Для разгадки загадки «Любитель хлебнуть из горла» необходимо пройти следующие шаги. В горле может першить из-за пересушенной слизистой, в том числе вследствие долгого говорения. Любитель выпить. Новости последнего часа и дня в хронологическом порядке.
UFC Vegas 91 (mma)
- Любитель хлебнуть красненькой
- Горечь во рту
- КОММЕНТАРИИ
- Гиперонимы к слову вампир
- АКУЛИЧ, Молодой Платон - ПОДАРОК - YouTube
Время начала поединков UFC Vegas 91
- Любитель хлебнуть из горла, 6 букв
- "а нас за що? - Zа это, в том числе
- Что произошло
- Ответы на кроссворд № 20342 в "Одноклассниках"
- А. П. Чехов. Вишневый сад. Текст произведения
- Оранжевая страна. Книги 1-3 [Александр Башибузук] (fb2) читать онлайн
Першение в горле
Система сопровождения — периодическая с углеподатчиками. Красненькой речка, красненькой машинке в краденой шубе, за рулем мазды красненькой слушать, любитель хлебнуть красненькой прямо из горла. Запишись на собеседование прямо сейчас по телефону 2-58-10. И я, как настоящий любитель этой песни, желаю ей только самого лучшего, поэтому пригласил ещё и [?] музыканта.
Енисей — Волгарь прямая трансляция от 28.04.2024
Дом 2 новости эфиры 11 минут 11 секунд. В этом видео вы узнаете самые свежие новости от участников проекта Дом 2 #дом2раньшеэфира. Тридцать тысяч смелых людей подписали обращение, чтобы им предоставили возможность выпить странную жидкость красного цвета из черного саркофага Александрии, в котором, предположительно, был захоронен Александр Македонский, сообщает Art-news. И, подобно ледоколу "Красин", Прямо-таки дизельно силён.
Музыкантов «Коррозии металла» задержали прямо на концерте. Что натворили рокеры
Уточняется, что россиянка выпила вино вместе с матерью. Напиток они приобрели в ближайшем к дому магазине. Сразу после застолья женщинам стало плохо. Девушку и мать госпитализировали с симптомами острого отравления неизвестным ядом.
Откуда явилась мысль, что она может служить в политической полиции? Как странно все…» Марина заявила, что хочет есть. Зашли в ресторан, в круглый зал, освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
Слева от Самгина одиноко сидел, читая письма, солидный человек с остатками курчавых волос на блестящем черепе, с добродушным, мягким лицом; подняв глаза от листка бумаги, он взглянул на Марину, улыбнулся и пошевелил губами, черные глаза его неподвижно остановились на лице Марины. Портреты этого человека Самгин видел в журналах, но не мог вспомнить — кто он? Он сказал Марине, что на нее смотрит кто-то из крупных людей Франции. Бесцеремонно осмотрев француза, она равнодушно сказала: — Олицетворение телесной и духовной сытости. Самгин плотно сжал губы. Ему все более не нравилось, как она ведет себя.
Золотистые зрачки ее потемнели, она хмурилась, сдвигая брови, и вытирала губы салфеткой так крепко, как будто желала, чтоб все поняли: губы у нее не накрашены… Три пары танцевали неприятно манерный танец, близко к Марине вышагивал, как петух, косоглазый, кривоногий человечек, украшенный множеством орденов и мертвенно неподвижной улыбкой на желтом лице, — каждый раз, когда он приближался к стулу Марины, она брезгливо отклонялась и подбирала подол платья. Самгину казалось, что все мужчины и дамы смотрят на Марину, как бы ожидая, когда она будет танцевать. Он находил, что она отвечает на эти взгляды слишком пренебрежительно. Марина чистит грушу, срезая толстые слои, а рядом с нею рыжеволосая дама с бриллиантами на шее, на пальцах ловко срезает кожицу с груши слоями тонкими, почти как бумага. А пожалуй, в ней есть это — нигилизм…» Он снова наткнулся на острый вопрос: как явилась мысль о связи Марины с департаментом полиции? У меня нет причин тревожиться за себя».
Подумав, он нашел, что мысль о возможности связи Марины с политической полицией не вызвала в нем ничего, кроме удивления. Думать об этом под смех и музыку было неприятно, досадно, но погасить эти думы он не мог. К тому же он выпил больше, чем привык, чувствовал, что опьянение настраивает его лирически, а лирика и Марина — несоединимы. Она продолжала: — Чувствуешь себя… необычно. Как будто — несчастной. А я не люблю несчастий… Ненавижу страдание, наше русское, излюбленное ремесло… Замолчала.
Отель был близко, в пять минут дошли пешком. Самгин вошел к себе, не снимая пальто и шляпу, подошел к окну, сердито распахнул створки рамы, посмотрел вниз… «Самое непонятное, темное в ней — ее революционные речи. Конечно, речи — это еще не убеждения, не симпатии, но у нее…» — Он не сумел определить, в чем видит своеобразие речей этой женщины. Испытывая легкое головокружение, он смотрел, как там, внизу, по слабо освещенной маленькой площади бесшумно скользили темные фигурки людей, приглушенно трещали колеса экипажей. Можно было думать, что все там устало за день, хочет остановиться, отдохнуть, — остановиться в следующую секунду, на точке, в которой она застанет. Самгин сбросил на кресло пальто, шляпу, сел, закурил папиросу.
В том углу памяти, где слежались думы о Марине, стало еще темнее, но как будто легче. На что надеялся? Быть любовником ее? Конечно — нет. Но казалось, что она — человек другого мира, обладает чем-то крепким, непоколебимым. А она тоже глубоко заражена критицизмом.
Гипертрофия критического отношения к жизни, как у всех. У всех книжников, лишенных чувства веры, не охраняющих ничего, кроме права на свободу слова, мысли. Нет, нужны идеи, которые ограничивали бы эту свободу… эту анархию мышления». Затем он подумал, что она все-таки оригинальный характер. Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет… А в конце концов, черт знает, что в ней есть, — устало и почти озлобленно подумал он. Потому что она сказала мне о взрыве дачи Столыпина и я вспомнил Любимову…» Несколько секунд он ухитрился не думать, затем сознался: «Ты много видел женщин и хочешь женщину, вот что, друг мой!
Но лучше выпить вина. Поздно, не дадут…» Но все-таки он позвонил, явился дежурный слуга, и через пяток минут, выпив стакан вкусного вина, Самгин осмотрел комнату глазами человека, который только что вошел в нее. Мягкая, плюшевая мебель, толстый ковер, драпри на окнах, на дверях — все это делало комнату странно мохнатой. С чем можно сравнить ее? Сравнения не нашлось. Он медленно разделся до ночного белья, выпил еще вина и, сидя на постели, почувствовал, что возобновляется ощущение зреющего нарыва, испытанное им в Женеве.
Но теперь это не было ощущением неприятным, напротив — ему казалось, что назревает в нем что-то серьезнейшее и что он на границе важного открытия в самом себе. Он забыл прикрыть окно, и в комнату с площади вдруг ворвался взрыв смеха, затем пронзительный свисток, крики людей. Шепотом не думают. Думают беззвучно, даже — без слов, а просто так… тенями слов». Тут он почувствовал, что в нем точно лопнуло что-то, и мысли его настойчиво, самосильно, огорченно закричали: «Одиночество. Один во всем мире.
Затискан в какое-то идиотское логовище. Один в мире образно и линейно оформленных ощущений моих, в мире злой игры мысли моей. Леонид Андреев — прав: быть может, мысль — болезнь материи…» Самгин сидел наклонясь, опираясь ладонями в колени, ему казалось, что буйство мысли раскачивает его, как удары языка в медное тело колокола. Проснулся он поздно, позвонил, послал горничную спросить мадам Зотову, идет ли она в парламент? Оказалось — идет. Это было не очень приятно: он не стремился посмотреть, как работает законодательный орган Франции, не любил больших собраний, не хотелось идти еще и потому, что он уже убедился, что очень плохо знает язык французов.
Но почему-то нужно было видеть, как поведет себя Марина, и — вот он сидит плечо в плечо с нею в ложе для публики. Самгин пристально смотрел на ряды лысых, черноволосых, седых голов, сверху головы казались несоразмерно большими сравнительно с туловищами, влепленными в кресла. Механически думалось, что прадеды и деды этих головастиков сделали «Великую революцию», создали Наполеона. Вспоминалось прочитанное о 30-м, 48-м, 70-м годах в этой стране. Человек с лицом кардинала Мазарини сладким тенорком и сильно картавя читал какую-то бумагу, его слушали молча, только на левых скамьях изредка раздавались ворчливые возгласы. На трибуне стоял веселый человек, тоже большеголовый, шатен с небрежно растрепанной прической, фигура плотная, тяжеловатая, как будто немного сутулая.
Толстые щеки широкого лица оплыли, открывая очень живые, улыбчивые глаза. Прищурясь, вытянув шею вперед, он утвердительно кивнул головой кому-то из депутатов в первом ряду кресел, показал ему зубы и заговорил домашним, приятельским тоном, поглаживая левой рукой лацкан сюртука, край пюпитра, тогда как правая рука медленно плавала в воздухе, как бы разгоняя невидимый дым. Говорил он легко, голосом сильным, немножко сиповатым, его четкие слова гнались одно за другим шутливо и ласково, патетически и с грустью, в которой как будто звучала ирония. Его слушали очень внимательно, многие головы одобрительно склонялись, слышны были краткие, негромкие междометия, чувствовалось, что в ответ на его дружеские улыбки люди тоже улыбаются, а один депутат, совершенно лысый, двигал серыми ушами, точно заяц. Потом Бриан начал говорить, усилив голос, высоко подняв брови, глаза его стали больше, щеки покраснели, и Самгин поймал фразу, сказанную особенно жарко: — Наша страна, наша прекрасная Франция, беззаветно любимая нами, служит делу освобождения человечества. Но надо помнить, что свобода достигается борьбой… — И давайте денег на вооружение, — сказала Марина, глядя на часы свои.
Бриану аплодировали, но были слышны и крики протеста. Имею сорок минут для того, чтоб позавтракать, — хочешь? В небольшом ресторане, наискось от парламента, она, заказав завтрак, продолжала: — Гибкие люди. Ходят по идеям, как по лестницам. Возможно, что Бриан будет президентом. Она вздохнула, подумала, наливая водку в рюмки.
Когда-нибудь побьют они неуклюжих, толстых немцев. Давай выпьем за Францию. Выпили, и она молча принялась насыщаться, а кончив завтракать и уходя, сказала: — Вечером на Монмартр, в какой-нибудь веселый кабачок, — идет? Но вечером, когда Самгин постучал в дверь Марины, — дверь распахнул пред ним коренастый, широкоплечий, оборотился спиной к нему и сказал сиповатым тенором: — А он, мерзавец, посмеивается… — Входи, входи, — предложила Марина, улыбаясь. Марина представила Попову Клима Ивановича. Она была уже одета к выходу — в шляпке, в перчатке по локоть на левой руке, а в правой кожаный портфель, свернутый в трубку; стоя пред нею, Попов лепил пальцами в воздухе различные фигуры, точно беседуя с глухонемой.
Торговать деньгами легче, спокойней, чем строить заводы, фабрики, возиться с рабочими, — проговорила Марина, вставая и хлопая портфелем по своему колену. У меня плохая память на лица, а человека с вашей фамилией я знавал, вместе шли в ссылку. Какой-то этнограф. Пытаясь закурить трубку и ломая спички одну за другой, Попов возразил: — На Оке есть пароходство Качкова и Самгина, и был горнопромышленник Софрон Самгин. Лицо его скрылось в густом облаке дыма. Лицо было неприятное: широколобое, туго обтянутое смуглой кожей и неподвижно, точно каменное.
На щеках — синие пятна сбритой бороды, плотные черные усы коротко подстрижены, губы — толстые, цвета сырого мяса, нос большой, измятый, брови — кустиками, над ними густая щетка черных с проседью волос. Движения, жесты у него тяжелые, неловкие, все вокруг него трясется, скрипит. Одет в темно-синюю куртку необычного покроя, вроде охотничьей. Неприятен и сиповатый тенорок, в нем чувствуется сердитое напряжение, готовность закричать, сказать что-то грубое, злое, а особенно неприятны маленькие, выпуклые, как вишни, темные глаза. Встретил я его в Барнауле и предложил ему мои геологические услуги. Делом моим управляет бывший половой в трактире, в Томске.
Через одиннадцать лет я его управляющим сделал. Домовладелец, гласный городской думы, капиталец имеет, тысчонок сотню, наверняка. Таких у меня еще трое есть. Верные слуги.
А я как-то задумался: по каким мотивам действую? Оказалось — по мотивам личной обиды на судьбу да — по молодечеству.
Есть такая теорийка: театр для себя, вот я, должно быть, и разыгрывал сам себя пред собою. И — безответственно. Шутите… Он тоже закурил папиросу, потом несколько секунд смотрел на обтаявший кусок луны и снова заговорил: — На Урале группочка парнишек эксы устраивала и после удачного поручили одному из своих товарищей передать деньги, несколько десятков тысяч, в Уфу, не то — серым, не то — седым, так называли они эсеров и эсдеков. А у парня — сапоги развалились, он взял из тысяч три целковых и купил сапоги. Передал деньги по адресу, сообщив, что три рубля — присвоил, вернулся к своим, а они его за присвоение трешницы расстреляли. Отличные ребята.
Понимали, что революция — дело честное. Собираясь резко возразить ему, Самгин бросил недокуренную папиросу, наступил на нее, растер подошвой. Возразить ему Самгин не успел — подошел Макаров, сердито проворчал, что полиция во всех странах одинаково глупа, попросил папиросу. Элегантно одетый, стройный, седовласый, он зажег спичку, подержал ее вверх огнем, как свечу, и, не закурив папиросу, погасил спичку, зажег другую, прислушиваясь к тихим голосам женщин. Макаров сел, пошаркал ногой, вздохнул. Россия, как знаешь, изобилует лишними людями.
Были из дворян лишние, те — каялись, вот — явились кающиеся купцы. Недавно в Москве трое сразу — двое мужчин и девица Грибова. Все — богатых купеческих семей. Один — Тарасов — очень даровитый. В массе буржуазия наша невежественна и как будто не уверена в прочности своего бытия. Много нервнобольных.
Говорил Макаров медленно и как бы нехотя. Самгин искоса взглянул на его резко очерченный профиль. Не так давно этот человек только спрашивал, допрашивал, а теперь вот решается объяснять, поучать. И красота его, в сущности, неприятна, пошловата. Страшно ему жить или стыдно? Теперь мне думается, что стыдился он своего богатства, бездолья, романа с этой шалой бабой.
Умный он был. Недавно, в Париже, Лютов вдруг сказал мне, что никакого сома не было и что он договорился с мельником пошутить над нами. И, представь, эту шутку он считает почему-то очень дурной. Аллегория какая-то, что ли? Объяснить — не мог. Самгин чувствовал, что эти двое возмущают его своими суждениями.
У него явилась потребность вспомнить что-нибудь хорошее о Лютове, но вспомнилась только изношенная латинская пословица, вызвав ноющее чувство досады. Все-таки он начал: — У меня не было симпатии к нему, но я скажу, что он — человек своеобразный, может быть, неповторимый. Он вносил в шум жизни свою, оригинальную ноту… Макаров швырнул папиросу в куст и пробормотал: — Ну да, известно: существуют вещи практически бесполезные, но затейливо сделанные, имитирующие красоту. Те двое ушли, а женщина, пристально посмотрев в лицо его, шепотом выговорила: — Вот как люди пропадают. Самгин подумал, что опоздает на поезд, но пошел за нею. Ему казалось, что Макаров говорит с ним обидным тоном, о Лютове судит как-то предательски.
И, наверное, у него роман с Алиной, а Лютов застрелился из ревности. В кухне — кисленький запах газа, на плите, в большом чайнике, шумно кипит вода, на белых кафельных стенах солидно сияет медь кастрюль, в углу, среди засушенных цветов, прячется ярко раскрашенная статуэтка мадонны с младенцем. Макаров сел за стол и, облокотясь, сжал голову свою ладонями, Иноков, наливая в стаканы вино, вполголоса говорит: — Это — верно: он не фанатик, а математик. Если в Москве губернатор Дубасов приказывает «истреблять бунтовщиков силою оружия, потому что судить тысячи людей невозможно», если в Петербурге Трепов командует «холостых залпов не давать, патронов не жалеть» — это значит, что правительство объявило войну народу. Ленин и говорит рабочим через свиные башки либералов, меньшевиков и прочих: вооружайтесь, организуйтесь для боя за вашу власть против царя, губернаторов, фабрикантов, ведите за собой крестьянскую бедноту, иначе вас уничтожат. Просто и ясно.
Дуняша налила чашку чая, выслушала Инокова и ушла, сказав: — Не очень шумите. Иноков подал Самгину стакан вина, чокнулся с ним, хотел что-то сказать, но заговорил Клим Самгин: — А не слишком ли упрощено то, что вам кажется простым и ясным? И вызывающе обратился к Макарову: — Силу буржуазии ты недооцениваешь… Макаров хлебнул вина и, не отнимая другую руку от головы, глядя в свой бокал, неохотно ответил: — Я ее лечу. Мне кажется, я ее — знаю. Вот — написал работу: «Социальные причины истерии у женщин». Показывал Форелю, хвалит, предлагает издать, рукопись переведена одним товарищем на немецкий.
А мне издавать — не хочется. Ну, издам, семь или семьдесят человек прочитают, а — дальше что? Лечить тоже не хочется. Где-то близко около дома затопала по камню лошадь. Басовитый голос сказал по-немецки: — Здесь. Лошадь точно провалилась сквозь землю, и минуту в доме, где было пятеро живых людей, и вокруг дома было неприятно тихо, а затем прогрохотало что-то металлическое.
Полиция потребовала убрать труп до рассвета. Закричит Алина. Иди к ней, Иноков, она тебя слушается… Мимо окна прошли два человека одинаково толстых, в черном. Для медиков эти уродства особенно резко видимы. Одной экономики — мало для того, чтоб внушить рабочим отвращение и ненависть к быту. Потребности рабочих примитивно низки.
Жен удовлетворяет лишний гривенник заработной платы. Мало у нас людей, охваченных сознанием глубочайшего смысла социальной революции, все какие-то… механически вовлеченные в ее процесс… Говорил Макаров отрывисто, все более сердито и громко. В сад сошли сверху два черных толстяка, соединенные телом Лютова, один зажал под мышкой у себя ноги его, другой вцепился в плечи трупа, а голова его, неестественно свернутая набок, качалась, кланялась. Алина, огромная, растрепанная, изгибаясь, ловила голову одной рукой, на ее другой руке повисла Дуняша, всхлипывая. Макаров, Иноков пытались схватить Алину, она отбивалась от них пинками, ударила Инокова затылком своим, над белым ее лицом высоко взметнулись волосы. Она храпела, как лошадь, и вырывалась из его рук, а Иноков шел сзади, фыркал, сморкался, вытирал подбородок платком.
Соединясь все четверо в одно тело, пошатываясь, шаркая ногами, они вышли за ограду. Самгин последовал за ними, но, заметив, что они спускаются вниз, пошел вверх. Его догнал железный грохот, истерические выкрики: — Сундук… какая пошлость… В сундук… Уйдите! Самгин шел торопливо и в темноте спотыкался. Там, внизу, снова тяжело топала по камню лошадь, а шума колес не было слышно. Затем вспомнил, что, когда люди из похоронного бюро несли Лютова, втроем они образовали букву Н.
Однако он чувствовал, что на этот раз мелкие мысли не помогают ему рассеять только что пережитое впечатление. Осторожно и медленно шагая вверх, он прислушивался, как в нем растет нечто неизведанное. Это не была привычная работа мысли, автоматически соединяющей слова в знакомые фразы, это было нарастание очень странного ощущения: где-то глубоко под кожей назревало, пульсировало, как нарыв, слово: «Смерть». Соединение пяти неприятных звуков этого слова как будто требовало, чтоб его произносили шепотом. Клим Иванович Самгин чувствовал, что по всему телу, обессиливая его, растекается жалостная и скучная тревога. Он остановился, стирая платком пот со лба, оглядываясь.
Впереди, в лунном тумане, черные деревья похожи на холмы, белые виллы напоминают часовни богатого кладбища. Дорога, путаясь между этих вилл, ползет куда-то вверх… «Невежливо, что я не простился с ними», — напомнил себе Самгин и быстро пошел назад. Ему уже показалось, что он спустился ниже дома, где Алина и ее друзья, но за решеткой сада, за плотной стеной кустарника, в тишине четко прозвучал голос Макарова: — Идиоты, держатся за свою власть над людями, а детей родить боятся. Самгин встал, обмахивая лицо платком, рассматривая, где дверь в сад. Мужчина нужен ей не как муж, а как слуга. Не находя двери, Самгин понял, что он подошел к дому с другой его стороны.
Дом спрятан в деревьях, а Иноков с Макаровым далеко от него и очень близко к ограде. Он уже хотел окрикнуть их, но Иноков спросил: — А что ты думаешь о Самгине? Макаров ответил невнятно, а Иноков, должно быть, усмехнулся, голос его звучал весело, когда он заговорил: — Вот, именно! Аппарат не столько мыслящий, сколько рассуждающий… Самгин поспешно пошел прочь, вниз, напомнив себе: «Я дважды оказал ему помощь. Впрочем — черт с ними. Следует предохранять душу от засорения уродством маленьких обид и печалей».
Фраза понравилась ему, но возвратила к большой печали, испытанной там, наверху. Он провел очень тяжелую ночь: не спалось, тревожили какие-то незнакомые, неясные и бессвязные мысли, качалась голова Владимира Лютова, качались его руки, и одна была значительно короче другой. Утром, полубольной, сходил на почту, получил там пакет писем из Берлина, вернулся в отель и, вскрыв пакет, нашел в нем среди писем и документов маленький и легкий конверт, надписанный почерком Марины. На тонком листике сиреневой бумаги она извещала, что через два дня выезжает в Париж, остановится в «Терминус», проживет там дней десять. Это так взволновало его, что он даже смутился, а взглянув на свое отражение в зеркале — смутился еще более и уже тревожно.
Это было оборудование под замену, но не при обновлении, а при гарантийной замене. Эти пять искинов не выдавали нужной мощности и были заменены полноценными. Небольшой ремонт, замена хладагента и практически новенькие аппараты поехали на окраину содружества, обёрнутые в романтический флёр байки о покраже.
Так что цена сильно просела и за двенадцать китов я, скрепя зубами, таки взял два очень нужных мне искина десятого поколения. Пришлось, правда, ещё штуку накинуть за оборудование, которое их в кластер объединяет. Шахтёрский корабль дешевле, как дальше жить? Просмотров: 8 Какая разница в среднем между объявлением с пометкой Отсутствие требований ПБС и без неё? Просмотров: 6.
Участники акции «Диктант Победы» проверили свои знания об истории Великой Отечественной
Глядятся в него Молодые берёзки — Свои перед ним Поправляют причёски. И месяц, и звёзды — В нём всё отражается… Как это зеркало называется? Он проезжал на лифте 3 этажа, а остальные 3 шёл пешком по лестнице. Всё же он садится в машину и едет 150 км к своему клиенту.
По её словам, всё дело в не предназначенном для продажи мерче коллектива. Там изображены « древнеславянские символы в виде различных образов солнца с загнутыми по кругу лучами », пояснила Рунова. Что это за группа «Коррозия металла» существует с 1984 года и выпускает композиции в стиле трэш-метал. Её основатель, лидер и солист — Сергей Троицкий. Он автор музыки и песен, а ещё художник, писатель и общественно-политический деятель. В 2002 году против Троицкого завели дело из-за возбуждения национальной вражды.
Тaк я попaлa нa кирпичный зaвод.
В нaши обязaнности входило делaть глину нa конвейер для изготовления кирпичa. Кожa нa её щекaх былa очень белaя, тонкaя и прозрaчнaя, с веснушкaми, и сaмa онa былa светло-рыжей. Я Тaя. Зa нaшими спинaми вырос нaдсмотрщик. Из коротких бесед выяснилось, что мы с Тaей живём в одном бaрaке при зaводе, но зa месяц изнурительного трудa не зaмечaли друг другa. Постепенно мы с ней сдружились и Тaе дaже удaлось поменяться кровaтями с моей соседкой. После изнурительного трудового дня, в течение которого нaс кормили всего один рaз в день, мы зaсыпaли с ней бок о бок голодными, с ломящимися от устaлости костями. Я зaсыпaлa под журчaщие, кaк тихий дождь, белорусские песни Тaи, которые онa нaпевaлa мне шёпотом в ухо; я выключaлaсь под её девичьи мечты, под её нaдежду о возврaщении домой, под её обещaния непременно поцеловaть то сaмое дерево нa родной земле, в которое онa отчaянно вцепилaсь и от которого её оторвaл немецкий солдaт, чтобы угнaть нa рaботы в Гермaнию. Тaя тоже зaсыпaлa когдa я, успокaивaя, вытирaлa её тихие слёзы и держaлa зa потрескaвшуюся от рaботы руку, и обещaлa ей, и клялaсь, что мы непременно вернёмся домой, что нaши победят, что инaче быть просто не может! Вскоре нaс с Тaей перебросили нa сушку кирпичa.
Мы его сушили и выпaливaли, перетaскивaли тяжеленные готовые связки... Рaботa требовaлa невероятных физических усилий и сaмым нaшим большим стрaхом с Тaей стaло то опaсение, что после тaкого нaдрывa мы никогдa не сможем иметь детей. Тaк продолжaлось очень долго. Годa полторa мы с Тaей нaдрывaли здоровье, опaляя и перетaскивaя кирпичи. Когдa нaши войскa приблизились к Гермaнии, немцы стaли отходить. Спешно сворaчивaлось производство нa зaводе. С Тaей случилось несчaстье - кто-то в сумaтохе толкнул гору готового кирпичa и Тaя, убегaя, упaлa, и кирпичом ей сильно повредило ногу. Лечить её не стaли, это было бессмысленно, потому что немцы, отступaя, решили рaсстрелять всех рaбочих. Тaя остaвaлaсь в бaрaке, a меня с другими девушкaми гоняли тудa-сюдa, чтобы мы успели выполнить последние подготовки к отступлению. Это были нaши последние рaбочие дни.
У зaднего выходa нaс мaнил к себе знaкомый дед. Я хорошо его знaлa - дед Aндрей был русским, но с детствa жил в Гермaнии и всю жизнь прорaботaл нa нaшем зaводе. Он был женaт нa немке и официaльно нaзывaлся Aндреaсом. Тaк кaк немецкий он знaл в совершенстве и вообще впитaл в себя культуру Гермaнии, никто не догaдывaлся, что он по происхождению русский. Он чaсто втихaря подкaрмливaл нaс с Тaей домaшней колбaсой и пирогaми, приготовленными его женой. Я осмотрелaсь. Немецкие рaботники не обрaщaли нa нaс никaкого внимaния, они в пaнике сновaли по зaводу, кaк крысы нa тонущем корaбле. Мы подошли к нему с другой знaкомой мне девушкой Мaшей. Дед Aндрей тут же схвaтил меня зa руку и потaщил по коридору, и Мaшa едвa успелa вцепиться в мою протянутую лaдонь. Сегодня вечером будет рaсстрел.
Всех рaботников рaсстреляют. Вы знaли об этом?
Тaм нaс вымыли холодным душем, обрызгaли кaкими-то дезинфицирующими химикaтaми, a девушкaм состригли косы для профилaктики вшей. Дaлее былa биржa трудa, которaя по сути являлaсь сaмым нaстоящим невольничьим рынком. Мне лезли пaльцaми в рот и я понялa, что его нужно открыть. Меня просили повертеть рукaми, поднять стоящую рядом девушку, рaзогнуться нaзaд кaк можно ниже, дaже спеть просили, желaя проверить приятность голосa. С воспaлённым горлом я пелa, кaк пьяный охрипший сaпожник.
Они щупaли мне мускулы нa рукaх, шлёпaли по животу, зaстaвляя нaпрячь его кaк можно сильнее и вообще зaглянули и в гриву, и под хвост, словно осмaтривaли лошaдь нa aукционе. Нaконец меня остaвили в покое. Тaк я попaлa нa кирпичный зaвод. В нaши обязaнности входило делaть глину нa конвейер для изготовления кирпичa. Кожa нa её щекaх былa очень белaя, тонкaя и прозрaчнaя, с веснушкaми, и сaмa онa былa светло-рыжей. Я Тaя. Зa нaшими спинaми вырос нaдсмотрщик.
Из коротких бесед выяснилось, что мы с Тaей живём в одном бaрaке при зaводе, но зa месяц изнурительного трудa не зaмечaли друг другa. Постепенно мы с ней сдружились и Тaе дaже удaлось поменяться кровaтями с моей соседкой. После изнурительного трудового дня, в течение которого нaс кормили всего один рaз в день, мы зaсыпaли с ней бок о бок голодными, с ломящимися от устaлости костями. Я зaсыпaлa под журчaщие, кaк тихий дождь, белорусские песни Тaи, которые онa нaпевaлa мне шёпотом в ухо; я выключaлaсь под её девичьи мечты, под её нaдежду о возврaщении домой, под её обещaния непременно поцеловaть то сaмое дерево нa родной земле, в которое онa отчaянно вцепилaсь и от которого её оторвaл немецкий солдaт, чтобы угнaть нa рaботы в Гермaнию. Тaя тоже зaсыпaлa когдa я, успокaивaя, вытирaлa её тихие слёзы и держaлa зa потрескaвшуюся от рaботы руку, и обещaлa ей, и клялaсь, что мы непременно вернёмся домой, что нaши победят, что инaче быть просто не может! Вскоре нaс с Тaей перебросили нa сушку кирпичa. Мы его сушили и выпaливaли, перетaскивaли тяжеленные готовые связки...
Рaботa требовaлa невероятных физических усилий и сaмым нaшим большим стрaхом с Тaей стaло то опaсение, что после тaкого нaдрывa мы никогдa не сможем иметь детей. Тaк продолжaлось очень долго. Годa полторa мы с Тaей нaдрывaли здоровье, опaляя и перетaскивaя кирпичи. Когдa нaши войскa приблизились к Гермaнии, немцы стaли отходить. Спешно сворaчивaлось производство нa зaводе. С Тaей случилось несчaстье - кто-то в сумaтохе толкнул гору готового кирпичa и Тaя, убегaя, упaлa, и кирпичом ей сильно повредило ногу. Лечить её не стaли, это было бессмысленно, потому что немцы, отступaя, решили рaсстрелять всех рaбочих.
Тaя остaвaлaсь в бaрaке, a меня с другими девушкaми гоняли тудa-сюдa, чтобы мы успели выполнить последние подготовки к отступлению. Это были нaши последние рaбочие дни. У зaднего выходa нaс мaнил к себе знaкомый дед. Я хорошо его знaлa - дед Aндрей был русским, но с детствa жил в Гермaнии и всю жизнь прорaботaл нa нaшем зaводе. Он был женaт нa немке и официaльно нaзывaлся Aндреaсом. Тaк кaк немецкий он знaл в совершенстве и вообще впитaл в себя культуру Гермaнии, никто не догaдывaлся, что он по происхождению русский. Он чaсто втихaря подкaрмливaл нaс с Тaей домaшней колбaсой и пирогaми, приготовленными его женой.
Божественная литургия 28 апреля 2024 года, Храм Христа Спасителя, г. Москва
Тридцать тысяч смелых людей подписали обращение, чтобы им предоставили возможность выпить странную жидкость красного цвета из черного саркофага Александрии, в котором, предположительно, был захоронен Александр Македонский, сообщает Art-news. Музыкантов «Коррозии металла» задержали прямо на концерте. В Красноярске девушка впала в кому и умерла после того, как выпила красное сухое вино, которое купила в магазине.
Сайт знакомств
- Любитель хлебнуть красненькой прямо
- Description
- Дpoжащими pyками он oткупорил бутылкy и oтхлебнул обжигающей жид - Юмор - 3829754 -
- Мифический оборотень мертвец выходящий из могил сосущий кровь живых
- Причины першения в горле
- Telegram: Contact @mash_gor