Новости до тысяча девятьсот пятого года

до тысяча девятисот пятого года. ДО ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ПЯТОГО года. Новости сегодня на данный час: самые актуальные новости России и мира. 1905 год – время начала и наивысшего подъема первой русской революции (1905–1907 гг.). Под влиянием неудачной для России войны с Японией в стране нарастала напряженность.

От подпольного кружка к пролетарской диктатуре. Вып. 3. Тысяча девятьсот пятый год

Презентация для учителя-предметника для 6 класса. Учебно-методические материалы по Русскому языку для 6 класса. Мировая производительность важнейших (кроме железа) металлов в 1905. Декабрьское вооруженное восстание тысяча девятьсот пятого года [Текст]: (В помощь изучающим марксизм-ленинизм): На правах рукописи / проф. Шестаков. Год тысяча девятьсот сорок первый Заметно поредевшая в последних боях рота, где служил старшина Евгений Чумаков, вошла в деревню Верхняя Сосновка за полночь. РИА Новости. После революции 1917 года в Советской России, а затем в СССР начался поиск экономической модели для дальнейшего развития страны. Аргументы и факты в Санкт-Петербурге: главные события города, последние новости, картина сегодняшнего дня, историческая хроника.

Выпуск новостей 24 апреля 2024 года

Смотрите онлайн самые последние и важные новости канала ОТР на официальном сайте. Пользователь6 лет назад. 1. их письма 2. в обоих руках 3. уважаемые директоры. Запишите правильный вариант формы слова (слов). 1) ихние письма 2) в обеих руках 3) до тысяча девятьсот пятого года 4) уважаемые директора 5 Найдите и исправьте ошибку (ошибки) в образовании формы слова. Голышмановская библиотечная система, Выставка - Откуда есть. 1985 (тысяча девятьсот восемьдесят пятый) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся во вторник. Первый салют по случаю Дня Победы был произведен в Москве 9 мая 1945 года 30 залпами из тысячи орудий. Тысяча девятьсот пятый год перед царским судом.

1905 год по падежам

Куда только все пропало? Почему такой уверенный старт сменился застоем и провальным финалом, переходящим в аппаратный паралич? Может быть, мой долг — рассказать о будущем компетентным специалистам, и колесо истории повернется по-другому? Или уж валить все на первого и последнего президента СССР, который сейчас возделывает партийные нивы где-то в Ставрополье? Подать сюда для важной беседы о переустройстве мирового порядка…» Ага, потом за такой подарок предки отблагодарят — выпишут путевку в лечебный комплекс закрытого типа на полный пансион. Стрелять вроде из моды уже вышло, но что гуманнее — вопрос открытый… Хотя информацию-то отожмут по-любому, да только на этом все сотрудничество кончится, идиоты без надобности даже в стае обезьян… Спасибо Екатерине, она не стала сразу донимать с расспросами о будущем. Может, не могла выбрать самый главный вопрос. Но скорее интуитивно понимала, что мне надо «переварить» новости. Впрочем, всему есть предел, даже женскому терпению. После десяти минут моих раздумий ее уже ощутимо распирало.

Пришлось успокаивать: — Сейчас, сейчас. Чуть в себя приду и на все вопросы отвечу. Пока не волнуйся — впереди все ровно, по крайней мере, на Урале. Живем нормально, на хлеб с маслом хватает. А на Марс, Венеру? Нет в две тысячи десятом году такой страны СССР. Распался Союз на отдельные республики. Не надо было так резко, от такого разрыва шаблона… Надеюсь, она не ортодоксальная комсомолка, вешаться в лес не побежит. И сердце у нее здоровое, вон, сначала побледнела, а минуты не прошло — лицо красным залило.

Вот-вот набросится и порвет как изменника Родины. Как это допустили коммунисты, пролетариат и колхозники? Была война, империалисты победили советский народ? Прогнило все до сердцевины да и развалилось само, я в третьем классе учился, толком ничего не понимал. При чем тут колбаса? И обувь… Не надо кирзачи с ногами под сиденье толкать! Нет там столько места! Девушка смутилась, но тут же поправилась и демонстративно выставила ноги на обозрение. Они ведь готовы напасть… — Был я за границей туристом много раз.

В Турцию сейчас, как на дачу, многие ездят, ни виз, ни разрешений, купил билеты на самолет и лети, четыре часа — ты на море-пляже. Да и в другие страны не многим сложнее. Это был нокаут. Не ожидал, что поездка в капстраны является в шестьдесят пятом такой великой, но недостижимой мечтой. Вернее, разумом понимал, в учебниках читал. Но столкнуться с этим самому — совсем иное дело. Наверное, для меня сравнимым потрясением стали бы свободные контакты с инопланетянами в духе: «А что, в каникулы махнем на Тау Кита? Где-то побогаче, а где-то и победнее. А в торговых центрах так вообще страну только по языку отличить можно, все одинаковое.

Но квалифицированный специалист типа меня может себе позволить недорогие страны типа Египта раза три-четыре в год, если «ни семьи, ни детей». Напрячься, конечно, придется: за это надо отдать минимум половину месячной зарплаты. Никаких документов, забронировал отель через Интернет, купил билет, и готово! Можно за полчаса все оформить, не выходя из дома, слетать на пару отгулов, захватить праздник и выходные. Екатерина замолчала, похоже, и ей надо было уложить в голове информацию. Немного подумав, я продолжил: — Хотя, ты знаешь, и у нас не все так хорошо. Учителя сельские, к примеру, совсем мало получают. Им на отпуск нужно пару лет копить. А если с детьми да с мужем не повезет, совсем труба.

Помощи от государства нет никакой, капитализм волчий, натуральный. Пенсии маленькие, квартплаты высокие. А уж сколько квартиры стоят!.. Их люди все больше в кредит покупают, выплачивают по двадцать — тридцать лет. Что значат материальные эмпирии по сравнению с романтикой!.. На Луну американцы высадились в шестьдесят девятом — первые и последние. Наши сдались, только автоматы-луноходы посылали пару раз. До Марса так и не добрались: дорого. Люди на орбиту летают довольно часто, станция есть международная, но все это, в сущности, мелочи.

Нет от космоса коммерческой отдачи — и он практически не развивается. Не поверишь, от экономии на старых ракетах, разработанных в твое время, летают. И наши, и американцы. Такая быстро докажет, насколько хорошо жить при коммунизме. Там настоящая виртуальная жизнь. Море общения, информации, игр. Так у меня за спиной ноутбук лежит! Старый уже, тяжелый и медленный. Что у нас в открытых вкладках хрома?

Сохраним, тут Интернета долго не будет. А вот теперь и показывать можно. Фейсбук, например. Эту картинку показывал сервер всемирной сети Интернет. Расположен, кстати, скорее всего в США. Но без проверки по адресу точно нельзя сказать, так как их много по всему миру. На серверах несколько сот миллионов людей из разных стран могут оставлять любые данные — тексты, фотографии, видеоролики. А также комментировать их или просто переписываться. Сообщения доходят за секунды… Тут я понял, что гибкость сознания девушки достигла своего предела.

Она «отключилась» и просто молча смотрела в монитор, явно не принимая моих объяснений. Что бы ей показать более привычное? Как говорил классик, из всех искусств важнейшими являются кино и цирк. Лишнего цирка в запасе нет, а вот десятка три авишек на ноуте завалялось. Выберем… Пожалуй, «Аватар». Это фантастика, сказка, в реальности подобных технологий у нас пока нет, но в принципе многое весьма близко… Только дверь наконец захлопни — холодно и комары, есть же ручка! После первых пяти минут Катя полностью ушла в кино. Ее лицо откровенно демонстрировало всю гамму чувств, видеть это было даже несколько неудобно, примерно как подглядывать в окно… за красивой девушкой, неосмотрительно надевшей полупрозрачную ночнушку. В общем, чтобы оторваться от созерцания чуть приоткрытых губ, пришлось приложить некоторые усилия.

Но слишком о многом надо было подумать. Во-первых, особой альтернативы сотрудничеству с советским правительством не имелось. Прятаться глупо, да и найдут в два счета, с моим-то «богатым» криминально-партизанским опытом и знанием эпохи. А вот принести пользу родной стране, уж простите за пафос, можно немалую. Одни только артефакты должны при разумном использовании двинуть прогресс вперед. Знание конечного результата многое проясняет в исследованиях, да и нет в моих железках ничего невозможного для науки шестьдесят пятого. Спутники запускают, атомные бомбы собирают. А технологии — дело наживное, тут скорее необходимы ресурсы и время. Из опыта общения с гаишниками двадцать первого века я давно уяснил: апеллировать к доводам разума стоит начинать с капитана, а лучше — майора.

Кто ниже званием может только составить протокол, задержать, обыскать и не пущать. Вытрясти взятку, наконец. Впрочем, последнюю и майоры не прочь получить, только обставляют дело с куда большим артистизмом. В общем, сейчас мораль простая: любой ценой выходить на руководителей высокого ранга. Начинать сотрудничество с младшего сержанта милиции — верный способ получить клеймо шпиона, форсированный допрос и отсидку в камере до тех пор, пока провернутся бюрократические шестеренки. Да еще имеется немалый риск, что рапорту этого самого сержанта просто не поверят. Молча поставят галочку в его анкете, дела сдадут в архив, железки на дальний секретный склад, а меня в психушку. Во-вторых, что делать с информацией о вождях? Да и вообще, с перспективой развала страны в ближайшие двадцать лет?

Наиболее интересное художественное описание властителей того времени можно почерпнуть в фантастике Стругацких. Неизвестные отцы из «Обитаемого острова» суть Политбюро ЦК. Подковерные интриги, борьба за расстановку кадров, отрасли промышленности и ресурсы. При этом еще нужно не забыть свои спецпайки, служебные автомобили и дачи. И все это именем КПСС и во славу народа. Впрочем, в моем будущем все ничуть не лучше, разве что честнее — дерутся ради денег, не сильно вспоминая про свой долг перед избирателями. Насколько помню курс истории СССР за восьмой класс, после смещения Хрущева власть в основном делили три группы — комсомольцы Шелепина, партаппаратчики Брежнева и, кажется, сторонники Подгорного. Победили брежневцы как более опытные и хитрые, а может быть, удачливые. Но это был выигрыш по очкам, некоторое время борьба шла почти на равных.

Куда попадет информация о моем существовании? Сразу в ЦК? Да в жизни не поверю, что такой пробой реальности никто из «неизвестных отцов», тьфу, секретарей, не постарается воспользоваться в своих интригах. Принцип простой — если я ничего не хочу менять в современном политическом раскладе, достаточно, чтоб информация дошла сразу до всех группировок. Нет ничего проще, чем сдаться в местном обкоме КПСС первому секретарю в присутствии второго и третьего. Хорошо это или плохо? Плюсы — история мне более-менее знакома, а значит, более предсказуема. Минусы — подробности жизни Брежнева из меня так или иначе достанут. Химией, уговорами, гипнозом, побоями… Надеяться на замалчивание фактов в моем положении не приходится.

Но правда весьма опасна для будущего пятикратного Героя Страны Советов, а значит, у него будет желание видеть меня как можно реже и как можно дальше. А лучше не видеть совсем. М-да… Что-то этот путь мне совсем не нравится. Конечно, есть ненулевая вероятность того, что Леонид Ильич окажется человеком умным, учтет свои ошибки, и мир увидит совсем иного Генерального секретаря. Сколько ему сейчас? Так… Умер он в год моего рождения, и было ему лет семьдесят пять минимум. Значит сейчас около шестидесяти. Можно поверить, что в таком возрасте человек сможет начать жить по-новому? Нет, нет и еще раз нет!

Да и окружение ему под стать, не зря в начале восьмидесятых была настоящая «пятилетка смерти»[5]… Есть ли другой вариант? КГБ сейчас возглавляет Семичастный, вот не помню его имени-отчества. До него эту должность занимал Шелепин. И отношения у них хорошие, если не сказать большего. Хрущева свергали вместе, в опалу попадут друг за другом. Друзьями останутся даже в старости. Ничего бы про них не знал, но месяц назад, в две тысячи десятом году, под Смоленском упал самолет Качинского. Бесконечное перекатывание катынского дела в прессе подвигло меня копнуть историю чуть глубже. Кроме ура-патриотической трескотни попался стоящий рассказ следователя Генеральной прокуратуры, который в тысяча девятьсот девяносто втором допрашивал Шелепина об уничтожении в пятьдесят девятом личных дел польских офицеров.

Осталась всего одна папка, которую потом и передавали генсекам до Ельцина. Подробности уже забылись, но особо интересными показались два факта. Даже на восьмом десятке товарищ Шелепин отказался отвечать на вопросы без помощи друга — Семичастного. Такие отношения не часто встретишь на Олимпе — вернее, это что-то реально удивительное. И второе, архив убрали по записке, подготовленной неведомым офицером и подсунутой Шелепину на подпись в третий месяц его пребывания на должности руководителя КГБ. Все под соусом: «Тут бесполезные секретные бумаги занимают целую комнату». Что стоит молодому руководителю подмахнуть приказ очистить помещение? Если информация обо мне не выйдет из недр комитета, она с высокой вероятностью попадет к Шелепину. В моей истории он проиграет, и будет уже в шестьдесят седьмом брошен на профсоюзы и где-то в семидесятых вообще выведен из состава Политбюро и отправлен на унизительно маленькую должность.

Во времена Горбачева в отличие от многих Шелепина не простят. К девяносто второму он — обычный пенсионер без особых средств к существованию, доживающий век в квартире дочери там его и допрашивал следователь по катынскому делу. Зная такое невеселое будущее, сможет ли Шелепин переломить ход событий в свою пользу? Но уверен, любой человек на его месте пойдет «во все тяжкие» в стремлении перевести стрелки истории в иное русло. Если выиграет, скучать точно не придется. Однако можно надеяться на надежную «крышу», при которой у меня появится реальная возможность построить советский Интернет. Можно ли желать от жизни большего? А что я теряю при его проигрыше? Ничего, слишком мелкая песчинка.

Только возникнет возможность возвращения к предыдущему сценарию — люди Брежнева выжмут из меня максимум и по-быстрому да выбросят от греха подальше. Хорошо, если просто к станку поставят, а не отправят соседом к Наполеону и Цезарю. Вот был бы там знакомый, как бы все упростилось… — Похоже, я не заметил, что произнес эту фразу вслух. Екатерина машинально, не отвлекаясь от легкой эротической сцены Аватара, ответила: — У меня там брат работает оперуполномоченным. Старший лейтенант Анатолий Назаров. Опомнившись, быстро отвел подальше морду, пытаясь увернуться от оплеухи — оказалось, зря. Черт, да ничего не изменилось в мире за тридцать лет. Не семнадцать же Кате… — Ты замужем? Что ж, если судьба подсказывает путь, надо быть последним глупцом, чтобы ослушаться.

Но на Бога надейся, а верблюда привязывай. Применительно в нашей ситуации нужно сделать все, чтобы о «дыре во времени» узнало как можно меньше людей. Спрятать артефакты и, соблюдая строгий режим секретности, проползти в генеральские кабинеты. Не из жажды интриг, а чувства самосохранения для! Вот только уральский лес для маскировки машин никак не подходит. Зелени мало, болот и бурелома много. В общем, тайга тут без конца и края, но никуда с дороги я не уеду. Даже на серьезном внедорожнике застряну через первые же двадцать — тридцать метров, про паркетник и говорить нечего. Одна надежда на девушку, может, и тут выручит?

Наконец по экрану пошли титры. Катя хлюпнула носом, вытерла глаза и напряженно покосилась на английские фамилии, но промолчала. Я же не удержался от грубоватой шутки — уж очень хотелось избежать града вопросов по фильму: — Что, думаешь, за просмотр продукции вражеской пропаганды из комсомола исключат? В частном доме или в многоэтажке? Учителя-то всегда нужны. Сейчас, наверное, переселит куда-нибудь. На избу желающих много, а справиться одна с хозяйством я все равно не смогу. В голову упорно лезли встреченные парой часов ранее пол-лошади и мешали думать. Вот спасибо, опять ты меня выручаешь.

Он сейчас кандидат в члены КПСС, делает карьеру. Выдержав паузу, я отключил ноутбук и аккуратно убрал назад, на пол, от греха подальше: как бы не упал с сиденья. Затем включил фары и не спеша начал двигаться из леса, старательно избегая сползания колес в глубокую колею. Незаметно от соседей сможем машину к тебе загнать? Можно еще посмотреть? А документальные есть? При малейшей возможности покажу тебе все, что есть. И музыку тоже. Конечно, если ноутбук не поместят в страшно секретную лабораторию.

Ехали молча, я был слишком занят дорогой, так как решил, что с фарами получается слишком вызывающе, а вот габариты светят как раз в стиле шестидесятых годов. Дорога тоже доставляла хлопот, но когда выбрались из леса, сменилась на приличную гравийку. В городке, на главной, так вообще был положен очень неплохой асфальт. Екатерина, судя по всему, задумалась о партийной дисциплине в семейных отношениях, поэтому отделывалась короткими словами и жестами направляла меня в нужную сторону. Машин, к счастью, не попадалось. Ни встречных, ни попутных. Вообще Н-Петровск казался вымершим. В час ночи все спали, что неудивительно, рабочий день начинался с шести-семи часов. Тихо вокруг, только темные дома с трудом угадывались в тусклых отблесках редких уличных фонарей.

Впрочем, осветительные приборы такого названия явно не заслуживали, какие фонари — мы проехали мимо простой лампы-стоваттки с жестяной крышкой, закрепленной на столбе и мрачно раскачивающейся на весеннем ветру. На нужной улице применил настоящую военную хитрость: за пару кварталов совсем отключил габариты и на минимальной скорости высадил Катю у ворот ее дома. Сам проследовал дальше, аккуратно объехал квартал по кругу и быстро нырнул в проем гостеприимно открытых девушкой ворот. Соседские собаки, конечно, погавкали, но без энтузиазма, лениво и недолго. Двери на крытый двор пришлось открывать уже вдвоем. По сути, это был кусок стены, сколоченный из досок, на шарнирах из какой-то матерчатой дерюги. В общем, эта дверь не открывалась, а переносилась. С таким крестьянским подходом одной женщине действительно не выжить. Но для меня это сущий пустяк, еще несколько минут, и машина стояла на покрытых застарелой грязью досках внутреннего крытого дворика, освещаемая ослепляюще яркой после темноты лампой ватт в сорок.

Кате бы в разведке работать: она не поленилась, взяла короткий жесткий веник и постаралась замести следы от колес, а я тем временем осмотрелся. Парадная калитка слева от въезда была закрыта изнутри на большой амбарный замок, который, судя по всему, не открывался годами. Зато справа, сбоку, обнаружилась распахнутая дверь, выходящая в образованный поленницами совершенно невидимый с улицы закуток. Под поветью, как Катя назвала крышу внутреннего двора, напротив дома стоял длинный низкий сарай. Внизу — зияющий черным провалом хозяйственный чулан, сверху — сеновал с жалкими остатками сена. Ближе к огороду чулан переходил в туалет, потом в курятник, в котором на засиженных досках-помостах шевелился десяток белых кур, следом шли свинарник или коровник, в общем, что-то низкое и вонючее, но сейчас также пустое. Никакой краски, натуральное дерево, потемневшее от времени, а снизу — от грязи и навоза. На всем лежала печать запустения. Жаль, собаки у меня нет.

Полезная животинка. В низкое, закрытое веселенькой ситцевой на вид я материю отличать не умею, но слово вовремя вынырнуло из памяти шторкой светило… нет, не солнце, а низкое, затянутое тучами небо. Накрапывал дождь. Кати в доме не было, впрочем, мы вечером договорились, что она с утра поедет в Свердловск к брату Анатолию, захватив с собой смартфон, мой паспорт и деньги двадцать первого века. Этого более чем достаточно, чтобы нашу историю не признал бредом, по крайней мере, родной брат. Тем более что я успел показать девушке игрушку Teeter. Засыпая на жестковатой, несмотря на постеленный тюфяк, лавке, очень хотел проснуться на рассвете, как тут заведено, и проводить Катю в дорогу. Повторить поцелуй в щечку. Но по буржуйской привычке бессовестно все проспал.

Гимн Советского Союза прозвучал по радио в шесть утра, но даже эта громкая и торжественная музыка без слов не смогла выдрать меня из сна[6]. Делать нечего, встал, оделся, сползал до «удобств», подивился потрясающей конструкции. Стульчак представлял собой что-то типа ступы бабы-яги, как ее рисуют в детских книжках, и был сделан из цельного долбленого куска бревна. Правда, без дна, с обитым рыжеватым войлоком верхним краем. Не слишком гигиенично, прямо скажем, но, наверное, тут зимой не до интеллигентских закидонов. Поплескал в лицо из удобно стоящей под водостоком бочки, потер зубы пальцем. С наступлением темноты лампочку не зажигали из соображений маскировки. Мне это казалось диковатым, но Екатерина относилась к шпионам очень серьезно. Или к бывшему мужу — может, она еще собиралась с ним сойтись?

Впрочем, тут деревня, не Москва, всем есть дело до всего, жители любую странность подметят почище пограничной собаки. Так что обустраивались в потемках. Успел собрать пыль в углах коленями, поцеловать притолоку двери лбом и достать ножки какой-то идиотской мебели пальцами ноги. После пробуждения тоже было как-то не до разглядывания местных достопримечательностей, уж слишком давила на мозг жидкость. А тут зашел в дом и просто уперся в огромную русскую печь, оштукатуренную синеватой известью. Чуть наискосок от входной двери к печке была прислонена деревянная лестница с тремя широкими удобными ступенями, окрашенная коричневой краской. Сверху, за краем затертых до черного блеска животами и задницами кирпичей, виднелась какая-то зимняя одежда. Из нескольких «дырок» выглядывали шерстяные носки, варежки, полотенца, а может быть, портянки. На кухне обнаружил огромный проем в печи, на нем стояли явно заброшенные, покрытые пылью пустые чугунки, среди них, как летающая тарелка в окружении танков, красовалась обычная алюминиевая кастрюля с кучкой некрупных картофелин в мундире.

Похоже, о моем обеде позаботились, вареная картошка с солью — вполне современно. На столе, застеленном белой, чистой до хруста скатертью, виднелась наполовину полная литровая банка молока, родная сестра той, из которой вчера пили в машине. Неужели хозяйка с утра специально для меня застелила стол? Очень благородно с ее стороны, но непрактично. Лучше бы чего съедобного на завтрак приготовила, интеллигенция деревенская. Подтащил поближе к лавке кастрюлю с картошкой и ободрал с нее кожуру. Пошарил на полках, ага, сковорода есть, хоть и не первой свежести, но сойдет.

Городская управа. Здесь находились городские власти и промышленники Иваново - Вознесенска. И здесь утром состоялся многотысячный митинг. Рабочие выдвинули около трех десятков требований, в основном чисто экономического характера: установление гарантированного минимума зарплаты, введение восьмичасового рабочего дня, улучшение санитарно - технических условий труда. Ну а поскольку список составлял местный большевистский комитет, были включены и политические требования : созыв учредительного собрания, введение демократических свобод, празднование первого мая. Фабриканты отказались их принять, мотивируя это нежеланием общаться с неорганизованной толпой. Тем самым предприниматели сами подтолкнули рабочих к выбору депутатов.

Предполагалось, что восстание начнут рабочие Петербурга. Но 3 декабря 1905 г. Тогда по предложению Московского комитета большевиков Московский Совет решил 7 декабря начать всеобщую стачку, которая должна была перерасти в вооруженное восстание. Стачка началась в 12 часов 7 декабря. По всей Москве прошли массовые митинги, формировались вооруженные отряды. Политические экстремисты и сагитированные ими рабочие громили полицейские участки и вооружались захваченным оружием. В боевых дружинах насчитывалось 8 тысяч участников, из них 2 тысячи были вооружены. Улицы Москвы перегородили баррикады. Несколько дней в городе шли бои. К 19 декабря силами войск и полиции восстание было подавлено. Но в том же месяце радикалам удалось развязать восстания в поселках Донецкого бассейна, в Харькове, Ростове-на-Дону, в городах западного края, Закавказья, в Нижнем Новгороде, Перми, Уфе, Новороссийске, Красноярске, Чите и других городах. Не обошлась первая русская революция и без участия внешнего противника. Если в 1917 г. Ее правительство оказывало поддержку революционерам через военного атташе Мотодзиро Акаси занимавшего эту должность с 1902 по 1904 гг. Япония выделила для нужд революционного движения в России около 1 млн. Революционеры, в свою очередь, поздравляли японцев с победами над Россией. Революция 1905 года стала следствием 25-летней попытки «подморозить Россию», начатой К. Победоносцевым в ответ на цареубийство 1 марта 1881. В это время были не только остановлены насущные реформы, но отменялись и некоторые уже введенные Александром II преобразования. Между тем и экономика, и уровень грамотности в стране быстро росли, — обществу в рамках «старого режима» было тесно. Для модернизации страны была необходима какая-то встряска. Но радикальные силы, в том числе большевики, под видом «свержения самодержавия» стремились не к модернизации страны, а к «великим потрясениям» и осуществлению крайних социалистических доктрин в духе того, что последовало в 1918 году. Только благодаря усилиям власти, прежде всего С. Витте и П.

В результате этой борьбы ивановских рабочих — стачечников, их депутаты сумели добиться от «хозяев» определенных уступок. Лишь голод принудил рабочих удовлетвориться частичными уступками ивановской буржуазии и с 23 июля 1905 года возобновить работу. Они думают, что сломили нашу солидарность, они думают, что они победили, что мы сдались, считая себя побежденными. Но так ли это товарищи? Ошибаются наши враги! Ну а первый общегородской Совет рабочих депутатов Иваново — Вознесенска стал прообразом новой уже послереволюционной власти. Несомненно, стачка стала серьезным ударом по самодержавию и молодому капитализму в России, она показала, что люди готовы выходить на улицы и отстаивать собственные убеждения, явила всей стране, да и, пожалуй, всему миру пример мужественной борьбы рабочих за свои права, пример первых шагов по налаживанию самоуправления. Уже в годы Советской власти было принято решение увековечить память восставших рабочих установлением в г. Также в Иванове в 1967 году был открыт Музей Первого Совета, расположившийся в историческом здании Мещанской управы. Именно здесь с 15 по 18 мая 1905 года прошли 4 заседания первого в стране общегородского Совета рабочих депутатов. И именно сюда и в настоящее время, каждый год приходят коммунисты и их сторонники г. Иваново почтить память своих земляков, смело и организованно боровшихся за права и интересы людей труда.

Военная операция на Украине

Он «должен был» готовить вооруженное восстание, поддерживать выступления крестьянства и «изолировать буржуазию». Партия намеревалась создать Временное революционное правительство как орган победившего пролетариата и крестьянства. Революционеры старались прежде всего разложить вооруженные силы. В беспорядки оказались втянуты матросы Черноморского флота, среди которых было много бывших рабочих. Узнав об этом, Ленин послал большевика М. Васильева-Южина возглавить восстание, но пока тот ехал из Женевы в Одессу, «Потемкин» уже ушел оттуда. Странствуя по различным портам Черного моря, броненосец нигде не встретил поддержки, мятежная команда устроила артобстрел одесской набережной с гуляющими по ней гражданами; 26 июня он пришел в Констанцу и сдался румынским властям. В ноябре 1905 г. Шмидт возглавил восстание на крейсере «Очаков», но оно сразу было подавлено.

Большинство частей армии и флота остались верны своей присяге. Крестьянские волнения провоцировались партией эсеров во главе с В. Эсеры всё чаще прибегали к террористическим актам. Была создана «Боевая организация», на совести которой немало политических убийств. Так, в феврале 1905 года эсером И. Каляевым был убит московский Генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович. Наконец Император пошел навстречу требованиям общественности. В августе 1905 г.

Россия получала в перспективе законосовещательный выборный орган. Но ни либеральные, ни революционные партии не были удовлетворены, так как Дума планировалась лишь как законосовещательная. В крупных промышленных центрах, таких, как Петербург и Москва, революционеры создали Советы - самопровозглашенные органы власти. Председателем Петербургского Совета со временем стал Л. Осенью беспорядки не только не пошли на спад, но и напротив, охватили всю Россию, 15 октября началась всероссийская политическая стачка. Под таким давлением Государь 17 октября 1905 подписал новый манифест. Подданным Империи были даны гражданские свободы, за будущей Думой закреплялись законодательные права, расширился круг избирателей.

И когда они начались, все вдруг в газетах переменилось: только что вот они говорили, что русские войска успешно идут в наступление, как вдруг оказалось, что они должны отступить. Далее авторы задаются вопросом: почему газеты так себя вели, писали, что русские войска должны обязательно победить в войне с японцами, а потом вдруг изменили тон?

И сами же отвечают: потому что у нас не было свободы печати. Что такое цензура? Многие ли из вас знают, сколько бед сделала она России?.. Цензура - это намордник, который надевали на газеты и который не снимали для еды. Поэтому правда умерла от голода в подцензурных газетах".

В обеспечении жильем детей-сирот представители контрольно-счетной палаты края выявили серьезные нарушения. Что пытались скрыть представители власти в Забайкалье? Однако, читинцы не понимают, почему чиновники спокойно и уверенно принимают такие невероятные и абсурдные решения. Все подробности смотрите прямо сейчас в выпуске новостей.

Предполагалось, что эта мера укрепит их материальную базу, позволит эффективнее использовать технику. Но для многих колхозов с небольшими доходами расходы на её покупку оказались непосильными. На селе не хватало ремонтников: многие опытные инженеры и техники из МТС не хотели переезжать работать в колхозы, предпочитая искать работу по специальности в городе. Проблема снабжения хозяйств техникой была решена позже за счёт государственного финансирования её закупок и подготовки специалистов. Пагубными для деревни оказались также ещё две идеи Хрущёва: ликвидация «неперспективных» деревень, в результате которой только в России к середине 1960-х гг. Личное подворье рассматривалось с конца 1950-х гг. В итоге в 1958—1964 гг. Специальным постановлением запрещалось содержать скот в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих посёлках. Запрет коснулся около 12 млн городских семей, имевших свои огороды. Всё это привело к тому, что такие хозяйства перестали обеспечивать продукцией себя и рынки, на которых покупали всё необходимое городские и сельские жители. Замены же данным товарам государственное производство дать не смогло. В декабре 1963 г. Именно с химизацией сельского хозяйства руководство страны стало связывать повышение урожайности и рост объёмов производства. Но результаты развития в этом направлении стали сказываться лишь в 1970-е гг. Хочу поступить в лучший вуз! Скачайте планер для подготовки к ЕГЭ, чтобы учёба проходила эффективнее Скачать гайд Принимаю условия соглашения и даю согласие на обработку своих персональных данных на условиях политики конфиденциальности Развитие промышленности Хрущёв, как и многие другие члены руководства СССР, считал, что проблемы в развитии народного хозяйства не связаны с советской экономической системой. Проблема виделась в отдельных недостатках в работе органов управления и ошибках с подбором кадров. Со стремлением их исправить была связана экономическая реформа — реформа управления промышленностью, которая началась в 1957 г. Речь шла о замене отраслевого принципа управления экономикой на территориальный, министерств на совнархозы. Совнархозы Советы народного хозяйства — государственные органы территориального управления народным хозяйством советских республик и СССР в 1917—1932 и 1957—1965 гг. По мнению Хрущёва, существование сверхцентрализованных отраслевых министерств вело к несбалансированности развития промышленности, слишком большим расходам на транспортировку сырья и готовой продукции, дублирования производства некоторых изделий — ими одновременно занимались предприятия разных министерств. Территориальные органы управления были бы ближе к предприятиям, что упрощало процесс планирования, согласования, строительства и тому подобные хозяйственные вопросы. Все промышленные предприятия и стройки, расположенные на их территории, были переданы в ведение местных совнархозов. Лишь предприятия оборонной промышленности оставались в подчинении общесоюзных министерств. Здание бывшего Средне-Уральского совета народного хозяйства. Фотография из архива Управления государственной охраны объектов культурного наследия Свердловской области Вопросы экономического управления совнархозы должны были решать в соответствии со специализацией своего экономического района. Логика в такой децентрализации была, и первоначально реформа была воспринята позитивно. Но уже скоро стали проявляться серьёзные проблемы. Нарушились устоявшиеся экономические и производственные связи между предприятиями одной отрасли, так как они оказались в разных экономических районах и были подчинены разным совнархозам. Проявились и проблемы, связанные с неравномерностью экономического развития регионов. Например, северо-западный и центральный районы на территории РСФСР обладали гораздо более развитой промышленной базой и квалифицированными кадрами, чем среднеазиатские районы СССР, в экономике которых преобладало сельское хозяйство. По этой причине менее экономически развитые районы были обречены на хроническое отставание. С начала 1960-х гг. Сначала на республиканском уровне были созданы совнархозы союзных республик. Затем начался процесс укрупнения местных совнархозов путём слияния экономических административных районов в более крупные. В результате число таких районов сократилось со 105 до 43. Для проведения единой технической политики были образованы государственные производственные комитеты. Они руководили научно-исследовательскими, конструкторскими и проектными организациями, которые выводились из-под управления совнархозов. Таким образом, тенденция централизованного отраслевого управления экономикой фактически одержала верх и в 1965 г. В 1953—1964 гг. Промышленное производство за 1956—1960 гг. В 1960 г. В 1965 г. СССР стал крупнейшим в мире производителем кокса, цемента, тепловозов, пиломатериалов, шерстяных тканей, сахара-песка, животного масла, занял первое место в мире по добыче угля и железной руды и второе место по производству электроэнергии, добычи нефти и газа, производству стали, чугуна, химической продукции, минеральных удобрений, продукции машиностроения, хлопчатобумажных тканей и по другим позициям. При этом необходимо отметить значительное возрастание роли интенсивных факторов развития. Началась автоматизация производства, в промышленности появились новые отрасли — электроника, атомная энергетика, космонавтика. Большая электронно-счётная машина серия советских электронных вычислительных машин общего назначения, выпускавшихся с 1952 г. Фотография Виктора Р. Руиса Наиболее весомых результатов научно-технический прогресс достиг в оборонной промышленности: увеличение производства ядерного оружия, совершенствование ракетной техники, которая способна доставлять его к любой цели. Но эти наработки использовались и в гражданских отраслях. В 1959 г. Он был построен для обслуживания Северного морского пути и обеспечения непрерывной навигации. В 1957 г. СССР открыл для мира космическую эру — 4 октября на орбиту Земли был запущен первый в мире искусственный спутник. Носитель для него был создан на базе межконтинентальной баллистической ракеты. Из воспоминаний американского писателя-фантаста Рэя Брэдбери «В ту ночь, когда Спутник впервые прочертил небо, я … глядел вверх и думал о предопределённости будущего. Ведь тот маленький огонёк, стремительно двигающийся от края и до края неба, был будущим всего человечества.

Николай Железников «Девятьсот пятый год»

Она: Ну пусти под одеяло! Он: В трусах не пущу! Тут дресскод!	Новости сегодня на данный час: самые актуальные новости России и мира.
"Тысяча девятьсот пятый год". | TamTam	Начиная с 1947 года, вплоть до 1953 года весной проходили крупные снижения розничных цен на продукты питания и товары широкого потребления.
Вышел первый номер газеты «Известия»	Запишите правильный вариант формы слова (слов). 1) ихние письма 2) в обеих руках 3) до тысяча девятьсот пятого года 4) уважаемые директора 5 Найдите и исправьте ошибку (ошибки) в образовании формы слова.
Она: Ну пусти под одеяло! Он: В трусах не пущу! Тут дресскод!	3) до тысяча девятьсот пятого года.
Военная операция на Украине	Военная спецоперация на Украине 24 апреля 2024: прямая онлайн-трансляция Сайт в онлайн-режиме публикует последние новости о военной спецоперации России на Украине на 24 апреля 2024 года.

Лента новостей

Мы не передаем никакие личные данные наших посетителей кому бы то ни было. Out of these cookies, the cookies that are categorized as necessary are stored on your browser as they are essential for the working of basic functionalities of the website. We also use third-party cookies that help us analyze and understand how you use this website. These cookies will be stored in your browser only with your consent.

Страница ответа Здравствуйте! Верно ли расставлены знаки препинания в следующем предложении? Самые настойчивые, я бы сказал напористые - те, кого вы можете видеть вокруг себя - получат достойное вознаграждение. Нужно закрыть запятой придаточное предложение: Самые настойчивые, я бы сказал напористые — те, кого вы можете видеть вокруг себя, — получат достойное вознаграждение.

Незаметно от соседей сможем машину к тебе загнать? Можно еще посмотреть?

А документальные есть? При малейшей возможности покажу тебе все, что есть. И музыку тоже. Конечно, если ноутбук не поместят в страшно секретную лабораторию. Ехали молча, я был слишком занят дорогой, так как решил, что с фарами получается слишком вызывающе, а вот габариты светят как раз в стиле шестидесятых годов. Дорога тоже доставляла хлопот, но когда выбрались из леса, сменилась на приличную гравийку. В городке, на главной, так вообще был положен очень неплохой асфальт. Екатерина, судя по всему, задумалась о партийной дисциплине в семейных отношениях, поэтому отделывалась короткими словами и жестами направляла меня в нужную сторону. Машин, к счастью, не попадалось.

Ни встречных, ни попутных. Вообще Н-Петровск казался вымершим. В час ночи все спали, что неудивительно, рабочий день начинался с шести-семи часов. Тихо вокруг, только темные дома с трудом угадывались в тусклых отблесках редких уличных фонарей. Впрочем, осветительные приборы такого названия явно не заслуживали, какие фонари — мы проехали мимо простой лампы-стоваттки с жестяной крышкой, закрепленной на столбе и мрачно раскачивающейся на весеннем ветру. На нужной улице применил настоящую военную хитрость: за пару кварталов совсем отключил габариты и на минимальной скорости высадил Катю у ворот ее дома. Сам проследовал дальше, аккуратно объехал квартал по кругу и быстро нырнул в проем гостеприимно открытых девушкой ворот. Соседские собаки, конечно, погавкали, но без энтузиазма, лениво и недолго. Двери на крытый двор пришлось открывать уже вдвоем.

По сути, это был кусок стены, сколоченный из досок, на шарнирах из какой-то матерчатой дерюги. В общем, эта дверь не открывалась, а переносилась. С таким крестьянским подходом одной женщине действительно не выжить. Но для меня это сущий пустяк, еще несколько минут, и машина стояла на покрытых застарелой грязью досках внутреннего крытого дворика, освещаемая ослепляюще яркой после темноты лампой ватт в сорок. Кате бы в разведке работать: она не поленилась, взяла короткий жесткий веник и постаралась замести следы от колес, а я тем временем осмотрелся. Парадная калитка слева от въезда была закрыта изнутри на большой амбарный замок, который, судя по всему, не открывался годами. Зато справа, сбоку, обнаружилась распахнутая дверь, выходящая в образованный поленницами совершенно невидимый с улицы закуток. Под поветью, как Катя назвала крышу внутреннего двора, напротив дома стоял длинный низкий сарай. Внизу — зияющий черным провалом хозяйственный чулан, сверху — сеновал с жалкими остатками сена.

Ближе к огороду чулан переходил в туалет, потом в курятник, в котором на засиженных досках-помостах шевелился десяток белых кур, следом шли свинарник или коровник, в общем, что-то низкое и вонючее, но сейчас также пустое. Никакой краски, натуральное дерево, потемневшее от времени, а снизу — от грязи и навоза. На всем лежала печать запустения. Жаль, собаки у меня нет. Полезная животинка. В низкое, закрытое веселенькой ситцевой на вид я материю отличать не умею, но слово вовремя вынырнуло из памяти шторкой светило… нет, не солнце, а низкое, затянутое тучами небо. Накрапывал дождь. Кати в доме не было, впрочем, мы вечером договорились, что она с утра поедет в Свердловск к брату Анатолию, захватив с собой смартфон, мой паспорт и деньги двадцать первого века. Этого более чем достаточно, чтобы нашу историю не признал бредом, по крайней мере, родной брат.

Тем более что я успел показать девушке игрушку Teeter. Засыпая на жестковатой, несмотря на постеленный тюфяк, лавке, очень хотел проснуться на рассвете, как тут заведено, и проводить Катю в дорогу. Повторить поцелуй в щечку. Но по буржуйской привычке бессовестно все проспал. Гимн Советского Союза прозвучал по радио в шесть утра, но даже эта громкая и торжественная музыка без слов не смогла выдрать меня из сна[6]. Делать нечего, встал, оделся, сползал до «удобств», подивился потрясающей конструкции. Стульчак представлял собой что-то типа ступы бабы-яги, как ее рисуют в детских книжках, и был сделан из цельного долбленого куска бревна. Правда, без дна, с обитым рыжеватым войлоком верхним краем. Не слишком гигиенично, прямо скажем, но, наверное, тут зимой не до интеллигентских закидонов.

Поплескал в лицо из удобно стоящей под водостоком бочки, потер зубы пальцем. С наступлением темноты лампочку не зажигали из соображений маскировки. Мне это казалось диковатым, но Екатерина относилась к шпионам очень серьезно. Или к бывшему мужу — может, она еще собиралась с ним сойтись? Впрочем, тут деревня, не Москва, всем есть дело до всего, жители любую странность подметят почище пограничной собаки. Так что обустраивались в потемках. Успел собрать пыль в углах коленями, поцеловать притолоку двери лбом и достать ножки какой-то идиотской мебели пальцами ноги. После пробуждения тоже было как-то не до разглядывания местных достопримечательностей, уж слишком давила на мозг жидкость. А тут зашел в дом и просто уперся в огромную русскую печь, оштукатуренную синеватой известью.

Чуть наискосок от входной двери к печке была прислонена деревянная лестница с тремя широкими удобными ступенями, окрашенная коричневой краской. Сверху, за краем затертых до черного блеска животами и задницами кирпичей, виднелась какая-то зимняя одежда. Из нескольких «дырок» выглядывали шерстяные носки, варежки, полотенца, а может быть, портянки. На кухне обнаружил огромный проем в печи, на нем стояли явно заброшенные, покрытые пылью пустые чугунки, среди них, как летающая тарелка в окружении танков, красовалась обычная алюминиевая кастрюля с кучкой некрупных картофелин в мундире. Похоже, о моем обеде позаботились, вареная картошка с солью — вполне современно. На столе, застеленном белой, чистой до хруста скатертью, виднелась наполовину полная литровая банка молока, родная сестра той, из которой вчера пили в машине. Неужели хозяйка с утра специально для меня застелила стол? Очень благородно с ее стороны, но непрактично. Лучше бы чего съедобного на завтрак приготовила, интеллигенция деревенская.

Подтащил поближе к лавке кастрюлю с картошкой и ободрал с нее кожуру. Пошарил на полках, ага, сковорода есть, хоть и не первой свежести, но сойдет. Теперь масло, куда его тут принято прятать? Холодильника нет, шкафа нет, зато есть люк в полу. Сунулся в подпол, увы, обнаружил совершенно необитаемое помещение. На дне чуть блестела вода или грязь, дожидалась банок с соленьями пара пустых полок, только вдали, намертво вросшие в землю, виднелись старинные бочки. Комсомолец муж с руками явно не дружил. С головой, впрочем, тоже — такую девушку бросить. Зато, пока смотрел вниз, заметил под столом стеклянную бутыль литра на три, но с узким горлом.

Вытащил — точно, даже бумажка самодельная наклеена: «Постное масло». На дне осадок в пару пальцев, мутное и страшное, но на запах вроде ничего, подсолнечником отдает. Не «Calamata»[7], конечно, но картошку пожарить сгодится. Насилу плеснул на сковородку содержимого — густое, впору на хлеб мазать. Вот только… А плита-то где? Топить русскую печь явно не вариант. Хм… Нашел! Кто бы мог подумать, что скрытый чайником отрезок асбоцементной плиты высотой сантиметров тридцать и есть электроплитка? Всего-то сверху кустарным способом вставлена керамическая пластина с канавками, в которых лежит навитая спиралью смотанная проволока.

Выключателя на корпусе не предусмотрено, вилку в розетку — и уже через минуту некоторые витки спирали налились красным. Осталось только подождать, пока система нагреется, и поджарить вареную картошку до хрустящей корочки. На всякий случай поел над лавкой у окна, пролить молоко на скатерку «ручной стирки» как прибить витую пару гвоздями к стене. Пока жевал, разглядывал отрывной календарь, который показывал двадцать второе мая, субботу, а также портрет Виктора Гюго с подписью, а то кто ж его знает у нас в лицо? Ниже следовали подробные данные о восходах и заходах солнца, что-то про луну, а также прочую астрономию. Дату на следующем листочке отпечатали красным цветом — воскресенье. Кроме этого, тут же была изображена какая-то партийная трибуна. Листанул, полюбовался на картинки: машинки, самолетики, шахматные и шашечные доски, головы людей… Машинально сделал отметку — подумать о стартапе веб-отрывных календарей, которые можно ставить виджетом на десктоп и поутру смачно отрывать мышкой листочек. После нехитрой еды осмотрел единственную комнату, разделенную дощатой стеной-ширмой с широким проемом на две части.

Общая площадь небольшая, квадратов пятнадцать-шестнадцать. Оштукатуренные и окрашенные все той же синеватой побелкой стены, низкий, метра два, дощатый потолок со здоровенной балкой посередине. К нему приделан кабель, на котором и висит единственная лампочка без абажура. Внешняя крученая проводка на фарфоровых изоляторах, квадратный черный выключатель, рядом с ним, как издевательство, круглая розетка белого пластика. Пол — о, это чудо заслуживает отдельного описания. Он был монументален, сделан из широченных, более полуметра, половиц, неровно уложенных и вдобавок слегка разбухших и выпирающих на стыках. Толщина материала на ощупь, словно у железобетонной плиты, под моим немалым весом даже не шелохнулся. Воспринимать его как что-то монолитно-единое сложно, скорее, наоборот, для перехода с одной доски на другую надо приложить некоторое интеллектуальное усилие, попытаться «перешагнуть» через условную границу. Интересна система окраски, даже не поленился присесть и поковырять ногтем.

Обнаружил слоев десять, большая часть отвратительного качества и все разного цвета. В итоге — дивные узоры на неровно вытертых местах. На низких окнах, примерно от половины, шторки-задергушки на леске, сшитые из пестрой ткани. Верхняя часть закрыта чем-то вроде толстого тюля с крупным рисунком. В красном углу традиционная полочка, но икон нет, только квадратики невыгоревшей краски. Место образов узурпировали гипсовый бюстик Ленина и какая-то книга. Нет, не Библия и даже не материалы ХХ съезда, не Ленин и не Маркс — «Лезвие бритвы» Ефремова, огромные золотистые буквы на затертой темно-синей обложке! Вот уж чего не ожидал, наверное, в этом доме и «Туманность Андромеды» читали. Зря думал, что Катя «Аватара» понять не сможет — после таких-то книг он как родной должен быть… Какая еще полиграфическая продукция найдется?

Все на полке, что слева от печи. Стопка газет — правильно, как без «Комсомолки» печку растапливать? Тетради, методички, учебники… Похоже, взрослых детей хозяйке не доверяют, обучение в седьмом классе заканчивает. И то верно, зачем Кате повышенное внимание дылд-десятиклассников? Причем верхняя подушечка — совсем маленькая и стоит «на углу», да еще кокетливо прикрыта здоровенным куском белых кружев. Симпатичненько, но главное, чтобы меня не заставили заниматься созданием таких идиотских сооружений из постельных принадлежностей. Между кроватями что-то высокое — не то тумба, не то комодик, сверху все те же кружева. Внутрь, разумеется, не полез. Но не удержался, заглянул в гордо стоящую сверху высокую жестяную коробку темного цвета с нарисованной девушкой в платке и каким-то экзотическим деревом.

Оказалось — духи «Рябинушка». Как р-р-романтично!.. Что еще? Два черных от старости жестких венских стула и новый, с иголочки, круглый стол, покрытый светло-коричневым шпоном. Не иначе, свадебный подарок. В общем, что и ожидалось — чистенько, бедненько. Да, надо особо отметить томик фантастики, это настоящая удача. Кто знает, как бы девушка на меня отреагировала без такой мощной идеологической подготовки? Притащил ноутбук, прочитал на блоке питания 100-240V, вроде ничего страшного случиться не должно.

С некоторым содроганием поставил на зарядку, благо, в комплекте привык таскать переходник с тонкими штырьками под старые советские розетки, и попробовал сделать ревизию провалившихся со мной софта, кеша браузера, музыки, видео и прочих документов. Слава большим винтам! Компьютер покупался с предустановленной Ubuntu нашли дурака — платить за Windows! Убедившись, что давно забытый линукс жив и даже весело работает, станцевал сольный танец людоедов Тасмании и в результате врезался локтем в печь. Скопировал все, показавшееся особо важным, в брелок-флешку, это, наверное, будет поценнее автомобиля. За суетой подкрался вечер, но додумать, будет ли мое бледное лицо видно с улицы в свете экрана монитора, не успел. Снаружи послышались шум машины вот реально, первый раз за весь день! В окно увидел, как во двор входит Екатерина в сопровождении двух мужчин. Один из них нес пару больших и явно тяжелых сумок.

Куда делась женщина-в-телаге… В избу вошла уверенная в себе молодая девушка. Облегающая кофта серой шерсти подчеркивала грудь размера эдак третьего. Широкая и длинная клетчатая юбка оставляла куда больше простора воображению, но по движению легко угадывалось — с ногами полный порядок. Талия чуть широковата именно широковата, а не толстовата, надо отличать , но это мелочи. Темно-русые волосы практично собраны на затылке во что-то компактное, высокий лоб и уши открыты. Лицо… вчера я его успел хорошо рассмотреть… все тот же овал, чуть впалые щеки, правильные дуги бровей… Чистое, с подведенными ресницами и чуть подкрашенными губами, сейчас оно производило куда более сильное впечатление. Все это промелькнуло за несколько секунд, но Катя успела сердито улыбнуться, показывая глазами на входящих, потом повернулась к чуть отставшим спутникам: — Проходите, Петр Степанович. Поименованный не заставил себя ждать и легко шагнул в комнату, протягивая руку для пожатия: — Добрый день, Музыкин! Как добрались?

Передо мной стоял невысокий, плотный мужчина лет сорока пяти, чем-то похожий на чиновника моего времени, если не считать сильно сплюснутой с боков фетровой шляпы с узкими полями. Крупные черты лица, глубоко посаженные темные глаза, коротко подстриженные черные волосы. Крупный, но еще не мясистый нос, располагающая улыбка. Одет даже на глаз дорого и солидно: черно-синий, в едва заметную полоску костюм, через руку перекинут легкий плащ. Пока гости, вернее, хозяева разувались, через дверь протиснулся брат Кати, что можно было легко понять по его лицу. Он оказался одет куда менее официально — в коричневый свитер ручной вязки и темные брюки. Мода на джинсы, похоже, до этого времени еще не докатилась. Поздоровались — его рукопожатие не было похоже на формальный жест товарища Музыкина, наоборот, оказалось твердым и откровенным, даже с небольшим хлопком о мою руку. Катя с Анатолием потащили сумки на кухню и начали что-то споро готовить, переговариваясь и стуча кастрюлями-тарелками.

Хозяйка ахала и явно восхищалась богатым продуктовым ассортиментом. Неудивительно, кроме оставленной утром картошки, я ничего съедобного на кухне не обнаружил. Появилась даже идея ближе к ужину наведаться в курятник да прихватить оттуда курочку, благо, подсолнечного масла, соли и лаврового листа было в избытке. Но, боюсь, хозяйке это показалось бы реальным перебором. Мы с Петром Степановичем прошли в комнату, он впился глазами в раскрытый ноутбук. Сориентировался быстро. Он достал удостоверение в красной обложке и дал прочитать, не выпуская из своих рук. Полковник Музыкин П. А жизнь-то налаживается, странно правда, что не генерал — вроде бы на таких должностях в мое время уже носят расшитые зигзагом погоны[10].

Пытаясь уложить в голове новую вводную, я развернул к товарищу Музыкину экран ноутбука, присел на стул и начал, чуть смущаясь, рассказывать базовый курс «компьютер для чайников». Ну, там где про процессор, память, жесткий диск, виндоуз. Минут через десять, когда пошел на второй, углубленный круг, тезка меня прервал: — Спасибо, более-менее понятно, но все это лучше оставить специалистам. Что-то скрывать от такой серьезной организации никак нельзя, — пошутил я неуклюже. Впрочем, стол сервировали все вместе. К уже поднадоевшей картошке добавили соленых огурцов оказывается, немалый запас этих продуктов хранился в большом ларе под поветью , синеватой на срезе колбасы, выставили на отдельных тарелках пару банок консервов. Не обошлось без водки, уже позабытой в моем времени «Столичной». Я не удержался, рассмотрел этикетку. Московский ликеро-водочный с забавной эмблемой — бык над бутылкой, снизу четыре медальки и напечатанная цена — два девяносто пять без стоимости посуды.

Подтащили к столу лавку, водрузили на нее портативный размером с небольшую микроволновку катушечный магнитофон «Весна» с похожим на мыльницу выносным микрофоном и горкой бобин. Это что, они до утра собираются писать? Впрочем, оказалось, что одна дорожка качественной записи — всего-то четверть часа, и на пару часов записи нужны аж четыре кассеты. Надо привыкать к чудесам техники шестидесятых, мой старый mp3-плеер как диктофон держал часов десять… Несмотря на выпивку и плотно забитый однообразной закуской стол, разговор уместно было назвать допросом. Проводил его в основном Петр Степанович, Анатолий старательно помогал. Не ожидал, что он мгновенно превратится из брата Кати в придирчивого, даже жесткого следователя. Вопросы шли быстро, один за другим, отвечать приходилось, просто физически ощущая два взгляда, ловящие малейшие оттенки мимики и настроения. И так много раз по кругу, с повторением и тщательным разбором деталей. Быстро понял, как мне повезло с родителями.

Мать работала преподавателем истории в пединституте и, несмотря на мое сопротивление, вбила минимальные знания по школьной и вузовской программе. Отец оттрубил двадцать лет в милиции, прошел путь от опера до начальника райотдела. Но в девяностые кормить семью на зарплату стало невозможно и он ушел в коммерцию. Его застольные «допросы» про курево, двойки и девочек столь походили на происходящее ныне, что вместо нервного напряжения на меня накатило ощущение уюта и домашнего покоя. Насколько это вообще возможно в такой ситуации. Водку мужики разливали по-честному, в небольшие граненые стаканчики и демонстративно выпивали до дна. Закусывали обильно, классические, отвратительно соленые и водянистые к весне огурцы только хрустели, а колбаса, невзирая на жутковатый внешний вид, оказалась неожиданно вкусной. Все это практически не сказывалось на остроте вопросов, скорее наоборот, они становились злее и откровеннее. Монстры, да еще, похоже, с немалым опытом подобных «бесед».

Если б не мое решение что-то типа клятвы на Библии , говорить только правду и ничего кроме правды, шутя бы раскололи на мелочах. Тактика и цель в общем-то были ясны — офицеры работали вместо детектора лжи, пытались понять, насколько мне можно верить. Для этого не надо было выяснять подробности работы компьютеров двадцать первого века, напротив — тема подыскивалась знакомая и максимально близкая по времени. Но легче от этого не становилось. К примеру, стоило мне обмолвиться, что бабушка имела дачу с середины семидесятых, как это стало чуть ли не главной темой разговора. Где был расположен дом, как оформлен, куда ходили купаться, собирать грибы, что выращивали на огороде, на чем туда ездили… На «жугулях»? А что это такое? Был построен автозавод, который с тысяча девятьсот семидесятого производил машины по итальянской лицензии и на итальянском оборудовании? Как они выглядели?

Технические подробности описать сможешь? Это комитетчики зря спросили на половине третьей поллитры. Ну что делать, если моим первым авто в двухтысячном году стал подержанный ВАЗ-21043, который разнился с первоначальной «копейкой» лишь незначительными деталями. Так как российский автопром к концу века отличался «отменным» качеством, особенности конструкции большинства узлов я мог расписывать буквально часами, с активным привлечением непечатных терминов. Сам встал, заложил руки за спину, потянулся, чуть пошатнулся и с отчетливым хрустом покрутил шеей. Затем подошел к окну, уперся руками в раму над шторками, прижавшись лбом до чуть запотевшего стекла, замер в неподвижности. Через пару минут резко повернулся, неожиданно вытащил из кармана совсем не изменившуюся за три десятилетия непочатую бело-красную пачку Marlboro. Широким жестом дернул язычок целлофана и достал себе сигарету, потом на секунду замялся, кривовато усмехнулся и порывисто протянул пачку Анатолию со словами: — Знакомый привез из загранки для особого случая, и вот… Пройдись пока с Катей по селу, покури, что ли. Хоть и комитетчик, и начальник, а нервишки-то прилично играют.

Ведь смолили до этого что-то отечественное, пока я, как некурящий, между делом хвастался стоящим у крыльца RAVчиком. Но теперь разогрев публики и доведение ее до кондиции спиртными напитками завершились, пришла пора ставить на повестку основной вопрос настоящего дня. Полковник даже не стал выходить на крытый двор, как обычно делали на перекурах, просто аккуратно выпускал дым в форточку, пока Анатолий с Катей не исчезли за воротами. И как? К этому вопросу я давно готовился. Вот только ясности, кому и что рассказывать, не было никакой. Впрочем, Петр Степанович для своей должности оказался не стар, явно отставал в звании от занимаемого поста, значит, пришел в УКГБ недавно. Да и замашки у него обнаружились уж больно демократические, это ж надо придумать такой допрос с застольем! По всем канонам должен был поволочь в камеру, или как там было принято у настоящих чекистов «с холодным сердцем и горячим умом»?

Так что очень велик шанс того, что этот человек доложит обо всем непосредственно Семичастному и не начнет крутить свою интригу. И вообще, ведь я решил говорить только правду? А это легко и приятно… — Если правильно помню историю, с шестьдесят четвертого по шестьдесят седьмой, после отставки Хрущева в СССР шла тихая борьба за власть между группировками в Политбюро, фронтменами которых выступали Александр Шелепин, Леонид Ильич Брежнев и Подгорный, вот только его имя не помню. Противники оказались аккуратно и мирно отстранены от высоких постов, к примеру, Шелепин поставлен руководить профсоюзами. Семичастный, как понимаю, ваш руководитель, был отправлен на Украину и занимал там не слишком важный пост. Кого-то даже послом в Буркина-Фасо послали, это я из-за экзотического названия запомнил[11]… — Дальше, — нетерпеливо попросил полковник, — к подробностям еще вернемся. Не бывает такого! Получилось фальшиво, но я не стал обращать на это внимания. Самотлорское месторождение[12].

Протянули трубопроводы в Европу, и в страну хлынул поток нефтедолларов. Там еще началась война Египта с Израилем, и цены взлетели раз в пять. Развитие страны замедлилось. Зерно начали закупать в Канаде, ширпотреб в Финляндии, станки в Германии. Автомобильный завод целиком купили в Италии, у «Фиата». В общем, это время получило название «эпоха застоя». Все развитие замерло, Политбюро так постарело, что после восемьдесят второго до восемьдесят пятого сменилось три Генеральных секретаря. Андропов и Черненко умерли от старости. Ну замедлилось развитие, как говоришь, застой случился.

Станки СССР всегда закупал — так капиталисты даже веревку продадут, чтоб их повесили, только бы деньги получить. Дальше что? Война или революция? Он решил сильно подновить КПСС и страну, запустил в обиход слова «ускорение», «перестройка», «гласность». Начал дружить с президентом США Рейганом, ездил туда много раз, частично разрешил частный бизнес. Вывел из Германии и прочих соцстран войска, в результате там к власти пришли прозападные руководители. Но как?! Горбачев же коммунист! Михаил Сергеевич был очень популярен.

Наверное, у него имелись политические противники в правительстве, или как оно называлось, Политбюро. Но народ его точно поддерживал, по крайней мере, первые несколько лет. Наверное, Горбачев реально хотел как лучше… — Ведь это не все, — спохватился Петр Степанович, — гласность, говоришь, дружба с США… Странно, но не страшно. Войска вывел из Европы, это хуже, непоправимо. Но все равно не причина… — Получилось все как всегда, — закончил я. Дикая инфляция, развал народного хозяйства, демонстрации националистов на Кавказе и в Прибалтике, потом и вооруженные мятежи.

Вы можете разместить у себя на сайте или в социальных сетях плеер Первого канала. Для этого нажмите на кнопку «Поделиться» в верхнем правом углу плеера и скопируйте код для вставки. Дополнительное согласование не требуется.

1905 (год) просклонять порядковое числительное.

Вып. 3. Тысяча девятьсот пятый год. Судебник 1550 года, "Домострой" и иные уставные царские грамоты и указы как законодательное проявление особенностей святорусского правосознания →. верно ли склонение составного числительного? 7) до тысяча девятьсот пятого года. 8) к две тысячи пятому году. Революция тысяча девятьсот пятого-тысяча девятьсот седьмого годов в России и профсоюзы: (к 70-летию первой русской буржуазно-демократической революции): сборник статей.

Тема 6. Морфологические нормы. В двухстах журналах как правильно

То лето в Ильинском было долгим, почти утомительным, и лишь после осеннего переезда в Усово произошло одно памятное событие. Этот случай, возможно и незначительный, оставил во мне глубокое впечатление. В одно воскресное утро, когда слуги спустились вниз, чтобы начать свою работу, они обнаружили, что грабители унесли большую часть столового серебра. У меня мурашки побежали по коже, когда я увидела следы, оставленные ворами. Они даже поели в той самой комнате, в которой мы провели тот вечер, и, утолив голод, спокойно покурили. Здесь были крошки табака и забытые бумажки от папирос. Здесь они спокойно высадили окно, чтобы уйти; там, под окном, остались их следы на снегу! Не количество или ценность награбленного ими добра потрясли меня — меня потрясла та легкость, с которой они проникли в наш дом, наша доступность к вторжению. По возвращении в Москву мы увидели, что город находится на грани того, что историки сейчас называют революцией 1905 года.

Забастовки и студенческие волнения, распространенные в какой-то степени по всей России, в Москве были особенно активны. Дядя был не согласен с правительством по вопросу сдерживающих мер. Он считал, что только крайне жесткие действия могут положить конец революционному брожению. Санкт-петербургские власти колебались между такими мерами и политикой уловок и проволочек. Такие разговоры казались моему дяде почти чудовищными. Однажды вечером, когда мы с Дмитрием пришли к нему в комнату на вечернее чтение, увидели его в чрезвычайном возбуждении: он ходил широкими шагами по комнате, не говоря ни слова. Мы тоже хранили молчание, боясь обращаться к нему с вопросами. Через некоторое время он заговорил.

В словах, которые он постарался сделать понятными для нас, он обрисовал политическую ситуацию и затем объявил, что подал императору прошение об отставке и тот ее принял. Однако он добавил, что не собирается покидать Москву и что за ним сохраняется командование ее войсками. Прежде чем отпустить нас, он с достоинством и большим чувством говорил о своем глубоком сожалении по поводу положения дел в России, о необходимости принятия серьезных мер и о преступной слабости царских министров и советников. Его взволнованный тон произвел на нас впечатление. Мы почувствовали, что ситуация, вероятно, и в самом деле очень серьезная. Но дети получают впечатления главным образом от происходящих событий, и мы еще не могли понять того, что влечет за собой эта глубокая озабоченность дяди. На самом деле все это означало, что вскоре нам пришлось покинуть дом генерал-губернатора и переехать во дворец в Нескучном, расположенный в пригороде Москвы, где, как и в предыдущие годы, мы провели рождественские праздники. Это было грустное время.

Забастовки и беспорядки продолжались. Наши праздники омрачались тревогой, и мы не осмеливались выходить за ворота парка. В дворцовой конюшне разместился кавалерийский эскадрон, были усилены караулы. Город пребывал в состоянии волнения. В любой момент ожидали всеобщего восстания, последствия которого никто не мог предсказать. Были сомнения относительно верности московского гарнизона, а в нескольких полках поднялся мятеж. Однажды вечером, спустя несколько дней после Рождества, когда мы уже легли спать, нас разбудили по приказу дяди и велели быстро одеваться, чтобы немедленно уехать из дворца в Нескучном. У дверей нас уже ждала большая закрытая карета, запряженная двумя черными лошадьми.

Мы забрались в нее вместе с дядей и тетей, и нас на предельной скорости повезли в ночь.

Высочайший манифест семнадцатого октября тысяча девятьсот пятого года и его значение для русского народа Письмо гр. Витте к барону Владимиру Борисовичу Фредериксу копия и черновиик , со справкой об манифесте 17 октября 1905 г. Справка о манифесте 17октября 1905 г.

Письмо гр. Витте к барону Владимиру Борисовичу Фредериксу копия и черновиик , со справкой об манифест... Витте к барону Владимиру Борисовичу Фредериксу копия и черновиик , со справкой об манифест Манифест 17 октября 1905 года составленный в Петергофе в Запасном дворце. Манифест 17 октября 1905 года составленный в Петергофе в Запасном дворце.

Манифеста 17 октября 1905 : 17 ноября 1905 г. Печатный, машинописный, рукописный текст.... Чернила, карандаш. В деле содержится также брошюра: Высочайший манифест 17 октября 1905 г...

Дело в спорном трансформаторе — подробнее смотрите в этом выпуске. Важные и оперативные новости в telegram-канале "ZAB. RU" Заметили ошибку? Сообщите, пожалуйста, редакции.

В период краха гитлеризма, перед лицом неизбежности возмездия за совершенные злодеяния о своей «оппозиционности» гитлеризму стали заявлять многие из тех, кто породили его.

Одни раньше, как Шахт и участники генеральского путча, другие непосредственно перед катастрофой, как Гиммлер и Геринг. Правда же заключается в том, что, пока детище германского монополистического капитала не заметалось в предсмертных агониях, Шахт, как доверенный представитель этих реакционных сил, верно служил и самому Гитлеру и его режиму. В свое время при награждении Шахта так называемым «орденом крови» — золотым значком нацистской партии — было выпущено официальное партийное издание, посвященное его заслугам, и там, отнюдь не без основания, утверждалось: «Он смог помогать ей нацистской партии. Неспроста Гитлер, узнав о том, что Шахт заигрывает с оппозиционерами, тот самый Гитлер, который так безжалостно расправился с оппозиционными генералами, сохранил ему жизнь. Полторака не может, конечно, заменить специальных исследований, посвященных деятельности Международного военного трибунала.

Хочется надеяться, что читатель, ознакомившись с ней, обратится затем к стенограммам процесса, изданным в Советском Союзе значительным тиражом. Но в то же время нельзя не подчеркнуть здесь, что в этой книге содержится много того, о чем не говорится, да и не может быть сказано, в стенограммах процесса. Повторяем, автор сумел во всех деталях правдиво воссоздать обстановку, в которой готовился и проходил процесс. Эта книга очень современна. Она призывает к бдительности в отношении поджигателей новой войны, показывает, что несут человечеству апологеты реванша, воссоздающие в сегодняшнем бундесвере разгромленный гитлеровский вермахт.

А вместе с тем она напоминает о неизбежности возмездия для любого агрессора. Судебный процесс над главными военными преступниками гитлеровской Германии навсегда останется грозным предупреждением для темных сил милитаризма. Высокие и благородные принципы всей деятельности Нюрнбергского Международного военного трибунала и его справедливого приговора продолжают служить делу борьбы за мир и безопасность человечества. Суд народов Дорога в Нюрнберг Июль 1945 года. Дивизия, в которой я служил председателем трибунала, возвращается из-под Праги в родные места.

На этот раз путь был легким — солдаты спешили домой. Меня же ожидало другое. Из Москвы пришло указание немедленно прибыть в Главное управление военных трибуналов. А там объявили, что идет подготовка к созданию Международного военного трибунала для суда над главными преступниками второй мировой войны, процесс состоится в Нюрнберге и я командируюсь туда в составе советской делегации. Поспешный выезд в дивизию.

Сдача дел. Прощание с фронтовыми друзьями. И снова — в Москву. Первая встреча с моим новым шефом — генерал-майором юстиции Ионой Тимофеевичем Никитченко. Теперь он — член Международного трибунала.

В лаконичной беседе с Никитченко выясняется мое будущее положение в Нюрнберге: мне предстоит ведать советским секретариатом. Оформление длится два месяца. Наконец вместе с военным прокурором Василием Самсоновым, тоже командируемым в Нюрнберг, я сажусь в самолет. Мы летели на процесс, который продлится около года и о котором так много будет написано и хорошего, и плохого, и правдивого, и лживого. Скоро я услышу английского обвинителя Шоукросса, и он будет утверждать, что Нюрнбергский процесс «явится авторитетной и беспристрастной летописью, к которой будущие историки могут обращаться в поисках правды, а будущие политики в поисках предупреждений».

Но когда закончится процесс, я прочту книгу его соотечественника публициста Монтгомери Бельджиона, где есть такие слова: «Если бы обыкновенный человек попал с луны в Нюрнберг, то он пришел бы к выводу, что там царит сплошная бессмыслица». В чем заключается эта «бессмыслица», разъяснит затем лорд Хенки. Он назовет Нюрнбергский процесс «опасным прецедентом для будущего» и поспешит заверить, «чем скорее мы покончим с этими процессами, тем будет лучше…» Я услышу в зале суда исполненное глубокого смысла заявление главного французского обвинителя Шампетье де Риба: — После предъявления документов, после того, как были заслушаны свидетели, после демонстраций кинофильмов, при просмотре которых даже сами подсудимые содрогнулись от ужаса, никто в мире не сможет утверждать, что лагеря уничтожения, расстрелянные военнопленные, умерщвленные мирные жители, горы трупов, толпы людей, изуродованных душой и телом, газовые камеры и кремационные печи, — что все эти преступления существовали лишь в воображении антинемецки настроенных пропагандистов, этого не сможет утверждать никто. А пройдет несколько лет, и другие французы с пеной у рта станут опровергать Шампетье де Риба. Я прочту книгу Мориса Бардеша, выливающего не один ушат грязи на Нюрнбергский процесс, пытающегося доказать, что «нельзя слепо, на веру принимать приговор, подписанный победителями…».

Я узнаю из газет о поездке по городам и весям Западной Германии французского профессора Поля Рассиньи. Он будет читать лекции, посвященные шестнадцатой годовщине Нюрнбергского процесса, и убеждать немцев в том, что приговор Международного трибунала был вынесен на основе «фальшивых свидетельских показаний и коммунистической травли». Мне придется еще прочитать, что пишут теперь западногерманские реваншисты. У них свое мнение о газовых камерах, о кремационных печах, и, призывая германскую молодежь под черные знамена бундесвера, они представят Шампетье де Риба подлейшим фальсификатором истории и жуликом. В первые же дни процесса главный американский обвинитель Роберт Джексон, требуя справедливого возмездия гитлеровской клике, скажет: — Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как она погибнет, если они повторятся.

Но тотчас же после процесса рядовой американец, не успевший еще забыть этих слов Джексона, окажется поставленным в тупик цинично откровенным заявлением сенатора Тафта о том, что «Соединенные Штаты еще долго будут сожалеть о приведении в исполнение Нюрнбергского приговора». В ночь на 16 октября 1946 года мне доведется быть в здании, где свершится последний акт процесса — гитлеровскую клику поведут на эшафот. Но затем именно этот день объявят в ФРГ «черным днем германской истории», и журнал «Национ Эйропа» прольет слезу по осужденным, напишет, что они «не нарушили ни одного из существующих где-либо законов». Потом я прочитаю изданные в Америке и немедленно переведенные в Западной Германии мемуары Адольфа Розенберга. В них будет воспроизведено «политическое завещание» этого духовного отца гитлеризма: «Как и другие великие идеи, знавшие победы и поражения, национал-социализм в один прекрасный день будет возрожден в новом поколении, которое создаст в новой форме империю для немцев… национал-социализм начнет произрастать из здоровых корней и превратится в крепкое дерево, которое даст свои плоды».

И мне придется убедиться в том, что такие тлетворные плоды действительно произрастут в ФРГ и в скором времени составят новую угрозу миру. Германские милитаристы захотят поскорее расправиться с Нюрнбергским процессом. Ведь это о них — Хойзингере, Каммхубере, Шпейделе, Ферче и многих других, им подобных, — в Нюрнбергском приговоре записано: «Они были ответственны в большой степени за несчастья и страдания, которые обрушились на миллионы мужчин, женщин и детей. Они опозорили почетную профессию воина… Истина состоит в том, что они активно участвовали в совершении всех этих преступлений… в более широких и более потрясающих масштабах, чем мир когда-либо имел несчастье знать». Такой приговор не мог, конечно, не вызвать раздражения у уцелевших гитлеровских генералов.

И не удивительно, что они открывают теперь по нему массированный огонь из всех пропагандистских калибров. Нюрнбергский процесс оказался таким явлением в истории международных отношений, которое на многие десятилетия вперед дало пищу уму и государственных деятелей, и историков, и юристов, и дипломатов. Среди руин Итак, из трибунала дивизионного я прибыл в трибунал международный. Было это 1 декабря 1945 года. Весь Нюрнберг, и в особенности его «Гранд-отель», где мы с Василием Самсоновым нашли первый приют, являли собой вавилонское столпотворение.

Туда съехались люди всех стран мира, и, конечно, больше всего оказалось корреспондентов. На следующее утро, пасмурное, по-настоящему осеннее, прежде чем идти во Дворец юстиции, мы решили побродить по городу. Впечатление гнетущее. Нюрнберг лежал в развалинах. Но и в этом его состоянии нетрудно было заметить черты типичного средневекового города.

Сохранилась в целости крепостная каменная стена с массивными башнями. Уцелели некоторые дома с островерхими крышами. Очень запутана сеть кривых, узких, без плана построенных улиц. Все это и многое другое свидетельствовало, что Нюрнберг имел до войны весьма своеобразный и неповторимый вид. Это был город-музей.

Мы идем вдоль реки Пегниц, которая делит его на две почти равные части. Над рекой повисли мосты, сделанные четыреста — пятьсот лет назад. Прямо перед нами среди груды камней и щебня высятся две стройные башни, легкие и ажурные. Это все, что осталось от знаменитой церкви Святого Лоренца. А вот небольшая площадь на перекрестке двух улиц, и на ней фонтан «Колодезь добродетели».

Красивая ограда. Прекрасная скульптура. Когда-то этот фонтан бил множеством струй, но теперь он будто умер, как и окружающие его руины. Руинам, казалось, не будет конца. И мы задумались над тем, почему именно этот город фашизм сделал своим идеологическим центром.

Что он нашел здесь родственного своей звериной идеологии? Почему только в Нюрнберге, начиная с двадцатых годов и вплоть до момента крушения, гитлеровская партия проводила свои съезды, напоминавшие скорее шабаш ведьм, чем собрание политических деятелей? Свыше девятисот лет существует Нюрнберг. В XIV—XVI веках здесь била ключом творческая мысль немецкого народа, воплощаясь в замечательные произведения искусства, науки, техники. Тут жили и творили художник Дюрер, скульптор Крафт, поэт и композитор Ганс Сакс.

Нюрнберг издавна снабжал всю Европу компасами и измерительными приборами. Наконец, часы, обыкновенные карманные часы, были впервые сделаны здесь Питером Хенлейном. Это не помешало гитлеровцам четыре столетия спустя попытаться в том же самом городе остановить вечный бег времени и повернуть вспять колесо прогресса. Но история Нюрнберга это не только и даже не столько история развития науки и культуры. В нем жили и действовали не одни лишь мастера, творцы и умельцы.

В нем обитали и действовали еще и другие лица — хищные, властолюбивые, жестокие. В течение столетий Нюрнберг служил символом захватнической политики «Священной Римской империи». С 1356 года, согласно «Золотой булле» Карла IV, каждый новый император свой первый имперский сейм должен был собирать непременно в Нюрнберге. Именно этот город очень любил и жаловал Фридрих I Барбаросса, всю жизнь бредивший мировым господством и бесславно погибший на подступах к Палестине во время третьего Крестового похода. Гитлеровцы признавали три германские империи.

Первой они считали «Священную Римскую империю». Второй ту, которую создал в 1871 году Бисмарк. Основателями третьей тысячелетней империи нацисты считали себя. И именно поэтому Нюрнберг стал партийной столицей нацистов… Раздумывая и рассуждая о всех этих причудах истории, мы незаметно подошли к окраине города. И тут вдруг вспомнилась французская пословица: «когда говорят о волке, видят его хвост».

Перед нами открылся вид на так называемое Партейленде — традиционное место фашистских съездов и парадов. Огромный асфальтированный стадион с трибунами из серого камня. Грубо и тяжело попирая землю, господствуя над всем, высилась махина центральной трибуны, со множеством ступеней и скамей, с черными чашами на крыльях, где в дни фашистских сборищ горел огонь. Словно рассекая эту махину пополам, снизу вверх проходит широкая темно-синяя стрела, указывающая своим острием, где следует искать Гитлера. Отсюда он взирал на марширующие войска и штурмовые отряды.

Отсюда под рев осатанелой толпы призывал их к разрушениям чужих очагов, к захватам чужих земель, к кровопролитиям. В такие дни город содрогался от топота тысяч кованых сапог. А вечерами вспыхивал, как гигантский костер. Дым от факелов застилал небо. Колонны факельщиков с дикими возгласами и визгом проходили по улицам.

Теперь огромный стадион был пуст. Лишь на центральной трибуне стояло несколько дам в темных очках, очевидно американских туристок. Они по очереди влезали на место Гитлера и, щелкая фотоаппаратами, снимали друг друга… На одной из улиц Нюрнберга — широкой и прямой Фюртштрассе — остался почти невредимым целый квартал зданий, и среди них за безвкусной каменной оградой с овальными выемками, с большими двойными чугунными воротами — массивное четырехэтажное здание с пышным названием Дворец юстиции. Первый его этаж без окон представляет собой крытую галерею с овальными сводами, опирающуюся на короткие, круглые, тяжелые, как бы вросшие в землю колонны. Выше — два этажа, оформленных гладким фасадом.

А на четвертом этаже — в нишах статуи каких-то деятелей германской империи. Над входом — четыре больших лепных щита с различными эмблемами. Редкая полоска деревьев с внутренней стороны ограды отделяет здание от улицы. Если присмотреться внимательно, то и здесь видны следы войны. На многих колоннах выщерблен камень не то очередью крупнокалиберного пулемета, не то осколками снарядов.

Пусты некоторые ниши в четвертом этаже, очевидно освобожденные от статуй внезапным ударом взрывной волны. Рядом с Дворцом юстиции — соединенное с ним переходом другое административное здание. А со двора перпендикулярно внутреннему фасаду вплотную к Дворцу примыкает длинный четырехэтажный тюремный корпус. Тюрьма как тюрьма. Как все тюрьмы мира.

Гладкие оштукатуренные стены и маленькие зарешеченные окна, налепленные рядами почти вплотную одно к другому. Капризная военная судьба пощадила этот мрачный квартал будто специально для того, чтобы здесь могло свершиться самое справедливое в истории человечества правосудие. С ноября 1945 года во Дворце юстиции помещался Международный военный трибунал, разбиравший дело по обвинению главных немецких военных преступников. Здесь же, в тюрьме, они содержались под стражей в ожидании приговора. Это шуцманы, новые немецкие полицейские, одетые в темно-синюю форму.

Увидев советских офицеров, они вытягиваются — руки по швам, носки врозь. Затем нас встречают «МР» — американские военные полицейские. Предъявляем пропуска. Перед самым входом в здание — советские часовые. Здесь нас несколько задержала смена караула.

Печатая шаг, прошли наши гвардейцы. Рослые, здоровые ребята с орденами и медалями на мундирах, с желтыми и красными нашивками, свидетельствующими о ранениях в боях. Мы поднимаемся на второй этаж и оказываемся в помещении, отведенном для советской делегации. Но нам, конечно, не терпелось скорее очутиться в зале суда, увидеть тех, кто столько лет терроризировал Европу и мир, тех, по чьей вине миллионы ни в чем не повинных людей сложили свою голову. Как часто во время войны приходилось слышать их имена, всегда сопровождаемые весьма нелестными эпитетами.

Теперь к этим многочисленным и очень выразительным эпитетам прибавился последний, предусмотренный уголовными законами всех стран мира, — подсудимые. В судебном зале Наконец мы в зале, где заседает Международный военный трибунал. Первое, что бросается в глаза, — отсутствие дневного света: окна наглухо зашторены. А мне почему-то хотелось, чтобы этот зал заливали веселые, солнечные лучи и через широкие окна, нарушая суровую размеренность судебной процедуры, сюда врывались бы многообразные звуки улицы. Пусть преступники чувствуют, что жизнь вопреки их стараниям не прекратилась, что она прекрасна.

Зал отделан темно-зеленым мрамором. На стенах барельефы — символы правосудия. Здесь неторопливо, тщательно, с почти патолого-анатомической точностью вскрывается и изучается политика целого государства и его правительства. Судьи и все присутствующие внимательно слушают прокуроров, свидетелей, подсудимых и их защитников. Каждые 25 минут меняются стенографистки к концу дня должна быть готова полная стенограмма судебного заседания на четырех языках.

Кропотливо трудятся фотографы и кинооператоры многих стран мира. Чтобы не нарушать в зале тишину и торжественность заседаний, съемки производятся через специально проделанные в стенах застекленные отверстия. На возвышении — длинный стол для судей. За ним слева направо разместились генерал-майор юстиции И. Никитченко, подполковник юстиции А.

Ниже судейского стола, параллельно ему, расположился секретариат. Еще ниже — стенографистки. Справа — большие столы сотрудников прокуратуры четырех держав, руководимых главными обвинителями: от СССР — государственным советником юстиции второго класса Р. Позади обвинителей — места для представителей прессы. Слева от входа — скамья подсудимых.

Перед каждым судебным заседанием их доставляют сюда по одному. Под усиленным конвоем они следуют через новый подземный ход, соединяющий тюрьму с Дворцом юстиции, и поднимаются в пустой еще зал. Бесшумно открывается узкая дубовая дверь, и подсудимые, как злые духи, будто возникают прямо из стены. Некоторые здороваются друг с другом. Другие озлобленно, по-волчьи шмыгают на свои места, ни на кого не глядя.

Скамью подсудимых окружают солдаты американской военной полиции. Впереди нее на специально отведенных местах — одетые в мантии адвокаты. На втором этаже зала — балкон для гостей… В этой обстановке мне предстояло работать без малого год. Судебный процесс начался 20 ноября 1945 года и закончился 1 октября 1946 года. Трибунал провел 218 судебных заседаний.

Протоколы его насчитывают 16 тысяч страниц. Обвинители предъявили 2630 документов, защитники — 2700. Свидетелей было заслушано 240 и, кроме того, изучено 300 тысяч письменных показаний, данных под присягой. Этот беспримерный судебный процесс поглотил 5 миллионов листов бумаги, весившей 200 тонн. В ходе его было израсходовано 27 тысяч метров звуковой кинопленки и 7 тысяч фотопластинок.

Стенограмма каждого судебного заседания для обеспечения максимальной точности дублировалась звукозаписью и затем сверялась с ней. В первый же день процесса в своем кратком вступительном слове о правовых основах деятельности Международного военного трибунала председательствующий заявил: — Процесс, который должен теперь начаться, является единственным в своем роде в истории мировой юриспруденции, и он имеет величайшее общественное значение для миллионов людей на всем земном шаре. По этой причине на всяком, кто принимает в нем какое-либо участие, лежит огромная ответственность, и он должен честно и добросовестно выполнять свои обязанности без какого-либо попустительства, сообразно со священными принципами закона и справедливости. Мы еще увидим, насколько вняли этому призыву некоторые участники процесса, как отнеслась к нему защита, как вели себя многочисленные и очень не одинаковые по своему положению и политическим взглядам свидетели. А пока мне хотелось бы задержать внимание читателя на скамье подсудимых.

Нацистские главари стараются держаться непринужденно. Они переговариваются между собой, пишут записки адвокатам, делают довольно пространные записи для себя. Особенно усердствует Риббентроп. Он буквально завалил защитника своими «инструкциями» и, пожалуй, с самого начала процесса прямо в зале суда стал сочинять «мемуары», которые очень скоро после его казни были изданы на Западе. Казалось бы, зачем?

Ни один еще из буржуазных государственных деятелей не получал возможности столь обстоятельно поведать миру о своей жизни и своих делах, как это довелось в Нюрнберге бывшим членам правительства гитлеровской Германии. Стенографический отчет процесса явился уникальным собранием правдивых биографий нацистских политиков. Но это противоречило их желаниям и намерениям. Нет, не такие «мемуары» хотелось им оставить для истории. И каждый старался по-своему.

Одни сами взялись за перо. Другие попытались использовать в этих целях перо многочисленных агентов буржуазной прессы. Уже в первые дни процесса я заметил, что с подсудимыми часто беседует молодой американский офицер с повязкой «ISO» [Internal security office Служба внутренней безопасности ]. То был судебный психиатр доктор Джильберт. В Нюрнберге этому человеку завидовали журналисты всего мира.

Как все они, Джильберт мог слушать и наблюдать происходящее в зале суда. Как никто из них, он имел возможность без всяких ограничений в любое время общаться с подсудимыми и в зале суда, и в камерах тюрьмы, и публично, и наедине. Доктор Джильберт хорошо владел немецким языком, который, как рассказывали, был для него родным. Это еще больше расширяло возможности. Он знал многое, чего не знали другие.

Журналисты буквально охотились за ним, надеясь выудить что-нибудь сенсационное для прессы. Но Джильберт умел держать язык за зубами. Перед самым концом процесса он сообщил мне, что заканчивает обработку своих дневников и несколько западных издательств очень торопят его с этим. Ему очень хотелось, чтобы и советские издательства приобрели эту рукопись. Джильберт передал мне первую ее половину для ознакомления.

А полностью его книгу «The Nuremberg diary» [«Нюрнбергский дневник»] я прочел позже. Она была издана в США и во многих европейских странах. По-своему это очень любопытный документ, особенно для участников процесса. Джильберт дополняет общую картину увиденного в Нюрнберге рядом ярких деталей, о которых подсудимые поведали ему в частных беседах. Это как бы ежедневный комментарий самих подсудимых ко всем сколько-нибудь значительным событиям процесса, в какой-то степени объясняющий их собственное поведение в суде.

Джильберт оказался тонким наблюдателем. Галерею для гостей всегда переполняли офицеры союзных армий, преимущественно американской. Как-то во время обеда у судей меня познакомили с одним толстяком, очень живым и экспансивным. То был Фиорелло Лагардиа, губернатор Нью-Йорка. Не раз в зале суда появлялись весьма расфранченные дамы, каким-то образом получившие пропуска на длительный срок.

Некоторые из них — жены подсудимых, другие — супруги крупных государственных деятелей западных стран. Однажды в перерыве между заседаниями я очутился рядом с двумя такими дамами. В тот день обвинитель предъявлял доказательства, касавшиеся немецко-фашистской агрессии против Австрии, но не успел закончить своих объяснений. Дамы были огорчены этим обстоятельством. Одна из них спросила другую, придет ли она на следующий день.

Ответ был умилительным: — Конечно приду, моя милая, ведь я так хочу узнать, чем же закончилась эта агрессия против Австрии. Даме было под пятьдесят, но она, увы, как-то не успела вовремя узнать, каким это образом Австрия вдруг перестала существовать… Говорили, что в Нюрнберг приезжала жена Рудольфа Гесса. Проживая во время процесса в американской зоне, она только и делала, что рассказывала всем о «великих достоинствах» своего мужа и своем намерении издать собственный дневник. Под стать фрау Гесс была и жена Гиммлера. Эта тоже не пропускала ни одной возможности поговорить с иностранными корреспондентами и поведать им, что она «считает своего мужа великим немецким вождем».

В той же шеренге шествовала жена Квислинга, которая громогласно объявила, что ее муж «мученик, умерший за нордическую свободу». Но оставим в стороне дам. Не они, в конечном счете, определяли лицо публики на галерее для гостей и в кулуарах Дворца юстиции. И там и здесь куда больше было «деловых» людей. Вот ведут беседу два человека.

Один, на вид лет пятидесяти, весьма респектабельный джентльмен небольшого роста — представитель какого-то издательства. Второй, в черной мантии — адвокат Альфреда Розенберга, высокий и массивный Тома. Доктор Серватиус — адвокат Заукеля, наблюдая за собеседниками со стороны, понимающе качает головой. Несколько позже он жаловался, что вся защита подсудимых, и без того перегруженная по горло, почти ежедневно должна была вести переговоры с заполонившими Нюрнберг американскими и английскими издателями, решившими, что можно неплохо заработать на публикации мемуаров подсудимых. И результаты этих переговоров проявились незамедлительно: сразу же по окончании процесса в Америке были опубликованы мемуары Розенберга и Риббентропа, написанные в Нюрнбергской тюрьме.

Американцы не зря утверждают, что время — деньги. В ходе Нюрнбергского процесса мы не раз имели возможность убедиться, что некоторые из них пускались здесь во все тяжкие, лишь бы к концу каждого дня подсчитывать доходы от мелких спекуляций. Впрочем, не всегда мелких. Однажды, когда мы с помощником главного обвинителя от СССР Львом Романовичем Шейниным направлялись в буфет, нас остановил американский полковник. Помнится, он работал в отделе хозяйственного обслуживания американской делегации.

Полковник обратился ко мне с просьбой познакомить его с Шейниным, а затем стал расспрашивать Льва Романовича, действительно ли тот на несколько дней вылетает в Москву.

Новости в России и мире сегодня

Р. п. тысяча девятьсот пятого года. Д. п. тысяча девятьсот пятому году. У меня уже есть к 1980 году коммунизм и к 2000 году квартира. Москва: Ленинград: Государственное издательство, 1927. ДО ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ПЯТОГО года. (История партии в воспоминаниях). Вып. 3: [Тысяча девятьсот пятый год].

Остались вопросы?

Вышел первый номер газеты «Известия»	РИА Новости: Агент СБУ Хрестина до покушения на Прозорова ездила в Британию.
Лента новостей	Начиная с 1947 года, вплоть до 1953 года весной проходили крупные снижения розничных цен на продукты питания и товары широкого потребления.

Похожие новости: