Тотальная война стала делом всего немецкого народа. Do you want total war? English translation at
От «пушек вместо масла» к тотальной войне
Яростная речь Геббельса о "тотальной войне" стала самым знаменитым выступлением рейхсминистра пропаганды за всю его политико-пропагандистскую карьеру. Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на В 1943 году, в ходе Второй мировой войны. Узнайте, как влиятельная речь Йозефа Геббельса в Берлине, призывающая к тотальной войне, смогла взволновать нацию и заручилась поддержкой тотальной войны. Речь Геббельса о тотальной войне до победного конца в феврале 1943 года, когда немецкие войска терпели тяжелейшие поражения на всех фронтах Европы и Африки. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам. Добавить в мою библиотеку. Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944).
Как Геббельс заново изобрёл искусство пропаганды и заставил немцев хотеть войны
Газетные «утки» не дают загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера, которая нам нужна». Геббельс рекомендовал распространять слухи: «Мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время». В ней говорилось: «События на Крите убедительно показывают, что в ограниченном морском пространстве эффективность действий люфтваффе ничуть не ниже, а то и выше, чем у морского флота, даже, если бой ведется в неблагоприятных условиях. Корабли теряют свое превосходство, и море становится кладбищем… Сегодня британцы взволнованно обсуждают падение Крита. Поставьте на место Крита Англию, и вы поймете, в чем причины их беспокойства… Фюрер сам произнес замечательные слова о том, что отныне больше нет островов… Если бы два месяца тому назад мы сказали мистеру Черчиллю, что в начале июня завладеем Критом, он бы только посмеялся, не удостоив нас ответом. Однако сегодня Крит в наших руках. Если же сегодня мы скажем ему, что произойдет через два месяца, он опять рассмеется в ответ, но потом ему придется паковать чемоданы и бежать».
Была разыграна постановка с целью создать впечатление, будто этой статьей Геббельс проговорился и выдал заветные планы. Через два часа после того, как номер «Фёлькишер беобахтер» поступил в продажу, его стали конфисковывать в киосках агенты гестапо. Геббельс лично опровергал слухи о подготовке нападения на СССР. Он заявлял журналистам: «Я знаю, господа, что некоторые из вас думают, что мы готовимся к войне с Россией, но я должен заявить вам ответственно, что на самом деле мы намерены продолжить сражение с Англией. Вторжение необходимо и неминуемо. Прошу вас, стройте свою работу сообразно с моими словами». Жертвами этой дезинформации становились и советские разведчики.
Филиппов сообщал в Москву в июне: «Мы твердо убеждены, что Гитлер затеял гигантский блеф. Мы не верим, что война может начаться завтра… Ясно, что немцы намереваются оказать на нас давление в надежде добиться… выгод, которые нужны Гитлеру для продолжения войны». Об этом же шла речь в донесении разведгруппы Харро Шульце — Бойзена из Берлина, в котором говорилось, что «началу военных действий должен предшествовать ультиматум Советскому Союзу с предложением о присоединении к пакту трех». В ночь с 21 на 22 июня Геббельс собрал руководителей своих отделов и сообщил им о том, что должно было произойти через несколько часов. Им не разрешалось покидать здание и пользоваться телефоном. Через несколько часов после пресс-конференции Риббентропа, на котором было объявлено о начале войны против Советского Союза, Геббельс лично зачитал по радио обращение Гитлера в этой связи. В инструкциях говорилось: «Вопрос о важности большевистского государства как источника продовольствия и промышленного сырья для Германии не обсуждать и даже не затрагивать… Война ведется не против народов страны большевиков, а против еврейского большевизма и тех, кто его представляет… Еврейско-большевистские главари нарушили договор… Необходимо обращать внимание на неоднократные усилия фюрера, направленные на поиски мира, и на его долготерпение по отношению к постоянным нарушениям договора большевиками».
Однако как человек, знакомый с русской культурой и внимательно изучавший советскую систему, в своем дневнике он достаточно трезво оценивал перспективы войны с СССР. Он также понимал, что, благодаря его пропаганде, немцы не знали правды о войне в России.
Но не только в коммунистической Кампучии именно дети представляли собой то зверье, каковым являлись их родители: «Пленные, которым удалось освободиться, рассказывают, что чеченские дети и стрелять на них учились, и палками насмерть забивали… Это — нелюди! Он выбрал Крест.. Все то же, что выясняется, немцы приучали делать и своих подростков: на фронте от них толку не было — животный страх, присущий их возрасту, не позволял, так как рученки-то тряслись, сделать точный выстрел. Но вот убивать безоружных и связанных женщин, насильно угнанных в Германию, они очень даже были способны. И убивали с более чем звериной жестокостью, достреливая раненых.
О чем сами и свидетельствуют. Так что и этот крысиный выводок жалеть особо не стоит — и у него руки по локоть в крови. В чем они и сами сознаются: «Они нас всех убьют, ведь мы все виноваты» [63] Кнопп Г. Нехватку солдат мужчин а с лета 1944-го — и подростков немцы пытались в какой-то степени компенсировать частичной заменой их женщинами. Но их женщины, что затем выяснится, с нашими, отстреливающими немцев сотнями, будучи снайперами, или сбрасывающими на их головы бомбы, имея прозвище «ночных ведьм», не говоря уже за женщин медсестер, которые будучи хрупкими с поля боя под пулями вытаскивали здоровенных мужиков, ни в какое и малейшее сравнение не шли. Курица не птица. Девушки, которые ее обслуживали, испугались столь многочисленных разрывов бомб и удрали в убежище.
Так что и с женщинами своими этот социалистический режим, будучи национальным, боролся не менее успешно, чем с подрастающим поколением и даже со стариками. Но даже и такие суровые меры, как заградотряды, чья организация, вместо немцев, в процессе фальсификации хода 2-й мировой войны, в конце концов списана на нас, не помогли этой крысиной державе отстоять свою нору. Ведь страх за свою жизнь у стремящихся покинуть тонущий корабль серых хвостатых существ был так силен, что, в припадке прилива нахлынувшего на них животного чувства самосохранения, без боя они бросили заблаговременно оборудованные мощнейшие укрепления Восточной Пруссии в районе Мазурских озер. Но этот довольно странный для немецкой пунктуальности инцидент является следствием охватившей противника паники. А у страха глаза велики. Потому, при отсутствии связи, враг дрогнул и кинулся наутек.
Обстоятельно рассмотрены бои на Восточном фронте с последующим крушением фронта группы армий «Центр». Тексты за 23 июля — 3 августа 1944 г. В дневниках подробно излагаются впечатления Геббельса, а также самого Гитлера, связанные с путчем 20 июля и последующим военно-политическим кризисом.
Допускалось описывать события так, как они «могли бы выглядеть в действительности» или как они «по всей вероятности, происходили». И если вы, прочтя это, подумали про себя «Вот так новость, пропагандисты врут, ляя куда страна катится, вот так удивил» не спешите высказывать свой сарказм. Да, это для нас ложь — элемент повседневности, а вот людям прошлых веков приходилось до этого самим додумываться, вспомните про колесо и вы поймете, о чем именно я говорю. Метод «поэтической правды» помогал рисовать картинки в умах немцев посредством обычного текста или речи по радио, это была попытка создать мемы до изобретения интернета, вот только «мемы» эти были не про кошечек и собачек, а про жестокости и зверства противника на фронте. В сочетании с плакатами эта «поэзия» работала безотказно. Как бы то ни было, 45-ый стоял у порога, а потому приемы приходилось менять. В последние годы войны и существования Третьего рейха Геббельс усиленно проводил «политику утешения», разработанную им после Сталинграда и допускавшую признание некоторых неприятных фактов и ситуаций, но при непременном выявлении других, благоприятных событий, которые, конечно, уравновешивали неприятности, а то и вовсе лишали их значения. Мне кажется, женская половина особенно хорошо поймет, о чем я говорю. Геббельс писал: «мы, немцы, находимся в абсолютно выигрышном положении, просто многие этого не понимают или не хотят этому верить». Да это абсурд, но в ситуации когда все полимеры пролюблены, на него, родимого, только и остается уповать. Подобная софистика позволяла оправдывать даже явные военные неудачи по типу Сталинграда, отыскивая даже в поражении какие-либо положительные стороны. Да мы отступили, но фронт-то сократился, а значит, нам будет легче. Серьезно, я даже не утрирую, вот пожалуйста вам цитата: «Мы бьемся теперь, упираясь спиной в стену. Это, конечно, опасно, но дает ряд преимуществ. Построив оборону на своей территории, мы избавились от множества неразрешимых проблем, тогда как наши враги могут действовать лишь в ограниченных масштабах и в ограниченное время». Да, абсолютный! Но в ситуации когда ужасный враг у ворот, а у вас одна винтовка на троих только это и остается. Полное, тотальное и беспросветное отчаяние толкает людей на крайности.
«Тихий государственный переворот». Почему Геббельс действительно объявил «тотальную войну»?
Но сработало ли послание пропаганды? Фетшер в этом сомневался, приводя хорошие аргументы: «Речь Геббельса не смогла надолго улучшить настроения среди населения, так же как и набрать рабочую силу для оборонной промышленности и желаемое количество дополнительных солдат для армии». На самом деле показатели, например, оборонной промышленности не указывают на то, что 18 февраля 1943 года был существенным поворотным моментом. Кстати, это признавал и сам Геббельс: 17 месяцев спустя, 18 июля 1944 года, он послал Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации. Он понял, что одной только пропаганды недостаточно.
Неделю спустя Гитлер назначил своего министра пропаганды еще и «имперским уполномоченным по тотальной военной мобилизации». Это назначение еще сильнее увеличило влияние Геббельса и превратило его в могущественнейшего человека во внутренней политике; он уже давно этого желал. Теперь он занялся тем, чтобы фактически взять на себя управление: «Я бы объединил в круг примерно десять человек, все из которых являются солидными фигурами, и с ними я бы стал править, то есть осуществлять внутриполитическое руководство», — диктовал он своему секретарю. Но в хаосе последних девяти месяцев войны он уже не смог реализовать свой план.
Он остался на том же уровне, что и Шпеер, Гиммлер и начальник партийной канцелярии Мартин Борман. Лишь в конце, после самоубийства Гитлера, он унаследовал пост рейхсканцлера, пробыв в должности всего один день. Следите за нами в Telegram.
В любом случае, Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость.
После этой фразы министр несколько минут не может продолжать из-за пения зрителей. Военные вызовы, с которыми Рейх сталкивается на востоке, являются центром всего. Война механизированных роботов с Германией и Европой достигла своей кульминации. Оказывая сопротивление страшной и непосредственной угрозе с оружием в руках, немецкий народ и его союзники по странам Оси выполняют, в прямом смысле этого слова, европейскую миссию.
Нашу храбрую и справедливую борьбу с этой мировой чумой не остановить воплями международного еврейства, раздающимися во всём мире. Она может и должна окончиться только победой. Слышны громкие возгласы: "Немецкие мужчины, к оружию! Немецкие женщины, к работе!
Она имеет не только военное, но и умственное и духовное значение для немецкого народа. Здесь наши очи впервые узрели подлинную суть войны. Мы больше не хотим тешить себя ложными надеждами и иллюзиями. Мы хотим смело смотреть фактам в лицо, какими бы упрямыми и грозными они ни были.
История нашей партии и нашего государства доказывает, что увиденная опасность - преодолённая опасность. Тяжёлые сражения на востоке, которые нам предстоят, будут вестись под знаком этого героического сопротивления. Для этого потребуются доселе невиданные усилия наших солдат и нашего оружия. На востоке идёт безжалостная война.
Фюрер был прав, когда сказал, что по её окончанию не будет победителей и побеждённых, а будут живые и мёртвые. Немецкий народ прекрасно это знает. Его здравые инстинкты помогали ему преодолевать ежедневное смятение перед лицом умственных и духовных трудностей. Мы знаем, что блицкриг в Польше и кампания на западе имели только малое значение для битвы на востоке.
Немецкий народ борется за всё, что у него есть. Мы знаем, что немцы отстаивают всё самое святое, что у них имеется: свои семьи, своих женщин и детей, свою прекрасную и нетронутую природу, свои города и сёла, свою двухтысячелетнюю культуру - всё, ради чего действительно стоит жить. Большевизм, разумеется, нисколько не дорожит нашим народным достоянием, и он не будет заботиться о нём, если вдруг овладеет им. Наглядный тому пример - его собственный народ.
За последние 25 лет Советский Союз увеличил военный потенциал большевизма до невиданного уровня, и мы его неверно оценили. В России на службе у террористического еврейства находится 200-миллионный народ. Еврейство цинично использовало свои методы для того, чтобы превратить невозмутимую прочность русского народа в смертельную опасность для цивилизованных народов Европы. На востоке в борьбу вовлечён весь народ.
Мужчины, женщины и даже дети не только трудятся на военных заводах, но и непосредственно участвуют в войне. Армады танков, с которыми мы столкнулись на восточном фронте, являются результатом 25 лет социального бесправия и нищеты большевистского народа. Нам нужно ответить аналогичными мерами, если мы не хотим потерпеть поражение. Я твёрдо убеждён, что нам не преодолеть большевистскую угрозу, если мы не станем использовать аналогичные но не идентичные!
Немецкий народ столкнулся с самым серьёзным запросом войны, а именно с необходимостью найти в себе решимость использовать все наши ресурсы для защиты всего того, что у нас есть, и всего того, что нам понадобится в будущем. Тотальная война - это требование данной минуты. Мы должны положить конец тому буржуазному отношению, которое мы столь часто наблюдали в этой войне: помойте мне спинку, но так, чтобы меня не намочить! Каждую фразу встречают растущие аплодисменты и одобрение.
Нам угрожает гигантская опасность. И усилия, с которыми мы её встретим, должны быть столь же гигантскими. Настало время снять лайковые перчатки и воспользоваться кулаками. Громкие возгласы одобрения.
Пение с балконов и партера говорит о полном одобрении присутствующих. Мы больше не можем беспечно и не в полную силу использовать наш военный потенциал у себя дома и в той значительной части Европы, которую мы контролируем. Мы должны использовать все наши ресурсы, причём настолько быстро и тщательно, насколько это возможно с организационной и практической точек зрения. Ненужные хлопоты совершенно неуместны.
Будущее Европы полностью зависит от нашего успеха на востоке. Мы готовы отстоять Европу. В этой битве немецкий народ проливает свою самую ценную национальную кровь. Остальная часть Европы должна хотя бы помогать нам.
И, судя по множеству серьёзных голосов, раздающихся в Европе, одни это уже осознали. Другие всё ещё чего-то ждут. Но им на нас не повлиять. Если бы опасность угрожала только им одним, мы бы восприняли их нежелание как сущую нелепицу, не стоящую внимания.
Однако опасность угрожает всем нам, и каждый из нас должен внести свою лепту. Те, кто сегодня этого не понимает, завтра будут коленопреклоненно благодарить нас за то, что мы смело и решительно взялись за дело. Нас совершенно не беспокоит то, что наши враги за рубежом утверждают, будто наши методы ведения тотальной войны напоминают методы большевизма. Они лицемерно утверждают, что это означает, что с большевизмом вообще не надо бороться.
Однако вопрос здесь не в методе, а в цели, а именно в устранении опасности. Аплодисменты, не утихающие несколько минут. Вопрос не в том, хороши ли наши методы или плохи, а в том, насколько они успешны. Национал-социалистическое правительство готово использовать любые способы.
И нам плевать, если кто-то против. Мы не намерены ослаблять военный потенциал Германии мерами, поддерживающими высокий, почти как в мирное время, уровень жизни для определённого класса, и тем самым подвергать опасности нашу военную экономику. Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно. Это не самоцель, а средство к цели.
После войны наш социальный уровень жизни будет ещё выше. Нам не надо имитировать большевистские методы, поскольку наши люди и лидеры лучше, чем у них, и это даёт нам огромное преимущество. Однако события показали, что нам нужно работать гораздо больше, чем мы работали до сих пор, чтобы окончательно обратить войну на востоке в нашу пользу. Как, между прочим, показали бесчисленные письма с тыла и фронта, с этим согласен весь немецкий народ.
Все понимают, что если мы проиграем, то всё будет уничтожено. Народ и руководство намерены принять самые радикальные меры. Широкие рабочие массы нашего народа вовсе не недовольны тем, что наше правительство слишком жёсткое. Если они чем-то и недовольны, так только тем, что оно слишком мягкое.
Спросите у любого в Германии, и он вам скажет: самое радикальное - это всего лишь достаточно радикальное, и самое тотальное - это всего лишь достаточно тотальное для того, чтобы одержать победу. Тотальная война стала делом всего немецкого народа. Никто не имеет права игнорировать выдвигаемые ей требования. Мой призыв к тотальной войне от 30 января был встречен оглушительными аплодисментами.
Поэтому я могу вас заверить, что меры, на которые идёт руководство, находятся в полном согласии с желаниями немецкого народа - как в тылу, так и на фронте. Народ готов нести любую ношу, вплоть до самой тяжёлой, идти на любые жертвы, если только это ведёт к великой цели - победе. Бурные аплодисменты. Это, естественно, означает, что ноша должна распределяться поровну.
Шумное одобрение. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые нам ещё только предстоит принять, будут наполнены духом национал-социалистической справедливости. Мы не обращаем внимания на класс или положение в обществе. Богатые и бедные, люди из высших и низших слоёв общества должны распределять ношу поровну.
Все должны выполнять свой долг в эту трудную минуту - хотят они того или нет. И мы знаем, что народ это полностью одобряет. Уж лучше сделать слишком много, чем слишком мало, лишь бы только это привело к победе. Ещё ни одна война за всю историю не была проиграна из-за слишком большого количества солдат или оружия.
Зато многие войны были проиграны из-за того, что имело место противоположное. Настало время заставить лодырей работать. Бурное согласие. Их нужно вывести из состояния покоя и комфорта.
Мы не можем ждать, пока они поумнеют. Тогда уже может быть слишком поздно. Сигнал тревоги должен прозвучать для всего народа. За работу должны взяться миллионы рук по всей стране.
Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые мы примем сейчас и о которых я буду говорить несколько позже в этой же речи, являются критическими для всей нашей общественной и частной жизни. Отдельному человеку, возможно, придётся пойти на большие жертвы, но они ничто по сравнению с теми жертвами, на которые ему придётся пойти, если его отказ приведёт нас к страшной национальной катастрофе. Лучше действовать своевременно, чем ждать, когда болезнь пустит корни. И не надо жаловаться на врача или подавать на него в суд из-за телесного повреждения.
Он ведь режет не для того, чтобы убить пациента, а для того, чтобы спасти его жизнь. Позвольте мне ещё раз подчеркнуть, что чем больше жертвы, на которые должен пойти немецкий народ, тем больше необходимость справедливо их поделить. Именно этого хочет народ. Никто не против того, чтобы возложить на себя даже самое тяжелое бремя войны.
Однако народ сильно возмущается, когда кто-то пытается уклониться от своего бремени. Моральный и политический долг национал-социалистического правительства -препятствовать таким попыткам, если необходимо - при помощи драконовских наказаний. Мягкость здесь совершенно неуместна; со временем она только приведёт к смятению народных чувств и народного отношения, что будет представлять серьёзную опасность для боевого духа нашего общества. Поэтому мы вынуждены принять ряд мер, которые сами по себе не являются существенными для военной экономики, но которые представляются необходимыми для поддержания морального духа - как в тылу, так и на фронте.
Оптика войны, то есть то, как вещи выглядят снаружи, имеет огромную значимость в этот четвёртый год войны. В свете сверхчеловеческих жертв, на который фронт идёт каждый день, будет естественно ожидать, что никто, находящийся в тылу, не станет отстаивать право игнорировать войну и её требования. И этого требует не только фронт, но и подавляющая часть тыла. Усердные граждане вправе ожидать, что если они работают по десять, двенадцать, четырнадцать часов в день, лодырь не будет стоять рядом с ними и считать их глупцами.
Тыл должен оставаться чистым и нетронутым во всей своей полноте. Ничто не должно нарушать эту картину. Отсюда возникает ряд мер, учитывающих оптику войны. Так, например, мы распорядились закрыть бары и ночные клубы.
Я просто представить себе не могу, чтобы у людей, выполняющих свой долг для военной экономики, ещё оставались силы на то, чтобы сидеть по ночам в местах такого рода. Отсюда я могу сделать только один вывод - что они относятся к своим обязанностям несерьёзно. Мы закрыли эти заведения из-за того, что они стали для нас оскорбительными, и из-за того, что они нарушают картину войны. Мы ничего не имеем против развлечений как таковых.
После войны мы с радостью станем придерживаться правила: "Живи и дай жить другим". Однако во время войны лозунг должен быть таким: "Сражайся и дай сражаться другим! Вполне возможно, что кое-кто считает, что во время войны самым важным является его желудок. Однако мы не можем принимать во внимание таких людей.
На фронте все, начиная с простого солдата и заканчивая фельдмаршалом, едят с полевой кухни. Я не думаю, что это слишком много - требовать, чтобы мы, находящиеся в тылу, уделяли внимание, по крайней мере, самым основным законам общественного мышления. Когда закончится война, мы вновь сможем стать гурманами. Сейчас же у нас есть дела и поважнее забот о своём желудке.
Бесчисленные дорогие магазины также были закрыты. Нередко они попросту оскорбляли покупателей. Там, как правило, и покупать-то было нечего, если только люди вместо денег не платили маслом или яйцами. Какая польза от магазинов, которым больше нечего продавать и которые только расходуют электроэнергию, отопление и труд рабочих, которого так не хватает в других местах, в особенности на военных заводах?
Это не оправдание - говорить, что открытый вид этих магазинов производит приятное впечатление на иностранцев. Иностранцев впечатлит только германская победа! Каждый захочет быть нашим другом, если мы выиграем войну. Если же мы её проиграем, наших друзей можно будет сосчитать на пальцах одной руки.
Мы положили конец этим иллюзиям. Мы хотим использовать этих, стоящих в пустых магазинах, людей для полезного труда на военную экономику. Этот процесс уже идёт полным ходом, и к 15 марта он будет завершён. Разумеется, он является крупным преобразованием всей нашей экономической жизни.
Мы следуем плану. Мы никого не хотим несправедливо обвинять или подставлять их под жалобы и обвинения со всех сторон. Мы всего лишь делаем то, что необходимо.
Характеристики Впервые, без купюр и изъятий, представлены тексты дневников Йозефа Геббельса периода ведения тотальной войны. В текстах за июнь 1944 г. В дневниках рассматривается первое применение «нового секретного оружия» — крылатых бомб Фау-1, а также подготовка к боевому использованию баллистических ракет Фау-2.
За этим скрывался расчет, в первую очередь касавшийся его персоны. Публика отвечала неистовым ликованием. Но чего на самом деле добивался Геббельс этой речью?
Свен Келлерхофф Эту картину видели бесчисленное количество раз: широкий круг берлинского дворца спорта, плотно заставленный сиденьями, ряд за рядом заполненный мужчинами и женщинами, в основном одетыми в униформу. Широкий подиум с тремя свастиками, позади могущественный орел партии, повернувший голову вправо, который в своих когтях держит еще одну свастику в лавровом венке. Над подиумом огромная надпись: «Тотальная война — самая короткая война».
Так выглядели кулисы, возможно, важнейшей речи, которую когда-либо произносил гитлеровский рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс; по крайней мере, эта его речь является самой известной. Эти неоднократно показанные в «Дойче Вохеншау» Deutsche Wochenschau кадры решающим образом повлияли на представление о нацистской пропаганде. Но чего же на самом деле добивался Геббельс своей речью?
Зачем он приложил такие усилия для создания картины абсолютного восторга публики? В тот четверг среди слушателей сидел 21-летний солдат по имени Иринг Фетшер Iring Fetscher. День спустя он записал в своем дневнике: «Вчерашняя речь Геббельса.
Блестящая впечатляющая речь, вызвавшая народный восторг.
Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г
Гитлер поведал молодому Геббельсу, что нужно провести тщательную настройку огромного пропагандистского рояля и заставить слышать людей музыку войны. Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед. 18 июля 1944 года Геббельс направил Гитлеру памятную записку с повторным напоминанием о необходимости усиленной мобилизации на тотальную войну. Йозеф Геббельс призывает к тотальной войне перед толпой в Берлине, 1943 год. Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед. Добавить в мою библиотеку. Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944).
Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский
Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта) — речь имперского министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса, произнесённая им перед многотысячной аудиторией во Дворце спорта в Берлине 18 февраля 1943 года. Речь о тотальной войне Йозеф Геббельс — один из самых страшных военных преступников Второй мировой войны и не менее страшный пример того, как ораторское мастерство может служить вдохновением не только демократических свобод, но и тоталитарной пропаганды. С самого начала Второй мировой войны подлинные замыслы Гитлера скрывала завеса лжи, сконструированной «министерством правды» под руководством Геббельса. Текст речи Геббельса о тотальной войне поступил на радио накануне, с указаниями министра, как надлежит ее подать.
Еще песни Йозеф Геббельс
- Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский
- Князь лжи. Как Геббельс из поклонника России превратился в рупор рейха
- Стенограмма
- 2. Йозеф Геббельс: идеолог тотальной войны
- 18 февраля 1943 года Йозеф Геббельс произнес речь «о тотальной войне»…: alex_oil — LiveJournal
- Тень Геббельса. Что такое «тотальная война»?
«Тотальная мобилизация – вот веление времени!»
Ровно 80 лет назад, 18 февраля 1943 г., министр пропаганды «Третьего Рейха» и гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс произнёс свою самую знаменитую речь о «Тотальной войне». Ровно 80 лет назад, 18 февраля 1943 г., министр пропаганды «Третьего Рейха» и гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс произнёс свою самую знаменитую речь о «Тотальной войне». Добавить в мою библиотеку. Тотальная война дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944).
Доктор Гёббельс, тотальная война и Зеленский
«Тотальная война», которая, возможно, должна была стать чем-то вроде «тихого государственного переворота», впрочем, довольно громкого, не привела Йозефа Геббельса к статусу второго человека в Третьем рейхе. Ровно 80 лет назад, 18 февраля 1943 г., министр пропаганды «Третьего Рейха» и гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс произнёс свою самую знаменитую речь о «Тотальной войне». A translation of the written text Goebbels' 1943 speech on total war, delivered after the battle of Stalingrad.
Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса июнь-август 1944г
| «Вы хотите тотальной войны?» | Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры. |
| «Вы хотите тотальной войны?» | Катехизис и Катарсис | Дзен | Текст речи Геббельса о тотальной войне поступил на радио накануне, с указаниями министра, как надлежит ее подать. |
| Речь Йозефа Геббельса о тотальной войне 1943 год — Видео | Скачать песню Йозеф Геббельс – Тотальная война на телефон (рингтон на звонок), либо слушать mp3 в хорошем качестве (320 kbps) вы можете на Речь о тотальной войне (Речь Геббельса во Дворце спорта, нем. |
Тотальная война. Дневники Йозефа Геббельса (июнь-август 1944г.)
Для победы в ней необходимо, с одной стороны, мобилизовать все материальные и человеческие ресурсы собственной нации, а с другой — подорвать дух противника, заставив население противоборствующей страны требовать от своих властей прекращения военного конфликта. Ими, увы, уже традиционно стали США и Украина, которые 12 ноября проголосовали против принятия Генеральной Ассамблеей ООН российской резолюции о борьбе с героизацией нацизма и неонацизмом Заслуженный генерал Людендорф относился к Адольфу Гитлеру без особого почтения, хотя в начале 20-х был близок к нему, стал одним из организаторов "пивного путча" 1923 года попав после него в тюрьму Гитлер написал свой "Mein Kampf" , а в 1924 году даже стал депутатом рейхстага от НСДАП. Побыв депутатом он, однако, в политике разочаровался, в 1928-м вышел из партии, а в 1935-м отказался принять от фюрера звание генерал-фельдмаршала и был отодвинут от властных кругов. Однако идея генерала была использована нацистами — правда, не сразу. В феврале 1943 года нацистская верхушка убедилась, что после разгрома армий Роммеля при Эль-Аламейне и Паулюса в Сталинграде искусственно поддерживать относительно сытную жизнь немцев в тылу за счёт разграбления завоёванных стран и подконтрольных территорий , равно как и скрывать от немецкого народа растущие потери и поражения на фронтах, стало невозможно. Перед Третьим рейхом замаячила перспектива поражения. Чтобы попытаться переломить ход войны в свою пользу, нацистское руководство вынуждено было резко ужесточить внутреннюю политику и перейти к мобилизационной экономике. Следовало срочно подготовить страну к "новой реальности", в которой немцам придётся гибнуть от сокрушительных ударов советских войск и налетов англо-американских "летающих крепостей", но продолжать усиленно работать в тылу и стойко сражаться на фронтах. При этом надо было отвести народное недовольство от гитлеровского режима.
Так родилась пропагандистская идея использовать последний резерв — объявить тотальную войну. Конечно, по логике нацистов, объявлять её должен был сам фюрер Третьего Рейха. Но на такой риск Адольф Гитлер идти не хотел. Он решил лично выступить с публичной речью лишь после того, как настанет переломный момент на Восточном фронте. Поднять боевой дух нации было поручено Йозефу Гёббельсу. Гёббельс, воспользовавшись термином Людендорфа, наполнил понятие "тотальная война" дополнительным содержанием. По его представлениям, НСДАП в тотальной войне должна была мобилизовать все ресурсы Германии и оккупированных территорий. Рейх превращался в военный лагерь.
Каждый мужчина, которого можно было заменить на его рабочем месте в тылу, должен был быть отправлен на фронт. Экономика рейха полностью переориентировалась на военные нужды — производство вооружений, военной техники, амуниции. Совместным усилением пропаганды и террора следовало побороть пораженческие и антигитлеровские настроения на фронте и в тылу.
Настало время заставить лодырей работать. Бурное согласие. За работу должны взяться миллионы рук по всей стране... Отсюда возникает ряд мер, учитывающих оптику войны. Так, например, мы распорядились закрыть бары и ночные клубы. Я просто представить себе не могу, чтобы у людей, выполняющих свой долг для военной экономики, еще оставались силы на то, чтобы сидеть по ночам в местах такого рода. Отсюда я могу сделать только один вывод — они относятся к своим обязанностям несерьезно.
Мы закрыли эти заведения из-за того, что они стали для нас оскорбительными, и из-за того, что они нарушают картину войны. Мы ничего не имеем против развлечений как таковых. После войны мы с радостью станем придерживаться правила: «Живи и дай жить другим». Однако во время войны лозунг должен быть таким: «Сражайся и дай сражаться другим! Вполне возможно, что кое-кто считает, что во время войны самым важным является его желудок. Однако мы не можем принимать во внимание таких людей. На фронте все, начиная с простого солдата и заканчивая фельдмаршалом, едят с полевой кухни. Я не думаю, что это слишком много — требовать, чтобы мы, находящиеся в тылу, уделяли внимание по крайней мере самым основным законам общественного мышления. Когда закончится война, мы вновь сможем стать гурманами. Сейчас же у нас есть дела и поважнее забот о своем желудке.
Бесчисленные дорогие магазины также были закрыты. Нередко они попросту оскорбляли покупателей. Там, как правило, и покупать-то было нечего, если только люди вместо денег не платили маслом или яйцами. Какая польза от магазинов, которым больше нечего продавать и которые только расходуют электроэнергию, отопление и труд рабочих, которого так не хватает в других местах, в особенности на военных заводах? Мы скорее походим несколько лет в изношенной одежде, нежели допустим, чтобы наш народ носил лохмотья столетиями. Какая польза сегодня от модных салонов? Они только используют свет, тепло и рабочих. Они появятся снова тогда, когда закончится война. Какая польза от салонов красоты, которые поощряют культ красоты и отнимают колоссальное количество времени и энергии? В мирное время они замечательны, но во время войны они являются пустой тратой времени.
Когда наши солдаты будут возвращаться с победой, наши женщины и девушки смогут поприветствовать их и без пышных нарядов! Правительственные учреждения будут работать более быстро и менее бюрократично. Оставляет не очень хорошее впечатление, когда учреждение закрывается ровно через восемь часов работы, минута в минуту. Не люди для учреждений, а учреждения для людей. Нужно работать до тех пор, пока не будет выполнена вся работа. Таково требование войны. Если фюрер может так работать, то государственные служащие тем более. Недопустимо, что некоторые мужчины и женщины неделями отдыхают на курортах и в санаториях, отнимая места у солдат в увольнении или у рабочих, имеющих право на отпуск после года тяжелого труда. Это недопустимо, и этому нужно положить конец. Война — не время для развлечений.
Пока она не закончится, мы будем находить самое глубокое удовлетворение в работе и битве. Тех, кто этого не понимает сам, нужно научить это понимать, а если необходимо — заставить. Для этого могут понадобиться самые жесткие меры… Задача состоит в том, чтобы освободить солдат для фронта, а рабочих — для военной промышленности. Это первоосновные цели, пусть даже они будут достигнуты за счет уровня нашей общественной жизни. Это не означает, что наш уровень жизни будет постоянно снижаться. Это всего лишь средство для достижения цели — тотальной войны… Наши враги заявляют, что немецкие женщины не в состоянии заменить мужчин в военной экономике. Это может быть справедливо для определенных областей, требующих тяжелого труда.
We would rather wear worn clothing for a few years than have our people wear rags for a few centuries. What good are fashion salons today? They only use light, heat and workers. They will reappear when the war is over. What good are beauty shops that encourage a cult of beauty and take enormous time and energy? In peace they are wonderful, but a waste of time during war. Our women and girls will be able to greet our victorious returning soldiers without their peacetime finery. Applause Government offices will work faster and less bureaucratically. It does not leave a good impression when the office closes on the dot after eight hours. The people are not there for the offices, the offices are there for the people. One has to work until the work is done. That is a requirement of the war. If there is not enough work to fill the extended hours, 10 or 20 or 30 percent of the workers can be transferred to war production and replace other men for service at the front. That applies to all offices in the homeland. That by itself may make the work in some offices go more quickly and easily. We must learn from the war to operate quickly, not only thoroughly. The soldier at the front does not have weeks to think things over, to pass his thoughts up the line or let them sit in dusty files. He must act immediately or lose his life. In the homeland we do not lose our lives if we work slowly, but we do endanger the life of our people. Everyone must learn to pay heed to war morale, and pay attention to the just demands of working and fighting people. We are not spoilsports, but neither will we tolerate those who hinder our efforts. It is, for example, intolerable that certain men and women stay for weeks in spas and trade rumors, taking places away from soldiers on leave or from workers who are entitled to a vacation after a year of hard work. That is intolerable, and we have put an end to it. The war is not a time for amusement. Until it is over, we take our deepest satisfaction in work and battle. Those who do not understand that by themselves must be taught to understand it, and forced if need be. The harshest measures may be needed. The railroad serves to transport war goods and travelers on war business. Only those who need a rest from hard work deserve a vacation. Since the first man of the country takes his duty so seriously and responsibly, it must be expected that every citizen will follow his example. On the other hand, the government is doing all it can to give working people the relaxation they need in these trying times. Theaters, movie houses, and music halls remain in full operation. The radio is working to expand and improve its programming. We have no intention of inflicting a gray winter mood on our people. That which serves the people and keeps up its fighting and working strength is good and essential to the war effort. We want to eliminate the opposite. To balance the measures I have already discussed, I have therefore ordered that cultural and spiritual establishments that serve the people not be decreased, but increased. As long as they aid rather than harm the war effort, they must be supported by the government. That applies to sports as well. Sports are not only for particular circles today, but a matter for the entire people. Military exemptions for athletes are out of place. The front shares our desires. The entire German people agrees passionately. It is no longer willing to put up with efforts that only waste time and resources. It will not put up with complicated questionnaires on every possible issue. It does not want to worry about a thousand minor matters that may have been important in peace, but are entirely unimportant during war. It also does not need to be constantly reminded of its duty by references to the great sacrifices of our soldiers at Stalingrad. It knows what it has to do. It wants everyone, high and low, rich and poor, to share a spartan life style. He knows only work and care. We do not want to leave it all to him, but rather we want to take that part of it from him which we are able to bear. The present day has a remarkable resemblance for every genuine National Socialist to the period of struggle. We have always acted in the same way. We were with the people through thick and thin, and that is why the people followed us. We have always carried our burdens together with the people, and therefore they did not seem heavy to us, but rather light. The people want to be led. Never in history has the people failed a brave and determined leadership a critical hour. Let me say a few words in this regard about practical measures in our total war effort that we have already taken. The problem is freeing soldiers for the front, and freeing workers for the armaments industry. These are the primary goals, even at the cost of our standard of social life. This does not mean a permanent decline in our standard of living. It is only a means to reaching an end, that of total war. As part of this campaign, hundreds of thousands of military exemptions have been canceled. These exemptions were given because we did not have enough skilled labor to fill the positions that would have been left open by revoking them. The reason for our current measures is to mobilize the necessary workers. That is why we have appealed to men not working in the war economy, and to women who were not working at all. They will not and cannot ignore our call. The duty for women to work is broad. That does not however mean that only those included in the law have to work. Anyone is welcome. The more who join the war effort, the more soldiers we can free for the front. Our enemies maintain that German women are not able to replace men in the war economy. That may be true for certain fields of heavy labor. But I am convinced that the German woman is determined to fill the spot left by the man leaving for the front, and to do so as soon as possible. For years, millions of the best German women have been working successfully in war production, and they wait impatiently to be joined and assisted by others. All those who join in the work are only giving the proper thanks to those at the front. Hundreds of thousands have already joined, and hundreds of thousands more will join. We hope soon to free up armies of workers who will in turn free up armies of fighting front soldiers. I would think little of German women if I believed that they do not want to listen to my appeal. They will not seek to follow the letter of the law, or to slip through its loopholes. They few who may try will not succeed. We will respond appropriately. The few who may attempt it will only lose the respect of those around them. The people will despise them. No one expects a woman lacking the requisite physical strength to go to work in a tank factory. There are however numerous jobs in war production that do not demand great physical strength, and which a woman can do even if she comes from the better circles. No one is too good to work, and we all have the choice to give up what we have, or to lose everything. It is also time to ask women with household help if they really need it. One can take care of the house and children oneself, freeing the servant for other tasks, or leave the house and children in care of the servant or the NSV [the party welfare organization], and go to work oneself. Life may not be as pleasant as it is during peace. But we are not at peace, we are at war. We can be comfortable after we have won the war. Now we must sacrifice our comforts to gain victory. They know it is their duty to their husbands to support them by doing work that is important to the war effort. That is true above all in agriculture. The wives of farmers must set a good example. Both men and women must be sure that no one does less during war than they did in peace; more work must instead be done in every area. One may not, by the way, make the mistake of leaving everything to the government. The government can only set the broad guidelines. To give life to those guidelines is the job of working people, under the inspiring leadership of the party. Fast action is essential. One must go beyond the legal requirements. As Gauleiter of Berlin, I appeal here above all to my fellow Berliners. They have given enough good examples of noble behavior and bravery during the war such that they will not fail here. Their practical behavior and good cheer even during war have earned them a good name throughout the world. This good name must be maintained and strengthened! If I appeal to my fellow Berliners to do some important work quickly, thoroughly, and without complaint, I know they will all obey. We do not want to complain about the difficulties of the day or grump to one another. Rather we want to behave not only like Berliners, but like Germans, by getting to work, acting, seizing the initiative and doing something, not leaving it to someone else. What German woman would want to ignore my appeal on behalf of those fighting at the front? Who would want to put personal comfort above national duty? Who in view of the serious threat we face would want to consider his private needs instead of the requirements of the war? We do not want to imitate Bolshevism, we want to defeat it, with whatever means are necessary. The German woman will best understand what I mean, for she has long known that the war our men are fighting today above all is a war to protect her children. The German woman must spontaneously proclaim her solidarity with her fighting men. A river of readiness must flow through the German people. I expect that countless women and above all men who are not doing essential war work will report to the authorities. He who gives quickly gives twice as much. Our general economy is consolidating. That particularly affects the insurance and banking systems, the tax system, newspapers and magazines that are not essential for the war effort, and nonessential party and government activities, and also requires a further simplification of our life style. I know that many of our people are making great sacrifices. I understand their sacrifices, and the government is trying to keep them to the necessary minimum. But some must remain, and must be borne. When the war is over, we will build up that which we now are eliminating, more generously and more beautifully, and the state will lend its hand. I energetically reject the charge that our measures will eliminate the middle class or result in a monopoly economy. The middle class will regain its economic and social position after the war. The current measures are necessary for the war effort. They aim not at a structural transformation of the economy, but merely at winning the war as quickly as possible. I do not dispute the fact that these measures will cause worry in the coming weeks. They will give us breathing room. We are laying the groundwork for the coming summer, without paying heed to the threats and boasting of the enemy.
Нацистский режим находится под давлением. Министр пропаганды Геббельс хочет заручиться общественной поддержкой. В Берлине он обязывает нацию к тотальной войне. Англичане говорят, что люди не хотят тотальной войны, что они хотят капитуляции ». И, конечно же, это подпитывало гнев в толпе. А когда пришли вопросы и раздались крики, контроль был потерян ».
Речь Геббельса после Сталинграда
Апеллируя в речи к национальному сознанию, Геббельс, возможно, ориентировался на Сталина , который через двенадцать дней после германского нападения на СССР в своём радиообращении объявил войну СССР против Германии « Великой Отечественной войной » [1]. Хотите ли вы её, если надо, тотальней и радикальней, чем мы её себе можем сегодня представить? Когда Геббельс задал пятый вопрос: «Доверяете ли вы сегодня фюреру больше, сильнее, непоколебимее, чем когда-либо? На заключительную часть речи Геббельс потратил целый час.
Другие всё ещё чего-то ждут. Но им на нас не повлиять. Если бы опасность угрожала только им одним, мы бы восприняли их нежелание как сущую нелепицу, не стоящую внимания. Однако опасность угрожает всем нам, и каждый из нас должен внести свою лепту. Те, кто сегодня этого не понимает, завтра будут коленопреклоненно благодарить нас за то, что мы смело и решительно взялись за дело.
Нас совершенно не беспокоит то, что наши враги за рубежом утверждают, будто наши методы ведения тотальной войны напоминают методы большевизма. Они лицемерно утверждают, что это означает, что с большевизмом вообще не надо бороться. Однако вопрос здесь не в методе, а в цели, а именно в устранении опасности. Аплодисменты, не утихающие несколько минут. Вопрос не в том, хороши ли наши методы или плохи, а в том, насколько они успешны. Национал-социалистическое правительство готово использовать любые способы. И нам плевать, если кто-то против. Мы не намерены ослаблять военный потенциал Германии мерами, поддерживающими высокий, почти как в мирное время, уровень жизни для определённого класса, и тем самым подвергать опасности нашу военную экономику.
Мы добровольно отказываемся от значительной части нашего уровня жизни, чтобы усилить нашу военную экономику настолько быстро и основательно, насколько это возможно. Это не самоцель, а средство к цели. После войны наш социальный уровень жизни будет ещё выше. Нам не надо имитировать большевистские методы, поскольку наши люди и лидеры лучше, чем у них, и это даёт нам огромное преимущество. Однако события показали, что нам нужно работать гораздо больше, чем мы работали до сих пор, чтобы окончательно обратить войну на востоке в нашу пользу. Как, между прочим, показали бесчисленные письма с тыла и фронта, с этим согласен весь немецкий народ. Все понимают, что если мы проиграем, то всё будет уничтожено. Народ и руководство намерены принять самые радикальные меры.
Широкие рабочие массы нашего народа вовсе не недовольны тем, что наше правительство слишком жёсткое. Если они чем-то и недовольны, так только тем, что оно слишком мягкое. Спросите у любого в Германии, и он вам скажет: самое радикальное - это всего лишь достаточно радикальное, и самое тотальное - это всего лишь достаточно тотальное для того, чтобы одержать победу. Тотальная война стала делом всего немецкого народа. Никто не имеет права игнорировать выдвигаемые ей требования. Мой призыв к тотальной войне от 30 января был встречен оглушительными аплодисментами. Поэтому я могу вас заверить, что меры, на которые идёт руководство, находятся в полном согласии с желаниями немецкого народа - как в тылу, так и на фронте. Народ готов нести любую ношу, вплоть до самой тяжёлой, идти на любые жертвы, если только это ведёт к великой цели - победе.
Бурные аплодисменты. Это, естественно, означает, что ноша должна распределяться поровну. Шумное одобрение. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые нам ещё только предстоит принять, будут наполнены духом национал-социалистической справедливости. Мы не обращаем внимания на класс или положение в обществе. Богатые и бедные, люди из высших и низших слоёв общества должны распределять ношу поровну. Все должны выполнять свой долг в эту трудную минуту - хотят они того или нет. И мы знаем, что народ это полностью одобряет.
Уж лучше сделать слишком много, чем слишком мало, лишь бы только это привело к победе. Ещё ни одна война за всю историю не была проиграна из-за слишком большого количества солдат или оружия. Зато многие войны были проиграны из-за того, что имело место противоположное. Настало время заставить лодырей работать. Бурное согласие. Их нужно вывести из состояния покоя и комфорта. Мы не можем ждать, пока они поумнеют. Тогда уже может быть слишком поздно.
Сигнал тревоги должен прозвучать для всего народа. За работу должны взяться миллионы рук по всей стране. Те меры, которые мы приняли, и те меры, которые мы примем сейчас и о которых я буду говорить несколько позже в этой же речи, являются критическими для всей нашей общественной и частной жизни. Отдельному человеку, возможно, придётся пойти на большие жертвы, но они ничто по сравнению с теми жертвами, на которые ему придётся пойти, если его отказ приведёт нас к страшной национальной катастрофе. Лучше действовать своевременно, чем ждать, когда болезнь пустит корни. И не надо жаловаться на врача или подавать на него в суд из-за телесного повреждения. Он ведь режет не для того, чтобы убить пациента, а для того, чтобы спасти его жизнь. Позвольте мне ещё раз подчеркнуть, что чем больше жертвы, на которые должен пойти немецкий народ, тем больше необходимость справедливо их поделить.
Именно этого хочет народ. Никто не против того, чтобы возложить на себя даже самое тяжелое бремя войны. Однако народ сильно возмущается, когда кто-то пытается уклониться от своего бремени. Моральный и политический долг национал-социалистического правительства -препятствовать таким попыткам, если необходимо - при помощи драконовских наказаний. Мягкость здесь совершенно неуместна; со временем она только приведёт к смятению народных чувств и народного отношения, что будет представлять серьёзную опасность для боевого духа нашего общества. Поэтому мы вынуждены принять ряд мер, которые сами по себе не являются существенными для военной экономики, но которые представляются необходимыми для поддержания морального духа - как в тылу, так и на фронте. Оптика войны, то есть то, как вещи выглядят снаружи, имеет огромную значимость в этот четвёртый год войны. В свете сверхчеловеческих жертв, на который фронт идёт каждый день, будет естественно ожидать, что никто, находящийся в тылу, не станет отстаивать право игнорировать войну и её требования.
И этого требует не только фронт, но и подавляющая часть тыла. Усердные граждане вправе ожидать, что если они работают по десять, двенадцать, четырнадцать часов в день, лодырь не будет стоять рядом с ними и считать их глупцами. Тыл должен оставаться чистым и нетронутым во всей своей полноте. Ничто не должно нарушать эту картину. Отсюда возникает ряд мер, учитывающих оптику войны. Так, например, мы распорядились закрыть бары и ночные клубы. Я просто представить себе не могу, чтобы у людей, выполняющих свой долг для военной экономики, ещё оставались силы на то, чтобы сидеть по ночам в местах такого рода. Отсюда я могу сделать только один вывод - что они относятся к своим обязанностям несерьёзно.
Мы закрыли эти заведения из-за того, что они стали для нас оскорбительными, и из-за того, что они нарушают картину войны. Мы ничего не имеем против развлечений как таковых. После войны мы с радостью станем придерживаться правила: "Живи и дай жить другим". Однако во время войны лозунг должен быть таким: "Сражайся и дай сражаться другим! Вполне возможно, что кое-кто считает, что во время войны самым важным является его желудок. Однако мы не можем принимать во внимание таких людей. На фронте все, начиная с простого солдата и заканчивая фельдмаршалом, едят с полевой кухни. Я не думаю, что это слишком много - требовать, чтобы мы, находящиеся в тылу, уделяли внимание, по крайней мере, самым основным законам общественного мышления.
Когда закончится война, мы вновь сможем стать гурманами. Сейчас же у нас есть дела и поважнее забот о своём желудке. Бесчисленные дорогие магазины также были закрыты. Нередко они попросту оскорбляли покупателей. Там, как правило, и покупать-то было нечего, если только люди вместо денег не платили маслом или яйцами. Какая польза от магазинов, которым больше нечего продавать и которые только расходуют электроэнергию, отопление и труд рабочих, которого так не хватает в других местах, в особенности на военных заводах? Это не оправдание - говорить, что открытый вид этих магазинов производит приятное впечатление на иностранцев. Иностранцев впечатлит только германская победа!
Каждый захочет быть нашим другом, если мы выиграем войну. Если же мы её проиграем, наших друзей можно будет сосчитать на пальцах одной руки. Мы положили конец этим иллюзиям. Мы хотим использовать этих, стоящих в пустых магазинах, людей для полезного труда на военную экономику. Этот процесс уже идёт полным ходом, и к 15 марта он будет завершён. Разумеется, он является крупным преобразованием всей нашей экономической жизни. Мы следуем плану. Мы никого не хотим несправедливо обвинять или подставлять их под жалобы и обвинения со всех сторон.
Мы всего лишь делаем то, что необходимо. Но мы делаем это быстро и основательно. Мы скорее походим несколько лет в изношенной одежде, нежели допустим, чтобы наш народ носил лохмотья столетиями. Какая польза сегодня от модных салонов? Они только используют свет, тепло и рабочих. Они появятся снова тогда, когда закончится война. Какая польза от салонов красоты, которые поощряют культ красоты и отнимают колоссальное количество времени и энергии? В мирное время они замечательны, но во время войны они являются пустой тратой времени.
Когда наши солдаты будут возвращаться с победой, наши женщины и девушки смогут поприветствовать их и без пышных нарядов! Правительственные учреждения будут работать более быстро и менее бюрократично. Оставляет не очень хорошее впечатление, когда учреждение закрывается ровно через восемь часов работы, минута в минуту. Не люди для учреждений, а учреждения для людей. Нужно работать до тех пор, пока не будет выполнена вся работа. Таково требование войны. Если Фюрер может так работать, то государственные служащие тем более. Если работы недостаточно для того, чтобы заполнить дополнительные часы, то тогда 10, 20 или 30 процентов рабочих можно перевести на военное производство и заменить других людей для службы на фронте.
Это относится ко всем тыловым учреждениям. Уже одно это может сделать работу в некоторых учреждениях более быстрой и более лёгкой. Мы должны учиться у войны работать не только тщательнее, но и быстрее. У солдата на фронте нет недель на размышления, на то, чтобы выстраивать свои мысли в линию или складывать их в пыльный архив. Он должен действовать немедленно, или же он лишится жизни. В тылу мы не лишаемся жизни, если работаем медленно, зато подвергаем опасности жизнь нашего народа. Каждый должен научиться принимать во внимание мораль войны и учитывать справедливые требования работающего и сражающегося народа. Мы не из тех, кто портит удовольствие другим, но мы также не потерпим, чтобы кто-то препятствовал нашим усилиям.
Так, например, недопустимо, что некоторые мужчины и женщины неделями отдыхают на курортах и в санаториях, отнимая места у солдат в увольнении или у рабочих, имеющих право на отпуск после года тяжёлого труда. Это недопустимо, и этому нужно положить конец. Война - не время для развлечений. Пока она не закончится, мы будем находить самое глубокое удовлетворение в работе и битве. Тех, кто этого не понимает сам, нужно научить это понимать, а если необходимо - заставить. Для этого могут понадобиться самые жёсткие меры. К примеру, выглядит не очень красиво, когда мы уделяем огромное внимание пропаганде темы "Колёса должны крутиться ради победы! Железная дорога служит для перевозки военных товаров, так же как и людей, занимающихся военными делами.
Отпуск заслуживают только те, кому нужно отдохнуть от тяжёлого труда. У Фюрера не было ни дня отпуска с тех пор, как началась война. И если первое лицо государства относится к своим обязанностям столь серьёзно и ответственно, следует ожидать, что его примеру последует каждый гражданин. С другой стороны, правительство делает всё, что может, чтобы предоставить рабочим отдых, столь необходимый им в эти нелёгкие времена. Театры, кинотеатры и концертные залы работают в полном объёме. Радио работает над расширением и улучшением своей программы. Мы не хотим, чтобы у нашего народа было мрачное, зимнее настроение. То, что служит народу и поддерживает его боевую и рабочую мощь, полезно и жизненно необходимо для военной экономики.
Мы хотим устранить обратное. Поэтому, для того чтобы уравновесить меры, о которых я говорил выше, я приказал, чтобы количество культурных и духовных учреждений, служащих людям, было не уменьшено, а увеличено. Пока они помогают, а не мешают военной экономике, правительство должно их поддерживать. Это относится и к спорту. Спорт в настоящее время не только для определённых кругов; это дело всего народа. Освобождение атлетов от военной службы неуместно. Цель спорта - закалять тело, причём для того, чтобы использовать его соответствующим образом тогда, когда народу это больше всего необходимо. Фронт разделяет наши желания.
Весь немецкий народ горячо нас поддерживает. Он больше не намерен мириться с вещами, которые только отнимают время и ресурсы. Он не будет мириться со сложными анкетами по каждому вопросу.
В последние годы войны и существования Третьего рейха Геббельс усиленно проводил «политику утешения», разработанную им после Сталинграда и допускавшую признание некоторых неприятных фактов и ситуаций, но при непременном выявлении других, благоприятных событий, которые, конечно, уравновешивали неприятности, а то и вовсе лишали их значения. Мне кажется, женская половина особенно хорошо поймет, о чем я говорю. Геббельс писал: «мы, немцы, находимся в абсолютно выигрышном положении, просто многие этого не понимают или не хотят этому верить». Да это абсурд, но в ситуации когда все полимеры пролюблены, на него, родимого, только и остается уповать. Подобная софистика позволяла оправдывать даже явные военные неудачи по типу Сталинграда, отыскивая даже в поражении какие-либо положительные стороны. Да мы отступили, но фронт-то сократился, а значит, нам будет легче. Серьезно, я даже не утрирую, вот пожалуйста вам цитата: «Мы бьемся теперь, упираясь спиной в стену. Это, конечно, опасно, но дает ряд преимуществ. Построив оборону на своей территории, мы избавились от множества неразрешимых проблем, тогда как наши враги могут действовать лишь в ограниченных масштабах и в ограниченное время». Да, абсолютный! Но в ситуации когда ужасный враг у ворот, а у вас одна винтовка на троих только это и остается. Полное, тотальное и беспросветное отчаяние толкает людей на крайности. Находясь в подобных, безвыходных ситуациях, начинаешь хвататься за каждую соломинку, будь хоть трижды атеистом, но находясь в бункере рейхсканцелярии под огнем русских орудий — поверишь во что угодно, даже в мистику. И Геббельс поверил. В те «последние» дни, усиленно шла пропаганда через историческую параллель. Вот, дескать, Берлин в осаде, русские идут, и мы почти проиграли как в 1762-м, но ведь Гитлер он же как Фридрих великий, он обязательно победит, надо только чтобы кто-нибудь из руководителей вражеского лагеря умер и тогда вся игра перевернется. Ха, и вы знаете, таки да, умрет Рузвельт — американский президент. Правда сказка не продлится долго, 20 апреля день рождения Гитлера карета превратится в снаряды русских пушек, что уже чуть ли не прямой наводкой бьют по фюрербункеру, а соратники величайшего злодея в истории человечества начнут разбегаться кто куда, лишь бы подальше от тонущего корабля.
Уж лучше сделать слишком много, чем слишком мало, лишь бы только это привело к победе. Еще ни одна война за всю историю не была проиграна из-за слишком большого количества солдат или оружия. Зато многие войны были проиграны из-за того, что имело место противоположное. Настало время заставить лодырей работать. Бурное согласие. За работу должны взяться миллионы рук по всей стране... Отсюда возникает ряд мер, учитывающих оптику войны. Так, например, мы распорядились закрыть бары и ночные клубы. Я просто представить себе не могу, чтобы у людей, выполняющих свой долг для военной экономики, еще оставались силы на то, чтобы сидеть по ночам в местах такого рода. Отсюда я могу сделать только один вывод — они относятся к своим обязанностям несерьезно. Мы закрыли эти заведения из-за того, что они стали для нас оскорбительными, и из-за того, что они нарушают картину войны. Мы ничего не имеем против развлечений как таковых. После войны мы с радостью станем придерживаться правила: «Живи и дай жить другим». Однако во время войны лозунг должен быть таким: «Сражайся и дай сражаться другим! Вполне возможно, что кое-кто считает, что во время войны самым важным является его желудок. Однако мы не можем принимать во внимание таких людей. На фронте все, начиная с простого солдата и заканчивая фельдмаршалом, едят с полевой кухни. Я не думаю, что это слишком много — требовать, чтобы мы, находящиеся в тылу, уделяли внимание по крайней мере самым основным законам общественного мышления. Когда закончится война, мы вновь сможем стать гурманами. Сейчас же у нас есть дела и поважнее забот о своем желудке. Бесчисленные дорогие магазины также были закрыты. Нередко они попросту оскорбляли покупателей. Там, как правило, и покупать-то было нечего, если только люди вместо денег не платили маслом или яйцами. Какая польза от магазинов, которым больше нечего продавать и которые только расходуют электроэнергию, отопление и труд рабочих, которого так не хватает в других местах, в особенности на военных заводах? Мы скорее походим несколько лет в изношенной одежде, нежели допустим, чтобы наш народ носил лохмотья столетиями. Какая польза сегодня от модных салонов? Они только используют свет, тепло и рабочих. Они появятся снова тогда, когда закончится война. Какая польза от салонов красоты, которые поощряют культ красоты и отнимают колоссальное количество времени и энергии? В мирное время они замечательны, но во время войны они являются пустой тратой времени. Когда наши солдаты будут возвращаться с победой, наши женщины и девушки смогут поприветствовать их и без пышных нарядов! Правительственные учреждения будут работать более быстро и менее бюрократично. Оставляет не очень хорошее впечатление, когда учреждение закрывается ровно через восемь часов работы, минута в минуту. Не люди для учреждений, а учреждения для людей. Нужно работать до тех пор, пока не будет выполнена вся работа. Таково требование войны. Если фюрер может так работать, то государственные служащие тем более. Недопустимо, что некоторые мужчины и женщины неделями отдыхают на курортах и в санаториях, отнимая места у солдат в увольнении или у рабочих, имеющих право на отпуск после года тяжелого труда. Это недопустимо, и этому нужно положить конец. Война — не время для развлечений. Пока она не закончится, мы будем находить самое глубокое удовлетворение в работе и битве. Тех, кто этого не понимает сам, нужно научить это понимать, а если необходимо — заставить. Для этого могут понадобиться самые жесткие меры… Задача состоит в том, чтобы освободить солдат для фронта, а рабочих — для военной промышленности. Это первоосновные цели, пусть даже они будут достигнуты за счет уровня нашей общественной жизни.