Актер играл студентов, военных, шоферов и даже однажды священника, но это были проходные роли, которые не принесли ему известности. Драма. Режиссер: Марлен Хуциев. Почти документальная картина Марлена Хуциева, кадры из картины Хуциева в документальных фильмах о тех годах используют чуть ли не чаще, чем настоящую кинохронику. «Заста́ва Ильича́» — советский художественный фильм Марлена Хуциева, лирическая киноповесть о поколении, вступающем в самостоятельную жизнь в стране.
«МНЕ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ» («ЗАСТАВА ИЛЬИЧА»)
По "Заставе Ильича" историки и политологи, культурологи и искусствоведы, и просто будущие поколения могут изучать уникальный в истории страны "период мнимо осуществившихся надежд". Бесконечные проходы по Москве - улицы, мосты, переулки, дворы, скверы, набережные - это ткань, из которой был сделан фильм. А атмосфера "оттепельной" столицы стала воздухом, которым дышала кинокартина. Художественный стиль, в котором был снят фильм, предопределил собой целое кинематографическое десятилетие. Один из критиков метко обозначил его жанр как "лирический роман".
Даже ошибки и промахи, допущенные авторами картины, сегодня мы воспринимаем как аромат некогда живой эпохи. Три главных героя фильма, три друга, держат на себе всю многоэтажную конструкцию сюжета. Это простые рабочие парни, вступающие в жизнь и желающие все понять, осмыслить, оценить, проверить. Они во многом сомневаются, но есть вещи для них незыблемые, святые - революция, война, любовь и дружба.
Либеральный фильм, казалось, должен бросать вызов режиму, иначе в чем его оппозиционность? А здесь высшей истиной, да еще преподносимой как некое откровение, провозглашались идеи Ленина, а финал прямо показывал, что все дороги и чаяния нового поколения устремляются исключительно к его мавзолею. Когда в перестройку иные «рассерженные молодые люди», как и положено, предъявляли «отцам» самые разнообразные претензии — достаточным основанием для того, чтобы радостно уличить их в служении преступному режиму, казался фильм «Колыбельная» 1937, режиссер Дзига Вертов , где народы страны в едином порыве устремляются к лучезарному Иосифу Виссарионовичу.
Мотивы казались родственными, и это как бы подкрепляло позицию Александра Тимофеевского, считавшего шестидесятников этакими «либералами поневоле» и теми же, в общем, духовными сталинистами. С высоких трибун, где в пух и прах разносили «Заставу... Истеричная демагогия была призвана скрыть, какие именно претензии выдвигала «отцам» молодежь в фильме Хуциева.
Они обличались в нем не за консерватизм, как легко было ожидать и наверху это бы стерпели — всегда, мол, блажит неразумная молодость , и даже не за пособничество сталинизму и это переварили бы — снисходительно парировав, что партия очистилась от культа сама, без подсказок желторотых юнцов. Но и при тени реальной опасности у режима срабатывает инстинкт самосохранения. Авторы «Заставы...
Раскол с режимом, отраженный и выраженный «Заставой... Именно это разделение общества на романтиков и циников, людей веры и людей безверия, уязвило власть имущих сильнее, чем если бы то была традиционная социальная критика, и это раздражение докатилось до высших этажей партийной номенклатуры: загорелась шапка и на тех, в кого и не метили авторы «Заставы... Искренняя вера в светлую утопию могла если не оправдать, то хоть как-то мотивировать злодеяния режима, а так с него облетал последний фиговый листик: получалось, что они совершались исключительно из садизма и властолюбия и нет им ни оправдания, ни прощения.
Фильм оказался здесь удивительно преждевременным: о том, что в сердцах хозяев Кремля теплится хотя бы искра священного идеализма, в 70-е и подумать-то было неприлично — в годы оттепели о такой возможности хотя бы спорили. Стихия обыденности у Хуциева была спасительной и жизнетворной — вне ее, казалось, в мире его лент не было ни поэзии, ни истинной жизни. В искусстве социалистического реализма падение героя с неизбежностью следовало после того, как он «отрывался от коллектива» — в фильмах Хуциева опасной казалась оторванность от быта: когда в плотной, густонаселенной среде «Заставы Ильича» брезжили тревожные пустоты некоей стерильной безбытности — они казались воронками, грозящими затянуть героев в зону опасного инобытия, в гибельное зазеркалье, где разгуливают муляжи, а жизнь подменяется жизнеподобием.
Оттого отец Ани с его замедленными движениями и словно заученными интонациями, с которыми он то ли наставляет, то ли неизвестно за что отчитывает молодую пару, похож не столько на матерого номенклатурщика, сколько на зомби. Он словно и не... Даже московская улица за широким окном выглядит — единственный раз в ленте, пропитанной поэзией натуральности, — какой-то неживой, словно бутафорский задник, а телефон маслянисто-черным пятном выделяется тоже на фоне газетных листов, свисающих с подоконника.
Ситуация вроде бы самая обыкновенная — дочка знакомит папу с женихом, но не отогнать ощущение, что Сергей и Аня переступили порог этой квартиры, словно границу, отделяющую их от некоего мира мертвых. Поэты оттепели. Прохаживаясь со своими суконными назиданиями по комнате, он пару раз подходит к стене, оклеенной газетами, и то ли сверяясь с очередной «генеральной линией», то ли по застарелому номенклатурному рефлексу подыскивать в передовицах своевременную формулировочку, пошарив глазами по строчкам, веско выдает очередную банальность.
Сам газетный лист — магнит для него, объект притяжения, а от казенных статей он как бы подзаряжается. Он похож на механическую куклу, подключенную к источникам «агитации и пропаганды», и сам выглядит ее придатком и рупором — таким же, как газета и телевизор. Не случайно, что, когда отец Ани спрашивает у Сергея: «Что вы смотрите на меня, как серый волк?
Слишком наглядным было бы вводить в эпизод еще и радио — Хуциев поступает тоньше: именно этот источник всепроникающей «пропаганды и агитации» с лихвой замещает сам отец Ани, напоминающий то ли неумолчно работающую радиоточку, то ли чревовещателя — особенно когда его грузноватая фигура снята со спины. Не вполне ясна суть его претензий к молодежи, но это не столь важно для эпизода, пронизанного почти «готическими» ассоциациями: получается, что не столько из идейных соображений, сколько в силу одной своей природы некая мертвенная субстанция отторгает от себя всякое жизненное и жизнетворное начало — она в принципе не выносит свежего воздуха, струя которого влилась по недосмотру в затхлые склепы, сферу ее обитания. Так, скажем, выстроена сцена с Черноусовым, сослуживцем Николая.
Массивный, с широкими рыхлыми плечами Черноусов вроде бы свойский рубаха-парень: развязно-общительный, сыплющий дежурными прибаутками и панибратски похлопывающий Кольку по плечу. Притом — весь какой-то уклончивый и скользковатый и свой беспокойный взгляд все время отводит от собеседника, словно не решаясь посмотреть ему в глаза. Оставшись с Колей в лаборатории, он как бы со слегка небрежной ленцой заводит обычный служебный треп, из которого, однако, вырисовываются некие туманные соображения о том, что неплохо бы слегка пошпионить за коллегой Владимиром Васильевичем, распускающим язык там, где лучше бы не высовываться с огульной критикой.
Словом, явный сотрудник КГБ вербует Николая в сексоты. Социальная откровенность самой этой ситуации была беспрецедентной в советском кино оттепели — и неудивительно, что сцена вызвала, как пишет Хуциев, «резкую критику»Хуциев Марлен: «Я никогда не делал полемичных фильмов». Книга первая.
К 100-летию мирового кино. Сцена в «Заставе... НИИ, где трудится Колька, Хуциев с удовольствием разместил в здании Центросоюза — это детище Ле Корбюзье, возведенное в 1930-1936 годах, кружило головы энтузиастам оттепели.
В своих известных очерках о Франции и Америке «архитектора номер один» воспевал Виктор Некрасов, а юные авангардисты, совершавшие паломничества к его зданию, слышали здесь, выражаясь в духе любимого ими Маяковского, «зовы новых труб». Для них Ле Корбюзье был гостем из прекрасного прошлого авангардных утопий и одновременно вестником грядущего, а его здание — знаком «прерванной революции» и, разом, мостом в истинный ХХ век, контуры которого виделись в архитектурных проектах современного Запада. Здание Ле Корбюзье, снятое изнутри, в фильме Хуциева воспринималось именно как воплощение некоего «либерального пространства».
Сцена открывалась эффектным ракурсом, уводящим взгляд к высоким светлым сводам, откуда вместе со спускающимися по ним людьми словно стекали вниз лестничные марши, плавные изгибы которых походили на круглящиеся волны, догоняющие одна другую, и словно запечатывалась изображением массивного затылка Черноусова, молча смотрящего на дверь, которая закрылась за Колькой. Между этими точками и размещалась сцена вербовки: пространство, как бы разомкнутое к небесам, преображалось, напротив, в замкнутое и угрожающее — причем очень плавно и постепенно, по мере развития драматургической ситуации. После этой встречи Колька места себе не находит.
Кажется, что он лично оскорблен не только фактом вербовки «Его, Кольку — в стукачи?.. И сам Колька скорее почувствовал, чем осознал: предложение «о сотрудничестве» осквернило не одного его, но и пространство, в котором запросто прозвучало, — выходило, что какая-то нечисть свободно вошла в здание, возведенное великим идеалистом и революционером, и вольготно расположилась в стенах, которые, казалось, призваны защитить от любой порчи. Если быть точнее, то эпизод, в котором Колька оставался наедине с Черноусовым, состоял из двух больших по метражу кадров, где «либеральное пространство» Ле Корбюзье преображалось плавно и неощутимо для глаза, стремясь к образному подобию вульгарной камеры для допросов, — оно становилось зловещим как бы «само по себе», без особых приемов, при помощи мягких незаметных панорам и органичных изменений крупностей героев в кадре.
Когда во втором варианте фильма сцену пришлось смягчать и донос на инакомыслящего коллегу заменить на безобидную служебную интригу, Хуциев, чтобы уцелело ее истинное содержание, пошел на испытанный для подцензурного режиссера прием, когда смысловые утраты восполняла изобразительная экспрессия, а образная пластика договаривала то, что запрещалось выразить словом. Это, в общем, получилось. Мотив «заманивания в лабиринт»См.
Помню, как во ВГИКе ошарашила эта сцена именно во втором варианте фильма: мы не знали ее изначального решения, но все равно она воспринималась как очень смелое изображение вербовки, а все изложение какой-то малоинтересной интриги с переманиванием в другую лабораторию проскальзывало мимо ушей, из-за экспрессии изображения вообще не воспринимаясь. И все же... Одно дело приглядывать за идейной подноготной работника, и совсем другое — прикидывать, как распорядиться полезным технократом.
Суетное обоснование зловещей атмосферы эпизода прозвучало с экрана и, как ни крути, сделало его смысл мельче. Согласимся, что это — неизбежное зло, дань цензуре, сделанная скрепя сердце, зато, по словам Хуциева, «с точки зрения мизансцены и атмосферы получившийся вариант гораздо лучше». Кажется все же, что здесь режиссер немножко уговаривает себя.
В первом варианте сцена была проще и сильнее, во втором в ней возник какой-то не свойственный Хуциеву маньеризм — пусть еле ощутимый, но отзвук тех вычурных приемов и приемчиков, которых он всегда сторонился, и той «киновыразительности», что часто оказывалась эффектным общим местом. Первый вариант казался документом, неоспоримой данностью. Из светлого и разомкнутого пространство словно перетекало здесь в замкнутое и угрожающее плавно и еле заметно, как бы само по себе, без авторского нажима и участия, во втором же решении сцены был привкус сделанности — пусть и отменного, но...
Герои «Заставы... Цельный мир беззаботного Кольки дал трещину; он увидел, что доблестное ведомство вольготно, как встарь, шпионит за честными гражданами, но стоило ему поделиться с друзьями своей тревогой, как Сергей с какой-то не свойственной ему кривой усмешечкой стал, как премудрый пескарь из-под коряги, вещать какую-то замшелую пошлятину — плетью, мол, обуха не перешибешь. Что с ним стряслось?
Давал бой цинизму, а тут — сам, как Анин отец, развел мутную философию трехкопеечного цинизма. С позиций психологического реализма это странно, но действие происходит в метро, что сразу вносит в эпизод образную логику. В 30-е годы метро было больше, чем метро, и воспевалось не в качестве общественного транспорта, а как воплощение сказки, ставшей былью, — лучезарного инобытия, счастливого социалистического рая, возведенного именно под землей словно бы для того, чтобы понадежнее укрыть это замечательное место от напастей реальности, где творится невесть что, а тут, под величественными сводами, сразу снисходят на тебя тишь, гладь, прохлада, гармония и неземное сияние.
В этом воплощенном антимире социальной мифологии даже светлый рай переместился... Только что в институте свойский сослуживец Кольки оказался пришельцем из той социальной запредельности, которой и существовать-то не должно, а теперь и Сергей становится каким-то мутантом: как во всяком «зазеркалье», даже лучшие друзья могут оказаться в этом неверном пространстве оборотнями. В своей книге «Культура Два» Владимир Паперный выстраивал оппозиции авангардной «культуры 1» и тоталитарной «культуры 2» на материале советской архитектуры 20-50-х годов, но в кадрах Хуциева они были выражены чуть ли не за двадцать лет до ее написания.
Нарастание Колькиного смятения сопровождается отчетливой сменой знаковой окраски архитектурных объектов, возникающих по мере развития этой драматургической линии: от устремленных, словно в некие космические сферы, сводов и распахнутых пространств дома Ле Корбюзье — к зловещей клаустрофобической «культуре 2», затягивающей вниз, в подземные лабиринты метрополитена, залитые резким и неживым искусственным светом. Оглянуться не успеешь, как миражный космос утопии оборачивается сверкающим подземельем. В фильме, однако, эти пространства не сталкиваются, а плавно перетекают одно в другое: вниз, в лабиринты «культуры 2», ведут здесь ступеньки пластических ассоциаций.
Архитектурные объекты, как бы и сопровождающие, и рождающие нарастание Колькиной тревоги, сменяются в такой последовательности: знаменитое здание Ле Корбюзье — эффектный, уходящий ввысь проем дворовой арки дома Сергея, построенного в конце 20-х в духе функционализма, — наземный вход в станцию метро «Красные ворота» с его красивыми дугообразными арками, возведенный Николаем Ладовским в 1934-1935 годах, — подземный перрон станции метро «Курская», открытой в 1950 году. Особое изящество, с которым выстроена эта архитектурная цепочка, — в том, что если первые два объекта явно принадлежат «культуре 1», а последний — «культуре 2», то третий является связующим звеном между ними. Вход в метро, созданный Ладовским, отчетливо несет «на себе следы культуры 1»: «...
Это блестящее выражение нисходящего движения. Воронка ведет вниз, под землю, и это движение вниз совершенно реально, наклонный туннель соединяет два [... Этот путь может совершить каждый»Паперный В.
Культура Два. Этот авангардный элемент, встроенный в «культуру 2», является переходным в прямом и переносном значениях. Монтаж фильма поддерживает такую характеристику — кажется, что путь от наземного павильона Ладовского к перрону «Курской» наши друзья проделывают поверху и пешком: они идут через площадь, оставляя за спиной вход на станцию «Красные ворота», и, начав разговор за пивком, под уличным навесом, сразу продолжают его в метро, именно «переходя» из одного пространства в другое.
В каждом поколении есть свои сволочи и порядочные люди», а затем роняет загадочное: «... К молодым сволочам я отношусь еще хуже.
Съёмки в музее проходили в августе 1962 г. Чтобы придать сцене вечеринки золотой молодёжи ощущение документальности, Хуциев позвал на съёмки не актёров, а своих знакомых — режиссёров Андрея Тарковского и Андрона Кончаловского, сценаристов Павла Финна и Наталью Рязанцеву в то время жену Геннадия Шпаликова. Уже после просмотра материалов фильма в Госкино выразили опасения в том, что он «крайне фрагментарен и неопределён по смысловым акцентам». Герасимов и директор киностудии имени М. Горького Г. Бритиков попытались успокоить начальство: «материал всегда фрагментарен, а все смысловые акценты в нём появляются лишь после монтажа фильма». Михаил Ильич Ромм после просмотра вышел в коридор, долго курил, молчал, потом промолвил: «Марлен, вы оправдали свою жизнь…» Хуциев считал эту короткую фразу Ромма самой высокой оценкой своего труда.
На этой встрече Н. Хрущёв выступил с критикой «Заставы Ильича»: Даже наиболее положительные из персонажей фильма — трое рабочих парней — не являются олицетворением нашей замечательной молодёжи. Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развёрнутого строительства коммунизма, освещённое идеями Программы Коммунистической партии! Первого секретаря ЦК КПСС особенно разъярила финальная сцена разговора главного героя с погибшим на фронте отцом, в которой на вопрос Сергея о том, как ему жить, отец сам спрашивает, сколько тому лет и, услышав в ответ: «Двадцать три», — говорит: «А мне двадцать один. Ну, как я могу тебе советовать? Никто не поверит! Все знают, что даже животные не бросают своих детёнышей.
Она объявляет отцу, что уходит из дома, но снова возвращается, как ни в чём ни бывало. В её семье неприятно находиться, каждый сидит в своей комнате и рефлексирует. Отец, мрачный тип и чиновник, разговаривает с дочерью, которая уже побывала замужем, как с ребёнком. С таким же наездом он наваливается на Сергея. В то же время, он понимает, что перед ним совершенно другой человек, непохожий на друзей-приятелей Ани. Сергей всего добивается своим трудом, работает и готовится поступать в политехнический. Политех в 60-е это дверь в новый мир, свежий ветер. Как много стихов о войне, о тех, кто не вернётся никогда. Смотрю на молодые лица, в них столько света, столько сочувствия, тепла, понимания. Кажется, эти ребята ответственно приняли эстафету от своих отцов и понесли. Но то ли они не так несли, то ли те, кто остались в Аниной московской квартире знали о том времени больше секретов, но через тридцать лет случилась проклятая перестройка. И все красивые слова об эстафете, о преемственности, о СССР полетели к чёрту. Фильм «Мне двадцать лет» разбередил что-то в душе. Он дал срез эпохи, несколько месяцев из 60-х, когда, возможно, что-то надо было сделать по-другому, чтобы не прийти к сегодняшнему фиаско. Марлен Хуциев Вернон 06. Просто в какой-то момент времени брали верх настоящие ценности, которые вышли наверх под воздействием горнила окружающих факторов, где сгорало и отваливалось все временное, низменное и сиюминутное. После изменения внешних факторов стала налипать грязь, окисляться железо, покрываться ржавчиной — это естественный процесс.
Застава Ильича. Исправленному не верить (2014)
Щукина и успела сняться только в одном фильме. Хуциев долгое время не мог найти героиню, сроки горели, и в последний момент он утвердил Вертинскую. И не пожалел об этом — ее работу режиссер позже назвал «попаданием в яблочко». Марианна Вертинская в роли Ани Фото: kino-teatr. Тарковский даже предлагал ей роль в своем фильме «Иваново детство», но ради съемок у Хуциева она отказалась.
Тогда все говорили, что «Застава Ильича» будет явлением. Сценарий написан Геной Шпаликовым, песенки которого все пели тогда под гитару. Я, как галчонок, смотрела на все. Заканчивались съемки, и мы ехали в Дом литераторов или ВТО, на дачу к Андрону, ходили на пляж, читали.
Впервые Андрон достал стихи Мандельштама, «Доктора Живаго». Все это вслух читали. Мы дружили, любили, были романы. Очень интересное было время… Было ощущение, что все очень талантливы… Эфроса как-то спросили, нравится ли ему одна артистка.
Застава Ильича Марлен Хуциев [1964. Застава Ильича Марлена Хуциева. Застава Ильича мне двадцать лет.
Марлен Хуциев мне 20 лет. Хуциев застава Ильича. Марлен Хуциев мне двадцать лет.
Николай Губенко в фильме застава Ильича. Николай Губенко актер. Николай Губенко в молодости.
Губенко застава Ильича фильм. Марианна Вертинская 1964 застава Ильича. Застава Ильича фильм.
Мне двадцать лет 1964. Мне 20 лет фильм. Вертинская застава Ильича.
Марианна Вертинская в фильме застава Ильича. Застава Ильича фильм Вертинская. Валентин Попов.
Валентин Попов актер. Фильм мне 20 лет актеры Валентин Попов. Фильм застава Ильича Хуциева.
Застава Ильича 1965. Застава Ильича актер Попов. Попов, Валентин Васильевич.
М М Хуциев застава Ильича 1965 г. Застава Ильича.
А кого любить? С кем дружить? Это фильм о людях. Вот что поражает в этом фильм больше всего. В этом фильме прекрасные люди. Когда Сергей говорит «поступлю в энергетический» то сразу становится понятно, что он туда поступит, и закончит с отличием, и будет в своей области профи.
Сознательность в хорошем смысле молодёжи такая, что просто завидно … Сергей на кухне. В комнате мать разговаривает с сестрой и рассказывает про цену картошки в военные годы. Уже в друзьях Сергей говорит «Давайте выпьем за картошку». Оказывается, он всё слышал. И сразу же находится парень, понимающий его чувства, и сразу же критикующий их… А какие живые здесь девушки! Холодная сначала Аня затем оказывается глубокой душой со своими переживаниями и проблемами. А контроллёр в трамвае! Весь фильм её показывают как некий символ настроений эпохи — улыбчивая, добрая, она легко флиртует с Колей.
И вот, когда мы уже привыкли к данной функции персонажа, Коля в депрессии садится на трамвай. И начинает по душам говорить с этой девушкой. Они едут до последней остановки. Она пытается утешить его, попутно намекая на поход в кино. И тут трамвай неожиданно останавливается. Двери открываются. Девушка расстроена: - Чего это он? Коля собирается уходить.
Девушка останавливает его: - А как же этикет? Дама первая. Вы хорошая девушка. И он выходит. Каждый хотел поспорить в умной компании и уйти, оставив шлейф трагизма. Каждый из нас мечтал идти по осеннему парку и тихо грустить о своём. Каждый из нас мечтал танцевать с возлюбленной и, медленно уходя, в темноту говорить: - А ты меня любишь? Это фильм об эпохе.
Знаете, нельзя, конечно, ворчать «раньше трава была зеленее». Особенно если это «раньше» ты и не застал А всё равно! Как хорошо тогда было. Это некое состояние общества, к которому надо стремиться. Когда единственная проблема у хороших людей — невыносимая лёгкость бытия.
Сцена в музее, поход на демонстрацию, знаменитое выступление поэтов в Политехническом музее — режиссёр Марлен Хуциев создаёт внятный образ поколения шестидесятников, с их надеждами, неустроенностью, поисками смысла существования, непримиримостью к фальши, безотцовщиной. Смотрите фильм Застава Ильича Мне 20 лет онлайн бесплатно!
Описание фильма
Из-за проблем с цензурой фильм вышел только через три года, когда актёр уже появился на экране в роли студента в мелодраме «Улица Ньютона, дом 1». Лирические герои стали актёрским амплуа Соломина. Работа над фильмом «Застава Ильича» началась в 1959 году. Драма. «Застава Ильича» — художественный фильм Марлена Хуциева. Вышел на экраны под названием «Мне двадцать лет» (1965) и стал символом эпохи «оттепели». Представляет собой киноповесть о молодёжи шестидесятых годов. Полная информация о фильме Застава Ильича. Исправленному не верить: актерский состав, кто снимался, главные герои, сценарист, дата выхода, номинации и награды.
Застава ильича краткое содержание
Застава Ильича 1964 Марлен Хуциев Станислав Любшин Андрей Кончаловский Андрей Тарковский «Застава Ильича» («Мне двадцать лет») Марлена Хуциева показывает жизнь трёх молодых людей в шестидесятнической Москве. Работа над фильмом «Застава Ильича» началась в 1959 году. » Кино» Застава Ильича. «Застава Ильича» — художественный фильм Марлена Хуциева. «Застава Ильича» (англ.) на сайте Internet Movie Database. Основные роли в фильме исполнили актеры Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, сыгравший роль "Юрий", Виталий Соломин.
Валентин Попов: трагическая судьба актера из фильма «Застава Ильича»
Москва Доверие 3 493 подписчика Подписаться "Застава Ильича" — картина с по-настоящему сложной судьбой. Ее критиковали, нещадно резали, искали в ней скрытые смыслы. Еще не был закончен монтаж картины, а по Москве уже поползли слухи, что молодые кинематографисты сняли очень смелое, местами дерзкое, а в чем-то даже революционное кино. Невероятно, но кто-то из маститых режиссеров даже написал на Марлена Хуциева донос: якобы он своим фильмом подрывает коммунистическую идеологию.
Происходит знакомство Сергея с отцом Ани, крупным функционером. Славка Станислав Любшин — молодой отец. У него свои заботы: бутылочки с молочной смесью для ребенка, постоянный недосып.
Жена, вчерашняя девчонка из соседнего подъезда, предъявляет свои претензии, отгораживает Славку от друзей: семья прежде всего. Главный заводила и лидер двора — Колька Фокин Николай Губенко. Ухажер, любимец девушек, легкий на слово и на поступок, готовый ради друзей разбиться в лепешку.
Коля неожиданно попадает в ситуацию, которая разом обрывает его, казалось бы, бездумное существование: на работе старший по должности тактично, но недвусмысленно пытается завербовать Кольку в осведомители. Вы хотите зарегистрироваться?
Фильм был отправлен на доработку. В новом варианте, названном «Мне двадцать лет», многие эпизоды были переделаны, а сцена с отцом героя приобрела пафосное, устроившее партию звучание. Спустя три десятилетия авторская версии картины была восстановлена и показана зрителю в первоначальном варианте под прежним названием. Кадр из фильма «Застава Ильича», 1964, Киностудия имени М.
Дьяконов, Л. Марягин Оркестр главного управленя по производству фильмов.
Дирижёр — Директор картины — Николай Петров История создания. Цензура[ ] Идея фильма возникла ещё на съёмках « Весны на Заречной улице », а работа над ним началась в 1959 году. Сначала Марлен Хуциев писал сценарий вместе с Феликсом Миронером , но потом пригласил студента сценарного факультета ВГИКа Геннадия Шпаликова , внёсшего в сценарий мироощущение молодого человека, « шестидесятника ». Николая Губенко он запомнил со студенческого экзамена, Станислава Любшина нашёл в театре «Современник» [4]. Сергей Герасимов посоветовал взять на роль Ани Марианну Вертинскую. Снимать фильм Хуциев хотел пригласить своего друга Петра Тодоровского , который был оператором на «Весне на Заречной улице», но тот отказался, так как сам занялся режиссурой.
И тогда оператором фильма стала Маргарита Пилихина [5]. Сцену поэтического вечера в Политехническом музее предложила снять министр культуры Екатерина Фурцева [7]. Булат Окуджава спел песню « Сентиментальный марш ». Массовка собралась сама по объявлению [8]. Съёмки в музее проходили в августе 1962 г. Чтобы придать сцене вечеринки золотой молодежи ощущение документальности, Хуциев позвал на съёмки не актёров, а своих знакомых — режиссёров Андрея Тарковского и Андрона Кончаловского , сценаристов Павла Финна и Наталью Рязанцеву в то время жену Геннадия Шпаликова [1].
Уже после просмотра материалов фильма в Госкино выразили опасения в том, что он «крайне фрагментарен и неопределён по смысловым акцентам» [10].
«Тебя всегда подминают». Почему Валентин Попов снялся только в одном фильме
Бритиков попытались успокоить начальство: «материал всегда фрагментарен, а все смысловые акценты в нём появляются лишь после монтажа фильма» [11]. Михаил Ильич Ромм после просмотра вышел в коридор, долго курил, молчал, потом промолвил: «Марлен, вы оправдали свою жизнь…» Хуциев считал эту короткую фразу Ромма самой высокой оценкой своего труда. На этой встрече Н. Хрущёв выступил с критикой «Заставы Ильича» [12] : Даже наиболее положительные из персонажей фильма — трое рабочих парней — не являются олицетворением нашей замечательной молодёжи.
Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развёрнутого строительства коммунизма, освещённое идеями Программы Коммунистической партии! Первого секретаря ЦК КПСС особенно разъярила финальная сцена разговора главного героя с погибшим на фронте отцом, в которой на вопрос Сергея о том, как ему жить, отец сам спрашивает, сколько тому лет и, услышав в ответ: «Двадцать три», — говорит: «А мне двадцать один.
Ну, как я могу тебе советовать? Никто не поверит! Все знают, что даже животные не бросают своих детёнышей.
Если щенка возьмут от собаки и бросят в воду, она сейчас же кинется его спасать, рискуя жизнью. Можно ли представить себе, чтобы отец не ответил на вопрос сына и не помог ему советом, как найти правильный путь в жизни? Горького С.
Герасимов и С. Ростоцкий выступили за то, чтобы М.
Окуджава, М. Светлов, Б.
Слуцкий… После первых просмотров «Заставу Ильича» все хвалили. Не только сверстники Хуциева, но и старшие его товарищи. Писатель Виктор Некрасов отмечал: «Я не боюсь преувеличений: картина эта — большое событие в нашем искусстве, очень большое. Смотревший её одновременно со мной Анджей Вайда после просмотра сказал, что подобного фильма он ещё не видел думаю, что Вайда на своём веку кое-что всё-таки посмотрел ».
Михаил Ильич Ромм после просмотра вышел в коридор, долго курил, молчал, потом промолвил: «Марлен, вы оправдали свою жизнь…» Хуциев считает эту короткую фразу Ромма самой высокой оценкой своего труда. В марте 1963 года в Свердловском зале Кремля на встрече с деятелями литературы и искусства он, в частности, сказал: «Даже наиболее положительные из персонажей фильма — трое рабочих парней — не являются олицетворением нашей замечательном молодёжи. Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развёрнутого строительства коммунизма, освещённое идеями Программы Коммунистической партии!
Из фильма потребовали убрать эпизод «Литературный вечер в Политехническом музее». Сократить сцену в музее Пушкина. Пересмотреть диалоги в двух эпизодах, где ведутся беседы товарищей сцена у больного Сергея и сцена около станции метро , снять ноты скептицизма в настроениях молодых людей… Периодически Хуциева вызывали в различные инстанции, снова и снова смотрели материал. Потребовали вырезать сцену, где герой ночует у случайной знакомой, — это аморально.
Хуциев доказывал, что сцену убирать нельзя, нарушится весь образный ряд. Но Марлен Мартынович не шёл ни на какие уступки, ну разве что на самые мелкие, с оговорками, удивляя, а отчасти и очаровывая своим невероятным упрямством и стойкостью характера. Выпущенная на экран лента сохранила свою силу и свою живую душу, хотя называлась теперь уже не «Заставой Ильича», а по-другому — «Мне двадцать лет». Кстати, сам Хуциев считал, что новое название более точное.
И всё-таки в результате поправок картина кое-что потеряла: «Лирическое состояние героев должно было перейти к финалу в острое беспокойство. Но нота беспокойства оказалась приглушённой». Последнюю поправку в фильм Хуциев внёс буквально накануне премьеры. Надо было уже ехать в Дом кино, и тут режиссёра вызвали и предложили срочно вырезать из фильма… Хрущёва, который уже был смещён со своих постов… Тем временем исполнители главных ролей вместе с режиссёром Марленом Хуциевым отправились на Международный кинофестиваль в Венеции.
По окончании конкурсного просмотра «Мне двадцать лет» в зале Дворца кино долго не смолкали аплодисменты. С этого фестиваля Хуциев привёз специальный приз — награду весьма почётную, вторую по значению высшую завоевал Лукино Висконти за «Туманные звезды Большой Медведицы». Но на этом история фильма не заканчивается. Прошли годы.
В стране началась горбачевская перестройка.
Хуциев доработал фильм в соответствии с партийной критикой. Ильичёв одобрил «намерение продолжить работу над картиной». Хуциев был вынужден внести в неё ряд поправок: Поправок в фильме было много. Я уже устал что-то доказывать, переснимать. Ведь я не делал заплатки, а переснимал заново целые сцены. Наиболее существенные изменения претерпели следующие эпизоды: вечер поэтов в Политехническом музее, разговор Сергея с отцом Ани и финальный разговор Сергея с погибшим на фронте отцом, который в новом варианте прощался с сыном такими словами: «Я тебе завещаю Родину, и моя совесть до конца чиста перед тобой». В тот год его посмотрели 8,8 миллионов зрителей.
Только в конце 1980-х, в перестроечное время, фильм был восстановлен. Из решения Комиссии по конфликтным творческим вопросам при Союзе кинематографистов СССР: В связи с тем, что «Застава Ильича» бесспорно является ключевым произведением экрана начала 60-х годов, комиссия находит настоятельную необходимость провести работу по восстановлению авторской версии картины. Комиссия рекомендовала также провести юбилейный сеанс картины в связи с 25-летием со времени её завершения, показав именно авторскую версию. Включить эту версию в ретроспективы и архивные показы вместо фильма «Мне двадцать лет». Первоначальная версия фильма под оригинальным названием «Застава Ильича» была показана в Доме кино 29 января 1988 года. Библиография Хуциев М. Мне двадцать лет. Деменок А.
Геннадий Шпаликов 2008 , Шпаликов: Людей теряют только раз... Популярные работы: Муми-тролль и другие 1978 , Муми-тролль и комета 1978 , Муми-тролль и комета: Путь домой 1978 Возраст: 21 в год премьеры Актер, Продюсер, Режиссер. Популярные работы: Сказка о царе Салтане 1966 , Всадник без головы 1973 , Обыкновенное чудо 1964 Возраст: 23 в год премьеры Актер, Актер дубляжа, Режиссер дубляжа. Популярные работы: SOS над тайгой 1976 , Жажда над ручьем 1968 играет саму себя, в титрах не указана Возраст: 27 в год премьеры Актер, Сценарист.
Популярные работы: Спорт, спорт, спорт 1970 играет саму себя, в титрах не указана Актер.
Мне двадцать лет (1964) — Актёры и роли
В этом смысле авторы «Заставы Ильича» раньше других и, может быть, более чутко уловили веяние времени, связанное с «оттепелью», надежду на духовное раскрепощение общества. Полный вариант фильма был восстановлен в 1988 году и назывался «Застава Ильича» (первоначальное название). Его будут помнить по многим ролям, но первой и, возможно, ярчайшей останется дебют в «Заставе Ильича» Марлена Хуциева. «Застава Ильича» отходит от традиций «утопического сталинизма», внедряемого в массы через музыкальные комедии Ивана Пырьева и Григория Александрова. Название «Застава Ильича» достаточно анахронично для 1961-ого года, когда проходили съемки.
Так рождался легендарный фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича»
Лунина, Ю. Дьяконов, Л. Марягин Оркестр главного управленя по производству фильмов. Дирижёр — Директор картины — Николай Петров История создания. Цензура[ ] Идея фильма возникла ещё на съёмках « Весны на Заречной улице », а работа над ним началась в 1959 году. Сначала Марлен Хуциев писал сценарий вместе с Феликсом Миронером , но потом пригласил студента сценарного факультета ВГИКа Геннадия Шпаликова , внёсшего в сценарий мироощущение молодого человека, « шестидесятника ». Николая Губенко он запомнил со студенческого экзамена, Станислава Любшина нашёл в театре «Современник» [4]. Сергей Герасимов посоветовал взять на роль Ани Марианну Вертинскую. Снимать фильм Хуциев хотел пригласить своего друга Петра Тодоровского , который был оператором на «Весне на Заречной улице», но тот отказался, так как сам занялся режиссурой. И тогда оператором фильма стала Маргарита Пилихина [5]. Сцену поэтического вечера в Политехническом музее предложила снять министр культуры Екатерина Фурцева [7].
Булат Окуджава спел песню « Сентиментальный марш ». Массовка собралась сама по объявлению [8]. Съёмки в музее проходили в августе 1962 г. Чтобы придать сцене вечеринки золотой молодежи ощущение документальности, Хуциев позвал на съёмки не актёров, а своих знакомых — режиссёров Андрея Тарковского и Андрона Кончаловского , сценаристов Павла Финна и Наталью Рязанцеву в то время жену Геннадия Шпаликова [1].
Антонов, Ю. Постников Ассистенты режиссёра — Е. Лунина, Ю. Дьяконов, Л. Марягин Оркестр главного управления по производству фильмов. Дирижёр — А. Ройтман Директор картины — Николай Петров История создания. Цензура Идея фильма возникла ещё на съёмках «Весны на Заречной улице», а работа над ним началась в 1959 году. Сначала Марлен Хуциев писал сценарий вместе с Феликсом Миронером, но потом пригласил студента сценарного факультета ВГИКа Геннадия Шпаликова, внёсшего в сценарий мироощущение молодого человека, «шестидесятника». Николая Губенко он запомнил со студенческого экзамена, Станислава Любшина нашёл в театре «Современник». Сергей Герасимов посоветовал взять на роль Ани Марианну Вертинскую. Снимать фильм Хуциев хотел пригласить своего друга Петра Тодоровского, который был оператором на «Весне на Заречной улице», но тот отказался, так как сам занялся режиссурой. И тогда оператором фильма стала Маргарита Пилихина. Первые съёмки прошли 1 мая 1961 года — на демонстрации. Сцену поэтического вечера в Политехническом музее предложила снять министр культуры Екатерина Фурцева.
Фильм застава Ильича Шпаликов. Застава Ильича плакат. Застава Ильича Кончаловский. Застава Ильича фильм 1965. Фильм Марлена Хуциева «застава Ильича». Застава Ильича Марлен Хуциев [1964. Застава Ильича Марлена Хуциева. Застава Ильича мне двадцать лет. Марлен Хуциев мне 20 лет. Хуциев застава Ильича. Марлен Хуциев мне двадцать лет. Николай Губенко в фильме застава Ильича. Николай Губенко актер. Николай Губенко в молодости. Губенко застава Ильича фильм. Марианна Вертинская 1964 застава Ильича. Застава Ильича фильм. Мне двадцать лет 1964. Мне 20 лет фильм. Вертинская застава Ильича. Марианна Вертинская в фильме застава Ильича. Застава Ильича фильм Вертинская. Валентин Попов. Валентин Попов актер. Фильм мне 20 лет актеры Валентин Попов. Фильм застава Ильича Хуциева.
А до этого вносили поправки по указке Хрущева, потом опять кромсали, как только его сместили и надо было срочно убирать стоящего на Мавзолее Никиту Сергеевича из кадра. История страны прошла через этот многострадальный фильм. А работали над ним весело. Хуциев водил молодежь в шашлычную, подкармливал. Но молодые и сами не терялись. А они по дороге заруливали в гостиничную столовку и предавались радостям жизни. Шпаликов говорил: «Зачем Хуциеву еда? Он все равно худой». Вернувшись на съемочную площадку, каялись. Хуциев прощал, и все опять повторялось. Марлен Хуциев: «Крупный советский кинорежиссер накатал донос на нашу картину» Хуциев всегда любил придумывать на ходу. Случилось одно печальное событие: умер директор «Запорожстали», восстанавливавший завод. У него обнаружили чуть ли не осколок возле сердца. Хоронил директора весь город. А когда мы там снимали, меня поразил сам завод. Я подумал, что следующую картину сниму на металлургическом предприятии. Придумалась история о том, как к директору завода приходит его погибший друг. Еще я хотел делать картину о войне под названием «Поколение» — о молодых ребятах, ушедших на фронт. Но прокатилась волна пацифизма, и на мою заявку на студии Горького ответили: «Нет, о войне не нужно». Марлен Хуциев долго уговаривал друга и однокурсника, сценариста Феликса Миронера, поработать вместе. Но у того были свои планы. Феликс — потрясающий мастер диалога. Мы часто ссорились. Главный конфликт произошел в Доме творчества в Болшеве, уже после того, как мы подали заявку на фильм. Рассорились на сцене, где парень увидел девушку в автобусе и пошел за ней. Я не буду дальше работать и снимаю свою фамилию», — вспоминает Марлен Хуциев. В общем, произошла ерундовая ссора, причем в тот момент, когда уже было написано сорок страниц сценария. Надо было срочно искать замену. Я прочитал его сценарий «Причал». Мы встретились в Доме кино. Парень странно здоровался, держа руки по швам. Он ведь был суворовцем. Генка стал приносить варианты сценария, что-то я переделывал. Он сочинил сцену на выставке молодых художников. Когда произошла история с Хрущевым, Генка встал в позу, изображал из себя человека, который выше этого, отказался делать поправки. Потом я узнал, что он сочинял с Данелия «Я шагаю по Москве». В самый разгар работы Генка мог исчезнуть и так же неожиданно появиться. Спрашиваю: «Что с тобой? Куда ты делся? Он рассказывал, как его поместили в бокс и он не мог оттуда выйти. Я говорю: «У тебя же подкрашенные волосы». И тут он сознался, что ездил в Одессу пробоваться у Пети Тодоровского в фильме «Верность». Теперь Хуциев сожалеет о том, что не оставил имя Феликса Миронера в титрах. А зрители и не подозревают, что он причастен к «Заставе Ильича». Именно Миронер когда-то рассказал Хуциеву о том, что есть такой человек — Булат Окуджава, который пишет замечательные песни, и даже напел одну из них: «Девочка плачет, шарик улетел». Впервые я слышал песню Булата «Я вновь повстречался с надеждой» в исполнении интеллигентов «Магистрали». Они пели хором, потом поднимали бокалы. Все это походило на клятву и произвело на меня огромное впечатление». Спрашиваю у Марлена Хуциева, как он не боялся окружать себя дебютантами. Отвечает: «Я вообще рисковый человек. Ну кто бы на моем месте решился пригласить студента третьего курса и с ним работать? К сожалению, он рано ушел из жизни. У Николая Губенко — это первая роль. Станислав Любшин до этого только где-то мелькнул.