Алексей Иванов в очередной раз порадовал своих почитателей и любителей российской истории. Продаю книгу Золото бунта Алексея Иванова, мягкая обложка, в идеальном состоянии. Последнее прекрасно реализовано в романе Алексея Иванова «Золото бунта».
Иванов Алексей: Золото бунта | Иванов Алексей Викторович
Одной из таких уникальных аудиокниг, доступных для бесплатного онлайн прослушивания без регистрации на сайте , является «Золото Бунта, или Вниз по реке теснин» от талантливого писателя Алексея Иванова. В новой книге Алексея Иванова «Ёбург» – сто новелл о Екатеринбурге на сломе истории: сюжеты о реальных людях, которые не сдавались обстоятельствам и упрямо строили будущее. Алексей Иванов Золото бунта скачать в форматах epub, fb2, pdf, txt или читать онлайн. «Золото бунта, или Вниз по реке теснин» — один из самых известных романов современного российского писателя Алексея Иванова, посвященный жизни на реке Чусовой и особенно жизни самых знаменитых её обитателей — сплавщиков. Золото бунта на Флибусте бесплатно. «Золото бунта» Алексей Иванов.
Рецензия на роман Алексея Иванова Золото бунта
Прозаик Алексей Иванов (р. 1969) с раннего детства живёт в Перми; автор романов «Общага-на-Крови», «Блуда и МУДО», «Сердце Пармы», «Золото бунта», а так же историко-публицистических книг, среди которых «Хребет России», «Message: Чусовая». На сайте электронной библиотеки Litportal вы можете скачать книгу Золото бунта в формате fb2, rtf, pdf, txt, epub. Одной из таких уникальных аудиокниг, доступных для бесплатного онлайн прослушивания без регистрации на сайте , является «Золото Бунта, или Вниз по реке теснин» от талантливого писателя Алексея Иванова. Книга Алексея Иванова «Золото бунта» — скачать в fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн. Могу сказать при этом, что я "Золото бунта" вспомнил сразу после прочтения "Большого побега", да, именно так.
Золото бунта, или вниз по реке теснин
Но Чусовая — извилистая река, по ней стоит множество опасных скал, и чтобы обходить их, требуется большая сноровка. Именно на этом выстроено ремесло сплавщиков — своеобразных лоцманов, знающих фарватер и берега, умеющих командовать гребцами и выводящих их из стремнин, несущих на скалы-бойцы. Работа более чем опасная — в среднем, убивалась о скалы каждая десятая барка — но и денежная: хороший сплавщик дорого брал за свои услуги. Вот таким потомственным сплавщиком и был Осташа. Главный персонаж романа; всю историю мы видим только его глазами. Сплавщицкий сын из деревни Кашка, мечтающий восстановить доброе имя отца. Не смог пройти Разбойник отуром, убил барку на бойце Гусельном.
Зато выяснил, что отец действительно оболган. Переход, про прозванию Пётр Фёдорович — покойный отец Осташи, чья лодка убилась незадолго до начала повествования, а сам он якобы бросил её ради казны Пугачёва. На самом деле его в суматохе гибели барки убил маскировавшийся под заключённого Сашка Гусев, размозжив ему голову. Колыван Бугрин — сплавщик из соседней с Осташиной деревни, лютый недруг сначала Перехода, а потом и Осташи. Не стесняется возносить на Осташино и Переходово имена напраслину и клевету, а то и замарать руки, чтобы сжить со свету. В борьбе умудрился вместо него пройти Разбойник отуром, но Осташа избавился от него, заставив нырнуть в холодную Чусовую за нательным крестом.
Доплыл до родной деревни с крестом, но насмерть закоченевший. Неждана, его дочь, редкая красавица и предмет особенной ревностной озлобленности Колывана. В отместку за все обиды Осташа пообещался Неждану изнасиловать и, в общем, преуспел, но не ожидал, что она и сама окажется в него влюблена. Позднее бежит от отца в Кашку и рожает Осташе сына. Петрунька, его сын. Ненавидит отца и потому по мере сил помогает Осташе даже в самых сомнительных начинаниях.
В конце романа остаётся жить с сестрой и зятем. Шакула — старик-вогул, у которого какое-то время живёт заболевший Осташа. Мягко говоря, непростой старик. Состоял в общем сговоре с Гусевыми и Кононом и стремился извести Осташу. При посредничестве колдовства Бойтэ тот сумел его убить. Бойтэ — вогульская девушка, живущая у Шакулы как приёмная дочь.
Однако молодой сплавщик Осташа, пытаясь разгадать причины гибели своего отца, поднимает бунт против сложившегося на Чусовой порядка. Чтобы вернуть честное имя себе и отцу, он должен будет найти казну самого Пугачёва, спрятанную где-то на бойцах... А подлинное «золото бунта» — это не пугачёвский клад, но ответ на вопрос: как сделать непосильное дело и не потерять душу?
С реализмом другой части повествования это сочетается плохо, яркое чувство, что автор сам не верит в подобные чудеса и напридумывал их, чтобы сделать книгу интересней. Вышло это плохо. К недостаткам следует отнести и излишне затянутое повествование, и главного героя, описанного с таким рваным характером, что не то что ему сопережевать не хочется, но даже он не воспринимается живым человеком.
Здесь даже те, кто носит православный крест, искренне верят в силу вогульских шаманов. Здесь ждет в земле казна Пугачева, золото бунта, клад, который уже четыре года не дается ни шаманам, ни бродягам-пытарям...
Алексей Иванов - Золото Бунта, или Вниз по реке теснин
| Аудиокниги слушать онлайн | Алексей Иванов. |
| Алексей Иванов - Золото Бунта, или Вниз по реке теснин | по ее же просьбе. |
| Книга "Золото бунта" - Алексей Иванов | «Золото бунта, или Вниз по реке теснин» — один из самых известных романов современного российского писателя Алексея Иванова, посвященный жизни на реке Чусовой и особенно жизни самых знаменитых её обитателей — сплавщиков. |
Алексей Иванов - Золото Бунта, или Вниз по реке теснин
| Иванов Алексей: Золото бунта | Иванов Алексей Викторович | Слушать онлайн книгу Золото бунта автора Алексей Иванов издательства Эвербук. |
| Аудиокнига Золото бунта, или вниз по реке теснин. Алексей Иванов - слушать онлайн бесплатно | Алексей Иванов. |
| Золото бунта — купить книгу Алексея Викторовича Иванова на сайте | А в художественном отношении «Золото бунта» — лучший роман Алексея Иванова и, возможно, один из лучших в современной русской литературе. |
| Алексей Иванов «Золото бунта». Зачем читать? | Алексей Иванов Золото бунта или Вниз по реке теснин. |
Иванов Алексей - Золото Бунта
У сплавщиков, которые проводят барки по стремнинам реки, есть способ избежать крушений: попросить о помощи старцев, что правят Рекой из тайных раскольничьих скитов и держат в кулаке грандиозный сплав «железных караванов». Однако молодой сплавщик Осташа, пытаясь разгадать причины гибели своего отца, поднимает бунт против сложившегося на Чусовой порядка. Чтобы вернуть честное имя себе и отцу, он должен будет найти казну самого Пугачёва, спрятанную где-то на бойцах... А подлинное «золото бунта» — это не пугачёвский клад, но ответ на вопрос: как сделать непосильное дело и не потерять душу?
А подлинное «золото бунта» — это не пугачёвский клад, но ответ на вопрос: как сделать непосильное дело и не потерять душу? Всегда помни: добр народ, но за правду не встанет стеной. Зол народ, но не искорыствуется… Народ — межеумок. Нету в нем воли за себя.
Однако молодой сплавщик Осташа, пытаясь разгадать причины гибели своего отца, поднимает бунт против сложившегося на Чусовой порядка. Чтобы вернуть честное имя себе и отцу, он должен будет найти казну самого Пугачёва, спрятанную где-то на бойцах... А подлинное «золото бунта» — это не пугачёвский клад, но ответ на вопрос: как сделать непосильное дело и не потерять душу?
На что мне река? Это не моя дорога. Это ваша дорога, русских, что без ума и страха. Да много чего делал Шакула, даже берёзовым соком торговал. От страха люди умные делаются, а разве вы умные? Чего натворили-то? Глазам смотреть горько! Эту весну на Собачьих Камнях сидели, да обошлось. Как вы, русские, начали тут хозяйничать, сбесился Ханглавит. Каждую весну по лугам, по лесам течёт, кричит, как медведь, скалы грызёт, деревья рвёт. Старики такого не помнили прежде. На кого Ханглавит злится? На вас. Вы его дразните, беды не чуя. Осташа пренебрежительно рассмеялся. Ничего с твоим Ханглавитом не сделали, жив-здоров он. А пруды для заводов нужны, чтобы железо плавили да ковали. Сколько человеку ножей, наконечников, пуль, топоров надо? Больше не надо во всю жизнь! А вы лодки гоните, каждая как пять моих домов, и лодок тех сосчитать нельзя! И так всякую весну! Осташа только махнул рукой на вогула, снова прикладываясь к туесу. Старику не понять было горного дела. Ладно, не нравится тебе бог, плохой, — так убей его, прогони, обругай, не корми, сожги идола. А Ермак говорил — кидай в воду! Вот всех и поскидали в Ханглавит. Почти все наши боги и попали в реку. Это лесные-то боги! Чего им там делать? Они же в реке ничего не умеют! Драться начали, грызться, пучат реку по весне, гонят! А которые боги смогли — те на берег поползли, да здесь и окаменели. Стоят теперь скалами, в злобе бьют ваши каюки, топят вас. Так вам и надо. От вас скалы начались. Шакула задумчиво посмотрел на Осташу, потом на реку за соснами, но, видно, ответа не нашёл. А в лесу плохие боги остались, мелкие, слабые, глупые. Думал, хорошая будет охота. А боги-то плохие, никудышные. Побежал я за лосем — ушёл от меня лось. Побежал за оленем — и олень ушёл! Хотел кабана взять — кабан меня чуть не разорвал, целый день я на берёзе сидел. Не-ет, плохие боги. Раньше хорошие были, да Ермак всех утопил. Плохо вогулам. Осташа рассмеялся. Я только каюк привёл, это ничего не стоит. Всё равно домой шёл. Разве ты мог подумать, что это был я? Осташа вспомнил сладостно-стыдное ощущение нагого девичьего тела рядом с собой и ухмыльнулся. Нашаманила, что ли? Ты у неё спроси. Осташа в тревоге ощупал волосы, посмотрел на отросшие ногти — нет, ничего не срезано. А то ведьма срежет чего с тела и по той части человека сглазить сможет. Но если лечит — то засовывает срезанные части в дырку в осине, а потом читает заговоры, и все волосатики из больных членов за отрезанными частями бегут, а ведьма их в дырке глиной замажет-закупорит. У сатаны на привязи девять сестёр-лихорадок; он их иной раз спускает полетать. Когда лихорадка человека в губы поцелует — на него трясавица потом и нападёт, взревнует. Осташа и лицо потёр ладонями — нет, чистое. Я её у настоящей ведьмы отнял. Я ведь из мангквла самынпатум — совиного рода. Я тамошние места хорошо знал. Там на Синем болоте, что среди гор висит, жила ведьма, которая яд варила. А у нас на Ёкве завелась росомаха, тулмах, всё драла, одна беда с ней. Ни стрелы, ни ловушки не помогали. Умная была, башка большая, как у тебя. Я решил приманку ей ядовитую бросить, отравить. Думаю: может, ведьма та ещё жива? Яду даст. Пришёл на Синее болото. Домик маленький, ведьма на полу спит. А в болоте торчит бочка, и в бочке будто скребётся кто-то и голосом человеческим плачет. Я взял да и достал бочку. А в бочке девочка, ей лет семь было. Сидит голая, связанная. У бочки все стенки дырявые. Понятно мне стало: в дырки гадюки наползут и девочку съедят, а обратно, толстые, не вылезут сквозь дырки-то. Только головы выставят и шипеть будут. Ведьма их клещами за головы вытащит и будет в горшке на огне варить. То, что получится, — яд. Я в горшок посмотрел, который в углях стоял, — там ещё на дне яду осталось с прошлого раза. Значит, ведьма кого-то уже скормила гадюкам. Она детей воровала. Я надел рукавицы, поднял горшок да ведьме на рожу и вылил. Она завыла и околела. Только на ногу себе капнул — дырку прожёг насквозь. Сейчас покажу тебе дырку… Шакула отложил вентерь и взялся было за кожаный чулок на ноге, но Осташа замахал руками: — Не надо мне твоей дырки!.. Тьфу, что за дрянь!.. А девочку я себе взял. Будет вместо дочки, решил. Жены-то мне не досталось. Когда молодой был, всех девок наших русские забирали. Хотели, видно, чтоб совсем мы кончились. Я думал, девчонка вырастет, мне внуков народит, учить стану… Ваш Пугач бешеный всю мою старость отравил хуже той ведьмы с Синего болота… Горе. Шакула замолчал, глядя в землю, потом легко вздохнул и снова взялся за вентерь. Осташа знал, что за беду принёс вогулу Пугач. Вся Чусовая знала о той беде, и многие мужики ею пользовались. Осташа снова ухмыльнулся, но уже недобро. Шакула этого не видел. В чуме лежит. Она ж твоей болезнью болеет. Может, умрёт. Привык я, полюбил. Да что сделаю-то? Лечить не умею, а она на себя колдовать не может. Вот, жду, что будет, с тобой говорю. Шакула встал и, слегка прихрамывая, повёл Осташу к чуму. В чуме был полумрак, только из прорехи дымохода на стенку из оленьей шкуры падал столб света. Почти у стены на камнях курились угли прогоревшего костра. Было дымно и жарко. На земле валялась разворошённая гора лапника, а на лапнике, раскидав руки и ноги, отвернувшись, лежала в беспамятстве Бойтэ. Она была почти нагой, от пота мокрой и блестящей. Мокрые волосы облепили голову и плечи, мокрая чёрная тряпка плотно обвивала бёдра. От колышка тянулся ремень, накрученный на Бойтэ поперёк живота. Осташа стоял и жадно смотрел на голую, ничего не понимавшую девку-вогулку, которая заживо жарилась в огне его простуды. Ему немного жаль было её — наверное, куда меньше, чем Шакуле, — но жалость лизала душу где-то с самого края. Под ложечкой горячо запекло от другой мысли: вот девка, даже без рубахи, доступная, в забытьи, а значит, безответная, покорная, которая после и не вспомнит обиды… Да и вообще, обижается ли она?.. Но мысль эта была какая-то поганая, давила горло, словно сухой кус. Стыдно было бы бате признаться в такой мысли. Да что там бате — Никешке и то стыдно. Подожду, пока девка твоя оклемается. Всё ж таки жизнь мне спасла, наверное. На прибрежной отмели встал шитик с четырьмя молодыми подвыпившими мужиками: по замашкам — мастеровые, а по рванью — демидовские. Тот, что спрашивал, явно прятал за нахальством смущение. Он исподлобья глянул на заводского. Мужики в шитике замолчали, спьяну неповоротливо соображая, что же делать. Теперь будет на что у Петровича второе ведро купить. Шитик сполз с отмели, неуклюже развернулся на реке, сплывя почти до Собачьего камня, и пополз к порожней, а потому высокой барке, что на якоре стояла у левого берега напротив устья Ёквы. Барку, видно, сплавляли от плотбища на Илимской пристани к казённым причалам Ослянки, где в только что опустевшие амбары уже привезли новые полосы откованного в Кушве железа. При словах о смерти жлудовки тонкие руки её даже не дрогнули: двигались всё так же мерно, как жерди-шатуны, которые от зубчаток водобойных колёс над вешняками прудов качали рамы с полотнищами пил на лесопильных мельницах под плотинами. Осташа угрюмо молчал, сматывая бредень, и тогда Бойтэ спросила: — Почто меня мёртвой назвал? Лесенку из берёзовых жердей сколотил Шакула и спустил с обрыва на приплёсок, чтобы ходить к воде прямо со своего двора, а не тащиться к дальней деревенской дорожке. Под горячим ветром над берегом чуть качались дырявые космы высоких сосен. Огни прыгали по Чусовой, в огнях ныряли чайки. На гребнях скалы в ряд стояли тонкие и острые ёлки, как свечки вдоль иконостаса неба. Бойтэ сполоснула котёл, распрямилась, держа его за ухо, и направилась к лесенке. Осташа дорогу не уступил. Бойтэ остановилась, не глядя ему в глаза, помолчала. А деньгу за себя Шакуле уже отдал. Больше ихней. Бойтэ наконец подняла глаза и с какой-то прощающей жалостью глянула в глаза Осташе. Лицо у неё было смуглое, кошачье, треугольное, глаза — жёлто-зелёные, словно осенние, а пышные, неприбранные волосы — совсем светлые, как седые. В лесных глазах Бойтэ мелькнула давно отгоревшая боль, словно за праздничной листвой бабьего лета качнулась чёрная, уже облетевшая ветка. Грустно улыбнувшись бледными, нецелованными губами, Бойтэ котлом спихнула Осташу со ступеньки и прошла наверх. Лесенка даже не скрипнула под её лёгкими ногами, только подол рубахи с запахом сена и девичьего тела обмахнул Осташу по лицу. Всё вроде бы Осташе про себя было понятно. Колыван в душу плюнул, Неждана Колыванова по сердцу царапнула, а тут и девка подвернулась блудная. Сорвать бы злость — и домой. Но пока ждал, чтобы Бойтэ от болезни оправилась, слишком уж сильно засматривался на неё, и злость куда-то пропала. Осташа знал про себя, что злопамятный, а вот пропала злость, не вспоминалась. И как-то жалко было эту девку — даже стыдно за себя. Не поднималась на неё рука. А чтоб за плату, как со всеми, — она, видишь, не согласна. Тьфу, досада. Жлудовкой Бойтэ, понятно, не родилась. Жила, найденная и пригретая Шакулой, как все. Ей было тринадцать лет, когда по льдам Чусовой покатилось вниз кровавое половодье пугачёвщины. Воры только до Кашки дошли, где пировали и лютовали вместе с дядьями Осташиными, братьями Гусевыми. А кто уж придумал от Кашки за десять вёрст до Ёквы прокатиться, Осташа не знал. Может, и Гусевы, чтоб их в пекло за ребро волокли. Только эти гулёбщики полтора дня в избе насильничали девчонку-вогулку. Разворотили её, как быки — калитку. И детей у неё уже быть не могло, а потому грех сокрытым мог остаться. Вот потихоньку-помаленьку всякий пропащий люд, что на сплавах по Чусовой с караванами бежал, и приучил вогулку грехом деньги добывать. И прозвали её жлудовкой. Хоть и жалели, но брезговали за человека считать. Батя как-то говорил, что за общий людской грех под святым именем царским пришёл наказанием на Чусовую Пугач-антихрист, соблазнивший и обольстивший немало безвинного народу. И каждый из тех, кто выжил, за этот грех ответит, хоть и сам не грешил. По греху и Бойтэ Осташе близкой была: она честью расплатилась, и Осташа от поклёпа колывановского — тоже честью. Может, это Осташу и зацепило в Ёкве? Хотя, наверное, вряд ли. Плевал Осташа на все эти стариковские рассужденья. Грехи не оплакивать, а исправлять надо. В скитах — молитвой, а на сплаве — делом. Так батя учил. Пёс его знает, что Осташу при жлудовке держало. Он караулил девчонку, не решаясь завалить её в чуме или в дому. Не то чтобы Шакула его смущал, нет — он же заплатит, чего тогда смущаться? Прочие жители деревни его не беспокоили — всё равно жлудовка не станет орать и звать на помощь. Заминка была в том, что до сих пор Осташа баб ещё не пробовал. Дружки его уже отметились, тот же Никешка, к примеру. А вот Осташе случай не подвернулся. По рассказам парней постарше Осташа всё знал. Тот же Никешка, у которого женатые братья долго жили в отцовом дому ещё не отделённые, чего только не растрепал, подглядывая по ночам. Да и в Кашке на игрищах Осташа достаточно погонялся за девками, задирая для смеху подолы. Но вот главного пока не случалось. И дело такое по первости надо было сделать подальше от чужих глаз и ушей — мало ли какой позор выйдет. Она уже ушла, а Осташа всё решал, брать ему штуцер с собой или нет. На медведя можно напороться. Окрестные дивьи леса считались божелесьем — были отписаны от казны вогулам. Порубок здесь не велось, а потому и зверь уцелел невыбитый. Осташа побаивался, не засмеётся ли Бойтэ: мол, ружжо-то взял меня уговаривать, да? Одними руками не справишься с девкой? Но Осташа в конце концов плюнул на свои опасения, забросил за спину тяжёлый штуцер и побежал по тропке вдоль Ёквы вслед за вогулкой. Во всей этой кутерьме с простудой он, оказывается, проглядел весну, вскипевшую зелёной пеной, — словно молоко, убежавшее из горшка, прокараулил. Маленькая, узкая Ёква шустро струилась сквозь урёму, юлила на луговинах, подныривала под копны зелёных кустов или вдруг замирала тихим омутом, боязливо скосившим глаза на небо. А солнце словно нарвали на клочья и весело расшвыряли по лесу, и в солнечных пятнах свиристели и тилиликали пичуги. Высокие и заросшие горы, от тепла сытые, как послеобеденный вздох, подымались и справа, и слева, будто ладонями подгребали урёму к речке. В небе качались вершины сосен, а над ними, как гуси, растянули белые, слепящие крылья редкие облака. Осташа шагал по узкой тропке в вогульском лесу, но ему совсем не было страшно. Заблудиться он не заблудится. Речка рядом — главная примета. Да и вообще, батя говорил, что у настоящего сплавщика глаз должен быть таким зорким и цепким, что в лесу заблудиться — стыд. А медведя, коли тот пожалует, он укокошит, если что. Осташа не верил в страшилки, что медведь подкрадывается незаметно, что коня обгоняет, что со склона кувырком скатывается. Медведь — он неуклюжий, глупый, малину жрёт, грибы сырые. Башка как помойное ведро. Искали сухие, ломкие дудки, рыли мокрую землю, набивали пазухи сладкими луковками, и непременно, рано или поздно, раздавался вопль: «Медведь!.. А Осташа, похолодев от страха, всё-таки оставался на месте, прижимаясь к какому-нибудь упавшему стволу, выжидал, потом осматривался, а потом собирал потерянные приятелями луковки и возвращался в деревню последним — гордым и с самым большим урожаем. Вот и весь «медведь!.. Так вогулы свои молебные горы называют. И здесь кругом в лесу от нечисти мленье, а на горе — кумирня, вокруг неё тын с черепами. За тыном стоят чёрные идолы, амбарчики на курьих ножках, в которых лежат деревянные мертвецы с красными, накрашенными ртами. Ну и пусть себе лежат. Осташа их не потревожит. Не боится же их некрещёная вогульская девчонка… Осташа споткнулся, будто ему оборотень под ноги кинулся. А где девчонка-то? Осташа завертелся на месте. Впереди за листвой зеленел лужок, и Бойтэ на нём не было. Идти так быстро, чтобы скрыться в дальнем лесу, Бойтэ не могла. Только что Осташа видел, как мелькнула за деревьями её светлая неподпоясанная рубашка. И вдруг он услышал позади себя лёгкий звук шагов. Он тотчас юркнул за куст, цепляясь дулом штуцера, и повалился на землю. В просветах между корней Осташа увидел босые ноги, прошлёпавшие по тропинке. За кустом раздался тихий смешок, будто девчонка потешалась над тем, как она запутала парня. Осташа проворно переполз чуть подальше, к опушке, и увидел Бойтэ, идущую по лугу. Бойтэ была совсем голая, как напоказ. Она волокла рубашку по яичной накипи мать-и-мачехи. В другой руке она несла узелок. Светлые волосы разметались по плечам, по спине с натянутой тетивой позвоночника, пушились вокруг головы. У Осташи перехватило в горле и затяжелело под ложечкой, когда он увидел тело Бойтэ — не безвольное в болезни, а живое, движущееся, упругое. Если Бойтэ догадалась, что Осташа за ней следит, то дразнила его, искушала, когда нагло вышла голой на луг. И для Осташи не только в этой вызывающей наготе, но и в походке, в осанке, в каждом движении вогулки вдруг оказалось столько призыва, обещания, запретной сладости, что взмокла рубаха под мышками. Хотя Бойтэ вовсе не была ядрёной девкой, каким вслед от восхищения цокали языком кашкинские парни. Наоборот, была она худенькой, как мальчишка, и круглый задок только чуть-чуть раздавался ниже узкого перехвата пояса. А шла Бойтэ, оказывается, не по лугу, а по старому рудничному двору с проплешинами от кострищ, на которых обжигали руду. Земля была взгорблена разъехавшимися земляными кучами, что уже сплошь затянулись травой. На стойках сверху лежала просевшая деревянная балка. Заросший можжевельником склон горы толстой складкой набряк над жерлом копани, будто гора нахмурила чело. Земляные стены штольни оплыли, проросли. Только ручеёк, вытекавший из рудника, проточил себе светлое песчаное русло через весь двор к тёмному зеркалу маленького пруда, что потихоньку прососал ветхую плотину и журчащими языками свесился в русло Ёквы. Ёквинский рудник, как слышал Осташа, забросили лет тридцать назад. Говорят, вогулы его заколдовали: вместо руды посыпалась обманка, а четверо рудокопов так и не вернулись из горы — просто ушли в штольню и не вышли, и обвала никакого не было. Как поганый гриб на могучем пне срубленного кедра, на окраине рудничного двора, на дальней опушке торчал вогульский идолок высотой всего-то по пояс человеку. У него был раззявленный трухлявый рот и зелёная шапка мха на голове. Бойтэ подошла к идолку, присела на корточки, забормотала что-то, оглаживая идола по рассохшимся щекам, потом сунула ему в рот руку и вытащила нож и горсть монет. Зажав монеты в кулаке, она распрямилась, постояла и вдруг с яростью швырнула деньги в сторону штольни. Осташа увидел только, как мелькнула белая рука, по кругу мотнулись светлые волосы вокруг плеч, да зашаталась длинная трава над мелким ручьём. По движению локтей Осташа понял, что Бойтэ царапает себе лицо, горло, грудь, но ни всхлипа до Осташи не донеслось. А потом правый локоть Бойтэ опустился, дёрнулся назад, нож упал к ногам, и Бойтэ, застонав, склонилась над идолом, держась руками за его моховую макушку. Сзади он видел, как по ляжкам Бойтэ потекли красные струйки. Но девка снова присела, как-то стыдно и безобразно раздвинула колени и начала тереться животом о рожу идола.
Золото бунта, или вниз по реке теснин
Алексей Иванов Золото бунта или вниз по реке. Продаю книгу Золото бунта Алексея Иванова, мягкая обложка, в идеальном состоянии. Продаю книгу Золото бунта Алексея Иванова, мягкая обложка, в идеальном состоянии.
Алексей Иванов: Золото бунта, или Вниз по реке теснин
Может, к твоему времени господь нас и помилует — иначе будет. Осташа нравится Конону своими дерзостью и отвагой. Тот предлагает парню занять его место после его смерти, но герой отказывается, так как хочет сберечь в чистоте свою душу. Осташа едет к капитану Бергу, местному командиру гарнизона. Рассказывает ему историю «золота бунта» и просит не считать себя беглым вором.
Капитан заинтересовывается спрятанным кладом и предлагает Осташе повести солдат в скит и арестовать Яшку Гусева как настоящего злодея. Осташа под чужим именем ведёт горную стражу в скит. Командир отряда — старый боевой сержант Ефимыч. Отряд обходит постоялые дворы, чтобы сохранить свою миссию в тайне.
Когда солдаты останавливаются у Шакулы, Осташа защищает Бойтэ от их насилия. Она предупреждает его об опасности мления морок, гипноз , которым Шакула заколдовал дорогу в скит. Возле Вайлугина скита весь отряд, кроме Осташи и Ефимыча, поддается действию мления и пропадает. Герой один лезет наверх, чтобы убить Яшку.
В горной пещере он застаёт старца Гермона, Яшку и Шакулу, они собирают вещи — скитники покидают скит. Старец объясняет Осташе смысл истяжельчества: можно грешить, а старцы за тебя грехи отмолят. Он уверен в благих намерениях истяжельчества. Героя ужасает услышанное.
Ефимыч стреляет во врагов, угрожающих парню; из-за этого пещера обваливается, а Яшка убивает сержанта. Чудом выбравшийся из-под обвала, озлобленный парень преследует беглецов. Он проходит сквозь мление, говорит с мертвецами, зовущими его с собой, настигает Яшку в тайной пещере и убивает. Осташа находит труп Шакулы, убитого Гусевым.
Бесчувственного парня Бойтэ привозит к себе. Любовники, наконец-то, вместе. Во время долгого страстного секса девушка признаётся, что она ведьма, своим колдовством погубила врагов и защитила возлюбленного. Бойтэ призывает Осташу занять место Конона на Чусовой, а она станет помогать ему вогульским бесовством.
Истинно верующему герою претят эти откровения, он бежит прочь, хотя и влюблён в вогулку. В разорённом доме под трупом повесившейся при известии о гибели сына Макарихи Осташа горюет о своей сломанной жизни. К нему приходит Пугачёв, держа отрубленную голову в руках, и обвиняет его в смерти связанных с ним невинных людей. В бреду герой пытается спорить с призраком, доказывая, что он не злодей, а только ищет «батину» правду.
Привидение ведёт его к реке, пытаясь утопить, и в этот момент Осташу находит приказчик Федька и сообщает, что нашёл ему работу сплавщика. Часть 4. Железные караваны[ ред. Парень изменился после всех перенесённых испытаний.
Всё, что есть в душе у человека, стало явно. Осташа много размышляет о прожитом без отца годе: «Не было в батиной душе тайны, потому что не было в его жизни беззакония. Оно только в чужой жизни было… Когда оно батю задело — сразу и убило…». Парню жаль, что за год он так и не узнал, кто погубил отца.
Наслушавшись толков о дурной славе Осташи, старый плотник симпатизирует ему и предупреждает о способах повреждения барки нанятыми провокаторами. Герой вспоминает, что отцова барка тоже была повреждена, продырявлена, поэтому и затонула. Вместе они проверяют лодку и благополучно спускают её на воду. Осташа волнуется, впервые став сплавщиком.
На барке груз железа, сорок бурлаков, Бакир, Федька и Никешка — Осташин друг. К своему удивлению, парень замечает на сплаве Колывана, нанявшегося за меньшую, чем обычно, плату. На его барке плывёт разбойник Чупря. Один из бурлаков, Поздей, настраивает остальных против Осташи, оболгав его.
Это драматическое плавание происходит со множеством приключений и опасностей. Поздей сперва пытается стукнуть барку о скалу. При попытке спасти лодку погибает Бакир. Перед смертью он признаётся, что это он год назад продырявил барку Осташиного отца по приказу Колывана.
С берега в Осташу стреляет Чупря. Бурлаки все меньше доверяют своему сплавщику. Часть 5.
В текст «Золота бунта» включено большое количество этнографического материала, причём автор не делает попыток пояснить значение устаревших слов и местных терминов, предлагая читателю самостоятельно, без «переводчика», погрузиться в созданную им атмосферу [1]. По словам Дмитрия Быкова , «когда Иванов окончательно победит Традиционный Русский Роман, он вытолкнет русскую прозу на глубокую воду новой метафизики и новой смелости» [2]. В рецензиях и научных публикациях, посвящённых «Золоту бунта», исследователи особо выделяют роль реки, с которой связана история сплавщика Осташи [3] [4]. Река как образ присутствует и в других произведениях русской литературы — таких, как, например, шолоховский « Тихий Дон » и « Угрюм-река » Шишкова. Однако у Иванова Чусовая — не просто водный поток с непредсказуемым нравом, «то коварная, то лукавая» [4] , но и мифологический символ — она «предстаёт и как рубеж реального и потустороннего, сакрального и бесовского.
Эта книга ещё и подарок краеведу. Тут столько описаний русского и вогульского быта, столько местных и устаревших слов, что только впитывай и впитывай: плежить, перестяги, шитики, кибасья, вентерь, менгквы, павыл… При этом надо признать, что «Золото бунта» в определённом смысле — разрыв с традициями. Иванов едва ли не первым за последние сто лет описал пугачёвский бунт или, как было принято его называть в советских учебниках, крестьянскую войну исключительно как затянувшийся кровавый морок, как возможность для сброда всех мастей и национальностей вволю погулять и попить людской кровушки, невзирая на то, холопская ли она или господская. Написано без малейшей симпатии к бунтовщикам, без попытки оправдания или поиска причин кровопролития. И это сильно контрастирует с тем, что было написано о народных бунтах Пушкиным, Есениным, Хлебниковым, Шукшиным пусть последние даже и писали о Стеньке Разине. Я уже не говорю о менее известных советских писателях. Василий Перов. Суд Пугачева. Вот, например, описание зверств бунтовщиков. Бакир домой вернулся и увидел горенку свою, залитую кровью, как бойня, увидел окровавленного нерождённого младенца в зыбке, услышал, как кошка орёт из тела мёртвой жены». Этим пассажем, в принципе, достаточно полно явлено отношение автора к Пугачёву и пугачёвщине. В романе сам Пугачёв не фигурирует, но даже если б он там и был, слов, подобных есенинским, автор ему не дал бы ни при каких обстоятельствах. Боже мой! Неужель под душой так же падаешь, как под ношей? А казалось… казалось ещё вчера… Дорогие мои… дорогие… хор-рошие… Пугачёв для него — дикий зверь без души. И тем не менее Иванова хочется назвать одним из классиков современной литературы. Хотя бы даже и потому, что теперь, когда речь заходит о писателях, представляющих Урал в русской словесности, всё чаще говорят о триумвирате Д. Мамина-Сибиряка, П.
Как бы немного не по чину высшую степень любого ордена того времени капитану носить. Но это частность, а в общем и целом сюжет просто замечательный: и триллер, и детектив, и приключенческий жанр, все в одном флаконе. Слог выше всяких похвал. Алексей Иванов в очередной раз порадовал своих почитателей и любителей российской истории.
Алексей Иванов - Золото Бунта, или Вниз по реке теснин
Меня зовут Алексей Иванов, и с радостью представляю вам мою новую аудиокнигу "Золото Бунта, или Вниз по реке теснин". Это захватывающее приключение, которое перенесет вас в далекие края, в самое сердце золотой лихорадки и борьбы за свободу. Алексей Викторович Иванов. Слушать онлайн книгу Золото бунта автора Алексей Иванов издательства Эвербук.
Иванов Алексей: Золото бунта
| Алексей Иванов - Золото Бунта, или Вниз по реке теснин | по ее же просьбе. |
| Иванов Алексей - Золото бунта | Код товара: 1311965301. Иванов Алексей: Золото бунта | Иванов Алексей Викторович #1. |
| Золото бунта - Иванов Алексей :: Режим чтения | Иванов, Алексей Викторович. Золото бунта, или Вниз по реке теснин. |
| Аудиокнига Золото бунта, Алексей Иванов - слушать онлайн, бесплатно на | Полная версия книги Золото бунта, чтобы читать бесплатно онлайн, от автора Алексей Иванов. |