать Родину. У этих женщин не было другого выбора, кроме как ждать и надеяться на лучшее: ждать, что война закончится, а сын или муж, или отец, или брат вернётся живым, и всё возвратится на свои круги. Война не оставила выбора и раненому солдату-австрийцу, попавшему в плен «у велика-велика битва».
Как бы сложилась судьба этого военного, если бы он не «попал по воле «швабов» прямо из своей деревни» в кровавое сражение? Разве можно винить его в том, «что он поднял оружие против братьев»? Эти вопросы не дают покоя рассказчику. Дополняя друг друга, примеры приводят к мысли, что война действительно не оставляет выбора простым людям. Калечит, лишает жизни и семьи, создаёт невыносимые условия, забирает близких. Позиция автора ясна: в условия войны простой человек не волен в выборе своей судьбы, за него всё решает война.
Чтобы по достоинству оценить красоту наших пейзажей, нужно быть русским. У других наций нет такой сильной связи между эстетическим ощущением и любовью к родине. Поэтому автор призывает русских художников не "забывать об одной простой функции искусства - будить и освещать в соплеменнике чувство родины". Ощущение родины для русского человека - это ощущение счастья. Да, я согласна с мнением автора.
Информация
По тексту С. А. Пророковой «Ночь была особенно тяжёлой. Больной страдал. Сердце так болело, что казалось будто сквозь него протягивают такие верёвки». Это приём экспрессивного синтаксиса (слишком эмоционально для сочинения ЕГЭ). Главная» Новости» Сочинение егэ непосильный труд в малоземове гостит.
Ночь была особенно тяжелой сочинение
Но картины Левитана всё равно позволяют нам «дополнить кропотливый труд исследователей и проникнуть в его жизнь». Этот пример доказывает, что память о великом человеке живёт в душах других людей, и для этого вовсе не важно знать подробности его личной жизни. Приведённые аргументы взаимосвязаны и дополняют друг друга. Тем самым автор текста подчёркивает важную мысль: по-настоящему великого человека всегда будут помнить и ценить благодаря его творческому наследию. Итогом размышлений С. Пророковой становится следующая позиция: память о творце живёт в его картинах и душах людей. Нельзя не согласиться с точкой зрения автора. Поступок брата Левитана поистине поразителен: следуя воле умирающего, он ничего не рассказывал биографам о художнике. А между тем у И.
Когда человек взрослеет, он радуется, "счастлив, что расстаётся с детством". Затем начинается взрослая жизнь, только теперь "краски бледнеют, и яркость не такая, как раньше". С взрослением в сердце появляется ощущение холода, пустоты. Со временем "в сердце все больше пустот". Восхищение миром в детстве сменяется разочарованием. Автор убеждён в том, что чем раньше человек становится старше, тем ему грустнее. Взросление вносит в жизнь по большей мере грустные, пессимистические ноты, однако добрые воспоминания делают взрослую жизнь теплее и светлее. Не могу не согласиться с мнением автора. Действительно, человек взрослеет и восприятие мира у него меняется. Все то, что казалось ярким и тёплым со временем, к сожалению, становится более тусклым и холодным. Прочитав текст, я с удивлением для себя открыла, что и мое мировосприятие изменилось. То, что раньше вызывало радость сейчас кажется обыденным. Восторг пропал, на его месте появились переживания, тоска. Проблема изменения восприятия мира является одной из ключевых проблем в русской литературе. Так, например, она ставится в романе-эпопее Льва Николаевича Толстого "Война и мир". В начале романа Наташа Ростова показана яркой, весёлой и жизнерадостной девочкой. Лев Николаевич Толстой показывает читателям ребёнка, который любит всех окружающих людей и мир. Читая эпилог, мы видим Наташу уже взрослой женщиной. Несмотря на то что она стала матерью и полностью ушла в заботы о муже и детях, Наташа не утратила природной естественности своей натуры. Именно это спасло ее душу от разрешения. Также данная проблема ставится в поэме Николая Васильевича Гоголя "Мертвые души". Сейчас же он относится к этому с безразличие. И тогда, возможно, мир остался бы таким же ярким, теплыем, необыкновенным, как в детстве. Ведь добрые и приятные сердцу воспоминания делают взрослую жизнь более тёплой и светлой. Деревья только-только начали сбрасывать одеяние, и листья падали, покачиваясь в воздухе, бесшумно и плавно. Было прохладно и легко, а потому и весело. Осенний запах леса - особенный, неповторимый, стойкий и чистый настолько, что за десятки метров Бим чуял хозяина. ТЕПЕРЬ хозяин сел на пенек, приказал Биму тоже сидеть, а сам снял кепку, положил к рядом на землю и смотрел на листья. И слушал тишину леса. Ну конечно же, он улыбался! Он был сейчас таким, как всегда перед началом охоты. И вот хозяин встал, расчехлил ружье, вложил патроны. Бим задрожал от волнения. Иван Иваныч потрепал его ласково по загривку, отчего Бим еще больше разволновался. Бим пошел! Малым челноком пошел, лавируя между деревьями, приземисто, пружинисто и почти бесшумно. Иван Иваныч потихоньку двинулся за ним, любуясь работой друга. Теперь лес со всеми красотами остался на втором плане: глввгое-Бим, изящный, страстный, легкий на ходу. Изредка подзыавая его к себе, Иван Иваныч приказал ему лежать, чтобы дать успокоиться, втянуться. А вскоре Бим уже пошел ровно, со знанием дела. Великое искусство - работа сеттера! ВОТ он идет легким галопом, подняв голову ему не надо опускать ее и искать низом, он берет запахи верхом, при этом шелковистая шерсть облегает его точеную шею. Лес молчал. Лишь чуть-чуть играли золотые листья березы, купаясь в блестках солнца. Бесшумно трепетать оставшиеся на осина серебряно-серенькие листья. А на палой желтой листве стояла собака-одно из лучших творений природы и терпеливого человека. Ни единый мускул не дрогнул! Вот что такое классическая стойка в желтом лесу! Бим поднял вальдшнепа на крыло. Лес встрепенулся, ответив недовольным, обиженным эхом. Казалось, береза, забравшаяся на границу дубняка и осинника, испугалась, вздрогнула. Дубы охнули, как богатыри. Осины, что рядом, торопливо посыпали листьями. Вальдшнеп упал комом. Бим подал его по всем правилам.
Такую проблему рассматривает замечательный писатель Владимир Тендряков в данном тексте. Эту страшную картину видели и советские солдаты, и пленные немцы. Литература о Великой Отечественной войне дает нам много примеров, когда в самых страшных условиях люди сохраняли в себе человечность. Рассказ М. Он живет ради этого мальчика, Ванюшки, отдает ему все самое хорошее, что есть в душе.
Именно этот вопрос ставит известный русский писатель Константин Георгиевич Паустовский в тексте, предложенном для анализа. Чтобы привлечь внимание читателя к поставленной проблеме, автор пишет о главном герое, который работал трамвайщиком во время войны и помогал по ночам перевозить раненых в больницы. Каждый раз к вокзалу подходили женщины и вглядывались в лица раненых, надеясь, что «среди раненых найдётся муж, брат, сын или однополчанин родного человека и расскажет о его судьбе». Эти женщины никогда не были на войне, но ощущали на себе всю ее тяжесть, ведь на фронте сражались их родные люди. Так автор отмечает, что ожидание новостей от близких даже страшнее, чем прямое участие в войне, в этом и проявляется ее бесчеловечность. Важны также слова автора о встрече рассказчика с раненым австрийцем, который старался ему что-то сообщить, но смог сказать только: «Есмь славянин! Полонённый у велика-велика битва… брат мой», Рассказчик так и не смог понять смысл этих слов, однако он точно знал: люди на фронте лицом к лицу встречаются с войной.
Ночь давно а я все еще бреду по горам к перевалу сочинение
Новости ЕГЭ и ОГЭ. Сочинения на ЕГЭ - ЕГЭ по русскому. Сочинение егэ по тексту лотмана а мне наплевать. По тексту Д. Гранина «Ночью было видно, как горел Ленинград.». по картинам Лучшие сочинения Примеры сочинений Сочинения ЕГЭ — Итоговое сочинение ЕГЭ — Аргументы к сочинению ЕГЭ — Историческое сочинение Анализ произведения ЕГЭ по обществознанию Топики по английскому — Эссе по английскому. (10)Особенно тяжело было ночью.
Сочинение ночь была особенно тяжелой больной
| Глубокая зимняя ночь по Куприну сочинение (ЕГЭ Русский язык) – 100 сочинений | Сочинение егэ по тексту лотмана а мне наплевать. |
| Ночь была особенно тяжелой сочинение | Мы публикуем реальные сочинения реальных, живых и чувствительных к критике выпускников, которые любезно согласились поделиться своими сочинениями. |
| Ночь давно а я все еще бреду по горам к перевалу сочинение | Сочинения-рассуждения по русскому языку (ЕГЭ). (1)В те времена домик — старенький, чёрный, скособоченный, под ржавой крышей — торчал среди новеньких пятиэтажек. |
Примеры сочинений ЕГЭ 2024 по русскому языку
Сочинение на тему Вступление Формулировка проблемы текста Комментарий к сформулированной проблеме текста Позиция автора Собственная позиция Заключение Ночь была особенно тяжелой. Тысячи сочинений по русскому, обществознанию, истории, итоговое сочинение. Главная» Новости» Пример сочинения егэ по русскому 2024.
Привет! Нравится сидеть в Тик-Токе?
Главная» Новости» Началось это под вечер после обеда сочинение егэ вересаев. Любовь это для сочинения ЕГЭ. Сочинение на ЕГЭ по русскому Текст(1)То была первая тихая ночь в разбитом Сталинграде. (2)Поднялась тихая луна над руинами, над заснеженн.
Итоговое сочинение
Также автор пишет о том, что любовь способна заставить что-то делать несмотря на усталость. Автор пишет, что героиня уставала настолько, что ее ноги распухали и синели до колен, но благодаря любви она все равно старалась сделать что-то для любимого. Любовь и сила духа помогли ей с утра до вечера приходить к мужу и ухаживать за ним, невзирая на усталость. Таким образом, позиция автора заключается в том, что влюбленные люди способны на многое. Они готовы и умереть рядом с любимым, и навещать его, и ухаживать за ним, не замечая усталости. Я согласна с позицией автора. В прочитанном мной романе Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!
В случае поимки он был бы расстрелян, но даже это его не остановило. Этот пример доказывает, что влюбленный человек способен сделать все, не боясь даже смерти, ради того, чтобы быть с любимым. В заключение хочу отметить, что любовь способна побороть все, начиная от усталости, заканчивая страхом смерти. Комментарий эксперта Анастасии Ежевской: В целом грамотная работа, ошибок немного — молодец! В комментарии нет анализа связи между примерами, поэтому по К2 4 балла, а не 5. Можно показать, что примеры дополняют друг друга: ни опасность для жизни, ни усталость не смогли помешать героине быть рядом с любимым человеком. Отвечая на этот вопрос, С.
Алексиевич пишет о девушке, которая, несмотря на запреты врачей заходить в барокамеру, научилась «открывать и пробираться» к ее любимому, пораженному лучевой болезнью. Героиня хотела поддержать мужа, поэтому нарушила предписания докторов. Читатель понимает, что преданная любовь побуждает людей идти против правил. Далее автор указывает, что девушка испытывала проблемы со здоровьем предложение 54 , так как она постоянно находилась с Васей — «радиоактивным объектом с высокой плотностью поражения». Душа героини «была крепче тела», поэтому, невзирая на физическую слабость, любовь ее оставалась такой же крепкой. Таким образом, настоящую любовь не могут разрушить никакие болезни. Второй из приведенных примеров дополняет первый, помогая писателю показать, что искренняя любовь не только заставляет человека идти против материальных законов, но и побуждает людей забывать о собственных болезнях, во благо любимому человеку.
Автор считает, что для настоящей любви нет никаких препятствий.
Бунину А1. Какое из высказываний, приведённых ниже, содержит ответ на вопрос: «О чём думал рассказчик ночью на палубе парохода, когда полностью «отдался» во власть тишины? Автор думал о сути мироздания и о Боге. Он думал о потустороннем мире. О мощи и тяжести корабля. Почему рассказчик, говоря о пережитой ночи, воскликнул: «О, какая странная была эта ночь! В эту туманную ночь свет низкого месяца наводил на размышления. Море было неспокойно, и туман таил в себе опасность. Это была абсолютно тёмная, непроглядная ночь.
Как характеризует чувства и состояние автора информация, заключённая в предложениях 13—20? Автор пугался видений кораблей-призраков и русалок. Он боялся морской стихии. Автор пытался выловить в полной тишине какие-либо звуки. Укажите, в каком значении употребляется в тексте слово «прогалина» предложение 13. Ниже даны пары предложений из прочитанного текста. Какие из этих предложений связаны отношением противопоставления? Выберите верное продолжение ответа на вопрос: «Почему рассказчик в предложении 6, описывая лунный свет, использует слово «апокалипсическое»? Укажите, какое средство речевой выразительности используется в выражении «... Напишите этот синоним.
Из предложений 1—15 выпишите слово с непроверяемой двойной согласной в корне. Из предложений 16—23 выпишите слово, в приставке которого слышится звонкий согласный звук, но пишется буква глухого согласного звука, и это объясняется тем, что эта приставка всегда пишется единообразно. Из предложений 8—19 выпишите имя существительное, в котором правописание НН определяется тем, что оно образовано от причастия с НН. В приведённом ниже предложении из прочитанного текста пронумерованы все запятые.
Он жалуется, что их разговоры не дают ему спать, а маме даёт совет просто прочитать им сказку: «А ты взяла бы лучше к себе дитя да сказкой бы его заняла». Женщина не возражает и на фоне тех же слов о помощи начинает монотонно читать сказку. Ей все равно на то, что сейчас может происходить за стенами её дома. Самое главное для неё, как и для дедушки, что с их семьёй все хорошо и ничего до них не представляет в данный момент угрозы. Они не восприимчивы к бедам других и никогда не предложат помощь чужим людям, думая исключительно о своей безопасности. Позиция автора заключается в том, что такой вопиющий эгоизм не должен считаться нормой.
Людям необходимо помогать другим, беречь в себе чувство сочувствия и не подавлять его, как это пыталась сделать мать у своих детей.
Важны также слова автора о встрече рассказчика с раненым австрийцем, который старался ему что-то сообщить, но смог сказать только: «Есмь славянин! Полонённый у велика-велика битва… брат мой», Рассказчик так и не смог понять смысл этих слов, однако он точно знал: люди на фронте лицом к лицу встречаются с войной. Они получают не только физические раны, которые способен излечить врач, но и душевные, от которых нет никакого лекарства.
Эта невозможность исцеления и есть еще одним проявлением бесчеловечности войны. Примеры дополняют друг друга. Они позволяют понять: война очень жестока, она не щадит ни тело, ни чувства тех, кто находится на фронте и тех, кто ждет в тылу. Авторская позиция мне ясна.
Пример сочинения ЕГЭ 2021
| Глубокая зимняя ночь по Куприну сочинение (ЕГЭ Русский язык) – 100 сочинений | После тяжелого сталинградского сражения загорелся немецкий госпиталь, где находилось много раненых. |
| Ночь шла в редкой артиллерийской перестрелке сочинение егэ платонов | Сочинения на ЕГЭ - ЕГЭ по русскому. |
| Сочинение ЕГЭ по тексту Достоевского (В эту ночь снились мне безобразнейшие сны..) | Сочинение на тему Вступление Формулировка проблемы текста Комментарий к сформулированной проблеме текста Позиция автора Собственная позиция Заключение Ночь была особенно тяжелой. |
| Ночь шла в редкой артиллерийской перестрелке - сочинение по Платонову 24 балла ЕГЭ 2019 – deltaLAMA | Готовое сочинение ЕГЭ №2 Григорий Яковлевич Бакланов — русский советский писатель и сценарист в предложенном нам отрывке текста ставит перед читателями великую проблему — проблему жестокости войны. |
| Сочинение Егэ По Тексту Перевал Бунин | Проверенное сочинение по тексту «То была первая тихая ночь в разбитом Сталинграде. |
Информация
| Сочинение на ЕГЭ "Глава 7. Поработайте писателями" скачать | Сочинение по тексту а. платонова ночь шла в редкой артиллерийской перестрелке; над городом сиял страшный проблема проявление заботы в тяжелых. |
| Сочинение по тексту Астафьева №3 | Образец сочинения ЕГЭ по русскому языку по тексту Достоевского об одиночестве. |
Ночь давно а я все еще бреду по горам к перевалу сочинение
Пускай же лучше оно зависит от меня»[2]. Мне часто вспоминаются эти гордые слова Базарова. Вот были люди! Как они верили в себя! А я, кажется, настоящим образом в одно только и верю — это именно в неодолимую силу времени. Оно не отвечает; оно незаметно захватывает тебя и ведет, куда хочет; хорошо, если твой путь лежит туда же, а если нет? Сознавай тогда, что ты идешь не по своей воле, протестуй всем своим существом, — оно все-таки делает по-своему.
Я в таком положении и находился. Время тяжелое, глухое и сумрачное со всех сторон охватывало меня, и я со страхом видел, что оно посягает на самое для меня дорогое, посягает на мое миросозерцание, на всю мою душевную жизнь… Гартман[3] говорит, что убеждения наши — плод «бессознательного», а умом мы к ним лишь подыскиваем более или менее подходящие основания; я чувствовал, что там где-то, в этом неуловимом «бессознательном», шла тайная, предательская, неведомая мне работа и что в один прекрасный день я вдруг окажусь во власти этого «бессознательного». Мысль эта наполняла меня ужасом: я слишком ясно видел, что правда, жизнь — все в моем миросозерцании, что если я его потеряю, я потеряю все. То, что происходило кругом, лишь укрепляло меня в убеждении, что страх мой не напрасен, что сила времени — сила страшная и не по плечу человеку. Каким чудом могло случиться, что в такой короткий срок все так изменилось? Самые светлые имена вдруг потускнели, слова самые великие стали пошлыми и смешными; на смену вчерашнему поколению явилось новое, и не верилось: неужели эти — всего только младшие братья, вчерашних.
В литературе медленно, но непрерывно шло общее заворачивание фронта, и шло вовсе не во имя каких-либо новых начал, — о нет! Дело было очень ясно: это было лишь ренегатство — ренегатство общее, массовое и, что всего ужаснее, бессознательное. Литература тщательно оплевывала в прошлом все светлое и сильное, но оплевывала наивно, сама того не замечая, воображая, что поддерживает какие-то «заветы»; прежнее чистое знамя в ее руках давно уже обратилось в грязную тряпку, а она с гордостью несла эту опозоренную ею святыню и звала к ней читателя; с мертвым сердцем, без огня и без веры, говорила она что-то, чему никто не верил… Я с пристальным вниманием следил за всеми этими переменами; обидно становилось за человека, так покорно и бессознательно идущего туда, куда его гонит время. Но при этом я не мог не видеть и всей чудовищной уродливости моего собственного положения: отчаянно стараясь стать выше времени как будто это возможно! Путаясь все больше в этом безвыходном противоречии, заглушая в душе горькое презрение к себе, я пришел, наконец, к результату, о котором говорил: уничтожиться, уничтожиться совершенно — единственное для меня спасение. Я не бичую себя, потому что тогда непременно начнешь лгать и преувеличивать; но в этом-то нужно сознаться, — что такое настроение мало способствует уважению к себе.
Заглянешь в душу, — так там холодно и темно, так гадко-жалок этот бессильный страх перед окружающим! И кажется тебе, что никто никогда не переживал ничего подобного, что ты — какой-то странный урод, выброшенный на свет теперешним странным, неопределенным временем… Тяжело жить так. Меня спасала только работа; а работы мне, как земскому врачу, было много, особенно в последний год, — работы тяжелой и ответственной. Этого мне и нужно было; всем существом отдаться делу, наркотизироваться им, совершенно забыть себя — вот была моя цель. Викентий Викентьевич Вересаев. Текст 5 И вот опять родные места встретили меня сдержанным шепотом ольшаника.
Забелела чешуей драночных крыш старая моя деревня, вот и дом с потрескавшимися углами. По этим углам залезал я когда-то под крышу, неутомимый в своем стремлении к высоте, и смотрел на синие зубчатые леса, прятал в щелях витых кряжей нехитрые мальчишечьи богатства. Из этой сосновой крепости, из этих удивительных ворот уходил я когда-то в большой и грозный мир, наивно поклявшись никогда не возвращаться, но чем дальше и быстрей уходил, тем яростней тянуло меня обратно… Старый наш дом заколочен. Я ставлю поклажу на крыльцо соседки и ступаю в солнечное поле, размышляя о прошлом. Смешное детство! Оно вписалось в мою жизнь далеким неверным маревом, раскрасило будущее яркими мечтательными мазками.
В тот день, когда я уходил из дому, так же, как и сегодня, вызванивали полевые кузнечики, так же лениво парил надо мной ястреб, и только сердце было молодым и не верящим в обратную дорогу. И вот опять уводит меня к лесным угорам гибельная долгая гать, и снова слушаю я шум летнего леса. Снова торжественно и мудро шумит надо мной старинный хвойный бор, и нет ему до меня никакого дела. И над бором висит в синеве солнце. Не солнце — Ярило. Оно щедро, стремительно и бесшумно сыплет в лохматую прохладу мхов свои червонцы, а над мхами, словно сморенные за пряжей старухи, дремлют смолистые ели; они глухо шепчут порой, как будто возмущаясь щедростью солнца, а может быть, собственным долголетием.
Под елями — древний запах папоротника. Я иду черной лошадиной тропой, на лицо липнут невидимые нити паутины, с детским беззащитным писком вьются передо мной комары, хотя кусают они совсем не по-детски. Мой взгляд останавливается на красных, в белых накрапах, шапках мухоморов, потом вижу, как дятел, опершись на растопыренный хвост, колотит своим неутомимым носом сухую древесину; в лицо мне хлещут ветки крушины, и вот уже я на сухом месте, и нога едет на скользких иглах. Загудел в сосенной бронзе сухоросный ветер, и сосны отозвались беззащитным ропотом, и мне кажется, что в их кронах вздыхает огромный богатырь-тугодум, который с наивностью младенца копит свою мощь не себе, а другим. Под это добродушное дыхание, словно из древних веков, нечеткой белопарусной армадой выплывают облачные фрегаты. Мне кажется, что я слышу, как растет на полях трава, я ощущаю каждую травинку, с маху сдергиваю пропотелые сапоги и босиком выбегаю на рыжий песчаный берег, снова стою над рекой и бросаю лесные шишки в синюю тугую воду, в эту прохладную русалочью постель, и смотрю, как расходятся и умирают водяные круги.
Тихая моя родина, ты все так же не даешь мне стареть и врачуешь душу своей зеленой тишиной! Но будет ли предел тишине! Как хитрая лисичка, вильнула хвостом моя тропа и затерялась в траве, а я выхожу не к молодым березам, а к белым сказкам моей земли. Омытые июльскими дождями, они стыдливо полощут ветками, приглушая двухнотный, непонятно откуда слышимый голос кукушки: «Ук-ку, ук-ку! И вновь трепетно нарастает березовый шелест. Я сажусь у теплого стога, курю и думаю, что вот отмашет время еще какие-то полстолетия, и березы понадобятся одним лишь песням, а песни тоже ведь умирают, как и люди.
И мне чудится в шелесте берез укор вечных свидетельниц человеческого горя и радости. Веками роднились с нами эти деревья, дарили нашим предкам скрипучие лапти и жаркую, бездымную лучину, растили пахучие веники, розги, полозья, копили певучесть для пастушьих рожков и мстительную тяжесть дубинам… Я выхожу на зеленый откос и гляжу туда, где еще совсем недавно было так много деревень, а теперь белеют одни березы. Нет, в здешних местах пожары не часты, и лет пятьсот уже не было нашествий. Может быть, так оно и надо? Исчезают деревни, а взамен рождаются веселые, шумные города… Я обнимаю родную землю, слышу теплоту родимой травы, и надо мной качаются купальницы с лютиками. Шумят невдалеке сосны, шелестят березы.
И вдруг в этот шум вплетается непонятный нарастающий свист, он разрастается, заполняет весь этот тихий зеленый мир. Я смотрю в небо, но серебряное туловище реактивного самолета уже исчезает за горизонтом. Как мне понять, что это? Или мои слезы, а может быть, выпала в полдень скупая соленая роса? Текст 6 До чего же красива река Лобань! Просто как девочка-подросток играет и поёт на перекатах.
А то шлёпает босиком по зелени травы, по желтизне песка, то по серебру лопухов мать-и-мачехи, а то прячется среди тёмных елей. Или притворится испуганной и жмётся к высокому обрыву. Но вот перестаёт играть и заботливо поит корни могучего соснового бора. Давно сел и сижу на берегу, на брёвнышке. Тихо сижу, греюсь предвечерним теплом. Наверное, и птицы, и рыбы думают обо мне, что это какая-то коряга, а коряги они не боятся.
Старые деревья, упавшие в реку, мешают ей течь плавно, зато в их ветвях такое музыкальное журчание, такой тихий плавный звон, что прямо чуть не засыпаю. Слышу — к звону воды добавляется звоночек, звяканье колокольчика. А это, оказывается, подошла сзади корова и щиплет траву. Корова входит в воду и долго пьёт. Потом поднимает голову и стоит неподвижно и смотрит на тот берег. Колокольчик её умолкает.
Конечно, он надоел ей за день, ей лучше послушать говор реки. Из леса с того берега выходит к воде лосиха. Я замираю от счастья. Лосиха смотрит по сторонам, смотрит на наш беpeг, оглядывается. И к ней выбегает лосёнок. Я перестаю дышать.
Лосёнок лезет к маминому молочку, но лосиха отталкивает его. Лосёнок забегает с другого бока. Лосиха бедром и мордой подталкивает его к воде. Она после маминого молочка не очень ему нравится, он фыркает. Всё-таки он немного пьёт и замечает корову. А корову, видно, кусает слепень, она встряхивает головой, колокольчик на шее брякает, лосёнок пугается.
А лосиха спокойно вытаскивает завязшие в иле ноги и уходит в кусты. Начинается закат. Такая облитая светом чистая зелень, такое режущее глаза сверкание воды, такой тихий, холодеющий ветерок. Ну и где же такая река Лобань? А вот возьму и не скажу. Она не выдумана, она есть.
Я в ней купался. Я жил на её берегах. Ладно, для тех, кто не сделает ей ничего плохого, скажу. Только путь к Лобани очень длинный, и надо много сапогов сносить, пока дойдёшь. Хотя можно и босиком. Надо идти вверх и вверх по Волге — матери русских рек, потом будут её дочки: сильная суровая Кама и ласковая Вятка, а в Вятку впадает похожая на Иордан река Кильмезь, а уже в Кильмезь — Лобань.
Вы поднимаетесь по ней, идёте по золотым пескам, по серебристым лопухам мать-и-мачехи, через сосновые боры, через хвойные леса, вы слышите ветер в листьях берёз и осин и вот выходите к тому брёвнышку, на котором я сидел, и садитесь на него. Вот и всё. Идти больше никуда не надо и незачем. Надо сидеть и ждать. И с той, близкой, стороны выйдет к воде лосиха с лосятами. А на этом берегу будет пастись корова с колокольчиком на шее.
И редкие птицы будут лететь по середине Лобани и будут забывать о своих делах, засмотревшись в её зеркало. Ревнивые рыбы будут тревожить водную гладь, подпрыгивать, завидовать птицам и шлепаться обратно в чистую воду. Все боли, все обиды и скорби, все мысли о плохом исчезнут навсегда в такие минуты. Только воздух и небо, только облака и солнышко, только вода в берегах, только Родина во все стороны света, только счастье, что она такая красивая, спокойная, добрая. И вот такая течёт по ней река Лобань. Владимир Крупин.
Текст 7 Сочинение 1 Порой мне с удивительной ясностью вспоминаются вечера моего раннего детства. Текст 8 Одно мгновение живет этот блаженный шарик… Всего один краткий миг — и конец… Радостный миг! Светлое мгновение! Но его надо создать и уловить, чтобы насладиться как следует; иначе все исчезнет безвозвратно… О легкий символ земной жизни и человеческого счастья!.. Легкими стопами, тихими движениями, сдерживая дыхание надо приступать к этому делу: заботливо выбрать соломинку, непомятую, девственную, без внутренней трещины; осторожно, чтобы не раздавить ее, надо надрезать один конец и отвернуть ее стенки… И потом бережно окунуть ее в мыльную муть, чтобы она вволю напилась и насытилась… Лучше не торопиться. Главное — не волноваться и не раздражаться.
Все забыть, погасить все мысли и заботы. Отпустить все напряженные мускулы. И предаться легкому, душевному равновесию; ведь это игра… И захотеть играющей красоты, заранее примирившись с тем, что она будет мгновенная и быстро исчезнет… Теперь можно бережно извлечь соломинку, отнюдь не стряхивая ее и доверяя ей, как верному помощнику, затем набрать побольше воздуха, полную грудь… и тихо-тихо, чуть заметным скупым дуновением дать легчайший толчок рождению красоты… Вот он появился, желанный шарик, стал наполняться и расти… Не прерывать дыхания! Бережно длить игру. Ласково беречь рожденное создание. Чутким выдохом растить его объем.
Пусть покачивается чуть заметным ритмом на конце соломинки, пусть наполняется и растет… Вот так! Разве не красиво? Законченная форма. Веселые цвета. Все богаче и разнообразнее оттенки красок. И внутри играющее круговое движение.
Шар все растет, все быстрее внутреннее кружение, все сильнее размах качания. Целый мир красоты, законченный и прозрачный… А теперь создание завершилось. Оно желает отделиться, стать самостоятельным и начать радостный и дерзновенный полет через пространства… Надо остановить дыхание и отвести соломинку от губ. Окрестный воздух должен замереть! Ни резких жестов, ни вздоха, ни слова! Бережным движением надо скользнуть соломинкой в сторону и отпустить воздушный шар на волю… О дерзновенно-легкий полет навстречу судьбе… О миг беззаботного веселья… И вдруг — все погибло!
И веселое создание разлетелось брызгами во все стороны… Ничего! Мы начнем сначала… «Что за ребячество?.. Какой смысл в этой детской забаве?.. Признаюсь: я с удовольствием предаюсь этой игре и многому научился при этом… «Помилуйте, да чему же можно научиться у мыльного пузыря? Они смывают душевные огорчения, они несут нам легкое дыхание жизни даже и тогда, когда учат нас бережно выпускать воздух и дают нам немножко счастья… И мы можем быть уверены: ни один легкий, счастливый миг не пропал даром в человеческой жизни, а следовательно, и в мировой истории… Совсем не надо ждать, чтобы легкая красота или этот счастливый миг сами явились и доложили нам о себе… Надо звать их, создавать, спешить им навстречу… И для этого годится всякая невинно-наивная игра, состоящая хотя бы из соломинки и мыла… Так много легкого и красивого таится в игре и родится из игры. И недаром дыхание игры живет в искусстве, во всяком искусстве, даже в самом серьезном и трудном…Не отнимайте у взрослого человека игру: пусть играет и наслаждается.
В игре он отдыхает, делается радостнее, ласковее, добрее, становится как дитя. А свободная, невинная целесообразность — бескорыстная и самозабвенная — может исцелить его душу. Но мгновение красоты посещает нас редко и гостит коротко. Оно исчезает так же легко, как мыльный шарик. Надо ловить его и предаваться ему, чтобы насладиться. Обычно оно не повинуется человеческому произволению, и насильственно вызвать его нельзя.
Легкой поступью приходит к нам красота, часто неожиданно, ненароком, по собственному почину. Придет, осчастливит и исчезнет, повинуясь своим таинственным законам. И к законам этим надо прислушиваться, к ним можно приспособиться, в их живой поток надо войти, повинуясь им, но не требуя от них повиновения… Вот почему нам надо научиться внимать: с затаенным дыханием внимать природе вещей, чтобы вступить в ее жизненный поток и приобщиться к счастью природы и красоте мира. И потому всякий, кто хочет живой природы, легкого искусства, радостной игры, должен освободить себя внутренне, погасить в себе всякое напряжение, отдаться им с детской непосредственностью и блюсти легкое душевное равновесие, наслаждаясь красотой и радостью живого предмета. Наши преднамеренные, произвольные хотения имеют строгий предел. Они должны смолкнуть и отступить.
И творческая воля человека должна научиться повиновению: послушание природеесть путь к радости и красоте. Мы не выше ее; она мудрее нас. Она сильнее нас, ибо мы сами — природа, и она владеет нами. Ее нельзя предписывать; ее живой поток не следует прерывать; и тот, кто дует против ветра или вперебой его полету, не будет иметь успеха. Порыв не терпит перерыва; а прерванный порыв — уже не порыв, а бессилие. Но прежде, чем предаться этому играющему порыву и приступить к созданию новой красоты, надо возыметь довериек себе самому; надо погасить всякие отговорки и побочные соображения, надо отдаться непосредственно, не наблюдать за собой, не прерывать себя, не умничать, не обессиливать себя разными «намерениями» и «претензиями»… Надо забыть свои личные цели и свои субъективные задания, ибо всякая игра имеет свою предметную цель и свое собственное задание.
Этой цели мы и должны отдаться, чем наивнее, чем непосредственнее, чем цельнее, тем лучше. А когда он настанет, этот радостный миг жизни, надо его беречь, ограждать, любить — все забыть и жить им одним, как замкнутым, кратковременным, но прелестным мирозданьицем… Тогда нам остается только благодарно наслаждаться и в наслаждении красотой находить исцеление. А если однажды настанет нежеланный миг и наша радость разлетится «легкими брызгами», тогда не надо роптать, сокрушаться или, Боже избави, отчаиваться. Тогда скажем угасшему мигу ласковое и благодарное «прости» и весело и спокойно начнем сначала… Вот чему я научился у мыльного пузыря. И если кто-нибудь подумает, что самый мой рассказ не больше, чем мыльный пузырь, то пусть он попробует научиться у моего рассказа той мудрости, которую мне принесло это легкое, краткожизненное, но прелестное создание… Может быть, ему это удастся… Иван Александрович Ильин. Мыльный пузырь.
Текст 9 1 Что такое творчество? Евгений Михайлович Богат. Текст 10 Я хочу рассказать о бестужевках. Во второй половине XIX века в Петербурге были созданы постоянные Высшие женские курсы, по существу, женский университет, первым директором их стал известный в то время историк — академик К. Бестужев-Рюмин, племянник казненного декабриста. Он совершенно бескорыстно в течение ряда лет организовывал курсы, а потом руководил ими, поэтому и стали их называть в его честь Бестужевскими.
А русских девушек, желавших получить высшее образование, слушательниц этих курсов, называли бестужевками. Лучшие люди России — талантливые ученые, писатели, артисты — старались помочь женскому университету при его рождении и в последующие десятилетия деньгами или непосредственным участием в его деятельности. В пользу курсов устраивались книжные базары, лотереи, концерты. Выступали на концертах Стрепетова, Савина, Комиссаржевская, Шаляпин, Собинов, Варламов… Семьдесят тысяч томов библиотеки Бестужевского университета составили книги по истории, философии, естественным наукам, подаренные учеными и общественными деятелями. Передовая, мыслящая Россия второй половины XIX — начала XX столетия вкладывала в женский университет лучшее, что у нее было. Менделеев, Бекетов, Сеченов читали, часто бесплатно, лекции; вдовы ученых — химиков и физиков — отдавали бестужевкам не только библиотеки мужей, но и ценнейшее оборудование их лабораторий… Чем объясняется эта беспримерная забота?
В мире ни один университет не рождался при столь многообразном и самоотверженном участии общественности и при полном безразличии, более того, неприязненном отношении государства. В сущности, на этот вопрос я ответил, не успев его поставить. Рождение Бестужевских курсов было весьма нежелательно для самодержавия: во-первых, потому, что учились на них женщины, в которых царизм не хотел и боялся видеть мыслящую силу; во-вторых, потому, что поступали туда юные женщины из весьма непривилегированных — купеческих, мещанских и даже рабочих — семей. И выходили они оттуда людьми, жаждавшими разумной, красивой жизни. Про ЕГЭ: Егэ тест по теме молодежь как социальная группа и люди, представляющие разные территориальные образования Бестужевки участвовали в народовольческих организациях и первых марксистских кружках, в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса», в студенческих волнениях, в революции 1905 года; бестужевками были Надежда Константиновна Крупская и Анна Ильинична Ульянова; бестужевок кидали в тюрьмы, ссылали в Сибирь, казнили, но ничто не могло устрашить первый русский женский университет. В бестужевках раскрывалось лучшее, что жило веками, не находя достойного выхода в душе русской женщины: постоянство чувства, самоотверженность, сила духа и, конечно, сострадание, бесконечная нежность к тому, кто испытывает боль, — к ребенку, к родине.
Бестужевские курсы существовали до 1918 года, когда женщины получили возможность учиться в обычных университетах наравне с мужчинами. Облик бестужевки известен был всей России: скромно, даже аскетически одетая девушка с открытым, смелым лицом — такой изобразил ее художник Н. Ярошенко на известном портрете «Курсистка». Само имя это — «бестужевка» — вызывало в моем сознании что-то юное и женственное, бесконечно женственное и бесконечно юное; что-то вольное, непокорное, как ветер, как девичьи темные почему темные, не понимаю сам волосы, развеваемые сильным ветром; что-то красивое, легко, изящно и уверенно идущее по земле и что-то сопряженное с музыкой, живописью. И с баррикадами. Однажды летом в мой кабинет в редакции вошла старуха, седая, крупная, с большими мужскими кистями рук, села, отдышалась после жары и ходьбы, подняла лицо, растрескавшееся, как краски на старом портрете, и бурно начала: — Добрый день.
Я — бестужевка. То, что эта старая-старая, не менее восьмидесяти по виду, женщина назвала себя по имени Амалия! Почему-то мне казалось, что она — бестужевка — останется навсегда юной, возможно, потому, что перед моим сознанием стоял некий собирательный образ бестужевки вообще. Я и жен декабристов, ушедших за ними в Сибирь, в каторгу, не мог никогда вообразить старыми хотя известно, что некоторые из них дожили до старости , наивно объясняя себе это тем, что на известных мне портретах они изображены молодыми. Я и юных героинь Тургенева при всем старании фантазии не мог увидеть старухами, объясняя это силой таланта писателя, очарованного их женственностью. Но нет, дело не в собирательном образе, не в мощи писательского мастерства Тургенева.
Это я понял потом, тогда, когда назвавшая себя бестужевкой старая-старая женщина, которая передо мной сидела в тот яркий летний день, уже умерла. Она умерла, разговаривая по телефону с подругой — тоже бестужевкой, тоже восьмидесятилетней; они обсуждали, как лучше, разумнее сократить том воспоминаний бестужевок. Издательство потребовало уменьшить объем с двадцати до пятнадцати листов, и надо было чем-то пожертвовать, а жертвовать не хотелось ничем. Когда Амалия думала, она посреди разговора умолкала, уходила в себя. Амалия молчала, потому что умерла с телефонной трубкой в руке, с полураскрытым в разговоре ртом — остановилось сердце. Я поблагодарил, обещал быть.
Меня это, положа руку на сердце, тревожило. Что испытаю в обществе этих старух? Один телесно одряхлевший человек может быть душевно молод и обаятелен, но тридцать, сорок?! Я часто бывал в больницах и в разного рода пансионатах и домах, где лечатся, живут, угасают старые люди, и сердце при одном воспоминании о скорбной жизни в тех стенах печалилось и болело. Конечно, на вечере бестужевок не будет больничного духа, больничного страха перед небытием, успокаивал я себя, но три тысячи лет! За три тысячи лет менялись очертания океанов, рождались и умирали пустыни, вымирали целые виды животных.
Это возраст европейской цивилизации. Если соединить, составить жизни сегодняшних бестужевок, устремится сквозь столетия дорога, у начала которой вырисовывается в утреннем тумане лицо Нефертити. Мысль о том, что лишь тридцать или сорок человеческих жизней, умещающихся — подумать! Современный человек ощущает с особой остротой бег минут, часов, дней, быстролетность человеческой жизни, изменчивость мира. Даже начало нашего века с его синематографом, аэропланом, «незнакомками» кажется сквозь водопад лет размытым, странным, неправдоподобным. А это их, последних бестужевок, молодость.
Мне нелегко вообразить, что это было в нашем веке. А это было в их жизни. Что это — человеческая жизнь? Сегодняшний человек никогда не сопоставил бы — даже в песне — ритм жизни с волнами, ибо волны совсем не быстры: их бег замедленно величав. И мы сегодня с особым наслаждением отдыхаем у моря именно потому, что «дни нашей жизни» быстрее волн. Не потому ли море, которое некогда волновало, сейчас успокаивает?
Мы возвращаемся к ритму космоса. Но дни и нашей жизни можно сопоставить с волнами, потому что на детский вопрос: «Куда уходят дни? Никогда еще чувство общности волны с морем — человеческой жизни с человеческой историей — не было полнее, чем сейчас. Несмотря на быстролетность минут и дней и ошеломляющую изменчивость мира. А может быть, именно из-за изменчивости и быстролетности. Я вошел в зал с накрытыми для чаепития столами, когда оно уже началось.
Я опоздал, не рассчитывал, что они начнут минута в минуту, полагая, что будет именно чаепитие: старые люди, сидя, пьют чай и негромко беседуют. А они начали, видимо, абсолютно точно, и чаепитие их, как я понял, было особым. В России траур. Студенты и курсистки отменили лекции…» Наступила тишина; я стоял растерянно на пороге. Я быстро и неловко занял место рядом с ней. Завтра на курсах сходка в десять часов утра…» Она опустила листки, посмотрела на собравшихся.
Никто не ел, и никто не пил. Женщины сидели не шелохнувшись, с выражением величайшей серьезности, Особенно серьезна, даже торжественна была сама читавшая. Сегодня в шесть утра умер Л. Все влюблялись. Но, собственно, о любви я не услышал. Женщина, сообщившая о кончине Толстого как о самом последнем, величайшей важности событии — теперь уже не торжественно и строго, а с какой-то веселой искрой в голосе, — читала о посещениях Мариинского театра, операх с участием Шаляпина, литературных вечерах, загородных экскурсиях и пикниках.
Она называла имена Юрия, Аркадия, Петра рядом с женскими именами, и по какой-то еле уловимой печали, темнившей лица бестужевок, я догадывался, что и Юрий, и Аркадий, и Петр давно умерли. Они остались в той жизни, где пели Собинов и Шаляпин. А женщины, чьи имена назывались рядом с их именами, сейчас, через бездну лет, сидят за этим столом — это тоже было ясно по взглядам, которые устремлялись то туда, то сюда. И я вдруг ощутил, что самая реальная вещь в мире — чувства. И чувства — самая юная, единственно юная вещь в мире. Стареют пирамиды, горы, земля и небо; чувства не стареют.
И я вдруг почувствовал, что в этом зале со столом, уставленным скромным угощением, нет старости. Играли в шарады, — расхохоталась Амалия. И та вдруг, застеснявшись, — не меня ли? Та посерьезнела, видимо забыв ключ в шараде — забавный ответ. И Амалия думала, сощурившись лукаво, думала, молчала. Три тысячи лет веселились, печалились, думали, три тысячи лет пили чай, уминали бутерброды; время сгустилось и улыбалось, время шутило и не старело.
Время отступило, отхлынуло, как океанская волна, оставив на песке нечто совершенно бесценное, чему названия нет в человеческом языке, а если бы нашлось, то вопрос о смысле жизни был бы, вероятно, решен. О чем я думал, возвращаясь с традиционного вечера бестужевок? Нет, нет, о чем я думаю сейчас, через десять лет, при воспоминании об этом вечере? Потому что тогда я, в сущности, не думал ни о чем и думал обо всем в мире: о мимолетности и фантастической емкости человеческой жизни, о том, что и человеку, и человечеству часто кажется: что-то кончилось, ушел первоначальный восторг перед жизнью, или умерли великие страсти, или померкла духовность, а на самом деле это не кончается никогда, это уходит и возвращается, как уходит и возвращается солнце.
Именно отсутствие у этого понятия единого и точного определения позволяет людям использовать его в своих не всегда благородных целях К пошлости нельзя относиться снисходительно, так как издевательство сильных над слабыми и опошление "похабной мудростью" вечных ценностей достойно осуждения Ответ: Бесплатный интенсив Задача 16 1 Поэзия стала частью моей жизни с самого раннего детства. Решение Примерный круг проблем: Проблема влияния поэзии на жизнь человека Какое влияение оказывает поэзия на человеческую жизнь? Проблема определения места поэзии среди других ремесел и искусств Какое место занимает поэзия среди других ремесел и искусств? Авторская позиция: Поэтическое произведение помогает человеку увидеть прекрасное в обыденном, понять свои чувства. Поэзия способна оказать сильнейшее воздействие на человеческую душу. Ответ: Бесплатный интенсив Задача 17 1 Пропала совесть. Салтыкову-Щедрину Напишите сочинение по прочитанному тексту. Включите в комментарий два примера-иллюстрации из прочитанного текста, которые, по Вашему мнению, важны для понимания проблемы исходного текста избегайте чрезмерного цитирования. Поясните значение каждого примера и укажите смысловую связь между ними. Выразите своё отношение к позиции автора по проблеме исходного текста согласие или несогласие и обоснуйте его. Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком. Решение Авторская позиция 1.
Из этого следует, что человек, поставивший перед собой низкую цель, добившийся её и испытывающий довольство и счастье, вызывает сожаление и даже неприятие, тяжёлое чувство, близкое к отчаянию. Рассказчик размышляет о том, что в мире много довольных, счастливых людей, тогда как вокруг «наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, враньё». Жизнь устроена ненормально, и нет «за дверью каждого довольного, счастливого человека» кого-нибудь, кто стоял бы «с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные». Этот пример говорит о том, что человек не может быть счастлив, замыкаясь в личном пространстве, когда рядом страдают бедняки. Оба примера связаны по принципу частного и общего, вытекают один из другого. Увидев довольного своим существованием брата, рассказчик приходит выводу, что его брат не одинок, вокруг много сытых и довольных людей, которые проявляют равнодушие к бедам и несчастьям окружающих. Авторская позиция заключается в следующем: цель и смысл жизни заключаются не в личном счастье, а в чём-то более разумном и великом, поэтому он призывает делать добро, пока мы молоды, сильны и бодры. Мне близка позиция автора. Действительно, целью жизни не может быть стремление к материальным благам, так как оно унижает личность, ведёт к духовной деградации.
При достижении цели, на перевале путника охватывает безразличие: «Вот наконец и перевал. Но мне уже все равно». Произведение насыщено тропами: эпитетами «голый, пустынный подъем», «гомеровские хижины», «хмурая глубина пропастей» , метафорами «таинственная ночь», «темнеющая долина» , сравнениями «темные холмы, похожие на спящих медведей», «одинокие камни-памятники» , оксюморонами «сладостна безнадежность», радует «злобный укор». Особое внимание Бунин уделил олицетворениям, связанным с образом тумана: «он уже задымил лес…», «Он срывался с плоскогорья, которое укутывал гигантской рыхлой грядой…». В миниатюре отчетливо проявляются характерные для бунинского творчества мотивы одиночества и беспомощности перед хаосом мироздания и жизненными бурями. Образ дороги в «Перевале» воплощает жизненный путь человека, полный случайных встреч, различных впечатлений и рожденными ими размышлений. Ценность пути — в нем самом, в том, какой мир он открывает перед человеком, и как сам человек воспринимает этот мир. Настоящий мастер философской и пейзажной лирики, Бунин в миниатюре «Перевал» превратил единичный эпизод в горах в метафору человеческого бытия. Анализ рассказа «Легкое дыхание» «Темные аллеи», анализ рассказа Бунина Краткое содержание произведения Бунина «Кавказ» «Солнечный удар», анализ рассказа Бунина «Кукушка», краткое содержание произведения Бунина «Вечер», анализ стихотворения Бунина «Чистый Понедельник», краткое содержание рассказа Бунина «Лапти», краткое содержание рассказа Бунина «Цифры», краткое содержание рассказа Бунина «Антоновские яблоки», анализ рассказа Бунина «Грамматика любви», анализ рассказа Бунина «Деревня», анализ повести Бунина «Красавица», анализ рассказа Бунина, сочинение «Листопад», анализ стихотворения Бунина По писателю: Бунин Иван Перевал Ночь давно, а я все еще бреду по горам к перевалу, бреду под ветром, среди холодного тумана, и безнадежно, но покорно идет за мной в поводу мокрая, усталая лошадь, звякая пустыми стременами. В сумерки, отдыхая у подножия сосновых лесов, за которыми начинается этот голый, пустынный подъем, я смотрел в необъятную глубину подо мною с тем особым чувством гордости и силы, с которым всегда смотришь с большой высоты. Еще можно было различить огоньки в темнеющей долине далеко внизу, на прибрежье тесного залива, который, уходя к востоку, все расширялся и, поднимаясь туманно-голубой стеной, обнимал полнеба. Но в горах уже наступала ночь. Темнело быстро, я шел, приближался к лесам — и горы вырастали все мрачней и величавее, а в пролеты между их отрогами с бурной стремительностью валился косыми, длинными облаками густой туман, гонимый бурей сверху. Он срывался с плоскогорья, которое окутывал гигантской рыхлой грядой, и своим падением как бы увеличивал хмурую глубину пропастей между горами. Он уже задымил лес, надвигаясь на меня вместе с глухим, глубоким и нелюдимым гулом сосен. Повеяло зимней свежестью, понесло снегом и ветром… Наступила ночь, и я долго шел под темными, гудящими в тумане сводами горного бора, склонив голову от ветра. Уже давно остались внизу сосновые леса, давно прошли низкорослые, искривленные кустарники, и я начинаю уставать и дрогнуть. Мне вспоминается несколько могил среди сосен недалеко от перевала, где похоронены какие-то дровосеки, сброшенные с гор зимней бурей. Я чувствую, на какой дикой и безлюдной высоте я нахожусь, чувствую, что вокруг меня только туман, обрывы, и думаю: как пройду я мимо одиноких камней-памятников, когда они, как человеческие фигуры, зачернеют среди тумана? Впереди что-то смутно чернеет среди бегущего тумана… какие-то темные холмы, похожие на спящих медведей. Я пробираюсь по ним, с одного камня на другой, лошадь, срываясь и лязгая подковами по мокрым голышам, с трудом влезает за мною, — и вдруг я замечаю, что дорога снова начинает медленно подниматься в гору! Тогда я останавливаюсь, и меня охватывает отчаяние. Я весь дрожу от напряжения и усталости, одежда моя вся промокла от снега, а ветер так и пронизывает ее насквозь. Не крикнуть ли? Но теперь даже чабаны забились в свои гомеровские хижины вместе с козами и овцами — кто услышит меня? И я с ужасом озираюсь: — Боже мой! Неужели я заблудился? Бор глухо и сонно гудит в отдалении. Ночь становится все таинственнее, и я чувствую это, хотя не знаю ни времени, ни места. Теперь погас последний огонек в глубоких долинах, и седой туман воцаряется над ними, зная, что пришел его час, долгий час, когда кажется, что все вымерло на земле и уже никогда не настанет утро, а будут только возрастать туманы, окутывая величавые в своей полночной страже горы, будут глухо гудеть леса по горам и все гуще лететь снег на пустынном перевале. Закрываясь от ветра, я поворачиваюсь к лошади. Единственное живое существо, оставшееся со мною! Но лошадь не глядит на меня. Мокрая, озябшая, сгорбившись под высоким седлом, которое неуклюже торчит на ее спине, она стоит, покорно опустив голову с прижатыми ушами. И я злобно дергаю повод, и снова подставляю лицо мокрому снегу и ветру, и снова упорно иду навстречу им. Когда я пытаюсь разглядеть то, что окружает меня, я вижу только седую бегущую мглу, которая слепит снегом. Когда я вслушиваюсь, я различаю только свист ветра в уши и однообразное позвякивание за спиною: это стучат стремена, сталкиваясь друг с другом… Но странно — мое отчаяние начинает укреплять меня! Я начинаю шагать смелее, и злобный укор кому-то за все, что я выношу, радует меня. Он уже переходит в ту мрачную и стойкую покорность всему, что надо вынести, при которой сладостна безнадежность… и по туману чувствуется, как глубоко овладела поздняя ночь горами, — уже давным-давно спят в долинах, в своих маленьких хижинах маленькие люди; но я не тороплюсь, я иду, стиснув зубы, и бормочу, обращаясь к лошади: — Иди, иди. Будем брести, пока не свалимся. Сколько уже было в моей жизни этих трудных и одиноких перевалов! Как ночь, надвигались на меня горести, страдания, болезни, измены любимых и горькие обиды дружбы — и наступил час разлуки со всем, с чем сроднился. И, скрепивши сердце, опять брал я в руки свой страннический посох. А подъемы к новому счастью были высоки и трудны, ночь, туман и буря встречали меня на высоте, жуткое одиночество охватывало на перевалах… Но — идем, идем! Спотыкаясь, я бреду как во сне. До утра далеко.